Текст книги "Драгоценный дар"
Автор книги: Александра Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Пич пропустила очередной визит к парикмахеру, поэтому соорудила прическу сама, собрав волосы наверху и закрутив в пучок на французский манер, отчего стала казаться выше ростом. Эта прическа имела еще одно преимущество перед пышной укладкой, которая нравилась Герберту, – с ней было прохладнее.
Месяц назад ей и в голову бы не пришло выйти из дома без чулок, как бы жарко ни было на улице. В ее мире просто не ходили с голыми ногами. Чувствуя себя окончательно испорченной, Пич оставила чулки в ящике с бельем и вместо этого намазала ноги кремом для загара. Босоножки цвета слоновой кости и такая же сумочка дополнили подчеркнуто небрежный туалет.
Поскольку даже самый стойкий макияж мгновенно тек в летней жаре хьюстонских улиц и делал его носительниц похожими скорее на енотов, чем на роковых женщин, она свела свой макияж к минимуму. Закончив, повернулась к зеркалу и едва узнала отразившуюся там женщину.
Новая Пич выглядела молодой, стройной и счастливой и была больше похожа на ту Пич Морган, которая уезжала в колледж, чем на степенную миссис Морган-Стрэнд.
Вот кем ей хочется быть отныне и навсегда, тут же решила она. Больше никаких дефисов в ее жизни. В следующий раз когда она будет говорить со своим адвокатом, она скажет ему, что хочет вернуть девичью фамилию.
В последнюю минуту Пич вспомнила об ожерелье из бирюзы, на которой вручную были вырезаны волшебные птицы. Она купила его на Индейском базаре в Санта-Фе и надевала всего один раз, потому что Герберт заявил, что в нем она похожа на крестьянку.
Пич застегнула ожерелье на шее, сняла обручальное и венчальное кольца и положила их в шкатулку. Расставаться с ними вопреки ожиданиям было совсем не больно.
Возбуждение, пьянящее, как шампанское, вскипало в ее крови. «Ари, я иду», – подумала она, сбегая вниз по ступенькам.
Ресторан «Морская кухня» Тони Мандолы размещался в торговом центре Ривер-Оукс, очень разностильном комплексе, построенном в сороковых годах, когда Ривер-Оукс только становился респектабельным районом. Ресторан был, пожалуй, слишком вычурным и броским, но блюда здесь готовили превосходные – один лимонный пирог чего стоил. Ну а морская кухня была выше всяких похвал.
Пич приехала в ресторан на пятнадцать минут раньше. К ее удивлению, Ари ее опередил. Он сидел за столиком, потягивая пиво «Дос Эквис», и выжидательно поглядывал в сторону входа. Едва завидев ее, вскочил, поставил стакан и поспешил ей навстречу. Взял ее за руку.
От этого прикосновения Пич словно обдало жаром. Она чувствовала, как горячая волна хлынула вверх по рукам, плечам и шее, как запылали щеки. Она не могла сдержать широкую, до ушей, улыбку, хотя понимала, что у нее, наверное, идиотский вид.
На Ари были блейзер из верблюжьей шерсти поверх рубашки-поло и выцветшие джинсы, которые так плотно облегали его ноги, бедра и чресла, словно это не ткань, а вторая кожа. Господи, нужно издать закон, запрещающий мужчине так выставлять напоказ свое мужское начало, подумала она, чувствуя, как у нее подгибаются колени.
– Я так рад, что ты сегодня утром мне позвонила, – сказал Ари. – Я за тебя волновался. Но, как теперь вижу, напрасно. Ты выглядишь потрясающе.
Пич совсем растерялась, но все же нашла в себе силы ответить:
– Наверное, катастрофы мне к лицу.
Ари не мог заставить себя отпустить руку Пич, пока они не подошли к столику. Он помог ей сесть, сел напротив, все еще не в силах отвести от нее взгляд. Она всегда красива благодаря своим рыжим волосам и необыкновенным глазам. Но сегодня от нее просто дух захватывало.
– Ты на меня неприлично пялишься, – сказала она.
– Тебе придется к этому привыкнуть. Ничего не могу поделать.
