Текст книги "Дело Пентагона (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Ну, Киану, это же не домашнее животное. – Я понимала, что это что-то типа психологического проецирования. Я понимала, что пуговица ничем мне не поможет, но без нее жить было вот вообще невозможно!

– Но искали-то мы ее с не меньшим энтузиазмом! – парировал он.

– Да, спасибо, что терпел меня сегодня.

И тогда он меня поцеловал. Сладко. А затем оторвался и шепнул:

– Мы разберемся, Джо, я обещаю.

Теперь мне все это кажется таким смешным. Даже тогда мы оба понимали, что ступили на запретную территорию, решились играть по правилам, которые нам обоим были не до конца понятны. Как дети, которым вздумалось притвориться взрослыми. Выступить против Шона Картера. Ха. Ха. Ха. Да мы с ума сошли.

А тогда было так тепло и спокойно, совершенно не хотелось расставаться. Ради меня никто так давно ничего не делал, а Киану был внимателен. Это меня и подкупило. Смешно, но квартира, в которой мы впервые были вместе, принадлежала другу Киану. Потому что иным вариантом был только номер-люкс Шона, а с ним у меня ассоциировались совершенно не радостные воспоминания. Да и вообще… это как накрасить свежий лак поверх потрескавшегося и ждать, что выйдет нечто путное! Я не знаю, куда Киану дел друга или куда тот делся самостоятельно, но мы были, к счастью, одни. И вспомнить-то стыдно. Хотя… мне же было девятнадцать, все казалось более простым.

Он не позволил себе в отношении меня ни малейшей грубости. Долго целовал, распалял, мне даже было почти стыдно за собственную несдержанность. А еще я до дрожи в коленках боялась, что поймет, какие именно отношения связывают нас с Шоном. В конце концов, положительные аспекты я ему не озвучивала. Наверное, он полагал, что я ненормальная, раз встречаюсь со своим ректором.

– Что он может с тобой за это сделать? – спросил Киану, пока мы ловили такси поздним вечером.

– Ничего? – удивилась я. Мысль о физическом насилии мне и в голову не приходила. Понятия не имею, в каком месте Шона должно было замкнуть, чтобы он сделал мне больно намеренно. – Киану, я же говорила, у него есть связи на стороне. Ему на меня плевать.

– Вот и хорошо. Потому что мне – нет.

И я заулыбалась, уверенная, что все теперь будет хорошо. Я не говорила об этом Киану, но я не собиралась уходить от Шона. Мне нужен был романчик со всеми восторженными вздохами по поводу моей персоны, не больше. Но, как всегда, по-моему не получилось. Я недооценила все и со всех сторон. И в первую очередь, конечно, Шона. Его отношение ко мне я просто безумно упростила. Сама тогда еще не понимала, как конкретно вляпалась!

А пока… я вернулась в домик и закрылась в своей спальне, уверенная, что Шон туда не придет. И улыбалась как идиотка целый вечер напролет. Впервые за долгое время я чувствовала себя счастливой и о Пани не вспоминала. А значит, не знаю каким образом, но я была права.

Мы с Киану отношения не афишировали, но взаимную симпатию скрыть не могли, и знакомые хором повторяли, что из нас выйдет славная парочка. А мы просто отшучивались и принимали подобные насмешки как данность. Но для меня это значило даже больше – даже посторонние люди понимали, что с Картером у нас будущего нет.

И все было бы прекрасно, и все бы жили спокойно, если бы не несколько «но». Во-первых, мы с Киану очень-очень редко оставались наедине. Не было возможностей. Он был студентом юрфака, жил с родителями. А я… я продолжала жить с Шоном. И именно это во-вторых. Я продолжала жить с Шоном, а значит, я продолжала спать с Шоном. Хотя и пыталась свести близость к минимуму, полностью ее избежать не получалось. И, конечно, за каждый свершившийся раз я отдувалась сполна перед собственной совестью. Я безумно боялась, что Киану узнает правду о том, что творилось в домике на окраине Сиднея. И еще больше боялась, что Шон узнает, с кем я тайно встречаюсь. В смысле, я полагаю, он догадывался, что что-то там есть, в конце концов я не гений притворства, но он не знал Киану лично, и нас всех это устраивало. Пока.

