Текст книги "Дело Пентагона (СИ)"

Автор книги: Александра Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Внезапно он встает и подходит ко мне.

– Один раз, чтобы я запомнил. Иначе это эгоизм.

– Ты был пьян, но свое получил.

– Фактически, о том, чтобы я напился, меня попросила ты. Косвенно, но все же. И мне нужно получить то, о чем просил тебя я.

Он рывком выхватывает у меня простыню. И я стою перед ним голая. Но недолго. В следующее мгновение я уже повисаю у него на шее, обвивая его бедра ногой. Я рехнулась. Не забудьте записать в медкарте!

Ночью мне все виделось иначе. Как-то мягче, без горьковатого привкуса последующего расставания. А он словно делает все возможное, чтобы я пожалела о своем решении. Не может же он в самом деле хотеть, чтобы я вернулась? Или он рассчитывает на курортный романчик, который нам Леклер по доброте душевной позволит? Это безумие, это неправильно. Так не должно быть. То, что уходит, исчезает насовсем, иначе быть просто не может. «Мы» – я и Шон Картер – канули в Лету, возврата нет. Это блажь, уступка прошлому, попытка расставить все по местам, так что он делает? Зачем?

Я лежу на кровати. Воздуха мало, а тот, что остался – слишком горячий. Кожа липкая от пота, но я безмерно, безгранично счастлива. Будто все проблемы решились. Выброс эндорфинов в кровь и все тому подобное. Черт подери! Что я творю?!

– И ты хочешь, чтобы это не повторилось? – спрашивает Шон.

– Я… согласна на отсутствие рецидивов, – говорю ему я. И искренне верю собственным словам. – Это не значит, что я тебя не хочу, – неожиданно добавляю я. Мне даже не надо поворачивать голову, чтобы знать, что он на меня смотрит. – Но это не меняет того, что мы с тобой совершенно разные. И не меняет того, что я не в состоянии простить то, что ты со мной сделал. Тебе никогда не понять, сколько сил я тратила на то, чтобы быть совершенством, чувствовать себя совершенством. А ты только брал и разрушал мои попытки. Унижал, заставлял уподобляться тебе. Или не тебе, но кому-то, кто совсем на меня не похож. А по-моему на этом свете нет ничего, что стоило бы отказа от себя. Я уже пыталась подстраиваться, но ничего не вышло. С чего ты взял, что я хочу рискнуть снова?

Может быть, дело не в том, что он осознанно меня ломал раз за разом? Может, так само получалось? Ведь, как бы там ни было, Картер харизматичен. Вы не найдете человека, который остался бы к нему равнодушен. Нет, это не обаяние. Он ублюдок, и это видно, – но харизма… она есть. Да. Без нее Шон при всем своем уме был бы ничуть не лучше любого мальчишки.

Из отеля мы выезжаем крайне весело. Шон в бешенстве. Не знаю из-за моих слов или тараканов в собственной голове, но он очень зол. На его рубашке осталась лишь половина пуговиц, а потому только она и застегнута. Его прическа свидетельствует о том, что он занимался сексом всю ночь и до душа не добрался по странным сомнительным причинам. Глаза у него с похмелья все еще красные и воспаленные. Но все-все-все это меркнет по сравнению с выражением лица. Ах, сколько достоинства, он же властелин мира. Отвергнутый, обиженный и рассерженный. Меж бровей глубокая складка, губы сжаты в ниточку, подбородок поднят.

Администраторша поглядывает на нас очень заинтересованно. Я ее понимаю, сейчас Шон не очень похож на человека, который может запросто завопить на весь вестибюль, что он австралиец. Однако, Картер как всегда непрошибаем, успешно делает вид, что ничего странного не происходит.

– Признаться, я не ожидала, что сегодня вы вообще выедете, – говорит администраторша, сверкая улыбкой и поглядывая на Шона. Он смеряет ее подозрительным взглядом, но вместо того, чтобы ответить, обращается ко мне:

– Не напомнишь, что вчера было?

– Ты пел I will survive, обещал обыграть в бильярд каждого студента в округе, вопил, что ты австралиец, ползком выбирался из лифта и пятнадцать минут пытался открыть замок номера. – А Шон ничуть не смущается, просто закатывает глаза.

– Надеюсь ты удовлетворена моей «человечностью».

– Вчера была, сегодня протрезвела. Ты на машине?

