Текст книги "Сентябрьский лес (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

   – Зачем вы пытаетесь вести себя с нами светский разговор? – спросила Курагина. – Заводите разговор с общих вопросов. Спасибо хоть о погодой поинтересовались. Я ведь пригласила вас сюда не для этого. Мне нравится слушать молодых, а не рассказывать им. Я хочу услышать, чем вы живете, о чем мечтаете.

   – Расскажите нам о себе, Юра, – поддержала Курагину Наденька. – Все, что пожелаете. Нам хочется просто послушать.

   В тот момент с вокзала донесся неприятный женский голос, объявлявший, что до окончания посадки на поезд Уфа – Сентябрьск оставалось пять минут. Юра посмотрел в окно купе – стремящиеся сесть в поезд люди зашумели еще сильнее.

   – Проводники мне рассказывали, – раздался тихий голос Курагиной, почти заглушавшийся воплями с улицы, – что эти безумцы предлагают им взятки, лишь бы те пустили их в вагон без билета. И взятки не маленькие.

   – Как вы думаете, – Курагина посмотрела на Юру, – почему они хотят услышать именно этот концерт?

   – Наверное потому, что вы хороший музыкант.

   – Я играю не только в Сентябрьске. Мои концерты проходят повсюду. Почему именно сюда так рвутся эти люди?

   Юра пожал плечами.

   – Здесь я обрела музыку, Юрий. Принесла ей в жертву всю себя, – Курагина вздохнула. – Только здесь я чувствую музыку внутри себя, переживаю ее иначе, нежели в любом другом уголке планеты, пропускаю через сердце, через душу. Сама становлюсь музыкой. Когда я играю в Сентябрьске, Марта Курагина умирает, а нечто новое, вечно молодое, вечно сильное начинает жить! Знаете, зачем я вам это рассказываю?

   Юра качнул головой в знак отрицания.

   – Запомните мои слова и когда окажетесь в Сентябрьске вспомните их, повторите, прочувствуйте. Только поняв их вы получите то, чего желаете – ценой своей собственной жизни. Чтобы воскреснуть – нужно умереть.

   Юра кивнул.

   В купе воцарилось молчание, тишину нарушало только сербанье Марты Курагиной и Наденьки, продолжавших пить горячий чай. Поезд тронулся, Марта отставила кружку, снова посмотрела на Юру.

   – Ну так как, молодой человек? Будете рассказывать о себе: кто вы, откуда, а главное – зачем вы едете в Сентябрьск. Не сочтите за наглость, но я имею право знать, кому позволила ехать с собой в одном купе.

   Юра счел за лучшее подчиниться Курагиной. Он вкратце рассказал ей только что вымышленную историю якобы своей жизни, но свою цель выдал:

   – А в Сентябрьск я еду по просьбе друга, его зовут Володя Жилин. Уж не знаю, чего ему от меня надо, но он очень просил приехать, – закончил свою историю Юра.

   Курагина переглянулась с Наденькой. Они улыбнулись друг другу как две престарелые кокетки, а Юре стало совсем неуютно.

   – Значит, вы ничего не знаете о Сентябрьске? Не интересовались историей города, не слышали о чудесном лесе, который растет там? – спросила помощница Курагиной.

   – Ну почему, интересовался, а вот про лес не слышал, – признался Юра.

   – Тогда вам предстоит многое узнать, – Наденька снова улыбнулась и подмигнула Юре. В этот момент Марта Курагина стянула перчатки со своих рук. Пальцы старушки оказались черными. Зрелище неприглядное, но Юра заставил себя сделать вид, будто ничего не заметил.

   – Я обморозила пальцы в блокадном Ленинграде, – произнесла Марта. – Видите, что приключилось? Юрий, я думала это конец, они не слушались меня, я не могла играть. Вся моя жизнь – это музыка. Мне казалось, лишись музыки – и жизнь будет не нужна. В подавленном состоянии я приехала сюда, Юрий. И выздоровела. Я снова смогла играть на пианино. И впервые после болезни сыграла именно здесь, в этом городе. Это место, оно лечит не только тело, но и душу, поверьте, Юрий. Когда я вернулась в Ленинград, все стало на свои места, я получила заслуженную славу, обрела счастье, вернувшись к игре. Вы ведь первый раз едете в Сентябрьск?

