Текст книги "На окраине мира (СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Вернувшись в лагерь, он быстро огляделся и немедленно остановил взгляд на привязанном скакуне: Курш, к счастью, был пока жив, без сознания, но взмок еще сильнее, беспрестанно дергаясь в тугих путах, словно в болезненных корчах. Он покрылся крупными хлопьями пены с головы до ног и дышал так, будто сквозь сосуд с водой – с хрипами, сипами и нехорошим бульканьем. Белка сидела тут же – на коленях, положив тяжелую морду грамарца на собственные бедра и сноровисто втирая в кровоточащие раны янтарный мед, с таким трудом добытый под землей. Тот искрился и переливался в неярком свете костра, словно жидкий янтарь. От каждого прикосновения Курша пробивала новая дрожь, он тихо стонал в беспамятстве, хрипел все сильнее, а из-под плотно сомкнутых век катились крупные слезы.

Закончив с ранами, Гончая дала им время подсохнуть, подула для верности, а затем, убедившись, что тонкая пленка достаточно надежна, осторожно отложила голову Курша и со вздохом подошла к котелку, в который до сих пор медленно стекала кровь с подвешенной на суку туши молодого кабана.

– Спасибо, – тихо бросила в пустоту, ни на кого не глядя. Появления Стрегона, кажется, даже не заметила. Зато снова порылась в своем мешке, выудила оттуда какие-то засохшие травки, тщательно разжевала, бросила в остывшую кровь, налила туда же из прозрачного флакона примерно четверть имеющегося "нектара". Тщательно размешала. Дала постоять. Сама в это время уверенно разделала тушу, умело срезав почти всю мякоть и порубив ножом на достаточно мелкие куски. Затем утерла повлажневший лоб, оглянулась на бьющегося в агонии скакуна, снова подошла и проверила ранки. А потом, наконец, глубоко вздохнула.

– Парни, держитесь подальше, ладно? Мне какое-то время будет СИЛЬНО не до вас.

Лакр непонимающе моргнул, когда она какой-то мрачной решимостью вдруг прикусила губу и, притянув к себе голову Курша, легонько ткнула его пальцем в шею. А потом схватила так крепко, как только могла, потому что умирающий конь вдруг взвился, затрепыхался, будто мотылек в паутине, завыл на одной низкой ноте. Еще не пришел в себя полностью, хотя явно уже не был в беспамятстве – просто от дикой боли, которую причинял ему страшный яд, совсем не понимал, что творит. А потому заметался, захрипел, выскочившие из копыт когти снова начали неистово рвать под собой землю. Но вырваться ему не позволили – сильные руки внезапно жестко вздернули его за подбородок, а смутно знакомый, невероятно жесткий голос властно потребовал:

– ЛЕЖАТЬ!

Грамарец дернулся и в последнем усилии распахнул глаза, смутно чувствуя, что должен откликнуться, должен хотя бы увидеть существо, которое посмело отдавать ему приказы. Должен подняться, встретиться с ним глазами и понять, почему же этот ледяной, поистине мертвый голос вдруг стал так важен.

– СМОТРИ НА МЕНЯ, КУРШ! ПОСМОТРИ СЕЙЧАС ЖЕ!

Задыхаясь от боли, дрожащий всем телом грамарец все-таки повернулся на голос. Белка рывком запрокинула его голову еще выше и буквально впилась бешено горящими глазами в его тускнеющие зрачки.

– СМОТРИ ПРЯМО! ОТДАЙ МНЕ СВОЮ БОЛЬ! ОТДАЙ НЕМЕДЛЕННО! ТЫ – МОЙ!! ТЫ МЕНЯ ВЫБРАЛ! И ТЫ ПОДЧИНИШЬСЯ! ОТДАЙ ЕЕ!!! ОНА – ТОЖЕ МОЯ! ОТДАЙ!

Курш сильно вздрогнул и вдруг затих, неотрывно глядя в стремительно разгорающиеся огоньки – его любимые огоньки, в которых он всегда обожал понарошку тонуть. Такие дивные, красивые, яркие... настоящие эльфийские изумруды, исполненные странной силы и непоколебимой уверенности. Властные. Жесткие. Родные. В которых так и не угас безумный страх за него – глупого детеныша, рискнувшего выбрать себе такую ужасающе прекрасную хозяйку.

