Текст книги "На окраине мира (СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Однако Белка не сдалась: немного отстав, с усмешкой достала из кармана тоненькую флейту и неожиданно выдала такую пронзительную, пробирающую до мозга костей трель, что даже ко всему привыкший грамарец всхрапнул и пугливо прижал уши. Не говоря уж о том, что невозмутимые боевые скакуны Братьев подпрыгнули от неожиданности, захрапели с перепугу, прянули ушами и аж присели, не в силах вынести этот истошный визг.

Лакр, ругнувшись, поспешно дернул поводья, чтобы дурное животное не вздумало вышвырнуть его из седла, а потом так красноречиво обернулся, что Белка, издав вторую мерзкую трель, поспешила отнять флейту ото рта и невинно хлопнула ресницами.

– Что?

– Еще один такой вопль, и ты пожалеешь.

– Да? А что ты мне сделаешь? Ударишь? Задницу надерешь? Зубы выбьешь? Пф-ф, сперва догони, а потом угрожай. Издалека-то вопить все вы горазды, а как до дела дойдет...

Лакр спокойно улыбнулся.

– Считаешь, не справлюсь?

– Не-а, – беспечно зевнула Белка. – Не родился еще на свете зверь, который мог бы меня догнать. А тебе с приятелями даже до Курша далеко. Так что сиди и помалкивай, если не хочешь познакомиться с одним моим голодным другом.

– О Курше не было речи, – с неприятной усмешкой вдруг обернулся Ивер. – Велено не трогать только тебя. Но ведь никто не мешает мне сделать в нем лишнюю дырку, верно?

– Попробуй.

– Ты разрешаешь? – с сомнением переспросил Лакр, ничего уже не понимая.

– Конечно: ему понравится, – хихикнула Белка, а потом вдруг выхватила из-под куртки нож и с силой провела острием по лоснящейся холке скакуна. К вящему изумлению и искренней оторопи Братьев. Однако они напрасно ждали болезненного вопля и жалобного ржания: странный скакун даже не рыкнул, только вдруг содрогнулся, как от удовольствия, зажмурился и негромко заурчал. А потом еще и шею повернул, чтобы хозяйке было удобнее чесать. Не говоря уж о том, что на его бархатной шкуре не появилось даже крохотной царапинки.

Лакр озадаченно крякнул, а у Ивера весьма забавно вытянулось лицо: его глаза отчетливо различили, что клинок в ее руках не "балованный", заточен до бритвенной остроты, однако грамарец даже дискомфорта не чувствовал. Только ежился, словно от щекотки, мурчал, восторженно фыркал и поглядывал за спину с нескрываемым обожанием.

– Хороший мальчик, – проворковала Белка. – Хороший... славный мой зубастик... если дяди захотят тебя почесать, пускай стараются. Я же знаю, как ты любишь. Вот та-а-к... да, мой маленький? Мы же должны дать им возможность доказать, что они не такие злобные и невоспитанные типы, как показалось сначала?

– Р-р-д-р-рау, – довольно рыкнул Курш, взглянув на "дядей" немного более благосклонно. И даже широко улыбнулся, охотно подтвердив, что совсем не против.

Ивер передернул плечами, рассмотрев в широкой пасти настоящие волчьи клыки, и быстро отвернулся. Но для себя решил, что если вдруг придется заваливать этого зверя, надо будет целиться только в глаза. Да, пожалуй. Если у него вся шкура такая, как на холке, то стрелой ее не пробьешь. По крайней мере, с одного раза. А с учетом скорости, с которой могло передвигаться это чудовище, второго выстрела он может и не дать сделать. Так что глаза... только в глаза.

Лакр, поколебавшись, все же спросил:

– Ты где его взял-то?