Прежде чем она успела ответить, подошел официант за заказом. Пич попросила лазанью, а Ари – что-нибудь рыбное, хотя мысли его были очень далеки от еды.
Когда официант ушел, беседа не клеилась. Поговорили о заупокойной службе, о похоронах на Арлингтонском кладбище, о следующем номере журнала, то и дело начиная говорить одновременно, как подростки на первом свидании. И все время он ждал, когда же она перейдет к делу.
У него еще оставалась слабая надежда, что она передумала и разговора не будет. Может, Белла ошиблась, и Пич пригласила его в ресторан вовсе не за этим? В этот момент она заговорила о пожаре в квартире матери. Настроение у него сразу упало.
– Слава Богу, что твоя мать решила пожить у тебя. Никто не пострадал?
– Какой-то человек почти сразу вызвал пожарных, так что они быстро погасили огонь. Я думаю, этот человек и устроил пожар.
Пич с большим трудом заставляла себя держаться нити разговора. Никогда еще ей не было так трудно сосредоточиться. А ведь сейчас это особенно важно. Как она сможет убедить его помочь ей, когда она ничего толком объяснить не может? Очень многое зависит от того, поверит ли он ей.
– Ты не спешишь с выводами?
– Они логичны.
– Никогда не слышал, чтобы пироманьяк сам вызвал пожарных. Они обычно слишком заняты тем, чтобы поскорее смыться, и больше ни о чем не думают.
– Это только доказывает мою правоту. Тот человек, что устроил поджог, действовал по приказу. А приказали ему те же самые люди, что погубили отца.
– Но зачем? Блэкджек мертв, его похоронили. С его смертью все закончилось.
– Но его личные бумаги находились в той квартире. Что, если в них что-то было?
– Что именно?
– Не знаю, – ответила Пич. – Но собираюсь это выяснить.
– Жизнь Блэкджека представляла собой открытую книгу, Пич. Все его политические убеждения, его начинания и поступки широко освещались прессой. В последний год он даже сходить отлить не мог, чтобы кто-то об этом не написал. – Ари нарочно употребил уличное выражение, чтобы обескуражить ее. – Не могу представить себе, чтобы что-то еще осталось нераскрытым.
– Папин ответственный секретарь, Рэндольф Сперлинг, задавал всякие странные вопросы насчет личных бумаг папы, когда мы с мамой были в Вашингтоне. Он встревожился, когда я сообщила ему, что папа вел дневник. У меня такое ощущение, что Рэндольфу Сперлингу есть что скрывать.
– Потеря работы часто заставляет человека выглядеть встревоженным.
– Пожалуйста, перестань быть таким рассудительным и просто послушай минутку. Неприятности отца начались вскоре после того, как он ушел из демократической партии и объявил себя независимым кандидатом. И тут же Главное налоговое управление начало проверять его налоговые декларации.
– Возможно, Главное налоговое управление иногда походит на гестапо, но они каждый год проверяют миллионы деклараций, – ответил Ари, пытаясь хоть немного погасить бушующий в мыслях Пич пожар. – Твой отец просто оказался одним из тех несчастных, которых они взялись проверять.
Но пламя лишь вспыхнуло еще жарче.
– Это было только начало. Вскоре после этого кто-то распустил слухи в печати о том, что папа использовал на личные нужды фонды избирательной кампании. Думаю, это сделал Рэндольф Сперлинг.
– Не слишком ли смелое предположение? Сперлинг знал, что потеряет работу, если твой отец лишится своего места. Возможно, эта информация просочилась из Главного налогового управления. Они могли это раскопать в ходе проверки.
Пич яростно затрясла головой, отчего из строгой прически выбились прядки золотисто-рыжих волос. Она выглядела слегка растрепанной и необыкновенно прекрасной.
Ари потребовалось гигантское усилие, чтобы сосредоточиться на том, что она говорит.
– Мой отец был очень умным человеком. Если бы он решил одурачить Главное налоговое управление, он сделал бы это так ловко, что они никогда бы не догадались. Но он бы не сделал ничего подобного. Он был честным человеком. Каждый раз, когда он, казалось, вот-вот вернет себе доброе имя, появлялась новая серия обвинений. Я убеждена, что его подставили, намеренно хотели дискредитировать.