– Нет. Я знал, что придется пить.

– По-моему ты пришел ко мне, собираясь бросить это пагубное пристрастие.

– Не рассчитывал, что ты так легко согласишься.

У меня отнимается дар речи. И правда. Иногда я сама себе поражаюсь. Что он со мной делает? Как? Где, в конце концов, моя голова? Почему в присутствии Картера мне регулярно сносит крышу?

Но на лице у Шона ни торжества, ни ехидных ухмылок. Он равнодушно постукивает кредиткой по стойке рецепшна. Будто не ошарашил меня новостью про мою же непозволительную сговорчивость. Поэтому я просто меняю тему:

– Как ты меня нашел?

Он замирает, а затем смотрит как на идиотку.

– По GPS твоего телефона, конечно.

– Конечно. Вместо того, чтобы позвонить, спросить где я и предложить собственную компанию, ты решил пробить мое местоположение по спутнику. Очень по-человечески, Картер. Браво.

– Мне легче общаться с компьютерами, чем с людьми. Мои социальные контакты ограничиваются, как правило, постелью. Меня это устраивает. И не надо делать вид, что ты этого не знаешь. Если хочешь, чтобы я не искал тебя, не пытался взломать твой блэкбери и не тащил в постель, тебе стоит вернуться в Штаты ближайшим же рейсом.

Мое раздражение выливается на администраторшу, которая слишком уж долго копается в своем компьютере. Помнится, ночью у нее получалось значительно лучше.

– Простите, у вас система повисла? – спрашиваю я раздраженно. – Потому что сейчас у вас уникальный шанс попросить этого мужчину помочь. Поверьте, он и Пентагон запросто взломает, лишь бы отсюда побыстрее убраться.

– Неужели, – снова улыбается она Шону. И на этот раз его августейшество изволит ответить:

– Советую разобраться самостоятельно, потому что после моего вмешательства вы можете обнаружить массу неприятных сюрпризов, – сухо говорит он.

Администраторша принимает его слова за шутку и смеется, а Картер снова переключает внимание на меня:

– Как поживают Леклер и Келлерер? Давно вас не видно.

– А что, страшно? – осеняет вдруг меня. Пока мы с Картером не виделись, он весь извелся, гадая, не строим ли мы собственный коварный план. – Не бойся, я не составила контрзаговор против тебя.

– Ты смешная, – вдруг улыбается он холодно. – Запомни, я тебе предложил отличную сделку, а Леклеру ты нужна будешь максимум две недели. Для него ты не долгосрочный проект. Он гоняется за мной три года, ищет, копает землю. Ничего не находит. Он тыкается в тупики, разыскивая мои слабости. А теперь нашел тебя и машет перед моим носом, надеясь, что я взбешусь или отвлекусь. И ошибусь. Вот зачем ты ему. Не больше.

– Но ты же не ошибешься, – меланхолично отзываюсь я, скорее по привычке.

– Разумеется, ошибусь. Я же человек.

У меня отвисает челюсть, а Шон фыркает, качает головой и выходит из отеля. На подобное признание я даже не рассчитывала. Не то, чтобы я полагала Шона безгрешным, но одно дело, когда это знаешь ты, и совсем другое, когда он в своей слабости признается самостоятельно. Раньше такого не случалось.

Итак, он вышел из вестибюля, а я остаюсь, чтобы подписать бумаги. Была уверена, что он уже уехал, но когда выхожу, обнаруживаю, что он стоит на пороге и выдыхает в небо сигаретный дым. За все время, что мы жили вместе, курящим я его видела считанное число раз, и то, что сейчас он снимает стресс посредством никотина, – знак не очень хороший.

– Сэр, здесь нельзя курить! – говорит швейцар, спеша к Картеру. Но тот просто бросает ему пару банкнот, как кость собаке. Это сравнение наводит меня на мысль.

– Как Франсин?

– Умерла через месяц после твоего ухода, – невозмутимо отвечает Шон.

Не знаю почему, но новость потрясает меня настолько, что я непроизвольно начинаю искать себе оправдание:

– Она была немолода…

– Да-да, Конелл, была, – перебивает меня Шон и вдруг смотрит так, словно я настоящий враг человечества. – Но она скучала, скулила и не давала мне спать по ночам.