   – Да.

   – Ну, так не упустите свой шанс. Первый раз всегда особенный. Когда первый раз оказываешься в царственном лесу, всё происходит по-особенному, – Курагина зажмурилась, погрузившись в воспоминания. Спустя некоторое время она снова открыла увлажнившиеся глаза. – Вы придете на мой концерт, Юрий?

   – Ну, я не знаю, – замешкался Хворостин. – Столько желающих. Не уверен, что мне достанутся билеты.

   – Наденька, вручите Юре билеты, – распорядилась Курагина. – Если отыщите своего друга, приводит и его. Я буду рада вас видеть. Только обязательно приходите. Тогда вы все поймете без слов. Этого не объяснить языком, только музыка, она одна способна говорить по-настоящему.

   Юра принял билеты, поблагодарив Надежду, мельком на них взглянул и спрятал в кошелек. Он не собирался идти на концерт Марты Леонидовны, но из вежливости не стал отказываться от подарка.

   – А теперь, если вы не против, я отдохну, – сказала Курагина. – Уступите мне место, Юрий.

   Хворостин встал, собрался лезть на вторую полку, но Наденька предложила ему сесть рядом с ней. Юра принял предложение. Старушка задремала, а Наденька шепотом сказала Юре.

   – Она вам показалась странной. На самом деле она замечательная, своеобразная. Просто ее нужно как следует узнать. Прислушайтесь к ее словам, Юрий. Насколько мне известно, Марта Леонидовна понапрасну не болтает.

   – Хорошо.

   – Полюбуйтесь, какая красота, – Наденька перевела свой взгляд к окну. – Осенью Сентябрьск словно из золота.

   Юра невольно взглянул в окно. С Наденькой нельзя было не согласиться.

   Поезд несся мимо усеянного зелеными, красными и желтыми красками леса. Кусты у самого основания железной дороги превращались в размытые кляксы акварельной краски, в то время как раскинувшие свои широкие ветвистые объятья деревья поодаль неторопливо проплывали в дыме костров, тянувшемся с полей. С одной стороны, пейзаж ничем не примечателен, свойственен средней полосе. С другой – чувствовалось нечто притягательно-волшебное. Древние деревья погружались в зимнюю дрему и, лениво покачивая ветвями, словно бы подглядывали из-под наполовину прикрытых глаз за окружающим миром. На секунду Юра даже представил, как вековым великанам представляется поезд – слишком быстрый, суетливый, непонятно куда так торопящийся.

   – Вы слышали о Сентябрьском лесе? – нарушила затянувшееся молчание Наденька.

   – Что, что? – переспросил Юра, погрузившийся в созерцание природы за окном поезда.

   – Знаете сколько лет этим деревьям? Столетия...

   Юра еще раз посмотрел на лес. Может быть, из-за слов Наденьки он вдруг ощутил в неторопливости, с которой верхушка дуба, возвышавшаяся над лесом, проплыла перед окном поезда, древнюю величественность.

   – Говорят, его еще никто ни разу не обошел вдоль и поперек, – продолжила Надя. – Марта Леонидовна рассказывала, будто тропинки каждый год протоптаны по-разному.

   – А вы разве не бывали в лесу?

   – В Сентябрьском? Да вы что, я никогда не отважусь на такой шаг, – выдавила Наденька.

   – Почему?

   Женщина коротко хохотнула.

   – Не скажу. Вы все равно не поверите. Или хуже того, решите, что я сумасшедшая. Через полтора часа мы туда подъедем, и вы всё поймете.

   Марта Курагина чавкнула во сне.

   – Ну, хватит об этом, а не то разбудим Марту Леонидовну, – на пределе слышимости произнесла Наденька. – Просто любуйтесь.

   Юра снова посмотрел в окно. Но теперь он не разглядел в деревьях красоту или величественность. Хворостин видел неприкрытую угрозу, исходившую из темных чащ уходившего за горизонт леса.

   Примерно через полчаса железная дорога совершила плавный поворот, деревья стали встречаться реже, между ними попадались деревянные домики, локомотив стал сбрасывать ход. Поезд подходил к Сентябрьску.

...

