Текст книги "Штурм Берлина
(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин)"

Автор книги: Алексей Сурков

Соавторы: Евгений Долматовский,Цезарь Солодарь,Евгений Герасимов,Владимир Шмерлинг,Зигмунд Хирен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Капитан
А. ТЕР-АКОПЯН
На Коммандантенштрассе

29 апреля наш батальон, ведя уличные бои уже на левом берегу Шпрее, продвигался по Коммандантенштрассе. Вечером, когда мы подходили к Якобштрассе, противник встретил нас ураганным огнём из окон пятиэтажного углового дома. Замешкайся мы тут, и батальон понёс бы огромные потери. Занять временную оборону в этом месте невозможно было. Поэтому командир батальона майор Романенко приказал, невзирая на огонь противника, стрелявшего из автоматов, пулемётов, фаустпатронов и бросавшего гранаты со всех этажей, немедленно ворваться в этот дом.

Батальон кинулся вперёд и с криком «ура» ворвался через окна и подъезды в комнаты первого этажа. Каждую комнату пришлось брать с рукопашным боем. Когда первый этаж был очищен от противника, взвод лейтенанта Фролова спустился в подвал и вступил в бой с засевшими здесь немцами. После пятнадцатиминутной ожесточённой схватки все немцы в подвале были уничтожены. Началась борьба с противником, занимавшим верхние этажи. Это было самое трудное.

Гитлеровцы забрасывали нас со второго этажа гранатами через заранее проделанные в полах и потолках сквозные отверстия. Но вскоре под воздействием сильного огня с нашей стороны немцы начали прыгать из окон второго этажа во двор. Там их поджидали пулемётчики Штырков и Галкин, а также снайпер Санин. Своим метким огнём они уложили под окнами дома около полусотни гитлеровцев.

Уцелевшие на втором этаже немцы поднялись на третий и четвёртый этажи. Мы ворвались на второй этаж, и опять пошла перестрелка, опять через продырявленный потолок на нас падали гранаты. Но вот появились наши гвардейские миномётчики. Они поднялись на второй этаж, неся на руках десять тяжёлых мин.

По предложению артиллеристов батальон был незаметно для противника выведен из дома.

Залп десяти мин поднял в воздух все три верхних этажа с находящимися там немцами.

Больше сюда мы не возвращались, стали продвигаться дальше. Метрах в тридцати от этого здания немцами был подготовлен к обороне другой большой дом. Разведка, посланная в этот дом, не обнаружила противника, и, когда мы приблизились к нему, никто из окон не стрелял. Бойцы беспрепятственно вбежали в подъезд, связисты протянули провод, но только мы вошли в комнаты и в одной из них поставили аппарат, как со всех сторон, неизвестно откуда, посыпался град пуль.

Штурмовая группа ворвалась в дом.

Оказалось, что во всех внутренних стенах этого дома были сделаны незаметные бойницы, через которые немцы стреляли из соседних комнат. Командир полка подполковник Чайка, узнав об этом от нас по телефону, отдал приказ: «Вывести бойцов из здания и разбить его артиллерией». Но выйти из здания было уже невозможно. Немцы успели окружить все три комнаты, в которых собралось человек пятьдесят наших солдат и офицеров. Был свободен только один проход – узенький коридорчик, выводящий на двор, но он простреливался через бойницы в потолке немецкими пулемётчиками и снайперами со второго этажа. Несколько бойцов, один за другим, пытались выскочить через этот коридорчик, но все они были убиты на пути.

Положение наше было такое: одни лежали на полу и не имели возможности подняться, так как над головой свистели пули, другие стояли, прижавшись спиной к стене в стороне от бойницы, из которой бил немецкий пулемёт, и не сводили глаз с бойниц противоположной стены, из которой тоже сверкал огонь. Мы чувствовали себя как скованные, ничего не могли предпринять. Но у нас имелась связь, и это придавало уверенность. Все наши надежды были на провод, соединявший нас с командиром полка. И вдруг через открытую в подъезд дверь мы видим, как наш провод поднимается к потолку. Немцы подцепили его крючком и тянут к себе, чтобы порвать. Старшина сержант Емашев, как кошка, кинулся к поднятому проводу. Емашев был убит, но в последнее мгновение он успел снять провод с крючка. Потом немцы ещё раз пытались поднять провод, но это им больше не удавалось.

