Текст книги "Аномальные каникулы"

Автор книги: Алексей Гравицкий

Соавторы: Сергей Палий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Скорее всего. Только энергии тут нужно было намного больше.

– Знаешь, на что похоже? На невесомость.

Ворожцов не ответил. Крепко задумался. Тимуру все же удалось загнать умника в тупик. Интересно, как выкрутится?

– Имеешь в виду какие-то аномалии с гравитацией? – высказался наконец Ворожцов.

– Не-а. – По лицу невольно скользнула победная улыбка. Тимур объяснил: – Физика. В невесомости тебе не важно, что поднимать: фантик или «БелАЗ». И то, и другое практически ничего не весит. Так и здесь. Тому, что заставляет оживать приборы и механизмы, по барабану, сколько энергии на это тратить. Для него это пшик.

Продолжая шагать, Ворожцов посмотрел на Тимура каким-то новым взглядом. Уважительно и слегка обескураженно.

– Что? – не выдержал Тимур, усмехнувшись. – Срезал я тебя?

– Срезал, – признал тот. – Действительно, интересная гипотеза. Брат бы обязательно развил эту мысль и по полочкам разложил.

– Да уж, разложил, – перестал улыбаться Тимур, непроизвольно всматриваясь в просветы между деревьями. Они взошли на невысокий холм, и за перелеском вот-вот должны были показаться ветхие крыши домов. – Как бы нам по кусочкам не пришлось собирать то, что эти твои ботаники там разложили.

– Прибор цел, – возразил Ворожцов, опять утыкаясь в экран ПДА. – Жалко только, что маячка в нем нет. Придется поискать.

– Во-во, – хмуро откликнулся Тимур. – Могли бы точную метку поставить, а не просто место обозначить. Ладно, найдем.

Наладонник в руках у Ворожцова глухо пиликнул и завибрировал.

– Погоди-ка, не беги. – Он обошел вросшее в землю бетонное кольцо и притормозил. – Детектор показывает впереди что-то…

– Что? – не понял Тимур, останавливаясь и пытаясь разглядеть между деревьями хоть что-нибудь необычное.

– Странная какая-то, – пробормотал Ворожцов. – Аномалия, не аномалия…

– Ты не бубни, – сердито сказал Тимур, притормаживая рукой Лесю и мелкого. – Определись уже: аномалия или нет.

– Да вот я и не пойму, – протянул Ворожцов. – Только что ничего не было, а теперь метка светится.

– Оп, – насторожился Мазила. – Может, опять зверь?

– Нет, – покачал головой Ворожцов. – На зверей сканер настроен. А эта штука на детекторе видна.

– А! – догадался мелкий и сам же прикрыл рукой рот. Продолжил на тон тише: – Значит, она только что появилась. Ведь они не вечно живут на одном месте. Я читал на сталкерских форумах, что аномалии появляются и через какое-то время исчезают.

– Просто так вот взяла и появилась? – засомневался Тимур, выискивая глазами дрожащее марево, но так его и не замечая. – Странно.

– Ну и пусть, – пожал плечами Мазила, звякнув гайками в кулаке. – Обойдем, и все. Делов-то.

– Мелкий, у тебя каждый раз «делов-то», – одернул его Тимур. – Вот начнем мы эту дрянь обходить, а под нами еще одна вырастет…

– Тогда надо было вообще дома сидеть, – фыркнул Мазила. – Там точно ничего не вырастет.

– Надо было, – серьезно сказала Леся, вытирая нос платком. – Давайте вон с той стороны обогнем.

– Почему там?

– Там травы почти нет.

– Раз травы нет, значит, ее могло что-то убить, – резонно заметил Ворожцов.

– Зато видно, куда наступаешь – не то что в этом огороде, – машинально вступился за предложение Леси Тимур. – Ты посмотри, что там твоя шарманка показывает.

– Вроде чисто, – нехотя ответил Ворожцов.

– Вот и нечего страху нагонять лишний раз, – отрезал Тимур и перехватил обрез. – Пойдем.

– Стоять! – скомандовал Ворожцов.

Тимур вернул на место уже занесенную ногу. Медленно повернулся. Недовольно выцедил:

– Теперь что?

– Пропала. – Ворожцов непонимающе тряхнул наладонник. – Только что была и…

– А это? – ткнул Тимур пальцем в светлую точку на масштабной сетке в окошке детектора. – Скоро совсем ослепнешь. – Он вдруг понял, что мог с ходу ошибиться, и уже не так напористо уточнил: – Или это… другая?

