355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Сурков » Штурм Берлина
(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин)
» Текст книги (страница 15)
Штурм Берлина (Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин)
  • Текст добавлен: 14 ноября 2017, 14:30

Текст книги "Штурм Берлина
(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин)
"


Автор книги: Алексей Сурков


Соавторы: Евгений Долматовский,Цезарь Солодарь,Евгений Герасимов,Владимир Шмерлинг,Зигмунд Хирен

Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Старший лейтенант
А. СУРЖОК
На «Малой земле»

Батальон капитана Решетнёва шёл в авангарду полка, ведя бои на улицах Берлина. Перед ним была поставлена задача выйти к Шпрее, форсировать реку в районе большого холодильника и, захватив плацдарм на левом берегу, удерживать его до подхода главных сил.

Передовые боевые группы продвигались вперёд, оставляя в тылу блокированные опорные пункты врага, с которыми расправлялись двигавшиеся следом другие подразделения батальона. Прочёсывая улицы, подвалы и верхние этажи домов, где отсиживались ещё немцы, они быстро приближались к реке. Скоро стало ясно, что немцы оставили мысль удержаться на этом берегу реки, что они хотят оторваться от наших подразделений и ускользнуть по мосту на ту сторону, где у них была организована новая линия обороны.

Командир батальона приказал взять мост с хода. Наши боевые группы преследовали немцев по пятам.

Особенно стремительно продвигалась группа преследования старшего сержанта Скоробогатова. Она, не оглядываясь на соседей, далеко вырвалась вперёд.

– Вперёд, орлы, вперёд! – торопил бойцов командир, перебегая обстреливаемую улицу.

Вот уже позади серая махина большого холодильника. Вот-вот должны показаться река, мост, а за ними тот берег – цель движения батальона.

Первым выбежал на набережную младший сержант Емельянов. Вслед бежит, что-то яростно крича, красноармеец Файзуллин. Почти сейчас же показываются на набережной и другие бойцы. Они тяжело дышат, выскакивая из ворот серого дома. Файзуллин, размахивая автоматом, вбегает на мост. Но в этот момент воздух сотрясается от мощного взрыва, вскидываются вверх огромные столбы воды, и ближние к тому берегу пролёты моста тяжело рушатся в реку…

Через несколько минут подоспели бойцы лейтенанта Акимкина, катя станковые пулемёты. Они открывают огонь по немцам, засевшим на той стороне реки. В ответ стучат пулемётные очереди. На мосту и на набережной начинают рваться фаустпатроны…

Когда подошли другие подразделения полка, была сделана попытка форсировать реку на понтонах, под прикрытием дымовой завесы, но вследствие сильного артиллерийского и миномётного огня противника эта попытка не удалась. Решено было форсировать реку ночью, под покровом темноты. Для этой цели наше командование подготовило штурмовые группы и их прикрытие.

В ночь на 24 апреля штурмовая группа старшего сержанта Скоробогатова, пользуясь подручными материалами, перешла реку по разрушенному мосту и неожиданно для врага ворвалась в ближайший дом на той стороне. Вслед переправились штурмовая группа старшего лейтенанта Молодякова и моя группа поддержки. Немцы всполошились. В воздух полетели ракеты. Загремел артиллерийский и миномётный огонь, но было уже поздно: в окне третьего этажа большого дома на той стороне реки появилось красное знамя, поднятое старшим сержантом Скоробогатовым, – знак, что всё в порядке и дом занят прочно.

Чтобы обезопасить себя от дальнейших неожиданностей, немцы зажгли второй дом рядом с мостом и при свете пожара начали жестокий обстрел дома, занятого нашими группами.

