Текст книги "На окраине мира (СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– В том числе, и ты, заноза, – хмыкнул Брон, с удивлением признав, что каша у Белика вышла на редкость вкусной и наваристой.

– Именно, – улыбнулась она. – Ты совершенно прав.

– Ну, а Ходок? – не вытерпел Лакр. – Ты хорошо его знаешь?

Белка неожиданно вздохнула.

– Еще бы.

– Какой он? Что за человек? Почему его так боятся?

– Да как сказать... человеком-то его считать, наверное, уже нельзя. Ну, по крайней мере, он умеет делать то, что ни один смертный не повторит. К примеру, очень силен. Скор. Живет долго и почти все время проводит в Проклятом Лесу. Но не здесь, не в межлесье, а в настоящем. Понимаете? За Кордоном. А то и за второй не боится зайти.

– Разве есть и второй? – удивился Терг.

– Есть, – кивнула Белка. – На самом деле их тут три. Первый – тот, что отделяет обычный лес от межлесья. Его почти не видно. Не зная, пройдешь мимо и не заметишь. Только через пару часов сообразишь, что деревья уже не те, зверушки, даже мелкие, как-то по-другому на тебя посматривают, у невинных зайчиков откуда-то отрасли зубки, как у моего Курша, а маленькая стрекозка может так нагадить, что потом всю жизнь будешь с ожогами ходить. Но это пустяки. Как правило, в межлесье нет по-настоящему опасных гостей. Так, изредка промелькнет один-два, а потом снова тишина. Рейдерам надо лишь внимательно следить, чтобы никакой цветочек в спину ядовитой колючкой не плюнул, да чтоб бабочки на уши не садились. А вот настоящий Кордон... ну, Граница по-вашему... вот это, я вам скажу – да. Мимо нее ни за что не промахнешься. Вокруг всего Проклятого Леса стеной стоит и внутрь никого не пускает. Хотя, и оттуда на нашу сторону – тоже. Но это хорошо. Потому что за ней, если суметь продраться и не помереть от укуса ядовитого клеща... а там почти все до единой твари смертельно ядовиты, от клопа до простого дятла... если сумеешь проскочить под паутиной, разминуться с колючками, шипами и ядовитой смолой... если не попадешь на ужин плотоядным муравьям и не подставишь шею какой-нибудь рыжей бестии, не говоря уж про гиен, волков, лис и прочей гадости (а там, к слову сказать, мелкое зверье имеет нехорошую причину прыгать сверху, чтоб сразу к горлу подобраться)... так вот, если вы все это осилите и каким-то чудом выживете, то тогда и поймете, что межлесье – это детская площадка по сравнению с настоящим Лесом.

– Я слышал, там кабаны здоровенные водятся? – оборонил Терг, прокручивая в голове рассказ рыжего рейдера.

– И кабаны, и гиены с тебя ростом, и песчаники, и ползуны... кого там только нет. Порой на гигантского питона наткнешься: если голодный, сразу проглотит, если сытый, то, может, даст уйти. Есть пара огненных саламандр – некрупных, конечно, потому что их еще в детстве жрут соседи (вкусные, сволочи, до безобразия!). Есть лягушки ростом со взрослую собаку. Прыгуны, обожающие скакать по болотам в поисках тухлого мяса. Зверги, конечно. Куда же без них? Желтые ящерицы. Серая плесень, синий мох... простому человеку там не выжить и пары минут. Или сожрут, или отравят, или к дереву пришпилят: тот Лес не любит нерасторопных. Все, кто в нем прижился, невероятно быстрые, хищные, злые. Так и рыщут, как бы щелочку в Кордоне найти да сюда пробраться. Им тут такое раздолье бу-у-дет... просто не описать. Но, к счастью, выбираются только одиночки. Нечасто. Однако и их порой хватает, чтобы сожрать с десяток рейдеров или побеспокоить границы Золотого Леса. За такими эльфы хорошо следят. Как только узнают, что новая тварь появилась, тут же отправляют своих Охотников, чтобы не разоряла леса. Для того и дорога сюда из Обитаемых Земель – одна единственная, да заставы регулярно стоят, приглядывают за окрестностями. Ну, и расспрашивают проходящих, заодно, что да как по пути случилось. Пока, как видишь, справляются: Новые Земли все еще стоят и знать не знают про такие страсти.