Сам Киану о Картере не заговаривал. Может быть, тоже понимал, что ощущение горячки в крови, соблазнительной неясности и новизны… этот нечаянно пойманный тяжелый вздох и вожделенный взгляд, долгожданное касание губ – именно это дарил нам Шон. Отсутствие рутины. Отсутствие привычки. Благодарность за каждую встречу. А как иначе, ведь мы каждый раз не были уверены, что следующая состоится. Шон же как паровой каток – безжалостный и беспощадный. Пока не видит, его не бесит, но стоит встретиться в узком переулке…

Тем не менее, вынуждена заметить, что хотя с Киану я стала определенно счастливее, нервы из-за всего происходящего начали изрядно пошаливать. Приведу пример.

Тем вечером я лежала на диване, поставив ноутбук на колени, и читала статьи по программированию. Каждый, кто занимался тем же, в курсе, что у некоторых людей мира хайтек просто исключительное чувство юмора. Иногда у меня создается впечатление, что за сарказм программистам приплачивают. В общем, мне было совсем не скучно.

Внезапно дверь в гостиную приоткрылась, и в щелочку протиснулась Франсин. Собака, глядя на меня влюбленными глазами, подошла ближе и попыталась положить голову мне на ноги.

– Уходи! – шикнула я на нее и продолжила читать. Ну да, я очень злопамятная, что делать. Будь на месте Франсин кошка, она бы уже сделала мне ответную гадость и не раз, но оказалось, что Шону в наследство достался просто образец верности и преданности. Собака будто понимала, что чем-то меня обидела, и пыталась вымолить прощение. В иной день ни на шаг не отходила. Мне стыдно за свое отношение. Правда стыдно.

В общем она пришла ко мне в комнату и стала смотреть с таким обожанием, что я не выдержала:

– Чего тебе? Есть хочешь? Ну пойдем, накормлю.

Да, вот так я от нее избавлялась. Покормишь – она спать ляжет. Наверное, именно это и заставляло собаку верить в то, что для нее не все потеряно. Кормит, значит любит. Ладно, вынуждена признать, мне было вовсе не плевать на Франсин. Настолько не плевать, что я бесилась от одной лишь мысли о том, как радостно она встретила мисс Каблучки…

В общем, Франсин ела, а я сидела и смотрела на нее, ощущая собственную вину. До меня была другая. Может быть много других. Собака в этом нисколечки не виновата. Она просто привязывается к тому, кто ее кормит. Уверена, что в противном случае Картера она бы ненавидела так же, как и все остальные.

– Ладно, подруга, пойдем погуляем, – еще раз уступила я питомице.

Посадив Франсин на поводок, я вывела ее на улицу. И только когда там оказалась, осознала насколько поздно. Было очень темно, тихо и ни души вокруг. В почти полной гармонии с собой, я шла и размышляла. У летней темноты есть какой-то совершенно особенный запах. Он завораживает и очаровывает… и тут, словно, чтоб меня, как по заказу отрубили электричество. И темнота, которой я недавно восхищалась, стала абсолютной. Прошла всего пара секунд угнетающей дезориентирующей тишины, а затем улицу огласил громкий собачий лай. Франсин рванулась прямо на проезжую часть, потащив меня за собой точно тряпичную куклу. И ничего, ничегошеньки не видно!

– Фу, Франсин! – вскрикнула я. Сейчас приведет меня к какому-нибудь монстровидному дружку-волкодаву, я ж на месте от ужаса и умру. А ей, как выяснится, поиграться захотелось!

Но чем дальше Франсин уводила меня вперед, тем больше я уверялась в мысли, что там не собака, а человек. Высокий мужчина. С ненавистью к волкодавам я погорячилась! Даже при всей своей любви, Франсин меня защитить бы не смогла, она была уже немолода, да и на зависть добродушна.

– Фу, пойдем! – позвала я. Это было совсем не умно – подавать голос. Если даже мужчина и не разглядел меня раньше – мог думать, что собака одна, – то теперь – точно нет.

И вдруг он двинулся прямо на меня. А я, позабыв обо всем на свете, бросив поводок, понеслась со всех ног в сторону домика Шона. Там спасение. Шон защитит. Не то, чтобы он обо мне беспокоился, но может до контузии напугать любого маньяка! Решено, сначала он напугает маньяка, а потом примется жарить меня в кипящем масле за то, что я оставила черт знает где его собаку! Не суть, с ним можно будет попробовать договориться, а с маньяком – точно нет.

