Текст книги "Тайна музейного экспоната"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава IV
ПАССАЖИРЫ ПЕРВОГО И ТРЕТЬЕГО КУПЕ

Семь человек (считая самого Самсонова) в двухместном купе – это получилось «чуть-чуть немного слишком», как иногда шутливо называют явный перебор. Но тут верна была старая пословица про то, что в тесноте, да не в обиде. Мощный Самсонов постарался затиснуться в самый угол, чтобы первым зрителям было сподручней рассматривать его портрет. Он весь сиял: ему самому портрет явно понравился, и даже очень. Груня изобразила актера мужественным и напряженным, готовым сорваться с места, как отпущенная пружина, и ринуться в бой. На его правом виске лежал яркий блик света, укрупняя и придавая объем обводам головы и подчеркивая его решительный характер. Одну руку он положил на откидной столик – и движение пальцев этой руки было схвачено и передано настолько живо, что прямо-таки в ушах звучала четкая барабанная дробь, которую они выбивают.

– Да-а… – первым нашел нужные слова Алексей. – Вот поглядел на этот портрет и понимаю, что вам не картонных бойцов с мафией играть надо, а Кутузова или Петра Первого. Ну, в крайнем случае, маршала Жукова.

Хоть этот комплимент и мог показаться несколько сомнительным, из-за намека, что сейчас Самсонов играет роли в основном избитые и изъезженные, но актер счастливо заулыбался.

– Вот именно! – пробасил он. – Я уж сколько режиссерам об этом твержу, но все боятся попробовать что-нибудь новое! А дай мне волю – я бы показал!..

– Восхитительно! – это, привлеченная шумом, из соседнего купе вышла Ольга Анджелова, посмотреть, что творится. – Какой чудесный портрет! Кто это нарисовал?

– Позвольте представить вам художницу, – Игорь указал на Груняшу. – Да и вообще позвольте вас познакомить. Владимир Самсонов, наш замечательный актер. Ольга Анджелова, наша знаменитая исполнительница романсов… Я думаю, вы узнали друг друга в лицо, так что и представлять не было надобности, но все-таки соблюдаю правила этикета, – добавил он.

Да, Игорь был еще тот хитрец и дипломат.

Алексей как-то приглушенно фыркнул.

– Да, конечно, – пробормотала несколько растерянно Анджелова. Она протянула руку пытающемуся привстать Самсонову – что из-за тесноты у актера не очень получалось, и Самсонов (с секундным замешательством, как показалось ребятам) эту руку поцеловал. Алексей опять издал приглушенный фыркающий звук – на этот раз совсем приглушенный, его расслышали только Витька и Поля, притиснутые у двери рядом с «телевизионщиком». – Прямо не знаю, чему больше изумляться, – продолжила Анджелова, – этой необыкновенной встрече или талантам этой восхитительной девочки. И главное, как быстро она рисует! Ведь буквально только что мы виделись в вагоне-ресторане… – она то ли совсем не заметила Полю, прикрытую от нее широкой спиной Алексея, то ли не разглядела, что обе девочки – на одно лицо. Самсонов удивленно взглянул на Анджелову и открыл рот, чтобы как-то отреагировать на ее последнюю реплику (наверно: «Какой вагон-ресторан! Девочка рисовала часа два…» – похоже, и он не успел разглядеть, что Груня и Полина – двойняшки), но певица уже звала, отвернувшись: – Петр, поди сюда, погляди, какое тут чудо!

Петр Васильевич тоже вышел в коридор и между многими собравшимися умудрился кое-как разглядеть портрет.

– Да, рисунок… – пробормотал он неопределенно, но вроде бы с долей восхищения.

На шум выглянули и другие пассажиры. Первым появился Сашок, переодевшийся к этому времени в «крутейший» адидасовский спортивный костюм, весь в фирменных лейблах. Костюм был ему немного великоват, и Сашку пришлось подтянуть его, в результате чего повыше локтей и под коленками образовались складки, вроде слоновьих. В этом не по росту большом костюме Сашок выглядел неуклюже и поувесистей, чем был на самом деле. Так что эта деталь, видимо, тоже была продуманная. Вообще, в своей роли он был великолепен.