– У эльфов, конечно, – лениво отозвалась Белка, не прекращая почесывать скакуна кончиком ножа. – Кроме них, грамарцев никто не может держать в узде. Почитай, два века старались, чтобы получить именно эту породу. За основу взяли, разумеется, гаррканцев. Кое-что подправили, кое-что поменяли. Потом добавили одну забавную примесь, вот и вышло... гм, что вышло. Остроухие, как известно, такие выдумщики! Помучиться, правда, им для этого здорово пришлось, магии на них тоже угрохали немало. Зато теперь эти коники эльфийскую кровь за версту чуют, только ее и признают, родимую. Шкурка у них мягкая, но и прочная, как твой доспех. Зубы твердые, гранит грызут, словно простую древесину. Коготки, опять же. Еще кое-что по мелочи. А у-умные... жуть. Некоторым до них еще расти и расти. Короче, чудные коники. Славные. Прямо горжусь. Никакому чужаку в руки не дадутся, не подпустят близко и служить нипочем не будут. Нежить издалека чуют, к ядам почти равнодушны. Но уж если хозяина себе выберут, то это – на всю жизнь, а живут они, к счастью, довольно долго. Лет полтораста, не меньше, что в некоторых случаях очень даже неплохо. Да, Курш?

Грамарец согласно рыкнул.

– Правда? – скептически приподнял брови Лакр. – А при чем тут ты, если они только эльфам служат?

– Кхм, – кашлянула она, бросив выразительный взгляд в сторону Стрегона, но тот не стал оборачиваться, даже если и слышал разговор. – Да как тебе сказать... если коротко, то мне этого демоненка в подарок принесли. Мелкого еще, беззубого, слабого. Я на него глянул, он – на меня. Да так и вышло, что он со мной потом рос. Никуда не отлучался. А как силушку набрал, так и к седлу повел.

– Что значит, повел?!

– Ну... кого-то под венец ведут, кого-то к седлу... это ж на всю жизнь, рыжий. Понимаешь? Он ко мне больше ни одного коня не подпустит. Глотку вырвет, затопчет, на части разорвет – ревнивый. С другого конца света примчится, если узнает, что мне плохо, а уж если биться придется... кхе... ну, правда, этого мы совсем не планировали...

– Чего именно? – против воли заинтересовался ланниец.

– Да-а... – отмахнулась Белка. – Оказалось, у магии остроухих есть один побочный эффект. Небольшой, но довольно неприятный. Просто какой-то умник в свое время что-то там намудрил с кровью, желая добиться стойкой преданности, вот и получилось, что теперь эти милые коники становятся слегка... неадекватными, если у кого-то хватает ума ранить их хозяина. Дуреют, проще говоря. С ума сходят, если кровь его учуют. Впадают в такую ярость, что просто страх один. Любого, кого в таком состоянии увидят, рвут на части и не успокаиваются до тех пор, пока не сожрут или не затопчут. Никакие цепи не удержат. А с учетом того, что ранить их довольно трудно... короче, лучше вовсе не трогать.

Ивер, не оборачиваясь, звучно сплюнул.

– И кто ж тебе такое чудо подарил? – не обратив внимания на справедливое негодование Брата, полюбопытствовал Лакр. – Родители, друзья... может, Ходок?

– При чем тут Ходок? Сами эльфы и подарили, чтоб им пусто было! Благодетели ушастые! На, – говорят, – наш дорогой Белик, тебе нового друга! Расти и воспитывай, как в свое время... а я – что?! Они принесли и свалили, прежде чем мы рот успели открыть! А он такой маленький, черненький, глазастенький... просто прелесть. Зато потом вырос здоровый, толстый и зубастый! Никакого сладу порой!

Курш возмущенно всхрапнул, притопнув крепким копытом, отчего камень на мосту испуганно брызнул в разные стороны, а Белка, пощекотав черные уши, тяжело вздохнула. Ланниец странно пожевал губами, но татуировка молчала – все правда. И именно это никак не укладывалось в голове.

Какое-то время ехали молча.