В общем, я неслась, не разбирая дороги, пару раз споткнулась о корни деревьев, ни зги не видела. Но этот тип меня догнал, и, уворачиваясь от него, я рухнула на асфальт. В моем распоряжении были только острые каблуки, длинные ногти и несколько децибел на пороге ультразвука. Так что я была уже готова пинаться, царапаться и визжать. Но тут…

– Конелл, ты спятила?! – рявкнул из темноты маньяк, как выяснилось, по совместительству являвшийся Шоном.

Не, ну нормальный вообще? Молча бежал за мной в темноте! Но возмущалась я чуть позже, а в тот момент, когда поняла, что передо мной Картер, я от облегчения потеряла сознание.

По всем законам Шона Картера я должна была проснуться там же, на асфальте, но проснулась в доме. А он заботливо сидел рядом и стучал по клавиатуре. Пока он не заметил, что несостоявшаяся жертва и собакоупускательница проснулась, я снова прикрыла глаза и попыталась понять, что вообще произошло. Шон же был в доме, как он оказался на улице? И почему у меня сдали нервы? Из-за Киану? Неужели этот романчик настолько меня изматывает? Или я все еще страдаю из-за Карины и предательства Шона? В конце концов эта парочка меня сподвигла на поведение шлюхи. Я даже всерьез связалась с парнем из бара и завела полноценную интрижку. Неважно, что Киану мне нравится, чем я и оправдываюсь, все равно на душе гадко!

А вообще вышло забавно. Я собиралась бежать к Шону от Шона затем, чтобы Шон Шона напугал. Ха-ха, да не смешно! Какая-то часть меня все еще слишком полагалась на Картера. А у меня такого права уже не было! Однажды он мое доверие не оправдал, и я не собиралась предоставлять ему шанс сделать мне больно еще раз.

– Когда ты ушел? – задала я мучавший меня вопрос.

– Когда ты хохотала тут как ненормальная.

Я не хохотала как ненормальная! Ну, может, хихикала… ну смеялась, ладно, но мог бы и не грубить!

– Франсин вернулась? – прохрипела я опасливо. Боялась, что меня и впрямь четвертуют.

– Франсин собака, она найдется, – невозмутимо отозвался Шон. – Конелл, разберись с собственными нервами, тебе определенно надо успокоиться.

– Ты бросился на меня ночью! Псих!

– Я не бросался, я пытался подойти.

– Я тебя не узнала!

– И как я должен был это понять?

– А так! Я же от тебя побежала.

– Ну, если разобраться, такое поведение для тебя весьма типично.

– Что?!

– Что слышала. Сбегать сильно любишь. И, заметь, до добра тебя эта привычка не доводит.

– О чем ты?

– Об этой дуре.

– Какой дуре? – может, он о Пани.

– Элен, Хеллер…

– Хелен.

Точно. В прошлый раз было то же самое. Уел, зараза.

– И что ты тут сидишь?

– Уверяюсь, что у тебя нет сотрясения мозга.

– Уверился?

– Ну раз Хелен, в отличие от меня, ты помнишь, все в порядке.

А затем встал и ушел. Самодовольный индюк! Но в одном он был прав – с нервами проблемы имелись.

Глава 13
Рим

Настоящее время

Я исходила всю свою комнату. Потом весь вестибюль. У меня безумно болит спина. Я не то что сидеть за ноутбуком, я даже думать не могу. Старые травмы иногда странно реагируют на психоз обладателя, и у меня сегодня именно такой день. Администратор посматривает на меня слишком уж часто, я ему не нравлюсь. Или ему не нравится, что я мельтешу перед глазами. С одной стороны, логично, с другой… ну ты, козел, сам напросился. Решительно направляюсь к нему.

– У вас есть кроссворд? – спрашиваю я.

– Откуда бы? – интересуется он с видом чопорного английского дворецкого. Хочется дать ему щелбан, чтобы, наконец, растормошить!