Ворожцов обалдело посмотрел на метку, моргнул и покачал головой. Тихо выдавил:

– Та же. Но она переместилась.

– Как это? – изумилась Леся. – Аномалии же вроде не двигаются.

– Блуждающая, – с видом знатока определил Мазила, заглядывая в экран через плечо Ворожцова. – Говорят, такие встречаются. Редко-редко, но бывает.

– И куда они… блуждают? – спросил Тимур.

– Да кто ж их знает, – хмыкнул мелкий. – Туда-сюда, наверное.

– Приехали, – сказал Ворожцов и, сморщившись, поправил повязку на руке. – Теперь надо следить за траекторией, пока не поймем, куда она движется.

– До завтра будем следить? – язвительно уточнил Тимур.

– А что ты предлагаешь? – устало проговорил Ворожцов. – Наугад топать?

На это возразить было нечего. Вред от хождения наугад стал очевиден уже после смерти Сергуни. Тимур стиснул зубы и поморгал, отгоняя страшные воспоминания… Наугад тут не походишь.

– Ладно, следи, – кивнул он. – А я пока гляну: может, вон там, у берез, пройти получится. Туда эта штуковина вроде не собирается в ближайшие минут пять?

– Вроде не собирается.

– Вот и чудно. Если там трясины нет и можно пробраться, позову.

Тимур пошел через луг к корявым березам, торчавшим правее голой поляны, через которую предлагала идти Леся. Если там нет болота, можно будет обойти, а не ждать, пока умник вычислит траекторию этой бродячей фиговины. Ну да, сделают крюк небольшой. Ну и ничего, не развалятся.

Здесь прямых путей вообще мало.

– Подожди, я с тобой! – окликнул его Мазила.

– Сам справлюсь, – бросил Тимур через плечо.

– Нельзя тут по одному ходить, – настырно сказал мелкий. Догнал и пристроился рядом.

Тимур не ответил. Но и отправлять его обратно не стал. После встречи с ребенком под насыпью оставаться одному даже на минуту было неохота. Бросать Лесю наедине с Ворожцовым тоже не хотелось, но ничего страшного. Ненадолго же.

– А ведь бензина-то в экскаваторе реально не было. – Эта мысль, видимо, до сих пор не давала Мазиле покоя. – И аномалий рядом не было. Я вот думаю, что тут дело не только в аномалиях…

– Да, мелкий, тут еще полтергейст с барабашкой шалят, – брякнул Тимур. И тут же сам пожалел.

Мелкий округлил глаза и развернул лопоухую башку.

– Не-е-е, – на полном серьезе заявил он через некоторое время, продолжая осоловело глядеть на Тимура и топать вслепую, – барабашка только в доме может жить. А вот полтергейст – запросто. Сталкеры говорят…

– Как ты задолбал со своими сталкерами! – не выдержал Тимур, тоже поворачивая к нему голову. – Вот реально, мелкий, задрал уже!

– Ну и что, – надулся Мазила, отворачиваясь. – Зато я побольше вас знаю о том, что вокруг творится.

– Серьезно? – прищурился Тимур. И цинично ввинтил: – Чего ж тогда Сергуню не спас, знаток?

Мазила остановился и стиснул зубы. Тимур продолжал идти.

– Знаешь что, – ударил тихий шепот ему в спину, – ты тоже задрал.

– Ой-ой, – усмехнулся Тимур. – Обидели мелкого, в норку написали.

– И все извинения твои – брехня! – надрывно крикнул Мазила. – Иди ты… через свои березы!

Сзади раздался шелест. Тимур со вздохом остановился и обернулся.

Мелкий, остервенело раздвигая стебли, ломился через высокую траву. Не простым путем, каким они шли только что, а по густым колючим зарослям, собирая на штаны репья.

Назло ведь прет. И смех, и грех…

– Эй, – позвал Тимур, невольно узнавая в настырной поступи Мазилы себя самого. – Куда идешь-качаешься, бычок?

– Хватит уже над людьми издеваться, – зло отозвался мелкий, не сбавляя шага. – На себя посмотри.

– Ты мне поговори еще, мелочь… – начал Тимур.

– Да какая я тебе мелочь? – обидно и без тени страха в голосе рассмеялся Мазила. – Я ж тебя на полголовы выше!

Вот те на! А мелкий-то всерьез бунтует.