Командир роты старший лейтенант Микаэлян сказал бойцам, которые были с ним в одной комнате, что выйти нельзя, но артиллерия все-таки должна открыть огонь. Он хотел вызвать огонь на себя. Солдаты единодушно ответили: пусть артиллерия даёт огонь. Мнение Микаэляна и его подразделения было передано командиру полка, но решение последовало такое: пока артиллерийский огонь не открывать.

Мы уже шестой час сидели окружённые в трёх комнатах. Немцы, видя, что перестрелять нас из пулемётов трудно, стали вытаскивать пулемётные стволы из проломов в стенах и бросать в наши комнаты гранаты, от осколков которых нам негде было укрыться. Почти одновременно упали тяжело раненные командир стрелковой роты лейтенант Крылов, командир миномётной роты лейтенант Смертин, командир взвода лейтенант Фролов. Из всех щелей и дыр раздавался крик на ломаном русском языке: «Русс, сдавайся, капут!» Наши бойцы отвечали: «Вам капут, Берлин капут!»

Из комнаты, в которой находились бойцы Микаэляна, вдруг повалил густой дым. Это бойцы Санин и Колмагоров, по приказанию своего командира, облили горючей смесью мебель и подожгли её. Потом раздался голос Микаэляна:

– Товарищи, сейчас немцам будет крышка, мы подложили тол, через две минуты взорвётся.

Дым, начавший проникать во все комнаты, и это грозное предупреждение Микаэляна, объявленное так, чтобы его услышали немцы, вызвали у них панику. Немцам уже было не до нас. Они бросили оружие у своих бойниц и, спасаясь, кинулись во все проходы из дома. Но наши солдаты оказались раньше их на дворе. Выпрыгивавших из окон и выбегавших из подъездов немцев со всех сторон встречал ружейно-пулемётный огонь.

Старший лейтенант
МОНАСТЫРСКИЙ
Один бой моей роты

Немцы зацепились за Валльнертеатрштрассе и пересекающую её с севера на юг Александерштрассе. Перекрёсток этих улиц имел для противника особое значение. На Александерплац немцы сосредоточивали пополнение для своих редеющих фольксштурмовцев и по Александерштрассе направляли их на юг, в бесплодной попытке выйти к реке.

В 14 часов меня вызвал на свой командный пункт комбат майор Липодаев и поставил задачу: выбить немцев из Валльнертеатрштрассе, овладеть перекрёстком, затем выйти на Штралауэрштрассе, прорваться через проходящую здесь железную дорогу и укрепиться на перекрёстке Клостерштрассе и Штралауэрштрассе.

Нам предстояло пройти с боем две станции метро, три перекрёстка улиц и, что самое трудное, преодолеть железнодорожную насыпь.

– Имейте в виду, – напутствовал комбат, – чтобы выиграть такой бой, от ваших людей требуется большая напористость и стремительность. Если промедлите – понесёте излишние потери и сорвёте выполнение общей задачи на этом участке.

Майор Липодаев пожал мне руку и пожелал успеха.

Я был уверен в себе, а главное – в моих прекрасных бойцах. Все они в эти дни сражения на улицах Берлина были охвачены жаждой победы, и не было на свете такой силы, которая смогла бы сдержать этот порыв.

Придя в роту, я накоротке собрал свой боевой актив. Командиры взводов и комсорг помогли мне правильно расставить людей. В боях последних двух дней рота понесла значительные потери. Несколько красноармейцев, героически сражавшихся накануне, было ранено. Следовало подменить выбывших из строя ручных пулемётчиков, автоматчиков.

К тому времени прибыли из разведки старший сержант Бурда, сержант Чупихин и красноармеец Лисогор. Они сообщили, что перекрёсток обстреливается из станции метро, а на подступах к железной дороге возведена баррикада.

