Текст книги "Вожак"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Бел, – у него отчего-то дрогнул голос, – скажи, в этом лесу вымерли все оборотни или же кто-то за эти века все-таки уцелел?

Братья дикими глазами уставились на свирепого хищника. Да нет, не может быть! Не в наше время, ведь давным-давно известно, что оборотней не существует! Хотя когда-то, как говорят, они встречались…

Лакр охнул, вспомнив, из каких времен к ним пришла Белка, а остальные опасно покачнулись, уже догадываясь, почему Шир вчера так неожиданно исчез, а вместо него появился этот черный, свирепый и до жути разумный волчище… Боги, а могло ли быть такое, чтобы золотые рискнули сохранить… Но как? Зачем? И почему, наконец, он такой здоровенный?

Белка лишь загадочно улыбнулась.

– Нет, Тиль. Оборотней действительно уничтожили. Но мне нравится ход твоих мыслей. Продолжай.

– Видишь ли, у твоего зверя весьма любопытная аура, – медленно начал эльф, пристально разглядывая ухмыляющегося волка. – Очень слабая на первый взгляд, почти прозрачная… как у тебя. Но при этом широкая и совершенно не поддающаяся моему воздействию.

– На него не действует даже магия Л’аэртэ, за исключением Тира, Тебра и Таррэна. Ну и Тора, разумеется.

– Это редкий дар…

– Еще какой, – с готовностью подтвердила она.

– Очень редкий…

– Точно. Прямо в яблочко.

– Бел, ты морочишь мне голову? – с подозрением уточнил владыка Темного леса.

Белка неожиданно кашлянула и, положив руку на могучую волчью холку, призналась:

– Совсем чуть-чуть. Он действительно не оборотень. Но и человеком тоже не является. В том смысле, в котором вы привыкли это понимать.

– Торк… Бел, хватит говорить загадками! Это Шир?!

Волк с готовностью показал острые зубы, а Гончая неожиданно смутилась.

– Ну, частично.

– Что значит «частично»? – ошарашенно замер Ланниэль. – Это что, оборотень? Живой?

Белка погладила лоснящуюся шерсть довольно заурчавшего зверя.

– Нет, Лан. От Шира тут осталось совсем немного – какой-то краешек сознания, не дающий ему скатиться до уровня дикаря. Самая суть, если хочешь. Человеческое начало. А все остальное – вот оно, у тебя перед глазами. Это и есть то, что мы называем перевертышем: память и повадки человеческие, а инстинкты и настроение – волчье. Именно поэтому он, кстати, не поддается воздействию моих рун: звери вообще к этому менее чувствительны. Так что я ему просто нравлюсь, но не больше. И никогда это «больше» уже ничем иным не станет. Собственно, это – лишь результат одного любопытного ритуала, но главного мы достигли: перевертыши сильны, умны, способны на равных поспорить даже с хмерами. У них есть своя стая, с которой даже костяным кошкам приходится считаться. И они отлично подходят для охраны границ Проклятого леса, которые что ни день, так кто-нибудь норовит потревожить.

Братья ошеломленно разинули рты.

– Бел… – простонал Картис, неверяще оглядывая черного монстра. – Как же вы сумели?

– Я же говорила: магия крови, – охотно пояснила Гончая. – Таррэн, Эл и Тир давно с ней работают и в один прекрасный день пришли к выводу, что идея с оборотнями не так уж плоха. У них как раз нашлась подходящая кровушка для эксперимента (у одного из последних волкодлаков взяли), потом отыскался доброволец, после чего Тебр предложил одну идею, как сохранить ему разум… все это мы потом смешали, сплавили в одно целое, дали имя… ну, вот вам и результат. Верно, Шир?

Перевертыш заурчал.