Утром немцы под прикрытием огня пулемётов и артиллерии предприняли контратаку. Их было в несколько раз больше, чем нас. Паля из автоматов и закидывая в окна гранаты, они пытались ворваться в дом, но наш убийственный огонь заставил их повернуть вспять. Несколько раз они повторяли свои попытки, но ничего не добились. Нас оставалось пятнадцать человек, и мы все решили скорее умереть, чем сдать занятый дом. И мы победили. Ни один немец не смог ворваться к нам…

К вечеру противник, закидав нас фаустпатронами, поджёг дом. Тогда артиллерийский разведчик-корректировщик, бывший с нами, вызвал огонь нашей артиллерии и миномётов. На ближайшие к нам дома, занятые немцами, обрушился град снарядов и мин. В это же время старший лейтенант Молодяков с тремя красноармейцами выбрался из горящего здания, пробрался через подвал в соседний дом, занятый неприятелем, и с тыла напал на него. Ошеломлённые неожиданным нападением, немцы стали выскакивать из окон второго этажа под огонь наших автоматов.

Вслед за Молодяковым ринулись в атаку и мы.

Нам удалось выбить противника ещё из трех домов. Так постепенно расширялась наша «Малая земля».

Ночью к нам переправилось первое подкрепление с «Большой земли».

Гвардии майор
С. ГУСАРИН
На Шпрее у парка Трептов

Наша гвардейская мотострелковая часть, пройдя Карлхорст и северную окраину Шеневейде, вышла на берег Шпрее. На противоположном берегу в парке Трептов скопились резервы противника. Здесь, на последнем водном рубеже перед центром Берлина, немцы заняли подготовленную оборону. Но мы не думали долго задерживаться на берегу. Быстро была проведена рекогносцировка подходов к переправе, сапёры стали налаживать подвезённые лодки, и к ночи всё было готово для того, чтобы начать переправу.

А вокруг всё бушует. Наша артиллерия своими мощными залпами крошит огневые точки и живую силу немцев. Противник отвечает периодическими огневыми налётами…

Командир части гвардии полковник Федорович тут же на берегу лично руководит переправой. Первым форсировал реку батальон под командой гвардии майора Безматерных. В шесть лодок – весь наш наличный парк – быстро погрузились вторая мотострелковая рота и отделение связистов. Противник, измотанный нашей артиллерией, не зная, где именно мы будем переправляться, вёл по берегу беспорядочный огонь. Первый отряд смельчаков быстро и бесшумно переправился через реку и, внезапно обрушившись на противника, уничтожил около взвода сопротивлявшихся немцев.

Последующие рейсы происходили под всё возрастающим вражеским огнём – пулемётным, миномётным и артиллерийским. Но всё же весь батальон переправился, понеся небольшие потери. Вслед за ним на захваченный плацдарм стал переправляться батальон старшего лейтенанта Рудакова, который имел задачу расширить плацдарм вправо. Ещё через 40 минут на западном берегу Шпрее уже было три батальона. Через реку была установлена прочная связь – телефонная и по радио. Немцы стали подтягивать резервы. За ночь противник предпринял три контратаки в надежде сбросить нас в реку, но бойцы с честью удерживали плацдарм.

Остаток ночи сапёры готовили плоты для перевозки артиллерии. С наступлением рассвета противник получил возможность отлично наблюдать за скоплением наших войск у места переправы. Тогда капитан Строков начал задымление. Густая полоса дыма застлала всю реку. Под прикрытием этой завесы в течение двух часов на плацдарм были переправлены артиллерийский дивизион и зенитно-пулемётная рота.

Это была нелёгкая задача. Во всех домах на чердаках и в подвалах Трептова засели немецкие автоматчики и фаустники. И как только лодки и плоты появлялись из-за дымовой завесы, они сразу попадали под огонь противника. Наши люди действовали исключительно героически. Командир батареи, ныне Герой Советского Союза, Азаров находился всё время с расчётами, которые выкатывали орудия одно за другим на прямую наводку и в упор расстреливали огневые точки немцев.

Днём немцы стали ещё активнее. Они подтянули сюда танки, самоходную артиллерию и начали ожесточённые контратаки. Всю тяжесть этих контратак приняли на себя артиллерийский дивизион и переправившаяся за ночь пехота, поддерживаемые мощными залпами корпусной артиллерии. Наши расчёты понесли в этом бою большие потери – на орудие оставалось по два-три человека, но всё же темп огня наши пушки не снижали, и три сильные контратаки были славно отбиты.