Длинный мост действительно пустовал до самого горизонта: ни каравана, ни одинокого путника. Только они, вшестером, да отчего-то пригорюнившийся сопляк, сетующий на то, что так некстати обзавелся могучим и сильным другом, способным защитить его от серьезных неприятностей. Что любопытно – сетовал он тоже искренне, а на бескрайнюю синюю гладь, раскинувшуюся в разные стороны, как щедро расстеленная скатерть, косился с такой неприязнью, будто надоела она ему хуже горькой редьки. Похоже, не в первый раз тут едет. А ведь полюбоваться есть на что. Вокруг тихо, спокойно, ни ветерка, ни облачка в ослепительно синем небе. Вода вдоль моста ровная, прозрачная до невозможности и только на глубине становится темной, плотной, тогда как на поверхности игриво скачут солнечные блики. Волны мерно плещутся о каменистую насыпь. Никакой суеты, никакой угрозы, вокруг на сотни верст – сплошная идиллия, будто не по мосту идешь, а мерно плывешь по бескрайнему синему морю, дыша полной грудью, наслаждаясь тишиной и совсем не думая о том, что впереди тебя поджидает Проклятый Лес.

– А вообще-то, – вырвал Братьев из размышлений задумчивый голосок Белки. – На самом деле грамарцы не носят черного окраса: дурные эльфы считают, что он неблагородный. Некрасивый. Неутонченный, видите ли, для этих ушастых эстетов. Им все белый подавай, серебристый, медный... гнедой, на худой конец... навыводили, понимаешь, этого безобразия целый табун и теперь сидят, любуются! А этот – один единственный получился. Случайно. В смысле, не совсем, потому что ТУ кровушку они ему добавили очень даже неслучайно... вот и вымахал такой здоровый! И характерец точь-в-точь, как у... гм, одного дальнего родственника. Иногда даже путаю, кто из них кто, того и гляди Каррашем покличу! В общем, подставили меня эти ушастые гады! Как есть, подставили! Причем, я даже знаю, кто именно, но к ним разве так просто подберешься?!

Она выразительно возвела глаза к ослепительно чистому небу.

– Запомни, Курш: как только вернемся и отыщем этого белобрысого мерзавца, обязательно уши оборвем. И ты мне в этом поможешь. Правда, к нему теперь без разрешения не подойдешь и не спросишь у наглой морды, за каким Торком он мне так подгадил, но ничего – мое время еще придет. Как-нибудь выловлю его в этом дурацком Золотом Лесу, и вот тогда он мне за вс-е-е ответит.

– Что ж ты так не любишь эльфов? – хмыкнул Лакр, краем глаза изучая ее мстительный прищур.

– А за что их любить-то?!

– Ну... коня они тебе подарили?

– И что?

– Друг у тебя теперь есть?

– Ну-ну.

– Так что тебя не устраивает?

Белка сердито фыркнула и отвернулась.

– Много чего! Между прочим, если бы тебя столько лет нагло кликали "малышом", тебя бы тоже не устраивало! Особенно, когда набить им смазливые морды нет никакой возможности!

Лакр странно закашлялся, но перехватил внимательные взгляды побратимов и, развернувшись лицом вперед, поспешно вернул себе невозмутимый вид. Пацан пацаном с его любопытным зверенышем, но что-то он и в самом деле не по делу расслабился. Ведь Стрегон просил только ненавязчиво уточнить кое-какие моменты насчет Ходока.

Правда, насчет Ходока он честно уточнил: "Пес" еще раз подтвердил, что Белик его действительно знает, но вот насколько хорошо – это им еще предстояло выяснить.

Глава 6

Едва копыта коней коснулись берега, а визгливое пиликанье флейты за спинами притихло, Братья немного опустили сведенные плечи: за те два часа, что им пришлось в одиночестве ехать среди мирно колыхающихся волн, дрянной человечек все же сумел довести их до белого каления. Сперва тем, что позволил Куршу вдруг издать жуткий полурев-полувой, от которого над водой с истошными криками заметалось заполошное эхо, кони пугливо дрогнули, а по поверхности озера пробежала беспокойная рябь. Затем, едва ко всем вернулась прежняя невозмутимость, снова засвистел в свою дурацкую дуду, от звуков которой мороз драл по коже. На вежливую просьбу Лакра, словно забыв о том, что всего пару минут назад вполне мирно с ним беседовал, Белик озорно высунул язык и с азартом предложил себе помешать. Потом, когда ланниец со вздохом все-таки развернул коня, проворно умчался прочь, нахально кривляясь издалека и окончательно развеселившись. В общем, открыто наслаждался полнейшей безнаказанностью. Разумеется, не отрывая при этом проклятую дудку ото рта, от звуков которой даже спокойного Тороса не просто передергивало, а прямо корежило от отвращения.

