Текст книги "Штурм Берлина
(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин)"

Автор книги: Алексей Сурков

Соавторы: Евгений Долматовский,Цезарь Солодарь,Евгений Герасимов,Владимир Шмерлинг,Зигмунд Хирен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Старшина
А. ВОЛКОВ
Баррикада под мостом

Это было, когда наш артиллерийский полк вступил на окраины Берлина.

Батарея поддерживала наступление танков.

Выводить на огневые позиции пушки на машинах было невозможно, потому что с фронта и флангов стреляли немецкие танки и фаустники. Я решил сломать забор и на руках катить орудие по двору. Через тридцать минут уже была выбрана огневая позиция в сарае. В стене был сделан пролом, так что наружу выглядывал только ствол. Отсюда можно было простреливать две улицы.

Поступил приказ двигаться вперёд. Танк, поддерживаемый моим орудием, пошёл, но уже у следующего дома в танк полетел фаустпатрон. К счастью, этот снаряд не причинил ему вреда. Я успел заметить, откуда бил фаустник, и, пока тот готовил второй выстрел, одним снарядом уничтожил немца. Мы заняли ещё один дом. Немецкие автоматчики и пулемёт, стрелявшие в упор из окон этого дома, также были уничтожены.

Продвинулись ещё метров на двести и были вынуждены остановиться, так как шоссе, вдоль которого мы наступали, уходило под железнодорожный мост, а под мостом была воздвигнута баррикада, из-за которой стреляла немецкая противотанковая пушка. Кроме того, оттуда били автоматчики и фаустники.

Это была первая баррикада, которую мы встретили в Берлине.

Снаряд моего орудия не пробивал её сорокасантиметровых брёвен. Тогда я решил подняться на железнодорожное полотно и действовать оттуда.

Через огород, через канаву мы покатили орудие на руках, но на полотно взобраться не удавалось: откуда-то бил немецкий снайпер. Надо. было выследить, откуда же он стреляет. Несколько раз высунув каску, мы установили, что стреляет он из-за трубы, с крыши четырёхэтажного дома. Тут же, развернув орудие, я снял снайпера первым снарядом. Но полотно простреливали также и автоматчики, так что пушку нам пришлось катить стволом вперёд, прикрываясь от пуль щитком орудия.

Заряжающий стал готовить снаряды. Вдруг откуда-то сбоку застрочил автоматчик. Пришлось залечь, причём единственным укрытием были рельсы.

Хорошо, что лежать пришлось недолго. Танкисты сразу заметили автоматчика и сняли его выстрелом из орудия. Представилась возможность действовать. И надо сказать, что действовал наш расчёт молниеносно. Никого не пришлось торопить. Каждый отлично понимал, что промедлишь секунду – и останешься здесь, на полотне, навсегда. Пока пушку готовили к стрельбе, я обнаруживал цели: два фаустника, стрелявшие из щелей в баррикаде, крупнокалиберный пулемёт метрах в двухстах от баррикады, в подвале ближайшего дома, и один автоматчик на балконе этого же дома, время от времени дававший короткие очереди.

Я указал цели наводчику сержанту Чурикову и приказал уничтожить сначала фаустников, затем автоматчика, – ведь он каждую минуту мог подняться и обстрелять нас, – а затем уже бить по немецкому пулемёту, что в подвале.

Орудие открыло огонь.

Действовали только наводчик и заряжающий сержант Куклин, остальные находились в укрытии. За две минуты были уничтожены все четыре цели, и я махнул танкистам пилоткой: «Вперёд!»

Поддерживаемый моим орудием, танк двинулся дальше.

Гвардии старшина
Г. ЧЁРНЕНЬКИЙ
У аппарата и на линии

Кончился боевой день 21 апреля.

Командир полка Герой Советского Союза гвардии майор Кузов приказал покормить людей и быть настороже, так как противник находился в трёхстах метрах от нас.

Артиллерия вела редкий огонь. В штабе полка рассматривали карту, обсуждали результаты боя за истекший день и намечали план боя на завтра.