– ОТДАЙ!

От жесткого голоса Белки наемники дружно вздрогнули, зябко поежившись от пробежавших по коже холодных мурашек. Они не видели ее глаз, но по отвердевшему и словно окаменевшему профилю неожиданно поняли, каких усилий ей стоило держать умирающего друга на самой грани. А когда Курш послушно затих, когда в его черных радужках вдруг замелькали холодные изумрудные отсветы, так же внезапно поняли, что стали свидетелями чего-то очень странного.

В какой-то момент Белка наклонилась так низко, что почти уперлась лбом в мокрую черную шерсть. Ее пальцы, держащие чужую шею, побелели от жуткого напряжения. По лицу пробежала болезненная судорога, из горла вырвался долгий вздох, страшно напрягшееся тело задрожало от невыносимой боли, которую недавно испытывал Курш. Но зато его взгляд вдруг стал осмысленным, разумным, почти спокойным, однако вместе с тем – и очень несчастным.

Поняв, что сделала для него любимая хозяйка, грамарец жалобно заскулил, а она только прижалась крепче, переживая трудный миг Единения, крепко обняла и тихо прошептала:

– Вот так. Теперь все будет хорошо, малыш. Я не дам тебе умереть.

Курш горестно застонал, хорошо зная, ЧТО ей сейчас приходится выносить, но Белка так же неожиданно отпустила его и дрожащими руками потянулась к котелку. Тяжело дыша и едва не падая, подтащила ближе, осторожно наклонила, а затем принялась лить смешанную с "нектаром" кровь в подставленную грамарцем глотку.

Лакр хорошо видел, как опасно гуляет полная до краев посудина, как дрожит синяя жилка на виске жутковато скрипнувшего зубами пацана. Как тяжело вырывается дыхание из его груди, как медленно стекают по побелевшему лицу капли внезапно выступившего пота. Как хрипит и давится этой кровью освобожденный от жуткой пытки Курш... а потом вдруг осознал, что все, что должен был испытывать он, сейчас странным образом сумел забрать себе Белик, и в ужасе отшатнулся.

– Ты что делаешь?! Белик, ты что натворил?!

Белка даже головы не повернула. Только руки задрожали еще сильнее, да наружу просочился предательский стон. Казалось, ее раздирают изнутри пыточные клещи, жгут елкой щелочью, плавя кости и мышцы, льют в глотку раскаленный свинец и мучают, мучают, мучают бесконечно, только и дожидаясь, когда она все-таки сдастся. Белка резко прикусила губу, не заметив, как тоненькой струйкой сочится по подбородку кровь. С трудом стояла на коленях, едва не падая на измученного этой же самой пыткой Курша, но хорошо знала, что если не справится, он быстро умрет. А потому упорно держалась и продолжала лить кровь, в которой был растворен драгоценный "нектар" – его единственное спасение.

Когда котелок опустел, она на долгое мгновение зажмурилась, потому что на одну бесконечную минуту жжение в груди стало по-настоящему нестерпимым. Но потом внутренний жар немного угас, глаза прекратило заливать едким потом, а голос Лакра перестал звучать, как испорченная труба.

– Белик?!

– Не шуми, – хрипло каркнула она, обессиленно опускаясь на землю. – Мясо лучше дай: Куршу нужны силы. И развяжите его. Теперь уже можно. Он больше не будет рваться – я не позволю.

– Ты что с собой сотворил?! Что наделал?! Какую дурость опять выдумал, а?!!! – зло рявкнул ланниец, торопливо подтаскивая заранее приготовленные куски.

Она молча забрала протянутое им мясо, стараясь не смотреть на то, как сильно трясутся пальцы. Так же молча просунула в липкую от крови пасть грамарца, старательно затолкала и слабо улыбнулась, когда Курш со стоном, с трудом, почти ненавидя себя, но все-таки сглотнул. Она знала, что на выздоровление потребуется время. Что двинуться в путь они смогут не раньше, чем через сутки, в течение которых ему придется почти постоянно есть, чтобы восполнить запасы, которые высвобождал сейчас "нектар". Однако Курш начал глотать сам, а это значило, что с каждой минутой им обоим будет становить все легче и легче. Это значит, что она все-таки успела, лекарство сработало, и он (а это самое главное) будет жить.