Поняв, что краткий миг перемирия безвозвратно ушел, Лакр только головой покачал, но от идеи выловить изводящего его нежный слух мерзавца не отказался: терпеливо выждав, пока тот рискнет снова приблизиться, со всей доступной скоростью дернулся вперед, чтобы хорошенько тряхнуть мелкого стервеца за шкирку. Однако и в этот раз не преуспел, потому что Белка, неотрывно следящая за его поползновениями, вовремя уловила опасность и проворно нырнула под чужую руку. Курш при этом оглушительно рявкнул, заставив наемника отшатнуться, а потом они вдвоем стремглав сорвались с места – только их и видели. В считанные минуты, подняв в воздухе тучи пыли, проскочили вперед, растолкали замешкавшихся скакунов, умчались с невероятной скоростью, задорно хохоча и радостно взревывая. А потом, достигнув берега, принялись знаками показывать, куда надо пойти всяким злобным и мстительным типам с их неуемным желанием надрать чей-то зад; где они видали их жалкие угрозы и куда те самые "типы" могут их засунуть. После чего гордо надулись, с высокомерным презрением дождались помрачневших спутников, держась, впрочем, на почтительном расстоянии. И, чтобы не искушать никого лишний раз, теперь ехали самыми первыми, но так, чтобы вовремя успеть рвануть с места в любую секунду.

Правда, довольно скоро Белке надоело оглядываться на каждый подозрительный шорох. Помучившись и изъерзавшись в седле, она ненадолго задумалась над тем, как бы поудобнее устроиться. А потом, презрев все правила и условности, с довольным видом уселась задом наперед, чтобы всегда видеть чужие руки, вовремя подметить опасное движение и суметь за мгновение до броска ловко ускользнуть. Все-таки Братья – это не деревенские увальни с их надоедливой медлительностью. Не тупые солдафоны и не разленившиеся служаки. Каждый из этих неразговорчивых мужчин находился не только в расцвете сил и недюжинных возможностей, а еще и заслуженно носил на руке алую метку Магистра.

Однако она не боялась: до Диких Псов даже им было далеко. Более того, ее несказанно раздражали их татуировки, практически полностью повторяющие татуировки Стражей. Но еще больше раздражало, что они посмели присвоить себе чужие звания, и, конечно, просто выводило из себя, что кто-то смел безнаказанно носить на руке метку знаменитых и пока никем не превзойденных Гончих. Потому что у них не было этого права. Ни у кого. Как не было этого права у тех, кто создал все их нелепое Братство.

Они – не Дикие Псы. Никогда ими не были и не будут. Нелепо считать, что хоть кто-то из них, даже так называемые "Магистры", сумеют сравниться с ее Гончими. Это неправильно, что память о Стражах так исковеркалась. Неправильно, что новые "Стражи" так измельчали. Невыносимо видеть, что они превратились в самых обычных наемников. И совсем уж стыдно сознавать, что теперь уже ничего нельзя изменить. Разве что перебить всех до одного и надеяться, что Братство больше не воскреснет?