Я решил начать наступление на западную сторону Валльнертеатрштрассе. Взвод лейтенанта Федоренко начал продвигаться к зданию, которое тянулось вдоль квартала, взвод лейтенанта Антонова готовился к развитию успеха и припас на сей случай гранаты, а также захваченные у немцев фаустпатроны. Зацепившись за угловую часть дома, бойцы Федоренко взобрались на чердак. Чтобы отвлечь от них внимание противника, взвод Антонова бросился очищать от немцев этажи. Тем временем взвод Федоренко пробрался по чердаку на противоположный конец дома и стал пробивать стену, чтобы выйти на перекрёсток Александерштрассе и Валльнертеатрштрассе. В ход было пущено всё, что нашлось под рукой, – топоры, зубила, молоты, кирки, ломы, лопаты. Тем не менее брешь удалось пробить только спустя сорок минут.

Невдалеке от бреши на улице оказалась изрядная воронка от бомбы, и взвод стал туда незаметно просачиваться. Расставив на перекрёстке ручные пулемёты, противотанковые ружья и стрелков, взвод открыл огонь по немецкому пулемётчику, стрелявшему вдоль Валльнертеатрштрассе и по окнам здания, в котором засели бойцы Антонова. Вскоре немец умолк. В это время пулемётчик Еанышев, стоя на крыше, начал строчить по отходившим немцам, и ни один из них не ушел живым. Очистив улицу и дом у перекрёстка, мы тем самым дали возможность подойти находившимся поблизости двум нашим самоходкам. По моим указаниям орудия открыли огонь и с нескольких выстрелов подавили две огневые точки на станциях метро, а также разорили находившуюся впереди баррикаду.

Сосредоточив роту, я броском пересёк Александерштрассе и приказал Антонову овладеть домом, который отделял нас от баррикады и железной дороги. Взвод Федоренко, укрывшись в полуразрушенном доме, держал под обстрелом Александерштрассе и перекрёсток, а самоходки перенесли огонь по железной дороге и в глубь Штралауэрштрассе.

Вот тут произошло непредвиденное. От содрогания, вызванного залпами тяжёлых орудий, обрушилась стена, под которой залегли бойцы Федоренко. Несколько человек получили ушибы, четырёх солдат, тяжело раненных, пришлось эвакуировать. На всё это ушло время. В дальнейших боях на улицах Берлина я всегда помнил этот случай и оберегал бойцов от подобных неожиданностей.

Взвод Антонова сравнительно быстро овладел заданным ему домом и, выпустив из окон четыре трофейных фаустпатрона, зажёг баррикаду, сложенную из брёвен. Под прикрытием огня самоходок и при поддержке наших станковых пулемётов подошедший второй эшелон батальона занял этот важный перекрёсток.

К тому времени рота уже подготовилась для атаки железной дороги. Баррикада продолжала гореть, и, укрывшись дымовой завесой пожара, одно отделение с пулемётчиком подобралось к насыпи на расстояние 30 метров. Обстреляв засевших здесь немцев ружейно-пулемётным огнём, отделение сержанта Лымаря стремительно ворвалось на противоположную сторону железной дороги. Внезапность наших действий ввела немцев в замешательство, и они стали в беспорядке отходить в глубь Штралауэрштрассе. Рунные пулемётчики Бирюков и Куликовский преследовали убегающего неприятеля огнём.

Сразу же за отделением Лымаря устремилась вся рота. Преследуя противника и прочёсывая дома, мы вышли к указанному нам пункту – на перекрёсток Клостерштрассе и Штралауэрштрассе.

Вскоре я уже докладывал по телефону комбату, что поставленная роте задача выполнена.

Автоматчики продвигаются вперёд.

Капитан
И. СЕНЧА
Штурм Ангальтского вокзала

В ночь на 28 апреля батареи сосредоточились на стадионе у аэродрома Темпельхоф. Отсюда мы двинулись на штурм Ангальтского вокзала. Вокруг горел Берлин.

Улицы то тут, то там были преграждены баррикадами; сапёры не успевали разбирать их, и артиллеристы в обгоревших шинелях, с потрескавшимися от жара губами то и дело слезали с лафетов и растаскивали завалы.

Наши части плотно блокировали Ангальтский вокзал.

Гитлеровские смертники, укрывшиеся в прочных подвалах вокзального здания, ожесточённо сопротивлялись.