– Вот так, – со смешком заключила Белка. – Те, кто тогда рискнул, навсегда изменили наши представления о людях. Полученные свойства, конечно, детям не передаются, но если они, как Шир, решат пойти по стопам отцов, то переход для них пройдет легче, чем для кого-либо другого. Надо сказать, когда Шир в человеческом теле, мы с ним неплохо ладим: все-таки я старше и опытнее. Когда становится таким, как сейчас, мы ладим еще лучше, потому что отношение к самкам у хищников весьма трепетное: для любого самца кощунство – поранить самку своего вида, да и не позволят они себя обидеть. У нас, как известно, за стаю отвечает именно женская особь. Оттого-то они крупнее и злее, особенно в сезон размножения. Только волки и были исключением… гм, раньше. А теперь за порядком у золотых присматривают исключительно они, и это удобно: у них есть место, где жить, и есть чем заняться; у эльфов нежданно-негаданно появились союзники, способные заходить за любой кордон и быстро решать проблемы с барьерами. Сами границы оказались под хорошей защитой. А у меня наконец появилась подходящая компания для охоты и всевозможных безумств, к которым никого другого я и близко не подпущу. Где вы еще найдете такую идиллию?

– А Таррэн? – деревянным голосом осведомился Ланниэль. – Он разве не против?

Белка усмехнулась.

– С чего бы ему возражать?

– Ну, ты… и они… рядом…

– Друг мой, неужели ты думаешь, что я им уступлю? – с мягкой улыбкой поинтересовалась она. – Может, полагаешь, что они совсем дикие и бросаются на кого ни попадя? Или считаешь, в этом мире найдутся другие сумасшедшие, кто рискнет со мной сражаться на колоннах в полную силу?

Тирриниэль понимающе прикрыл глаза: вот, значит, почему она так доверяла братьям-близнецам. Выходит, и они тоже…

– Они невероятно стойкие, – обронил он вслух.

– Да, Тиль. А еще отлично понимают, кто они и для чего живут. Осознают, кто друг и кто враг. Подчиняются одному вожаку и никогда не нарушат его волю. Что бы ни случилось, как бы ни повернулось дело. Они физически не способны нарушить его приказ, и это закреплено магией крови, чтобы не дать им поддаться звериному началу. Кроме того, они очень живучи. К примеру, вам, чтобы избавиться от ран с помощью «нектара», понадобилась целая ночь и отвар из целебных трав. Ширу с такими ранами потребовалась бы пара минут и стебелек здешнего папоротника. Как, впрочем, и Кресу с Тоссом, и всем остальным, кого мы успели изменить. Вспомни: Стрегон после встречи с агинцами восстанавливался трое суток, а они бы поднялись на ноги часа через два. С моей помощью – всего за час, тогда как с «нектаром» – еще быстрее. Они держатся со мной на охоте на равных. Они умеют чувствовать друг друга так же, как хмеры в полноценной стае. Они связаны кровными узами и становятся друг другу ближе, чем братья. Не говоря уж про силу, выносливость, сроки жизни… Проклятый лес многое им дал, от многих неприятностей избавил. За свой дар он требует лишь одного – безусловной преданности, но они согласны на такие условия и стерегут кордоны вовсе не из-за денег, как кто-то мог бы решить (хотя им действительно хорошо платят), а потому, что для леса это важно. Потому, что это – наш дом. И потому, что мы отдаем ему не меньше, чем он делает для нас. Теперь понимаешь?

Тирриниэль тяжело вздохнул.

– Да, Бел.

– Перевертышей не очень много, – тихо добавила Белка. – Старших и опытных – всего полсотни на весь Золотой лес. Ни один из них не может покинуть его надолго. Это уже навсегда. Здесь даже эльфы становятся иными. Не сразу, конечно, а лет через двести-триста. Наш лес заботится о своих детях – хороших или плохих, кровожадных и не очень; позволяет существовать и хмерам, и пересмешникам, и обычным людям. Кому-то он дарит силу, кому-то ловкость, кому-то повезло обрести иное обличье… но спроси у любого, кто прожил в этих местах хотя бы с десяток лет, и каждый ответит, что никогда и ни за что не покинет их. Это как мать предать, Тиль. Отцу больно ранить душу. Ведь на самом деле наш дом тоже умеет любить настолько же сильно, насколько научил его когда-то ненавидеть Изиар.

Владыка Темного леса устало опустился на траву.

– Бел, но как вы смогли достичь этого всего за пять веков?!