– Ты говорил, что Границ три, – напомнил Торос.

– Да, – кивнула Белка. – Но последний Кордон никто из простых смертных не видел.

– Почему?

– Потому, любопытный ты мой, что до него еще дойти надо, а это, без малого, три дня пути по пересеченной местности в самых что ни на есть суровых условиях. Когда за каждым кустом кто-то смотрит и ждет твоей оплошности, когда от птиц приходится ждать любой пакости, а насекомых вообще нельзя близко подпускать. Никакая магия там не работает. Никакие амулеты не спасают. Надо три дня без перерыва бежать, каждую секунду следя за всем, что делается снизу, сверху, позади и по бокам. И всегда, в любое время дня и ночи, ждать нападения, – у Белки вдруг посуровел голос и стало жестким лицо. – Чтобы выжить, вы должны быть быстрее, сильнее и удачливей этих тварей. Должны быть готовы в любой миг огрызнуться и ударить. В любое место. По любому направлению. Там нет полянки, где можно спокойно уснуть, и нет такого времени суток, когда можно хоть на мгновение расслабиться. Зайдя в Проклятый Лес, вы должны знать, что можете тут же погибнуть – от когтей, яда или просто от перенапряжения. Вы должны быть готовы умереть. Готовы к тому, что ни один плод нельзя безнаказанно съесть, а первый же глоток из ручья уничтожит вас так же верно, как острый клинок. Проклятый Лес – не место для людей. Он не любит чужаков, не умеет прощать ошибки и покоряется только одному существу на всей Лиаре – Хозяину, которого сам же и выбрал. А всем остальным (что смертным, что бессмертным) там совершенно нечего делать. Когда-то только Дикие Псы рисковали ходить по его траве и охотиться в его бескрайних чащах. Только они выдерживали напор его ненависти и отторжения, да и то – не всегда. А с тех пор, как они ушли, никому из живущих это не под силу. Кроме очень редких гостей, которых Кордон иногда пропускает. Что же касается Границы... то да. Третья Граница действительно существует. И она отличается от второй точно так же, как межлесье от Проклятого Леса.

– Хочешь сказать, что там еще хуже? – поежился Лакр.

– Намного.

– А за ней?

Она ненадолго замолчала, невидяще глядя в пляшущие языки огня и яркие искры, взлетающие от порывов летнего ветра.

– Как ты думаешь, рыжий, – наконец, спросила Белка. – Почему так легко эльфам удалось обуздать Серые Пределы? Почему они построили Тракт, спокойно живут с ними бок о бок? Почему девять эпох не могли, а потом сделали? Почему вдруг исчезли наши Заставы, на их месте выросли большие города? Почему так вышло, что всего за пару десятилетий здесь расселились люди, расплодились гномы, пришли и надолго обустроились остроухие? А? Почему, если до тех пор сюда вообще никто не рисковал соваться?

Лакр озадаченно переглянулся с напарником, но Торос только плечами пожал.

– Хозяин, – оборонил в тишине Терг. – Говорят, пять веков назад у Пределов появился Хозяин, заставивший их присмиреть.

– Верно. И когда это случилось, надобность в Диких Псах полностью отпала, потому что Он сумел сделать так, что хотя бы часть этих земель (а они на самом деле баснословно богаты!) стала доступна людям и остальным расам. Он заставил Проклятый Лес ужаться, сократил его ширину, надежно запер самых опасных хищников за Кордоном и позаботился о том, чтобы никто не смог его нарушить. Только поэтому в Серых Пределах... вернее, в Новых Землях... стала возможна нормальная жизнь. И только поэтому мы с вами сейчас сидим там, где всего несколько веков назад простиралась смертоносная чаща.

– Не понимаю, – признался Лакр. – Что в этом необычного? Ну, сделал. Ну, помог обжить Пределы. Спасибо ему, конечно, оценили. А в чем подвох?

– Взгляни на небо.

Он послушно задрал голову.

– Видишь: сейчас, когда солнце клонится к закату, над дальними верхушками словно дымка колышется? Вон там, между нижним краем солнечного диска и кромкой спящего леса?