– Не врите, вы администратор, у вас его не может не быть, вы ведь все одинаковые, давайте сюда кроссворд. – Даже кулачком для большей верности ударяю. – Не бойтесь, мы с вами его отгадаем в два счета. У меня болит спина, и мне нужно отвлечься. А вы обязаны удовлетворять желания клиентов!

Он сдается и ныряет под стойку рецепшна. Да, с этим типом мы лучшими друзьями не станем. Пока он ищет кроссворд (то ли хорошо прячет его от посторонних глаз, то ли демонстрировать мне мою же правоту не спешит), я от боли чуть ли не тушканчиком вокруг стойки прыгаю.

Игнорируя мое страдальческое выражение лица, администратор с важным видом относит газету от глаз подальше, обнаруживая то ли редкую форму дальнозоркости, то ли отсутствие подходящих очков. Вопросы он зачитывает вслух, будто сама бы я не сумела. Половина кроссворда готова в два счета, но это не помогает. Я все еще хватаюсь на поясницу, топчусь на месте и гримасничаю. Тогда он с некоторой долей сочувствия спрашивает:

– Может быть, позвать врача?

– Лучше волшебника. У вас тут не пролетал один?

– Может быть, вам принять обезболивающее?

– Нет! – рявкаю я.

И пока не посоветовала администратору провалиться с его советами (кстати, дельными) в ад, выскакиваю из отеля. Может, мне полежать на песке? Иногда помогает. Но решить не успеваю – вижу вдали красную машину. Картер что ли? Не хочу с ним встречаться и признаваться в том, что мне плохо. Юркаю в отель, прячусь за каким-то фикусом, для верности прикрываюсь модным журналом. Ай да молодец Джоанна, в номере ее, ха-ха, нет, а в холле искать никто не станет. Фикус мне кажется удивительно надежным прикрытием. Но Картер – хитрый гад, он топает прямо к администратору. А тот меня сдаст, точно сдаст. Сквозь листья вижу, как он указывает на соседствующий со мной фикус. И бежать некуда. Засада! А Картер уже топает прямо ко мне.

– Я не в настроении выслушивать колкости, – сообщаю я. – Поэтому тебе лучше свалить отсюда. – Я закусываю губу, стараясь стереть с лица болезненное выражение. – Просто уходи.

А он поднимает бутылку шампанского, которую я даже не заметила, так была занята собой. Странно, что именно он отмечать собрался? Сегодня никакой не праздник.

– И что это?

– Отсутствие колкостей, – язвит он, но прежде, чем я успеваю на это указать, добавляет: – Я закончил проект. Осталась работа параллельщиков. То есть твоя. О цене договоримся.

– Когда нужно закончить?

– Чем быстрее, тем лучше. В течение нескольких дней, но там не так много.

Как представлю, что мне придется сесть за компьютер и, страдая от боли, начать разбирать коды…

– Прости, Шон. Я не могу.

Это правда. Боль невероятная, она сводит меня с ума, я даже думать не в состоянии. Черт, Шон, иди. Хоть раз в жизни сделай так, как я прошу! Но, разумеется, чудес не бывает!

– Я тебя предупреждал, не надо теперь говорить, что ты не в курсе, не можешь, забыла и так далее, – стремительно мрачнеет он.

– Нет. Шон, черт. – Я протягиваю руку, чтобы он помог мне встать. Сидеть совершенно невыносимо, а раз Картер уходить не собирается, долой маски. – Я все прекрасно помню.

Он помогает мне встать, но это оказывается намного сложнее, чем я думала. Я даже разгибаюсь с трудом, а он хмурится.

– Что происходит?

– Мне больно. – Я кладу руку на поясницу и сутулю спину, потому что стоять ровно не могу. Тяжело дышу.

– Что ты делала?

– Ничего. Я проснулась, а спина болит. Не могу ни стоять, ни сидеть, ни лежать. Я целый день, как бешеная, нарезаю круги по отелю и срываюсь на персонале. Именно по этой причине я не буду писать для тебя код. Поищи кого-нибудь другого.

Но Шон не был бы Шоном, если бы не придумал способ усадить меня за работу.

– Здесь есть массажист? В этом отеле он есть?

– Это не поможет.

– А бесцельное хождение поможет?