Настало 22 апреля. 7 часов утра. После ночной передышки все ждут приказа о наступлении. Улица, по которой мы должны продвигаться, забита обломками зданий, кирпич навален грудами. Посреди улицы длинной колонной стоят танки и прогревают моторы.

Гвардии майор Кузов спросил одного танкиста, зашедшего в штаб:

– Ну, танкист, готовы вы к продвижению?

– Так точно, готовы, товарищ гвардии майор… Только уж вы предупредите своих орлов, а то время сейчас – сами знаете…

– Что именно?

– А то, что, говорят, части генерала Кузнецова уже подходят. До рейхстага ведь не больше трёх километров осталось.

Командир полка усмехнулся и сказал:

– Понятно. Вы боитесь, как бы генерал Кузнецов нас не опередил… Что ж, бейте по точкам противника, как били вчера, а за моим народом остановки не будет!..

Мне не пришлось дослушать этот разговор. Гвардии ефрейтор Сердечный, который сидел у телефона, крикнул мне:

– Товарищ гвардии старшина Чёрненький, вас к телефону!

Взял я из рук Сердечного трубку и говорю:

– Слушаю.

У телефона был мой командир батальона гвардии майор Демиденко. Он приказал, чтобы связь командира полка с генералом работала, несмотря ни на какие трудности. Повторив приказание, я передал трубку телефонисту и направился в другую комнату.

В дверях встретился мне командир полка. И он о том же:

– Как связь?

– Связь имеется, товарищ гвардии майор, – докладываю.

А сам подумал: «Жаркое будет дело сегодня».

Командир полка прошёл к себе и сел с тремя офицерами завтракать.

Я ещё с полчаса наблюдал, как наши артиллеристы прямой наводкой били по тем домам, откуда немецкие снайперы стреляли по отдельным красноармейцам и офицерам, которые делали перебежки от двери к двери, чтобы поближе подобраться к противнику.

Вдруг слышу, что командира полка вызывают к телефону.

– Кто? – спрашивает гвардии майор Кузов на ходу.

– Генерал, – тихо отвечает связист.

Кузов взял трубку и сказал своим спокойным сипловатым голосом:

– Я вас слушаю, товарищ генерал.

Видимо, они сверили часы, потому что гвардии майор Кузов сказал:

– У меня девять часов.

Как я потом узнал, генерал объяснил майору задачу, стоящую перед полком. Генерал предупредил, что в 9.50 начнётся артподготовка и будет продолжаться до 10.00.

– Есть, товарищ генерал. Задача будет выполнена. Есть!

С этими словами он передал трубку, откашлялся и пошёл к столу кончать завтрак. За столом (это была пустая бочка, поставленная кверху дном), как ни в чём не бывало, продолжался оживлённый разговор.

Время шло. Майор Кузов окончил завтрак, закурил и подошёл к телефону.

9.45. Звонок. Связной берёт трубку и тут же докладывает гвардии майору:

– Генерал.

Кузов крепко затянулся папиросным дымком и взял трубку.

– Да, я готов, – ответил он, выслушав вопрос генерала.

Последние минуты на исходе.

И вот ударили «катюши», заговорила наша артиллерия, которая стояла у моста в 150–200 метрах от нас. Этот мост был переброшен через улицу; под ним и стояли наши пушки. В ту же минуту заревели моторы танков, тех самых, что были у нашего дома.

Командир полка подошёл к дверям и сказал:

– Ну, фрицы, держись! Мы начинаем.

Каждый, кто где мог, пристраивался, чтобы наблюдать за ходом боя и за вспышками от выстрелов из окон, где засели немцы – снайперы и фаустники.

Десять минут шёл громкий разговор артиллерии.

А в это время командир полка вызывал к телефону комбатов.

Он приказывал:

– В десять ноль-ноль – вперёд! В десять ноль-ноль – вперёд!

Артподготовка закончилась, и советское оружие сменило громовый голос на более частый и трескотливый.

Наши автоматчики перебежками двинулись вперёд по заваленной кирпичами улице.