– Развяжи, – тихо повторила Белка, когда Лакр нерешительно взглянул на путы.

Он всмотрелся в ее белое лицо и внезапно вздрогнул, подметив жутковатые отсветы в глазах, которые от него старательно отводили. Тяжко вздохнул, гадая о причинах, но послушался – сердито ворча, принялся развязывать тугие узлы. И все время, пока она кормила оживающего питомца, беспрестанно сплевывал, зло косился и шипел на некоторых недалеких болванов, которые вздумали помереть тут у них на руках.

Поняв, что друг работает слишком медленно, к Куршу решительно шагнул Ивер. Затем переглянулись Терг с Торосом, дружно вздохнули и принялись за узлы на тех веревках, что еще оставались. Стрегон пару минут следил за тем, как слаженно и единодушно они ринулись на помощь, а потом со странным раздражением подумал, что дерзкий мальчишка как-то слишком уж быстро стал для них чем-то большим, чем просто проводником. Особенно сейчас, когда так отчаянно рисковал собой ради, в общем-то, простой, бессловесной, хоть и разумной твари.

Едва с мясом и веревками было покончено, Курш подполз ближе и свернулся вокруг устало прислонившийся к сосне хозяйке черным змеем. Положил морду на колени и, преданно заглянув в потускневшие глаза, тихонько заскулил.

– Все хорошо, – шепнула Белка, слабо улыбнувшись. – Я почти в порядке. Скажи спасибо парням, что так здорово помогли. Слышишь, рыжий? Спасибо вам.

– В следующий раз я тебя сам убью, чтоб не мучился! – огрызнулся Лакр, с невероятным облегчением поняв, что ничего страшного не случилось: мальчишка жив, не ранен, почти пришел в себя (чего бы он там не натворил), да еще дерзить начал – значит, кризис миновал. – Только попробуй мне завтра, сдохни. Я тебя с того света достану и тут же снова убью, чтоб знал, как пугать нервных и неподготовленных к твоим глупым шуткам людей!

– Да брось. Все нормально. Слегка тряхнуло, а теперь уже отпустило.

– Неужели? – ланниец с подозрением всмотрелся в усталое лицо Белки. – Такое впечатление, что тебя вывернули, завернули и снова вывернули.

– Не каркай, дурак... и так еле держусь: от этой крови до того мутит...

– Так тебе и надо, – буркнул он. – Что ты вообще натворил?

– Боль его забрал, – неслышно шепнула Белка. – На время, чтобы он смог поесть. Это эльфы научили... давно еще... гады ушастые... погано, конечно, но иначе я бы не смог... Курш для меня – как ребенок, а детей даже ты, изверг, не стал бы отдавать на растерзание.

– Дурак! Не мог немного взять? – неподдельно возмутился Терг, сворачивая веревки.

– Нет. Или все, или ничего: слияние не признает кусков.

– А если б не вышло?!!

Гончая молча уткнулась носом в конскую гриву и промолчала.

– Тьфу на вас, – в сердцах сплюнул Лакр. – Долго тебе так корчиться?

– Нет. Пару минут осталось, – прошелестела она, не поднимая головы.

– Жаль. Может, если б весь день промучился, перестал бы насмехаться и дерзить!

– Ох, как же я мог забыть? От тебя разве слова доброго дождешься? Только и пользы, что волосы на парик выдернуть, да остроты по балаганам раздавать...

– Зараза! Белик, да знаешь, кто ты после этого?! – Лакр возмущенно обернулся, но она уже не слышала – крепко спала, уронив трепаную голову на черный бок Круша, и тихонько дышала в могучую шею, на которой все быстрее проступал прежний здоровый блеск.

Лакр неловко помялся, все еще кипя от негодования и запоздалого испуга, но потом подумал, посопел. Глянул на розовеющую в далеком небе полоску, возвещающую о приближении нового дня. Вспомнил, что тоже больше суток на ногах, и, стараясь не топать, чуть не на цыпочках отошел в сторонку.

– Торк с тобой, – пробормотал в тишине, собираясь хоть немного отдохнуть. – Бить тебя сейчас жалко – и так еле дышишь, герой сопливый. Пинать бесполезно – все равно ничего не почувствуешь. Ругать глупо, но вот завтра, когда проснешься, я тебя первый же и удавлю... а если кто решит приобщиться к такой чести, пускай становится в очередь!