К своей вящей досаде, Белка хорошо понимала, что виновата в этом сама: упустила то время, когда в Аккмале и соседней Ланнии начало зарождаться это странное движение. Откуда-то появились первые мастера, стали проворно набирать молодняк, учить, наставлять... сперва – на задних дворах многочисленных таверн, а потом и в хорошо обустроенных Школах. Иногда за плату, а иногда и без оной, если, конечно, малец того стоил. И она опрометчиво упустила момент, когда из неуклюжих подростков постепенно стали получаться неплохие для смертных воины... потом, когда в дело вступили маги, некоторые из Братьев вдруг обрели странные, подчас необъяснимые умения... много что было сделано во имя Братства. Много потрачено времени. И она это время, как ни тоскливо сознавать, бездарно потеряла. Но, что особенно плохо, не увидела тот опасный момент, когда появился знаменитый Кодекс Братства. Когда сформировалась четкая система опознавательных знаков, в которой после окончания трудного, утомительного, почти десятилетнего обучения вчерашнему мальчишке присваивали его первого "Пса", навешивая на кожу с помощью специального заклинания сложный рисунок. Затем едва оформившихся пацанов выпускали в мир, заставляя пройти индивидуальное Испытание, в котором они показывали то, чему смогли научиться. Заставляли на практике применить полученные знания и умения, от искусства таиться на голых камнях до способности бежать без устали несколько суток кряду. Вынуждали выживать там, где простому человеку было не выжить. А потом, если юный щенок справлялся и доказывал, что достоин, его рисунок плавно менял свой цвет от бледно-серого к белому, затем – к оранжевому, желтому, зеленому, синему, фиолетовому, а по достижении нужного уровня и – ярко алому. Точно такому же алому цвету, которым по какой-то злой иронии была расчерчена ее собственная кожа.

К слову сказать, магическая печать становилась настоящей татуировкой только в двух случаях: если наемник достигал вершины своего мастерства и получал метку Магистра (мастеров такого уровня во все времена было очень немного) или когда в силу ряда причин человек был вынужден покинуть Братство. Из-за увечья, например. Или так, как случилось с Фаргом после смерти отца – ради важного семейного дела. А до того момента ее наносили магией, поверхностно, и она легко меняла окрас, согласно уровню мастерства и боевому опыту воина.

Вообще, с этими татуировками возникло много вопросов. Начиная с того, какой умник их, собственно, изобрел, где отыскал нужных магов и почему надоумил сделать именно так – чересчур откровенно подражая Диким Псам. Да еще создал жесткую систему рангов, согласно которой узоры меняли свою форму, цвет и даже свойства.

Что за свойства, спросите?

Например, такие, чтобы по татуировке можно было легко определить, где находится любой из Братьев, при необходимости найти его, опознать; понять, связан ли он Заказом или уже выполнил все, что требовалось. И жив ли вообще. Татуировка также умела предупреждать хозяина об опасности и отличать правду ото лжи. Ну, а еще, видимо, с их же помощью за наемниками пристально следило само Братство. И если у кого вдруг возникало нехорошее желание обмануть Мастера или собственных Братьев, взять неправильный заказ, предать побратима, скатиться до работы наемного убийцы или совершить что-то, позорящее саму идею Братства, наказание отступнику светило быстрое и неотвратимое. Причем, насколько поняла Белка, провинившемуся, как минимум, отрубали правую руку по локоть, избавляя таким образом и от метки, и от возможности продолжать карьеру наемника. А то и вовсе отправляли на встречу с Ледяной Богиней, как не оправдавшего высокого доверия.

В свое время она пришла в ярость, узнав о том, что по всему Интарису и близлежащим странам в считанные десятилетия расползлась эта зараза. Однажды, встретив такого вот "Брата" и опознав метку, искренне оторопела, не веря своим глазам. Потом, разумеется, душу вытрясла из этого молчуна, пытаясь выяснить, что за дела такие творятся. Наконец, пришла в настоящий ужас оттого, что так нелепо упустила эту опасную болезнь и, бросив все дела, ринулась в Обитаемые Земли. Однако поделать уже ничего не смогла: новая организация уже разрослась, твердо встала на ноги. За верность слову и безупречное исполнение Заказов заслужила уважение и получила справедливое признание. К Братьям охотно шли, с чистой совестью платили за оказанные услуги и были твердо уверены, что никакого обмана не будет. А те редкие хитрецы, что решались использовать их в своих целях, довольно быстро убеждались, что за обман ВСЕГДА и очень быстро следует наказание.