   Юра соскочил со ступенек вниз на перрон, перебросил сумку через плечо, набрал полную грудь воздуха. Интуристы уже успели заполонить вокзал, принялись щелкать фотоаппаратами, напевать Калинку-малинку, да так уродливо и неуклюже, что хотелось плакать. Некоторые находились в хорошем подпитии, выкрикивали на ломаном русском приветствия, ругательства и хохотали. Выглядели они глупо, как вообще все туристы, проявляющие нездоровое любопытство в чужих странах.

   Юра поспешил покинуть вокзал, проскочил мимо двум милиционеров, с холодным безразличием наблюдавших за иностранцами, открыл красивые резные деревянные двери, оказался в Сентябрьске. Напротив здания вокзала довольно уродливая статуя, изображавшая то ли пионера душившего медведя, то ли медведя, душившего пионера. Скульптор отличался любопытным взглядом на мир, но творчество его поймут явно не все.

   За статуей узкая двух полосная дорога. На противоположной стороне улицы высокий железный ржавый забор. За ним – лес. Юра взглянул на деревья, и сердце на мгновение перестало биться. Солнце пробивалось сквозь желтизну еще не успевших опасть листьев, лучи рассеивались, многократно отражались от паутинок, паривших в воздухе, становились осязаемыми. Сияние не жгло глаза, мягкое тепло ласкало веки. Деревья были облеплены золотой бумагой и украшениями. Воздух вокруг крон сиял и искрился. Словно золотой туман опустился с небес и окутал верхушки вековых деревьев.

   Юра никогда раньше не испытывал того пронзительно-вдохновенного торжества, тех отчетливо-чеканной ясности чувств и безмерно-чистой беспричинной радости. Как будто он разом помолодел лет на двадцать и снова оказался у себя дома, тринадцатилетний беззаботный мальчишка, у которого впереди полные приключений летние каникулы, первая любовь и первое расставание. Отец жив, мама никуда не уезжала, друзья живут через двор, и гулять на улице можно с ночи до утра.

   Юру захлестнуло. Он задыхался, не вполне отдавая отчет в своих действиях, перебежал через дорогу, пошел вдоль забора, глотая сладко-душистый пряный аромат преющей листвы, более всего напоминавший запах осеннего меда. Но долго идти он не мог, очень скоро снова побежал, несся, сломя голову, не понимая, куда и зачем, но отчего-то уверенный в выбранном пути. Словно Юра бывал здесь когда-то, задолго до своего рождения, но успел об этом крепко-накрепко позабыть.

   Забор изогнулся змейкой, резко ушел влево. Юра оказался на аллее. Вдоль асфальтовой дорожки стояли красивые архаичные скамейки со спинками, росли кусты. В центре раскинулись клумбы, делившие аллею на две дорожки. В клумбах рос не только кустарник, но и невысокие насыщенно-зеленые ели, источавшие горький аромат хвои. Сама аллея была гораздо шире дороги и, казалось, была главной достопримечательностью города. Недолго думая Юра побежал вперед, стремясь проникнуть в лес поскорее. Он не обратил внимания на очередные статуи, сотворенные тем же даровитым скульптором, что и произведения напротив вокзала.

   Аллея оказалась не только широкой, но и длинной. Хворостин успел выбиться из сил, пока, наконец, не достиг противоположного конца асфальтовой дорожки. Она упиралась в забор и небольшой домик-сторожку. За ними начинался лес, об этом свидетельствовал широкий деревянный щит с надписью: «Лес Сентябрьский. Свалка мусора запрещена!»

   Юра сбавил шаг, он заметил мужчину, пристроившегося в двери домика. Незнакомец скрестил руки на груди, жевал жвачку, рассеяно смотрел по сторонам. Его взгляд остановился на приближавшемся Юре.

   – Ноу энтри, сё, – произнес он лениво.

   – Что? – Юра не был готов услышать английский от местного, несколько опешил.

   – Ты русский? Удивительно. В это время года сюда приезжают только американцы с немцами, – сказал мужчина. – Я Роман, – он отошел от двери, протянул руку Юре. Хворостин, несколько растерявшись, поприветствовал нового знакомого. Столь теплого приема он явно не ожидал.

