Текст книги "Тайна музейного экспоната"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Со всем управился? – спросил проводник, когда Мишка залезал в вагон.

– Ага! – весело ответил Мишка. – Во, видите?

И продемонстрировал во всей красе огромный букет для Анджеловой.

Он сразу же завернул в первое купе и вручил этот букет спортсменам и Сашку.

– Нормально справился? – спросил у него Сашок.

– Как видите! – сказал Мишка. – Если надо, полный доклад представлю.

Сашок еле заметно кивнул. Он понял, что мальчик дозвонился и должен кое-что ему передать.

А Мишка на всех парах понесся в седьмое – «мальчишечье» – купе, где ждали его друзья, за время его отсутствия успевшие еще десять раз горячо обсудить все происшедшие события и все догадки, которые возникали. Потом они начали немного волноваться, не опоздает ли Мишка на поезд, и облегченно вздохнули, когда он вернулся.

Мишка скинул куртку, и они увидели роскошный букет. Ребята просто ахнули.

– Что это? – спросила ошарашенная Груня, а у Витьки и Поли и слов не нашлось.

– Держитесь крепче, ребята, а то упадете! – сказал Мишка. – Значит, эти спортсмены, как я вам успел сказать, были в Бразилии. И в Бразилии же в это время находились тетки из последнего купе – во всяком случае, молодая, которую зовут Любовь Александровна, теперь я это знаю! Один из братьев, Андрей, въехал в нее по уши, а второго брата, Сергея, это жутко бесит. Тем более, Андрей настоял на том, чтобы ехать поездом, а не лететь самолетом. И этот букет надо тайно от его брата – и от других пассажиров – передать этой самой Любови Александровне. Если Сергей увидит, что его брат дарит ей букеты, то опять может быть мордобой! Вот!

Его друзья и впрямь чуть не попадали с диванов, на которых сидели, услышав все это. А Мишка наслаждался произведенным эффектом.

– Ну, знаете… – Витька развел руками. – Это уж совсем…

– Выходит, эта чудесная Любовь Александровна и в Бразилии успела побывать? – живо вопросила Груня. – Совсем здорово! Надо порасспрашивать ее об этом! Но прежде всего нужно подумать, как передать букет. А чего сложного? Я это возьму на себя! Пойду – и передам! Ведь она меня знает!

– Валяй, передавай, – великодушно согласился Мишка. – У тебя это лучше получится. Я еще отмочу что-нибудь не то, я в передаче всяких там любовных сувенирчиков ни фига не смыслю.

Его друзья были так потрясены историей с букетом, что ни о чем больше не спрашивали, а Мишка решил не рассказывать пока о записке Сашка и о разговоре с Крокодилом Геной – в конце концов, это может быть одной из тех тайн, о которых даже друзьям рассказывать нельзя. Вот он и не будет – во всяком случае, пока не поговорит с Сашком и не получит его «добро». В том, что Сашок такое «добро» даст, Мишка почти не сомневался – ведь Сашок знает, как его друзья умеют держать язык за зубами и в случае чего могут помочь.

А Груня направилась в девятое купе – пока что без букета.

– Что тебе? – спросила старуха, когда девочка заглянула к ним.

– Такая… неожиданность! – ответила Груня. – Но можно я зайду и дверь закрою?

– Заходи, – и мать, и дочь были несколько удивлены.

– Простите, ведь вас зовут Любовь Александровна? – обратилась Груня к дочери.

– Да, – подтвердила та. – А в чем дело?

– Значит, это для вас. Но…

– Говори, – подбодрила ее Любовь Александровна. – У меня от мамы секретов нет. Кстати, давай уж познакомимся. Мою маму зовут Азалия Мартыновна. А тебя как?

– Агриппина, – ответила девочка. – Но можно просто Груня.

– Хорошо, Груня, – улыбнулась Любовь Александровна. – Так в чем дело?