– Нет. Дело же не в этом. В психологии. Мне приснился дурной сон, и…

– Ты предлагаешь поискать тебе психиатра? Или оракула? Завязывай нести чушь. – И тянет меня к рецепшну. – Простите, сеньор, тут массажист есть? – спрашивает он у администратора. Тот становится ну просто сама любезность.

– Да, конечно, сэр.

Впервые я кому-то нравлюсь меньше, чем Шон Картер. До жути досадно. Хотя чему удивляться? Картер с виду воспитанный, а я уже несколько раз устраивала администратору прессинг в стиле злой ведьмы.

В общем, стараниями Шона и его кредитки, я оказываюсь на столе массажиста. Суровая дама с седым шиньоном на затылке с силой растирает, щипает и мнет мою спину. Это просто невыносимо. Я всхлипываю от каждого ее движения. Разумеется, ее это бесит, но я ничего не могу с собой поделать.

– Расслабьтесь.

– Я не могу! Мне больно! – Не думайте, что я не понимаю, насколько невыносима временами. Очень даже. Но это не означает, что я в состоянии перестать быть самой собой!

– Вам нужен курс массажа и постоянное наблюдение врача, – укоряет меня она.

– У меня уже есть одна мама. – Мда, сегодня я не в состоянии вести себя не как стерва. Однако в комнате внезапно обнаруживается не только дополнительная мама, но и дополнительная совесть. Хотя и предпочитает зваться гласом разума…

– Заткнись. Если ты сама себе помочь не в состоянии, другим не мешай, – резко говорит Шон. Угу, он сидит в кресле рядом. Настоял. Не знаю зачем. Но массажистка решила, что, чем выпроводить, проще его впустить и сделать вид, будто мы тут с ней вдвоем. Я ее понимаю. Сама бы поступила так же. Но, наверное, спорила бы в несколько раз дольше.

– Сэр, вы обещали быть призраком, вы не забыли? – интересуется массажистка. Картер ее полностью игнорирует. Он ведь глас моей совести, собственная у него отсутствует напрочь!

– Почему ты сразу не обратилась к массажисту? Сейчас уже три часа дня, а ты с самого утра мучаешься!

– Массаж – временная мера. Причина в не этом. А нужно добираться именно до причин.

– Ага, причина в том, что твой организм намекает, будто ты идиотка и пора умнеть. Скажем, на массаж сходить. Конелл, мы живем в двадцать первом веке, сейчас существуют мириады возможностей облегчить себе жизнь. Есть такая штука, гугл называется. Стоит разок набрать в поисковой строке вопрос, и ты узнаешь, что весь этот мир жаждет тебе помочь, надо только заплатить.

– Жаждет помочь, ха! – Я почти подпрыгиваю на массажном столе, прижав к груди простыню. – Именно по этой гребаной причине я затрясла на Сицилии с тобой и Леклером. Помогает он. Как же.

После этих моих слов массажистка не выдерживает и с такой силой нажимает на мои лопатки, что меня аж впечатывает в стол. Больно, блин! Слышу, как Картер хмыкает.

– Сэр, ей нужно расслабиться, перепалки этому не способствуют, – восхитительно невозмутимо заявляет женщина. – Так что замолчите. Оба.

Неожиданно Шон встает и покидает кабинет. Ушел, гад, не выдержал! Лежу и злюсь. Отчего? Сама не знаю. А массажистка продолжает меня истязать. Однако вдруг дверь открывается, и возвращается Шон. С двумя фужерами и открытой бутылкой.

– Сэр, скажите, что вы не собрались поить мою пациентку… – мрачно говорит массажистка. Мда, если администратор недостаточно близко общался с Шоном, чтобы его возненавидеть, то эта дама близорукостью уже не страдает.

– Алкоголь, как вы наверняка знаете, расслабляет, мэм, – говорит он, наконец, массажистке. – Я заплачу еще за час, и в течение оного ни слова не скажу, но только при условии, что вы сами тоже заткнетесь.

Это ее здорово, спорю, разозлило. Мне даже извиниться хочется, но с какой стати? Это мне раньше за выходки Картера мне могло быть стыдно, а теперь он чужой человек. Теперь толпы его тараканов ко мне вообще никакого отношения не имеют. И, успокоив свою совесть, я просто сажусь, старательно прикрываясь простыней.