– Ну... может быть. Не знаю, слишком далеко. А что это?

– Это, рыжий, – невесело улыбнулась Белка. – Осталось от той Границы, что когда-то поставил здесь Изараэль. Правда, в Хрониках его называют Изиаром, Проклятым или Безумным Владыкой. Когда-то считали, что он создал ее, чтобы уберечь Лиару от Проклятого Леса. Потом выяснилось, что это далеко не так. А когда сюда пришел истинный Хозяин и разорвал эту паутину, оказалось, что на самом деле она – всего лишь сложное заклятие, умело искажающее пространство. И что Пределы на самом деле гораздо больше, чем сперва казалось.

– Это как?

– А вот так. Когда-то от Левой Заставы до центра Леса можно было добраться за три с половиной... ну, или четыре дня. Не больше. Потому что протяженность у него была довольно небольшой, а вот в ширину он перегораживал эту долину от Южных до Северных Гор, не давая ни малейшего шанса узнать, что там, за ним. Зато потом, когда заклятие сняли, Пределы будто... развернулись. Как расправленная скатерть, как листок бумаги, который до того времени был смят в железном кулаке. Вот и получилось, что тут вдруг возникли новые земли, холмы, овраги, те самые Белые Озера, которых пять веков назад и в помине не было... а от Ардала или Синтара теперь нужно неделю добираться только до окраин межлесья. В то время как сам Проклятый Лес похож теперь не на смертельную полосу препятствий, а, скорее, на ощенившегося ежа, который, по мере продвижения вглубь, все сильнее топорщит свои иголки, пряча самое уязвимое, нежное и ранимое место.

– А ты уверен? – недоверчиво посмотрел Лакр.

Белка слабо улыбнулась.

– Конечно, рыжий. Я же тут вырос, многих знаю, многое видел. Поверь, Третий Кордон не зря столь мощный и сильный. Не зря надо целый день потратить, чтобы его одолеть. Не зря он так опасен и жесток: за ним, как за прочной скорлупой из живых доспехов, дремлет настоящее сердце Проклятого Леса: Лабиринт. То самое сердце, которое он никому и никогда не доверял. Кроме Хозяина, конечно, и тех, кого Он разрешил к себе пропустить.

– Кхм... – странно закашлялся Лакр, обменявшись быстрым взглядом с побратимами. – А как же хмеры?

– И они там. За двойным рядом заслонов, потому что шибко шустрые. За тройным кольцом неодолимых скал. За печатями, замками и надежными стенами, потому что в противном случае они никогда не позволили бы спокойно жить тем, кто пришел на их законную территорию.

– Значит, Хозяин действительно есть? И Лабиринт тоже? – задумчиво потеребил подбородок Терг. – А почему о Хозяине почти ничего неизвестно? Почему он не показывается? Не вмешивается? Позволяет копаться в своих запасах, как в битком набитой кладовой? Ему что, все равно?

– Нет. Просто Пределы сами решают, кому, что и сколько отдать, – усмехнулась Белка. – И потому, что те, кто сюда пришел по приглашению, отлично знают, когда надо остановиться. Да еще остальным объясняют, чтобы не нарывались. Поверь, жадные рвачи тут долго не живут: Проклятый Лес, как я сказал, не прощает ошибок. И он очень быстро избавляется от тех, кто сделал ему неприятно. Потому-то тут и уживаются бессмертные, потому-то довольно спокойно ведут себя гномы, потому-то Ардал не тянет вперед свои длинные лапы... кстати, пару веков назад по ним чувствительно стукнули, и об этом до сих пор помнят.

– Ты про Прорыв? – быстро уточнил Терг.

– А ты откуда знаешь? – в свою очередь, удивилась она.

– Люди сведущие подсказали. Говорят, тогда Кордон все-таки приоткрылся?