В темноте раздалось сразу четыре смешка, подвергнувших сомнению саму возможность осуществления его искреннего желания (разумеется, по причине того, что тоже были бы не прочь поучаствовать). Затем оттуда кровожадно сверкнули четыре пары горящих глаз, выразительно зашелестел задвигаемый в ножны клинок, и Лакр вдруг со всей ясностью понял, что завтра ему придется отстаивать свое законное право, как минимум, с кулаками.

Глава 16

Когда Стрегон открыл глаза, солнце уже подползало к зениту. Давно проснувшийся лес бодро шелестел зелеными ветками, негромко бормотал на сотни голосов, звенел тысячами комариных крыльев и всеми силами жил, боролся, отстаивая свое право на существование. Побратимы еще спали, и только Терг, заступивший на последнюю стражу, терпеливо дожидался пробуждения остальных.

Взгляд полуэльфа сам собой метнулся в сторону Курша, но, как ни странно, его место пустовало. Как не было там ни Белки, ни ее вещей.

Он так же быстро обежал глазами поляну, убедился, что их шустрый проводник снова бесследно исчез, и вопросительно повернулся к Тергу.

– Где?

– Белик-то? Ушел пару часов назад.

– Курш с ним?

– А то, – хмыкнул побратим, помешивая прутиком угли в костре. – Поднялись еще раньше меня, хотя я думал – до вечера не очнутся. Походили, посмотрели на вас, буркнули, что хуже сонь на свете еще не встречали, да и ушли на охоту. Белик сказал: Куршу надо много есть, чтобы прийти в форму. Да я и сам видел – отощал за ночь, будто с месяц не кормили. Но бегает довольно бодро.

– А наниматель?

– Нет, – мотнул головой Терг. – Пока не появлялся.

Стрегон задумчиво кивнул.

Странно, ему казалось, что заказчик появится здесь раньше них, однако его, похоже, что-то задержало в Ардале или по пути сюда. Может, с проводником возникли проблемы? Или все-таки нашелся Ходок? В любом случае, им придется снова ждать, пока тот объявится.

– Тут тебе Белик подарок оставил, – неожиданно хмыкнул Терг, с любопытством взглянув на неподвижное лицо вожака, с которого полностью исчезли старые шрамы. – Сказал: должен понравиться.

– В самом деле?

– Угу. Что вы там опять не поделили, если не секрет, что он не рискнул вручать тебе сам?

– Ничего, – Стрегон отвернулся и быстро поднялся, не желая даже узнавать, что может быть спрятано в оставленном у костра свертке. Вряд ли что-то хорошее. Судя по всему, у этого сопляка проблески ненормальной щедрости очень часто чередуются со вспышками бешенства и страстным желанием понаблюдать за чужими мучениями. С учетом того, что после комаров он их полдня изводил, прежде чем ударить палец о палец, вдоволь насладился плачевным видом, довел до последней грани и только после этого вмешался. А вчера у схрона очень внимательно следил за тем, как пропустившему предательский удар полукровке пришлось кататься по земле, царапая ногтями толстый слой дерна и кусать от ярости собственный воротник. Не помог, не подошел, не подал руки и даже не сказал, что сожалеет. Знает же, до чего это погано. Но ведь все равно сделал и потом молча изучал, как любитель бабочек – приколотую к коре букашку: холодно, равнодушно и бесстрастно, ничуть не интересуясь ее мнением. Если бы не клинок, там бы с ним и рассчитался. Но сперва было недосуг, потому что отходил долго, да всю оставшуюся ночь провозились с Куршем. А теперь не удивлюсь, если разверну ткань и найду там в качестве "подарка" свежий коровий навоз. Или ядовитую гадину, у которой есть страстное желание вцепиться кому-нибудь в нос.

Может, не надо было и меч брать?

Стрегон раздраженно дернул щекой, вспомнив о том, что так и не успел как следует разглядеть свой трофей. Впрочем, может, Белик уже успел его свистнуть ради шутки и как раз отправился отвозить обратно? А что? Вполне в его духе. Потом заявится и, как ни в чем не бывало, сообщит, что передумал.

Он тяжело вздохнул, собираясь уйти.