Не всё шло гладко: на правом фланге во время второй немецкой контратаки был ранен командир батальона старший лейтенант Рудаков. Произошла заминка, и правый фланг несколько отошёл. Положение, однако, было очень быстро восстановлено личным вмешательством командира части Федоровича. Были введены в бой из резерва роты автоматчиков и противотанковых ружей. Немецкая контратака захлебнулась.

Под вечер плацдарм был прочно закреплён.

Капитан
М. ШЕРСТОБИТОВ
Смерть героя

Окопавшись на восточном берегу Шпрее, батальон Героя Советского Союза капитана Оберемченко готовился к прыжку в парк Трептов, находящийся по ту сторону реки. Ночью капитан обходил роты. Он умел душевно, по-отцовски говорить с бойцами. И всё у него получалось как-то особенно просто. Люди понимали его с полуслова. А уж прикажет – разобьются, но сделают!

В два часа ночи, под покровом темноты старший лейтенант Зотов быстро, без потерь переправил через Шпрее свою роту и, сделав стремительный 250-метровый бросок вперёд, начал закрепляться.

Сразу же разгорелся жаркий бой. Старшие сержанты Герасимов и Матвиенко со своими бойцами открыли по немцам шквальный огонь из винтовок и автоматов. Под их прикрытием переправились остальные роты и стали занимать позиции.

Батальон обеспечил переправу остальных подразделений и утром первый принял на себя удар немцев, бросивших в контратаку два батальона при поддержке пяти самоходных орудий и четырёх бронетранспортёров.

Капитан Оберемченко передал по ротам:

– Сталинцы не отступают!

Подготовив гранаты, стрелки стали ожидать приближения вражеских машин. В кустарнике замаскировался бронебойщик красноармеец Бердников. Вот самоходки уже в двухстах метрах. За ними в сотне метров во весь рост следует немецкая пехота.

Комбат выпустил две красные ракеты, наша артиллерия на том берегу приняла сигнал и заставила немцев залечь. Одна немецкая машина загорелась, несколько машин повернуло назад, но одна самоходка и два бронетранспортёра продолжали все-таки двигаться вперёд.

Тут ударил находящийся в засаде Бердников. Он угодил в гусеницу, и подбитая вражеская машина завертелась на месте. Улучив мгновение, когда пушка повернулась бортом, бронебойщик сделал ещё два выстрела. Самоходка задымилась. Бронетранспортёры повернули.

Бойцы услышали голос капитана Оберемченко:

– За мной, орлы, вперёд! – и все поднялись по зову своего командира. В это время вражеская пуля сразила комбата. Он упал на открытом месте парка Трептов. К раненому капитану бросился оказавшийся поблизости рядовой Пелипенко. Засевшие в одном доме немцы вели по этому месту сильный огонь, однако Пелипенко, невзирая на опасность, подобрал раненого командира и отнёс его в укрытие. Рана оказалась смертельной.

Весть о героической гибели Оберемченко глубоко потрясла батальон. Бойцы и офицеры, перенёсшие не одну смерть своих друзей, ко многому привыкшие за долгие суровые годы войны, со слезами на глазах говорили о смерти своего командира.

Но вот раздался голос заместителя командира по политической части капитана Давыдова:

– Отомстим за смерть командира, вперёд!

Трудно передать, с какой яростью бойцы бросились на врага. Батальон сразу вырвался далеко вперёд, обогнав соседей.

Гвардии старший лейтенант
К. КОНДРАТЮК
Пушка на чердаке

В то утро я находился на наблюдательном пункте. Моя батарея миномётов была придана пехотинцам. Впереди протекала Шпрее. Ночью поступил приказ форсировать реку.