   – Заходи, чаю попьем, – предложил Роман, не дав Юре опомниться, даже не поинтересовавшись его именем. – Знаешь, как тоскливо здесь днями стоять. И платят копейки.

   Роман вошел к себе в сторожку, послышался шум возни и звон посуды. Юра приблизился к забору, посмотрел на тропинку, которая начиналась за проржавевшей калиткой и щитом над ней. Листья присыпали притоптанную землю и, дразнимые ветром, тихонько шуршали. Тропинка спускалась под гору, виляла среди золотых гор, насыпавшихся по обе стороны от неё. Желто-зеленые побеги травы пробивались то тут, то там, разбавляя однотонные краски осени. Слабый ветер подул в сторону Юры, запах меда стал ощутимей. Хворостин уже позабыл о приглашении сторожа Романа, да вообще обо всем на свете, собирался открыть калитку и прогуляться по завораживающе прекрасному лесу.

   – Ты идешь? – вдруг окликнул его Роман.

   – Иду, – нехотя отозвался Юра. Ссориться со сторожем не хотелось. Хворостин вошел внутрь домика. Прихожей не было, за порогом сразу начиналась кухня, которую Роман довольно уютно обставил, украсив осенними цветами.

   – Вы женаты? – спросил Юра. Для мужчины нехарактерно так печься о внешнем виде кухни. Роман проследил за его взглядом, улыбнулся.

   – Та нет, – ответил он. – Просто люблю цветы. Я, знаешь ли, когда-то ботаником стать собирался. Ты присаживайся, сейчас все поймешь. Вот попробуешь чаю с травами и все поймешь.

   Роман засуетился, ушел в боковую комнатку, принялся там что-то искать, наконец, вернулся, сжимая в руке железную коробку. Чайной ложкой он набрал оттуда источавшие лесной аромат высушенные листья, бросил их в одну, потому в другую кружки, размешал.

   – Угощайся, – хозяин придвинул одну кружку Юре. – Или ты с сахаром пьешь?

   – Не беспокойтесь, я студент, – ответил Хворостин с улыбкой. – Сейчас студенты как в былые времена солдаты – едят и пьют все, чем их угостят.

   Роман довольно хохотнул.

   – Так ты служил? Молодец. Сейчас кого не спроси, скажут откосил, да еще бахвалиться этим будут. А ты мужик, с характером.

   Юра не стал перебивать Романа и говорить ему, что в армию он пока еще не попал и отправляться туда не планировал. Пускай сторож будет о нем хорошего мнения, раз уж считает отслуживших людьми с характером. Хворостин приложил губы к кружке, отпил немного кипяченного чая.

   – Расскажешь, зачем приехал? – лукаво сверкнув глазами, спросил Роман.

   – В смысле зачем?

   – Ну чего хочешь? Чего получить желаешь?

   Юра призадумался. Вопрос Романа показался ему странным.

   – Понятия не имею, – честно ответил Хворостин.

   – О, брат, да ты не в курсе. Я-то думал, ты по делу, а ты оказывается так, болтаешься.

   – Ну почему болтаюсь, – Юра оскорбился. – Я по делу, хочу лес посмотреть. Много про него слышал.

   – Чего, например? – спросил Роман, хитро прищурившись.

   – Знакомого ищу, – выпалил Хворостин. – Василием Соколовым зовут. Не видели его здесь? Он мне о вашем городке и рассказал. Правда, по электронной почте, ну знаете, мылом ее еще называют.

   – Мне ваши почты, – небрежно махнув рукой, ответил Роман. – А друга твоего видел. Он и вправду в лес ушел. Да не вернулся.

   – Как не вернулся? – Юра подался назад.

   – А вот так, не вернулся. Просто ушел, а обратно не пришел. Еще мне про мыльницы будет рассказывать, а сам простых вещей не понимает. Тебе, мил человек, к Максим Петровичу Березову. Он в курс дела введет, все по порядку разъяснит.

   – Он из милиции?

   – Кто?

   – Ну, этот Максим Петрович.

   Роман громко рассмеялся.

   – Из какой милиции?! – спросил Роман, продолжая хохотать. – Дядька он мне. Про твоего друга да про этот лес всё знает. Сходи и поговори с ним. В лес только с его разрешения пускают.