– Просто мы любим свой дом, Тиль. И хотим, чтобы прошлое никогда больше не вернулось в эти земли. Здесь живут наши дети, здесь растут наши внуки. Здесь еще много поколений будут жить и радоваться те, кто нам дорог, а потом – их дети, внуки, правнуки… И для этого не потребовалось многого: Таррэн всего лишь открыл Лабиринту свое сердце. Они стали одним целым, понимаешь?

– Вот почему он так силен, – прошептал Ланниэль.

– Они едины, – спокойно кивнула Белка. – Поэтому здесь ему подвластна каждая травинка. Поэтому они так страдают без него: хозяин для нашего леса гораздо больше, чем повелитель. Он их друг по крови, старший брат, лорд, отец… и если он не вернется в ближайшее время, это место займет Тор, чтобы затем передать эту связь дальше по роду. Я не говорила раньше, но на самом деле идею с перевертышами Таррэну тоже подсказал Лабиринт. Из какого мира он взял эти сведения, от какого мага, человека или эльфа – я не знаю. Но когда мой муж однажды пришел в залы единения и коснулся плиты, где когда-то пролилась его кровь, Лабиринт прочел его мысли и ответил. А потом и Тебр туда пришел, чтобы узнать, как сохранить добровольцам разум.

– Темная бездна… – сглотнул Ланниэль. – Отец говорил, что он живой, но я не верил!

– Лабиринт сам определяет, как ему быть и что делать. То, что наш лес остался закрыт кордонами, а не распространился по всей Лиаре, во многом – его желание. И просьба Таррэна, конечно. Иначе тут давным-давно не осталось бы ни Новых земель, ни Интариса, ни Ланнии и ничего вообще, кроме хмер, оборотней, серого мха и плесени. Однако теперь, когда Таррэна нет, Лабиринт неспокоен, а Тор еще слишком мал, чтобы его контролировать. Именно поэтому мы с вами идем к золотым и именно поэтому попробуем потревожить портал.

Стрегон тихонько вздохнул.

– А волки?

– Кроме некоторых смертных и золотых, о них никто не знает. – Белка быстро покосилась на перевертыша. – Но звери никому не мешают. Я за этим слежу. С некоторых пор наши мохнатые друзья живут отдельно от остальных охотников, в рейды ходят только своими тройками. Когда наступает ночь, перекидываются, а к утру снова возвращают привычный облик. Шир им спуску не дает, а то натура у них буйная, хищная, непредсказуемая… не зря мы их так долго проверяем и готовим, да и наказываем за глупости тоже по всей строгости. А они иногда бывают, бывают… кстати, мохнатый, тебе пора – светает скоро. Хоть и удивил ты меня вчера, когда среди белого дня перекинулся, но все же не надо испытывать судьбу дважды. Тебе еще рано к старшим. Поверь.

Волк, терпеливо дожидающийся конца разговора, бесшумно поднялся, лизнул ее руку и, подмигнув обомлевшим эльфам, потрусил прочь.

Она проводила его долгим взглядом, улыбнулась своим мыслям и только потом обернулась к застывшим в оторопи спутникам:

– Ну что? Какие у вас еще остались вопросы?

ГЛАВА 15

К вечеру, как и обещала Белка, они добрались до следующего кордона, за которым начинались более приветливые к гостям места, уже далеко не столь опасные, как те, что окружал непосредственно Лабиринт.

Здесь, у барьера, с Гончей тепло распрощалась Айша. А трое ее старших детей, которые незаметно оберегали отряд всю дорогу, показались на глаза в последний раз, синхронно мурлыкнули и пропали в чаще. Здесь же Белка с затаенной грустью обернулась, пытаясь рассмотреть в небе далекую, едва заметную с такого расстояния паутину заклятий, отделяющую ее дом от остального леса. И здесь же Тирриниэль неожиданно ощутил, что начал разделять ее странную любовь к этому суровому, опасному, но невероятно притягательному месту.

На этот раз кордон не доставил чужакам неприятностей. Очень редко Стрегон подмечал неясные тени в листве, поспешно сворачивающиеся лепестки, торопливо уползающие с дороги лианы и стыдливо прикрытые мхом ядовитые шипы, которые ни одно дерево и ни один куст не посмели развернуть в сторону быстро шагающих незнакомцев.