– Эй! – Терг бросил вожаку плотный сверток. – Ты забыл!

Стрегон машинально поймал, посмотрев почти с отвращением. Но потом пальцы зацепились за что-то острое, смутно знакомое, плохо завернутая ткань начала расползаться сама по себе, а когда он понял, ЧТО ИМЕННО видит, то непонимающе замер и как-то растеряно опустился на ближайший пень.

– Торкова лысина! – оторопело воскликнул Терг, когда у него перед носом развернулась странная чешуйчатая кольчуга из совершенно непонятного материала. Матово-черная, слабо поблескивающая острыми краями невероятно крупных чешуек. Сама чешуя будто со змеи снята, но ТАКИХ огромных в природе вроде не бывает – самая мелкая чешуйка была с половину его ладони! И все до единой пригнаны настолько плотно, что даже иголку не втиснешь. Судя по шороху и той легкости, с какой она расстелилась по траве, весу в ней – с гулькин нос. Но при этом любому дураку ясно: прочнее нее мало что найдется в этом мире.

– Стрегон! Это ж за что он тебе такое чудо отдал?! И откуда вообще его взял?! – Терг восторженно ахнул, пройдясь сильными пальцами по странной чешуе – та легко изгибалась, пружинила, но стоило лишь немного надавить – как тут же превращалась в литую нерушимую стену, способную уберечь и от стрелы, и от меча, и от арбалетного болта. – Вот уж действительно, чудо! Стрегон! Да очнись же?! Где вы ее раздобыли?!

Стрегон странно опустил плечи и несвойственным себе жестом вдруг взъерошил пятерней белую гриву, выдавая искреннюю растерянность и непонимание. Да что такое? В чем дело? Почему и откуда Белик узнал?! Неужто подметил? Но я ж ни слова не сказал! Вообще не собирался, хотя она по-настоящему запала в душу! Просто не хотел грабить, а он... выходит, для этого немного задержался? Не понимаю... теперь я уже ничего не понимаю!

– Эй, ты что, уснул?!

– А? – он недоуменно поднял голову и посмотрел на широкую усмешку друга: Терг с таким восхищением протягивал эту грешную чешую, словно самому подарили. Сразу понял, что другой такой действительно нет: бывалый ветеран много чего может понять с первого взгляда. Вот и мне показалось, что кольчуга надежная. А теперь, когда увидел при солнечном свете, да в полный рост... не думаю, что смогу ее поцарапать своим старым мечом. Может, только новым и сумею? Если, конечно, Белик не передумал.

Полуэльф, как во сне, дошел до того места, где вчера оставил сложенную куртку, но нет – кончик серебристых ножен со знакомой рунной вязью так и выглядывал из рукава. Не тронул Белик своего подарка. Не надумал отнять. Да еще кольчугу не пожалел за что-то.

Стрегон ошалело помотал головой.

Торк! Да если он таким способом извиниться хотел за тот удар, то почему не вчера?! Не сразу?! Ведь броньку явно взял с собой специально, чтобы еще раз удивить и вызвать восторженный стон! А тогда был такой удачный случай! За подобное чудо все бы ему простил! Немедленно! На руках бы подбросил! Расцеловал бы в обе щеки! Ничего бы не постеснялся, потому что, когда дарят искренне и от чистого сердца, невозможно ответить иначе! А малыш все же заметил, как у него глаза дрогнули! Сразу понял, что душа взвоет без этого меча! Не пожалел, не пожадничал – просто отдал и велел забыть, как о какой-то мелочи! Дескать, в хорошие руки отдаю и ладно, доброму воину и меч должен найтись под стать... а потом и кольчужку присмотрел, явно хотел сюрприз сделать по возвращении! Но почему он тогда не сделал этого СРАЗУ?! Когда попал коленкой так неудачно, но когда я мог бы простить, не злиться, не кипеть, как вода на слишком сильном огне?! Почему смотрел тогда так странно, словно что-то искал? Почему молчал, если ударил все же специально? Почему выжидал так долго и лишь теперь, когда внутри осталась лишь сухая зола, все-таки извинился?!

– Не понимаю... – пробормотал полуэльф, растеряно подбирая кольчугу.

– Что именно? – усмехнулся Терг. – Почему за небольшую прогулку получил такое сокровище?