– В букете, – ответила Груня. – Здесь, в первом купе, едет спортсмен Андрей Нахлестов. Они вместе с братом из Бразилии возвращаются…

– Где мы встречались, да, – кивнула Любовь Александровна. – И он хочет передать мне букет?

– Так ты в Бразилии не только исследования вела в институте иммунологии, но и романы крутила? – оживилась старуха.

– Ну, мама… – в который раз произнесла Любовь Александровна. – Во-первых, никаких романов я не крутила. С Андреем мы познакомились, и я просто «болела» за него, когда он выступал. И, во-вторых, ведь не при девочке…

– Да брось ты! – перебила ее мать, махнув рукой. – На то они и девочки, а не мальчики, чтобы все понимать! Так он хочет букет вручить? Хороший?

– Роскошный! – горячо ответила Груня.

– Так чего ж он сам не заявится? – удивленно спросила Азалия Мартыновна.

– Он хочет передать втихаря, – объяснила Груня. – Чтобы брата не злить. Итак они уже подрались – и оба теперь краше некуда.

Груня умела хитрить, когда надо, вот и построила фразочку таким образом, чтобы можно было понять: братья подрались из-за влюбленности Андрея в Любовь Александровну, а не из-за чего-то другого.

– Его брат и так зол на него из-за того, что Андрей настоял, чтобы ехать в поезде, именно в этом вагоне, а не лететь самолетом, – добавила девочка.

– Ты гляди, все успела разведать! – восхитилась старуха. – Так, значит, шум и грохот, который мы слышали…

– Угу, – кивнула Груня.

– Позор! Из-за моей дочери мужики дерутся! – с видимым негодованием провозгласила Азалия Мартыновна. Но в глазах ее плясали веселые огоньки.

– В общем, Андрей втихую передал букет нам, мне и моим друзьям, – поспешно сказала Груня. – И теперь он в нашем купе. Я могу потихоньку перетащить его в ваше.

– Давай тащи! – великодушно разрешила старуха. Кажется, она забавлялась вовсю.

– Я мигом!

Груня тут же исчезла.

– Порядок! – сообщила она друзьям, жадно ожидавшим результатов. – Давайте завернем букет во что-нибудь, чтоб в глаза не бросался, и я в две секунды перетащу его в их купе.

– А как ты… – начал Мишка, но Груня отмахнулась:

– Подробности потом!

Они спрятали букет в большой целлофановый пакет, и Груня, выглянув в коридор и убедившись, что никакие «ненужные» глаза на нее не смотрят, быстро прошмыгнула назад, в последнее купе.

– Вот это ах! – сказала Азалия Мартыновна, увидев букет.

– Сумасшедший! – покачала головой Любовь Александровна. И озабоченно спросила: – Я надеюсь, он не слишком пострадал в этой драке?

– Да пустяки, – успокаивающе начала Груня, но Азалия Мартыновна опять не дала ей договорить.

– Постой, милочка, у меня есть вопросы поважнее. Скажи мне, какой он из себя?

– Ну… такой, – Груня изобразила руками нечто горообразное.

– И ничего? В смысле, по характеру?

– Да мне трудно сказать…

– Вот дочка говорит, что он добрый, – кивнула на Любовь Александровну старуха. – Только, говорит, простодушен малость, как иногда водится за спортсменами. Он что, совсем тупой?

– Ну… – Груня задумалась. Она вспомнила, как братья не могли поделить «символический» доллар, как Андрей никак не мог изобрести способ дать Любови Александровне знать, что он находится в вагоне, и должна была признать про себя, что умом влюбленный волейболист не блещет. Хотя, наверно, он и в самом деле достаточно добродушный мужик – ведь брат, которому не нравится его влюбленность, «доставал» его, если прикинуть, не меньше недели – и дразнил, и язвил, и нотации читал небось – пока дело не дошло до драки. Если бы кто-то вздумал дразнить саму Груню, то дело дошло бы до драки за пять минут! Так что, пожалуй, да, в определенной покладистости Андрею не откажешь. Что до остального… – А зачем вообще женщине умный муж? – осведомилась девочка. – Лучше всего, когда у жены на двоих ума хватает и она все решает за обоих. Главное, чтобы любил, заботился и на руках носил. А этот Андрей на руках носить сможет – факт. Хоть всю жизнь!