– За то, что я закончил проект.

– Ага, за то, что ты готов меня запихать в бетономешалку, лишь бы я смогла доделать оставшееся.

– Именно. – Если у него есть фильтр на ядовитые комментарии, мне пожалуйста, такой же! – А еще за то, что завтра мы с тобой летим в Рим к Манфреду Монацелли. Там он передаст мне Бабочек, а ты, наконец, начнешь работать. На меня. Официально.

Я стану Бабочкой?! Я не ожидала, что это будет завтра. И именно так. И вообще… это все так странно и неожиданно. У меня от новостей кружится голова… чтобы переварить услышанное постепенно, я пытаюсь переключить внимание на другую часть сказанного.

– То есть завтра состоится последнее твое повышение в жизни? Ха. Это ужасно. Сколько тебе лет? Тридцать пять? Тридцать шесть? Что ты оставшуюся жизнь будешь делать?

– Поверь, я найду чем заняться. В крайнем случае, если совсем скучно станет, женюсь и буду всю жизнь разводиться, деля напополам накопленное имущество, вплоть до друзей и домашних животных, как Такаши.

Я заставляю себя рассмеяться над его словами. Но отчего-то меня вдруг охватывает злость и паника. Я вспоминаю слова Леклера о том, что он делал Карине предложение и… У меня в голове что-то словно перемыкает, хочется заплакать. Я совсем спятила что ли?! Так, мне ни в коем случае нельзя выказать перед ним подобную слабость, и я отшучиваюсь.

– Пфф, это не твое. Но если все же сделаешь такую глупость – скинь мне имейл своей молодой жены, я просто обязана передать ей собственные соболезнования. – Удивлена, что голос звучит предельно спокойно.

– Можешь же быть забавной, когда захочешь, – говорит Шон без тени улыбки и опрокидывает в рот шампанское. – Давай, Джо.

Я следую его примеру, но мозг под напором впечатлений просто плавится. Картер, тем временем, с нездоровым плотоядным интересом изучает мою шею. Нет, нет и нет. Мне с ним работать. Лишние сложности ни к чему. И скоро я вернусь в Штаты. Буду видеться с Шоном раз лет в пять по большим проектам. Решено.

– Так что там с Римом? – резко меняю я тему. – С чего ты взял, что Леклер меня отпустит?

– Это не твои проблемы. А теперь ложись, успокаивайся и дай человеку делать свою работу, чтобы потом ты могла заняться своей.

Закатываю глаза, но подчиняюсь. И комната погружается в молчание. Наконец, мне удается забыться, и я почти на седьмом небе от счастья. Еще пара минут, и я растекусь по массажному столу бесформенной массой облегчения. Но мне, как всегда, обламывает кайф время, пары минут у меня вдруг не оказывается. Все закончилось. И пора возвращаться в суровую реальность. Я одеваюсь и иду в собственный номер за ноутбуком.

Мы сидим на диванчике в холле, потому что закрываться в своем номере с Шоном я наотрез отказываюсь по сотне тысяч причин. Картер меня коротко вводит в суть своего кода. А потом заставляет писать, да еще и смотрит. Вообще-то это здорово раздражает, не знаю, как он раньше терпел мое присутствие, сама я уже готова ему приплатить, чтобы убрался. Мне в таком режиме даже не думается. Начинаю откровенно тянуть время:

– Думала, у тебя будет больше кода.

– Прошлый параллельщик успел с остальной частью поработать.

– В смысле прошлый?

– В смысле тот, которого Леклер посадил.

– А когда это было?

– За пару дней до того, как Манфред полетел тебе в ножки кланяться.

– Понятно.

– Так что оставшуюся часть защиты пишет Пани. И пусть сама со всем этим разбирается.

– Сопляк, – фыркаю я. Картер вопросительно поднимает бровь. – Ты свалил работу не на одну девушку, а на двух.

– Через двадцать четыре часа я буду твоим непосредственным начальником, так что ты поосторожнее.

– Господи, это и есть твоя эротическая фантазия?

– Что-то вроде, – отвечает он спокойно. – Моя фантазия – собрать команду, на которую я буду иметь возможность по-настоящему полагаться.

– И кто из Бабочек в нее входит?

– Из здешних только Пани и Такаши.