– Что, типа того, за шум, а драки нету? – осведомился он. – А, портрет закончен? – И он стал протискиваться поближе к рисунку. – Пардон, мадам, – сказал он, отстраняя Анджелову и не обращая внимания на ярость, появившуюся на ее лице. – Ух ты! – Он широко расставил ноги, чтобы не потерять равновесие, и рассматривал рисунок с выражением величайшего изумления. – Во дает девка! Прямо как живой!

– Послушайте! – из соседнего – третьего – купе высунулась всклокоченная голова. То есть всклокоченная там, где на ней сохранялась растительность, потому что обладатель головы был лысоват. – Что за галдеж? Мы две ночи не спали, а сейчас, только уснули, как…

– Кто там вякает? – вопросил Сашок, не поворачивая головы. – Спать ему, видишь, не дают. Закрой дверь и спи, кто тебе мешает?

– Да как вы смеете?… – Лысоватый мужик задохнулся от гнева. Своего оскорбителя он не видел, но слышал все очень отчетливо, потому что после его жалоб на несколько секунд воцарилась тишина.

– Охолонь, папаша! – сказал Сашок, выбираясь в коридор. – Я, может, тоже спать хочу, а ты так храпишь за стенкой, что хоть кляп тебе вставляй. А?

На шум уже спешил проводник, а из первого купе выглянули два здоровых молодых мужика, похожих друг на друга почти как две капли воды. Однако у одного из них на лице уже прорезались морщины, а у второго оно было гладким, простодушно-розовым.

– Чего не поделили, ребята? – спросил один из них.

– Порядок, никакого базара, – небрежно махнул им рукой Сашок. – Чего трясешься? – обратился он к лысоватому мужику, которого и впрямь трясло от возмущения, при этом лысоватый мужик издавал лишь какие-то нечленораздельные звуки, потому что от полноты эмоций он потерял дар речи. – Закрывай дверь и спи. Велика надобность – тебя тревожить.

– Пожалуйста, разойдитесь и успокойтесь, – обратился к собравшимся проводник. – Очень вас прошу.

Здоровые мужики, поняв, что их вмешательство не требуется и приведет только к еще большему бардаку, хмыкнули и опять исчезли в своем купе.

А из третьего купе донесся второй голос, Похожий на глухой медвежий рык. Что он бурчал, было не очень понятно, но лысоватый мужичонка, побледнев, вышел в коридор, плотно прикрыл за собой дверь и обратился к собравшимся:

– Я вас очень прошу!.. Видите ли, я сопровождаю очень важного человека, и, если ему что-то будет мешать или раздражать, то в первую очередь я по шапке получу! Лично я не против, и время сейчас детское, но он требует прекратить шум, и я…

– Секретарь, типа, да? – с прорезавшимся сочувствием спросил Сашок.

– Ну да, пресс-секретарь, и вообще… – лысоватый беспомощно развел руками. – Вы поймите, я человек мирный, но с меня требуют…

– Заметано, братан! – Сашок хлопнул его по плечу. – Иди отдыхай.

Лысоватый с облегчением перевел дух и исчез в купе, плотно прикрыв за собой дверь. Проводник, вздохнув с не меньшим облегчением, вернулся к титану и продолжил готовить вечерний чай. Сашок повернулся к окружающим:

– Это, типа того, урывать надо таких козлов, как ентот начальник ентого секретаря. Погнал мужика в разборку, а сам храпит. А куда ему в разборки ходить, когда он только дребезжит и его двумя пальцами переломишь? Но таким начальничкам надо всем показать, какие они крутые, иначе не успокоятся. Отдыхайте, братва. Если что, меня зовите.

Он уже взялся за ручку двери своего купе, когда услышал, как Витька спросил у Игоря:

– Да, а как же теперь с концертом быть? Ведь слышно будет!

– С каким концертом? – заинтригованный Сашок вернулся на шаг назад.

– С замечательным! – выступил вперед Мишка. Ему ужасно хотелось подыграть Сашку. – Русского цыганского романса.

– Это кто ж петь будет? – с подозрением спросил Сашок.

– Позвольте представить вам, – торжественно вмешался Игорь. – Ольга Анджелова!

– Чего-чего? – Сашок протер глаза и для устойчивости растопырил ноги. – Брось заливать! Быть такого не может!

– Почему же не может? – спросила Груня, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Вид у Сашка был обалделый донельзя – то, что надо!