Головной танк тронулся. Остальные закрыли люки и стали на месте поворачивать башни то вправо, то влево, приспосабливаясь вести огонь по домам, из окон которых стреляли немцы.

Вдруг передний танк остановился. Из него повалил дым. Это фаустпатрон угодил в цель. Танк горит. Три танкиста выскочили наружу и попадали у гусениц. Через пару минут двое поднялись, подбежали к дому и скрылись в дверях. Третий не подымается. Мы все увидели, что он шевелится и поводит руками. Это – водитель. Он обожжён. К нему подползли два пехотинца, взяли его и быстро переправили в дом.

Танк, стоявший у нас под окном, дал выстрел из пушки. Зазвенело в ушах и спёрло дыхание от пороховых газов.

На одной из берлинских улиц.

Слышу крики «ура». Это наши автоматчики совместно с пехотинцами штурмуют угловой трёхэтажный дом.

Тут меня позвал мой помощник, гвардии старший сержант Целых.

– Товарищ командир взвода, – сказал он, – связи нет. Кому прикажете идти на линию?

Я его едва слышал от шума в ушах. Приказал идти Сердечному.

Гвардии ефрейтор Сердечный схватил аппарат, полкатушки кабеля и выбежал на улицу. При таком сильном движении танков можно угодить под гусеницу. Но Сердечный, не обращая внимания на свист пуль и минных осколков, применялся к движению танков; он перебегал от танка к танку, от дома к дому, пока не скрылся из виду.

А на улице не видно ничего, кроме танков «ИС», которые медленно продвигаются вперёд и стреляют из своих длинноствольных пушек, в частности, по дому, который стоит на углу улицы Хольцмарктштрассе и Маркусштрассе. За этот дом немцы яростно дерутся, в этом направлении ушёл Сердечный…

Телефон ожил. Связь восстановлена за десять минут. Время идёт, а Сердечного всё нет. Ну, думаю, погиб.

И в эту самую минуту слышу звонок. Схватил трубку и кричу:

– Жанр слушает!

– Это Жанр? – слышу в трубке.

– Да, Жанр.

– Я с линии. Ну как, связь есть?

– Есть! Приказываю пробираться ко мне.

Вдруг слышу, кто-то кричит:

– Командир взвода связи!

Оглядываюсь – командир полка. Подлетаю к нему и докладываю тоже во весь голос:

– Слушаю вас, товарищ гвардии майор!

Он мне говорит:

– Сейчас штаб полка должен перейти вон в тот дом. Туда надо дать связь. Но смотри – осторожно, с дома, что на передней улице, бьёт пулемёт.

– Да, – говорю, – вижу. Дело не шутейное. Но если надо, то будет выполнено. Целых! – крикнул я своему помощнику. – Приказываю дать связь вон в тот дом. Берите с собой две катушки кабеля и один аппарат, даю в помощь двух бойцов. Ввиду тяжёлой обстановки срок вам – сорок минут.

– Есть, – ответил гвардии старший сержант Целых и пошёл брать имущество связи.

Через пять минут, сгибаясь под тяжестью катушек, он выбежал за дверь. За ним следовали гвардии сержант Алексеев и Сердечный, который только что возвратился с задания.

Противник их заметил и дал очередь из пулемёта, которой ранило одного пехотинца, тоже делавшего перебежку. Ну, думаю, не решатся мои хлопцы дальше тянуть – и выбежал сам. Добрался до угла дома, где они остановились, вижу – Целых нет. Спрашиваю: где помкомвзвода? Мне говорят, что Целых ушёл на поиски обходного пути. Целых явился с неудачей – другого пути не оказалось.

Тогда я принял решение:

– Потянем прямо по дороге.

Целых взял катушку и пополз по кирпичам. Я с аппаратом последовал за ним.

Связь была наведена через сорок пять минут. За нами, также перебежками, пришёл гвардии майор Кузов, а за ним и весь штаб полка.

На этом месте штаб находился до следующего дня. Бой продолжался, не утихая, и всё время командир полка имел бесперебойную связь с командиром дивизии.