Я чешу бровь. Кажется, я попалась в паутинку Шона, и он мной играет, а я все больше запутываюсь. Так делают некоторые животные: кусают, отходят и смотрят как ты отреагируешь. Он что-то хочет мне сказать?

– Мне ужасно жаль. – Никогда не понимала, что говорить в таких случаях. Но на этот раз Шон на мой ответ не обращает внимания вовсе.

– Так интересно было за вами наблюдать. Не знаю, чем тебе столь сильно не угодила моя собака, но ведь она пыталась выслужиться, ходила вокруг тебя, а когда ты уезжала – ложилась на кухне и ждала возвращения. Я не умею разговаривать с животными, а то бы дал ей хороший подзатыльник и объяснил, кто ты есть. А ты, Конелл, беспардонная стерва, которая никому не дает вторых шансов, не так ли?

От этих слов у меня начинают гореть уши. Хочется ему врезать! Да как он вообще смеет говорить мне такое?!

– Франсин не таранила мною мебель, – рявкаю я. – А ты не помираешь с горя из-за моего ухода. Ты не оставил мне ни единого шанса остаться с тобой.

– Я знаю, – кивает он.

– Тогда о чем ты говоришь?

– О том, что умение прощать может сильно облегчить тебе муки совести. Ты ведь уже пожалела, что была с собакой неласкова? Ты всегда так поступаешь: ставишь клеймо и раскаиваешься, только когда исправлять что-либо уже поздно. Когда-то давно ты поставила клеймо, что на Франсин, что на мне. И никогда даже не сделала попытки пересмотреть собственное мнение, не так ли? А стоило бы! Я надеялся, что за три года ты изменилась, Джоанна. Может и так, но не в лучшую сторону.

Оставляю Шона докуривать свою сигарету, а сама ловлю нам такси. Потому что стоять рядом и выслушивать оскорбления только за то, что отказываюсь с ним спать, как минимум неразумно. Он чуть ли не инвалидом меня сделал, а я, значит, виновата и не даю ему реабилитироваться? Экая чудесная логика!

Такси я ловлю по методу Шона. Выбрасываю в сторону руку с зажатой купюрой. Это существенно ускоряет процесс. И спустя пять минут мы сидим рядом в такси.

– Так… гхм, у тебя теперь нет собаки?

– Что? – Картер выглядит удивленным до глубины души.

– Мне казалось, что ты любил Франсин…

– Я взял Франсин только потому, что чувствовал себя в долгу перед отцом за собственный сволочной характер.

– Но ты привязался к собаке.

– Если я и привязался, то только к одной собаке. Другую я буду ненавидеть так же сильно, как и всех остальных.

– Да, и с людьми у тебя так же, – бормочу я и отворачиваюсь к окошку.

После этого молчание превращается в раздраженное. Сидим и таращимся в разные стороны. За последние сутки случилось столько всего, что мне необходим электрошок. Меня вышибло из комфортной зоны. Раньше я всегда знала, где находятся стоп-линии Шона. И старалась к ним даже не приближаться. Теперь же он сам заставляет меня их пересекать, а я не хочу, потому что не знаю, чем это чревато.

– То есть ты всегда метил в кресло сеньора Хакера? – озвучиваю я единственную идею. Вот же она, эта причина. Шон на пороге собственного потолка, естественно, он счастлив и спокоен. Ему не о чем больше переживать. Он просто снимает сливки, наслаждается собственным триумфом. Всеми способами.

– Конечно, – спокойно отвечает он.

Итак, Шон Картер перестал лихорадочно цепляться за ступеньки лестницы в поднебесную, теперь он разрешает себе пожить. Это смешно, но, тем не менее, действенно. Он достиг всего. Он наш новый Бог. Может быть, он и прав, может быть разбрасываться неправильно, но кто еще в состоянии идти к поставленной цели, годами не сбиваясь с курса? Честно говоря, я никого, кроме Шона, не знаю.

– Из тебя выйдет замечательный сеньор Хакер, – говорю я, когда такси тормозит перед отелем, и выхожу из машины.

Забираю у администратора ключ от номера, и именно в этот момент рядом со мной появляется Леклер. Злой, как черт.

– Ну и как впечатления, доктор Конелл? Понравилось спать с подозреваемым? – спрашивает он. Не говорит, а шипит подобно змее. Администратор начинает кашлять. У него культурный шок.

– Как и всегда, агент, – без обиняков заявляю я. Не его, вообще-то дело!