– Что-то вроде того. Когда его попытались поджечь, чтобы выяснить, что ж там внутри, какие богатства прячутся, если рейдеров туда так и тянет, словно пчелок на мед, вот тогда наш Лес и проснулся. Потянулся, сдул эту мелюзгу со своих границ и снова уснул. С тех пор не лезут. А Золотым потом на целый год пришлось от караванов отказаться и вылавливать тех, кто тогда наружу выбрался. После чего они очень настоятельно посоветовали местным королькам поумерить аппетиты, пока их не сожрали тут на пару с их жадностью. Корольки вняли. Поняли, что Кордоны лучше оставить, как есть. Ушли и больше не совались. И это, в общем-то, хорошо, потому что с некоторых пор Хозяин бродит далеко отсюда, не знает, не видит, что делается. Сам Лес тихонько дремлет, дожидаясь его возвращения, как верный пес у родного порога. Он пока смирный, ленивый, благостный. Даже рыкнет не на всякого, кто подойдет поближе к забору, чтобы подглядеть в щелочку. Но если чужак внутрь сунется или покусится на хозяйское добро, боюсь, даже усилий всей Лиары не хватит, чтобы его угомонить. А те твари, которых он так тщательно от нас прячет, в один прекрасный день все-таки вырвутся на волю. И вот тогда я не думаю, что мир устоит.

Наемники, странно проникнувшись, дружно замолчали. Белка замолчала тоже, смотря куда-то в пустоту. Потом глянула за их спины, отчего-то заерзала, хмыкнула с каким-то странным выражением. Наконец, поднялась и непонятно поежилась.

– Ладно. Чегой-то засиделся я с вами. Разболтался, будто делать больше нечего. Пойду-ка, Курша проверю – что он там без меня успел натворить? А то вдруг опять проголодался, гадость какую-нибудь сожрал... он у меня такой нежный... – она осторожно попятилась. Потом неловко кашлянула, воровато забегала взглядом и бочком-бочком поспешила оставить Братьев одних.

Терг проводил ее долгим взглядом, но останавливать не стал, хотя причину такого поспешного бегства понял не сразу. Задумался над тем, что узнал, мысленно сделал зарубку в памяти, чтобы выяснить, откуда мелкому сорванцу удалось узнать такие вещи (ведь не соврал, что интересно!). И лишь когда сзади послышались легкие шаги, а на почти пустой котелок легла длинная тень, он запоздало сообразил, почему хитрый мальчишка так проворно удрал – к ним быстро подходил отмытый, посвежевший и переодетый в чистое Стрегон.

Лакр обернулся, чтобы поприветствовать своего вожака, но вдруг странно замер и неприлично разинул рот. А когда тот уселся напротив, протянув руку к последнему куску сочного мяса, и вовсе жалобно сдулся. Остальные оторопело замерли, не в силах вымолвить даже слово, неуверенно вздрогнули, попятились, растерялись.

Стрегон непонимающе поднял взгляд.

– Боже... – сглотнул неожиданно побледневший Терг. – Что у тебя с лицом?!

Глава 10

До самой ночи они двигались по Тракту торопливой трусцой. В основном, молча, насторожено косясь в сторону закаменевшего и почти неживого вожака, который по вине глупого мальчишки стал просто на себя не похож. Говорили мало, по делу, почти шепотом, чтобы не потревожить погруженного в зловещие раздумья Стрегона и не дать ему повода на ком-нибудь сорваться. А если и рисковали задать вопрос погромче, то лишь по ОЧЕНЬ важному делу.

Да, он ни слова не сказал, когда увидел свое отражение в крохотном зеркальце, случайно нашедшемся у побратимов. Сперва ошеломленно замер, неверяще рассматривая себя расширенными в панике глазами, как-то неуверенно потрогал скулы, побледнел еще сильнее, чем обычно. Кажется, едва не изменил своей знаменитой выдержке, издав странный звук, больше похожий на жалобный стон. Почти минуту стоял недвижимо, закрыв глаза и пережидая болезненную судорогу, пробежавшую по страшно изменившемуся лицу. А потом коротко глянул на то место, где совсем недавно исчез Белик, и неприятно охрипшим голосом велел собираться.

Они не осмелились мешкать – побоялись, что все-таки взорвется, а потому спешно похватали вещи, с разбега запрыгнули в седла и теперь, будто гонясь за ветром, торопливо покрывали версту за верстой. Внутренне ежась, обмениваясь красноречивыми взглядами и стараясь ничем не задеть потрясенного, раздавленного вожака, чья недавняя растерянность наверняка перешла в бешеную злобу. Они старательно понижали голоса, опасаясь касаться запретной темы. Тихонько вздрагивали, когда Стрегон чуть поворачивал голову и из-под капюшона на мгновение показывался его заострившийся профиль. А потом пугливо косились за спину – туда, где на изрядном отдалении и в полнейшем молчании следовал за ними провинившийся пацан. Тоже – пришибленный, расстроенный и какой-то несчастный.