Малокалиберная артиллерия, стрелявшая по вокзалу прямой наводкой, не смогла пробить его толстые стены. Тогда полковник Туроверов подошёл к телефону и, связавшись с генералом, попросил обстрелять вокзал из тяжёлых орудий. Генерал разрешил.

В ночь на 29 апреля орудия пятой и седьмой батарей двинулись вперёд для стрельбы по вокзалу. Шёл дождь, пожарища медленно гасли, и низкий чёрный дым густо застилал мостовые. Но водители находили путь и сквозь дым, и сквозь ночную темь и ловко лавировали среди развалин и разбитых машин.

Впереди каждого «поезда», нередко падая в воронки, шли командиры батарей. Пока ночь, нужно успеть всё поставить на место, чтобы с рассветом приступить к разгрому вражеского гнезда.

Командиры дивизионов майор Кудрявцев и гвардии майор Кириченко пришли на огневую позицию. Наступил рассвет, и, покрывая все шумы боя, грозные залпы потрясли перекрёсток.

Посыпалась штукатурка, полетели оконные рамы, целые глыбы кирпичей взлетали в воздух.

– Огонь! – командует лейтенант Глатов.

– Есть огонь! – и снова в подвалы врезаются мощные снаряды, и клубы дыма подымаются в облака. Немцы подняли неистовую стрельбу по артиллеристам. Осколком был ранен командир орудия Дерсалия, его молча заменил ефрейтор Гоца. Упали красноармейцы Иванов, Кутумбаев, Турханов. Повреждено орудие, но артмастер Чайников быстро восстановил его.

Вражеские фаустники особенно яростно обстреливали орудие старшего сержанта Пронина. Он был убит, на его место встал замковый Багнюк. Осколок мины тут же оборвал и его славную жизнь. Один за другим у орудия становились ефрейтор Асарьян, ефрейтор Шлапак, ефрейтор Соловьев, и один за другим падали они на землю, обливаясь кровью. К орудию бросился лейтенант Кожушко.

Дым слепил глаза, но лейтенант сумел разглядеть амбразуру в здании Ангальтского вокзала – огонь! – и туда полетел раскалённый металл.

Наконец, из вокзала поднялась в небо красная ракета. Это был сигнал прекратить огонь, поданный разведчиками Воронцовым и Ивановым, которые вместе со штурмовыми группами ворвались в здание вокзала.

Когда мы хоронили своих товарищей, павших в этом жарком бою, майор Бузик, поднявшись над свежевырытой могилой, сказал:

– Товарищи! Боевые друзья! Солдаты великой армии Сталина! Мы предаем земле павших героев…

Он больше не мог говорить. Бросив в могилу две горсти земли, он закончил:

– Вечная слава вам, богатыри земли советской!

Гвардии младший лейтенант
А. ЧЕРНЕНКО
Танковый десант на Курфюрстенштрассе

Двигаясь на танках по Курфюрстенштрассе, мы не встречали серьёзного сопротивления. Так было до перекрёстка Курфюрстенштрассе с Кейтштрассе. Здесь засела большая группа гитлеровцев и вела такой огонь из всех видов оружия, что десанту пришлось сойти с танков и вести бой за каждый дом, за каждую комнату до выхода на Кейтштрассе. На улицу вышли с небольшими потерями, но через улицу никак не могли продвинуться. Не помогало и то, что улица, идущая со стороны противника, была совсем разрушена бомбёжкой.

Немцы этот квартал подготовили для длительной обороны. До сих пор вижу перед собой эти ворота и двери подъездов, забаррикадированные изнутри. Помню и угловой дом слева, из которого улица простреливалась зенитками и ружейно-пулемётным огнём. Во всех домах сидели снайперы. Командование поставило нам задачу: во что бы то ни стало занять этот перекрёсток и целиком оседлать Курфюрстенштрассе до Зоологического сада, чтобы в дальнейшем выйти по Кейтштрассе к Ландвер-каналу и Тиргартену. После тщательной разведки мы установили, что вражеская оборона сильна лишь на протяжении 100–150 метров, а дальше немцев не так густо. Таким образом, преодолев этот рубеж, можно было быстро развить успех. Тогда командир танкового батальона капитан Кабанов принял смелое решение.