Дважды Герой Советского Союза маршал бронетанковых войск
П. РЫБАЛКО
Удар с юга

Из воспоминаний

Я сидел в большом кабинете в квартире какого-то эсэсовского полковника. Его жена постучалась в дверь. Услужливо улыбаясь, она положила передо мной «Атлас командира РККА». Этим она, должно быть, хотела снискать моё расположение.

На книге была печать библиотеки Полтавского ДКА. Этот атлас похитил муж немки и привёз его в свой берлинский особняк как трофей.

Я невольно открыл лист с картой Германии и нашёл Берлин. Вот он, чёрный паук, который и на карте выглядит как паук, со всеми своими дорогами, автострадами и кладбищами.

Ещё когда мы подходили к Висле, на моём командном пункте висел план Большого Берлина. Я запоминал названия улиц германской столицы, расположение заводов, парков и площадей, изучал подступы к Берлину.

Никогда не забыть, как однажды маршал Конев, наклонившись ко мне, как бы по «секрету», тихонько сказал:

– Имей в виду, Берлин будем брать.

И я также «потихоньку» начал настраивать своих генералов, офицеров и солдат на мысль о том, что мы будем брать Берлин.

Правда, я думал, что нам придётся брать Берлин с востока. Оказалось иначе.

Когда мы вышли на исходные рубежи у реки Нейсе, стало ясно, что путь наш значительно южнее – на город Бранденбург.

Неужели все труды по изучению Берлина пропали даром? Признаюсь, хотя я отлично понимал, что и на этом направлении мы участвуем в Берлинской операции, это известие ошеломило меня. Но только на минуту. Так или иначе, я был уверен, что где-нибудь да «подвернут» нас к Берлину.

С первого дня операции все наши действия можно охарактеризовать одним словом – стремительность. На реке Нейсе танки прорывали вражескую оборону в боевых порядках пехоты. Мы не стали ждать, пока будут наведены переправы через реку. Танкисты тщательно задраили люки и пустили танки вброд. Никогда не забыть мне надписи на одном танке: «У меня заправка до самого Берлина».

В 3 ч. 10 м. 18 апреля, когда мы были в двух километрах от Шпрее и устремлялись на Бранденбург, я получил директиву от командующего фронтом форсировать Шпрее и развивать стремительное наступление в общем направлении Фетшау, Гальсек, Барут, Тельтов, южная окраина Берлина.

Итак – стремительно на Берлин! Как этот приказ окрылил нас!

Начался марш-манёвр частей 1-го Украинского фронта к Берлину.

Ночью 18 апреля по глухим лесным дорогам соединения вышли к реке Шпрее. Здесь противник ожидал нас меньше всего.

В районе Брензихен танкисты нащупали слабое место в обороне немцев. Через коридор, проделанный передовыми отрядами, на оперативный простор вырвались все танковые соединения. Сотни машин устремились к переправе. На реке Шпрее танковые соединения оторвались от пехоты.

Немцы не сумели занять подготовленной ими обороны на западном берегу Шпрее. Противник был упреждён.

Шпрее быстро осталась позади. И дальше события развивались с такой же стремительностью. Всё бралось с хода. Меня немного тревожило, что мы не встречаем серьёзного сопротивления. Сопротивлялись только небольшие гарнизоны. Создавалось впечатление, что где-то противник держит кулак, готовый к удару. Пленные давали нахальные показания. Некоторые из них так и говорили: «Ну, что ж, вы под Берлином, а мы тоже были под Москвой».

И поэтому, когда в Цоссенских болотах и лесах мы встретились с более серьёзным сопротивлением, это даже обрадовало меня.

Севернее Цоссена проходило внешнее кольцо обороны Берлина, прикрываемое многочисленными заграждениями – завалами, рвами, минами. Цоссен имел расположенные вкруговую доты с очень сильными гарнизонами. Здесь находилась ставка верховного германского командования. Прогрызая десятикилометровую полосу цоссенских позиций, мы задержались на два дня. 22 апреля войска овладели Цоссеном.