Ллеры Инару и Эналле, идя в кольце настороженно озирающихся братьев, изумленно прислушивались к тишине, словно не веря, что им разрешают безнаказанно покинуть эти дебри и что Проклятый лес отпускает их, но предупреждает: в следующий раз поблажек уже не даст. Если бы не присутствие Белки, из этого коридора не выбрался бы ни один из них.

Глава дома Этаррас надолго задумался над совпадением, из-за которого те из его спутников, кто не гнался за изменением лично для себя, по прихоти Лабиринта вдруг остались живы, а те, кто искренне ненавидел и желал смерти повелителю, погибали быстро, но очень мучительно. Могло ли случиться такое, что Лабиринт умел чувствовать настроение гостей? Сумел ли угадать с такой поразительной точностью, кто из остроухих способен услышать своего лорда, оставив давнюю неприязнь, и согласится на единение, чтобы быть полностью уверенным в открывшейся истине?

Эта неосторожная мысль заставила эльфов ошеломленно уставиться на спину Гончей, неутомимо бегущей по едва угадываемой тропинке.

Боги… Неужели это ее волею Проклятый лес согласился коснуться их смятенных мыслей? А может, это был не приказ, а всего лишь просьба?

Белка на мгновение обернулась, и ллер Инару с содроганием осознал, что за прошедшие века она стала невероятно, просто непостижимо сильна. Являясь супругой мага, просто не могла не перенять у него некоторых умений. Оставаясь наследницей Л’аэртэ, не могла не получить знания этого древнего рода. А будучи полноправной хозяйкой в этом необычном лесу, не могла не беспокоиться о его сохранности.

Перехватив взгляд Гончей, старейшина тихо застонал про себя: ну конечно, она знала! Встретив их возле второй границы, сразу почувствовала, что полторы сотни эльфов вошли в лес по разным причинам. И если многие из них желали изменения персонально для себя, готовы были на все ради этого – дома бросили, рода свои предали, жизнями рисковали, пряча затуманенные алчностью глаза под низко надвинутыми капюшонами, то другие всего лишь хотели уберечь свою расу от вымирания. В чем-то наивные, молодые (а Эналле действительно был самым молодым среди глав старших домов), поддавшиеся на искусную провокацию Брегариса. Жалкая горстка смельчаков, которая сейчас покорно шла вслед за поразительно изменившимся повелителем.

– Забудь, – вдруг наклонился к нему Тирриниэль. – Не ты первый, кого Бел так проводит. Мне в свое время пришлось гораздо хуже, так что не бери в голову.

Темный эльф, поняв, что теперь его мысли читает не только Белка, но и владыка, чуть не взвыл про себя от стыда.

– Но как?..

– Увы, – сочувственно отозвался Тиль. – Этого даже я не могу тебе объяснить. Раньше она еще нуждалась в крови, чтобы наложить временные узы, но теперь Лабиринт вполне их заменяет и способен издалека понять, кто и с чем сюда пришел.

– Бездна…

– Ничего, я тоже не сразу сообразил. Понадобилось целых три дня провести в подземельях и обследовать залы стихий, чтобы понять, для чего там стоят такие мощные магические резонаторы.

Ллер Инару, приблизившись к повелителю с другой стороны, тихо спросил:

– Мой лорд, но тогда получается, что в Проклятом лесу не утаить никаких секретов? Он читает мысли всех, кто тут появляется? Даже без кровных уз?

– Не все, но самые важные. Насколько я успел понять, это умение досталось Лабиринту от Изиара, чтобы отсеивать претендентов и не пускать к амулету чужаков. Думаю, только поэтому мой сын сумел пройти Лабиринт до конца. Поэтому принял его руку. И поэтому вы еще живы, а не остались на кордоне вместе с остальными.

– Мой лорд, но я…

– Не надо, я уже посмотрел, – остановил ошеломленного эльфа Тирриниэль. – Правда, Бел не сразу сказала, зачем придержала своих кошек, но мне кажется, что она права. Не зря сохранила жизнь именно вам тридцати и постаралась забыть о том, что когда-то вы испытывали к ней не самые лучшие чувства.

– Да, мой лорд, – наконец прошептал ллер Эналле. – Это мы как раз понимаем.

– Значит, есть что-то, чего вы пока не понимаете? Интересно, – обернувшись, Тиль испытующе оглядел неверных подданных. – И что же это?