Когда наши героические пехотинцы с возгласами «Даёшь Берлин!» кинулись в реку, немцы открыли убийственный огонь. Сотни снарядов и мин вздымали на реке фонтаны, но ничто не могло остановить наших героев. Вот первые храбрецы уже на том берегу, вот их накапливается всё больше и больше, какая-то группа уже ворвалась в ближний дом…

Наблюдая за противоположным берегом, мы заметили, что с одного чердака бьёт по нашей пехоте зенитная пушка. Дом этот отстоял от берега метрах в шестистах, и накрыть пушку точным огнём миномётов не представляло труда, но это было рискованно. Наши бойцы уже закреплялись на берегу, и поблизости этого дома, если не в нём самом, могли оказаться свои. Всё же мы быстро подготовили данные и даже сделали пристрелку. Я уже готов был подать команду «Огонь», как вдруг вражеская пушка смолкла. Это нас озадачило: что бы это могло быть? Возможно, что это просто хитрость: немцы ждут, чтобы наша пехота подошла поближе, и тогда они расстреляют её в упор.

И в самом деле, спустя несколько минут, пушка на чердаке снова заговорила. Только что это? Снаряды ложатся не там, где действуют наши пехотинцы, а там, где ещё немцы!..

Я раздумывал, не зная, что делать, когда меня вызвал к телефону командир батальона. Смеясь, он говорит в трубку:

– Вы не вздумайте накрыть нашу пушку…

– Как нашу? – удивленно спрашиваю. – Ведь это же немецкая!

– Правильно, – говорит комбат, – была немецкой, а стала советской…

И лишь после боя я узнал, что произошло. Взвод нашей пехоты окружил дом, с чердака которого действовала немецкая пушка. Старшина Белкин с ручным пулемётом пробрался на чердак. Там группа немецких солдат, переодетых в гражданское платье, орудовала у пушки. Немцы не успели опомниться, как Белкин быстро расправился с ними. Затем старшина, не дожидаясь, пока к нему подойдут на подмогу товарищи, развернул пушку, выбил черепицу в противоположной стороне крыши и стал стрелять по немцам.

Так и не пришлось накрыть из миномётов обнаруженную нами немецкую пушку…

Из дневников и писем. 24 апреля

Перед батальоном последняя преграда, которая отделяет его от центра Берлина, – река Шпрее.

Ночью, под прикрытием темноты, бесшумно подтянули к берегу два катера. Отделение старшего сержанта Шкурко первым занимает места. Стоящий у штурвала моряк-балтиец, увидев в руках Шкурко развёрнутое знамя, шепотом говорит ему:

– Я вас в один миг на тот берег доставлю.

Когда первый катер достиг уже середины реки, немцы открыли по нему огонь. Пуля ранила Шкурко, но он только крепче сжал обеими руками древко знамени.

Толчок в берег – и солдаты соскакивают прямо в воду. Вот заработал ручной пулемёт, застрочили автоматы, и пока батальон переправляется через реку, горсточка бойцов, водрузивших знамя над зданием водной станции, расширяет маленький плацдарм до двухсот метров по фронту и на сто метров в глубину.

Безуспешной оказалась предпринятая на рассвете попытка противника сбросить нас в воду, – батальон ворвался в центр Берлина. Над городом стоят столбы пламени; зарево освещает путь батальону. Не отставая от пехоты, идут танки и артиллерия. Чёрные от копоти танкисты с уважением глядят вслед Шкурко, перебегающему от здания к зданию со знаменем в руках.

Капитан КУЗЬМЕНКО.

* * *

Наши сапёры наводили переправу, чтобы пропустить на тот берег танки, самоходки, машины с боеприпасами.

Немцы вели огонь по участку переправы. Каждые 3–5 минут разрывался снаряд, а с чердаков дальних зданий вёлся обстрел берега из крупнокалиберных пулемётов.

Когда я подъехал к реке, дорога была запружена боевыми машинами, ожидающими переправы. Самоходчики и танкисты подняли меня насмех:

– Тебя ещё здесь не хватало! Долго придётся твоему борщу дожидаться переправы, закиснет.

