Текст книги "СССР: Территория любви (сборник статей)"
Автор книги: Александра Архипова
Соавторы: Станислав Савицкий,Константин Богданов,Юрий Мурашов,Маттиас Швартц,Юлия Лидерман,Светлана Адоньева,Татьяна Дашкова,Биргит Боймерс,Наталия Борисова,Марк Липовецкий
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Константин БОГДАНОВ
Право на сон и условные рефлексы: колыбельные песни в советской культуре 1930–1950-х годов
Фольклористы 1920–1930-х пишут об отмирании и перерождении привычных жанров фольклора. Былина, сказка, духовный стих, обрядовая песня плохо согласуются в своем традиционном виде с прокламируемым радикализмом социальных и культурных перемен в жизни страны. В ряду жанров, обреченных на исчезновение под натиском городской культуры и коллективизации, называется и колыбельная песня[84]84
Гагенторн Н. Колыбельная песня как отражение быта русской деревни // Художественный фольклор. 1930. № 6–7.
[Закрыть]. Статья Юрия Соколова о колыбельных, помещенная в пятом томе «Литературной энциклопедии» (1931), прочитывается как некролог. Традиционные «песни, исполняемые матерью или нянькой при укачивании ребенка» (так определяет колыбельные автор этой статьи) в новой социальной действительности не имеют будущего уже потому, что обнаруживают черты пережиточной архаики и социально-предосудительного происхождения. С одной стороны, поясняет Соколов, колыбельные связаны с «идеализацией быта и хозяйства – проявлением магических пожеланий и заклинаний», сферой обрядового фольклора (подблюдными песнями, колядками, свадебными величаниями), а с другой – со «средой господствующих классов старой Руси», патриархальным семейным укладом и классовым неравенством (описанием богатства/бедности, противопоставлением труда и праздности). Есть, впрочем, у колыбельных и такая особенность, которая могла бы оправдать их присутствие в советской культуре, а именно – их ритмическое сходство с «рабочими» песнями, «отображающими в себе ритмы трудового процесса», представленного в данном случае как «ритм движений раскачивающейся колыбели», передаваемый двустрочной строфой с парными соседними рифмами с преобладанием четырехстопного хорея. Но будущее, по Соколову, неотвратимо: «традиционная колыбельная песня или вымрет начисто, или сильно видоизменится и по содержанию и по форме»[85]85
Соколов Ю. Колыбельные песни // Литературная энциклопедия. М., 1931. Т. 5 (цит. по: http://feb-web.ru/feb/litenc/ency-clop/ les). О «ритмах трудового процесса» Соколов вспоминает, оглядываясь, скорее всего, на знаменитую книгу К. Бюхера «Работа и ритм» (в русских переводах издавалась дважды: в 1899 и 1923 годах).
Бюхер писал о колыбельных как о пении, «почти всегда неразрывно связанном с ритмическими движениями» применительно к психофизиологическим основам трудовой и (resp.) культурной деятельности человека: «В этих случаях ребенок <…> пассивно участвует в ритме песни, так как его телу сообщается движение качания, производимое рукою матери» (Бюхер К. Работа и ритм / Пер. с нем. С. С. Заяицкого. М., 1923. С. 248).
[Закрыть].
О характере таких изменений речь пойдет ниже, но скажем сразу, что будущее продемонстрировало парадоксальную ревизию жанра.
Подобно эпосу и сказке, колыбельные песни могут быть названы жанром, который репрезентирует советскую культуру как культуру фольклорных традиций. В обширной работе о русской колыбельной песне в фольклоре и литературе Валентин Головин бегло отметил, что «советская идеологическая культура охотно использовала такие универсальные жанровые модели, как колыбельная песня, поскольку сила воздействия жанровой формы фольклорного происхождения, имеющей обязательные магические коннотации, очень велика»[86]86
Головин В. Русская колыбельная песня в фольклоре и литературе. Äbo: Äbo Academis Förlag, 2000. С. 307.
[Закрыть]. Указание на магию как на сферу эмоциональной суггестии, связывающую фольклор и тоталитарную культуру, в принципиальном отношении сомнений не вызывает[87]87
Lane C. The Rites of Rulers: Ritual in Industrial Society: The Soviet Case. New York: Cambridge University Press, 1981; Urban M. E. The Ideology of Administration: American and Soviet Cases. Albany, 1982; Riegel K.-G. Konfessionsrituale im Marxismus-Leninismus. Graz, 1985; Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре. М., 1998. См. также: Clark К. Soviet Novel: History as Ritual. Chicago, 1981; Добренко E. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. München, 1993. С. 58.
[Закрыть], но представляется недостаточным, чтобы ответить на вопрос, почему неравнодушие тоталитаризма к фольклору проявляется в разных культурах различным образом и избирательно в жанровом плане. Ритмическая основа колыбельных, роднящая их, по вышеприведенному мнению Соколова, с «рабочими песнями» также, вероятно, может быть истолкована как напоминание о «магических коннотациях» архаических форм обрядовых песнопений. Но что это дает, за исключением уже известного вывода о том, что фольклор богат ритмическими текстами, а последние суггестивны в эмоциональном и психологическом отношении?[88]88
Ср., например: Мелетинский Е. М., Неклюдов С. Ю., Новик С. Е. Статус слова и понятие жанра в фольклоре // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания / Отв. ред. П. А. Гринцер. М., 1994. С. 43–44, 53.
[Закрыть] Решение этого вопроса, как я полагаю, надлежит искать в иной плоскости – не в сравнении тоталитаризма с обрядовым фольклором, а в уточнении «ближайшего» пропагандистского контекста (условно соотносимого с медиальным и содержательным функционированием тех или иных текстов в обществе), допускавшего присутствие колыбельного жанра в тоталитарной культуре.
Ревизия жанра
Литературные попытки обновить колыбельные песни в соответствии с задачами пролетарской революции появились в 1920-х годах. Среди первых опытов в этом направлении (если не самым первым) стало стихотворение М. П. Герасимова (1924), где традиционный мотив убаюкивания включает упоминание о фабрично-заводских заботах отца («Завтра раненько гудок / Сон твой оборвет чуток. / Я опять в завод уйду»), а призыв ко сну – уверенность в советской помощи и ласкательное обращение к ребенку как к дизелю:
Спи, мой мальчик,
Спи, мой свет,
Сон твой охранит Совет.
Спи, мой дизель,
Спи, силач,
Баю-баюшки, не плачь[89]89
Герасимов М. П. Колыбельная // Обо всем понемногу. 1924. № 3. С. 5; вошло в сборники М. П. Герасимова «Северная весна» (Кн. 3. М., 1924), «Покос» (М., 1924), «Стихи о заводе и революции» (Харьков, 1924).