Разумеется, многие из тех, кому отказали, не на шутку взбеленились, потому что неожиданно выяснили, что всех своих клиентов Братство тщательно проверяло, выясняя о потенциальном заказчике все, вплоть до цвета нижнего белья и дурных привычек. Кто-то рисковал возмущаться. Кто-то пытался спорить или искал способ уничтожить компромат посредством личных (порой – немалых) связей. Было время, когда напряжение между Братьями и смертельно оскорбленной знатью Интариса достигло состояния почти что войны... но, как ни странно, Братство не только не понесло ущерба, не только продолжало спокойно и невозмутимо работать, но даже видимых потерь не понесло. Более того, с некоторых пор даже самые рьяные противники стали относиться к нему с изрядной опаской. В первую очередь оттого, что в один прекрасный момент кого-то из этих скандальных крикунов деликатно сняли с высокого поста, к кому-то домой наведались тихие неприметные люди с вежливой просьбой не накалять обстановку. Кому-то очень ненавязчиво рекомендовали покинуть страну во избежание несчастного случая. А самые буйные внезапно осознали, что за Братством стоит могучий, бесстрастный и ОЧЕНЬ влиятельный покровитель, способный хладнокровно устранять любые препятствия на пути к своей цели. Или группа покровителей, для которых не составляло труда решить этот спорный вопрос самым радикальным способом.

Это быстро поняли: отступили, смирились, признали свое поражение. А с некоторых пор приняли существование Братства, как свершившийся факт, и постепенно, с каждым годом все увереннее и спокойнее, начали обращаться за помощью. Особенно тогда, когда стало понятно: Братья не принимали Заказы на убирание неугодных, на грабеж, воровство или политические махинации. Они не являлись гильдией наемных убийц или карателей. Они не вмешивались в дворцовые интриги. Не порывались свергать королевскую династию или менять существующий порядок в угоду сильным мира сего. Они стали третьей силой, равнодушно относящейся к чужим склокам, дрязгам и разборкам. Охранники, телохранители, ищейки... кто угодно, кроме продажных крохоборов. К ним можно было прийти с неловкой просьбой отыскать пропавшего родственника, задержавшегося в поездке купца или потерявшегося в соседнем лесу ребенка. Их не боялись оставлять с невинными и хорошенькими девицами, доверяли в одиночку перевезти через океан набитый драгоценными камнями сундук. Считали за честь нанять в качестве сопровождения на любое значимое мероприятие. И очень большой удачей, если вдруг получалось нанять такого телохранителя на месяц, полгода, год... насколько оформлен Заказ. Потому что никогда, ни разу за всю трехсотлетнюю историю своего существования Братства не было случая, чтобы они подвели нанимателя.

Осечки, разумеется, случались, потому что невезучий купец мог быть убит разбойниками, пропавший родственник – скончаться от смертельной болезни, а заблудившийся в дремучем лесу пацан – быть съеденным диким зверьем. Но в таких случаях они просто возвращались к нанимателю с доказательствами произошедшей трагедии, а затем, вернув залог, вежливо откланивались. И большинству живущих не было никакого дела до того, что они незаслуженно носили на руках метки давно исчезнувшего клана Диких Псов. Никого не волновало, что так не должно было случиться. Никто не задумывался над тем, что прежние Псы никогда не были наемниками, а единственным делом их жизни было сохранение покоя Обитаемых Землей. Мало кто помнил, что легендарные Гончие вообще существовали: пятьсот с половиной лет для человеческой памяти – это слишком большой срок. Поэтому ничего удивительного в том, что Братство приняли и признали, окружив заслуженным почетом и уважением, не было. Несмотря даже на то, что на своих предтеч они мало чем походили.