– Да… Это… – Сашок уцепился за поручень у окна. – Тут и Самсонов, тут и Анджелова… Я ж мальцом, помню, от ее романсов тащился, у предков пластинка была. С тех пор для меня лучше этого, как его… ну, «Ехали на тройке с бубенцами» и всякого такого… ничего нет! Это ж… это ж со слезой все, не то что нынешнее! Так это вы? – Он глядел на Анджелову, разинув рот, и все его лицо выражало такой восторг, что певица оттаяла и простила ему бесцеремонное вторжение в купе. – И вы будете петь?

– Право, не знаю, – ответила Ольга Анджелова. – Вообще, в вагонах требуют полной тишины с одиннадцати вечера, а до этого петь можешь, если не особенно мешаешь соседям. Ведь до одиннадцати и радио в купе играет… Но, вы ведь понимаете, хоть до одиннадцати времени еще очень много, однако этот большой начальник может и сейчас поднять шум…

– Да начхать на него! – возмутился Сашок. – Вы пойте, а если он только пикнет… – и он двумя пальцами изобразил «козу».

– Нет-нет, такого не надо, – быстро сказала Анджелова. – Ведь если выйдет скандал, концерт все равно будет испорчен. Настроение пропадет, понимаете, а без настроения не споешь.

– И вообще, не стоит наживать лишние неприятности, если можно их избежать, – сказал Игорь.

– Угу… – Сашок задумался и почесал в затылке. – Ну, не хотите, так не силком вас тащить… Хотя… – он просиял. – Сейчас все решим! Еще тот концерт будет! Ждите меня!

Он похлопал себя по пузу, что-то проверяя.

– Лопатник на месте, – сказал он. – Сейчас сделаем. Чтобы я, да не услышал живую Анджелову… – и, захлопнув дверь своего купе, он устремился по коридору и через две секунды исчез в следующем вагоне.

– Интересно, куда это он? – растерянно спросила Анджелова.

– Кажется, я догадываюсь, – сказал Самсонов. – Но не буду опережать события.

– Что ж, подождем, – сказал Алексей. – А пока, братцы-кролики, кого мне там вести на кормежку? Агриппина, Михаил, за мной, шагом марш!

– Сейчас, – сказала Груня. – Только соберу здесь все и рисунок аккуратно уложу в альбом, чтоб не помялся…

– Уложишь? – Самсонов удивился и, кажется, немного расстроился. – То есть унесешь?

– Ну да, – сказала Груня. – Ведь я…

– Да, конечно, – кивнул Самсонов. – Мы договаривались, что я тебе надпишу рисунок и он останется у тебя, с моим автографом. Но он мне так нравится, что…

– Хорошо, пусть он остается у вас, – согласилась Груня. – Но тогда утром мы сделаем еще один, ладно?

Витька, воспользовавшись суматохой, быстро подтолкнул Полину, чтобы она двигалась в купе. До этого Полина была настолько прикрыта спинами Алексея и самого Витьки, что ни Самсонов, ни Анджелова, ни ее муж не обращали на нее особого внимания и не замечали, что девочки похожи как две капли воды. Но сейчас это могли заметить в любой момент – достаточно было мимолетного взгляда, – а Витьке хотелось пока держать это в тайне.

Поля поняла его и быстро ретировалась в «девчоночье» купе. Витька заглянул к ней минут через пять, когда Алексей увел Мишку и Груню в вагон-ресторан, Игорь остался беседовать с Самсоновым, а Ольга Анджелова с мужем удалились к себе, внутренне настраиваться на концерт, если он все-таки состоится, как объяснила певица. Кажется, она безоговорочно поверила в возможности Сашка все организовать и уладить все проблемы.

– Почему ты не хочешь, чтобы знали, что мы с Груней двойняшки? – спросила Поля.

Витька закрыл за собой дверь и заговорил, понизив голос:

– Так, на всякий случай. Из чистой предосторожности, понимаешь? Вдруг это нам еще пригодится, чтобы разыграть какой-нибудь хитрый трюк? Ты ведь посмотри, что получается. Раз Сашок начал свой маскарад еще в поезде, а не по прибытии на место, значит, уже здесь ему нельзя быть самим собой. Так?