[Закрыть].
Стихотворение Герасимова, несмотря на воспроизведение стилистических и мотивных особенностей традиционных колыбельных, может считаться (как справедливо пишет В. Головин) не столько призывноусыпляющим, сколько наоборот – призывно-возбуждающим[90]90
Головин В. Указ. соч. С. 328–329.
[Закрыть]. Мотивы усыпления и убаюкивания для культуры 1920-х – начала 1930-х годов нехарактерны, хотя отдельные исключения были и здесь – вокальные сочинения Ю. С. Сахновского[91]91
Сахновский Ю. С. Колыбельная песня: Для меццо-сопрано с сопровождением ф-п. Ор. 7, № 1. М.: Госиздат, 1925.
[Закрыть], А. Д. Кастальского[92]92
Кастальский А. Д. Колыбельная: Для голоса с сопровожд. ф-п. М.: Госиздат, 1925.
[Закрыть], колыбельный цикл А. Л. Барто (на муз. М. Красева и Г. Лобачева)[93]93
Барто A. Л. Четыре колыбельные. М.: Госиздат, 1928.
[Закрыть], «Детский альбом» А. Т. Гречанинова[94]94
Гречанинов А. Г. Детский альбом. Для ф-п. Ор. 98. М.: Гос. муз. изд-во, 1933.
[Закрыть]. В литературе и песенной лирике тон в эти годы задают не колыбельные, но, скорее, погудки – наподобие строчек знаменитой «Песни о встречном» Б. П. Корнилова (1931), положенных на музыку Д. Д. Шостаковичем в одном из первых звуковых советских фильмов «Встречный» (в постановке Ф. Эрмлера и С. Юткевича):
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встает со славою
Навстречу дня[95]95
Корнилов Б. Избранное. Горький, 1966. С. 41. В 1948 году «Песня о встречном» стала (с новыми словами) гимном ООН (Фрумкин В. Легкая кавалерия большевизма // Вестник Online. 2004.17 марта. № 6 (343) [http://www.vestnik.c0m/issues/2004/0317/ win/frumkini.htm#@P*]). См. также сборник стихотворений В. Б. Азарова с характерным названием «Спать воспрещено. Стихи 1930–1932» (Харьков; Киев, 1933).
В музыковедческой публицистике 1920-х – начала 1930-х годов те же «антиколыбельные» настроения диктуются декларациями пролетарских композиторов, сурово обличавших «усыпляющий» характер дореволюционной и буржуазной музыки: Edmunds N. The Soviet Proletarian Music Movement. Oxford et al.: Lang, 2000. P. 18–38ff. См. также: Nelson A. Music for the Revolution: Russian Musicians and Soviet Power, 1917–1932. University Park: Penn State University Press, 2004.
[Закрыть].
Символика «пробуждения» в общем виде поддерживалась инерцией революционной прессы и речей самого Ленина, не устававшего говорить о «пробуждении» народных масс и затянувшемся сне России. Словарь Ленина-полемиста пестрит ругательствами по адресу товарищей, склонных «убаюкивать себя словами, декламацией, восклицаниями»[96]96
Казанский Б. Речь Ленина: Опыт риторического анализа // Леф. 1924. № 1. См. также в «Шаг вперед, два шага назад» (1904): «Мы станем убаюкивать себя маниловскими мечтами, если вздумаем уверять себя и других, что каждый стачечник может быть социал-демократом и членом социал-демократической партии».
[Закрыть]. Высказывание Ленина о декабристах, которые «разбудили Герцена» («Памяти Герцена», 1912), стало в этом контексте особенно расхожим[97]97
«Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала – дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию» (впервые: Социал-Демократ. 1912. 8 мая [25 апреля].№ 26).
[Закрыть]. Однако при всех похвалах революционному бодрствованию и пролетарской бдительности к середине 1930-х годов советская культура демонстрирует очевидное оживление колыбельного жанра как в сфере классической музыки и печатной литературы, так и – что представляется особенно занятным – в сфере кинематографа и песенной эстрады. Почин на этом пути положил в 1936 году фильм Александрова «Цирк», по ходу которого герои исполняли сразу две колыбельных. Первую из них (слова В. И. Лебедева-Кумача, муз. И. О. Дунаевского) поет Мери – картавящая на американский лад Любовь Орлова («Спи, мой бэби»)[98]98
Нотная публикация: Дунаевский И. О. Романсы и песни: Для голоса с ф-п. Л.: Гос. муз. изд-во, 1941.
[Закрыть], а вторую – «Сон приходит на порог»[99]99
Дунаевский И. О. Колыбельная из кинофильма «Цирк»: Для смешан, хора a capella. В обработке А. Сапожникова. Слова В. И. Лебедева-Кумача. М.: Гос. муз. изд-во, 1939 ; Дунаевский И. О. Колыбельная: Для джаза. Л.: Гос. муз. изд-во, 1940.
[Закрыть] – воодушевленные посетители цирка, передающие по рядам ее чернокожего ребенка. Представительствуя разные национальности СССР, солирующие граждане обрушивают при этом на маленького мулата каскад языков и наречий – русского, украинского, грузинского, татарского и даже идиша (вероятно – в ознаменование основанной в 1934 году в Приамурье Еврейской автономной области). Колыбельное многоязычие иллюстративно к многоязычию страны, строящей новую социальную действительность.
Ближайший контекст «Колыбельной» Лебедева-Кумача – Дунаевского – их же «Песня о Родине», «Песня о Сталине», «Песня о Каховке», «Марш водолазов», «Марш моряков-пограничников» и другие маршеобразные хиты середины 1930-х[101]101
См., например: Песни для хора без сопровождения: Муз. И. Дунаевского, тексты B. И. Лебедева-Кумача. М.: Музгиз, 1937; Сборник песен советских композиторов. Л.: Искусство, 1938; Массовые песни: Для пения (соло, хор) без сопровождения. Л.: Музгиз, 1938.
[Закрыть]. Так торжественно гарантированному Сталинской Конституцией 1936 года «праву на труд» (статья 118) законодательно сопутствует «право на отдых» (статья 119), а в медиально-песенном пространстве – «право на сон».
В следующем 1937 году кинорепертуар страны обещал пополниться фильмом, уже самим своим названием декларировавшим идейную востребованность колыбельного жанра. Из газетной заметки в «Известиях» в октябре 1937 года советские граждане могли узнать о том, что
Московская студия Союзкинохроники закончила работу над новым полнометражным фильмом «Колыбельная» (режиссер – орденоносец Д. Вертов). Это – документальный фильм о счастливой советской женщине. Мать, убаюкивая свою девочку, поет ей песню:
Спи, моя крошка,
Спи, моя дочь.