– Ты что сделал? – тихо спросил Лакр, ненадолго поравнявшись с огорченной Белкой.

Она пугливо стрельнула глазами в напряженную спину Стрегона.

– Н-ничего. Просто хотел помочь.

– Помочь?! А ты знал, что так получится?!

– Я х-хотел отек снять и цвет лица... ул-лучшить, – словно в ознобе пролязгала она зубами. – П-помочь думал, и все. Кто ж знал, что он так все в-воспримет?

– Торк! – с досадой бросил воин. – Может, потом еще остынет, но пока тебе лучше вообще на глаза ему не показываться.

– А я что делаю?!

Белка тихонько шмыгнула носом.

Всего пару часов назад она откровенно испугалась, когда вернулась, встретила неподвижный взгляд Стрегона, его до скрежета стиснутые челюсти, побелевшие от ярости кулаки, и поняла, что слегка не рассчитала. Кажется, он взбесился так, что дальше уже не бывает. Просто закаменел весь от ярости. Поседел окончательно. Опасно захолодел, потому что доверился и получил в итоге такое гнусное предательство. Едва не сорвался в тот момент, если судить по белым губам и бешеным искрам в глубине зрачков. А теперь страшно даже подумать, что случится, если он все-таки улучит момент и выловит своего обидчика.

Гончая виновато опустила глаза.

– Он сильно злится?

– Он тебя убьет, – вздохнул Лакр, красочно представляя, что будет, если Стрегон и Белик снова пересекутся. – Как есть, убьет.

– Ну, убить-то не убьет, но попытается точно, – понурилась она.

– Ох, горе. Чем ты его хоть намазал?

– Да был у меня старый запасец. Лет сто уже в сумке валялся без дела. Я даже думал, что стухло, испортилось, выдохлось. Надеялся: хотя бы на комариный укус хватит, а оно вон, как вышло. Даже я не ожидал. Теперь хоть с моста в реку сигай или, чего доброго, извиняться иди... но он ведь не поверит, правда?

– Нет, – скупо подтвердил ланниец. – Тебе – точно не поверит.

– Вот и я о том же, – тяжко вздохнула она и снова угрюмо нахохлилась.

До места привала добрались уже затемно. Выбирал снова Стрегон, но на этот Белка не рискнула вмешиваться. Да и не нужно было: с полянкой он угадал точно. Правда, едва расседлал и стреножил своего жеребца, немедленно ушел, оставив обустройство лагеря на побратимов, но его никто не останавливал. Напротив, вздохнули с таким облегчением, словно гору с плеч скинули.

– Да не трусь, – озабоченно бросил Терг, убедившись, что вожак действительно ушел пережидать ярость в одиночестве, а Белка с огорченным видом притулилась под каким-то пышным кустом, не скинув ни плаща, ни Курша не избавив от неудобной ноши. Села так, чтобы быть поближе к дороге и в любой миг сорваться с места, если послышатся шаги взбешенного и смертельно оскорбленного полуэльфа. – Не трусь, говорю. Авось, не тронет.

– Да? Тебе легко говорить. Я ж не хотел его задеть – вот что обидно! В первый раз не хотел, а оно все равно вышло, как всегда.

– Ничего, – пожевал травинку Лакр. – Может, успокоится к утру. Это с ним надолго?

– Боюсь, что навсегда, – огорченно вздохнула Белка.

Наемники дружно присвистнули.

– Ничего себе... тогда мы тебе не завидуем. Точно убьет.

– Да знаю я! Но что ж теперь сделаешь? Придется на ночь снова уйти, чтобы у него соблазна не было. Утром вернусь. Нам всего-то день и остался: завтра к полудню уже застава покажется, а к вечеру точно на место приедем. Как-нибудь переживу. Вас наниматель когда ждать будет?

– Без понятия, – рассеянно отозвался Лакр. – Дал по неделе срока, указал, куда явиться, а когда сам появится – не сообщил.