   – О пропаже Васи никто в милицию не сообщил? – Юра заволновался. Сентябрьск быстро ему разонравился.

   – Ох, ну и заладил, – вздохнул Роман. – Уходи отсюда. Пригласил на свою голову, теперь до смерти меня заговоришь. К Максим Петровичу иди, он тебе все честь по чести расскажет, – Роман встал из-за стола – Давай, уходи.

   Юра взглянул на недопитый чай – он отхлебнул совсем немного.

   – Хоть где он живет, этот ваш Максим Петрович?

   – Вот как с аллеи выйдешь, поверни налево и иди, иди, до перекрестка дойдешь, снова дорогу спросишь. Понял?

   Юра кивнул, бросил последний взгляд на тропинку, которая вела вглубь леса, пошел по аллее обратно, оставив Романа наедине с живописной природой. Чем дальше он отходил, тем меньше ему хотелось искать Максима Петровича. Раздражение от отказа тоже росло – на каком основании ему вообще имели право запретить гулять по лесу? Взять, перелезть где-нибудь через забор, что тогда скажут? Вспомнив, однако, из-за чего он покинул Рязань, Юра поостыл. Еще здесь ему проблем с милицией не хватало. Добравшись до конца аллеи, он стянул рюкзак с плеч, сел на лавочку. Нужно было решать, как быть дальше. Если он приехал праздно шататься, стоило оставаться в Оренбурге – областной центр крупнее и красивее Сентябрьска, там течет и ночная жизнь. Здесь же – Юра окинул взглядом проспект, на который выходила аллея – ни одного автомобиля днем в вероятно центральной части города. Наконец, он решился. Достал свой сотовый, отправил СМС для подключения льготного тарифа в роуминге, дождавшись его активации, набрал телефон Штиблета. Пошли гудки, трубку взяли. Шорох листьев и журчание ручья донеслись до Юры. Больше ничего.

   – Алло, Вася! Это Юра Хворостин, ты меня слышишь? – шуршание в трубке, помехи, короткие гудки.

   – Что за ерунда! – возмутился Юра. Повторно набрал номер Штиблета.

   – Аппарат абонента выключен или находится вне зоны доступа сети, – ответил механический женский голос. Юра сбросил вызов. Штиблет звал его сюда и теперь сам пропал. Стоило ли тратить свое время? А как насчет его сестры, Кати? Может быть, удастся ее найти? В маленьком городе приезжих сразу замечают. Юра посмотрел на людей, толпившихся на автобусной остановке, располагавшейся на противоположной стороне проспекта.

   «Она должна была приехать до наплыва интуристов, – рассудил Юра про себя. – Нужно поспрашивать».

   Идти на остановку и пытаться протиснуться в ближайший автобус не имело смысла – негодующая толпа разорвет на куски. Рассудив так, Юра решил прогуляться пешком. Он встал с лавочки, закинул сумку на плечо, покинул аллею и свернул на проспект, пошел вдоль леса в сторону от вокзала. Очень скоро ровная дорога закончилась, как и лес. Начался спуск. Вдоль дороги тянулись ряды частных домов. Сердце Хворостина предательски заныло. Он отчетливо вспомнил родной город, улицу Толстого, располагавшуюся на точно таком же склоне. Приступ ностальгии оказался невероятно сильным, земля уходила из-под ног. Юра не в Сентябрьске, он дома. Человек, который идет к нему навстречу – это Максим Апраксин. Сейчас он начнет расспрашивать об отце, потом протянет сторублевую бумажку. Нет-нет, не рубли, тогда были тысячи. Стотысячерублевую бумажку. Потом попытается схватить Юру, но мальчик убежит, вернется домой, праздновать день рождение отца. А там...

   Мать громко плачет, обезумевший Павел Хворостин бросается на своего сына, принимается его избивать, бьет, бьет, бьет. Потом в семью приходит Апраксин. Юра не полюбил его, никогда не любил. Мальчик хотел, чтобы отец вернулся, чтобы мама простила его, чтобы они снова начали жить вместе. Павел возвращается и обнаруживает дома Максима Апраксина. Бешенство снова охватывает его, он избивает наглеца, посмевшего вторгнуться в его дом. Мстительно-торжествующе Юра вспоминает, как Артем Селиков выбрасывает Апраксина из окна и следом швыряет печатную машинку.

   В этот момент чья-то ладонь ложится ему на плечо. Хворостин вздрагивает, левой рукой сбрасывает кисть вернувшегося с того света Апраксина, правую сжимает кулак и готовится нанести удар в отместку за все то, что ему пришлось пережить в детстве, за потерю отца, предательство матери, безразличие всех вокруг. И замирает.

   Эмоцию еще не утихли, буря продолжает клокотать в сердце, но разум проясняется. Перед Юрой стоит неизвестный седовласый мужчина среднего роста. Пышная борода, в отличие от волос на голове, еще пестрит черными волосами, густые брови разведены в стороны, глаза удивленно взирают на Юру. Нет, это даже близко не Апраксин. Кулак разжимается.

   – Тебе плохо? – тихо спрашивает незнакомец.

   – Все хорошо, – Юра сделал глубокий вдох. Сердце бешено колотилось, пальцы дрожали. Парень и подумать не мог, что воспоминания о былом живы до такой степени.

   – А чего тогда лицо перекосило? Ты точно не припадочный? Может эпилептик?

   – Нет, не эпилептик. Простите, мне нужно идти, – Юра опустил голову, засеменил дальше вниз по улице, не подумав спросить незнакомца о том, где находится гостиница. Уж в больно глупом свете выставил себя Хворостин. Спросит у кого-то еще.

   – Если хочешь, пошли ко мне, я тебе воды дам, – крикнул ему в след незнакомец. – Я тут недалеко живу.

   На это предложение Юра не ответил, просто продолжил идти своей дорогой. Он старался не смотреть по сторонам. Хватит с него неприятных переживаний. К счастью спуск скоро закончился, улочка оборвалась, и Юра вышел на проезжую часть. Здесь машины ездили оживленно. Сзади донесся шум. Юра обернулся – вереница автобусов пронеслась мимо него. На их боковых стенках был изображен рояль, и красовалась надпись: «Ежегодный концерт Марты Леонидовны Курагиной-2007».

   Оказывается, городская администрация довольно ответственно относилась к этим концертам, вон даже автобусы подготовила для встречи гостей города. Подожди Юра немного и мог бы без затруднений доехать до гостиницы. Выругавшись матом, Хворостин перебежал дорогу и, проследив за автобусами, пошел вслед за ними. На этой дороге автомобили носились как бешенные. Видимо железнодорожный вокзал находился не в самом центре города. Только интересно, почему рядом с ним не толпились привычные глазу любого путешественника таксисты, на порядок завышавшие стоимость своих услуг?

   Дорожная пыль кружилась в воздухе, дышать было сложно, Юра невольно ускорял шаг, желая поскорее миновать этот участок. К счастью, терпеть пришлось недолго – показался пешеходный переход со светофором. Перебравшись на другую сторону, Юра увидел место остановки автобусов и туристов, толпившихся возле них. Хворостин направился прямиком туда. Гостиница превзошла самые смелые ожидания Юры. Для такого города, как Сентябрьск она была просто шикарна. По крайней мере, снаружи. Широкое четырехэтажное здание располагалось в стороне от дороги, окруженное скромным садиком. Вдоль желтых стен высился стройный ряд колонн. Перед входом на овальной площадке стоял фонтан, украшенный статуей греческого или римского божка. Когда Юра подошел ближе и заметил сандалии с крыльями у статуи на ногах, про себя окрестил её Меркурием. Вода била из рога, который Меркурий приложил к своим губам. Разноцветные трубки, выполненные из материала, напоминавшего пластик, окружали постамент с богом. Вероятно, ночью они светились. Насмотревшись на фонтан, Юра вошел в здание гостиницы.

   Внутри она оказалась не хуже, чем снаружи. Высокий потолок, побеленные стены, аккуратно уложенная плитка. Лестница с позолоченными поручнями скорее подошла бы дворцу Екатерины Великой, а не гостинице мелкого провинциального городка. Завороженный холлом, Юра несколько растерялся. К нему подошел мужчина в красном пиджаке и того же цвета брюках.

   – Хэллоу, кэн ай хелп ю? – произнес мужчина.

   Юра поначалу не понял, чего мужчина хочет, принял его за иностранца. Но потом смысл фразы дошел до него.

   – Я русский, – выдавил из себя Юра. Лицо мужчины в пиджаке едва заметно скривилось, но натянутая улыбка сгладила эту метаморфозу.

   – Могу я вам чем-то помочь? – спросил служащий.

   – К кому тут нужно обратиться, чтобы получить номер.

   – Вам к администратору, – и мужчина принялся объяснять Юре, как туда пройти.

   Хворостин поблагодарил консьержа, обошел лестницу и обнаружил стойку, за которой стояла девушка, тоже в красном пиджаке и брюках. За ее спиной располагалась деревянный шкаф с ключами. К девушке выстроилась длинная очередь, в хвосте которой и стал Юра. Однако администратор справлялась лихо. Хворостин не успел развить мысль о том, что обстановка гостиницы скорее соответствует представлениям русского человека о западных отелях, нежели о привычных санаториях и пансионах, носивших громкое имя гостиниц, как очередь дошла и до него.

   Девушка поприветствовала Юру на английском, спросила, какой номер он заказывал.

   – Простите, но я русский, – сказал Юра. В голове Хворостина пронеслось:

   «Неужели на концерты Курагиной одни иностранцы приезжают?»

   – Вот как, – протянула девушка. – Так какой номер вы заказывали.

   – Если честно, никакого. Я хотел бы снять номер.

   – Простите, но это невозможно. Все номера заняты. Обратитесь за помощью к консьержу, он подскажет вам, где еще в городе можно разместиться. До свидания.

   – Подождите секундочку. Тут такая ситуация. В этот город относительно недавно должны были приезжать моя подруга и мой друг. Возможно вы их...

   – Пожалуйста, проходите, не задерживайте очередь. Сейчас мне некогда отвечать на эти вопросы. Обратитесь за помощью к консьержу, – сердито бросила девушка и повернулась к пожилой женщине, стоявшей следом за Хворостиным.

   – Ну мне правда нужна ваша помощь.

   Девушка вздохнула, посмотрела куда-то в сторону.

   – Сережа! – окликнула она кого-то. – Тут молодому человеку нужна твоя помощь.

   Из неоткуда возник амбал с кирпичом вместо лица. Кулаки Юры непроизвольно сжались. Хворостин не испугался, ему приходилось иметь дело с ребятами крупнее этого. Но устраивать драку в гостинице неразумно.

   – Ну, ты и стерва! – бросил Юра и поспешно ушел от стойки, чувствуя, как взгляд женщины прожигает ему спину.

   – Ты чё самый умный тут, пацан? За языком родители следить не научили? – крикнул ему в след охранник. Юра решил игнорировать амбала, но тот догнал Хворостина. – С тобой разговариваю! – он дернул Юру за локоть. Хворостин развернулся и, разъяренный, толкнул охранника Сергея открытой ладонь в нос. Тот отшатнулся в сторону, сверкнул глазами.

   – Не здесь! – предупредила его девушка за стойкой, уже принявшаяся обслуживать старушку.

   – А ну-ка пошли, отойдем! – сказал амбал Юре.

   – Руки свои не распускай! – набычился Хворостин. – А если оно тебе надо, ты и отходи.

   – Испугался? – с насмешкой в голосе спросил охранник.

   – Ничуть.

   – Тогда пошли.

   – Да нет, я здесь немного постою.

   – Придется тебе помочь, – Сергей рванул вперед и попытался обхватить Юру двумя руками. Хворостин заметил, что на помощь амбалу спешит второй такой же мужик.

   С двумя ему не справиться. Он сильно ударил Сергея в нос, ударил удачно. Охранник отпрянул, по губам потекла кровь. Юра быстрым шагом направился к выходу, выскользнул на улицу и, оказавшись снаружи, побежал. Однако охранники его не преследовали. Оставив гостиницу за спиной, Юра решил вернуться на вокзал и расспросить тамошних работников. Может они заметили кого-нибудь из Соколовых? Он уже собирался переходить дорогу и возвращаться на улицу, по которой пришел сюда, когда его окликнули.

   – Молодой человек! – крикнул мужичок в интересной кепке, чем-то напоминающей кепку Ильича. – Погодите секундочку!

   Юра нервно посмотрел в сторону гостиницы, все еще опасаясь мести охранников, но все-таки решил дождаться незнакомца.

   Мужчина подошел ближе. Он и вправду походил на Ленина. Низкий, с эспаньолкой и по-татарски прищуренными глазами, он оживленно размахивал руками и бормотал себе под нос.

   – Я вас везде ищу, – сказал он. – Мне как Марта Леонидовна сообщила, о вас, так я сразу на поиски бросился. Приехал в лес, вас нет. Но Роман Алексеевич говорит, видел. Пошел, говорит, туда, – человек махнул рукой куда-то в сторону. – Я к гостинице, зашел внутрь, там какой-то скандал, – он хитро прищурился, от чего и без того узкие глаза превратились в щелочки, – не ваших рук дело?

   – Вы, простите, кто? – спросил Юра, несколько растерявшийся от напора мужичка.

   – Максим Петрович я. Голованов. Местный историк, собиратель легенд и сказаний. Близкий друг уважаемой Марты Леонидовны. Роман сказал, что рассказывал вам обо мне.

   – Да ничего он не рассказывал. Посоветовал к вам обратиться, если я хочу прогуляться по лесу, только и всего.

   – Так вы за этим приехали? – глаза мужичка округлились. – Что же вы сразу не сказали. – Пойдемте со мной скорее.

   – Куда?

   – Ко мне домой. Нам предстоит долгая беседа.

   – О чем?

   – О лесе. О Сентябрьском лесе, господин Хворостин. Пойдемте.

   Юра хотел было послать Максима Петровича куда подальше, но в дверях гостиницы возникли фигуры Сергея и его друга. Все-таки решили поискать наглеца, разбившего одному из них нос. Решив не испытывать судьбу, Юра позволил Голованову увлечь себя к старенькому жигуленку. Усадив Юру, Максим Петрович вскочил за водительское кресло, посмотрел в окно заднего вида.

   – Эка ему нос расколошматили, – произнес Голованов.

   Юра невольно посмотрел в окно. Охранники уже стояли посреди дороги и бешено мотали головами из стороны в сторону, выискивая обидчика. К счастью, Максим Петрович повернул ключ зажигания и через секунду автомобиль тронулся с места, оставив после себя желтовато-серый клубок пыли.

Интерлюдия. Девушка без пальцев.

   Пальцы подобно шустрым бегунам перебирались с клавиши на клавишу. Из старого пианино неторопливым потоком лилась музыка. Ария из третьей сюиты Баха. Тихая, красивая, воздушная мелодия своим изяществом и великолепием была под стать молоденькой девушке, исполнявшей ее. Марте Курагиной всего семнадцать лет, ее густые, вьющиеся подобно морским барашкам каштановые волосы блестят и переливаются в солнечном свете, льющемся из окна. Тонкие гладкие руки оголены по локоть, из-под не слишком длинного подола выглядывают изящные лодыжки, лебединая шея, с каждым ударом по клавишам волнительно вздымающаяся грудь, вечно задранный вверх кончик носа, красивые полные губы – настоящая обольстительница. Целомудренное платье в горошек придавало красоте девушки остроты. Как же отчаянно приходилось работать воображению мужчин, чтобы догадаться, насколько Марта прекрасна без этого глупого наряда. При этом каждый понимал, что фантазии в любом случае будут уступать реальности.

   Правда, в мгновения, когда пальцы девушки опускались на клавиши пианино, все срамные мысли покидали головы мужчин. Исполняя музыку, Марта становилась слишком чистой, невинной и неприступной. Невозможно было воспринимать ее как женщину. Оставалось только восторгаться ее красотой, как иной раз брат восторгается красотой своей сестры, а отец – дочери. Правда очень скоро красота девушки сливалась с чудесным исполнением арии, мелодия и Марта становились неотличимы одна от другой, и люди, что присутствовали при этом чудесном перерождении, по-настоящему отдыхали. Приходило понимание – дом, который все так давно искали, вот он, прямо здесь. Вокруг близкие друзья, все ясно без слов, достаточно жеста, налета легкой улыбки, простого похлопывания по плечам. И музыки, щедро награждающей своих слушателей и ничего взамен не требующей.