Мы победили и холод, и ночь.
Враг не отнимет радость твою.
Баюшки-бай! Баю-баю!
Есть человек за стенами Кремля,
Знает и любит его вся земля.
Радость и счастье твое – от него.
Сталин – великое имя его.
Слова песни написаны поэтом-орденоносцем Лебедевым-Кумачом. Композиторам братьям Покрасс удалось написать прекрасную музыку, полную лирики и теплого чувства.
Весь фильм построен как кинопоэма. Мать думает о будущем своей девочки, перед которой будут открыты все дороги, жизнь которой обеспечена законом о человеческом счастье – Сталинской Конституцией.
Фильм «Колыбельная» должен выйти на экраны к 20-й годовщине Великой пролетарской революции[102]102
Фильмы к Октябрю // Известия. 1937. 15 октября. С. 4; первая публикация текста Лебедева-Кумача: Правда. 1937. 23 сентября.
[Закрыть].
Фильм Дзиги Вертова (Д. А. Кауфмана), как и было обещано, вышел на экраны, но, вопреки сочувственному анонсу «Известий», был в прокате всего пять дней. Причины запрета «Колыбельной» до конца не ясны. Печатно о них не сообщалось, а официальные упоминания о самом фильме были неизменно положительными. Песня Лебедева-Кумача на музыку братьев Покрасс звучала в радиоэфире и после запрета фильма, ее текст включался в песенные сборники[103]103
Покрасс Дм. Я., Покрасс Д. Я. Колыбельная песня из кинофильма «Колыбельная»: Для голоса и ф-п. М.: Искусство, 1938. Вошла в сборники В. И. Лебедева-Кумача «Книга песен» (М., 1938), «Моим избирателям» (М., 1938), «Избранные песни» (М., 1939), «Избранные стихи и песни» (Киров, 1947) – В 1947 году в докладных записках министра кинематографии И. Г. Большакова и начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрова на имя A. A. Жданова о присвоении Вертову звания заслуженного деятеля искусств РСФСР фильм «Колыбельная» расценивался в ряду других вертовских фильмов как «выдающееся произведение советской кинематографии», фильм, вызвавший «исключительный резонанс в мировой печати» (Кремлевский кинотеатр, 1928–1953: Документы / Отв. сост. K. M. Андерсон, Л. В. Максименко. М., 2005. С. 789, 790).
[Закрыть]. На сегодняшнего зрителя «Колыбельная» производит впечатление навязчивого гипнотизирования и маниакального напора, близкого к фашистским фильмам Лени Рифеншталь. Документальное киноповествование микширует у Вертова сцены счастливого материнства и самозабвенного женского движения, показанного при этом буквально и психотично – как стремление женщин из разных уголков Союза всеми способами добраться до Москвы. Под бесконечно повторяющуюся мелодию маршеобразной колыбельной участницы этого марафона преодолевают всевозможные географические препятствия – пустыни и заснеженные перевалы, реки и леса – и пользуются всеми возможными способами передвижения – пешком, бегом, вплавь, на корабле, на тракторе, на верблюдах, на велосипедах, с помощью парашюта, поездом и т. д. Торжественный итог пути становится ясен при достижении Москвы – Всесоюзной женской конференции под патронажем Сталина. Теперь эмоции не сдерживаются, и их апофеоз соразмерен безграничной благодарности достигших своей цели женщин-делегаток.
Трудно сказать, что именно не понравилось Сталину в фильме Вертова. Возможно, что это был перебор с визуальным рядом: в мельтешении женских лиц и фигур присутствие Сталина наводит на двусмысленные аналогии – выражение «отец народа» приобретает здесь излишний буквализм, возможный уже потому, что, будучи фактически единственным мужским персонажем фильма (и во всяком случае – центральным персонажем), Сталин «появляется только в окружении женщин, и каждое такое появление сменяется кадром нового ребенка – новой девочки»[104]104
Нусинова Н. Семья народов. (Очерк советского кино тридцатых годов) // Логос. 2001. № 1 [http://www.ruthenia.ru/logos/ number/200i_i/200i_i_0i.htm].
[Закрыть]. Гаремные ассоциации приходят на ум почти всем критикам, писавшим о «Колыбельной»[105]105
См. также: Drubek-Meyer N. Op. cit. S. 29–51; Amzoll S. Kampf um den ungespiel-ten Oktober: Porträt des sowjetischen Dokumentarfilmers Dsiga Wertow // UTOPIE kreativ. Heft. 79 (Mai 1997). S. 66–73 [http://www.rosalux.de/cms/filead-min/rls_uploads/pdfs/79_Amzoll.pdf]; Murasov J. Die Frau im Zeitalter ihrer kine-matographischen Reproduzierbarkeit… S. 221–246.
[Закрыть]. Спорить с тем, что Вертов излишне рискованно «распространил патерналистскую метафору на сферу сексуальной мощи отца народов»[106]106
Добротворский C. Тело власти // Добротворский С. Кино на ощупь. СПб., 2005. С. 337–338.
[Закрыть], трудно, но можно принять и более слабую версию того же предположения – нежелание Сталина излишне «одомашнить» свой образ в глазах зрителей и дать им лишний повод к обсуждению его собственной (непростой) семейной жизни (смерти жены в 1932 году, взаимоотношений с детьми от первого и второго брака – Яковом, Василием и Светланой). Патерналистские метафоры в области идеологии, как показывает история, редко требуют приватных референтов. Но, возможно, дело было и в другом обстоятельстве. Кинохроникальный вождь предстает у Вертова в неприглядной очевидности: с оспинами на лице, волосатыми ноздрями и слуховым аппаратом в ухе, а Сталин, насколько это известно, не был поклонником портретных откровений[107]107
Hülbusch N. D. Djugasvili der Zweite: Das Stalin-Bild im sowjetischen Spielfilm (1934–1953) // Personality Cults in Stalinism / Personenkulte im Stalinismus / Hrsg. von К. Heller, J. Plamper. Gottingen: V&R unipress, 2004. S. 207–238.
[Закрыть].
Что бы ни послужило поводом к запрету фильма, сам Вертов о причине этого запрета так ничего и не узнал (но зато поторопился написать письмо начальнику Главного управления кинофотопромышленности Борису Шумяцкому, известному пропагандисту массовизации кинематографа[108]108
Шумящий Б. Кинематограф миллионов. М., 1935.0 Шумяцком и его взглядах на кино как искусство для масс: Taylor R. Ideology as Mass Entertainment: Boris Shu-myatsky and Soviet Cinema in the 1930th // Inside the Film Factory: New Approaches to Russian and Soviet Cinema / Ed. by R. Taylor, I. Christie. London; New York, 1991. P. 193–217.
