Текст книги "Драгоценный дар"
Автор книги: Александра Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
«Известный английский историк, лорд Эктон, был одним из первых мыслителей, обеспокоенных угрозой свободе, заложенной в основу современных демократий. В 1887 году в письме к другу Эктон писал: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно».
Моя карьера в политике – три срока в палате представителей и три в сенате – является свидетельством проницательности Эктона».
Пич ошеломленно заморгала, словно это могло заставить написанные слова исчезнуть. Но когда она снова опустила глаза, эта проклятая фраза все еще была там. Ей казалось, что она слышит звучный баритон Блэкджека, произносящий эти слова.
«Если бы я был единственным грешником в конгрессе, единственным политиком, злоупотреблявшим своей властью и положением, я бы склонил голову и покорно принял праведный гнев своих собратьев.
Я пишу эти строки не для того, чтобы умалить свою вину, называя имена других, которые в равной степени виновны в низких поступках, но скорее для того, чтобы доказать правоту лорда Эктона. Власть действительно развращает.
Я ни разу не встречал только что избранного конгрессмена, который шел бы на финансовый риск, выдвигая свою кандидатуру, который осмелился бы выставить на всеобщее обозрение свою личную жизнь ради единственной цели – пробраться поближе к вашингтонской кормушке и обогатиться. Мужчины и женщины баллотируются в конгресс потому, что хотят создать лучшую страну для себя, своих близких, своих избирателей.
Когда они приезжают в Вашингтон, то оказывается, что их первоочередной задачей является собрать достаточно денег, чтобы расплатиться с долгами, сделанными на пути сюда. В течение первого месяца, выбиваясь из сил на разнообразных приемах, эти вашингтонские девственники быстро понимают, что множество людей жаждет им помочь – лоббисты, транснациональные корпорации, состоятельные граждане, стремящиеся добиться для себя особых льгот, голливудские звезды, желающие придать блеск своему имиджу.
Самые благородные устремления только что избранных законодателей быстро тонут под влиянием необходимости научиться плавать в бурном океане неограниченных возможностей. Я знаю, как соблазнительно пение сирен, Я их слышал – и не устоял».
Пич подняла глаза и уставилась в пространство. Эта глава начинается странно. Но рано или поздно она прочтет те слова, которые вернут отцу доброе имя.
Час спустя Пич передала последнюю страницу первой главы матери, затем откинулась на спинку стула и стала ждать, когда остальные дочитают до конца, В первой главе не было того материала, который она надеялась в ней найти. Обсуждение ограничения срока избрания на должность, вето на один пункт законопроекта, требование сбалансированного бюджета, пересмотра законов об иммиграции, реформы избирательной кампании и более решительной торговой политики – все это читалось будто конспект новой избирательной программы Блэкджека.
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросил Ари, положив последнюю страницу и взяв Пич за руку.
– Вполне стандартные рассуждения. Папа и раньше говорил обо всем этом.
Ари поднял брови.
– Похоже, ты разочарована.
Пич перевела взгляд с Ари на Беллу, потом на Берта.
– Разочарована. Папа умолял меня не позволить этим ублюдкам уйти от ответа за то, что они его погубили. Не понимаю, как можно сделать это с помощью такой книги.
Ари крепче сжал руку Пич. Он понимал, что она сейчас чувствует.
– Терпение, – посоветовала Белла. – Мы прочли только первую главу.
– Как мы можем быть уверены, что ее написал именно папа?
– Обычно папа проверял на мне все свои речи до своего выступления. Я узнаю его стиль, его хлесткую манеру выражаться. Не сомневаюсь, что это слова твоего отца.
– Теперь он тебе безразличен, – в гневе бросила Пич.
Ари никогда не видел ее такой раньше. Она походила сейчас на разъяренную львицу.
– Мне не безразличен Блэкджек, и никогда не будет безразличен. Нельзя сорок лет быть замужем и иметь детей, а потом стереть память о муже. Но меня гораздо больше волнует то, как все это скажется на тебе. Я скорее сожгу эту книгу, чем допущу, чтобы она причиняла тебе такую боль, как сейчас.
Пич глубоко вздохнула.
– Прости меня. Я не хотела на тебя рычать.