– Куда он идет? – донесся далекий крик Ворожцова. – Тимур! Ты куда его отпустил?

– Отпустил я его, – проворчал Тимур, неохотно сворачивая в колючие заросли. – Этого бычка попробуй удержи…

– Стой! – снова проорал Ворожцов. – Стойте оба!

– Слышишь, что тебе говорят? А ну тормози! – с нарастающим беспокойством велел Тимур.

– Пошли вы все… – обронил Мазила и скрылся за толстой ивой.

Тимур уже почти бежал за ним. Мелкий на нервах ни шиша не соображает и может попасть в беду. Нужно догнать, остановить, а потом уже разбираться, кто прав, а кто виноват.

– Стоять, дурак! – гаркнул он. – Там же эта… бродячая!

Тимур обошел толстенный ствол с морщинистой корой и притормозил в нерешительности.

Мелкий шуршал где-то рядом, но полностью его фигуру видно не было. Только мельтешила камуфляжная куртка в плотном кустарнике. Он что, решил в самую гущу забраться? Балбес!

– Да подожди ты! – дрогнувшим голосом позвал Тимур. – Мазила!

Мелкий не откликнулся. Спина его в последний раз мелькнула в зарослях и пропала. Тимур, отодвигая обрезом кусты, бросился следом. Позади уже слышались шаги Ворожцова…

Гибкие тонкие ветки хлестали по лицу, за шиворот с них капала вода. Ива плакала…

Тимура охватил страх.

С одной стороны, он до дрожи боялся с разгону влететь в эту блуждающую аномалию, которая теперь вообще хрен знает где притаилась! А с другой… Тимура гнал вперед дикий страх потери. Мазила, конечно, идиот малолетний, но бросать его в таком состоянии нельзя! Сдохнет ведь!

Зона будто бы осознанно играла на чувстве долга и взаимовыручки: утягивала его все глубже и глубже за так некстати взбрыкнувшим мелким. И Тимур краем сознания даже понимал все это…

Под ногами захлюпало. Кусты расступились. Тимур с лету чуть не врезался в железную стену. Отшатнулся.

Перед ним стояла кособокая трансформаторная будка. Провода оборванными космами свисали с фарфоровых изоляторов, но Тимур все же отступил на пару шагов. Тут экскаваторы выключенные ковшами размахивают! Так что рваные провода запросто могут оказаться под напряжением. Или тоже… оживут да придушат. Лучше на всякий случай держаться подальше от любых подозрительных штуковин.

Мелкого он заметил не сразу.

Тот стоял возле угла будки и, согнувшись, ловил пальцами развязавшийся шнурок. На куртке и штанах серела россыпь мохнатых репьев и колючек поменьше. Шея раскраснелась от быстрой ходьбы.

Тимур подошел поближе и устало облокотился на ствол дерева. Опустил дробовик стволом вниз.

– И что ты тут кому доказываешь? – спросил он.

– На себя посмотри, – упорно повторил Мазила, ловя наконец пальцами кончики шнурков. – Всем уже надоел.

– Мелкий, ты бы язык прикусил. – Тимур еле сдержался, чтобы не нахамить в ответ. Отголосок страха все еще дрожал внутри. – Ведешь себя как маленький.

– Ты больно большой, – сопя и завязывая тугой бантик, ответил Мазила. От положения «вниз башкой» к лицу его прилила кровь, оно стало пунцовым. – Перед Лесей выпендриваешься, а на других пофиг. Раскомандовался…

– Что, хочешь главным быть? – прищурился Тимур. – А хотелки-то хватит?

– А чего? – Мазила закончил со шнурками, опустил штанину и выпрямился. Вишневый цвет с его физиономии сошел, но румянец на щеках остался. – Чем ты лучше всех, а? Тем, что сам решил покомандовать? Вон Ворожцов тоже может не хуже тебя… И я смогу, если надо!

Сзади, из перелеска, донесся хруст веток и голос Ворожцова. Тот кричал что-то, но слов было не разобрать.

– Ты серьезно, что ль, мелкий? – обалдел Тимур.

– Я не мелкий. – В глазах Мазилы вспыхнул недобрый огонек. Тимур сроду не замечал за ним такого взгляда. – Не называй меня так больше. Понял?

Тимур промолчал, ошалело глядя на Мазилу и не узнавая его. Если бы он встретил такого пацана на улице, никогда бы не подумал, что тот младше на класс. Голова агрессивно наклонена вперед, взгляд колючий, исподлобья, вена на лбу вздута…

Сзади снова раздался шум, уже ближе.