Однако Белке до этого было дело. Причем, проблема Братства беспокоила ее настолько, что некоторое время назад она самолично явилась в Аккмал, собираясь вытащить на свет божий тех, кто сумел организовать, поддержать и развить эту опасную силу. Более того, в сердцах даже прошлась по нескольким Школам, как в Интарисе, так и в других городах. Кое-кого потрясла, кого-то припугнула, кого-то с досады некрасиво пнула в причинное место, а кому-то просто пристально посмотрела в глаза. Но того, что хотела, так и не вызнала: никто из Мастеров, даже Магистров и настоятелей Школ, не имел понятия, что за люди стоят за лаконичной вывеской под названием "Братство", где живут, чем занимаются и для чего все это устроили. Неожиданно для себя она обнаружила, что эти загадочные личности и их преемники, содержащие Школы в образцовом порядке, настолько хорошо укрыты от посторонних, что даже ей со всей своей силой и умением подавлять чужую волю не удалось вскрыть всю подноготную. Только с огромным трудом и немалым терпением получилось выяснить, что основание этого айсберга, вероятнее всего, лежит где-то очень глубоко. Причем, настолько, что ей, упустившей по оплошности почти полтора века, при всем желании не удастся его достать и тщательно рассмотреть.

Но главное даже не в этой досадной неудаче. И не в том, что стало невозможно отмыть честное имя Диких Псов. С этим она кое-как примирилась. Заставила себя закрыть глаза. Отступила. Однако с тех самых пор частенько давала себе труд возвращаться из недр Проклятого Леса и внимательно посматривать в сторону неподатливого Братства. Отслеживать смутные слухи. Выискивать в Интарисе незаметные перемены. Тщательно изучать то, чему Мастера Школ учат безрассудную молодежь. Но вовсе не просто так, а по одной ОЧЕНЬ веской причине: за годы работы Братство плотно вросло в жизнь людей и нелюдей; бурно разрослось, охватив почти все Обитаемые Земли; пользовалось огромным авторитетом, потому что действительно хорошо знало свое дело; было безусловно предано Кодексу и честно отрабатывало каждый сделанный Заказ.

Однако имелась в этом и некая оговорка. Смутный намек на твердую руку опытного, умелого, но крайне осторожного кукловода. Легчайшая примесь тайны в жестко построенной системе обучения. А еще – странное стремление воспитывать в юных учениках ненормальную, фанатичную, подозрительно стойкую преданность выбранным (кем-то? но кем?) идеалам. Потому что на самом деле получалось, что Братство за три долгих века безупречной работы превратилось в по-настоящему могучую силу. Ту самую, с которой нельзя не считаться и которую невозможно не замечать. Оно раскинуло свои сети даже сюда, в Пределы, не так давно задумав основать в Ардале первую по эту сторону гор Школу. Братство крепко держалось за свои правила и внутренние законы. Полностью подчинялось тому, кого считало полноправным лидером. Как крупная, многочисленная стая, временно разобщенная и разбросанная по странам. Подвижная, умелая, проворная и далеко превосходящая по силе любую из существующих ныне армий. Отлично подготовленная, превосходно вооруженная, способная стянуться в железный кулак по первому зову. Но, что самое страшное, безусловно преданная своему неведомому создателю и готовая последовать за этим непонятным и никому не известным вожаком куда угодно.

Белка слишком хорошо знала, во что может превратиться такая стая. И слишком хорошо понимала, что если эта стая вдруг сорвется, то никакие договоры, мечи и луки Лиару не спасут: взбунтовавшееся Братство, как взбесившийся зверь, уничтожит любого, кто встанет у него на пути. А потому бывшая Гончая была твердо уверена: если это случится, она будет первой, кто заступит ему дорогу.

Собственно, именно по этой причине она вела за собой в Проклятый Лес самую, что ни на есть, элиту Братства. И поэтому же так пристально на них сейчас смотрела, стараясь понять, кто же они и что из себя представляют.

– Ну? – осведомилась она, вдоволь налюбовавшись одинаково хмурыми лицами попутчиков. – Так и будем делать вид, что меня здесь нет, а вы прогуливаетесь по Тракту сами по себе?

Никто не ответил.

– Курш, нас не уважают. Может, надо кому-нибудь в морду дать?

Лакр хищно сверкнул глазами, но снова промолчал. Только подумал про себя, что очень хотел бы взглянуть на то, как дерзкий сопляк станет осуществлять свое неразумное желание. Даже предпочел бы, чтобы начали именно с него – рассчитаться за вопли на переправе, так сказать.