– Еще раз вытворите что-то подобное, и можете прощаться как с Картером, так и с папочкой. Я вас вышлю отсюда первым рейсом, на который билет найдется. И если даже придется лететь с пересадкой в Антарктиде, это меня не остановит.

– ЧТО?!

– Он подозреваемый, а вы…

– Шантажируемая. Я не блюститель закона!

– Мне кажется, вы не понимаете серьезности ситуации, доктор Конелл. Это не игрушки. Спать с подозреваемыми нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Стоило бы помнить, с кем вы в одной упряжке! Ведь вы итак не беспристрастны.

– Я была с вами в одной упряжке, Леклер, пока вы не свалили в Рим. Теперь каждый сам по себе, уж извините.

– Я делал свою работу. Так, как умею. И ничего согласовывать с вами не обязан.

– А я обязана согласовывать с вами с кем мне спать, мой маленький сладкий сутенер? – игриво провожу я пальчиком по его груди. – А хоть разговаривать с Шоном я могу? Или вы составите мне список дозволенных тем?

– Перед камерами или жучками говорите о чем угодно. Только чтобы до стонов не доходило. Кстати об этом, у вас, помнится, в Штатах жених остался.

– Он мне не жених.

– Ваш отец так не считает.

– Если мужчина спохватился, что может меня потерять только после того, как потерял – он мне не нужен! Я хочу, чтобы меня жаждали каждую секунду, миллисекунду, не только когда я пропадаю из поля зрения. Вот что называется правильной помолвкой, а Брюс…

– А Шон Картер, конечно, жаждет вас каждую секунду и миллисекунду, когда не находится в постели другой. Вы видели записи до вашего приезда? Посмотрите. Он не скучал.

– Да.

– Что да?

– Конечно, видела. Агент, вы думаете, что я настолько наивна? Он мне верность не хранил никогда. Поначалу было обидно и непонятно, но со временем удивляться перестаешь. Противно, но терпимо – я же не замуж за него собиралась.

– Полагаю, что это потому, что он никогда бы вам этого не предложил.

– Логично, не находите? Я никогда не собиралась за него замуж, потому что мы слишком разные. Не стану отрицать, что я определенно не та женщина, которая может поставить на колени Шона Картера. А, может, он просто не из тех, кто способен связать свою жизнь с кем-либо.

– Тем не менее, Карине Граданской он предложение делал, – сообщает мне Леклер. А вот этого я не знала. И новость парализует мой мозг. Есть ли у вас люди, которых вы откровенно ненавидите, которых просто не можете не ненавидеть, которые для вас просто средоточие собственной ненависти и отчаяния? У меня такой человек есть. Это Карина Граданская. И пусть мне не нравятся слова Шона о том, что я не даю вторых шансов, не прощаю, не пересматриваю свое отношение, с Кариной это правда.

– Удивительно наглые администраторы пошли, подслушивают, подслушивают… мой ключ у вас, вы его потеряли или кому-то отдали? Я точно знаю, что ко мне в комнату, пока меня нет, целыми табунами ходят. И это не горничные. Это Леклер, Келлерер, полагаю, что и гости из бунгало тоже!

– Простите, но мне ничего об этом не известно, – чопорно отвечает сотрудник отеля.

– Вы в состоянии ключ найти?

И он протягивает мне ключ.

– Вы официально занесены в список людей, которые меня очень-очень сильно раздражают! – Наверное, он просто под горячую руку попался, но я не могу не выплеснуть яд хоть на кого-нибудь.

Но мне везет еще больше, поскольку когда я захожу в собственную спальню, обнаруживаю там Карину Граданскую. И изучает она материалы, которые я повесила на стенку. Ну все, попалась, стерва. Объективно, она конечно, не виновата в том, что Леклер меня попытался уколоть, но это не значит, что ей не достанется. Даже администратору влетела, а эта – еще хуже.

– Какое… потрясающее зрелище.

– Шон с тобой? – спрашивает она, на провокации не ведется.

– Шон с тобой. – Нет, я не в состоянии сдержаться. Просто не могу. И пусть понимает, как хочет.

– Не поняла… – И так по-детски удивленно на меня смотрит. У нее вообще хорошо получается делать большие невинные глазки.

– В бунгало. Шон туда поехал, – поясняю я, будто именно это и имела в виду.