Перворожденные совсем сникли.

– Почему вы оставили нам жизнь, господин?

– Ах, вот оно что, – хмыкнул владыка.

Вот отчего они притихли и со вчерашнего дня не проронили ни единого слова. Ничего не пытались пояснить, рассказать или пожаловаться на Брегариса, просто беспрекословно шли следом. А вымученное «простите» было единственным, что он услышал от них за прошедшие сутки.

Тирриниэль испытующе покосился на эльфов.

– Вы боитесь, что, как только Проклятый лес останется позади, я начну мстить?

– Нет, мой лорд, – обронил ллер Инару, не смея поднять глаз. – Мы ничего не боимся. Просто хотим понять. Разве не проще было закончить все там, у впадины?

– Нет.

Эльфы, обменявшись выразительными взглядами, грустно улыбнулись: действительно, для чего было тратить силу тогда, если скоро представится другая возможность избавиться от неугодных спутников? Судить по всем правилам их, конечно, никто не будет. Впрочем, они и на суде не сказали бы ни слова в свою защиту: их ошибка была чудовищна.

Тирриниэль оглядел их измученные лица и вздохнул. Что заставляло этих упрямцев идти вперед, покорно выполняя указания Белки? Страх? Боль? Так их подлечили вчера, накормили, перевязали. Позволили выспаться, да и сейчас темп держали ровный, умеренный, как раз такой, чтобы истощенные эльфы не повалились замертво. А они все равно угасали. С каждым часом все больше кисли. И вспоминали то, что увидели в памяти владыки.

Да, тяжко им сейчас, очень тяжко. И очень нелегко сознавать, что их самым банальным образом использовали, заманив в старую, как мир, ловушку. Предательство… как ни посмотри, это было предательством дома, трона, рода, всего леса и повелителя. Как ни крути, но прощения им, совершившим подобный проступок, не было. А то, что причиной стал обман… Пожалуй, это слабое оправдание попытки унизить и убить своего лорда. Если бы Белка не прочла их мысли, то не видать им больше белого света, не вдыхать ароматы свежей хвои, не встречать рассветов и не радоваться каждому прожитому дню. Особенно тогда, когда эти самые дни выдались на редкость теплыми и спокойными.

– Мне не нужны ваши жизни, – вдруг обронил владыка Л’аэртэ, протягивая удрученному ллеру раскрытую ладонь. И тот вздрогнул, обнаружив на ней свой родовой перстень. – Возьми. Это твое.

Ллер Эналле, как во сне, поднял на повелителя затуманенный взгляд, но Тирриниэль смотрел абсолютно спокойно, потому что поступал так, как считал нужным. Он не стал разрушать чужой перстень вчера, хотя мог, и никто бы его не остановил. Тиль точно так же мог это сделать чуть позже, когда эльфы были слишком измотаны. А мог уничтожить прямо сейчас, здесь, когда у неверного слуги не осталось ни сил, ни возможности, ни желания спорить.

– Возьми, – терпеливо повторил Тирриниэль, но, не дождавшись ответа, просто вложил кольцо в вялую ладонь сородича.

Тот снова вздрогнул и остановился.

– Вы оставите нам жизнь?!

– Я же сказал: мне ваши жизни без надобности. – Владыка спокойно отвернулся и продолжил путь.

Эльф машинально сжал сокровище, неверяще глядя в спину повелителя. Неуловимо нахмурился, не понимая, отчего лорд, некогда не пожалевший даже собственного сына, сегодня был так неоправданно щедр, а затем покачнулся от какой-то мысли и, поняв свою судьбу, горько прошептал:

– Значит, отречение… Иного мы недостойны.

– Что? – удивленно обернулся Тиль.

Ллер Эналле прикусил губу.

– Я готов, мой лорд. Я приму отречение. И понимаю, что даже это – слишком большая щедрость с вашей стороны.

– Эналле, ты здоров? – вежливо поинтересовался владыка Л’аэртэ, когда бледный до синевы эльф вдруг низко поклонился. А за ним также покорно склонили головы три десятка остроухих. – Может, ты головой слишком сильно ударился? Или пыльцы какой надышался, пока от хмер бежал?