Так и не дождавшись от Тимура ответа, Мазила повернулся вправо и собрался пойти дальше, за угол трансформаторной будки, но вдруг замер. Словно его в одно мгновение сковал невообразимый холод. Казалось, вот-вот раздастся хруст, и его тело развалится на ледяные куски.

Очень-очень медленно Мазила поднял голову и резко, со свистом втянул ртом воздух, будто его не хватало. Грудь под курткой раздулась.

– Ты чего? – испуганно спросил Тимур, глядя, как раскрасневшаяся рожа мелкого стремительно бледнеет. – Мелки… Мазила, чего там такое?

Мелкий не отреагировал. Вообще никак. Даже не моргнул. Он до белизны на костяшках стиснул задрожавшие кулаки и шагнул вперед. Затем еще раз. Движения были ломаные, как у дешевой марионетки.

– Э! – ринулся вслед Тимур. – А ну стой…

Он схватил Мазилу за шиворот, но почувствовал, как тот увлекает его за собой: не обращая внимания на сопротивление, мощно, неумолимо… Равнодушно?

Мелкий был и впрямь чудовищно силен.

Тимур по инерции просеменил за ним еще несколько шагов, заворачивая за угол, и подался вперед, чтобы не упасть. Пальцы соскользнули с воротника, а мелкий неожиданно остановился, встал вполоборота к Тимуру и крепко взялся за цевье обреза.

– Сдурел? – прошептал Тимур, пробуя оттянуть на себя ружье. Бесполезно. Страх вспыхнул внутри с новой силой. – Мазила, что с тобой?

В остановившихся глазах мелкого больше не было ни злобы, ни обиды, ни бунтарского задора… В них замерла боль. Дикая, нечеловеческая, всепоглощающая боль.

А еще в глубине расширенных зрачков застыл немой крик.

Тимур, отмечая периферийным зрением, как из кустов выскакивает растрепанный Ворожцов, медленно отвел взгляд от перекошенного лица Мазилы и посмотрел левее. В сторону уже различимых в дымке ветхих домов деревеньки. Туда, где было что-то, напугавшее мелкого до смерти…

Оно было гораздо ближе, чем он ожидал. Висело метрах в пяти или шести.

То, что увидел Тимур, не было похоже на аномалию. Не плавился воздух, не кружились жухлые листья, не парили в обворожительном танце искорки или огоньки. Там просто плавно летело нечто. На грани природного явления и живой сущности. Без четких контуров, без сгустков или уплотнений, с единственной бритвенно-тонкой линией, будто бы расколовшей пространство позади себя напополам.

Тимур почувствовал, как рука дернулась: от зверского рывка Мазилы его запястье чуть не разлетелось в разные стороны, как игральные кости при ударе о стол. Но боли почему-то не было…

Пальцы, только что сжимавшие рукоять обреза, схватили воздух…

А потом небо рухнуло.

Облака рваными клочьями упали вниз и в беспорядке застыли над деревней. Крупные сизые хлопья густо посыпались сверху, застилая все вокруг. Пепельная мгла опустилась на мир, стирая цвета и смазывая контуры. Боковая кромка трансформаторной будки поплыла мелкой рябью.

Стужа сковала мышцы, в голове гулко завибрировало.

Мазилы больше рядом не было.

– Тимур!

Бессмысленный крик Ворожцова остановился где-то далеко, на грани восприятия. Пустое, хрустально-прозрачное эхо.

Зато в сознание втекли отражения чужих мыслей – несвязные, пугающие, тысячекратно дробящиеся. Пробирающий до костей мороз остановил сердце, превратил кровь в сосудах в нити льда. В кончиках пальцев возникло покалывание, возле губ зависло белесое облачко пара.

Тихо. Сумрачно.

Мертво.

Только неторопливо падает темно-пепельный снег. А страх уступает место другому чувству: незнакомому, похожему на легкость сна, сумевшую каким-то образом просочиться в явь.

Только… эта легкость обманчива.

Там, за сизой пеленой кружащихся хлопьев, кроется боль…

…боль пришла не сразу.

Сначала Тимур почувствовал, как его дернули назад. Падение, удар головой. Перед глазами вспыхнула радужная россыпь искр, к горлу подступила тошнота.

А вот потом пришла боль.