– Пич, я понимаю, ты очень любила отца и, конечно, хотела бы…
– Единственное, чего я хочу, – это чтобы справедливость восторжествовала. Последнее, что сказал мне отец, было: «Не дай этим ублюдкам уйти от ответа». Раз отец так сказал, значит, он что-то знал. И поэтому его затравили. Травля была организована где-то наверху, иначе она не приобрела бы такой размах. Разве все это не указывает на некий политический заговор в Вашингтоне?
Когда она наклонилась к нему, ее груди туго натянули платье. У нее был такой серьезный вид, а он чувствовал себя чертовски возбужденным. И ему совсем не хотелось говорить о политике, особенно о политике Блэкджека.
– Пич, будь благоразумной. У тебя нет ничего, кроме туманных предположений.
– Этот пожар не был случайным. Следователь по поджогам назвал его профессиональной работой. Что, если кто-то сжег квартиру, чтобы не позволить нам узнать правду?
– У тебя есть какое-либо убедительное доказательство в подтверждение того, о чем ты говоришь?
– Вот тут очередь за тобой. Ты занимался журналистскими расследованиями. Знаешь, как добыть доказательства. Вот почему я хотела с тобой сегодня встретиться.
Его сексуальное возбуждение исчезло так быстро, словно его и не было.
– Пич, ты знаешь, что бывает, когда бросаешься на ветряные мельницы?
– При чем тут Дон Кихот?
– При том, – резко сказал Ари. – Когда бросаешься на ветряную мельницу, крылья имеют неприятную привычку догонять тебя сзади и бить по голове.
Конечно, ее это ничуть не испугало.
– У меня очень твердая голова.
– И очень хорошенькая к тому же. Мне ужасно не хочется, чтобы она раскололась.
– Этого не случится, если ты мне поможешь. В последний год жизни папы политические соратники безжалостно его преследовали. Я хочу знать, почему они на него набросились. Что сделал отец, чем заслужил их гнев?
Иными словами, кому угрожал Блэкджек, подумал Ари, и у него по спине пробежал неприятный холодок. Долго дремавшая репортерская интуиция пробуждалась. Да, Пич задает правильные вопросы – как и он, когда начал расследовать мафиозные структуры в легальном бизнесе Феникса.
Ему тогда следовало быть более осторожным, учитывая тот факт, что Дон Боллес погиб от взрыва своего автомобиля, когда стал задавать те же вопросы. Но он думал, что случай с Боллесом – это старая история. Ари считал, что он умнее и быстрее, чем старый репортер.
Хелен погибла из-за его самоуверенности. Он больше не повторит свою ошибку и не позволит Пич сделать такую же. Ей не тягаться с крутыми парнями из Вашингтона.
– Когда я пришел к вам работать, я сказал, что навсегда оставил журналистские расследования. И не собираюсь менять своего решения.
– Из этого можно будет сделать потрясающий репортаж, действительно потрясающий! – воскликнула Пич, и в глазах ее загорелся огонек щенячьего восторга, какой бывает у начинающих журналистов.
Дьявол. Если он уступит ей, то сможет целый день смотреть в ее глаза. Искушение велико – а опасность еще больше.
– Думаю, тебе надо спуститься с небес на землю, леди босс. Твой отец обладал властью и все же умер опозоренным банкротом. Если это результат заговора – по твоим словам, – то, значит, люди, его организовавшие, обладают властью еще большей. По-твоему, у тебя против них есть хоть какие-то шансы?
– Значит, ты согласен, что я могу быть права?
– Я этого не сказал.
Ари надеялся ее разубедить. Но похоже, только раззадоривал. И почему он раньше думал, что она просто скучающая светская дама? Она скорее похожа на львицу, подкарауливающую жертву. Но ведь даже львицы погибают.
– Ну, что ты думаешь? – спросила Пич.
Ари чуть поколебался, взвешивая ответ, стараясь подобрать каждое слово, чтобы оно возымело максимальное действие. Жаль, что нет другого способа пробудить в ней здравый смысл.