Нам некогда было лазить тогда по подземным убежищам, в которых были расположены кабинеты гитлеровских генералов. Ставка Гитлера бежала, но мы надеялись на встречу в Берлине.

Мы шли вперёд в то время, как позади нас оставались ещё недобитые немецкие дивизии. Мы не боялись за наши коммуникации, так как знали, что высшим командованием приняты все меры для ликвидации этих недобитков. Фланги и тыл в продолжение всей операции были надёжно прикрыты.

Взятые в плен немецкие генералы признавались, что никто в Берлине не ожидал появления русских танков с юга, что оборона на южной окраине Берлина была занята немецкими частями лишь тогда, когда русские танки уже прорвались к Цоссену.

И здесь просчитался немецкий генштаб, недооценивший оперативных возможностей советских танковых соединений.

Манёвр больших масс советских танков спутал все карты немецкой обороны.

Пусть люди, которые мало знают нашу страну и не понимают природы советского человека, объясняя наши победы, говорят о чуде. Мы же, советские люди, знаем природу наших чудес. И чудесная стремительность наших войск в продвижении к Берлину имеет под собой крепкие и ясно ощутимые корни. Эту стремительность воспитала в нас партия Ленина-Сталина. Эта стремительность выковывалась в сражениях Отечественной войны от одного боя к другому. Эта стремительность была основана на высоком воинском мастерстве и на желании скорее закончить войну и уничтожить фашизм.

Мы – люди сталинского наступления.

Никогда за весь свой боевой путь во время Отечественной войны я не помню другого такого дружного, сокрушительного удара, как удар, который обрушился с юга на ошеломлённый Берлин.

Всё сделал противник, чтобы не пропустить нас через Тельтов-канал. Были взорваны тридцать мостов.

Тельтов-канал представлял собой огромный противотанковый ров, наполненный водой. Не только для танкистов, но и для пехотинцев этот канал был серьёзным препятствием.

Прорыв обороны немцев на Тельтов-канале – триумф взаимодействия всех родов войск. Вместе с танкистами и мотострелками дружно работали артиллеристы и славные лётчики.

24 апреля мой наблюдательный пункт на берегу Тельтов-канала посетил командующий фронтом маршал Конев.

Маршал поднялся на чердак шестиэтажного дома, с которого была видна южная часть Берлина. Но оказалось, что с моего наблюдательного пункта не всё было видно, что хотел видеть маршал. Мы перешли на наблюдательный пункт командира авиационного соединения генерал-майора Никишова. С плоской крыши открывалась огромная панорама. И лес Грюневальд, и Ботанический сад. А за ними – магистрали, застроенные многоэтажными домами.

Через груды развалин лезли танки. Немецкие солдаты, оборонявшие Тельтов-канал, были вооружены фаустпатронами. Фаустники сидели во всех щелях, подворотнях, подъездах… Но вместе с нашими танками шли автоматчики, снайперы. Они выковыривали и уничтожали фаустников. Воин с автоматом в руке рядом с танком – какую роль сыграл он в этих уличных боях!

Танки метр за метром углублялись в центр Берлина. Видно было, где затухал бой, где разгорался.

Генералы и офицеры, окружавшие маршала, смотрели с крыши на Берлин, окутанный дымом, на вспышки разрывов и огни пожарищ.

Командующий фронтом приказал выдвинуть вперёд тяжёлую артиллерию.

Всё двигалось вперёд, подпирая и содействуя друг другу.

Советские танки в Берлине! Разве это не классический ответ на крик немецкого генерала Гудериана: «Внимание, танки!»?

Младший лейтенант
Н. ФАХРУТДИНОВ
На подходе к Тельтов-каналу

В Германии стояла весна. Горели леса, подожжённые немцами, и хлёсткий весенний ветер швырял в нас запахи гари и кипящей в огне смолы. Падали на шоссе обугленные ели. На лице оседали копоть и дым, и каждый метр дороги, каждый камень мы добывали кровью. В этот незабываемый день мы пришли к Берлину, чтобы взять его, чтобы победить. В этот день я радовался, как никогда. Несмотря на то, что в течение четырёх суток мы не отдыхали, я себя чувствовал бодрым и свежим, как в праздник. Не я один – все.