– Хочешь сказать, где-то рядом с нами едет преступник, за которым Сашок следит? – у Поли от волнения перехватило дыхание.

– Вот именно. И не «где-то рядом», а в нашем вагоне. Иначе бы Сашок сел в другой вагон. Ему ж надо неотлучно держать преступника под присмотром. Так?

– Так, – согласилась девочка.

– И еще одно. Сашок замаскировался не кем-нибудь, а «новым русским». Выходит, именно «новому русскому» легче всего войти в доверие к преступнику… Или, во всяком случае, следить за ним, не возбуждая никаких подозрений. Потому что для преступника такой оболваненный «браток» – это что-то свое, привычное… Так?

– В общем так, – опять согласилась Поля. – Но ведь может быть, что Сашок играет уже сейчас не потому, что преступник в поезде, а чтобы получше войти в роль к моменту прибытия на место.

– Сомневаюсь, – ответил Витька. – Если бы это было так, Сашок не отрывался бы на всю катушку! Не играл бы так колоритно, привлекая к себе всеобщее внимание. И потом, Крокодил Гена не сделал бы нам такой строгий знак ни за что не узнавать Сашка. Если бы совсем рядом не было преступника, то уж с нами Сашок мог бы ненадолго становиться самим собой. Но он ни на секунду не выходит из роли! Теперь – два других вопроса. Первый – что здесь делает этот преступник, какие преступления он совершил и почему его нельзя было арестовать сразу. И второй вопрос – кто этот преступник? На первый вопрос ответ, по-моему, ясен.

– И какой он, этот ответ? – спросила Поля.

– Отдел Крокодила Гены в основном, насколько мы знаем, специализируется на борьбе с наркотиками. Скорей всего, преступник – наркокурьер, которого нельзя арестовывать, пока он не доведет товара до получателей. «Новый русский» не вызовет у наркокурьера никаких подозрений – даже если будет навязывать наркокурьеру свою компанию, так?

– Так, – кивнула Поля. – Действительно, с этим все ясно. А кто преступник?

– Вот это мне и хочется выяснить. Ну, просто из любопытства. Мы можем почти наверняка сказать, что преступник – кто-то из едущих в нашем вагоне. Давай смотреть. Первое купе – два здоровых лба. Второе купе – сам Сашок. Третье купе – начальник со своим секретарем. Четвертое купе – Самсонов. Пятое купе – Ольга Анджелова с ее мужем. Шестое, седьмое, восьмое купе – мы. Девятое купе – мать с дочерью. Ну, кого бы ты выбрала?

– Здоровых лбов из первого купе, – уверенно сказала Поля. – Они подходят больше всего.

– Я тоже так думаю, – кивнул Витька. – И обрати внимание, они сидят, закрывшись в своем купе и ни на что не реагируя. Только мощный скандальчик, который поднял Сашок, заставил их на секунду высунуться из логова – и ведь сразу же назад спрятались. Если Сашок ведет себя так, чтобы привлечь их внимание и набиться к ним в гости, – тогда все понятно.

– Но если все понятно, то над чем же голову ломать? – недоуменно спросила Поля.

– Да просто хочется убедиться, что мы правы, – сказал Витька. – Никуда не влезая, естественно. Тут такие дела, что нам влезать нельзя, это и ежику очевидно. Но разве тебе самой не интересно узнать наверняка, кто здесь наркокурьер?

– Так мы уже решили, что эти типы из первого купе… – заикнулась Поля.

– Вот это и надо проверить! – возразил Витька. – А если Сашок сам не знает, кто из находящихся в вагоне – наркокурьер? Если ему поручено это выяснить? Тогда мы ему поможем! Но, разумеется, действуя тихо-тихо…

При этих словах – «тихо-тихо» – в дверь их купе раздался тихий стук.

Глава V
ЗАГАДКА ГИТАРЫ

– Да, войдите! – крикнул Витька.

Ребята ждали кого угодно, только не того человека, который вошел. Это был Петр Васильевич Сидоренко, муж Ольги Анджеловой.

– Здравствуйте, ребятки, – робко и как-то растерянно проговорил он.

– Здравствуйте… – ответили хором Витька и Поля. И замолкли, с любопытством ожидая, что будет дальше.

Сидоренко сел на койку и вздохнул.