Одновременно в едва не разорванное рывком Мазилы запястье и в затылок, которым он приложился о фундамент будки. Лучше бы он потерял сознание, чем терпеть эту прострелившую с двух сторон боль…

– Айа-а… – застонал Тимур, сжимая кулак и энергично растирая руку. – Мелкий, что за…

– Не рыпайся, – втек в ухо страшный шепот Ворожцова. – Назад.

– Там мелкий… – Тимур хотел было встать, превозмогая гул в башке, но Ворожцов мертвой хваткой взял его за шею сзади, давя на кадык. – Тхи-и-и…

Хватка ослабла.

– Ты чего творишь, гад? – выплюнул Тимур, ворочаясь спиной на собственном рюкзаке. – Там мелк…

Грохот выстрела разорвал пространство, сметая окружающие звуки куда-то в сторону. Сердце пропустило удар. В короткий миг Тимур осознал, что обреза у него в руке нет, а значит, ему не привиделось, и мелкий его все-таки вырвал, а значит…

– Пусти! – рыкнул он, вырываясь из захвата Ворожцова, но тот, несмотря на покусанную руку и растрепавшийся конец бинта, держал крепко. – Пусти, скотина!

«Нет».

Тимур не видел губ Ворожцова, не слышал этого слова, но знал, что тот произнес его. Так иногда случается: человек ступает за грань обычных чувств. Тимур знал, что за углом будки произошло что-то ужасное, непоправимое. Знал и беспомощно сжимал пальцами мокрую траву, понимая, что идти за этот угол нельзя. Там…

Черные хлопья.

Стужа.

И смерть.

Тимура уже никто не держал.

Рядом поднималась Леся. На ней буквально висел Ворожцов, не давая встать и пойти к Мазиле. И Тимур следил за их смазанными движениями на фоне светло-серого неба, как за дергающимся изображением со старого кинопроектора на простыне. Им однажды крутили древнюю черно-белую пленку на уроке истории…

Постепенно происходящее ускорялось, движения Ворожцова и Леси становились плавней, в мир возвращались цвет и звук. Холод и боль.

Леся вывернулась из рук Ворожцова и, не соображая, кинулась к углу будки. Тимур в последний момент успел схватить ее за ногу, подтянуть к себе и повалить наземь.

– Пусти! – прошипела девчонка. И дернулась так же яростно, как только что рвался он сам. – Ему помочь надо! Пусти!

Тимур, морщась от пульсирующей боли в запястье, прижал ее руки к земле. Навалился. Подоспел Ворожцов, помогая удержать взбесившуюся Лесю.

– Пустите, изверги! – завопила Леся, дергаясь, как угодивший в капкан зверь. – Садюги, что ж вы делаете! Пустите!

– Нельзя туда, – быстро заговорил Ворожцов, изворачиваясь и дотягиваясь до оброненного наладонника. – Ни в коем случае!

– Там Мазила! – завопила Леся. – Вы что творите?!

– Нет-нет, нельзя, – как заведенный повторил Ворожцов, протирая рукавом экран. – Аномалия все еще там!

– Ну и что! – не унималась Леся, дергаясь в руках Тимура. – Ему нужно помочь! Мы просто поможем ему… Вытащим…

– Нет, – хрипло сказал Тимур. – На нее нельзя смотреть. Иначе…

Его передернуло от всплывшего в памяти сумрачного мира, где за пепельным бураном таится такая боль, от которой одно лекарство: смерть. По сравнению с этим потянутые связки и шишка на затылке – ничего не значащая ерунда! Там, за этими кружащимися хлопьями, человеку показывают то, после чего ему становится незачем жить.

Догадка как обухом по голове шарахнула Тимура. Он закрыл глаза, понимая, в кого выстрелил Мазила.

Точнее… вовсе не мазила.

Ведь промахнуться в самого себя довольно сложно.

– Нет, – не узнавая своего голоса, выдохнул Тимур. – Нет, Леся, туда сейчас нельзя. Ему мы больше…

Он не стал завершать фразу. Повернул голову к Ворожцову и поймал его потерянный, но понимающий взгляд.

Леся тоже наконец перестала дергаться.

Не всегда нужно заканчивать фразы. Иногда недосказанность понятней. Правда… от этого не легче.

Они лежали на земле за трансформаторной будкой еще минут пять или даже дольше. Молча. Тихо. Ждали, пока яркое пятнышко на экране не начало двигаться. Сначала оно немного сместилось в сторону, потом еще и еще, ускорилось и быстро исчезло за границей экрана. Ушло.