Вот мы выходим из леса. Командир миномётного дивизиона капитан Серый смотрит на часы, потом на карту и говорит:

– До пригорода три с половиной километра. А направо ещё ближе, всего восемьсот метров. Вон виднеется, это уже пригород Берлина – Лихтенраде.

Я стоял на крыле машины и смотрел вперёд. За леском виднелись длинные заводские трубы и редкие каменные дома, без окон, выкрашенные в жёлтую краску. Далеко направо впереди горели железнодорожные вагоны – от них в воздухе поднимался густой чёрный дым, сливавшийся с облаками. Лес, заводские трубы, жёлтые дома, пожар – всё это представляло знакомую картину, часто встречавшуюся на войне. Я совсем не думал, что это уже пригород Берлина. Когда капитан Серый сказал, что до Берлина всего восемьсот метров, я посмотрел на карту, чтобы самому удостовериться. Да, приблизительно так и есть. Мы идём с юга на север. Вот она, опушка леса, полевая дорога. В трёхстах метрах от нас маленькое немецкое село Биркхольц. От Биркхольца до Лихтенраде 800–900 метров, через автостраду. Строго на север по автостраде три километра – и пригород Берлина – Мариенфельде. Туда наш путь.

Заезжаем в село Биркхольц. Населения нет. Пусто. На улице валяются немецкие каски, шинели, ботинки. Все улицы усыпаны винтовочными патронами, повсюду разбросаны винтовки, гранаты, фаустпатроны. Через каждые сто метров дерево-земляные завалы с двухметровыми проходами, баррикады из наваленных телег, бричек, ящиков, молотилок, колёс, столов и стульев. Возле проходов баррикад лежат трупы немецких солдат, раздавленных гусеницами наших танков, прошедших здесь всего полчаса назад, – мы видим их свежие следы.

Этот маленький населённый пункт немцы собирались превратить в узел сопротивления. Вокруг села нарыты траншеи, окопы, сооружено множество дотов и дзотов. Внезапный удар наших танкистов ошеломил немцев, они убежали, оставив здесь всё, что ими было приготовлено для обороны, даже не успели закрыть проходы в завалах и баррикадах.

Воздух контролируют наши истребители. Они помахивают крылами, приветствуя нас.

Проехали Биркхольц. За нами – бесконечные колонны автомашин с пехотинцами, боеприпасами, горючим и продовольствием. Одни поворачивают вправо, на Лихтенраде, другие – влево, на Тельтов. Мы едем, не изменяя курса, – прямо на север. Дорога изрыта воронками от авиабомб.

Погода резко изменилась. Облака обложили небо. Стало пасмурно. Будет дождь, это нам на-руку.

– Нажми, товарищ, – говорит капитан Серый водителю, комсомольцу Кривенко.

Вот мы перешли первый мост, начали подниматься. Машина Кривенко быстрым рывком выскочила на бугор. Отсюда видны жёлтые и красные кирпичные дома с черепичными крышами.

– Это Берлин? – спрашивает сидящий в кузове красноармеец Киселёв.

– Да, это южный пригород Берлина, – говорит капитан Серый.

Видимость такая, что на первый взгляд ничего нельзя было различить, кроме домов. Мы знаем, что там немцы. Ещё в двадцати километрах к югу от Берлина капитан Серый получил маршрут и боевую задачу. У него на карте простым карандашом была нанесена большая чёрная точка – место остановки машины у этих домов.

Через 10–15 минут мы будем там. Но вот дома исчезают – перед нами сплошная мгла. Мелкие, тёплые, какие-то густые капли дождя обмывают наши лица и руки.

Капитан Серый наносит на карту вторую точку.

Не доезжая до окраины Мариенфельде, он поворачивает дивизион вправо с полевой дороги, чтобы, пользуясь дождём, через огороды и парники выйти к забору у отдельно стоявших домов – к новой точке, отмеченной на карте.