– Что ж вы не спросили-то? Вдруг он через год только заявится? Или помрет где-то по дороге? Разбойники какие, воры, убийцы? Заболеет и отправится прямиком на кладбище?

Ланниец пренебрежительно фыркнул.

– Как же, жди. Таким все сразу подавай, по первому требованию. Вряд ли задержится – Ходок ему сильно нужен. А насчет того, что помрет... ха-ха, от него не дождешься. Можешь даже не надеяться. Так что явится он. Как пить дать – явится. И в самое ближайшее время. Кстати, Ходока ведь в Ардале нет?

– Нет, – кивнула Белка. – Там только человечек один живет, который ему сильно обязан... ну, как Фарг примерно. Он и может подсказать, где искать. Но мой зеленоглазый приятель должен был весточку передать и сообщить, что мы уже почти Дома. Так что если ваш наниматель его нашел, значит, уже в курсе, что можно больше не искать.

– Откуда ты того глазастого знаешь? – небрежно спросил Терг, пользуясь тем, что подвернулся такой удобный момент. – Что он вообще за... существо? Живой хоть? Или нежить местная?

– Друг, – слабо улыбнулась Белка. – Стремительный и, временами, весьма опасный друг, у которого есть нехорошая манера появляться в этом мире в самое неподходящее время. Как правило, когда мне грозит опасность или требуется что-нибудь быстро узнать. Особенно, у таких молчаливых типов, как вы. Фарг нам весточку прислал, что нужен Ходок, вот он и обеспокоился слегка. Пришел выяснить, не убийц ли за ним послали. Оказалось, нет. Просто Заказ.

– Где ты его взял? – нахмурился Терг, невольно припомнив подробности неприятной встречи.

– В Проклятом Лесу, конечно. Я ж говорил: там много любопытных личностей. А он мне... м-м, можно сказать, брат, сват и мое второе "я", – кашлянула Белка, про себя неслышно хихикнув и подумав о том, что все-таки здорово их тогда напугала. – Кстати, зеленые глаза – это отличительный признак коренных уроженцев здешних мест, особенно у хмер, а некоторая тяжесть взгляда... ну, скажем так: ему не очень понравилось, как вы обошлись с Фаргом. Вот и решил вернуть должок сторицей. Продемонстрировать вам, как это мерзко – когда тебя лишают воли и заставляют делать то, что не хочется.

Наемники дружно посмурнели.

– Да ладно, – добродушно усмехнулась она. – Не киснете. Если вам станет легче, я скажу, что людей он не ест, крови чужой не пьет, а от его взгляда даже эльфам становится неуютно. Не говоря уж о том, что при желании он и гнома скрутить может. Так что не вам с ним тягаться, Мастера, и не вам пытаться с ним справиться. Просто он гораздо сильнее любого смертного. А убить его так же сложно, как настоящую хмеру.

– А к Ходоку ты какое отношение имеешь?

– Лакр, у тебя Ходок – прямо навязчивая идея! – укорила Гончая. – Куда ни повернись, всюду он.

– Он – наш Заказ, – упрямо возразил ланниец.

– А мой – родич. Самый близкий, если тебе интересно. Именно поэтому я здесь. Он часто так делает: вперед отправляет меня, дает время разобраться, что за люди и зачем хотят его видеть, а там уже решает, выходить ему или нет.

– Он что, так чужаков боится? – хмыкнул Ивер.

– Нет, – язвительно отозвалась Белка. – Он ЗА чужаков боится. И очень расстраивается, когда из-за глупых дураков, вздумавших взять его за жабры и потребовать сокровищ Проклятого Леса, ему приходится этих самых дураков скармливать местным зверушкам. Зверушки, конечно, в восторге, но ему лишняя кровь не по душе. Поэтому, когда люди узнали, что он не только за Кордоны, но и к эльфам без ограничений вхож, а потом начали целое паломничество устраивать с посулами, обещаниями и угрозами, ему пришлось закрыть лицо и уйти из людских городов. Чтобы даже соблазна не было. А самых ретивых и настойчивых деликатно упрятывать под дерновое одеяльце.

– Говорят, он долгожитель?