– Ты устала, детка. Мы все устали. Думаю, пора ложиться спать.
Пич кивнула. Она казалась такой убитой, что Ари захотелось подхватить ее на руки, отнести наверх и уложить в постель, как он уложил бы захворавшего ребенка. Только он знал, что не сможет обращаться с ней как с ребенком, когда снимет с нее одежду. А она сейчас нуждается во сне гораздо больше, чем в любви.
Берт встал, произнес:
– До встречи утром, – и направился к выходу.
Белла догнала его, и они вышли вместе. Они были красивой парой.
Ари слышал, как Белла сказала:
– Будь добр, купи завтра по дороге пышек. Я люблю с джемом, а Пич предпочитает с шоколадной глазурью.
Пич тоже поднялась.
– Ты, кажется, едва на ногах держишься, леди босс, – сказал Ари.
– Точно подмечено. А ты? – И Пич одарила его слабым подобием улыбки.
– Я не это имел в виду. У тебя был ужасно тяжелый день. Иди и ложись спать.
– Только с тобой. Мне кажется, я не смогу уснуть без тебя.
Но Пич сильно ошибалась. К тому времени когда Ари открыл дверь в ее спальню, поговорив перед этим несколько минут с Беллой и выпустив Лентяя во двор, Пич уже крепко спала.
Он поцеловал ее в лоб и еле слышно помолился за нее, за себя, за Берта и Беллу, чтобы все у них было хорошо.
Глава 21
Пич чувствовала, что ее глаза устали и слезятся. Все тело болело от напряжения после вчерашнего беспрерывного чтения, продолжавшегося весь день, а сегодня она рано встала, чтобы читать дальше. Единственным утешением было то, что она почти закончила. Пич дочитала последнюю страницу и положила ее на стол. Но слова отца все еще звучали в ее мозгу.
«Конституция и Билль о правах отражали волю народа. Теперь, двести девятнадцать лет спустя, всемогущее федеральное правительство правит помимо воли народа.
Гражданам легко указать обвиняющим перстом на избранных ими чиновников. Но вина простирается далеко за пределы Вашингтона, в каждый город, деревню и поселок. Страна, в которой ежегодно больше людей ходят играть в теннис, чем на выборы, сама выбрала свою судьбу.
Менее тридцати шести процентов зарегистрированных избирателей ходят на выборы, чтобы выбрать конгрессмена, сенатора или президента. Но еще не поздно изменить ход истории нашего великого народа, чтобы избавить политику от таких людей, как я.
Сделать это не во власти тех политиков, которые обещают перемены. Это во власти народа. Голосование может стать оружием против коррупции. Оно может свалить правительство, которое уже не прислушивается ни к чьему голосу, кроме своего собственного. Общественность может быть услышана, когда наконец заговорит».
Благородные чувства, думала Пич, у неблагородного человека. Те надежды, которые она так лелеяла, были разбиты вдребезги этой рукописью. Она больше не знала, где правда, а где ложь, и во что еще она может верить.
Чтение «Политики стяжательства» было самобичеванием. Это было даже больнее, чем смотреть, как гроб с телом отца опускают в могилу. Тогда она похоронила тело. Теперь она похоронила его душу.
Во время чтения ее чувства снова понеслись по уже знакомому пути вверх и вниз, с горки на горку, взлетая и опускаясь между восторгом и отчаянием, гордостью и гневом. В конце концов возобладали отчаяние и гнев.
Отцовское mea maxima culpa [6]6
Моя главная вина (лат.).
[Закрыть]оставило после себя горький осадок. Пич ему доверяла, верила в него, рисковала жизнью, чтобы вернуть ему доброе имя. Как могла она быть такой слепой, такой доверчивой, не прислушиваться к словам других? Неужели он и вправду считал, что, написав эту книгу, раскрывающую махинации властей – безумное бросание денег на ветер и пренебрежение благосостоянием общества, – сможет заслужить прощение за все те поступки, в которых признался?
Отец вел жизнь, полную лжи, и заботился только о собственных интересах. В тот миг она не знала, кого презирает сильнее: себя – за то, что Блэкджек был для нее эталоном, по которому она оценивала всех людей, или его – за то, что он так долго ее дурачил.
«Политика стяжательства» представляла собой до боли честную оценку внутренних механизмов сената, написать ее мог только человек, знавший их изнутри. Но книга открыла Пич правду о Блэкджеке, которой она не знала. Эта рукопись погубит его имя, а не очистит его. Ари был прав, когда несколько месяцев назад предупреждал ее об опасности борьбы с ветряными мельницами.
Пич очнулась от своих мыслей и увидела, что Ари смотрит на нее.
– Ты дрожишь. Тебе холодно? – спросил он.
– Мне больно. – Она прикусила губу. – Не слишком приятно узнать, что мой отец был лгуном и мошенником, который взял огромную взятку у японской корпорации, потому что ему нужны были наличные, не говоря уже о том, как он предал Кэтлин Прайд. Составил план, как разорить Кэт, чтобы японцам досталось ее ранчо по цене ниже рыночной, нанял Детвейлера, а потом стоял и смотрел, как во всем обвинили его сообщника.
У нее слезы навернулись на глаза, когда она вспомнила, с каким восторгом отзывалась Кэтлин Прайд о Блэкджеке, считала его своим спасителем, тогда как на самом деле он сделал все, что было в его власти, чтобы ей не удалось превратить семейное ранчо в курорт, заповедник для животных, которым грозит вымирание. С такими друзьями, как Блэкджек, Кэтлин Прайд не нужны были никакие враги.
– Правда, твой отец совершил много ужасных поступков, – сказал Ари, – но не думаю, что к ним относится написание этой книги. Я не могу им не восхищаться. Он мог уйти в отставку, как Никсон, и обвинения против него отпали бы.
– Я не согласна. Рано или поздно все выплыло бы наружу, – возразила Пич. – Рэндольф Сперлинг узнал о взятке и использовал эти сведения, чтобы шантажировать отца. Со временем репортеры тоже раскопали бы эту историю. С моей точки зрения, папа написал эту книгу, чтобы как можно лучше раскрутить очень грязную ситуацию.
– Мне кажется, вы на ложном пути, – произнес Берт голосом, заставляющим прислушаться к нему. – Вы сосредоточиваетесь на небольшой картинке и не видите все полотно. Блэкджек оказал настоящую услугу обществу, написав эту книгу. Он описал столько выброшенных зря денег, обманов и явных злоупотреблений, что их хватит для полного погашения национального долга страны.
– Знаете пословицу насчет того, что «вор вора за руку поймал»? – буркнула Пич.
– Я не говорю, что ваш отец был святым, – продолжал Берт, – но он пережил подлинное прозрение после смерти Детвейлера. И преисполнился решимости измениться – и как человек, и как слуга народа. Он понимал, что никто не поверит его рассказам о том, что в действительности происходит в Вашингтоне, если он не расскажет правду о том, что делал он сам.
Белла кивнула. В ее глазах блестели слезы.
– Я никогда еще так не гордилась тем, что была его женой, как сейчас.
Пич ушам своим не верила.
– Это все просто ужасная насмешка. Когда я решила вернуть папе доброе имя шесть месяцев назад, меня никто не поддержал. И теперь я снова осталась в одиночестве. Я считаю, что написать такую книгу было ужасной ошибкой, о которой папа пожалел бы, если бы остался в живых. По-моему, не может быть и речи о публикации.
– Ты ничего не забыла? – спросил Ари.
– Что?
– Рэндольф Сперлинг. Ты будешь представлять для него угрозу до тех пор, пока книгу не напечатают.
– Плевать! Я презираю этого человека. Но ему не удалось бы шантажировать папу, если бы папа не принял взятку. От всего этого меня тошнит. Я просто хочу забыть обо всем.
– В данный момент не так важно, чего хочешь ты, как то, что думает Сперлинг.
В глазах Беллы светились сочувствие и забота.
– Дорогая, я знаю, что ты надеялась найти в книге. Мне так жаль, что тебя постигло разочарование. Ты всю свою жизнь смотрела на отца снизу вверх, он был твоим кумиром. Ты мечтала быть похожей на него. Теперь тебе известно, что у Блэкджека было множество недостатков. Он не был совершенством. Однако чудовищем он тоже не был. Он был просто человеком. В конце жизни у него хватило мужества быть честным. В некотором смысле эта книга – его последняя воля и завещание.
– Неужели ты хочешь, чтобы ее напечатали?
– Решение принимать не мне, – ответила Белла так быстро, что Пич поняла: она ждала этого вопроса.
– Конечно, тебе! – воскликнула Пич. – Ты была его женой. Деньги от продажи книги будут твоими.
– У меня достаточно денег. И даже при жизни отца я уже давно не была его женой. А вот ты всегда была его дочерью. Ты – его истинная наследница, Пич. Решение принимать тебе.
Ари взял Пич за руку.
– Тебе нет необходимости решать это сегодня. Дэвид Келлер не знает, что мы нашли книгу. И никогда не узнает, если ты этого не захочешь.
– Но ты считаешь, что это было бы неправильно?
– Не имеет значения, что я считаю.
– Для меня имеет.
Их взгляды встретились. В его глазах Пич не увидела ничего, кроме любви.
– Тебе надо сделать трудный выбор. Я совершенно уверен, что ты поступишь правильно.
Хотела бы она быть столь же уверенной в этом. Пич смотрела в окно, ее все сильнее охватывали сомнения. За столом повисло неловкое молчание. Белла складывала страницы в аккуратную стопку. Берт набил трубку. Ари сделал глоток холодного кофе.
Наконец молчание прервала Белла:
– Мы просидели взаперти полтора дня. Утро чудесное. Почему бы нам не вывести Лентяя на прогулку?
– У меня есть идея получше, – возразил Ари. – Я всегда еду прокатиться на мотоцикле, когда хочу обдумать какую-то проблему. И я знаю потрясающий ресторанчик за городом, где мы с Пич могли бы пообедать.
Предложение застало Пич врасплох. Она знала, почему Ари предпочитает ездить на мотоцикле, а не в машине, но он никогда не приглашал ее поехать с ним, а она никогда не выказывала такого желания. Мчаться со скоростью шестьдесят миль в час верхом на «харлее» как-то никогда ее не привлекало.
Ари улыбнулся ей особой улыбкой, смысл которой был ей прекрасно известен.
– Пользуйся случаем, леди босс. Поедем со мной. Обещаю, ты не пожалеешь.
Пич сдалась.
– А где ресторанчик?
– В Раунд-Топ.
– Это же два с половиной часа езды!
– В этом все дело. Тебе надо уехать подальше от рукописи, и дорога замечательная, множество крутых поворотов. Ты будешь так занята тем, чтобы удержаться в седле, что позабудешь обо всем остальном.
– Уехать подальше действительно заманчиво. Только я бы лучше поехала на «ягуаре».
– Ты же знаешь, как я отношусь к автомобилям. Кроме того, с заднего сиденья мотоцикла мир выглядит по-другому. Разом освобождаешься от всех лишних мыслей.
– Прекрасное предложение, – вставила Белла.
– У меня нет подходящей одежды, – упиралась Пич.
– Тебе не нужно ничего, кроме джинсов, каких-нибудь ботинок, перчаток и кожаной куртки, если у тебя она имеется. Я вожу с собой запасной шлем.
– В самом деле, дорогая, тебе следует поехать, – подбодрила ее Белла.
– А вы ни о чем не забыли? Как насчет Рэндольфа Сперлинга? Он, возможно, находится в эту самую минуту в Хьюстоне. Мне кажется неразумным разделяться. А вдруг он здесь объявится?
Берт встал из-за стола.
– Белла одна не останется. Я от нее не отойду ни на минуту.
Пич чуть было не напомнила ему, что он не смог уберечь самого себя от выстрела из проезжающей машины, но вовремя прикусила язык.
Белла ободряюще улыбнулась ей:
– Ты же знаешь Рэндольфа, дорогая. Он не сделает ничего такого, что может испачкать его одежду.
Она встала, взяла Берта под руку, подозвала Лентяя, потом строго посмотрела на Пич.
– Мы идем на прогулку, а когда вернемся, то тебя, надеюсь, здесь уже не будет.
Ари поднялся и взял Пич за руку.
– Ты в меньшинстве, леди босс.
Через пятнадцать минут Пич спустилась вниз, одетая в выгоревшие джинсы, которые в последний раз надевала еще тогда, когда близнецы ходили в школу, сапоги в стиле вестерн и кожаную куртку, слишком нарядную по сравнению с остальной одеждой. Ари ждал ее в прихожей, держа в каждой руке по шлему.
– Он мне давит, – пожаловалась Пич, надев свой шлем.
– Привыкнешь, – весело ответил Ари, выходя впереди нее из дома. – В шлеме есть переговорное устройство, так что мы сможем разговаривать.
Он вывел «харлей» из гаража и поставил перед домом. На ее взгляд, этот старший брат велосипеда был очень неустойчив.
– Возможно, это звучит глупо, но что удерживает мотоцикл от падения, когда он не стоит на подпорках?
– Водитель – и еще такой физический закон под названием прецессия. Не надо так волноваться. Ты для меня слишком много значишь, чтобы подвергать тебя риску. И еще есть одно преимущество. Ты сможешь всю дорогу ко мне прижиматься.
Ари подошел к мотоциклу, убрал опору, сел на него и завел мотор. Пич позволила себе несколько мгновений полюбоваться им, думая о том, какой у него сексуальный вид: широкие плечи, обтянутые черной кожей, и мускулистые бедра, натянувшие ткань джинсов, когда он сел верхом на «харлей». Сексуальный и немного опасный.
Он, несомненно, добился своего. Она и думать забыла об отцовской книге.
Рэндольф сидел за рулем взятой напрокат машины, проклиная свою злосчастную судьбу, которая занесла его в это время и в это место. Будь прокляты все Морганы. И агент Управления по борьбе с наркотиками тоже.
Вчера, после того как он четырнадцать долгих часов провел, наблюдая за домом Пич – с перерывами на поездки к ближайшей заправке, чтобы облегчить мочевой пузырь, а потом к ближайшему бистро, чтобы наполнить его снова отвратительным кофе, – Рэндольф проглотил свою гордость и позвонил бывшему агенту.
Он хотел всего лишь спросить совета, научиться нескольким приемам из его арсенала. Но агент бросил трубку, как только узнал голос Рэндольфа.
Самое неприятное в подобных людях, думал Рэндольф, это отсутствие лояльности. Он пригнулся, боясь быть замеченным, когда увидел Беллу, идущую по дорожке в сопровождении мохнатого чудовища и щеголевато одетого мужчины, которого он раньше никогда не видел. Либо этот человек приехал до того, как Рэндольф возобновил слежку в восемь часов утра, либо он провел ночь в доме.
Рэндольф хихикнул при мысли о том, что Белла завела любовника. Сенатор перевернулся бы в гробу, если б узнал. И еще не было покойника, который бы так этого заслуживал.
Твердо решив выполнять свои непривычные обязанности профессионально, он достал из кармана куртки маленькую записную книжечку и занес в нее время и краткое описание незнакомца и пса. Написал: «мужчина под шестьдесят, сказочно одет» и «пес – полно зубов».
Он продолжал наблюдать, а троица не торопясь удалялась прочь. Когда они завернули за угол и исчезли из виду, Рэндольф возобновил свою вахту. Пятнадцать минут спустя вне поля его зрения взревел двигатель. Через секунду он с изумлением увидел мужчину и женщину, едущих по дорожке на мотоцикле, и еще больше изумился, узнав в женщине Пич, а в мужчине Ари Раппапорта.
Несколько мгновений он обдумывал дальнейшие действия. Он мог бы попытаться проникнуть в дом, который вроде бы был пуст, потом решил, что лучше ничего не предполагать там, где дело касается Пич. Ему с ней так не везет, что скорее всего он приведет в действие систему охранной сигнализации, и тогда его арестуют за незаконное вторжение.
С другой стороны, он может поехать за мотоциклом. В конце концов его цель – это Пич. Если он уничтожит угрозу с ее стороны, с его неприятностями будет покончено.
Слово «уничтожит» снова и снова эхом отдавалось в мозгу, окатывая его раз за разом холодным потом. Существовала огромная разница – шантажировать отца или убить дочь. Шантаж – это преступление интеллектуалов. Убийство – для нищих и прочих недоумков. Рэндольф считал, что не способен на такое, но теперь он зашел слишком далеко, чтобы повернуть назад.