Большая часть подразделения была вновь посажена на танки. В первую очередь отобрали тех, кто был вооружён автоматами. Несколько танков отошли назад, набирая дистанцию, и вдруг на полном ходу рванулись вперёд к опасной зоне. Их поддерживали своим огнём самоходки. Десанту было приказано вести непрерывный огонь из автоматов, когда танки будут проходить перекрёсток и оседланную врагом улицу. Приказано было также забрасывать противника ручными гранатами.

Под грохот огня самоходок и непрерывную трескотню автоматов танки мчатся на предельной скорости. Рушатся стены, отчаянно звенит битое стекло, камни и штукатурка летят отовсюду, пыль и дым застилают улицы. Все это на немцев произвело такое сильное впечатление, что одни, побросав оружие, бежали, другие не могли поднять голову.

Немцы всё же бросили несколько фаустпатронов. Но сплошной огонь десанта держал их в отдалении; фаустпатроны не долетали… Один немецкий пулемёт начал было строчить, но его быстро заставили замолчать. Десант, проскочив опасный перекрёсток, окружил засевшую группу немцев. Часть их была перебита, а часть сдалась.

Путь на Ландвер-канал был свободен.

Гвардии сержант
А. КУРАСОВ
Гвардии ефрейтор
П. ПАЮСОВ
Гвардейские миномёты расчищают путь

На одной из улиц в районе Ландвер-канала немцы засели в большом четырёхэтажном доме полиции. Они ведут из него огонь из всех видов оружия. Фаустники не дают продвигаться танкам. Ствольная артиллерия пытается разбить эту серую махину, но снаряды или совсем не пробивают толстые стены, или делают в них лишь небольшие пробоины.

Командир дивизиона гвардейских миномётов гвардии майор Друганов находился в это время на своём командном пункте по соседству с КП танковой части гвардии полковника Моргунова, которую он поддерживал. Оба пункта в самом пекле боя. Соседний дом ещё занят немцами. Они ведут оттуда частый огонь. Он так силён, что нельзя показаться у окон. Гвардии полковник Моргунов за картой. Он тепло встречает майора и подзывает к столу.

– Срочная работёнка, Друганов! – говорит он. – Вот смотри… – Он склоняется над картой и показывает:

– Здесь дом полиции, в нём засели гитлеровцы, и мы не можем их выкурить… Дом надо уничтожить. От этого зависит успех дальнейшего наступления. Понятно?

– Понятно, товарищ гвардии полковник!

– Сможем мы это сделать быстро?

– Постараюсь, товарищ гвардии полковник.

Через несколько минут, уточнив обстановку, майор вышел. Он быстро перебегает обстреливаемый участок, вскакивает в свою машину и мчится к боевым порядкам дивизиона.

Короткая разведка подходов, ещё более короткий разговор с командиром батареи – и боевая установка гвардии сержанта Вагазова стремительно выскакивает со двора. Подымая тучи известковой пыли, она мчится по загромождённой щебнем улице и замедляет ход у завала. Серая громада дома-крепости уже видна. В стенах зияют чёрные дыры пробоин от обстрела. Видны заделанные цементом окна-амбразуры, из которых ведётся огонь. Боевая установка, поблёскивая направляющими с лежащими на них тяжёлыми минами, осторожно сползает с завала и снова обволакивается пылью. В ста метрах от дома она останавливается для стрельбы прямой наводкой.

Разведчик-комсомолец Самуилов вовремя замечает первого фаустника. Короткая автоматная очередь предупреждает выстрел немца, но одновременно падает и раненный пулей комсомолец. Лёжа на асфальте, он продолжает бить из автомата по окнам, не давая врагу вести огонь.

Установка уже готова к залпу. Командир орудия и шофёр поспешно занимают места. Сержант Вагазов берётся за пульт управления, и тяжёлые снаряды со скрежетом несутся в воздух. Боевая машина закутывается пылью. Впереди возникают молнии, гремят тяжкие взрывы. Установка начинает разворачиваться. Снова клубы пыли, и, благополучно миновав завал, боевая установка уже мчится по улице.