– Так, я не поняла, то есть мне хочешь меня прикарманить при том, что не доверяешь?

– Прости и поправь меня, если я ошибаюсь, но ты царапнула по роже Монацелли, повернулась к нему задом, задрала нос и гордо шлепнулась им в дерьмо, которое для тебя заботливо приготовил Леклер. Так что ты не в команде. И не Бабочка.

Меня распирает от хохота, ничего не могу с этим поделать.

– Ты отвратительный. Ты это знаешь?

– Конечно. Ты собираешься работать?

К счастью, спасает меня Леклер. Его, разумеется, сильно раздражает наше с Шоном тесное соседство. Потому он абсолютно по-хамски усаживается напротив, но никого его присутствие не смущает. Я все еще делаю вид, что экран – весь смысл моей жизни. А Шон, напротив, счастлив.

– Леклер, тебя-то я и жду. – Эм, серьезно?

– Да неужели, – вяло отвечает прилизанный агент.

– Ага. Мы завтра с Конелл летим в Рим, – лениво тянет он. Наблюдаю краем глаза за этой парочкой.

– С какой это радости? – фыркает агент. – Ваше общение итак непозволительно… близкое.

На этом мой запас молчания заканчивается, и я выдаю:

– Ну-ну, агент, ревность вас не красит.

– Там, видишь ли, Монацелли завтра мне Бабочек передает, – лениво продолжает Шон. А Леклер даром что носом водить не начинает. – И, в отличие от агентов, Конелл могла бы в нем поучаствовать и все тебе, к примеру, рассказать.

И хотя Леклер пока артачится, я чувствую, что он не в состоянии противостоять соблазну. Он поворачивается ко мне.

– То есть вы, доктор Конелл, действительно не верите в вину Картеру?

– Если в тюрьму теперь сажают за скотский характер, то я ставлю на то, что вы с ним отправитесь в колонию строгого режима, взявшись за руки.

– Класс, – фыркает Шон, а затем поднимается и, не дожидаясь положительного ответа Леклера, заявляет мне: – Я заеду за тобой завтра в семь утра.

Наконец, можно поработать без общества множественных нянек!

За все то время, что мы с Шоном жили вместе, летали мы, наверное, всего пару раз. Но этот опыт просто незабываем. И потому уже в аэропорту я начинаю страстно жаждать его смерти.

– Не смей пить, – бурчу я, замечая, как он смотрит в сторону магазинов беспошлинной торговли.

– С чего бы это? – раздраженно спрашивает он. – Я же ни слова не сказал по поводу твоего очаровательного чтива. Каждый развлекается в меру своих способностей.

Смотрю на прихваченный журнал мод.

– В отличие от алкоголя это полезно.

– Чем? – иронично выгибает бровь Картер.

– Я выбираю себе прическу на следующий сезон, – брякаю я первое, что пришло в голову. Иногда мне кажется, что как минимум половину врожденного идиотизма я сохранила только с одной целью – позлить Шона. Но, кажется, даже он уже догадывается, что моя мечта – не перекрасить планету в розовый, а достать его. Раньше получалось лучше. То ли я расслабилась, то ли Леклер обеспечил Картеру должную степень закалки.

– Что тут выбирать? Перекрась волосы в свой цвет.

– Я знаю, что тебя раздражают блондинки, но…

– Меня не раздражают блондинки, меня раздражаешь блондинкой только ты, – сообщает мне Шон.

– ЧТО?! – восклицаю я так, что люди начинают разбегаться в разные стороны.

– Это твой способ повышения самооценки. Но он глупый и неэффективный.

Надо ли говорить, что к моменту посадки самолета я все еще злюсь, а Шон уже страдает от головной боли, и в такси до дома Манфреда мы молчим и пялимся в разные окошки машины.

Я чувствую себя стервой. Манфред меня приглашал к себе лично, я отказала ему из-за Шона, а теперь Картер ухитряется снимать сливки, и ведь не объяснишь, как так вышло! Встречает нас Монацелли лично, улыбается как-то и грустно, и удивленно, а потом ведет прямиком в кабинет. На его доме написано: шикааааарное семейное гнездышко. Повсюду ковры с ворсом до лодыжек, роскошные (как мне кажется) картины, даже скульптуры. Стены обиты деревянными панелями, портьеры из бархата, слуги снуют и непременно кланяются… в общем, глядя на все это, я не понимаю только одного: как так получилось, что Монацелли готов дело своей жизни так запросто передать Шону? Ведь он свой образ жизни любит. И сильно.