– Ага. Языков, значит, нет, – догадалась Белка, по-прежнему сидя на Курше задом наперед. – Проглотили, наверное, или все же откусили, чтобы не выдать ценной информации потенциальному врагу. Очень удобно: никакого риска для себя и нанимателя. Хотя, помнится мне, всего пару дней назад они были гораздо более разговорчивыми. Особенно вон тот, со шрамом... Терг, тебе не кажется, что это немного странно? Или, может, тебе снова надо увидеть моего глазастого друга, чтобы открыть рот и хотя бы представить своих друзей?

Терг мысленно выругался, но на провокацию не поддался. Еще не хватало в перебранку вступать или доказывать, что не по своей воле выдавливал из себя ответы. Не говоря уж о том, что болезненные воспоминания о собственном бессилии все еще тревожили его душу мстительными намерениями поквитаться.

Снова не получив ответа, она всплеснула руками.

– Нет, это что-то невероятное! Я понимаю, Терг у вас – молчун. Такой молчун, что перед некоторыми буквально рассыпался молчаливыми замечаниями. С этим, который с косой... да не косой, а С КОСОЙ... да-да, смуглый, я о тебе говорю, – жизнерадостно ткнула она пальчиком в Тороса. – Тебя я могу понять, хотя южане обычно более темпераментные. Да не в постели, не дергайся! Просто по жизни. В смысле, быстренько начинают спорить до хрипоты, пока глаза на лоб не полезут. Но ты, наверное, просто исключение, так что, повторяю, могу тебя понять. И тех двоих, с интарисскими невозмутимыми мордами (прямо два стручка гороха, а не Братья), тоже! В конце концов, бывают же молчуны, от природы обиженные? Да и убогие, и покалеченные за излишне длинный язык... но рыжий?! Всем известно, что ланнийцев просто хлебом не корми – дай какую-нибудь дурь несусветную брякнуть. Мол, сделал гадость, и сердцу радость! А этот как воды в рот набрал! Ты слышишь, Курш? Может, он заболел?

Грамарец насмешливо покосился на неподвижное лицо Лакра, его хищно прищуренные глаза, гневно раздувающиеся ноздри, и выразительно хмыкнул. Отчего у ланнийца отчетливо скрипнули зубы, Терг незаметно сжал кулаки, Брон и Ивер просто отвернулись, чтобы не видеть неподдельно озабоченного данным вопросом юнца. И даже всегда спокойный Торос потихоньку проверил, далеко ли лежат его верные сабли и можно ли как-нибудь ненавязчиво обрезать говорливому мерзавцу чрезмерно длинный язычок. Но прямого приказа от вожака все еще не было, и только поэтому они по-прежнему ехали молча.

– Курш, а может, они все тут такие? – вдруг испугалась Белка. – А, малыш? Может, слинять отсюда подобру-поздорову, пока эта зараза на нас не перекинулась? Мне как-то совсем не хочется превратиться в хмурого, неулыбчивого, невоспитанного болвана, у которого только и достоинств, что широкие плечи, руки граблями, да морда ящиком!

– Почему мы идем по Тракту? – наконец, разлепил губы Стрегон, чувствуя, что его терпение подверглось нешуточному испытанию.

– Ура! Хоть один нормальный человек в этом царстве подлых злодеев!

Полуэльф внимательно посмотрел на ерничающую Гончую и опасно сузил глаза. Ему не сложно было подхватить с земли камень, вытащить нож, неуловимым движением бросить аркан и стащить кривляку с седла. Да и причины уже появились: бесконечная череда насмешек и едких острот начинала откровенно утомлять, а от безнаказанности "дерзкий мальчик", кажется, начал забываться. Так что небольшое наказание было бы только кстати. И он мог это сделать. Но не стал. Просто пристально посмотрел, давая надоедливому детенышу шанс исправиться. На пробу, ради Заказа. И почти не удивился, когда Белка вдруг отвела глаза, слегка посерьезнела и неловко кашлянула.