– Аа… – тянет она. – Ты… эээ…

– Ты говорила кому-нибудь о своей болезни? – ухожу я от расспросов.

– Ты о провалах в памяти? Н-нет, – она смущена.

– Я изучила вашу переписку, и поняла, что в курсе был только Манфред.

– О. – Она думала, что я интересуюсь не для дела? Так Карина еще и наивная? В жизни не поверю. – Да, так и было. Это значит, что я попадаю под подозрение?

– Значит, никто из хакеров больше не знал?

– Я скрывала дочь, о ней был осведомлен только Манфред. Так я под подозрением?

Итак, Манфред или Карина? Или кто-то из них кого-то покрывает. Кого-то, кому сообщил все, как есть.

– Тебе лучше покинуть мою комнату.

– Конечно, извини за вторжение, просто Шон пропал и я вспомнила шторм… – Не верю ей. – Ты знаешь, где он был?

– Я знаю где он был.

Она качает головой.

– Ты ведь его используешь. Для этого. – Она обводит рукой мои записи. – Он знает?

– Конечно, знает. Он сам предложил.

Она тяжело вздыхает.

– И теперь ты с ним спишь.

– Вы с Леклером коллективный набор свечей заказали? – иронично спрашиваю я. – Это здесь не при чем. – Я указываю на стену. – Ты за Шона не переживай, Пани, с ним уж точно ничего не сделается.

– Откуда тебе знать? – рявкает она. Защищает? Как же меня бесит эта парочка. – Я всегда подозревала, что ты эгоистка!

– Взаимно. Только ты еще и с**а.

– Я изменилась!

– Легко быть хорошей, когда в твоей жизни все прекрасно. Это как облагодетельствовать окружающих, когда на твоем счету миллиарды. А когда у тебя болела дочь, а тебе не хватало человеческого сострадания, ты пришла в дом, в котором я жила, и разрушила сказку, в которую я верила. Сдернула с меня розовые очки. А я любила свои розовые очки. И не надо обвинять меня в скупости и черствости теперь!

Сейчас, Пани, я уйду, вернусь через двадцать минут. И лучше, чтобы тебя здесь не было!

Глава 10
 Джоанна vs Карина

Шесть с половиной лет назад

Тот день был выходным. Я старательно писала программу удаленного доступа, которую задал мне Шон в рамках индивидуального учебного плана. Он занял компьютерную комнату, а мне досталась гостиная. В одном помещении мы работать не могли, Картер не терпел конкурентного стука по клавишам. Это его отвлекало. По крайней мере, я предпочитала именно эту версию объяснений.

На мне было платье с цветами и широкими белыми полосками окантовки по краям, волосы скручены в замысловатый жгут и красиво спущены на одно плечо. Я не собиралась выходить на улицу, но раз Шон был дома, не поленилась нарядиться, причесаться и накраситься. Какой же я была дурой! Однако, в тот собственное стремление к внешнему совершенству стало для меня неким утешением, потому что в дверь позвонили, и то, что случилось после, не описать цензурными словами…

Я не стала дожидаться, чтобы на звонок вышел крайне раздраженный Шон, к тому же уже выучила урок: кто бы ни пришел его нужно выставить и побыстрее. Поэтому я подошла к двери и, не глядя в глазок, ее распахнула… а затем все заготовленные вежливые слова застряли в горле. Я сразу поняла, кто передо мной. Именно об этой особе рассказывали Джастин Картер и Роберт Клегг. Иными словами, по наши души явились концентрированные неприятности.

Одеты они были, однако, экстравагантно: в жакет с раскраской под зебру, желтый топик, аквамариновые брюки и золотые туфли на сумасшедших каблуках. В пальчиках, с длинными ногтями под цвет брюк, была зажата совсем не женская сигарета. И пахло так, будто незнакомка выкурила уже пачку. Однако, за табачным амбре я почувствовала духи. Очень дорогие духи. О да, рядом с Пани (а, разумеется, это была она) я в своем платье в цветочек показалась себе дешевкой. И не представляю, каким образом, ведь одета она была на зависть любому попугаю!

Видно, дело было не в одежде, ведь ее глаза обладали кошачьи прищуром и металлическим блеском поверх странной фиолетовой радужки, кожа не была знакома ни с расширенными порами, ни с солнечными лучами, а цвет ее волос смог бы повторить не каждый художник. Она была ниже меня сантиметров на десять, но сумасшедшие шпильки украли как минимум половину моего преимущества. И, черт, она была безупречнее не придумать!