– Думаю, ты просто ищешь на свою голову развлечений, и все потому, что у тебя нет мужика в постели по ночам.
Пич вздрогнула. Сжала кулаки. На мгновение ему показалось, что она его сейчас ударит.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать?
– Смею, потому что не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты наивна, Пич. И ни черта не знаешь о том, какому риску подвергается журналист, ведущий расследование. Занимайся тем, в чем разбираешься, – своей благотворительностью, приемами и светской жизнью.
Выражение лица Пич сказало ему, что он преступил дозволенную грань. Она его уволит, подумал Ари. Ну и пусть. Все равно после того, что между ними сегодня произошло, у них уже ничего не получится.
– Что случилось с тем человеком, который спешил в больницу, чтобы мне помочь, с человеком, который спас меня перед заупокойной службой? – с горечью спросила Пич.
Она была так уверена в том, что Ари будет на ее стороне. А теперь больше всего на свете ей хотелось выплеснуть бокал вина в его самодовольную физиономию. Впрочем, она лишь доставит лишние неприятности официантам, а они ведь ни в чем не виноваты.
– Пич, послушай…
– Нет! Я была дурой, когда подумала, что небезразлична тебе. Теперь понимаю, что ты просто подлизывался к своему боссу.
Пич отыскала в сумочке бумажник, достала пару двадцаток, бросила на стол самым презрительным жестом, на который только была способна, и выбежала из ресторана.
Для женщины, которая терпеть не может конфликтов, она в последнее время что-то слишком много спорит, думала Пич, садясь в машину. Расправила плечи, рванула «ягуар» с места и стремительно вылетела со стоянки, взвизгнув шинами, как герой в боевиках.
Миссис Морган-Стрэнд направилась бы в «Галерею», искать утешения в покупках. Однако новая, усовершенствованная модель, мисс Пич Морган, не намерена была сдаваться или идти на попятный из-за того, что слишком возомнившая о себе гора мускулов и тестостерона не желает ей помочь.
На первом курсе колледжа один из ее профессоров по журналистике читал лекцию о первичных и вторичных источниках информации. Первичные источники – ее мать и Ари – подвели. Она попытает счастья со вторичными источниками, решила Пич и повернула на юг, к студенческому городку.
Глава 8
Черт бы побрал ослиное упрямство Пич, кипел Ари, злобно глядя на деньги, брошенные ею на стол. Если она хотела бросить вызов его мужскому самолюбию, то, безусловно, выбрала верный способ.
Возможно, он принадлежал к вымирающей породе мужчин, но считал, что он должен платить за еду, когда обедает с женщиной, так же как просто обязан распахнуть перед ней дверь, помочь сесть в машину, а на совместной прогулке идти со стороны мостовой. И это не может ее унизить, как утверждают некоторые феминистки.
В нем воспитали убеждение, что вежливое обращение с женщиной является способом выказать уважение к ее полу. Его отец так обращался с его матерью, так Ари обращался с женой, и он очень хотел так же обращаться с Пич.
Ари бросил взгляд на ее тарелку с почти нетронутой лазаньей с рыбной начинкой. Ему показалось, что она ответила ему укоризненным взглядом, словно хотела сказать: «Ты виноват, что Пич не поела, ты, грубиян».
А он и вправду был с ней груб. Как он смеет, черт возьми, считать себя вежливым после того, как не оказал Пич никакого уважения? Он отодвинул тарелку – аппетит пропал напрочь – и опустил в карман деньги Пич, собираясь вернуть их ей при первой возможности. Подозвал официанта и вручил ему свою кредитную карточку.
По дороге в редакцию Ари разражался проклятиями всякий раз, когда попадал в пробку. Как обычно, лифт пришлось ждать полчаса. Мимо стола дежурного администратора редакции он пронесся подобно Гранту, штурмующему Джорджию. Влетел в свой кабинет, громко хлопнул дверью, сел за письменный стол и уставился на кипу лежащих на нем корректурных оттисков.
Ари смотрел на них, но ничего не понимал, с таким же успехом они могли быть написаны на санскрите. Он снова и снова переживал их разговор. Зачем он произнес те слова? Нашел себе достойного противника, нечего сказать! Да его за такое убить мало.