[Закрыть], с требованием «расследовать, чья рука протянула свои когти к горлу фильма, кто участвовал в покушении на фильм и аннулировал наше стремление показать его широко и открыто»)[109]109
РГАЛИ. Ф. 2091. On. 2. Ед. xp. 426. Л. 84–84 об. Цит. по: Цымбал E. B. Самоидентификация личности и востребованность художника в XX веке: братья Кауфманы // Вестник института Кеннана в России. 2004. Вып. 5. С. 71.
[Закрыть]. Вместе с тем, будучи вольно или невольно вынужденным извлечь уроки из своей неудачи, Вертов, судя по всему, не сомневался в правоте выбранного им в данном случае стиля и его жанрового определения. Снятый им двумя годами позже киножурнал «СССР на экране» (1939) объединил три сюжета: выставку русских шалей, выборы в Чечне и грузинскую песню «Сулико», исключительно ценимую, согласно общему мнению, Сталиным[110]110
О музыкальных пристрастиях Сталина и, в частности, о том, что он охотно слушал пластинку с записью «Сулико» (по свидетельству А. В. Белякова) см. в подборке мемуарных материалов на сайте: http://stalin.su. С конца 1930-х годов «Сулико» включалась в состав сборников популярных песен и печаталась отдельными изданиями: Сулико (Душенька): Грузинская песня. Для хора с аккомп. чонгури. М.:Музгиз, 1938; Сулико (Душенька): Грузинская песня. Слова А. Церетели. Запись А. В. Мегрелидзе. Перев. Т. Сикорской. Для хора с ф-п. Л.: Музгиз, 1938; Массовые песни: Для пения (соло, хор) без сопровождения. Л.: Музгиз, 1938; Сборник массовых песен / Сост. С. А. Затеплинский. Л.: Гос. муз. изд-во, 1939; Сборник песен советских композиторов: Для трио: Мандолина, балалайка и гитара с пением. М.: Гос. муз. изд-во, 1939; Церетели А. Р. Сулико. (Грузинская песня): Для 3-х гол. хора без сопровождения. Ворошиловск: Орджоникидзенская правда, 1940; Мегрелидзе А. В. Сулико (Душенька): Грузинская песня. Для хора и ф-п. М.: Музгиз, 1948.
[Закрыть]. Советские радиослушатели могли слышать «Сулико» едва ли не ежедневно, одно время этой песней начинался радиодень. Любопытно, однако, что и эта песня (на слова А. Р. Церетели и музыку Варинки Церетели в обработке А. Мегрелидзе) в мелодическом отношении представляет собою тоже колыбельную[111]111
О пении колыбельной на мотив «Сулико» см. в воспоминаниях: Батурин Е. На Бичевской тропе // Батурин Е. Избранные рассказы 2005 [http://www.interlit200i. com/baturin-pr-4-2.htm].
[Закрыть], хотя тематически речь в ней идет о вечном сне:
Я по миру долго искал,
Но ее найти нелегко,
Долго я томился и страдал;
Где же ты моя, Сулико!<…>
Соловей вдруг замолчал,
Розу тронул клювом легко,
Ты нашел, что ищешь, – он сказал,
Вечным сном здесь спит Сулико.
Кинорассказ о социальных успехах, достигнутых в СССР, снова таким образом оказывался соотнесенным с колыбельной песней – пусть и не столь жизнеутверждающей, как в фильме 1937 года, но зато любимой самим Сталиным и уже потому поющейся не на упокой, но во здравие. В том же 1939 году на экраны страны вышел фильм Эдуарда Пенцлина «Истребитель», давший жизнь песне «В далекий край товарищ улетает» (слова Е. Долматовского, муз. Н. Богословского) и той же – на этот раз мелодически суггестивной – метафоре сна, объединяющей исполнителей и слушателей:
В 1940 году «Истребитель» стал лидером кинопроката по количеству просмотров, а песня (исполненная в фильме Марком Бернесом) с убаюкивающим колыбельным мотивом строчки «Любимый город может спать спокойно» – одним из наиболее популярных шлягеров сталинской поры. Таковы кинопримеры, но экспансия колыбельных песен не ограничивается «важнейшим из всех искусств», как назвал кино Ленин (в 1935 году Сталин поучающе повторил ленинскую фразу в приветствии к 15-летию советского кино)[113]113
Об истории этой фразы: Максименков Л. Введение // Кремлевский кинотеатр… С. 15–17.
[Закрыть]. Литературно-музыкальный репертуар советских поэтов и композиторов, пробовавших себя в колыбельном жанре, к началу 1940-х годов составляли сочинения С. Михалкова[114]114
Колыбельная С. Михалкова была опубликована в газете «Известия» под названием «Светлана» в день рождения дочери Сталина – Светланы (Известия. 1935. 28 февраля. № 151. С. 3). Михалков позднее объяснял это совпадение случайностью (Михалков С. В. От и до… М., 1998. С. 57), но есть и другие мнения на этот счет (Жовтис А. Л. Непридуманные анекдоты: Из советского прошлого. М., 1995. С. 18–19; Борев Ю. Сталиниада. Рига, 1990. С. 91). В довоенные годы стихотворение Михалкова было опубликовано только в составе авторских стихотворных сборников по меньшей мере девять раз: Русские советские писатели-поэты: Био-библиографический указатель. Вып. 15. М., 1992. С. 117.
[Закрыть], И. Сельвинского[115]115
«Колыбельная» И. Сельвинского (из романа «Пушторг») вошла в сб. И. Сельвинского: Песни. М., 1936; Лирика. М., 1937-Первоначальный (отличающийся) вариант опубл. в изд.: Сельвинский И. Пушторг. М.; Л., 1931. С. 47. В последующие издания романа не включалась.
[Закрыть], Е. К. Стюарт[116]116
Стюарт Е. К. Колыбельная // Октябрятская звездочка (Новосибирск) 1935. 15 января. Вошла в сборники Е. К. Стюарт «Ласковое солнце» (Новосибирск, 1946), «Ручеек» (Иркутск, 1947).
[Закрыть], А. Н. Благова[117]117
Благов А. Н. Избранные стихи. Иваново, 1938.
[Закрыть], А. Б. Гатова[118]118
Гатов А. Б. Стихи (1934–1938). М., 1939.