Я возненавидела ее сразу. Вот на этом самом месте. Даже на порог пускать не хотела, потому что чувствовала, будто стою на пути у движущегося на всех парах состава. И сойти с рельсов уже не успеваю.

Мы с ней подняли глаза одновременно. Она, выходит, тоже меня разглядывала. Интересно, что увидела во мне она?

– Шон дома? – спросила Пани с легким австралийским акцентом. То есть приехала и жила здесь, совсем как я.

– Он занят и в такие моменты не очень любит посетителей, – попыталась я избежать лобового столкновения с поездом. Но это не прокатило.

– О, – рассмеялась она хрипловато. – Я курсе, но меня он точно примет.

И тут, словно в доказательство ее слов, к дверям ломанулась Франсин. Она и лаяла, и счастливо скулила, и облизать гостью пыталась…

О да, это меня обидело. Да, я посчитала ее поведение предательством. И да, я больше никогда не была добра с бедняжкой Франсин. Сейчас мне кажется это сплошным безумием, но если вы читали о таком явлении, как проецирование, то знаете, на кого я злилась, вы знаете, что раз мне нечем было задеть Шона, то его собаке досталось по полной. Пусть я, как и прежде, кормила Франсин и гуляла с ней, но отношение прежним не стало.

– Я позову его, – сказала я, задаваясь вопросом, насколько велика вероятность, что и остальные обитатели дома будут так же рады гостье, как собака. Мое сердце стучало глухо и больно. Что ей надо? Зачем она приехала?

– Шон, к тебе гости. – А он, чтоб его, даже не повернулся в мою сторону.

– Я занят.

– Гости передали, что ты отвлечешься и будешь очень рад их присутствию, – переступая через себя, сказала я.

– Вот как… Какие интересные гости. И кто это? – скучающим тоном спросил он.

– Женщина, – пожала я плечами, сама не понимая, почему назвала ее именно так. – Рыжая.

И вдруг случилось невероятное. Шон на мгновение замер, а затем моментально поднялся со стула и направился к двери на звуки лая и счастливого скулежа. А я подходить не стала, мне нужна была дистанция. Если бы в тот миг я могла убежать, чтобы сохранить свои иллюзии, я бы это сделала. Но вылезать в окно было как бы ниже моего достоинства.

А тем временем, Шон и Пани остановились друг напротив друга, и что-то такое повисло в воздухе, что даже Франсин притихла, реагируя на происходящее. Воздух стал душным, толстым, плотным, его стало невозможно проглотить. И тут губы Карины дрогнули в улыбке. А я… пусть это было трусостью, но я обрадовалась, что не видела выражения лица Шона.

Затем эти двое заговорили. Не по-английски. Я сразу вспомнила Алекса и заподозрила в иностранке русскую… Я не сильно ошиблась. А Шон махнул рукой в сторону кухни и выгнал собаку на улицу.

– Джоанна, Карина или, среди Бабочек, Пани. Потому что якобы по происхождению она в каком-то там колене полячка.

– Я чистокровная полячка, – сухо заметила она.

– Да? А ты хоть раз в Польше была? – фыркнул Шон. – Если мне не изменяет память, ты скрываешься от праведного возмездия в более… урбанизированных странах. – И хотя это было жалко, я все равно обрадовалась, что он начал знакомство с привычных подколок и придирок.

– Это тут вообще не при чем! – сощурилась Карина.

– Каждый из нас останется при своем мнении, – пожал плечами Шон.

А во мне взыграла вежливость.

– Что будете пить? – спросила я, выдавливая из себя улыбку.

– Кофе, конечно, – огрызнулся Шон. Карина не возразила.

Итак, она красивая, умная и любит кофе. Идеальная девушка для Шона Картера. Хотя раньше мне казалось, что и я на эту должность очень даже подхожу. Просто до нее – до Карины Граданской – я никогда не встречала ни одной красавицы, которой бы однозначно проиграла внешне. В тот день это случилось впервые. И осознание оказалось до смешного неприятным.

– Так что тебя забросило в Нижний Мир?

– Деньги, – ответила Пани без обиняков, чем изрядно меня удивила. Ей нужны деньги, но она не поскупилась на билетик до Сиднея.

– Зачем? Когда, чтоб тебя, ты промотала все, что получила от Алекса и не Алекса тоже?