Конечно, я и сам понимал, что мою кухню пропустят на противоположный берег в последнюю очередь. Коль так, значит, не на переправу надо надеяться, а на самого себя.

Вместе со своим помощником ефрейтором Горюновым я связал пару шпал, спустил их в воду и погрузил на шпалы термосы с пищей. Переправившись вплавь на тот берег, я добрался до миномётчиков. Командир роты старший лейтенант Корнюшин, увидев меня, удивился:

– Как ты сюда попал, ведь переправа еще не наведена?

– Так же, как и вы, – ответил я. – Мое дело такое, надо людей кормить.

Ефрейтор Н. ТЕРЕНТЬЕВ.

* * *

Мутные воды Шпрее напомнили мне русскую реку Ловать. На берегу этой реки у города Старая Русса в июле 1941 года ко мне обратилась кудрявая шестнадцатилетняя девушка, очень напуганная тем, что мы отступаем.

– Товарищ сержант, что же это будет? – спросила она.

Я спросил, как её звать. Она сказала:

– Надя.

Я стал перед ней, как солдат перед командиром, и сказал:

– Не беспокойтесь, Надя, всё будет в порядке, мы будем в Берлине.

Она посмотрела на меня недоверчиво, потому что я шёл со своей гаубицей на восток.

И вот моя гаубица со мной, и мы в Берлине. Когда наши орудия дали первый залп по рейхстагу, я вспомнил башни Кремля, возле которых проезжал со своей гаубицей осенью 1941 года.

Лейтенант Е. КАКАШВИЛИ.

* * *

– Какое сегодня число? – спросил разведчик Александр Басенко у командира разведки гвардии старшего сержанта Харитонова.

– Сегодня 24 апреля, – ответил Харитонов и вдруг вскрикнул: – Смотри, танки наши, а на дороге немецкие фаустники лежат.

Басенко, не сказав ни слова, побежал наперерез танкам.

– Стой, стой! – кричал он, размахивая руками.

И не добежал шести метров до первого танка – упал, сражённый немецкой пулей. Танкисты, заметив что-то неладное, внимательно огляделись кругом и, увидев фаустников, быстро расправились с ними. Танки были спасены.

Когда Харитонов подбежал к Басенко, тот был ещё в сознании.

– Послушай, Харитонов, – сказал Басенко, – напиши на родину, что жизнь моя дорого обошлась фашистам и что погиб я в самом Берлине.

Это были его последние слова.

Красноармеец Л. ГЕРАСИМОВ.

* * *

Надо было разведать прилегающую улицу, занятую противником, и установить наличие и характер инженерных сооружений, чтобы затем расчистить улицу и дать проход танкам.

Выполнение этого задания было поручено комсоргу нашей сапёрной роты сержанту Родионову. Он взял с собой двух комсомольцев – красноармейца Панкова и меня.

Мы пробирались по развалинам домов, между уцелевшими стенами. Шли, пока ливень пуль не заставил нас залечь. Дальше можно было двигаться только по-пластунски. И вот, ползком, раздирая до крови лицо, руки и ноги, по остроконечным камням и железу, мы добрались до баррикады. Кроме неё, на всём протяжении улицы никаких сооружений не оказалось. Небольшие завалы кирпича в счёт не шли.

Сержант Родионов быстро нанёс схему укрепления, сделал расчёт на подрыв, изучил вместе с нами пути подхода и отхода при взрыве.

Разведка произведена, надо скорее доложить о результатах командиру роты.

И тут началось самое трудное.

Обратный путь был отрезан противником. Пришлось двинуться в обход. Благополучно отползли от баррикады и попали в тихий переулок, где слышны были только отдельные выстрелы. Подошли к Шпрее. Прошли два моста. Стрельба стала сильнее. У третьего моста противник нас заметил. Мы залегли. Там была небольшая площадка с каменной будкой.