– Нет, мой лорд. Простите, что мы были так слепы.

Тирриниэль окончательно нахмурился.

– Отречение? Что-то мне это напоминает… Бел, подожди-ка минуту: у нас возникла непредвиденная проблема.

Белка немедленно вернулась.

– Какая еще проблема? А-а-а… Твоих кроликов замучила совесть?

– Они хотят отречься!

– Ну надо же, как мило! – не преминула съязвить Гончая. – Ты им что, всю дорогу нервы трепал, что их так скрутило?

– Даже и не думал! Выжили – и ладно. Пусть теперь идут на все четыре стороны.

– Ага, так они тебе и пошли!

Тирриниэль лишь пожал плечами.

– Я бы сказал, что им сейчас лучше попасть к Торку на рога, чем вернуться домой.

– Может, ты и прав, – задумчиво согласилась Белка. – Такое предательство не прощают. Если дома узнают… Полагаю, даже если ты им откажешь в отречении, на нем наверняка будут настаивать старейшины. И тогда тебе все равно придется что-то придумывать: или идти на новый конфликт с советом, или же собственноручно отлучать этих типов от рода.

Владыка Л’аэртэ покосился на неудавшихся убийц. Действительно, что с ними делать-то? Принять обратно после того, что они сотворили? Позволить отречься и этим убить их вернее, чем хмеры? Забыть? Невозможно. Простить? Трудновыполнимо. Но даже если бы он пожелал, Темный лес их уже не примет: в лучшем случае близкие вынудят уйти из опозоренного дома, в худшем – устроят «несчастный случай», дабы честь рода была отомщена. Для своих домов они уже умерли, им никогда не простят проступка и предпочтут собственноручно избавить Лиару от предателей, чем позволят владыке еще раз усомниться в их преданности.

Белка негромко присвистнула.

– Тиль, а совесть-то у них, оказывается, есть! Гляди, как этих остроухих перекорежило!

Тирриниэль неодобрительно взглянул на бывших подданных и сразу понял: совсем скисли, бедолаги, хоронить пора. Того и гляди, до могилы не дойдут – рассыплются.

Подтверждая его догадку, ллер Инару поднял на Гончую полные муки глаза, а затем почти неслышно уронил:

– Это моя вина, Раиррэ: я не понимал сути изменения. Конечно, это уже не имеет значения. Мы были слепы. Однако если моя жизнь может хоть что-то исправить, то я готов ее отдать, сегодня, сейчас. – Его глаза вдруг странно сверкнули, в них отразились отчаянная смелость и одновременно болезненное упрямство. А белые от напряжения губы сами собой выдохнули: – Илларэ таирэ сатуро… Пусть свет будет мне свидетелем навеки. Я принимаю этот выбор. Аиле.

– Что?! – тихо ахнул Ланниэль.

– Пусть будет так, – неожиданно решился и ллер Эналле. – Простите, мой лорд, но Инару прав. Если не через отречение, то хотя бы так… Это справедливо.

Он низко склонил голову и опустился на одно колено.

– Я принимаю твой выбор, брат.

– Илларэ таирэ сатуро, – нестройным хором повторили перворожденные, следом за Этаррасом преклоняя колени. – Мы подтверждаем твое право, Раиррэ. Наши жизни отныне принадлежат тебе.

В Проклятом лесу стало очень тихо. Так тихо, что пролетевший вдалеке комар вполне мог оглушить звоном своих маленьких крыльев. И в этой оглушительной тишине Белка вдруг неприлично присвистнула.

– Клятва подчинения? Тиль, я потрясена!

– Я тоже, – пробормотал владыка Л’аэртэ, понимая, что высокородные ллеры только что отдали себя в полное распоряжение Гончей, да еще и поклялись служить до конца своих дней.

Он требовал подобного лишь от личной сотни, которой доверял собственную жизнь, а они отдают себя на служение добровольно?

– Что ж творится-то на белом свете? – вполголоса изумился Лакр. – Кажется, эльфы сошли с ума? Или на самом деле я сам с ума сошел, а все это мне снится?

Но ему никто не ответил: братья так же ошалело таращились на главу дома Этаррас и не могли поверить, что остроухие гордецы решились на такой отчаянный шаг.