[Закрыть], Ю. А. Инге[119]119
Инге Ю. А. Колыбельная // Смена. 1936. 30 октября. Вошла в сборники Ю. А. Инге «Сердца друзей» (Л., 1939), «Вахтенный журнал» (М., 1944).
[Закрыть], Е. Г. Полонской[120]120
Полонская Е. Г. Колыбельная дочке // Звезда. 1937. № 11. С. 269; также: На страже Родины. Л., 1939. С. 49. Вошла в сборник Е. Г. Полонской «Времена мужества» (Л., 1940).
[Закрыть], В. Лебедева-Кумача[121]121
Лебедев-Кумач В. Колыбельная («Спи, мой милый забияка») // Лебедев-Кумач В. Книга песен. М., 1938. Отдельная публ.: Краснофлотец. 1943. 29 апреля.
[Закрыть], A. A. Жарова[122]122
Жаров A. A. Колыбельная (1939) // Жаров A. A. Собрание сочинений. М., 1981. Т.3.С.11.
[Закрыть], В. Луговского[123]123
Луговской В. Колыбельная // Знамя. 1939. № 4. С. 133–135. Вошла в сборники B. Луговского «Новые стихи» (М., 1941), «Стихи и поэмы» (Симферополь, 1941).
[Закрыть], B. Инбер (муз. О. С. Чишко)[124]124
Чишко О. С., Инбер В. Колыбельная: Для высокого голоса с ф-п. Л.: Музгиз, 1936. Вошла в изд.: Инбер В. М. Стихи для детей. Л., 1947.
[Закрыть], А. Г. Алымова (муз. А. Г. Новикова)[125]125
Новиков А. Г. Колыбельная: Из цикла «Боевые подруги»: Голос с ф-п. / Стихи C. Алымова. М.: Музгиз, 1937 (2-е изд. М.: Искусство, 1938).
[Закрыть], Т. Сикорской (две музыкальные версии – М. В. Иорданского и Н. П. Будашкина)[126]126
Иорданский М. В., Сикорская Т. Колыбельная: Женщинам-бойцам республиканской армии Испании: Для голоса. М.: Музгиз, 1938; Будашкин Н. П. Колыбельная (Песня матери, уходящей на фронт): Для голоса с ф-п. / Слова Т. Сикорской. М.: Музгиз, 1938.
[Закрыть], Л. Квитко[127]127
Первоначально в сборнике: Счастливое детство / Сост. Б. Бегак. М.; Л.: Искусство, 1939. В 1940 году «Колыбельная» Квитко вышла отдельным изданием: Квитко Л. Колыбельная / Илл. В. Тарасовой. М., 1940 (12 стр., 10 тыс. экз.). Также вошла в изд.: Эстрадный сборник для детей / Сост. С. Колосова. М.; Л.: Искусство, 1941.
В 1949 году после ареста Квитко в ряду деятелей Еврейского антифашистского комитета эти издания изымались из библиотек (Лютова К. В. Спецхран Библиотеки Академии наук: Из секретных фондов [http://vivovoco.rsl.ru/vv/books/luto-va/lutоva_6.hтм]; Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов, 1917–1991: Индекс советской цензуры с комментариями. СПб., 2003).
[Закрыть], С. Я. Маршака (муз. Т. Вилькорейской)[128]128
Вошла в сборники: Песни для дошкольников. М.; Л., 1940. С. 35–37; Песни детского сада. М.; Л., 1947. Вып. 1. С. 18–19.
[Закрыть], О. Шираза (муз. Н. Г. Мкртычяна)[129]129
Мкртычян Н. Г., Шираз О. Новая колыбельная: Для голоса с ф-п. М.: Гос. муз. изд-во, 1939.
[Закрыть], Ю. Никоновой (муз. P. C. Пергамента)[130]130
Пергамент Р. С., Никонова Ю. Колыбельная: Для голоса с ф-п. Л.: Музгиз, 1939.
[Закрыть], М. А. Светлова (колыбельная из пьесы «Сказка», муз. переложение В. Оранского)[131]131
Светлов М. А. Сказка: Пьеса в 4 действиях // Молодая гвардия. 1939. № 4. С. 11–58. Под названием «Комсомольская колыбельная»: Огонек. 1939. № 6. С. 6.
[Закрыть], C. Г. Острового (две музыкальные версии – З. Л. Компанейца и Д. И. Аракишвили)[132]132
Компанеец З. Л. Колыбельная: Для голоса с ф-п. Стихи С. Г. Острового. М., 1939; Аракишвили Д. И. Колыбельная: Для голоса с ф-п. Стихи С. Г. Острового. М., 1939.
[Закрыть], A. B. Белякова (композитор П. П. Подковыров, положивший эту колыбельную на музыку, посвятил ее «ХХ-летию ВЛКСМ»)[133]133
Подковыров П. П. Колыбельная песня: Для голоса с ф-п. Посвящается ХХ-летию ВЛКСМ. Слова А. В. Белякова. Минск, 1940.
[Закрыть], Н. Шейковской (муз. М. И. Красева)[134]134
Красев М. И. Колыбельная для голоса с ф-п.: Слова Н. Шейковской. М.: Гизлегпром, 1940.
[Закрыть], A. A. Коваленкова (муз. И. Шишова и Л. К. Книппера)[135]135
Коваленков А. А. Колыбельная // Колхозник. 1936. № 8/9. С. 126; ноты (муз. И. Шишова) на с. 252–253; Книппер Л. К. Колыбельная: Для голоса с ф-п: Стихи А. А. Коваленкова. М., 1941. Вошла в сборники А. Коваленкова «Перед боем» (М., 1939), «Стежки-дорожки» (М., 1945).
[Закрыть], И. И. Доронина (муз. М. В. Иорданского)[136]136
Иорданский М. В. Колыбельная: Для меццо-сопрано с ф-п / Слова И. И. Доронина. М.: Музгиз, 1941.
[Закрыть]. Наряду с русскими (и русскоязычными) колыбельными в довоенные годы издаются литературные и музыкальные обработки колыбельных песен народностей СССР – переводы с белорусского, марийского, грузинского, татарского, идиша[137]137
Народная песня в художественной обработке. М.: Крестьянская газета. 1937; Фельдман Г. П. Три марийские народные песни: Для голоса с ф-п. Пер. Я. Родионова. М.: Искусство, 1938; Мурадели В. И. Четыре грузинских песни: Для голоса с ф-п. М.: Искусство, 1938; Леман A. C. Две колыбельные песни: Для голоса с ф-п. Л.: Гос. муз. изд-во, 1939; Боярская Р. Г. Восемь еврейских песен: Для голоса с ф-п. М.: Искусство, 1939; Крошнер М. Е. Три еврейские песни (старого быта): Для голоса с ф-п. М.: Искусство, 1939; Хейф P. O. Еврейская колыбельная: Для скрипки и ф-п. Л.: Гос. муз. изд-во, 1939. См. также: Колыбельная: Перевод с еврейского М. Фромана // Звезда. 1938. № и. С. 219. Текст этой песни напечатан в разделе «Творчество победившего народа» после статьи А. Дымшица «Ленин и Сталин в фольклоре народов СССР» (с. 193–208).