Детектор больше не показывал ничего необычного в радиусе сотни метров.

Ворожцов непослушными пальцами переключил приложения. И вздрогнул. Сканер со слепым хладнокровием машины фиксировал три объекта.

Только три.

Четвертой точки больше не было…

«Я не мелкий. Не называй меня так больше. Понял?» – гремели в ушах у Тимура последние слова Мазилы. А перед глазами стоял немой крик, застывший даже не в зрачках мелкого, а гораздо глубже, в самой душе. Что же он увидел за этой пепельной мглой? Может ли что-то заставить четырнадцатилетнего пацана выстрелить себе в сердце?

Может.

Теперь Тимур это знал.

Тело они нашли не сразу. Мазила лежал на спине в канаве, неудобно подвернув под себя ногу и раскинув руки в стороны. Нелепо лежал. Как показывают в плохих фильмах про войну: вроде зритель понимает, что, по задумке, солдат убит, но до конца все равно не верит. Поза слишком уж прямолинейная, что ли.

Тимур не моргая смотрел на Мазилу и тоже не до конца верил, что тот мертв. Но страшная рана на груди не оставляла сомнений. Рана магнитила взгляд, несмотря на то, что от ее вида по спине бежали мурашки, а внутренности сжимались в колючих холодных спазмах.

Кровь, много крови… Разодранная дробью в лохмотья куртка пропиталась насквозь…

Он выстрелил точно в сердце. А ведь это неудобно. Обрез – не лучшее оружие для выстрела самому себе в грудь. Проще было бы в голову…

Но Мазила выстрелил в сердце.

Рядом с Тимуром стояли Ворожцов и Леся. Ботан будто бы окаменел. А девчонка напротив: часто дышала, как чахоточная. И оба они тоже не могли отвести от неподвижного тела глаз.

– З-з-зачем? – выдавила Леся, не переставая сипло дышать.

– Эта дрянь как-то влияет на психику, – тихо сказал Ворожцов, не двигаясь. Только губы шевельнулись. – Я глаза Тимура видел, когда он на нее смотрел… Кошмар.

– А если б я… и ты… – Тимур осекся.

– Что я? – ожил наконец Ворожцов, отводя взгляд от коченеющего в канаве тела.

– Если бы и тебя она… – Тимур угловато махнул рукой. – А, ладно.

Ворожцов отвернулся и обессиленно присел на корточки.

– Вы стояли, как статуи, – пробормотал он. – Я хотел обоих схватить… Уже вперед пошел, не понимая… Но в этот момент он… Мазила… выдернул у тебя из руки ружье и рванул в сторону, как бешеный. Я только тебя и успел отволочь. А так бы высунулся подальше и тоже… там бы остался.

Он замолчал.

Трансформаторная будка темнела позади. Громоздкая, равнодушная, мертвая. Без всяких полтергейстов и барабашек, в которых, кажется, всерьез верил несостоявшийся сталкер Мазила. Ветерок огибал ее и легонько, но не переставая холодил Тимуру висок и шею.

Он закрыл глаза, но долго так простоять не смог: слишком много ужасных картинок сразу поплыло перед ним. Снова открыл.

Черепичные и шиферные кровли домов виднелись в низине, подернутые голубоватой дымкой. По пригорку вился неглубокий распадок. Когда-то, по-видимому, здесь сбегала вниз дорога и перетекала в единственную на всю заброшенную деревеньку улицу. Скособоченный забор, полдюжины до сих пор не упавших телеграфных столбов, силуэт водонапорной башни… А над всем этим – пасмурное небо с угадываемым солнечным пятном невысоко над горизонтом. Облака, облака, облака – плотная завеса без прорех. Такой же туман, как здесь, на земле, только опрокинутый. Туман наоборот.

Ветерок доносил из перелеска еле ощутимый, но все равно мерзкий запах болотной гнильцы.

Мир изменился: переломился надвое, словно рассеченный бритвенно-тонкой линией, которую Тимур увидел в воздухе за миг до того, как провалился в сумрачную вьюгу.

Было «до».

Там остались выпендрежник Сергуня, легкомысленная Наташка Казарезова, веселый и вовсе не мелкий Мазила. Он уже там, хотя вроде бы вот, лежит на границе прошлого и настоящего… Но уже там.

И есть «после».