– Помнится, доктор Конелл, у вас сегодня день рождения, – огорошивает меня Манфред и наливает всем нам вино. Да, так и есть. На календаре ведь второе августа. Совпадение круче не придумаешь: и такой повод, и Рим… только вот… откуда Манфред это знает? Бросаю взгляд на Шона, но тот привычно невозмутим. Меня поздравляют, выпиваем, но во рту остается гадкий привкус, хотя, уверена, вино просто превосходное. В этом доме все экстра-класса. И снова я задаюсь вопросом, отчего Манфреда не устроило его текущее существование? Он, конечно, не молод, но и работенка у него не особо пыльная.

Сначала разговор идет о погоде и проекте. Все так чинно и солидно, будто не судьба этого мира вершится. Затем Шон рассказывает, что привлек к работе и меня. Манфреда эта тема, как выясняется, очень интересует. Почему они не говорят о передаче компании? Почему? Я думала, что оба понимают цель визита Картера.

– Как же тебе удалось уговорить строптивую леди присоединиться к нам? – вежливо улыбается Манфред. И вот тогда крокодильи челюсти смыкаются.

– Она присоединяется не к нам. Только ко мне. Ты знаешь, что это значит. И знаешь, зачем я приехал, – безжалостно сообщает Шон.

Вот и все. Шах и мат. И вдруг… на моих глазах… Монацелли старится лет на десять разом. Я в шоке. А я еще была уверена, что он передает Бабочек добровольно! Какого черта происходит? Куда меня опять несет кривая, а?! Мало Пентагона, так меня еще и в насильственную дележку Бабочек втравили! Перевожу взгляд с одного на другого. Самодовольно развалившийся в кресле Картер, сгорбившийся Манфред. Ну и я, непонятно что здесь забывшая. Мне хочется взвыть и залезть под стол.

Я могла бы предположить, что в происходящем замешан Пентагон, но просто не в состоянии логически связать все происходящее. Как? Что? Зачем? Мне хочется схватить Картера за грудки, вытащить его из комнаты и устроить допрос с пристрастием, но я вынуждена до скрипа сжать зубы и молчать. Молчать! Мои пальцы до боли впиваются в ручки кресла. Почему-то мне так страшно и холодно. Почему-то я чувствую, что грядет нечто по-настоящему страшное.

– Ах да, – глухо произносит Монацелли. – Конечно. Документы.

Монацелли идет к стеллажу с книгами и, прямо как в фильмах, часть из них открывается, чтобы обнаружить позади себя сейф.

– Твои юристы все проверили? – вытаскивая бумаги из ниши в стене, уточняет Монацелли.

– Разумеется, – кисло отвечает Картер.

Однако, Шон не оставляет без внимания ни одной буквы из переданных ему Манфредом документов. Не удивлюсь, если он весь текст наизусть выучить пытается. А затем он берет ручку и порывисто расписывается. Один, два, три раза. Без колебаний и сомнений. Монацелли, напротив, долго смотрит на бумаги. Кажется, он физически не в состоянии это сделать. Я уже морально готова к тому, что он разорвет документы и пошлет нас с Картером к черту. Ему явно невыносимо расставаться с Бабочками. Из-за Марко? Или нет? Если бы сын был здоров, думаю, Манфред ни минуты бы не раздумывал, оставил бы компанию сыну. Да, Шон, конечно, лучше, но учитывая, что у сеньора Хакера есть наследник, а организация, считай, семейная, передавать ее человеку постороннему нелогично. Тем более что Картер уничтожит имя Монацелли в принципе. Не специально, а просто потому что он такой. Манфред – человек, которому повезло… а счастливчиков забывают очень-очень быстро. Особенно в свете такого соседства. Шон влюблен в эту работу. Он ею живет и дышит. Он пожертвовал всем. Ни семьи, ни друзей, ни отношений. Только Бабочки. Мои глаза все шире и шире. Шон так поступает всегда и со всеми. Идет напролом. И неважно по кому идет.