– Хотя… – задумчиво потер затылок Лакр, не дождавшись реакции побратимов. – Если бы я оказался перед выбором: служение или сожжение заживо… Может, они и правы? Такая клятва – отличная лазейка для смертников! Она хотя бы жизнь им гарантирует, если Бел, конечно, не надумает ее отнять.

Ллер Эналле спокойно взглянул на дерзкого болтуна.

– Ты ошибаешься, человек, и напрасно считаешь нас трусами. В другое время я убил бы тебя за оскорбление, но теперь я несвободен в своих желаниях. Наш выбор сделан не из страха, а во искупление, и мы принимаем его со смирением и благодарностью. Если госпожа решит избавить нас от мучений, я буду безмерно этому рад. Если она позволит исправить нашу ошибку, мы сделаем все, чтобы этого достичь. Долг жизни священен, смертный, а мы волею случая оказались перед ней в неоплатном долгу. Ты можешь этого не понимать, но с данной секунды должен помнить: прежде чем ты заденешь ее, наши мечи помогут твоей голове расстаться с телом.

– Но-но-но, – громко фыркнула пришедшая в себя Белка. – Разошелся тут… Поднимайся-ка, жертва несчастного случая, и прекрати отсвечивать своей пятой точкой. Она, к слову сказать, весьма далека от совершенства, и у меня нет настроения пачкать об нее новый сапог. Так что не испытывай мое терпение, а еще лучше – забери свои слова обратно, и просто забудем об этом разговоре.

Стрегон выжидательно уставился на униженно согнувшихся эльфов, ожидая вспышки негодования. А что? Кто бы в такой ситуации не обиделся? Предложить все, что имеешь, вплоть до бессмертной жизни, чуть ли не в рабство себя отдать, а взамен получить не слишком вежливый отказ.

Ллер Эналле послушно отпустил рукояти мечей и, выпрямившись, вопросительно посмотрел на Гончую. Кажется, он уже дошел до той грани отчаяния, за которой становится не важно, жив ты или мертв. А остальные три десятка ушастых вообще не пошевелились, словно ослепли, оглохли и вообще обратились в камень, а в жизни у них теперь осталось только две цели – защищать и служить.

Стрегон, с удивлением поняв, что скандала не будет, выразительно переглянулся с Тергом, а потом присвистнул так же неприлично, как Белка недавно.

– Остальных это тоже касается, – пробурчала Гончая, тоже поняв, что отказываться от клятвы никто не собирается. – Расселись тут, понимаешь… Эналле, ты ничего не хочешь мне ответить?

– Нет, госпожа, – ровно отозвался эльф.

– А твои ушастые родственники?

– Нет, госпожа. Мы приняли решение.

– И убедить вас от него отказаться, я так понимаю, мне не под силу?

– Совершенно верно.

– Паршиво, – откровенно задумалась Гончая. – Только на Торка мне сдались три десятка обормотов, которые ни возразить, ни поспорить не могут? Которые без моего разрешения даже ногти подстричь не посмеют? И готовы терпеть мой мерзкий характер, чего бы им это ни стоило? Тиль, ты, случайно, не знаешь? Мне их что, родственникам подарить на праздник летнего солнцестояния? Хоромы, может, свои украсить? Или вместо статуй в саду использовать?

Лакр негромко фыркнул.

– Скажи, чтоб отвязались, и дело с концом.

– Ага. А они все равно попрутся следом, потому что это – единственное мое желание, которое они не станут исполнять. Но попрутся тайно, через кусты и болота, а потом еще наверняка утопнут к всеобщей радости.

– Так чем тебе не выход?

– А моя совесть? – возмутилась Белка. – Думаешь, мне приятно будет охотиться, если я буду знать, что где-то поблизости бродит неупокоенная нежить? А если на них какой-нибудь пересмешник наткнется? Их что тогда, второй раз убивать прикажешь? При том, что сделать это будет не в пример сложнее, чем сейчас!

Ланниец в затруднении оглянулся на побратимов.

– Ну… Тогда пригрози, что действительно пришибешь, если не подчинятся.

– Ага! Они только спросят в ответ, каким способом им лучше убить себя, чтобы мне было приятно на это посмотреть… Нет. Тут что-то другое придумать надо. Тиль, у тебя идеи есть?