Кривенко добавил газ, и машина рванулась вперёд. За Кривенко следовал Роман Скалозуб на трофейном бронетранспортёре. За Романом ехала батарея старшего лейтенанта Петрова, за Петровым – батарея старшего лейтенанта Фазлыева и остальные.

Наше внезапное появление на огороде под сильным дождём ошеломило немцев. Подъезжая к забору, мы ожидали, что противник встретит нас здесь огнём, но никто не стрелял.

Разведчик Баранов, вспоминая этот момент, говорит:

– Несколько секунд было даже скучно.

Немцы не успели повернуть стволы пулемётов против нас, как наши воины, на ходу спрыгнув с машин, начали крошить их гранатами и расстреливать из автоматов. Из правого крайнего дома выбежали трое, из левого дома – четверо немцев.

– Никуда не убежите – догоню, – громко крикнул разведчик Баранов и побежал наперерез немцам.

Советские танки в Берлине.

За ним побежали, стреляя по немцам из автоматов, наводчики красноармеец Забаров и младший сержант Голышев. Голышев догнал одного немца и сбил его с ног ударом приклада. Баранов, перерезав дорогу второму, заставил его поднять руки. Остальные немцы были перебиты.

Так были заняты два крайних дома в Мариенфельде.

Мы зашли в один из этих домов. Осмотрев комнаты, спустились в подвал. Здесь нас встретили две испуганные старые немки и немец с поднятыми вверх руками. Когда мы спросили, есть ли у них оружие, седой немец сухо ответил: «Нет», а немка с большим животом, хозяйка дома, стала клясться, что у них нет никакого оружия, что они не имеют ничего общего с военными. Служанка молчала. При проверке оказалось, что у этого арийца в кармане лежит пистолет, а под постелью – восемь гранат, два фаустпатрона, винтовка и патроны. Седой немец начал дрожать и сразу научился говорить по-русски:

– Не моё, Гитлер дал.

Стрельба на улице не прекращалась. Немецкие зенитки начали обстреливать Мариенфельде шрапнелью, к ним присоединились миномёты и пушки. Мы вышли на улицу. К этому времени прошёл дождь, облака разошлись и скрылись куда-то далеко за большие дома, за заводские трубы.

На нас смотрело заходящее солнце и поздравляло нас своими алыми лучами с вступлением в район Большого Берлина. Хотя только что прошёл дождь, в воздухе стоял запах пороха.

С писарем дивизиона сержантом Яновским мы отправились в соседний дом, в котором уже поместилось управление дивизиона. Дом весь разбит, без крыши, без потолка, в окнах нет даже рам. Кровати и другие домашние вещи – в подвале. На середине двора стоит маленький сарайчик, оборудованный под жильё. Немцы только что покинули его. В плите ещё не потух огонь. Здесь я нашёл свежие номера берлинской газеты. В газете напечатано вчерашнее выступление Геббельса по радио. Геббельс уверяет немцев, что они войну ещё не проиграли, призывает превратить каждый дом, каждую квартиру в очаг сопротивления и надеяться на божью милость.

С огневой позиции старший лейтенант Заремба сообщает: «Немцы контратакуют справа». Вскоре раздаются весёлые голоса: «Отбили», «Удирают».

К вечеру батарея Зарембы продвинулась на сто метров вперёд, встала на новые огневые позиции в очищенных немецких траншеях на правом фланге. На левом фланге батарея старшего лейтенанта Петрова подавила огневые точки немцев в монастыре, где последнее время был немецкий госпиталь. Батарея старшего лейтенанта Фазлыева тоже двинулась вперёд. Так были очищены первые кварталы Мариенфельде. В полночь в наших руках был достаточный плацдарм для дальнейшего штурма города.

«Мы движемся на Тельтов-канал. Немцы сопротивляются яростно, но ничего им не поможет. Напрасно машешь руками, психопат, брехун, безнадёжны твои дела, доктор Геббельс», – так записал я в своем дневнике 22 апреля 1945 года, в первый день боёв в самом Берлине.