– Ни-че-го. Теперь я не понимаю вообще ничего!

– Да брось, брат. Чем-то ты нашему Белику глянулся, да и оценил он, что ты вдруг помогать пошел. Мог не ходить, а сделал. Он мне так и сказал сегодня, так что бери и не сомневайся. Хорошая вещь. Настоящая. Не знаю, конечно, где он отыскал эту редкость, но не думаю, что ты сможешь за нее расплатиться.

"Да я и так, выходит, по уши в долгах, – мрачно подумал Стрегон. – Даже не знаю, как отдавать. Или ему от меня что-то нужно? Ведь не за красивые глаза он мне ее подарил? За помощь-то мечом расплатился. Разве что действительно... извиниться хотел?"

– Фьють! – вдруг присвистнул разбуженный шумом Лакр, рассмотрев странную вещицу. Тут же проворно откинул плащ, почти бегом, спотыкаясь и чертыхаясь от попавших под голые пятки шишек, кинулся осматривать обнову. Замычал, заохал, зацокал, старательно ощупывая необычную вещь. Потом, конечно же, зашипел и сунул в рот порезанный палец, потому что никак не мог избежать соблазна отковырять хоть одну чешуйку. Наконец, разочаровано вздохнул, узнав, кому досталось это черное чудо, и пошел сообщать остальным, что их вредный, скрытный вожак и двуличный, полный подлого коварства проводник внезапно спелись, сговорились, а потом нагло секретничали, оставив остальных умирать в неведении, догадках, сомнениях и черной зависти.

Гады!

Стрегон только головой покачал, теряясь в догадках не меньше, но расспросам и бурному обсуждению предпочел немного побыть в одиночестве, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. И приводил их ни много ни мало – часа два, пока голова не начала раскалываться на части, а голодное брюхо не взвыло на разные лады. Однако чтобы вернуться в лагерь, отвлекаясь от сумбурных размышлений, ему пришлось сделать большой крюк, потому что за пару часов в лесу можно далеко убрести. Он в третий раз за последние сутки дошел до русла Мертвой реки, неторопливо прошелся вдоль сухих берегов, отыскал свои собственные следы и, наконец, направился в обратную сторону.

Признаков присутствия чужаков ему нигде найти не удалось. Отпечатки Белика на земле тоже едва виднелись. Какое-то время Стрегон напряженно вертел в уме одну странную догадку, но, в конце концов, решил просто спросить. А решившись, ускорил шаг, намереваясь разобраться со своими вопросами как можно скорее. Все же не станет ведь мальчишка нагло врать? Как оказалось, он предпочитает молчать или увести разговор в сторону от скользкой темы, если не желает ее обсуждать. Но прямая ложь... нет, вряд ли. Впрочем, умному человеку не нужно знать много, чтобы даже из недомолвок сделать правильные выводы.

Уже почти дойдя до нужного места, Стрегон вдруг заслышал странный шум. Удивился, конечно, потому что не понимал его источника, после чего недоуменно нахмурился, остановился и, естественно, внимательно прислушался.

– ...эй, не смей! Не смей, кому говорят! Это мое! Руки прочь, все поняли?! Курш, цапни-ка этого наглого вора за какое-нибудь место! – донесся до него возмущенный голос Белика. – Лакр! Лакр, не тронь, а то пожалеешь! Шишкой сейчас кинусь! Ты слышал?!

Та-ак. Белик живой и здоровый – это радует. Курш, видимо, тоже, потому что активно рычит и шипит ядовитой гадиной, отчаянно защищая хозяина. Странно. Что там опять случилось?

– Жадина! – разочаровано отозвался невидимый ланниец. – Чего тебе, кусочка жалко?

– Жалко! Не видишь – не готова еще!

– Да готова, чего ты врешь-то?! Чего я, по запаху не узнаю?!

– Ку-у-у-урш!

– Ладно! Ладно, чудовище! Уже ухожу!

– Так-то, – сердито фыркнул Белик. – А то как работать, так нет никого, а как на готовенькое, так вот они, явились – не запылись! Бери пример с Терга, рыжий! Он, хоть исходит на слюни, но сидит на месте и руки к чужому добру не тянет! Даже у Ивера до земли висят, а ничего – терпит! Один только Торос, как умный человек, чистит кольчугу и в ус не дует, а вы похожи на диких абезьянов, готовых скакать под деревом ради спелого фрукта!