Решили пробираться до будки по одному, но потом передумали – все трое сразу вскочили и в несколько прыжков достигли будки. От будки надо было ещё порядочно пробежать, чтобы укрыться за углом фабрики, стены которой тянулись вдоль набережной Шпрее.

Как быть? Немецкие пулемётчики и снайперы уже взяли нас на прицел. Неужели же ждать до вечера? Нет, нельзя, нужно опять попытаться перебежать.

Вот вырвался Панков. Прыжок, второй – и он в воронке от снаряда.

Остался я с Родионовым.

Родионов кинулся вперёд.

И тут пуля снайпера навсегда оборвала молодую жизнь нашего комсомольского вожака. Горе охватило меня. Но время не ждёт. Я задумался. Родионов убит, Панков, видимо, ранен. Значит, сведения о разведке доставить должен я – теперь на мне вся ответственность.

Я выскочил из будки. Град пуль обрушился на меня. Пришлось прыгнуть в воронку. Залёг рядом с Панковым. Так и есть: он ранен.

– Я тебе помогу, – говорю ему, – будем пробираться вместе.

А он говорит:

– Ты комсомолец или нет?

Я был удивлён этим вопросом. Он рассердился.

– Как ты смеешь тратить время на меня, не доложив результатов разведки! Иди один. Я перевязался и подожду до темноты.

Я приготовился к прыжку. До угла фабрики оставалось всего три метра.

Набрался сил и одним прыжком был за углом.

Так я вышел из огня. Донесение командованию было доставлено вовремя.

Панкова мы потом выручили, а дорогого товарища Родионова пришлось похоронить. Это был отважный разведчик, лучший командир отделения.

Ефрейтор Д. КАТКОВ.

* * *

Наша огневая позиция была расположена на самой границе центральной части Берлина, у небольшого канала, вытекающего из Шпрее. За каналом прямо на нас смотрело мёртвыми квадратами окон длинное серое пятиэтажное здание. Мы узнали, что за ночь до нашего подхода этот дом огрызался изо всех окон, мешая продвижению нашей пехоты.

Здесь мы обнаружили труп красноармейца, который товарищи, сражавшиеся в это время в самом центре, не успели предать земле. Так хотелось дать залп по этому дому!

Правее нас через канал к широкой улице вёл железобетонный мост. К нему стекались немцы – беженцы из центральной части Берлина. Они устремлялись прямо на наши боевые установки.

Гвардии капитан Львович стоял посреди моста, угрожающе размахивал руками и кричал:

– Стой! Назад! Назад, говорю!

Берлинцы, не понимая, чего хочет от них этот запылённый с ног до головы человек, продолжали напирать. Когда ему удалось задержать первые полтора десятка, шедшие сзади остановились. Но несколько человек с правого и левого края проскользнули, волоча домашний скарб – кто в мешке, а кто в детской коляске. Тут в большинстве были пожилые мужчины и женщины, были и дети.

День стоял безоблачный, но сквозь пороховую гарь и дым солнце смотрело тусклобагровым диском. Нам хорошо было видно, как длинные языки пламени лизали стены одного из домов за каналом.

– Огонь давать по моей команде! – кричал во всё горло капитан Львович, преграждая беженцам дорогу к нашим орудиям.

Все подготовительные работы на огневой были окончены. Наши рамы стояли строго в шеренгу. Чёрные головы снарядов уставились вверх, готовые по команде ринуться на центр Берлина.

Я не отрывал глаз от капитана. Вот он поднял руку. До меня донеслось;

– Ого-онь!..

Резкий удар заглушил голос капитана. Это заговорили по всей линии орудия, стоявшие позади нас.

– Огонь! – отчётливо раздалось совсем близко от меня.

Взлетели наши мины, волоча за собою огненные хвосты. В воздух поднялось всё: песок, пыль, камни, образуя густое серое облако, сквозь которое ничего нельзя было разглядеть.

Мины уходили одна за другой, рассекая стену пыли и дыма и скрываясь где-то в вышине над нею.