– Как тебе удается опошлить все на свете? – кисло поинтересовалась она, но не обиделась.

– Ты уехала из Сиднея к нему. Я немного удивлен, что и из Петербурга ты тоже смоталась. На этот раз к кому?

– К Лиз Маер, если тебе действительно интересно.

– Уверяю тебя, мне абсолютно похрен. Я спросил, чтобы тебя позлить.

А она засмеялась. Она, черт ее дери, просто рассмеялась!

– Годы идут, а Шон Картер остается незыблемым.

– Ты хочешь поговорить за жизнь? Охотно оставлю вас с Джоанной. Это у вас общее. – И сказано было так, словно больше у нас нет общего ничего. Вероятно, он был прав, но я расстроилась, потому что ОНА в его глазах точно выигрывала. – А если хочешь, чтобы я сделал вид, что поддерживаю подобного рода беседу, извести меня за несколько дней до в письменной форме. Мне нужно морально подготовиться к такому событию.

– Ты отвратительный, – отмахнулась Карина.

– Деньги тебе зачем?

– Не могу сказать.

– Тогда катись отсюда, – без труда решил вопрос Шон.

И вот теперь она обиделась. Даже топнула ножкой. Я не смотрела пропустить такое зрелище и обернулась. И не прогадала. От взгляда Пани и каменная глыба почувствовала бы себя виноватой. Но не Картер.

– Шон, я не прошу наличности. Только о возможности заработать!

– И ты приехала, чтобы попросить меня…

– Отказаться от нелегалки.

– Ты меня, должно быть, разыгрываешь.

– Шон, у Монацелли есть сетевики, есть интеллектуальщики, параллельщики… но ты хакер и я хакер. Мы делим одну ветку и одних заказчиков, при всем том, что ты известнее и лучше. Я ничуть не спорю, но мне нужны деньги. Очень. И срочно.

– Карина, к чему мне твои нервы, драмы и отрепетированные речи? Пустое. Вопрос не меняется: за-чем?

Я поставила перед ними по чашке кофе, и Карина свою опустошила залпом, хотя я даже вазочку со сладостями не успела принести. Почувствовала себя прислугой, которую никто даже не замечает.

– Кое-кто болен. И этот человек мне безмерно дорог.

– Вот видишь, как все просто. – После этих слов Шон постучал по столу пальцами и, наконец, произнес: – Хорошо. Забирай.

– В-всех? – Ее глаза расширились и стали квадратными.

– Половину. Мне тоже нужно на что-то жить.

– Это смешно. Ты на легальной части срываешь больше, чем я на нелегалке!

– Пани, я не собираюсь выходить из игры, – фыркнул Шон. – Всех я тебе не отдам, забирай половину или проваливай ни с чем.

Она несколько смутилась.

– Хорошо, спасибо.

Шон лишь кивнул.

– Зачем ты приехала?

– Поговорить…

– Разговор пятиминутный и вполне себе телефонный.

– Если подслушают…

– Меня не подслушают!

– Меня подслушают.

– Значит среди хакеров тебе не место. – Пани так посмотрела на Шона, что, клянусь, еще чуть-чуть, и у нее бы волосы как змеи зашевелились.

– Ты знаешь, что это не так.

– Хватит устраивать пляски с бубнами, я задал вопрос.

– Я приехала, потому что мне нужен друг! – выпалила она, наконец.

– И ты решила меня записать в категорию, прости, друзей? Я друг Алексу, тебе я не друг, не был и не собираюсь становиться. Ты поступила с Алексом как последняя дрянь, назови хоть одну причину, почему я не должен вышвырнуть тебя пинком под зад, а лучше за волосы затащить в самолет и отправить в твой гребаный Лондон или где ты теперь ошиваешься.

– Скажем, потому что меня так часто пинали под зад и таскали за волосы, что ты не встанешь в один ряд с другими ублюдками, считая себя особенным? – иронично поинтересовалась она. У нее еще и чувство юмора имеется. Я чуть не взвыла.

– Причина достойная, – признал Шон. – Но жилетку из меня сделать не выйдет, как ни старайся. Мне хватает той парочки идиотов, которые кончают от счастья, что получили статусы моих друзей. Они даже не догадываются, что я терплю их девчачье нытье только потому что изредка они бывают исключительно полезны.

– И Алекс?