Задание выполнено: полуразрушенный и осевший от страшных взрывов дом окутывается дымом и пламенем. А ещё немного спустя из подземных казематов показываются с поднятыми руками немногие уцелевшие гитлеровцы…

Лютцовштрассе – обыкновенная берлинская улица: скелеты разрушенных домов, обнажённые лестничные клетки, горы щебня, воронки, исковерканные вагоны трамваев. Это последняя улица перед Ландвер-каналом, за которым Тиргартен, рейхстаг, и вокруг неё разгорелись ожесточённые бои.

Засев в уцелевших домах, немцы устроили завалы и баррикады из обрушенных стен и преградили путь нашей танковой бригаде. Оставшиеся узкие проходы были минированы и простреливались орудийным огнём откуда-то из глубины обороны. Попытки танкистов прорваться или найти обходные пути не увенчались успехом. Надо было предпринимать что-то иное.

Командир передового танкового батальона отправился с несколькими бойцами в разведку. Пробравшись вперёд, он сразу понял всё: за стволами вековых дубов пряталось большое мрачное здание с узкими амбразурами вместо окон. Из этого здания гитлеровцы держали под огнём все завалы и проходы. Массивные бетонные стены делали его неуязвимым для артиллерии сопровождения. К тому же оно почти не было видно из-за деревьев парка. Стало ясно, что, преодолев завалы, танки попадут под огонь этой грозной крепости.

– «Катюшу» бы сюда! – вслух подумал сержант Иванов.

– А действительно! – сказал командир батальона. – Отправляйтесь на батарею и передайте командиру мою просьбу поддержать атаку танков своим огнём.

Сержант пополз в сторону батареи. Но едва он появился на открытом месте, как мёртвый дом ожил и пулемётная очередь прижала его к земле.

– Вправо, вправо, к канаве! – крикнул комбат. – Там не достанет…

– Есть вправо! – отозвался сержант.

Он быстро вскочил и пулей понёсся в указанную сторону. Вскоре он скрылся за углом. Там стояли гвардейские миномёты гвардии старшего лейтенанта Быковского.

Гвардейцы-миномётчики не заставили себя ждать. После того как начальник разведки гвардии старший лейтенант Попов вместе с танкистами осмотрелся на местности и танки заняли исходное положение для атаки, командир батареи приказал гнать машину.

Шофёру боевой установки гвардии ефрейтору Бережному на этот раз пришлось выполнять обязанности и командира орудия, и наводчика. Получив приказ, он завёл машину, преодолел разминированный сапёрами завал и с хода занял позицию в пятидесяти метрах от цели. То ли потому, что появление боевой машины застало гитлеровцев врасплох, то ли потому, что им не давали прицельно бить наши танки и автоматчики, но расчёт боевой установки сумел изготовиться к открытию огня. Бережной сам подложил под задние колёса бревно, сам навёл установку на цель. Автоматная очередь пробила стекло кабины, но он стал на крыло, хладнокровно закрыл щитком смотровое стекло и полез в кабину.

Бережной взялся за пульт управления в тот момент, когда у машины уже стали рваться снаряды. Страшные взрывы сотрясли воздух. Дом-крепость заволокло дымом. Танкисты, ждавшие этого момента, уже преодолевали завалы. Бронированные машины, с хода ведя огонь, устремились к дому…

Из дома навстречу танкам раздались редкие, разрозненные выстрелы, полетели фаустпатроны. Ожила одна из вражеских пушек. «Катюша» дала залп. Дом вторично заволокся дымом и пламенем.

Командир танкового батальона подъехал к вышедшему из кабины шофёру и обнял его.

– Спасибо, друг! – сказал он. – От всех танкистов спасибо… – Он снова обнял его и добавил: – Никогда не забудем тебя.

Растроганный Бережной улыбнулся и вместо ответа лишь махнул рукой.

Он тогда промолчал. Но когда отгремели последние бои, когда мы прочитали приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении нашей части наименования Берлинской, гвардии сержант Бережной, выступая на митинге, сказал:

– Дорогой военных побед, сквозь бурю огня и ливень смертоносного металла пришлось нам придти в Берлин. Мы шли вперёд с именем Сталина в сердце, не помышляя о славе, не жалея жизни. Мы завоевали себе и славу, и жизнь!