Меня завалило песком. Вылезая из своего «подрывного» окопчика, я почувствовал, как задрожала земля, и услышал потрясающий грохот. То наши снаряды сокрушали центральные кварталы города.

Вытряхнув из-за воротника песок, я посмотрел в сторону моста.

Вся эта пёстрая масса людей, которая минуту назад стремилась прорваться через мост, лежала в пыли на мостовой. Весь скарб был брошен.

Люди лежали, тесно прижавшись друг к другу. Изредка кое-кто осмеливался поднять голову, но тут же в ужасе опускал её.

Впервые берлинцы воочию увидели наше чудесно-грозное оружие. Легендарные «катюши», о которых по слухам, шепотом немецкие обыватели передавали друг другу страшные подробности, стояли перед ними.

Не знаю, сколько времени пролежали бы немцы в таком оцепенении. G трудом подымали их красноармейцы, говоря:

– Вставайте! Залп окончен. Можете проходить…

Они подымались, заискивающе улыбаясь.

– Русс гут, – говорили они. – Русс гут… Берлин капут!

Такова была первая встреча берлинцев с «катюшами» в момент, когда мы дали наш гвардейский миномётный залп по сердцу Берлина – рейхстагу.

Гвардии старший лейтенант С. БАРЫШНИКОВ.

* * *

На следующий день после того, как наши войска заняли предместье Берлина – Адлерсхоф, мы подыскали здесь помещение для госпиталя. Госпиталь наш двигался вместе с войсками от самой Москвы. В последние дни наши санитарные машины мчались рядом с танками и самоходными орудиями, и нередко знакомые уже нам танкисты высовывались из люков, чтобы приветствовать нас.

– До встречи в Берлине! – кричали они нам. – Смотрите, не задерживайтесь. Передайте привет Ивану Анатольевичу и Софье Христофоровне!

Сорок шесть раз развёртывался наш госпиталь для приёма раненых. В первый раз это были защитники Москвы. Сейчас мы принимаем раненых в боях за Берлин, в боях, завершающих Великую Отечественную войну. Весь персонал работает с удесятерённой энергией. Не прошло и суток, а в госпитале всё налажено. Операционная блестит белизной, ровные ряды коек аккуратно заправлены.

Раненые прибывают к нам прямо с улиц Берлина. Они возбуждены, глаза блестят. Редко услышишь стон. Почти каждый считает своим долгом доложить обстановку, офицеры называют улицы и кварталы, занятые нашими войсками. К сортировке подходят машины с ранеными. В тот же миг к машинам подскакивают санитары и вместе с шофёрами вносят и вводят раненых в здание. В помещении тесно, но нет нервозности, как обычно при больших скоплениях раненых.

Из бани уже доносится смех. Начальник бани младший сержант Ченчиков в порядке «усовершенствования банного дела» повесил зеркала не только в предбаннике, но и в мыльной. Раненые острят по этому поводу, а Ченчиков снисходительно улыбается, довольный тем, что его инициатива пользуется таким успехом.

Подполковник медицинской службы В. ВОЛКОВ.

На огневой позиции в Берлине.

* * *

Сопровождая передовые подразделения пехоты, наши батальоны выдвинули свои боевые порядки в район Уленхорст. По пути колонну время от времени прошивали короткими очередями ещё недобитые группы вражеских автоматчиков; с верхних этажей нередко летели гранаты. Но колонна шла, заглушая гудением моторов шум разрывов и пулемётную дробь. То и дело нам встречались большие группы людей с котомками за плечами. Это наши, русские. Куда держите путь, родные? В Чернигов, в Житомир, в Киев, в Воронеж? Вместе с нашими, советскими, идут французы в изношенных костюмах, поляки, греки, датчане, англичане. Все держат курс на восток, на землю, освобождённую Красной Армией. Берлинцы тоже на улицах. Удивлёнными глазами смотрят они на бесконечное движение советской техники. Они уже научились распознавать марки наших танков и самоходок и порой становятся в очереди у наших кухонь.

Капитан И. СЕНЧА.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю