Текст книги "Слепое солнце"

Автор книги: Александра Огеньская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Да, любопытно. Значит, Источники легче открываться стали? Даже на интуитивном уровне? А только в Познани или вообще?

– Как-то не поинтересовалась. А это важно? Разве…

– Пока не знаю. В любом случае интересно. А если останешься в Отделе, то и полезно – тебе с последствиями работать. Так что разузнай там получше. А пока давай заниматься картами энергетической активности…

Карты Джоша разочаровали. Хотя он и не понял толком, чего от них ожидал. Может, обнаружить, что коттедж некроманта находится в месте если не Силы, то хоть кратковременного всплеска активности – ничего подобного. Наоборот, всплесков в конце октября – начале ноября две тысячи пятого случилось больше некуда, но все – мимо. Юго-запад Познани, центр, окраина, пригород, север…

Даже, пожалуй, слишком их много, чтобы списать на обычное природное явление, но в окрестностях коттеджа – тишь да гладь. Ни намека. В этом году картина несколько иная – опять бьют «ключи», опять их целая уйма, но районы поменялись. Например, три дня назад вспыхнул спонтанный «костерок» в паре сотен метров от «места Х». А вообще, сейчас действует порядка десяти Источников. Все естественные, совершенно никому не мешают и абсолютно непригодны к использованию – поэтому Службу по контролю за магическими энергиями они не интересуют. Разве что ученые-естественники в полнейший восторг пришли. Магический фон чуть более напряженный… Ну да он от многих факторов зависит – лунный цикл, солнечная фаза, звезды, погода, электромагнитные поля… Обидно. Ладно, просто идем дальше. Досье…

Впрочем, и массивная подшивка дел тоже картины не проясняла. Кроме случая с девочками – «чародейками» наткнулись еще на пару опасных курьезов. Одна бабулька, тоже без особых магических способностей, наговаривала на соседку проклятья, помешивая кашу в кастрюльке на плите. Обычная каша, обычная эмалированная кастрюлька, обычная электрическая плита – но магический фон так и бурлил, оперативники приехали по подозрению на несанкционированное темное воздействие третьего порядка. В другом случае девица темпераментно ругалась со своим бой-френдом. Девице подчистили память, бой-френду – изгаженную порчей ауру.

И подобных случаев, правда, с меньшими силовыми всплесками – масса, и по большинству из них даже выезжать перестали. Хлопотно и бессмысленно – фон побурлит и перестанет, ничего фатального. Так что это скорей дельце для ученых, нежели проблема оперативного отделения. На то они и ученые, чтобы разбираться. Ясно одно – к Джошу девицы-бабульки-бой-фрэнды никакого отношения не имеют. Тогда – дальше.

– Всё-таки очень странно, что некроманта убили при задержании, ты не находишь? От него можно было бы всю информацию узнать и уже не мучиться, и меня не трогать лишний раз. Но нет, его устраняют, да еще как устраняют – прямехонько в лобешник, так что его теперь и не подымешь, и ничего уже не вызнаешь! И те оставшиеся… Ещё трое участников обряда. Их никто не видел, никто вообще не подозревал об их существовании, пока не пошарили в моей памяти, насколько я знаю. Получается, их видел только я… Ну да, верно. А куда они могли деться? Успели «прыгнуть»? Тогда почему дружка своего не утащили?

– Может, еще раз посмотрим протокол о задержании? Я могу смотаться. Нужно?

– Там про соучастников ни слова. Я хорошо помню. Слуууушай… – та вредная, ускользающая сквозь пальцы мысль наконец оформилась, и, оформившись, заставила оперативника Джозефа Рагеньского ощутить себя болваном. Полнейшим и абсолютнейшим. Нелицеприятный вывод. – А вот кто руководил операцией по задержанию? Как-то пропустил мимо… Мартин болел, Эжен тогда еще в длительной командировке был, помню… Кто же? Ох, ну и дурак же я!!! Видит Баланс – дурак! Начинать-то и нужно было с допроса того, кто меня спас и пристрелил некроманта! А говорили – свидетелей не осталось! Мэва?

– Джош… Ты дурак… Но ты гений! Уже бегу в Отдел! Жди!

Женщины – существа исключительно непонятные и очень нервные. Вот чему она сейчас так обрадовалась? Тупости напарника? Нелогично. И с чего обозвала гением? Это такая тонкая издевка? Да уж.

Гай Юлий Цезарь всецело непонимание ситуации разделял – пользуясь отсутствием строгой дамы, которую он, как Джош понял, слегка побаивался – вскочил к парню на кровать и принялся сосредоточенно вылизывать хозяйское лицо.

Видать, мужская солидарность. Да, приятель, нам с тобой обоим от Мэвы уже доставалось и еще достанется крепко и не единожды, уж будь уверен. Ты у нее лапы будешь мыть по десять раз на дню по первому же требованию, я – питаться строго по расписанию. Так то.

Мэва отсутствовала довольно долго, Джош успел окончательно измаяться бездельем и десять раз проклясть свою нынешнюю беспомощность – оперативник из слепца курам на смех! Потом смириться, припомнить, что могло быть и хуже, потом обнаружить позабытый диктофон и совсем было собраться поделиться с полезной штучкой своими нехитрыми измышлениями…

– Джош, я его привела. Это Богуслав… – Не успел, но ладно. Потом.

– Привет, Джозеф, – церемонно и с изрядной долей непонятного смущения возвестил о своем присутствии гость. Цезарь подорвался с кровати, заворчал – да уж, множественные появления из воздуха посторонних лиц – не по его собачьим нервам. Привыкай, среди магов-оперативников живем. Хоть сами и не маги, и уж тем более не оперативники.

– Привет, – не менее напряженно отозвался Джош, пытаясь припомнить этого самого Богуслава. Получилось с трудом – близкого знакомства с паном Корчевым, одним из «полевиков» соседней подгруппы, Джош никогда не водил. Здоровались в коридорах, присутствовали на общих планерках, не более того. Однако выходит, Богуслав – тот, кого следовало поблагодарить за спасение в первую очередь. Странным образом сделать это не выдалось возможности – год прошел, а в голову мысль поинтересоваться, кому обязан жизнью, так и не заглянула. И кто здесь неблагодарная свинья? Вопрос, конечно, риторический… А вообще – сам виноват: в Лазарет к спасенному не заглянул ни разу, «повинностей» у Джоша на квартире не отбывал, незаметно, без лишнего шума и напоминаний о себе «выпал» из жизни бывшего коллеги. Его то ли в другой отдел перевели, то ли понизили, а погрязший в слюнявых сожалениях о собственной разбитой судьбе Джош и не поинтересовался. Вообще же Богуслав, как подсказала давно дремлющая за ненадобностью зрительная память, мужчина крупный, раза этак самого Джоша в полтора массивней, тяжеловесный, какими могут быть борцы в цирке, вообще внешности сурово-волевой. И голос под стать – низкий, хрипловатый, неповоротливо-негибкий. – Значит, это ты меня вытащил…А я так и не сказал тебе спасибо.

– Ничего. Я понимаю… Я уезжал, в Закопане работал. И вообще ничего такого, ты бы на моем месте… В общем, рад, что тебе помог. – По всей видимости, Богуслав сейчас мнется, не зная, куда деть свои большие руки, или там – теребит амулет на шнурке, или как иначе проявляет свои беспокойство и стеснение. Наверно, поражен результатами своей «помощи». А вот нужно было раньше заметить, что один из оперативников пропал со связи. Хотя нет, несправедливо. В отделе пятьдесят шесть человек. – Но как я понял, ты продолжаешь расследование?

– Да, нас с Мэвой вызвали обратно. А ты присаживайся… Там где-то был стул. Мне нужно задать тебе несколько вопросов по делу. Может, кофе? Мэва?

– Пара минут…

И – горький кофейный аромат, Мэва молчит, не вмешивается, чем занята, непонятно, и кажется – старые добрые времена, опрос свидетеля, все правильно. Так, как и должно было быть.

– Значит, это случилось уже в конце твоего дежурства?

– Да. Я проводил перекличку патрулей. И обнаружил, что ты не сделал в журнале запись об окончании рабочего дня. Но я думал, ты просто забыл или после «выезда» решил не заскакивать лишний раз в отдел. А мне, сам понимаешь, за этот журнал еще отчитываться. Начал тебе звонить. Ты не отвечал. Кристалл тоже молчал. Я забеспокоился. По маячку кристалла определили твое примерное местонахождение. Сначала всерьез не приняли, мало ли чего. Ну а когда приехали…

– Понятно. Какие-нибудь детали?

– Ну, так и не скажу – неразбериха была, когда нашли твой разряженный амулет, а почти сразу у самих поголовно полетели и кристаллы, и защитки. Помню, удивился, как знатно ты дверь высадил. Фон типичный… темный, да, но ничего выдающегося. Странно, что тебя так легко взяли. Притом, что «могильщики» обычно особыми боевыми навыками не обладают. Нашли тебя с этим выродком… Правда, барьер у него серьезный стоял – еле пробились. Но пробились, успели…

– Скажи, зачем ты его убил? Зачем стрелял в голову, да еще серебряной пулей? – вопрос ознаменовался неприятной кофейной крошкой на языке. И горчил этот вопрос. Вопрос с явной обидой и полным непониманием – темный маг был свидетелем, он все и вся знал про обряд, столь заинтересовавший Верхних. Будь он жив, никому и в голову бы не пришло лезть в мозги ни в чем не повинного оперативника. Трижды лезть – отставленная чашка сердито грохнула об стол.

Собеседник шумно вздохнул и тоже отставил свою чашку.

– Сам не знаю. Я вообще целился в ногу – только чтобы прервать обряд. Он над тобой нож уже заносил. Я, конечно, очень торопился, но уж промахнуться с такого расстояния, метров восемь… И в голову я никогда не стреляю, сам понимаешь. А серебряные пули у меня в обойме всегда. В общем, я не хотел его убивать.

– Значит, само вышло? – Джош определенно не хотел добавлять в голос ехидства, но как иначе, если взрослый, опытный оперативник отговаривается какими-то сказочками, о том, что не хотел, но так получилось. Но, разумеется, больше он так не будет. – Само, так само. Кто еще был в помещении? Кто был в группе?

– Ты, я, Темный, Алекс… Но ты сам должен помнить, ты тогда еще в сознании был. Я думал, ты нас узнал.

– Богуслав! – Мэва так грохнула своей чашкой об стол, что Джош вздрогнул. Похоже, становится хорошим тоном подчеркивать экспрессию слов побиванием чужой посуды. А Мэва с недосыпу нервная, как самка леригона в брачный период. Устыдилась. Закончила уже тихо. – Следи за языком.

– В смысле…

– Я к тому времени уже ослеп и не мог тебя видеть. Мэва это имела ввиду. – В отличие от подруги Джоша слова не задевали. Человек рассказывает, как запомнил.

– О, точно. Извини. Забыл. Ну да, да, точно! Ты ж не мог нас видеть! Я так и написал в отчете… Совсем память… Да, ты не видел. Из группы были я, Алекс, Дан, Эд, Феликс. Блок ломал Эд. Я первым заходил.

– И больше никого? Я имею ввиду, Темный был один? И никаких остаточных от «прыжков»? Хорошо, ладно. Дальше что?

– Дальше стандартно. Отправили тебя в наш медбокс, оттуда почти сразу переправили Наверх. Ты совсем ничего не помнишь?

– Совсем, – и последний, контрольный вопрос. – Что тебе было за ликвидацию мага?

– А это важно? – подозрительно и колюче осведомился Богуслав. И правильно, а кому приятно о щелчках начальства по собственному носу распространяться?

Умница-Мэва понятливо подхватила:

– Да нет, не особо. Не для протокола. Просто любопытно.

– Ааа. Да ничего особенного – выговор, лишение премии, перевод на пять месяцев в Закопане, их «помойку» чистить. Приятного мало, но со Службы не поперли.

Ну да. Нужно признать, что хоть чистка «помойки», то есть работа с местами Темной силы, трудная, тяжелая, требующая крепости нервов и абсолютной небрезгливости, дельце неприятное, и после работы оперативником даже унизительное, но само по себе наказание довольно мягкое. Ту же Мэву и за меньшее… Это у начальства или сентиментальное настроение было, или… Или – начальству отстрел мага был выгоден.

– Повезло. Ну, все, вроде больше нет вопросов. Мэв?

– Несколько уточнений. В каком состоянии находился Джош, когда вы его обнаружили?

– Я…э… не могу… в смысле, с ним Алекс занимался. Я не знаю. Отчеты у медика возьмите, если это важно.

– Хорошо. Перед тем, как отправляться на поиски Джоша, ты докладывался начальству?

– Нет.

– Даже по телефону не сообщал? – коллега к чему-то клонила, но пока ее мысль Джош не улавливал.

– Нет.

– Почему? Ты же должен был получить разрешение? – гнула неведомую напарнику линию Мэва.

– Я ж сказал – не восприняли всерьез сначала.

– Ладно. С телом Темного наши патологоанатомы работали или Верхние?

– Верхние.

– Тебя сразу, на следующий же день в Закопане отправили или после?

– Через три дня. Слушай, что за странные вопросы? Вы в чем-то меня подозреваете?

Мэва вздохнула:

– Подозреваем, но не тебя. Спасибо. Мы узнали все, что нужно было. Извини, что оторвала от работы.

– Тогда я пошел? – с явственным облегчением поинтересовался Богуслав.

– Да, конечно.

Едва отзвенели последние тонкие колокольцы «прыжка», Мэва щелкнула своим диктофоном и безапелляционно заявила:

– Он знает гораздо больше, чем нам сказал. И что-то скрывает. Нечто важное.

– С чего ты взяла?

– Чутье…

Да, чутье… это такая штука, которая начисто отсутствует у Джозефа Рагеньского и обязательно имеется у всех женщин и хороших оперативников. Мэва же – соединение того и другого, посему оснований ей не доверять у Джоша не было. Более того, не доверять Мэве – опасно. Спорить с ней – еще опасней. Выведать бы еще, чего знает, но Джошу не говорит сама напарница. Что-то скрывает она? Нечто важное.

– И что говорит тебе твое чутье? – Джош позволил себе улыбку, надеясь, что вышла она чуть ироничной, но необидной. Впрочем, за свою мимику он отвечать уже не мог. Лицо давно стало чужим.

– Говорит, разбираться нужно. Вынюхивать. – В тон ответила Мэва. И продолжила – уже серьезно. – Во-первых, слишком уж легко он отделался. Если уж некромант обладал ценными сведениями… Хотя, если это Сикорски решал вопрос с наказанием, то… Ладно. Будем считать, Корчеву просто повезло. Но еще одно – он говорит, не доложился начальству! Это ж бред! Как можно было…

– Я тоже никому не докладывался, когда к Темному поехал Так что теперь? – спокойно заметил Джош.

Законопослушная, всегда следующая должностным инструкциям Мэва ах задохнулась от возмущения:

– Идиоты! Видит Свет – идиоты! Оба! Мало того, что это прямое нарушение должностных обязанностей… Так поглядите, к чему привело!

– Ладно, ладно… – примирительно кивнул Джош. – Идиоты, особенно я. Но я всего лишь имел ввиду, что здесь он соврал, что это вполне естественно. Что-то другое…

– Тогда снова прослушаем запись?

«…Я проводил перекличку патрулей…. Но я думал, ты просто забыл или после «выезда» решил не заскакивать лишний раз в отдел…» Фразы. Собственный голос на записи звучал непривычно и чуждо – глухой, хрипловатый. Неприятный. «…Нашли тебя с этим выродком… Правда, барьер у него серьезный стоял – еле пробились…» И опять тот же незнакомо-собственный голос. Я не я. Или нет, правильней – я, я и еще раз я. Кукла для обряда вуду – голос есть, человека нет. Или человек есть, но вокруг пусто – темнота. Отвратительное раздвоение. Потом Мэвин голос. Трещит, как при радио-помехах. «В каком состоянии находился Джош?..» Вот здесь – теперь чувствуется: фальшь и неуверенность. «Я…э… не могу… в смысле, с ним Алекс занимался. Я не знаю…» Как это должно было выглядеть? Как это… Снова чужой, со стороны голос – запись пошла по кругу: «…Я думал, ты нас узнал…».. А я к тому времени уже ослеп… ослеп… ослеп…

/…Свет любил Джоша. Но слишком уж извращенно. В голове было пусто и больно, когда выворачивали наизнанку и натягивали, словно перчатку, когда полоскали мозги, как грязное белье, а потом отжимали и развешивали сушиться. Попутно переговаривались, обсуждали Джоша высокими птичьими голосами.

– Ну же, парень, расслабься! Опусти блок! Я всего лишь гляну. Ничего, ничего… – Так бормочут, когда что-то сосредоточенно паяют или складывают паззлы – отстраненно, почти безразлично.

– Нам не пробить блок! Может, оставим? – а это – целая птичья стая, заполошная и суетливая.

– Рафаил, вы неверно оцениваете его состояние… – профессорский баритон.

– Ему не должно быть слишком больно. Мы не делаем ничего такого… – тот, задумчиво-отстраненный.

– Ага, ломаем блок… Ничего такого, конечно. И совсем не больно… – елейным голоском пропел еще кто-то из шумной птичьей стаи. И сорвался на яростный, непривычный в Верхнем крик. – Убьете парня!

А меж тем боль становилась просто невыносимой – ввинчивались в висок тупые сверла, да еще темно. Да еще спорят, теперь обсуждая каких-то там к черту Темных… на потолке тени…

– Мне… больно. Очень.

И голос был чужим, откуда-то извне. Это рядом тоже кто-то мучается? Кто? У кого голос настолько слаб, что почти невозможно разобрать во всплесках спора?

– Скоро перестанет болеть, потерпи. Мы почти все сделали. Ты молодец… Скоро будешь спать… – Утешали. И Джош понял, что утешают его – ласково перебирали волосы на затылке, где было всего больней. Значит, и жаловался тоже сам Джош. – И спать, и отдыхать. И твоя Луиза придет. И твоя мать. Хочешь с ними поговорить? Нет? А чего хочешь?

Голос убаюкивал, обещал покой и позволял наконец расслабиться. И Джош признался:

– Спать хочу. Только при свете. Можно включить? И чтобы уже перестали… – И в это безвольное размягчение, когда Джош не ожидал и не успел заслониться, они и ударили. Да так, что оставалось только взвыть волком и перестать быть.

Сквозь небытие торжествовали:

– Получилось! Это совершенно точно обряд открытия Источника! Нейтрального! Обратите внимание, четвертый, в ногах у парня, Светлый! Видите? Совершенно определенно Светлый! Откуда бы ему там взяться… А вот это – чаша Валира! На гравюрах она именно так выглядит… Есть она в описи вещдоков? Нет! Найти! Это же мощнейший артефакт! Это же… находка века!

Чему они радуются?…

– Пусть парень отдыхает. Часов пятнадцать можно. За это время попробуйте сконструировать модель ауры того Светлого, найдите в архивах информацию на чашу… Да, пусть мальчик отдыхает. Завтра взломаем последний барьер.

– Но…

– Благо Баланса прежде всего, Карина. Вы еще слишком молоды… Но Светлый! Только подумайте! Четвертый участник Светлый! Кто?! Найти!

Тогда Джоша укутали в легкую вату, лоб остудили льдом и рассветной влагой, а после опустили в пустоту с головой. Боль ушла…

Но перед этим, уже на грани слышимости прошелестели:

– Но про Светлого и чашу – не для протокола. И – неразглашение. Личная ответственность. Нельзя, чтобы…/

Боль ушла, ушли даже дальние её отголоски, но свет так и не включили. Джош с удивлением обнаружил, что лежит щекой в подушку – наволочка неприятно потная, ногами в кроссовках прямо поверх одеяла. И что очень тихо. А были… диктофон… Мэва… запись опроса.

– Мэва?

– Я здесь. – Что щелкнуло. Тут же, как по команде, загудел, включаясь, холодильник.

– Что это было? – И зачем Мэва так близко – на полу рядом с кроватью, кажется, сидит. Дышит в лицо.

– Когда? – отодвинулась. Скрипнула половица.

– Только что? Что со мной было?

– А что было только что? – полное непонимание в голосе. Мэва уже где-то в районе стола.

– Ну… сейчас? Мы же…

– Сейчас ты спал. Мы слушали запись допроса, потом я ушла греть ужин, а ты прилег отдохнуть. – Терпение санитара, успокаивающего буйного пациента психиатрической клиники. Все эти неприятные клочья…

– Но… – Джош смутился, сел, потер ноющий висок.

– Ты устал, ты еще не вполне здоров, наверно. А ужин ждет. Будешь?

– Не хочется пока.

Мэва или зачем-то пудрит напарнику мозги, или это – ку-ку! дожились! – провалы в памяти. Но не помнил Джозеф, чтобы уставал и ложился спать. И никогда, ни при каких обстоятельствах он не лег бы на кровать в обуви – крепко вбитая матерью привычка. И не лег бы, не снимая свитера. Потом ощутил, что чего-то не достает. Не сразу догадался – не врезается в бедро твердый шестигранник диктофона. Недоверчиво обшарил карманы брюк – диктофона в них не наблюдалось. Обшарил кровать – не нашел. Куда он мог?…

– Мэва. Ты не видала мой диктофон?

– Нет, а что?

– Найти не могу, а он мне срочно нужен, – и не стараясь скрыть раздражения (со сна голова тяжелая, чугунная, еще и досадная потеря), процедил Джозеф сквозь зубы.

– Нет, точно не видела. Я даже не знала, что он у тебя есть. Хочешь, завтра из Отдела принесу? Ты оперативник, тебе положено… – беспечно прочирикала Мэва, гремя тарелками.

– Мне нужен мой. – Нет, срываться на подругу Джош хотел меньше всего.

– Тогда ищи.

Джош искал весь оставшийся вечер. Когда Мэва ушла, даже залез под кровать и там ощупал каждый сантиметр пола. Не обнаружил. Диктофон словно испарился. А ведь там хранились скромные плоды скудных мыслительных потуг Джоша. И срочно требовалось записать свой то ли сон, то ли бред…

Но Мэва была так естественна. И, черт, этот припадок. Предсказанные Гауфом сутки наркотических мучений истекли, однако нечто, опрометчиво названное Мэвой сном и отдыхом, подозрительно смахивало на те самые наркотические галлюцинации. И когда Джош очнулся, она сидела совсем близко, словно… ждет и прислушивается, а не выболтает ли напарник в бреду чего важного. И ночью оставалась. И тот щелчок – не щелчок ли диктофона? Опоила? Но когда успела? Кофе? Были ли у кофе странный привкус или сладковато-приторный запах опиата? Джош и внимания за допросом не обратил. Скверно. Но кроме Мэвы… был и Богуслав. Который так внезапно исчезал из жизни Джоша и который что-то скрывает. Нет, он все же вне подозрений. Если у него и были какие-то инструкции относительно слепого коллеги, то уж к наркоте они никакого отношения иметь не могли – перед допросом Богуслав к Беккеру заскочить просто физически не успевал.

Но Мэва… неужели все-таки подстава? Или паранойя. А и вообще – так и наркоманом недолго стать… Везет же Цезарю. В его собачьей жизни происходят только приятные перемены: то косточкой угостят, то опять запустят на хозяйскую кровать – после ухода Мэвы дома стало слишком одиноко, чтобы еще и по углам разбегаться, как крысы какие. И Цезаря никто не подставляет, и уж Цезарь точно не страдает паранойей.

А бред… если отбросить долгое, нервное моральное оцепенение после… ну, ломать блоки, как бы то ни было… больно… вышел содержательный. Одна из теней на потолке – тень Светлого. Заново обдумав эту новость, Джош внутренне поежился. Светлый. Мог ли это быть… Да хоть кто из отдела мог быть! Тогда даже логичными и объяснимыми становятся некоторые моменты… Сделали ли Иерархи слепок ауры? Спросить или не стоит? Полезно было бы иметь хоть какую-то ориентировку. Впрочем, чушь – ни зрения, ни магических способностей. Какой смысл от слепка, если оперативник не то, что сличить его с аурой подозреваемого, а вообще увидеть не сумеет?

И, кстати, ответ на недавний вопрос – чаша из человеческого черепа оказалась аж чашей Валира, легендарным артефактом. Смутно припомнилось, что чаша вроде создана в раннем средневековье и утеряна в пятнадцатом веке. Выточенная талантливым кельтским магом Валиром, она идеально аккумулировала любые энергии в любых объемах – так гласила легенда. Но чаша пропала, и теперь уже ученые и не надеялись узнать, так ли она хороша, как о ней писалось. Однако Верхние не могут ошибаться – скорее всего, чаша Валира и была. Отдельный вопрос – как её удалось отыскать спустя пять веков после утраты. Ясно одно – в описи артефакта нет. Скорее всего, те ребята и прихватили чашу с собой. Очевидно, она важный компонент обряда, если уж они некроманта своего бросили, а чашу забрали. Верхние, небось, теперь локти с досады кусают.

Оставался еще вопрос искренности Богуслава, его странном промахе мимо ноги Темного (и прямо тому в голову, вот незадача!)… Но вопрос естественным образом был отложен назавтра, ибо в первом часу ночи рабочий день оперативника Рагеньского все же подошел к концу.