[Закрыть]. В сфере классической музыки опыты в колыбельном жанре демонстрировали недавние выпускники консерватории и уже известные композиторы – М. Грачев, А. Гейфман, Ф. Маслов[138]138
Сборник произведений молодых композиторов. М., 1935. Вып. 2.
[Закрыть], В. Навоев[139]139
Песенное творчество студентов композиторского факультета Московской государственной консерватории: Для голоса и хора с сопровождением ф-п. М.: Искусство, 1938.
[Закрыть], В. В. Нечаев[140]140
Нечаев В. В. Колыбельная: Для голоса с сопровождением струнного квартета или ф-п. Ор. 14. М.: Гос. муз. изд-во, 1936.
[Закрыть], Д. Б. Кабалевский[141]141
Кабалевский Д. Б. 30 детских пьес. Ор. 27. М.: Искусство, 1938 (2-е изд.: Кабалевский Д. Б. Тридцать детских пьес для фортепияно. Ор. 27. Тетр. 1. М.: Союз советских композиторов, 1948).
[Закрыть]. А. Животов включил колыбельную мелодию в песенно-симфонический цикл «Запад», посвященный войне[142]142
Животов A. C. Запад: Песенно-симфонический цикл. Для большого оркестра, тенора-соло и смешанного хора. М.: Музгиз, 1938 («Колыбельная» – третья часть цикла. Другие части: 1) «Город», 2) «В траншее», 4) «Моему сыну солдату», 5) «Призыв», 6) «Сжимай ветра ногами»).
[Закрыть], а именитый С. С. Прокофьев – в собрание музыкальных сочинений, озаглавленных «Песни наших дней»[143]143
Прокофьев С. С. Песни наших дней: Для голоса с ф-п. М., 1939.
[Закрыть]. Заметным событием музыкальной жизни второй половины 1930-х годов стало исполнение вокального цикла H. A. Мясковского на стихи М. Ю. Лермонтова, в том числе романса на слова «Казачьей колыбельной» (премьера состоялась 28 мая 1936 года в Москве на концерте Е. Романовой и Б. Л. Яворского)[144]144
См.: Гроссман В. Лермонтовские романсы Мясковского // Советское искусство. 1938. 2 октября (то же: Мясковский Н. Я. Собрание материалов в двух томах. Т. 1: Статьи. Очерки. Воспоминания. М., 1964. С. 140–143); Крейтнер Г. Вокальное творчество Н. Мясковского // Советская музыка. 1938. № 1; Гороман А. О советском романсе // Советская музыка. 1939. № 12. С. 74; Канн Е. Лермонтов и музыка. М., 1939. С. 24–26.
[Закрыть].
Особенное место в этом ряду заняла «Колыбельная» Джамбула, появившаяся в 1937 году на страницах газеты «Известия»[145]145
Джамбул. Колыбельная песня // Известия. 1937. 5 августа.
[Закрыть], а позднее растиражированная многочисленными публикациями казахского поэта-орденоносца[146]146
Джамбул. Колыбельная песня / Перевод с казахского. Рис. М. Полякова. М.; Л., 1938 (тираж – 100 тыс. экз.); Джамбул. Колыбельная песня // Прииртышская правда. 1938. 24 апреля. С. 3; Джамбул. Песни и поэмы / Пер. с казахского К. Алтайского и П. Кунецова. Вступ. статья М. Каратаева. М.: Художественная литература, 1938. С. 72–74; Джамбул. Собрание сочинений. Алма-Ата: КазОГИЗ, 1946.
С. 207–209; Джамбул. Избранные песни. М.: Гослитиздат, 1946. С. 78–80; Джамбул. Избранные песни. М.: Гослитиздат, 1948. С. 42–44; Джамбул. Избранное. М.: Советский писатель, 1949. С. 44–46 (Библиотека избранных произведений советской литературы); Джамбул. Колыбельная песня. Ташкент, 1950 и др.
[Закрыть] и также положенная на музыку (по меньшей мере трижды – Ю. А. Хайтом, М. И. Лалиновым и Н. Г. Шафером)[147]147
Джамбул. Колыбельная песня: Муз. Ю. А. Хайта. Для голоса с ф-п. М.: Музгиз, 1938; Джамбул. Колыбельная песня: Муз. М. И. Лалинова. Для высокого голоса с ф-п. М.: Искусство, 1939.0 музыкальном сочинении Н. Г. Шафера см.: Поминов Ю. Дом Шафера // Простор. 2004. № 2 [http://shafer.pavlodar.com/texts/ updsh_5.htm].
[Закрыть]. «Колыбельная» Джамбула стала известна советскому читателю в переводе Константина Алтайского (К. Н. Королева), активно пропагандировавшего сталинистские сочинения казахского аэда в русскоязычной печати[148]148
Константин Николаевич Алтайский (псевдоним К. Н. Королева, 1902-?) – поэт (сборники: Алое таяние. Вятка: Перевал, 1925; Буденовка / Предисл. командира 81-й дивизии Медникова. Калуга: Губгорсовет Осовиахима, 1928; Ворошилов: Поэма. М.: Воениздат, 1931; Дети улицы / Предисл. т. Куликовского. Калуга: Изд. Губдеткомиссии и об-ва «Друг детей», 1927; Ленин: Стихотворения / Предисл. Б. Кинд. Вятка: Труженик, 1925; Первая борозда / Худ. А. С. Левин. М.: Федерация, 1930; Сказ о «Гиганте» / Предисл. Н. Макаренко. Ст-ца Трубецкая: Зерносовхоз «Гигант», 1931; Спичстрой: Поэма. Калуга: Райком союза строит, рабочих, 1931; Товарищ, отзовись! Стихи. Калуга: Изд. Калуж. губ. комитета МОПРа, 1929), переводчик, автор статей о Джамбуле, казахском и таджикском фольклоре (Акын Джамбул // Литературный критик. 1936. № 12; Акыны Советского Казахстана // Литературный критик. 1937. № 5; Песни и сказки Таджикистана // Литературный критик. 1937. № 8; Акыны и жирши Казахстана // Литературная учеба. 1937. № 10–11). В первых публикациях «Колыбельной песни» Джамбула имя Алтайского указывалось, после 1938 года «Колыбельная» печаталась без указания имени переводчика. В ноябре 1938 года Алтайский был арестован по обвинению в участии в «террористической группе Семенова-Алдана» и 25 марта 1939 года осужден Военным трибуналом Московского военного округа к io годам лагерей. Отбывал заключение в Нижне-Ингашском ОЛП Краслага. В 1944 году освобожден из лагеря по пересмотру дела, в 1949 году (в год выхода «Избранного» тома стихотворений Джамбула в изд-ве «Советский писатель») последовал второй арест и ссылка на поселение в Южно-Енисейск Красноярского края. Вернулся в Москву в 1954 году (биографические данные см. на сайте «История политической ссылки Красноярского края» [http://www.memorial.krsk.ru/Exile/141/data/ xx_2/xx_2_liter_jurn.htm]). В 1971 году в издательстве «Детская литература» вышла книжка Алтайского с воспоминаниями о Циолковском (Алтайский К. Циолковский рассказывает. М., 1971; 2-е изд.: М., 1974).