– Какие абезьяны?! – оглушительно рявкнул знакомый бас. – Какие еще фрукты?! И где ты видал у меня слюни?!

– Да вон... вон, капают! Вся рубашка мокрая!

– Ах ты, гад...

– Это где это у меня висит?! – вторил возмущенному голосу Терга хрипловатый баритон стрелка.

– Сказал бы я, где. Да только ты меня потом в этом же котле и утопишь...

Стрегон изумленно вскинул брови: это еще что такое?! Почему его грозный ситт превращается в балаган?!

– Лакр, ты что это делаешь? – снова донесся до него полный подозрения голос Белика. – Ну-ка, отойди оттуда! Кому сказано... гад! Шишкой?! Мне?!!! А боевым снарядом в глаз не хочешь?!!!

– Белик!!!

– На! Получи! Тройной удар слева и прямо по курсу!

– Торк! Ты ж мне в ухо попал!

– Ничего, я еще и в глаз могу...

– Вот ты как заговорил? Ну, держись!

– Лакр, мерзавец! – вдруг неподдельно разозлился пацан. – Ты что творишь?!! Не смей... А!!! Я тебе покажу, как ветку раскачивать! Я тебе дам, как в меня кидаться! Вот тебе! Получи! И еще! Терг, Ивер, внимание – вы на линии обстрела...

– ЭЙ, А ПО НАМ ЗАЧЕМ?!

– Уй! Хватит! Хватит!! – истошно взвыл невидимый Лакр, и Стрегон невольно прибавил шагу. – Эй, кто-нибудь! Уберите его оттуда! Он же нам всю уху испортит!

– Я ИСПОРЧУ?! ВОТ ТЕБЕ! ОТ ЧИСТОГО СЕРДЦА! ПОЛУЧИ!

– Белик!!!

– Хватит!!! Мы тут ни при чем!

– ВСЕ ПРИ ЧЕМ!!!

– Ату! Мужики, гаси его!!!..

Стрегон почти бегом выбрался на открытое место, тщетно стараясь понять, в чем дело, и вот тут-то почувствовал, как у него самым некрасивым образом отвисает нижняя челюсть.

Как оказалось, дело происходило вокруг разгоревшегося костра с подвешенным на рогатинах котелком, где аппетитно булькала доходящая до готовности уха. Собственно, из-за рыбы-то и развернулась главная баталия, в которой, как ни удивительно, принимали участие все присутствующие. Проблема, судя по всему, заключалась в том, что, помимо ухи, над костром, подвешенные за хвосты, довольно высоко болтались две крупные рыбехи, которые кто-то явно хотел закоптить. Причем, начался этот процесс довольно давно и, вполне вероятно, очень скоро мог подойти к приемлемому результату. Однако, поскольку рыбех было только две, уха не дошла, а голодными были все, то, скорее всего, кто-то самый прожорливый (а это, разумеется, оказался Лакр) попытался слопать хотя бы то, что имелось. Белик, конечно, возмутился, потому что добыча была его и готовил, естественно, тоже он. Быть может, даже не собираясь делиться, хотя котел был взят большой, походный. Но, тем не менее, свое добро он честно оберегал, отгоняя злостных воров и нарушителей порядка колючими шишками. В то время как нарушители, надо думать, сильно настаивали на своем. И в результате по поляне теперь носился, изредка подпрыгивая от особо точных попаданий возмущенно потрясающий кулаками Лакр, с непередаваемым азартом швырял такие же шишки (а их на земле было немало) в вертлявого противника, особенно стараясь попасть в мягкое место. Белик, разумеется, в долгу не остался, поскольку в это самое время восседал на сосновой ветке прямо над весело побулькивающим котлом и без труда добывал себе колючие снаряды. Видно, он как раз собирался снять или поправить веревку с рыбами, за которые шла столь ожесточенная битва. Но, так как по нелепому "совпадению" пацан не всегда попадал в того, в кого хотел, то остальные четверо Братьев схлопотали свою часть убийственно точных снарядов и были вынуждены занять стратегически важную позицию – за поваленным бревном, откуда старательно пытались достать шишками скачущего по веткам наглеца.