Рэндольф завел машину и, взвизгнув тормозами, пустился в погоню за мотоциклом. У него не было никакого определенного плана, кроме желания узнать, куда направляется Пич. Когда это она полюбила ездить на мотоцикле? Разве она не знает, как это опасно? Мотоциклисты вечно разбиваются насмерть.
Разбиваются насмерть. Насмерть.
Эта мысль прожигала его мозг. Ему не нужен этот проклятый агент, чтобы избавиться от Пич. И руки марать ему тоже не придется. Все, что ему надо, – это устроить Пич и Раппапорту дорожную аварию со смертельным исходом.
Это будет не слишком трудно. Всего лишь толкнуть их посильнее на повороте, и все. Он ехал за ними, отстав на две машины, пока мотоцикл не выехал из города, потом отстал еще больше, когда высокие здания уступили место просторам пригорода. Он не беспокоился, что его заметят в городе. Но когда мотоцикл свернул с шоссе на тихую сельскую дорогу, он забеспокоился. Что, черт возьми, ему делать, если Ари поймет, что их преследуют, нажмет на газ, и этот громадный мотоцикл рванет на полной скорости?
– Ты был прав, – сказала Пич в микрофон, вмонтированный в ее шлем. – Теперь, когда я вошла во вкус, мне нравится ехать с тобой. – Она отпустила его талию, вытянула руки в стороны и закричала: – Смотри! Я не держусь!
– Пожалей мои барабанные перепонки, – ответил Ари. – Хочешь послушать музыку?
– Только если ты не собираешься спеть мне серенаду. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так фальшивил.
– Мотоцикл оборудован радио.
Она хихикнула:
– А ванной комнатой?
– Приятно снова слышать, как ты смеешься. Люблю твой смех.
– Больше, чем мои груди?
– Единственное, что я люблю больше твоих грудей, это сама-знаешь-что. – Он опустил руку назад и погладил ее бедро. – Ты когда-нибудь занималась сексом на открытом воздухе?
– Нет. Герберт боялся муравьев.
– Может, нам удастся найти приятный уединенный холм и на его вершине исправить этот пробел в твоем образовании.
– Холм? Мы собираемся ехать по холмам? – спросила Пич, думая о том, что она и на плоской-то поверхности с трудом удерживается в седле.
– Ты не получишь удовольствия от езды на мотоцикле, пока не поездишь по дорогам со множеством изгибов и поворотов. Доверься мне, Пич. Тебе это понравится.
Они проехали через несколько маленьких городишек и парочку деревушек. Фермы с опрятными домиками и пастбищами, где паслись стада, тоже встречались часто. Буколическая безмятежность приятно расслабляла.
Хотя на противоположной стороне от Бельвиль появились первые холмы, Пич чувствовала себя слишком хорошо, чтобы всерьез забеспокоиться. Она поступала так, как учил ее Ари перед выездом: наклонялась внутрь дуги при поворотах и не нарушала равновесия мотоцикла, пытаясь усидеть прямо.
Он предупреждал ее не смотреть на асфальт, который мог показаться ей угрожающе близким, когда они наклонялись на вираже. Поэтому она не отрывала взгляда от несущегося мимо пейзажа, вдыхала запахи лугового сена и влажной земли.
Пич просунула руки под куртку Ари и снова занялась изучением еще более интригующего ландшафта на его груди. События последних нескольких дней заставили их ненадолго расстаться. Теперь она наверстывала упущенное.
Так приятно чувствовать себя любимой! Что бы она ни решила насчет книги, Ари ее поймет и поддержит. А это главное.
Мускулы Ари напрягались под ее пальцами, когда он вел мотоцикл из одного поворота в другой. Ее руки спустились вниз, к животу, потом еще ниже, пока не прикоснулись к самому потаенному месту.
– Тебе действительно удобно в этих тугих джинсах? – промурлыкала она. – А если нет, буду рада помочь тебе из них выбраться.
– Перестань валять дурака, – резко произнес Ари.
– Почему? Никто не видит, что я делаю. – Ошибаешься, леди босс. Кто-то едет следом за нами с тех пор, как мы проехали Бельвиль.