Но ведь он сделал это ради блага самой Пич.
Это правда, черт побери. Ее нужно было охладить, дать пару оплеух, чтобы спустить с небес на землю. Он пытался ее уберечь. Так почему же ему так больно? И так стыдно?
«Потому что ты трус», – прошептал тихий голос в глубине его сознания. Ари до боли стиснул зубы. Вот настоящая причина.
Если бы боги были милостивы, Пич позвонила бы в эту минуту и покончила с его мучениями, уволив его с работы. В этом случае ему больше никогда не пришлось бы снова встречаться с ней, никогда не пришлось бы чувствовать ту уродливую смесь любви, желания и отчаянного ужаса, от которой хотелось спрятаться под свой письменный стол, как собаке, перепуганной молнией.
В дверь постучали.
– Зайдите позже! – выкрикнул Ари.
Посетитель не обратил на его слова никакого внимания. Дверь распахнулась, и на пороге появился Берт – щегольски одетый, аккуратно причесанный, в новом костюме и с улыбкой на лице.
– Прошел слух, что ты в отвратительном настроении. Я подумал, надо зайти и самому убедиться.
– Слух правдивый. Если хочешь попасть под горячую руку, можешь остаться.
Берт шутливо поднял руки, будто сдавался.
– Не стреляй. Я невиновен. Это сделал другой парень.
– Что сделал?
Берт кивнул на стол:
– Сделал эти паршивые снимки для ноябрьской обложки. Если ты их еще не видел, лучше и не смотри. Кстати, а из-за чего ты такой злой?
– Из-за Пич. Она самая твердолобая женщина из всех, кого знаю. – Ари оттолкнул кресло с такой силой, что оно врезалось в книжный шкаф за его спиной. На пол посыпались книги. – Ты не представляешь, как она на меня набросилась за ленчем.
– Я не знал, что у вас было свидание.
– Какое к черту свидание! – огрызнулся Ари.
Берт пропустил его грубость мимо ушей.
– Я думал, Пич и Белла будут сегодня заняты другими делами. Ужасное происшествие, этот пожар. Я собираюсь позже позвонить Белле и узнать, не могу ли я что-нибудь для нее сделать.
Если бы Ари не был так занят своими мыслями, то непременно заметил бы блеск в глазах Берта.
– Очень мило.
– Что мило? – спросил Берт, усаживаясь. – Пожар или то, что Пич на тебя набросилась?
Ари сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Ни то ни другое. Мне жаль Пич. Но не настолько, чтобы плясать под ее дудку.
– Что, опять поспорили насчет перевода редакции в другое здание?
– Если бы все было так просто! Она хотела, чтобы я помог ей расследовать смерть отца.
– Я считал, что Блэкджек умер от сердечного приступа.
– Так и есть. – Ари не мог больше сидеть спокойно, он вскочил и стал ходить взад и вперед по кабинету. – Не в этом дело. Последнее, что Блэкджек сказал Пич, было: «Не дай этим ублюдкам уйти от ответа». Теперь она убеждена, что существовал некий заговор с целью его погубить, и хочет, чтобы я помог ей его распутать.
– В последний год бедняге и правда слишком уж не везло. Что ты ответил?
Ари перестал бегать по комнате и выразительно посмотрел на Берта.
– Нет. Я ответил нет! Бога ради, я больше не занимаюсь журналистскими расследованиями.
Берт хмыкнул:
– Я слышал, это как заниматься любовью. Стоит почувствовать прелесть этого дела, и уже никогда не сможешь отказаться.
Ари не оценил юмора Берта.
– Я не могу вернуться к той жизни. И не вернусь. И я предупредил Пич, чтобы она не пыталась ничего предпринимать самостоятельно. Черт побери, Берт! Что, если она права? Ты хоть представляешь, какая опасность ей тогда грозит?
– Ты боишься за нее – или за себя? – спокойно спросил Берт.
– Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
Каким-то образом Берт ухитрился пожать плечами одновременно легкомысленно и задумчиво.