[Закрыть]. Вопрос о том, насколько текст Алтайского соответствует оригиналу, за отсутствием исходного текста остается открытым, хотя в целом русскоязычные «переводы» из Джамбула правильнее считать авторскими творениями его переводчиков[149]149
Winner T. G. The Oral Art and Literature of the Kazakh of Russian Central Asia. Durham: Duke University Press, 1958. P. 158. Несоответствие оригинальных текстов Джамбула и их русских переводов изредка признавалось уже в 1930-х годах. В 1940 году Г. Корабельников, редактор готовившегося (и не вышедшего) полного собрания сочинений Джамбула на русском языке, в докладе на заседании бюро национальных комиссий Союза писателей сделал обстоятельное сравнение подстрочников песен Джамбула с опубликованными текстами переводов, указав, в частности, что первые строятся по принципу тирады, тогда как вторые – на строфическом строе. «Литературная газета», опубликовавшая заметку об этом докладе, сообщала также, что «Корабельников прочел, параллельно с дословным переводом, поэтические переводы стихов „От всей души“ и „Поэмы о Ворошилове“. Грубые смысловые искажения, а также привнесенная переводчиками отсебятина вызывали у слушателей в одних случаях смех, а в других – возмущение». Одной из причин, почему существующие переводы «лишь в малой степени передают особенности поэтики великого акына», автор той же заметки называл «своеобразную монополию на переводы Джамбула, установившуюся за небольшой группой переводчиков» (М. П. Переводы Джамбула// Литературная газета. 1940. 6 июня). Как пример характерной «редакторской» работы с текстами Джамбула А. Л. Жовтис приводит стихотворение «Джайляу» (1936): в оригинале стихотворение содержит 32 строки, в переводе К. Алтайского – 100. Лирический сюжет оригинала стал в «переводе» пропагандистской поэмой о проклятом царском времени, орденоносцах-чабанах и мудром Сталине (неопубликованный доклад А. Л. Жовтиса «Трагедия Джамбула». Машинопись, архив автора. С. 7–8). История посмертных изданий Джамбула также показательна: собрание сочинений Джамбула на казахском языке 1958 года, выпущенное АН Казахской ССР, вообще лишено упоминаний о Сталине. Все упоминания о Сталине редактор алма-атинского издательства заменил либо именами Ленина, либо партии, так что «Джамбул предстает перед нами певцом социализма, но не Сталина» (Жовтис A. Л. Указ. соч. С. 9). См. также: Ландау Е. И. Проблемы стихотворной формы в русских переводах песен Джамбула // Учен. зап. Алма-Атинского гос. пед. института им. Абая. Алма-Ата, 1958. Т. 13. С. 260–277.
[Закрыть]. Применительно к «Колыбельной» представление о том, что текст Джамбула был по меньшей мере «дописан» Алтайским, поддерживается еще одним косвенным обстоятельством. Двумя годами ранее появления русскоязычного текста «Колыбельной» в газете «Правда» был опубликован текст казахской колыбельной, автором которой значился акын Маимбет (вариант: Маймбет), а его переводчиком – еще один активный переводчик казахских поэтов и соавтор Алтайского по первому изданию сочинений Джамбула П. Н. Кузнецов. С именем Кузнецова, опубликовавшего в 1936 году первые переводы песен Джамбула, собственно, и связывается «открытие» творчества казахского аэда для советского читателя. Но Джамбул не был единственным открытием Кузнецова. За два года до появления в газете «Правда» (от 7 мая 1936 года) первой публикации песни Джамбула («Моя родина») в Алма-Ате в переводе Кузнецова был издан сборник произведений вышеупомянутого Маимбета. Тематически и стилистически песни Маимбета, славившего Сталина и клявшего «врагов народа»[150]150
Стихи и песни о Сталине / Сост. А. Чачиков. М.: Жургазобъединение, 1935 (2-е изд.: 1936); Вячеславов П. Стихи и песни о Сталине // Литературная учеба. 1936. № 3. С. 109, но; Устное творчество казахов // Литературный критик. 1936. № 5. С. 185; Алтайский К. Акыны Советского Казахстана // Литературный критик. 1937. № 5. С. 158, 162–163, 164, 171–172, 177–178; Алтайский К. Акыны и жирши Казахстана // Литературная учеба. 1937. № 10/11. С. 223, 226.
[Закрыть], вполне схожи с песнями Джамбула в последующих переводах того же Кузнецова и Алтайского. Не составляет исключения и колыбельная Маимбета («Песня над колыбелью сына»):
В 1938 году цитаты из произведений Маимбета, как и упоминания его имени из печати, исчезают и больше нигде – ни в историко-научных трудах, ни в сборниках казахского фольклора и литературы – не фигурируют. Объяснение этому исчезновению дал литературовед и переводчик А. Л. Жовтис, долгие годы работавший в вузах Алма-Аты и хорошо знавший литературное окружение Кузнецова и Алтайского. По утверждению Жовтиса, от имени Маимбета писал сам Кузнецов, самого же акына с таким именем никогда не существовало. Мистификация стала рискованной, когда Маимбет удостоился заочного внимания властей, после чего искомый акын нежданно-негаданно исчез, «откочевав», по покаянному объяснению Кузнецова, с родственниками в Китай[152]152
Жовтис А. Л. Непридуманные анекдоты…; также неопубликованный доклад А. Л. Жовтиса «Трагедия Джамбула».