– Верно. Проклятый Лес умеет быть благодарным. Не зря Дикие Псы до полутора сотен лет сохраняли силу и молодость. А некоторые и в сто пятьдесят наперегонки с хмерами бегали.

– Это ж легенда! – ахнул Брон, обернувшись от разводимого костра. – Святой Урантар был последним Воеводой!

– Ишь ты, – усмехнулась она. – Теперь уже святой! А тогда его иначе, как Седым, не звали и охотно Вожаком над всеми Волкодавами ставили. Хотя, признаться, Воеводой он по праву был. Лучшим. Хоть и не последним, конечно.

– Тебе откуда знать?!

– Я много чего знаю. Особенно о тех местах, которые стали моим настоящим Домом. Даже о том, что Дикие Псы, чьи знаки вы носите, никогда не опускались до наемничества. А служили только одному хозяину – своем долгу. Им никто был не указ: ни король, ни гномы, ни эльфы. Как загородили собой Переход девять с половиной эпох назад, так и не сходили с места, пока в том была надобность. Они за идею служили, что б вы знали. Ради нее сражались и умирали. На их костях все Новые Земли сейчас стоят. На каждом шагу есть чья-то могила. На их хребтах держалась когда-то Граница. За счет их жизней рождались и умирали ваши предки. Если бы не Псы, не было бы ничего из того, чем сейчас гордимся: Интариса, Аккмала, Ланнии, Зании... даже эльфы признавали за ними право быть самостоятельными. Дикие Псы держали свою стражу девять эпох, каждый день отдавая себя этому долгу. Они надвое разорвали свое сердце ради вас. И умирали для того, чтобы вы, люди, жили. Именно поэтому Проклятый Лес их уважал и боялся. И именно поэтому о них еще помнят и слагают легенды.

Глубоко вздохнув, Белка плотно прикрыла веки. То ли вспоминала, то ли жалела, то ли еще чего... они не поняли. Почувствовали только, что их присутствие здесь вдруг стало не слишком уместным.

– Белик? – спустя пару минут, наконец, рискнул нарушить тишину Ивер. – На тебя действительно не действует магия?

– Да, – не открывая глаз, сообщила она.

– А на Ходока?

– Тоже. Почему вас это волнует? Беспокоитесь, что на мне руны ваши не сработают?

Они разом оторопели: откуда знает про тайные знаки?!

– Да бросьте, – фыркнула Гончая. – Руны – не такая уж страшная тайна и не бог весть какая загадка, чтобы умному человеку не догадаться, откуда у вас умения, которыми смертные сроду не обладали. Явно с Патриархом вашим какая-то остроухая сволочь поделилась. Причем, не простая, а Темная. Или же Светлая, но только очень осведомленная. Я в свое время так ее и не нашел, хотя руки до ужаса чесались ему выражение лица подправить... а сейчас поздно, время ушло. Ваши маги ставят их пусть и не всем подряд (все же выбирают кандидатов, следят, чтобы дуракам не достались), но теперь об этом знают слишком многие. Аж в архивы записали, заучили, запомнили. И захочешь – не заставишь забыть. Даже связываться уже лень. Разве только перебить всех до одного? Плевать... я только одного не понял, пока на вас смотрел: в каком месте они у вас нарисованы?

Братья оторопело отступили на шаг. Проклятье! Он не мог этого знать! Никак не мог! Просто не должен!! Братство даже своим такие вещи открывало далеко не сразу! А если и открывало, то на то и Запрещающая руна ставилась, чтобы языки даже под угрозой смерти или пыток не развязались!

– Ну, на башке их нет, – задумчиво рассуждала Белка. – Руки тоже чистые, подмышки волосатые – там неудобно накалывать, спины и животы пустые, ноги... ну, там еще неудобнее. Правда, я как-то задницы ваши постеснялся разглядывать, но, по-моему, это уже слишком! Или же нет?

Лакр чуть не сплюнул, когда она выжидательно посмотрела.

– А что? Место-то надо тайное, скрытое, которое никому не показываешь. Но мыться-то всем время от времени надобно? С девками, опять же, порезвиться? Перед другими мужиками покрасоваться? Мышцами похвастать, себя показать... где ж, как не ТАМ?

– Дурак, – с отвращением сплюнул Ивер.

– Не, просто я и правда не понимаю!