– Эта леди уложила тебя на обе лопатки с самой первой встречи. Теперь она свободна, и вполне очевидно, что…
– Ничего очевидного, – перебил Ари.
– В чем дело? Думаешь, она для тебя слишком стара? – фыркнул Берт.
Вопрос застал Ари врасплох.
– По правде говоря, я ни разу не подумал о ее возрасте.
– Дело в ее сыновьях?
– Дьявол, нет. Я с ними знаком, они отличные парни. Дело во всем остальном. У нас с Пич нет ничего общего. Она элегантна, красива, богата. Я беден как церковная мышь. Она водит «ягуар». Я езжу на «харлее». Она носит одежду от модных кутюрье. Я ненавижу костюмы и галстуки. Нужно продолжать?
– Мы оба знаем, что Пич не тот человек, которого волнуют условности. Она прямая как стрела, насколько я разбираюсь в стрелах. Ты тоже. Вы оба – честные, порядочные и очень одинокие люди, которые могут помочь друг другу. Это важнее, чем одежда и машины. Что тебя на самом деле тревожит?
Берт слишком хорошо его знал.
– Думаю, я в нее влюблен – и это пугает меня до смерти.
– Бедняжка. Ты боишься любить, да? Боишься, что с Пич случится то же, что и с Хелен.
Берт, как всегда, попал точно в цель.
– Я не знаю, что делать.
Берт улыбнулся и поманил к себе Ари. Вид у него был заговорщицкий.
– Carpe diem, – тихо сказал Берт, – лови день. Не живи прошлым, как ты делал в эти последние шесть лет.
В устах Берта это звучало обманчиво просто.
– Я не знаю, хватит ли у меня сил последовать твоему совету.
– Когда мы познакомились, ты твердо знал, чего хотел, всегда добивался поставленной цели, и ничто не могло тебя остановить. Именно это делало тебя великолепным репортером.
– Да, конечно. И это погубило мою жену.
Берт вскочил, схватил Ари за плечи и хорошенько встряхнул.
– Раз и навсегда вбей в свою тупую башку, что Хелен убил бандит-мафиози.
Ари упрямо взглянул Берту в глаза.
– Бомба в машине предназначалась мне.
– Смерть Хелен – это трагедия, но ты в ней не виноват. – Берт отпустил его и снова сел. – «Мог бы» и «следовало бы» – жалкие слова. Пора тебе заменить их на «могу» и «сделаю».
– То есть?
– Позвони Пич. Извинись. Женщинам нравится, когда у мужчины хватает мужества признать, что он был не прав. Предложи ей помощь. – Берт прищурился. – По твоему лицу вижу, что ты хочешь спросить, с чего это я, вдовец с двадцатилетним стажем, вдруг стал давать тебе такие советы? Дело в том, что я и сам собираюсь последовать этому совету.
– Ты о чем?
– Все очень просто. Я знаю Беллу много лет и всегда ею восхищался – издали. Теперь у меня больше нет причин держаться на расстоянии. Я собираюсь сегодня пригласить ее на ужин.
– Ее муж только что умер. Ты не слишком торопишься?
– Возможно. Но я уже далеко не молод, и она тоже. Нам нельзя терять времени. Кроме того, большую часть их совместной жизни Блэкджек был не очень-то хорошим мужем. Он не слишком часто бывал дома и к тому же был известным ловеласом. Белла заслуживает лучшей участи.
Совет Берта зажег искру надежды в темной пещере, в которую превратилось сердце Ари. Но его мучали сомнения.
– После всего, что я наговорил Пич за обедом, сомневаюсь, что она захочет со мной разговаривать.
– Заставь ее выслушать. Ночуй у ее порога, если понадобится. Она стоит того, чтобы за нее бороться. Carpe diem, Ари, carpe diem. – Берт встал, похлопал Ари по плечу и вышел.
Слова Берта звучали в ушах Ари еще долго после того, как стихли звуки его шагов. Пользуйся моментом. Лови день!