Тут – пусто и одиноко, несмотря на то, что рядом понимающая и желанная вроде бы Леся, занудливый, но рассудительный и не трусливый Ворожцов.

Тут.

Тут хочется забыться, уснуть и проснуться там.

В «до»…

Было, есть.

Что будет дальше, Тимур не знал.

Он снял рюкзак. Подошел к краю канавы и опустился на колени. Сглотнул. Зачерпнул руками большую горсть рыхлой земли вместе с прошлогодней травой, мелкими щепками, гнилым желудем и бросил на Мазилу. Поморщился от дернувшей боли в запястье.

Леся сдавленно вскрикнула.

– Ты что? – шепотом спросил Ворожцов. – Тимур, ты что?

– Ничего. – Голос был его. Ровный и спокойный. Шел из глотки, но слышался будто бы со стороны. – Похоронить надо.

В глазах стояла холодная пелена. Даже не слезы. Стекло.

– Давай я схожу в деревню, найду лопату, – надломленно сказал Ворожцов. – Тимур…

– Нет. Не хочу я лопатой.

Он зачерпнул следующую горсть. Бросил. Дерн и гниль с шорохом упали на бледное лицо Мазилы. Несколько комочков земли остановились в уголках закрытых глаз, остальные ссыпались вниз.

Леся тихонько заплакала.

Тимур почувствовал, как дрожат руки, как сжалось все внутри. Зачерпнул третью горсть – влажная земля забилась под ногти. Бросил.

Рядом опустился Ворожцов. Он больше не уговаривал, и Тимур был благодарен ему за то, что тот замолчал. Пусть, раз уж не хочет помогать, просто молчит.

Ворожцов отодвинул свой рюкзак. Засучил рукава, не обращая внимания на пропитавшийся кровью бинт, и тоже загреб пальцами землю. На его лице не дрогнул ни один мускул. Оно словно окостенело.

Они бросили землю вниз почти синхронно. Леся закашлялась и заплакала громче.

Глаза резало.

Не слезы.

Стекло.

Почти не чувствуя пальцев, Тимур снова загреб ладонями землю и снова бросил ее на неподвижного Мазилу.

– Почему же ты молчишь, мелкий, – сорвалось с губ. – Почему же ты не просишь прекратить…

Шум пульса в ушах заглушал рвущиеся наружу слова. Страшные, безумные, от которых мороз пробирал до самых потрохов. Перед глазами звенело холодное стекло, стирая контуры предметов, искажая цвета. Руки зачерпывали сырую, но как назло рыхлую землю и бросали ее вниз.

Рядом сидел на коленях Ворожцов и с каменным лицом тоже бросал, и бросал, и бросал…

Комья летели в канаву, постепенно обсыпая тело мелкого, скрывая лицо, стирая грань между там и тут…

Комья падали, и падали, и падали.

И вместе с ними падало в эту канаву что-то из души Тимура. Такое же сырое, холодное и черное…

Где-то далеко, за громоподобными раскатами пульса, слышался плач Леси. Этот тихий плач давно остановился на одной ноте, и она тянулась, дрожала, как вибрирующая струна. Поднималась от земли в небо и замирала там. В сизой бесконечности облаков.

А Тимур, не соображая, что делает, продолжал загребать горстями податливую почву, кидать комья на медленно растущий холмик и уговаривать Мазилу:

– Не молчи, мелкий… останови ты нас… что же мы делаем… скажи хоть что-нибудь, сволочь ты мелкая… скажи… скажи… скажи…

Но мелкий не отвечал ему.

Мелкий уже был там, за рыхлым черным занавесом…

Тимур и Ворожцов бросали землю долго. Очень долго. Леся уже перестала реветь, а они все загребали и загребали сбитыми в кровь пальцами. Все бросали и бросали. И эти монотонные движения, несмотря на страшный смысл, который в себе несли, успокаивали. Тимур с Ворожцовым будто бы выгребали эти комки не из-под ног, а из самих себя.

Тело Мазилы уже давно полностью скрылось под землей, а они продолжали бросать до тех пор, пока над ним не образовался небольшой курган, доходивший почти до середины краев канавы.

Сгущались сумерки.

Губы ссохлись, голод сосал где-то под солнечным сплетением, но это уже совершенно не отвлекало. Тимур встал и прошелся туда-сюда, разминая затекшие ноги. Стряхнул с ладоней землю, вытер руки о куртку, но пальцы все равно остались грязными, с кровоточащими ссадинами и черными полосками под ногтями.