– Подумываю понизить его приоритет, так как он не только идиот, а еще и наркоман. И толку от него в последнее время ноль. На самом деле я молча терплю все его закидоны только потому что в его срыве виновата ты…

– Думаешь, мне так хотелось взять и уехать? – прервала она монолог Шона. И я попыталась прикинуть, что это за любовный треугольничек такой получился. Более странной ситуации не придумать. То есть Шон и Алекс дружат, хотя как минимум один из них увел у другого девушку, а ненавидят оба теперь, пардон, ее? Это возможно, только если Пани – последняя стерва. Стало быть, я не ошиблась в оценке.

– Да, именно так я и думаю. Сколько я тебя помню, ты всегда собиралась уехать, то куда-то, то откуда-то.

– Я похоронила родителей, меня чуть не убили, и я решила, наконец, построить собственную жизнь без вмешательства толпы мужиков, размахивающими стволами в дело и не в дело!

– А я был уверен, что ты раздвигаешь ноги, как только слышишь слово «мафия»! Неужели надоело?

– Так, все, с меня хватит.

Она встала и собралась уйти, но Шон схватил ее за запястье и потянул в гостиную. А я осталась сидеть на кухне в компании двух пустых кофейных чашек и нетронутой вазочки конфет. Почувствовала на себе взгляд Шона, и повернулась к выходу. На секунду наши глаза встретились, а затем он резко отвернулся и с грохотом захлопнул за ними обоими дверь гостиной. Оттуда уже раздавался Пани, который было никакими затворами не скрыть и не спрятать.

И хотя Шон был с ней груб, а затем и вовсе довел до слез, жалкой себя почувствовала именно я. И, признаться, ни до того момента, ни после я НИКОГДА больше не чувствовала себя никчемной настолько.

Они закрылись в гостиной. С моим нетбуком. И мне ничего не оставалось, кроме как оккупировать компьютер Шона и продолжить свою работу. Таким образом, я восстановила с нуля код, подумала, еще что-то дописала, погрустила о собственной участи, пожалела себя (как же без этого), попереживала по поводу отсутствия всхлипов в коридоре, поразмышляла над тем, чем эта парочка может заниматься… и тут меня осенило. Я только что написала программу удаленного доступа, а в гостиной остался мой ноутбук, до которого с моим новеньким кодом можно было запросто добраться. И я лихорадочно, наполовину интуитивно начала дописывать код, который должен был обеспечить мне изображение с камеры нетбука. К слову, торопясь открыть дверь неприятностям, я оставила тот на комоде и теперь получила просто роскошный ракурс.

Шон обнял рукой плечи Пани, она прильнула к его груди, скрутилась, точно кошка. И все еще плакала, все еще вздрагивала. Учитывая, сколько я проковырялась с кодом, она могла бы уже и успокоиться! Раз, скажем, пять.

А потом… я не знаю и не хочу знать, кто в этом был виноват, но Карина подняла голову и их губы встретились. Думаете, что хоть один из них остановился? Нифига подобного. Шон-падла, кажется, только этого и ждал. Их поцелуй не был страстным, по крайней мере не сразу стал. Сначала губы двигались медленно, с чувством, с наслаждением, он долго убирал с ее лица прилипшие к мокрым щекам волосы. Но я видела, чувствовала, что он хотел ее, просто задыхался от вожделения, а ей нужно было совсем не это. У нее были проблемы, которые заставили ее плакать, и мыслями Пани витала именно в них. Здесь же, с ним, она всего лишь хотела почувствовать себя нужной, желанной. Вот зачем она приехала. И даже несмотря на препятствие в виде меня, она заполучила задуманное. Я буквально кожей чувствовала, что Шон ее любил, я и раньше подозревала, что именно из-за другой женщины он так холоден со мной, но теперь… узнала наверняка. На примере. И все, что оставалось – постыдно радоваться, что она ему взаимностью не ответила. Наконец, поцелуй перерос в нечто большее, Пани перекинула ногу через бедра моего ректора и села верхом, обнимая затылок Шона обеими ладонями. Он целовал ее шею, жадно, но явно сдерживаясь. Будто напугать боялся. А затем начал осторожно стягивать жакет. И тогда я поняла, что зрелище обнаженной Карины Граданской в объятиях Шона не вынесу – потянулась к красному крестику, как к спасительному кругу, и нажала на него.