– Тьфу!

– Вот так всегда, – вздохнула Белка, неожиданно поднимаясь и подхватывая плащ. – Ты с людями по-хорошему, по-доброму, а они потом на тебя плевать хотели. Да, Куршик? Пойдем отсюда, а? Что-то у меня настроение пропало с ними сидеть.

Она отряхнула рукава, пригладила растрепавшиеся короткие вихри и, ни на кого больше не глядя, пропала в кустах. Тихо, быстро и почти незаметно. Причем, быстро настолько, что Братья даже не сразу опомнились. Но потом различили еще один тихий шорох и запоздало сообразили, отчего вдруг возникла такая срочность: на поляне появилось новое действующее лицо.

Стрегон недовольно поморщился, когда побратимы дружно обернулись и уставились на него с каким-то нездоровым интересом. Машинально поднял руку, коснувшись правой щеки, где все еще что-то покалывало, шевелилось и немного жглось, но почти сразу вздрогнул и в который раз за день удостоверился, что действительно ПОЧУВСТВОВАЛ это легкое прикосновение. Впервые за четыре с лишним года после того, как в одной из схваток получил очередной безобразный шрам. Более того, щипало и лоб, и нос, и, особенно, скулы, словно с его кожей до сих пор творилось начавшееся утром преображение. Даже правое ухо, проткнутое когда-то острой спицей (подарочек от одной шустрой занийской девки, оказавшейся из гильдии наемных убийц), непривычно дергалось и было очень горячим.

Он не знал, как это получилось и что за гадость намазал на него Белик, но уже сейчас хорошо ощущал, как под пальцами постепенно исчезают старые рубцы; как разглаживаются глубокие морщины вокруг глаз и в уголках рта; бесследно исчезают его детские шрамы и страшный след от орочьего ятагана, который у многих вызывал какое-то жалостливое отвращение и желание поскорее отвернуться. В дрожащем на воде отражении всего пару минут назад он наглядно убедился, что с утра, когда у него просто дар речи пропал, а в голове воцарился полнейший сумбур, почти ничего не изменилось. И что он, как бы дико это ни звучало, всего за пару часов потерял все свои боевые "трофеи", которые столько лет закрывали причудливой маской его настоящее лицо.

Это казалось невозможным, нереальным, каким-то сумасшедшим бредом, потому что за эти рубцы не брались даже лучшие лекари Братства. Такого просто не могло быть, никак. Его уродство не поддавалось никаким лекарствам. И это стало привычной правдой. Еще одной насмешкой судьбы, жестоким розыгрышем, холодной констатацией факта. Ему не повезло еще в раннем детстве, когда на юную кожу так неудачно пришелся удар неизвестного орка, а затем, с годами, в этот неестественный узор только вплетались новые штрихи, разукрасившие, в конце концов, его скулы причудливым и страшноватым узором.

Стрегон привык к себе. Он знал, как выглядит. Понимал, какое производит впечатление, и в какой-то мере гордился тем, что сумел себя преодолеть. Что не сдался. Не отчаялся. Выжил. И тогда, когда едва не умер от горя, в мгновение ока оставшись сиротой, и много раз после, когда Ледяная Богиня лишь на жалкий волосок не доносила до него свою горькую чашу.

И вот теперь все изменилось.

Да, в самый первый миг его это напугало. Показалось, что это – очередная злая шутка, которых и без того в его жизни было немало. Честно говоря, он даже разозлился поначалу, потом пришел в настоящую ярость, поняв, что изменился слишком внезапно, слишком резко и сильно. Едва не отчаялся, вдруг увидев, что помолодел лет на десять. Что стал не тем жестким камнем, о крепость которого разбивались любые насмешки и отскакивали любые удары. Не тем стальным стержнем, который нельзя согнуть. И не тем холодным охотником, от которого в ужасе бежала добыча.

Обезображенное лицо было его знаком. Его привилегией. Страшноватым флагом. По нему его узнавали. Из-за него боялись. По нему сразу понимали, что споры, возражения и упорство бесполезны. Оно выглядело бесстрастным, неумолимым, пустым. И это была его правда. Его ноша. Его путь, который казался ясным и понятным до самого конца. И с которого он никак не собирался сворачивать.