– Давай полью, – бесцветным голосом сказала Леся, открывая пластиковую баклажку.

Тимур молча подставил руки. Тонкая струйка потекла из горлышка в траву, и он стал остервенело тереть ладони друг о дружку, брызгая и поочередно стряхивая. Основная грязь ушла с водой, но полоски под ногтями остались.

– Видишь? – показал он их Ворожцову с какой-то садистской усмешкой. – Наверное, навсегда.

Тот не ответил. Дождался, пока Тимур закончит, и тоже стал мыть руки.

Ворожцов вообще не произнес ни единого слова после того, как сел рядом и начал помогать бросать землю. Тимур все бормотал и бормотал несуразности, а Ворожцов молчал…

Баклажка опустела.

Леся завернула крышку, убрала тару в рюкзачок. Подошла к Тимуру и хотела что-то сказать, но передумала. Просто долго посмотрела на него.

– Перевяжи его, – мотнул Тимур головой на Ворожцова. – И йодом каким-нибудь помажь.

Леся кивнула и принялась потрошить аптечку. Ворожцов не геройствовал: засучил рукав, помог размотать пропитавшийся кровью и грязью бинт. Только поморщился, когда Леся смазала укусы йодом и машинально подула на них, как маленькому.

Тимур смотрел на них, а в голове мелькали какие-то обрывки мыслей. Несвязные, ничего в общем-то не значащие. Пустые мысли ни о чем.

– Там есть эластичный? – спросил он у Леси через минуту.

– Бинт? – зачем-то уточнила она, открывая аптечку.

– Бинт, – кивнул Тимур.

– Да, вот. Ты руку потянул? Давай-ка я замотаю покрепче.

– Я сам.

Тимур взял плотный бинт, наложил кончик на запястье, прижал пальцами, стискивая зубы от боли, и принялся мотать. Пропустил «восьмеркой» через большой палец, сделал еще несколько оборотов, зафиксировал.

Подвижность кисти упала, но теперь боль стала более-менее терпима.

Тимур опустил рукав, поправил ботинки, застегнул куртку. Оставалось еще кое-что, но он все оттягивал момент…

– Пошли? – обронил Ворожцов.

– А разве… – Леся убрала аптечку и смотрела теперь пустым взглядом на горку свежей земли. – Крест разве не надо?

– Не надо, – глухо сказал Ворожцов. – Из палок не по-человечески, а больше не из чего.

Тимур наконец решился. Обошел канаву слева, спустился вниз и подобрал обрез. Стряхнул со ствола кровавую грязь, взял за холодную рукоять и переломил. Из ствола на него смотрел слепой глазок капсюля с крошечной вмятиной по центру.

Тимур негнущимися пальцами достал гильзу, стиснул ее в кулаке. Хотелось заорать во всю глотку и зашвырнуть ее куда-нибудь подальше. Или изорвать желтый пластик на куски. Или…

Он разжал руку и посмотрел на бездушный цилиндр с металлическим основанием. Вот она, грань. Сами себе штампуем миллионы граней, а потом ломаем их. Крушим с хрустом костей.

Тимур не решился просто выбросить гильзу. Что-то удерживало его, хотя умом и понимал: глупо хвататься за соломинки, когда уже на дне. И все равно не стал выбрасывать. Убрал в карман куртки.

Пусть кусочек смерти мелкого побудет пока с ним. Рядом с сердцем.

– Будь ты проклята, – прошептал он, сам не до конца понимая, кому именно. Спокойно, без надрыва. Вместе с тихой истерикой во время похорон, вместе с безумными словами, которые он бормотал мертвому Мазиле, засыпая его землей, изнутри ушло что-то напряженное, жесткое, привычное. Будто пружина разжалась.

Тимур вставил в ствол новый патрон, защелкнул обрез и пошел по траве к дороге, не оборачиваясь и не заботясь, собираются ли Ворожцов с Лесей его догонять.

Он просто пошел, переставляя ноги, потому что так было надо. Потому что впереди была цель, ради которой они переступили границу. Не границу Зоны, нет. Границу внутри себя. Тот незримый рубеж, который разделяет жизнь каждого разумного существа.

На что?

На детство и взрослость? Может быть.

А может быть, эта бритвенно-тонкая грань делит каждого из нас надвое по-другому? Вовсе не по возрасту…

Может, по одну сторону этой линии живет чудовище, а по другую – человек?