После смерти Хелен Ари ничего не добивался. Он не разрешал себе ничего желать из страха потерять. Занимался делом, которое требовало от него лишь сотой доли его мастерства, квартиру превратил в ночлежку, чтобы не привязываться к ней сильно, свободное время проводил, гоняя на бешеной скорости на «харлее» или летая на дельтаплане в такие дни, когда даже профессионалы не решались довериться ветру. Играл со смертью, убегая от жизни.
Пусть другие восхищались его смелостью – Ари знал, что он трус. Ему не страшно было умереть, жизнь – вот что пугало его до смерти.
С этого момента он поклялся бросить вызов жизни – чтобы снова жить. Лови день, сказал он себе, поднял телефонную трубку и набрал номер Пич.
Пич потратила полчаса, чтобы найти место на стоянке автомашин студенческого городка. А когда ей это наконец удалось, оказалось, что отсюда до библиотеки пятнадцать минут ходьбы. Вокруг были молодые счастливые лица, веселые, звонкие голоса – жизнь била ключом. Она вдруг остро почувствовала себя старой и никому не нужной.
В ту самую минуту, когда Ари сидел у своего стола с телефонной трубкой в руке и стучащим, словно молот по наковальне, сердцем, Пич сидела сгорбившись у экрана проектора университетской библиотеки и про себя ругала его на все корки. Если бы у нее была хоть капля здравого смысла, она бы уволила его еще в ресторане.
Он вел себя невыносимо грубо. Что еще важнее, он чуть было не подорвал ее только что пробудившуюся веру в себя. «Тоже мне лев! Робот он бесчувственный, с микросхемой вместо мозгов. Самодовольная, надутая обезьяна!»
Неужели она всегда будет ошибаться в мужчинах?
Неужели ей больше никогда не повезет и на ее сексуальной жизни можно ставить крест?
Следует ли посмотреть правде в глаза и на обратном пути зайти в секс-шоп? «Скажите, у вас продаются вибраторы?»
Эта мысль ее рассмешила. Нет, до такого она еще не дошла. Ладно, хватит об этом. Пора заняться делами.
Пусть Ари разозлил ее, но он не охладил ее пыл. Она вставила микрофильм в аппарат. Ну что ж, начали. Она приехала в библиотеку потому, что давным-давно университетский профессор назвал газеты хорошим вторичным источником информации.
Пич понятия не имела о том, что искать. Иголка в стоге сена – это казалось ей подходящим определением, когда она подумала о том, сколько газет ей придется просмотреть в поисках неизвестно чего. У нее было две подсказки – последние слова отца и тот факт, что его неприятности начались примерно в то время, когда он ушел из демократической партии и объявил себя независимым депутатом.
До этого времени он был любимцем прессы. Потом его не бил разве только ленивый.
– Такой вещи, как плохая реклама, не существует, – говаривал Блэкджек.
Как он ошибался, с горечью думала Пич. Если бы не травля, то он мог все еще жить.
Катушки микрофильмов, которые она уже отобрала, охватывали период от нескольких месяцев перед сменой его политической принадлежности до появления некролога. Она вставила первую катушку в проектор и приступила к поискам.
В третьем же номере «Хьюстон кроникл» ей на глаза попалось имя отца. «Сенатор Блэкджек Морган отдает свой голос в поддержку космической станции» – гласил заголовок. Пич опустила в машину десять центов и напечатала копию этой страницы.
Месяц спустя в другой статье рассказывалось о борьбе отца за спасение проекта сверхмощного ускорителя частиц, несмотря на его огромную стоимость. Она ее тоже скопировала, потом продолжила просмотр.
Глаза Пич наполнились слезами, когда она увидела фотографию Блэкджека на обложке журнала «Техас мэгэзин», популярного приложения к воскресному номеру. Он широко улыбался в объектив, словно весь мир принадлежал ему. Рядом с ним стояла всемирно известная фотомодель Кэтлин Прайд. Подпись под снимком гласила: «Кэтлин Прайд принимает почетного гостя на открытии «Заповедника Прайд».
Пич смутно вспомнила, что и сама получила приглашение на открытие ранчо-курорта с сафари. Они с Гербертом вместо него поехали на какое-то мероприятие в больнице. Но родители и Эйвери туда ездили. По возвращении Эйвери с восторгом рассказывала о трехдневном празднике.