Мать и дочь расхохотались так, что, казалось, вагон развалится на части.

– Ты сама до этого дошла или вычитала где-нибудь? – спросила старуха, приходя в себя и утирая слезы, выступившие от смеха.

– Точно не помню, – ответила девочка. – Может, и прочла где-нибудь. Но, – несколько высокомерно добавила она, – это и мое личное мнение!

Обе женщины опять расхохотались.

– Ты нас уморишь! – сказала Любовь Александровна. – Такую законченную феминистку я не встречала.

– Я не феминистка, – гордо ответила Груня. – Я самостоятельная!

– Хорошо, самостоятельная, иди, пока мы не задохнулись от смеха, – совсем развеселившаяся старуха дружелюбно махнула девочке рукой, отсылая ее.

Груня вышла из купе, и в коридоре ее догнала Любовь Александровна.

– Если сможешь, передай Андрею, что, если он отправит брата на концерт Анджеловой, а сам не пойдет, то мы сможем тихо повидаться. Я бы и в его купе могла заглянуть, пусть только передаст через тебя, как у него дела.

– Хорошо, – сказала Груня. – Я все сделаю!

Вернувшись в купе, она огорошила друзей очередным поворотом – будто мало неожиданностей и встрясок было у них сегодня.

– Внимание! Все другие дела побоку! На нас возложено важнейшее задание – мы должны организовать встречу влюбленных!

Глава IX
ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО?

– Значит, первое, – теперь Груня взяла командование на себя, а остальные сидели вокруг и внимательно слушали. – Надо оповестить Андрея, что букет доставлен. Во-вторых, надо придумать для него причину, по которой он не пойдет на концерт. Ведь самостоятельно он может не сочинить ничего вразумительного и только лишний раз поссорится с братом. Далее, мы встречаемся с ним и эту причину ему втолковываем.

– Погодите, – сказал Витька. – Андрей – это тот, у кого нос разбит, или тот, у кого фингал под глазом?

– Тот, у кого фингал под глазом, – сообщил Мишка.

– Так в чем же дело? – спросил Витька. – Он не пойдет на концерт, потому что стесняется фингала, вот и все!

– Ты гений, Витенька! – Груня захлопала в ладоши. – Теперь надо придумать, как поговорить с Андреем, чтобы все это ему объяснить.

– Боюсь, тут без помощи Сашка не обойдешься, – пробормотал Мишка. – Эх, как бы ему дать знать, что он должен потолковать с Андреем отдельно!

– Нет, – твердо сказал Витька. – Привлекать Сашка мы не имеем права. Приказ Крокодила Гены.

Мишку так и подмывало поведать, что в этом приказе произошли изменения, но он сдержался и опять промолчал.

– Хорошо, предоставьте это мне, – сказал он. – Я ведь уже общался с Андреем, значит, он не удивится, увидев, что я подаю ему знаки – мол, хочу поговорить. А вот если у меня не получится, тогда и будем думать, что делать. Но, честное слово, я – самый надежный вариант.

– Пожалуй, да, – согласилась Груня. – Далее, когда вы уходите на концерт, я отправляюсь рисовать в последнее купе и сообщаю Любови Александровне, можно ей отправляться на встречу с Андреем или нет. Но я должна сообщить, что все в порядке. Это – дело нашей чести!

– Сообщишь, – убежденно сказал Мишка. – Ну, что, я опять пошел – вылавливать Андрея. Ведь времени на самом-то деле остается не очень много.

– Давай, ни пуха ни пера! – пожелали ему друзья.

– Будем надеяться, у него все получится, – сказала Груня, когда Мишка вышел. – А если не получится…

– То я бы предложила обратиться за помощью к Игорю и Алексею, – подала голос Поля. – Они очень здорово умеют найти подход к любым людям, и вообще они настолько хорошие друзья, что им не страшно довериться…

А у Мишки все сложилось даже лучше, чем он ожидал. Андрей стоял в коридоре и, опершись на поручень, глазел на зимнюю ночь. На его лице явственно читались мучительная тревога и нетерпение. У него хватило смекалки встать перед самой дверью второго купе, между первым и третьим, так что его не было видно ни из первого, ни из третьего – а второе принадлежало Сашку, который сейчас сидел с его братом. Впрочем, дверь третьего купе и так была плотно закрыта и из-за нее доносились мощный храп начальника-«индюка» и тоненький посвист его секретаря.

– Ну, что? – тихо спросил он Мишку, когда мальчик облокотился на поручень рядом с ним и тоже уставился в окно.

– Все замечательно! – шепотом сообщил Мишка. – От букета – полный восторг. Пусть ваш брат идет на концерт, а вы не пойдете, сославшись на то, что вам неудобно появляться на концерте с фингалом. Когда вагон практически опустеет, она с вами встретится.

– А с Любой-то мне будет удобно встречаться, с фингалом? – нервно спросил Андрей, ощупывая свой глаз.

– По-моему, вполне, – твердо сказал Мишка. – Ведь, в конце концов, вы получили фингал из-за нее.

– В общем, да, – подумав, согласился Андрей. – Ведь этот несчастный призовой доллар был только последней каплей… – И, еще помолчав, тихо добавил: – Брат боится, что у нас сыгранность пропадет, если я, женившись, начну основное время уделять семье, а не тренировкам. Но он не прав. Меня это только подхлестнет.

Этот парень не понравился Мишке при первом появлении, тогда он показался просто надутым и мрачным «лбом». Но после этих слов Мишка проникся к нему симпатией. Одно то, что он вел себя как большой ребенок – точнее, как впервые влюбленный мальчишка, – показывало, насколько он по складу характера добродушен. А уж подраться из-за девчонки и Мишка бы мог – если б, конечно, втрескался, чего с ним пока не случалось.

– Ладно, – сказал наконец Андрей. – Попробую остаться. Наверно, Серега будет только доволен, что он один букет вручать будет, а не мы вместе. Примет это как признание моей неправоты. Но мне-то на это наплевать по большому счету, да?

– Совершенно наплевать! – подтвердил Мишка, сказав то, что желал услышать Андрей.

– Ну и славно! – Андрей кивнул своим мыслям и вернулся в купе. Мишка, продвинувшись по коридору, увидел, как он присоединяется к своему брату и Сашку, который так до сих пор и сидел со спортсменами. Мишка стал раздумывать, как привлечь внимание Сашка и под каким предлогом поговорить с ним наедине, и тут его окликнул проводник, вышедший к титану:

– Чего маячишь? Чаю, что ли, хочешь?

– Да нет, – ответил Мишка. – Так, в окно смотрю.

Из четвертого купе – купе Самсонова – донесся взрыв смеха. Насколько Мишка мог разобрать, смеялись двое. По тембру голосов он определил, что человек, находящийся сейчас с Самсоновым, – это Игорь. Выходит, он добрался-таки до Самсонова со своей «учетной» бутылкой коньяка, пока ребята совещались в «мальчишечьем» купе. А Алексей, наверно, довольный, что опять может спокойно изучать книгу шахматных дебютов или посапывать, опустив раскрытую книгу себе на грудь.

– Гуляют, похоже, – кивнул проводник на закрытую дверь четвертого купе. – Ну, это понятно. Знаменитый артист – он и в Африке артист. Так?

– Так, – согласился Мишка.

– А эти, я гляжу, тебя за цветами гоняли, – продолжал словоохотливый проводник. – И один из них даже догнал тебя, дополнительные наставления давал. Важные небось?

– Ну, для него важные, – сказал Мишка. – Просил кое-что передать…

– И сейчас ждал тебя, узнать, передал ты или нет?

– Угу, – мальчик кивнул. До чего эти проводники любят интересоваться жизнью пассажиров! Впрочем, их тоже понять можно… – Я ж все передал, все нормально, так что он успокоился…

– И что такое ты должен был передать? – спросил проводник.

– Это тайна, – ответил Мишка. – Причем не моя.

Ему было приятно показать проводнику, что на него, Мишку, полагаются и доверяют важные тайны, так что он не какой-нибудь там.

– Ну, раз не твоя, тогда молчу, – сразу отозвался проводник. – Извини, если что не то спросил. Сам понимаешь, когда вот так путешествуешь изо дня в день, то жизнь пассажиров всегда интересна… А сейчас чего тут торчишь? Награды за тайное поручение ждешь?

– Нет, тут другое, – Мишке пришло в голову, как он может использовать проводника. – Дело в том, что вон тому «братку» который со спортсменами так и сидит, очень понравилось, как моя подруга портрет Самсонова нарисовала, и он хотел ей такой же заказать. Сказал, что заплатит, как надо. А Груня, она в деньгах вообще ничего не смыслит, вот и отправила меня для переговоров, чтобы я о цене условился. А я стою и думаю: удобно будет сейчас вызвать этого… не знаю, как его зовут… для разговора наедине? И сколько просить? Пятьдесят долларов? Или это жирно будет?

– Да проси сто, не ошибешься! – рассмеялся проводник. – С такими ребятами чем больше запросишь, тем лучше. А насчет того, удобно или неудобно – я сам могу его вызвать, по такому-то поводу. По-моему, он от этих спортсменов уже дошел – и сам не рад, что ввязался их ссору улаживать!

– Ой, буду вам очень благодарен! – сказал Мишка.

– Тогда подожди секунду, – проводник подмигнул мальчику и зашел в первое купе.

Буквально через несколько секунд оттуда выскочил Сашок.

– Эй, типа! Кто там о портрете? Ты, что ли? – Он крепко взял Мишку под локоть и потащил к двери своего купе. – Пойдем потолкуем. Не боись, не обижу! – Он открыл дверь и впихнул мальчика внутрь. – Ну? – сразу спросил он, едва затворив дверь, без лишних слов и не расточая похвал Мишкиной сообразительности. – С кем говорил?

– С самим Крокодилом, – ответил Мишка. – Он во всем разберется. И у нас есть, что вам рассказать. Тут с гитарой странная история, и еще кое с чем…

– Погоди, – Сашок подошел к двери, повернул замок, потом вытащил сигареты. – Вот так спокойнее, – он щелкнул зажигалкой. – Хоть в купе курить и нельзя, но я ведь могу плевать на правила, в моей-то роли? Тем более что один еду… Даже странно будет, если такой крутой «браток» ни разу не плюнет ни на какие правила, а меня они все уже достали… Так что там с гитарой и с чем-то еще?

Мишка рассказал ему о трагедии Петра Васильевича, и Сашок только охнул.

– Честное слово, – сказал он, опускаясь на койку, – посмеялся бы от души, кабы силы оставались… Но валяй, докладывай дальше.

– Тут непонятно, то ли верить, то ли нет, – осторожно сказал Мишка. – Если верить, то струны на гитару натягивали в туалете, во время остановки. А если не верить – то мы уже сами разобрались, кто мог умыкнуть гитару и почему.

– Так кто и почему? – спросил Сашок, стряхивая пепел в пустой стакан.

Мишка рассказал ему о пассажирках последнего купе и обо всем, что с ними связано. То есть, не совсем обо всем – об особых отношениях Андрея Нахлестова и Любови Александровны он предпочел умолчать. Но, оказывается, Сашок и так об этом знал.

– Красивая деваха, из-за которой Андрей уговорил брата ехать поездом… – задумчиво пробормотал он. – Наслышался уже… Интересно, что она за фрукт?

– Вы думаете, с ней что-то не то? – спросил Мишка.

– Сложно сказать, – Сашок покачал головой. – Гитару она настроить могла, это факт. Маршрут у нее длинный… Вирусолог… То есть, в химии соображает, а значит, вполне может справиться с лабораторией по производству героина…

– По-вашему, она и есть курьер наркомафии? – живо спросил Мишка.

– Нет, – Сашок опять покачал головой. – Курьером наркомафии она быть никак не может.

– Почему? – удивился мальчик.

– Потому что курьер наркомафии – это я! – Сашок с досадой погасил недокуренную сигарету о внутреннюю сторону стенки стакана. – Взяли мы курьера, понимаешь? И решили, что вместо него я поеду, по его билету – потому что никто из встречающих этого курьера в лицо не знает, знают только номера вагона и купе, в которых он должен ехать. А в поезде со мной должен законтачить особый связной и сказать, что дальше делать с товаром. Но этот связной до сих пор на связь не выходил, непонятно почему, хотя я уж тут изгаляюсь из последних сил и изображаю шута горохового, чтобы перезнакомиться со всеми, с кем возможно, и чтобы со мной без подозрений можно было наладить контакт!

– Ради этого вы и концерт организовали? – спросил Мишка.

– Ну да, – кивнул раздраженный Сашок. – Пришлось пожертвовать казенными деньгами, которых на самом деле совсем немного. Но суета вокруг концерта – это идеальная возможность для связного, чтобы обратиться ко мне! Можно считать, эту певицу нам сам бог послал… вот только бы сработало!.. Ладно! – Он достал следующую сигарету. – Раз Крокодил в курсе – он что-нибудь придумает. Спасибо тебе. Я, может, еще раз твоей помощью воспользуюсь – мне засвечиваться никак нельзя. Если за мной следят, то, увидев, как я выскакиваю позвонить по междугороднему… – Сашок махнул рукой. – Сам понимаешь. Должны мы подманить этого связного, должны! Есть еще какие-нибудь новости?

– Да я уж не знаю, что новостями считать! – сказал Мишка. – В этом вагоне такой бедлам творится, что за голову схватишься! Каждые пять минут какие-нибудь новости, – он хихикнул. – Игорь с Самсоновым уже хохочут, коньяк распивая. Того и гляди сами запоют!

– Ну, это нормально… – пробормотал Сашок, думая о своем. – Ладно, будем считать разговор законченным. Готовь-сь!.. – он подмигнул Мишке, прежде чем распахнуть дверь. – Заметано, парень! – прорычал он так, чтоб было слышно и в коридоре. – Двести баксов, так и передай! А если очень понравится портрет – еще накину! А теперь – гуляй, уставший я, типа, блин!.. Если что новое, пусть Груняша передает, якобы портрет пришла рисовать, – успел шепнуть он мальчику, выпихивая его в коридор.

Мишка огляделся в коридоре, увидел, что на него глазеет тот проводник, который вызывал Сашка, показал проводнику, ухмыляясь, большой палец и устремился в свое купе.

Пока его не было, друзья взялись за газету кроссвордов, которую купили на вокзале, и даже решили полтора, но, в целом, кроссворды не вызывали особого энтузиазма – на фоне всех событий.

– Порядок! – сообщил он друзьям. – Андрей будет на месте!.. И нам больше не надо искать курьера наркомафии!

– Почему? – спросили все в один голос.

– Потому что я знаю, кто это!

– И кто? – опять в один голос.

Мишка выждал чуть-чуть и сообщил, после эффектной паузы:

– Сам Сашок!.. И вот что, – продолжил Мишка, увидев, что его друзья онемели. – Для обмена новостями теперь Грунька пусть к Сашку ходит. Мы с ним договорились, что он двести баксов за портрет платит… понарошку, конечно, – добавил Мишка. – Да, а Самсонов с нашим Игорем коньяк распивают!

– Погоди, – сказал Витька. – Расскажи все толково и по порядку.

Мишка рассказал настолько толково, насколько мог, в том числе и о том, о чем прежде умалчивал, – о записке Сашка и о своем телефонном звонке.

– Вот такие дела! – заключил он.

Витька покачал головой.

– Не нравится мне все это… Ой, как не нравится.

– Почему? – сразу спросила Груня.

– Если бы я мог объяснить, почему!.. – вздохнул Витька. – Я бы не дергался так. Я чувствую за всем этим какой-то подвох – но в чем он, не пойму!

– Да ну, брось, ты преувеличиваешь, – сказал Мишка.

– Надеюсь, что так, – сказал Витька. – Но, в любом случае, нам следует держать ухо востро. И хорошо, Грунь, что ты во время концерта остаешься в вагоне. Хоть какой-то глаз будет.

– Я тоже могу остаться, – предложил Мишка. Идти на концерт ему совсем не хотелось, но ложиться спать в «нормальное» время хотелось еще меньше – а ведь пришлось бы ложиться, если бы он не пошел.

Тут раздался стук в дверь.

– Войдите! – отозвались ребята.

Заглянул Алексей – малость заспанный и еще больше, чем обычно, взъерошенный, если только такое было возможно.

– Так и не отдыхали? – спросил он. – А ведь скоро концерт. Я пришел вам сказать, чтобы вы потихоньку готовились.

– Как готовиться? – спросила Поля.

– Ну, как? – Алексей фыркнул. – Бальные платья, золотые башмачки. Как еще на концерты ходят? – Он поглядел на часы. – Через полчаса пойдем в вагон-ресторан, чтобы встретить исполнителей дружной овацией.

– Я не пойду, – сообщила Груня.

– Почему? – Нельзя сказать, чтобы Алексей особенно удивился. Он достаточно философски относился к детским «закидонам», считая, что ребятам и положено чудить. Но все-таки посчитал нужным выяснить.

– Я буду рисовать портрет… очень интересный портрет. Я вам потом расскажу! – ответила Груня. – И, кстати, обращайтесь с Полей так, как будто это она нарисовала портрет Самсонова. Ведь никто пока не заметил, что мы близняшки!

Алексей нахмурился.

– Какой-то фокус готовите, да? Ладно, подыграю. Только смотрите не дошутитесь.

– Да что вы, как будто вы нас не знаете! – откликнулся Мишка.

– В том-то и дело, что знаю, – хмыкнул Алексей. – Кстати, где мой напарник?

– Я слышал, как они с Самсоновым ржали в купе… то есть в купе Самсонова, – не очень почтительно сообщил Мишка.

– Гм… они, надеюсь, до концерта-то доползут, после этого сеанса коньякотерапии? – мрачно осведомился Алексей. – Ладно, пойду их извлекать и встряхивать. А вы готовьтесь, кто идет.

И он удалился.

– Вперед! – подскочила Груня. – Поля, пошли в наше купе, не будем мешать мальчишкам. Да и, наверно, ты захочешь переодеться?

– Обязательно, – сказала Поля. В отличие от сестры, которая куда угодно могла пойти «в джинсах и в патлах», как это называла их мама, Поля предпочитала появляться на людях в красивом платье и с аккуратно уложенными волосами.

А у Груни были свои заботы – выбрать нужные карандаши и фломастеры, решить, будет ли рисунок черно-белым или цветным, а если цветным, то подобрать подходящие кисточки, которые будут давать или широкие, чуть просвечивающие, полосы, или жесткие, насыщенные пятна и узкие линии – в зависимости от того, что лучше – мягкость или жесткость – подчеркнет характер изображаемого человека. К «орудиям» своего труда Груня относилась намного трепетней, чем к вопросу о красивых платьях и прическах.

Только одно ее смущало. Она вспоминала очень удачный блик света, который положила на лице Самсонова, и не могла вспомнить, как же она добилась этого эффекта, как вообще ей пришло на ум подчеркнуть объемы именно таким образом. К портрету старухи такой блик тоже очень бы подошел – да и к портрету Любови Александровны, вероятно, тоже. Но что же там было, с этим бликом, который привиделся ей так внезапно – и так к месту?

Вот что сейчас волновало ее больше всего…