Владыка Л’аэртэ озадаченно кашлянул.

– Хм, это настолько невероятно, что я даже не понимаю, чем тебе помочь.

Стрегон пораженно оглядел замерших в ожидании эльфов: мертвые лица, пустые взгляды, опущенные плечи… Ни тени эмоций на лице, будто им все равно, что она решит: велит ли жить или позволит умереть! И кому они такие нужны? Неудивительно, что Бел расстроилась.

– Тьфу, не убивать же их в самом деле, – сокрушенно покачала головой Белка. – Ох, мне только этого не хватало! Инару, убери с лица эту гримасу – она напоминает мне морду Шушана, которую он строит каждый раз, когда я ухожу. Эналле, ну вы ж не в рабство продались, в самом-то деле! Понимаю, что угрожать вам бесполезно, а уговаривать – глупо, но клянусь: если сейчас же не увижу тут три десятка нормальных эльфов, то очень сильно огорчусь. И самое малое, что вам грозит, – три тысячи лет в услужении в подземельях гномов. Не считая того, что устроит вам перед этим моя стая. Я ясно выражаюсь?

Перворожденные неуверенно шевельнулись.

– Ну? Не слышу ответа!

– Да, госпожа, – тихо ответил за всех Эналле и, будто очнувшись от ступора, вопросительно посмотрел на Белку. – Так правильно?

– Так лучше, – все еще сердито пробурчала Гончая. – Но пока неправильно.

– Мы будем стараться, гос…

– Ты забыл мое имя? – вдруг сухо осведомилась Белка, мигом превратившись в сурового Ходока.

– Нет, – слегка опешил эльф.

– Тогда в чем дело? Память подводит? Клятва мозги затуманила? Может, подхалимство проснулось?

Ллер Эналле, не ожидавший столь резкой перемены, на мгновение смешался.

– Н-нет.

– Тогда впредь чтоб я больше ничего подобного от вас не слышала.

– Хорошо, Раиррэ, – неуверенно кивнул эльф, а потом осторожно вздохнул, не слишком понимая, как себя вести.

Но, кажется, Белку вполне устроило даже такое проявление эмоций. По крайней мере, на первое время.

Стрегон одобрительно хмыкнул, поняв, что не зря она сейчас разговаривает с ними именно в таком тоне, жестко, властно и уверенно. Пусть придут в себя, разберутся, что к чему. Привыкнут, на собственных шкурах прочувствуют, какую именно долю выбрали. Поймут, что это в их ситуации – не самый плохой вариант. Пусть машинально выполняют то, что от них требуют, не забивая голову чепухой, не сомневаются и не боятся будущего. Правда, теперь это будущее целиком и полностью зависит от Белки. Ей от этого, конечно, не легче, но в данный момент будет лучше, если она просто возьмет эти проблемы на себя. Позволит эльфам вздохнуть полной грудью, поможет избавиться от чувства вины. Даст толчок для новой жизни и покажет новую цель. Они пройдут через это. Справятся. К тому же Белка – отличный вожак, пожалуй, лучший из тех, кого он когда-либо видел. А дальше эльфам станет легче. Она сумеет их растормошить и доказать, что жизнь еще не закончилась, после чего даже в эти пустые глаза вернутся понимание и согласие. А может, и облегчение от мысли, что они наконец сделали правильный выбор.

Перехватив выразительный взгляд полуэльфа, Белка сурово поджала губы.

– Так, ушастые, что с вами делать, решу потом. А сейчас встали в строй, сомкнули ряды и следим в оба – как только закончится кордон, мне будет не до вас. Если что-то случится, скажете. Если нет, молча топаете вперед вместе с остальными до тех пор, пока не велю остановиться. И еще: с этой минуты слова Тиля обретают для вас силу приказов. За его жизнь отвечаете головой.

Стрегон мысленно зааплодировал.

– Да, Раиррэ, – живо отозвались перворожденные, получившие первую определенную задачу, и с готовностью обступили бывшего владыку.

– Прекрасно, – холодно улыбнулась Гончая. – Раз уж вы навязались на мою голову, будьте готовы к тому, что поблажек не будет. Шир!