Стрегон появился именно в тот момент, когда Курш стойко оттеснял своим могучим телом настойчиво рвущегося к цели ланнийца, умело орудуя мордой, копытами и хвостом. На него, конечно, обрушился нешуточный обстрел сразу с двух сторон, но такую мелочь, как колючие шишки, грамарец просто не замечал. И, беспрекословно повинуясь отчаянно ругающемуся хозяину, который оказался в меньшинстве, честно защищал свою недавнюю добычу.

Однако и Лакр не сдавался: с достойным героя древности упорством пытался дорваться до вожделенного приза, воспользовавшись для этого, в качестве защитного средства, матово блестящей кольчугой вожака. ТОЙ САМОЙ кольчугой, которой он на манер обычной тряпки прикрывал себе голову и плечи.

– Ой! – первой углядела новое действующее лицо Белка и, выронив шишку прямо в котел, смущенно кашлянула. – А у нас, кажется, гости.

Лакр осторожно выглянул из-за упавшего на нос рукава и тоже поперхнулся.

– А-а-а... привет, Стрегон. Мы уж подумали, ты заблудился.

Из-за бревна осторожно выглянули еще четыре настороженно озирающиеся физиономии (невероятно! там был даже Терг!), непонимающе хлопнули ресницами, но, завидев обалдевшего вожака, вдруг неуловимо покраснели: ну, да... стыдно, конечно. Завелись, как мальчишки, право слово, но у Белика такой талант выводить людей из себя...

– Мы тут... это... – снова кашлянула Белка. – Ну, пока тебя ждали, немного повздорили насчет перекуса... да так, ничего особенного... рыбки, вот, подкоптили, ухи наварили. Правда, рыжий ее едва не сожрал, но мы с Куршем просто не могли этого допустить и грудью встали на защиту твоих интересов. Живота не пожалели, а все до кусочка спасли. Вот. От сердца отрывали, можно сказать, чтобы эта чудная рыбка пришлась тебе по вкусу. Не зря же мы ее с собой со вчерашнего утра тащили? Да, малыш?

Вполне пришедший в форму Курш согласно кивнул и ткнулся носом в источающую дивный аромат добычу, показывая тем, кто что-то не понял. Но, будучи ужасно голодным, в последний момент все-таки не утерпел – инстинктивно втянул запах вкусной (любимой!) еды, как-то по-волчьи заурчал, а затем звучно щелкнул челюстями, моментально откусив мощный рыбий хвост. По самую голову. Причем, не один, а сразу оба, отчего сосновая ветка дрогнула, согнулась и освобождено закачала на ветру свободными концами веревок.

– М-м-м-р, – согласился он с хозяйкой: чудная вышла рыбка.

На поляне мгновенно воцарилась мертвая тишина.

– Куршик? – дрогнувшим голосом, наконец, спросила Белка. – Ты их что, съел?

У рыжего медленно вытянулось лицо.

Грамарец, только сейчас поняв, что натворил, ужасно смутился и виновато прижал уши к голове, заискивающе пискнув и странно съежившись. Братья, растерявшись от такого неожиданного финала, ошарашено переглянулись, а Стрегон только и смог, что подобрать отпавшую челюсть и молча переводить диковатый взгляд с одного действующего лица на другое.

– Мы, пожалуй, пойдем, – торопливо пробормотала Белка, ловко съезжая по сосновому стволу вниз. – Что-то мне резко расхотелось рыбы и вообще... кажется, мальчик опять голоден. Надо бы покормить, пока самих не сожрал. И-извиняйте, но нам надо срочно отлучиться. Куршик, ты со мной согласен?

Грамарец с готовностью подставил спину.

– Умничка. Только я потом к тебе сяду, ладно? Сейчас умоюсь и побежим.

– Белик, постой! – очнулся от ступора Лакр, когда она бочком-бочком скользнула к кустам. – Ты куда?

– Ну... это...

– Да бог с ней, с рыбой, ухи осталось навалом! Давай перекусим, раз уж Стрегон вернулся, а воевать больше не из-за чего!

– Нет-нет. У меня совсем пропал аппетит.

– Да погоди, – с досадой стряхнул с себя иголки Терг, красноречиво покосившись на вожака. – Хватит заниматься глупостями. Никто тебя не тронет. Садись, поешь нормально. А зверюга твоя и сама прекрасно поохотится.