Эйвери и Кэтлин Прайд в Кинкейде были лучшими подругами. Разница в возрасте и раннее замужество Пич помешали им с Кэтлин лучше познакомиться друг с другом. Она была очень удивлена, когда узнала, что та вдруг отказалась от блестящей карьеры, а вместе с ней от славы и богатства и вернулась в Техас, чтобы превратить скотоводческое ранчо, принадлежавшее ее семейству, в курорт мирового класса и заповедник для животных, которым грозит вымирание.
Пич скопировала фотографию и сопровождающую ее статью и снова принялась за просмотр. Она чуть не пропустила статью, напечатанную на предпоследней странице газеты несколько дней спустя.
В ней рассказывалось о страшном случае на открытии «Заповедника Прайд». Кэрол Детвейлер, ветеран Вьетнама, был убит диким русским вепрем в той части заповедника, который закрыт для широкой публики. Ее отец, Кэт и местный шериф в числе прочих стали свидетелями его гибели.
Имя Детвейлер было ей знакомо. У Пич сохранились неприятные воспоминания о Кэроле Детвейлере, когда тот приехал в Бель-Терр через пару лет после войны. Что-то в нем так ее испугало – возможно, его внушительный рост или жестокие глаза, – что она спряталась за отца, а потом убежала. С тех пор она о нем больше не слышала. Странно, подумала Пич, она считала, что отец не поддерживал с ним отношения.
Она скопировала статью, потом прервалась, чтобы прочесть ее. В короткой статье не упоминалось о знакомстве Детвейлера с ее отцом, не говоря уже о причинах его присутствия в «Заповеднике Прайд». Или статья была небрежно написана, или кто-то оказал на журналиста давление и заставил его отредактировать первую версию.
Мог ли этот кто-то быть ее отцом? У него было достаточно влияния. Но зачем? Почему? Все чудесатее и чудесатее, подумала она, чувствуя себя Алисой, падающей в кроличью нору.
Пич уехала из библиотеки четыре часа спустя с толстой пачкой отпечатанных статей под мышкой. За это время она узнала о политической карьере своего отца больше, чем за целую жизнь до этого. Она поневоле задала себе вопрос, а что бы сказал Блэкджек, если бы она проявила такой же интерес несколько лет назад. Был бы рад? Или, наоборот, недоволен? Смогла бы она что-то изменить?
По дороге домой мысли Пич все время возвращались к тому, что она теперь знала. В течение первых трех сроков на посту сенатора Блэкджек был искусным политиком, мастером втирать очки избирателям Техаса, скармливая им многообещающие прожекты. И они его за это обожали.
Затем, без всякого предупреждения, он созвал пресс-конференцию, заявил, что больше не верит в действенность двухпартийной системы, и провозгласил себя независимым сенатором.
Шокированные демократы, как писали газеты, назвали его решение результатом «плохих советов» и «плохой услугой его избирателям». Один из влиятельных сенаторов, который раньше считался близким другом Блэкджека, даже зашел так далеко, что назвал поступок Блэкджека «последней отчаянной попыткой потерявшего популярность политика привлечь к себе внимание нации».
Произошедший за три дня до этого случай в «Заповеднике», по-видимому, был переломной точкой в карьере отца. После, в подтверждение провозглашенной независимости от влияния партии, он начал произносить речи о коррупции в сенате и в палате представителей. Призывал к созданию более малочисленного правительства, отмене федеральных мандатов, принятию сбалансированного бюджета, введению вето на отдельную строку бюджета, ограничению срока работы на выборных должностях и немедленной реформе правил проведения избирательной кампании. Требовал назначить особого прокурора для выявления связей между некоторыми лоббистами, сенаторами, конгрессменами и теми законами, которые они проталкивали в конгрессе.
Что же такое произошло, что превратило его в активного борца за общественные интересы, который не ограничивался интересами собственного штата, а обратил внимание на состояние всей страны в целом? Неужели смерть Детвейлера каким-то образом подтолкнула его на это? Могла ли потеря товарища по оружию заставить отца пересмотреть все свои политические ориентиры?