– Может, и неправильно, что я к вам обращаюсь, – сказал он, – но я подумал, что у вас, ребятишек, глаза острые. Вы всюду снуете, все вам любопытно… Да и не выдадите вы меня. Это у взрослых бывает, что выдают друг друга, а у ребят это как-то не принято… В общем, вот я и подумал… – повторил он и умолк, собираясь с мыслями.

– Кому вас не надо выдавать? – спросил заинтересованный Витька.

– Жене, – вздохнул Петр Васильевич.

– В чем? – не выдержала Поля. – То есть, что вы такого сделали?

Петр Васильевич поглядел на нее, и в его глазах мелькнуло легкое недоумение. Ведь вроде бы эта девочка ушла в ресторан… Неужели так быстро вернулась? Но ему, в его состоянии, было не до того, чтобы думать о постороннем.

– Я съел пирожное, – горестно сообщил он. – Даже два. И, более того, – тут он совсем боязливо оглянулся и понизил голос до шепота: – Перед этим я ел хлеб с салом!

Ребята не выдержали и прыснули.

– Ничего смешного, – обиделся Петр Васильевич. – Жена держит меня на строгой диете, потому что считает, что мужчине моего возраста вредно набирать лишний вес. Если она узнает, что я нарушил диету… – он содрогнулся. – А я не могу не нарушать, мне есть хочется! И даже… – Он задумался на секунду и рубанул решительно, сплеча: – Не есть, а жрать!

Ребята серьезно кивали, изо всех сил стараясь не заржать. Ведь сам Петр Васильевич относился к этой проблеме очень серьезно, почти как к трагедии.

– Так при чем тут мы? – спросил Витька.

– Вот к этому я и подхожу. Вы не замечали, не крутился ли кто-нибудь около нашего купе? Или, может, шум какой слышали? Или… – он с надеждой глядел на ребят. – Ну, хоть что-нибудь. Посторонний в вагоне или там… – Петр Васильевич запнулся, подыскивая нужные слова. – Видите ли, я… Словом, кто-то побывал в нашем купе, пока нас не было. Но я не могу сказать об этом жене без того, чтобы не выдать себя. Тут… – И он торопливо заговорил, не дожидаясь вопросов изумленных ребят: – Я успел съесть на вокзале два пирожных «картошка» и бутерброд с салом, а еще два пирожных и два бутерброда… с ветчиной и с копченой колбасой, – сообщил он с отчаянием и проглотил слюнки, – мне запаковали в отдельный пакетик, и я его спрятал… внутрь гитары! Я еще в гостинице снял струны, сказав, что их все надо будет перетягивать – я иногда так делаю, когда знаю, что могу оказаться возле вокзального буфета или подобной точки без присмотра жены – поэтому мне не составило никакого труда спрятать пакетик в отверстие в корпусе гитары, струны не мешали. Гитара – это единственное место, в которое жена не догадывается заглядывать, чтобы проверить, не… не обжираюсь ли я тайком, – добавил он в виде пояснения, которое посчитал необходимым. – Я надеялся тихо попировать вечером, когда жена выйдет из купе. Но тут зашел разговор об этом вечернем концерте и жена велела мне заранее подготовить гитару. Ну, я и поспешил в купе, чуть ее обогнав, – мне ведь еще надо было достать мой тайный запасец и перепрятать куда-то. Я расстегнул чехол – и ахнул… не вслух, конечно, ахнул, а про себя! Струны на гитаре были натянуты, и вполне качественно! Но и это не главное! Вся гитара была в жирных пятнах от раздавленных пирожных – будто кто-то залез рукой внутрь корпуса, нащупал пакетик, попробовал его вытащить и раздавил пирожные в руках! И после этого, зачем-то натянув струны и запаковав гитару назад в чехол, сбежал. Я тут же кинулся к ящику для мусора, ну, к тому, что в конце коридора возле туалета, поднял крышку ящика – и точно! Мои пирожные, все раздавленные и слипшиеся с бутербродами, которые тоже были в оч-чень жалком виде, покоились в этом ящике. Я поспешил назад в купе, протер гитару, еще раз проверил, как она настроена. Жена, конечно, удивилась, что струны на месте – она ведь помнила, как я их снимал, – но мне удалось убедить ее, что я их поставил заново перед самым отъездом. Меня очень взволновала эта история, и у меня язык чесался рассказать обо всем жене и попросить проверить, не пропали ли деньги и ценные вещи, но страх перед нагоняем удерживал меня. Я как бы ненароком заглянул в сумку с деньгами и документами, в чемодан, где лежало еще кое-что ценное. Все было на месте. Но я до сих пор не могу успокоиться. Вот я и подумал… вдруг вы сумеете как-нибудь мне помочь, чтобы у меня от сердца отлегло. Потому что ни к кому… ни к кому взрослому я просто не решусь обратиться! И из страха, что до жены дойдет, и вообще не хочу выставлять себя на посмешище.

– Но ведь все это могло произойти только тогда, когда и вы, и мы были в ресторане, – указал Витька. – Так что видеть мы ничего не могли.

– Вы не могли, но могли ваши приятели, – ответил Петр Васильевич. – И потом, вы ведь могли бы разведать, повертеться… заглянуть в соседние вагоны, может быть!

Вдруг вам удастся выяснить, кто мыл руки в нашем туалете в то время, когда мы были в ресторане. Дети могут задавать такие вопросы и совать нос туда, где взрослый получит по шапке. А еще, если б вы могли постоянно приглядывать за нашим купе. Ну, то есть не постоянно, а, скажем, когда завтра утром мы пойдем завтракать в вагон-ресторан или еще куда-нибудь отлучимся. Ведь это… Это мог сделать либо псих, либо хулиган! Причем скорее псих, чем хулиган, – он так аккуратно и бережно поставил струны и настроил гитару, что на хулигана совсем не похоже. Но если это псих, сдвинутый на любви к хорошим музыкальным инструментам, – то это вообще страшно! Сейчас он не забрал гитару – а вдруг он посреди ночи пожалеет об этом и явится к нам, решив, что ему такой инструмент нужнее, чем мне, и что я его недостоин! Он ведь просто-напросто прирежет нас во сне! Нет, если мы не выясним, кто это сделал, я всю ночь глаз сомкнуть не смогу!

– Да, – сказал Витька. – Очень странная история. Но я бы на вашем месте обратился к охране поезда. Ведь сейчас в каждом поезде есть несколько нарядов транспортной милиции. Я думаю, они быстро отыщут шутника.

– Обращаться с таким нелепым случаем? – Петра Васильевича опять передернуло. – Что я им скажу? Помогите найти того, кто раздавил пирожные, спрятанные в гитаре?

– Но ведь в любом случае этот кто-то незаконно проник в чужое купе, – рискнула заметить Поля.

Петр Васильевич с глубокой грустью поглядел на нее.

– Я уже сказал, что не хочу становиться посмешищем. И могу это повторить еще раз. Вся надежда на вас, ребята!

– Хорошо, – сказал Витька. – Мы постараемся.

– Только никому из взрослых ни гу-гу! – обеспокоенно предупредил Петр Васильевич.

– Разумеется, – кивнул Витька. – Мы расскажем только нашим друзьям. Они в это время были в вагоне – может, что-нибудь и заметили.

– Спасибо вам! – с чувством сказал их собеседник – муж, аккомпаниатор и человек, замученный диетой. – Я буду намного спокойнее себя чувствовать, зная, что вся ваша гоп-команда стоит, как говорится, на стреме. Да, Ольге я сказал, что хочу расспросить вас о вкусах ваших старших товарищей – ну, этих, руководителей телеканала, – чтобы знать, как построить концерт и с каких песен начинать. Об этом мы и говорили. Поняли?

– Поняли, – закивали ребята.

– Очень на вас надеюсь, – сказал, поднимаясь, Петр Васильевич. – И надо ж, чтоб приключилась такая история! Рассказал бы мне кто – я бы решил, что такого быть не может. А ведь вот…

Опять горестно вздохнув, он покинул купе.

– Ну и ну! – Витька и Поля поглядели друг на друга. Потом Витька фыркнул, Поля тоже, и их долго сдерживаемый смех прорвался наружу. Но смеяться они все-таки старались потише, ведь купе Анджеловой и Сидоренко было за стенкой, и супруги могли услышать слишком громкий хохот. Когда они отсмеялись, Витька сказал:

– А смешного во всем этом деле все-таки мало.

– Ты думаешь, за этим скрывается что-то серьезное? – испуганно спросила Поля.

– Думаю, да, – кивнул Витька. – Смотри, что получается. Сашок выслеживает наркокурьера, который едет в нашем вагоне. И в нашем же вагоне кто-то проникает в чужое купе, залезает внутрь корпуса гитары – идеального тайника для провоза наркотиков, согласись, – радостно выхватывает пакетик с пирожными и бутербродами, раскурочивает его так, как будто внутри пирожных рассчитывает что-то найти, и, обманувшись в своих надеждах, в ярости убегает, по пути выкидывая пирожные и слипшиеся с ними бутерброды в мусор. Что этот некто думал найти? Запаянные пластиковые капсулки с героином, спрятанные внутри пирожных? Что-то подобное?

– Ты не преувеличиваешь? – осторожно спросила Поля.

– Может, и преувеличиваю. Но, согласись, тут и преувеличить не грех. И зачем этому некто понадобилось натягивать струны?

– Да, – согласилась Поля. – Это страннее всего.

– То-то и оно, – вздохнул Витька. – Что ж, если ты не против, я пойду в свое купе и немного поразмыслю над этим делом.

– Ты не думаешь, что нам надо нарушить обещание, данное Петру Васильевичу, и рассказать об этом Сашку? – спросила Поля. – Ведь если ты хоть сколько-то прав, то Сашка эта история должна касаться напрямую.

– И об этом я тоже поразмыслю, – сказал Витька. – Крутится у меня что-то в голове, только никак ухватить не могу!

– Ну, ты ухватишь и все сообразишь, ты ведь умный! – искренне сказала Поля.

Витька пользовался заслуженной репутадней самого головастого из всех друзей. Башка у него и впрямь варила здорово. Можно напомнить, что и во время предыдущего детективного расследования «великолепной четверки» все самые блестящие догадки принадлежали Витьке. Зато если надо было действовать – тут не находилось равных Мишке.

Витька кивком головы поблагодарил Полю за такую веру в него и открыл дверь купе, чтобы перейти в «мальчишечье». И едва успел прижаться к стене – по коридору двигался Сашок, широко расставляя ноги, растопырив руки и не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг.

– Посторонись, пацан! – бросил он на ходу. И, миновав Витьку, постучался в дверь следующего купе.

– Да, кто там? – послышался голос Ольги Анджеловой.

– Я это! – с широкой ухмылкой ответил Сашок. – Порадовать вас спешу!

– Порадовать? – Дверь купе отворилась, певица наполовину вышла в коридор. – Чем?

– Да тем, что все схвачено! – весело сообщил Сашок. – Мы, это, вагон-ресторан под концерт арендуем.

– Вагон-ресторан? – у Анджеловой глаза полезли на лоб.

– К вашим, как говорится, услугам! – Сашок сиял. – А что? На шум жаловаться никто не побежит, места навалом, обстановка располагает. Все эти скатерки-цветочки, а? Я, кстати, и закусончик заказал, а-ля фуршет, как говорят французы, чтоб, значится, после концерта вам не обидно было. Обычно ресторан закрывают в полночь, но тут они в одиннадцать свернутся и выставят посетителей, а сидеть там мы можем хоть до утра. Ну а если вам побольше слушателей желательно или людей жалко, которые опоздали поесть, можно и посторонних пускать. Только велел я предупреждать всех, кого пустят, чтобы тихо заказы делали и ели бесшумно, как рыба об лед, не чавкали там или что. Я так и сказал официантам: если, говорю, певица не против, то что ж, говорю, пускайте, сколько там влезет, только сразу предупреждать, чтоб не чавкали. Кто будет чавкать – урою! Вот так.

Самсонов и Игорь, в начале рассказа Сашка выглянувшие из соседнего купе и внимательно слушавшие, зааплодировали. Польщенный Сашок чуть дернул головой, будто сдерживая внезапный порыв раскланяться.

– Потрясающе! – сказал Самсонов. – Вот что значит организаторский талант!

– Э, мы еще и не такое можем! – Сашок махнул рукой. – Ну как, устраивает?

– Я… – с признательностью в голосе начала Анджелова. Но тут из первого купе, где два загадочных типа так и сидели запершись, донесся дикий грохот и шум.

– Сволочь! – заорал кто-то. – Да я ж тебя!..

– Что там? – встревоженный Самсонов повернулся и хотел пойти туда, но Сашок удержал его за рукав.

– Не фига нам соваться, – сказал он. – Без нас разберутся. А мне интересно поглядеть, – тут он злорадно хмыкнул, – что будет, когда они разбудят этого туза, который спит у нас так нежненько, что принцесса на горошине. Он и на этих спустит своего плешивого секретаришку? Да, не позавидуешь мужику. Я бы такого босса давно урыл.

В дверь первого купе уже барабанили оба проводника.

– Эй вы, там, откройте! Немедленно прекратите! Мы сейчас милицию позовем!

Дверь купе открылась, и оттуда появился один из здоровых лбов. Он шел, ставя ноги вслепую, высоко запрокинув голову и зажимая двумя пальцами сильно кровоточащий нос.

– Не надо милицию, – прогнусавил он. – Мы и сами почти милиция… Гад!

И мимо купе проводников устремился в ближний к нему туалет.

– От гада слышу! – рявкнул ему вдогонку второй лоб, выскакивая из купе. У этого лба уже расцветал под глазом огромный фингал.

– Ша! – вмешался Сашок, подскакивая ко лбу мимо ошалевших проводников и тормозя его. – С чего базар?

– Я, видишь, из ритма выбился, и поэтому канадцы нас обошли! – в ярости взревел лоб номер два, судорожно ища глазами что-нибудь холодное, чтобы приложить к фингалу. – А как он поправку на ветер не учел, это вам что?!

– Кажется, что-то проясняется, – сказал Самсонов, обращаясь к Игорю, Анджеловой и ее мужу. – Насколько понимаю, эти двое – спортсмены.

– Угу, – кивнул Игорь. – Наверное, «двойка». Интересно, в каком виде спорта? В гребле, бобслее или в чем-то еще? И таким образом они разрешали возникшие у них разногласия по вопросам тактики.

В этот момент открылась дверь второго купе, и на этот раз из нее выглянул не секретарь, а сам «босс» – грузный мужчина средних лет, с отвислыми щеками и глазами-буравчиками.

– Что у вас тут, сумасшедший дом? – прорычал он. – Эй, проводники, вы что, не можете дежурный наряд вызвать, чтобы всех этих молодчиков сгребли, оштрафовали и ссадили с поезда?

Побледневшие проводники вытянулись по струнке и чуть ли не под козырек взяли. Но тут им на помощь пришел Сашок.

– Тихо ты! – обратился он к обладателю начальственного голоса и щек. – Не рычи. Не видишь, у людей горе, вот и убиваются.

– Горе? – начальственный обитатель второго купе уставился на Сашка.

– Ну да, – кивнул Сашок. – Такую кучу баксов потерять – это тебе не всякий там мелкий облом.

– Эй! – Лоб с фингалом, стоявший, прижав лицо к холодной металлической раме окна, изумленно повернулся к Сашку. – Откуда ты знаешь, что все из-за баксов?

– Так из-за чего ж мужики могут так мутузить друг друга? – с ухмылкой спросил Сашок. – Или из-за девки, или из-за баксов. Но если б вы девку не поделили, то ни за что не сели бы в одно купе, еще до поезда друг другу глотки порвали бы. Вот и выходит… Да, а чо ты сболтнул, будто вы вроде как и сами из милиции? Вы из общества «Динамо», что ль?

– Приблизительно так, – мрачно кивнул лоб. – В общем, мы милицейскими спортсменами считаемся.

– Понял? – обратился Сашок к начальственному мужику, который переводил взгляд с одного говорившего на другого, силясь уразуметь, что произошло. – Так что отдыхай. Никто тебя больше не потревожит, уж это мне предоставь. Сейчас такую тишину наведем, муха на лету уснет.

Начальственный мужик поглядел на Сашка и, решив, видимо, что на его слова можно положиться, исчез в купе – фыркнув напоследок и громко хлопнув дверью, выражая тем самым свое недовольство.

– Все нормально, браток, – Сашок похлопал лба по плечу. – Сейчас сядем и разведем вас. Так мирно все ваши проблемы уладим, сами удивитесь… А вы расходитесь, – бросил он скопившемуся народу. – Тут лишних свидетелей не надо. И не боитесь, планы на вечер не отменяются. Все по высшему классу, как обещал.