[Закрыть]. Последним упоминанием о Маимбете стала юбилейная статья А. Владина «Джамбул и его поэзия (к 75-летию творческой деятельности)», напечатанная в майском номере «Нового мира» за 1938 год[153]153
Владин А. Джамбул и его поэзия // Новый мир. 1938. № 5. С. 245.
[Закрыть].
В отличие от Маимбета Джамбула придумывать было не нужно. Славившийся как певец-импровизатор, побеждавший на поэтических соревнованиях (айтысах), Джамбул, певший по-казахски и едва понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить переводные тексты, которые публиковались под его именем[154]154
Таким, в частности, описывает Джамбула Халдор Лакснес, видевший его в Москве в 1938 году: Laxness H. Dshambul, Stalins Liebligsdichter // Laxness H. Zeit zu schreiben: Biographische Aufzeichnungen. München: Nymphenburger Verlagshandlung, 1976. S. 252–258.
[Закрыть]. К тому же, удостоившись на старости лет всесоюзных почестей и материального достатка[155]155
«Всю жизнь он прожил бедняком. Только советская власть построила ему дом, дала ему коня, пожизненную пенсию, окружила вниманием его старость» (Алтайский К. Акыны советского Казахстана // Литературный критик. 1937. № 5. С. 157), или в автобиографическом изложении самого Джамбула: «Старость моя озарена счастьем. Мне более 90 лет, но я не хочу умирать. Народ меня уважает. <…> Сбылись мои золотые сны. Я одет в шелковый халат. Живу в белой юрте. У меня темнорыжий, красивый иноходец и богатое седло» (Джамбул. Жизнь акына. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1938. С. 10). Постановлением ЦИК Казахской СССР от 19 мая 1938 года имя Джамбула было присвоено Казахской государственной филармонии, одному из районов Алма-Атинской области, ряду школ, улиц и т. д. (Прикаспийская правда. 1938. 22 мая).
Для Джамбула был отстроены 12-комнатный дом с остекленной верандой, палисадником, баней, летней беседкой, две шестискатные юрты (Казахстанская правда. 1938. 6 апреля; Эйзлер И. У Джамбула // Челябинский рабочий. 1939.18 августа) и выделена в личное распоряжение легковая машина «M-i» (Вечерняя Москва. 1938.22 августа). В 1941 году Джамбул, награжденный к тому времени орденом Трудового Красного Знамени, двумя орденами Ленина и значившийся депутатом Верховного Совета КазССР, был удостоен Сталинской премии 2-й степени (50 тыс. рублей – примерно loo зарплат фабрично-заводского рабочего). Символические и материальные щедроты, свалившиеся на Джамбула, косвенно распространялись и на его окружение – переводчиков, секретарей и т. д. (так, например, тем же постановлением ЦИК КазССР П. Кузнецов был признан «лучшим переводчиком Джамбула на русский язык» и премирован суммой з тысячи рублей), объясняя своего рода переводческую индустрию, сложившуюся вокруг «советского Гомера» в конце 1930-х годов. По злой иронии судьбы единственным, кто не извлек для себя дивидендов в этой индустрии, оказался наиболее активный коллега Кузнецова по пропаганде Джамбула – К. Алтайский (см. выше).
[Закрыть], Джамбул во всяком случае имел основания доверять переводческие проблемы своим литературным консультантам[156]156
О взаимоотношениях Джамбула и Кузнецова см.: Черных С. Друг Джамбула // Черных С. Под небом Алтая: Статьи. Алма-Ата: Жазушы, 1988. С. 137–217; Касымов А. «Мне тем дорог твой стих…» // Рудный Алтай. 1996. 30 марта (неопубликованные письма П. Кузнецова к Джамбулу).
[Закрыть].
«Колыбельная» Джамбула-Алтайского, как и песня Маимбета-Кузнецова, цветисто сочетает интимную топику с политическим панегириком – не без поэтических находок:
Засыпай, малыш-казах,
Ты в испытанных руках,
Сталин смотрит из окошка, —
Вся страна ему видна.
И тебя он видит, крошка,
И тебя он любит, крошка,
За тебя, мой теплый крошка,
Отвечает вся страна.
Ты один из сыновей
Светлой Родины своей.
О тебе – отца ревнивей —
Сталин думает в Кремле,
Чтоб ты вырос всех счастливей,
Всех умнее, всех красивей,
Всех отважней на земле[157]157
Джамбул. Песни и поэмы… С. 73.
[Закрыть].
В 1938 году В. Луговской на страницах «Литературной газеты» объявил «Колыбельную песню» «лучшим шедевром Джамбула», ведь именно в этой песне «он с поразительной простотой и нежностью говорит о детях, о Сталине, о нашем будущем»[158]158
Луговской В. Народный певец // Литературная газета. 1938. 5 февраля.
[Закрыть]. Мнение Луговского (который и сам на следующий год обратится к «колыбельно-сталинской» тематике в стихотворении «Сон») разделяли многие[159]159
«„Колыбельная песня“ – это одно из лучших произведений социалистической поэзии. В нем с огромной поэтической выразительностью запечатлены светлые думы и заботы советского народа» (Волков А. Народный поэт Джамбул // Октябрь. 1938. № 4. С. 225). См. также: Заволжский А. Великий акын казахского народа // Литературная учеба. 1938. № 5. С. 9; Плиско Н. Великий поэт советского народа // Челябинский рабочий. 1938. 20 мая; Свободов А. Народный самоцвет // Горьковская коммуна. 1938. 20 мая.
[Закрыть] – в том числе и те, кто слышал ее в исполнении Джамбула на казахском языке[160]160
«Его голос становится нежен и мягок, когда он поет „Колыбельную песню“ (настоящий шедевр, чудесная жемчужина поэзии Джамбула!)» (Бачелис И. Талант, взлелеянный народом // Комсомольская правда. 1938. з февраля. Автор замечает вместе с тем, что «одна и та же песня <…> Джамбула <…> не повторяется дважды одинаково – она бесконечно изменяется, варьируется. <…> Переводы песен Джамбула чрезвычайно отдалены от оригинала. Кто слышал самого Джамбула, знает, как удивительно разнообразен и причудлив ритм его песен»). «Джамбул <…> частенько заглядывает в школу, где учатся его десять внуков и правнуков. Он любит петь свои песни детям. Здесь им была впервые пропета знаменитая колыбельная песня» (У Джамбула: От нашего специального корреспондента// Литературная газета. 1938. 5 июня).
[Закрыть]. «Колыбельная» читается с концертной сцены, рекомендуется к декламации на праздничных мероприятиях в школах и выпускается на граммофонной пластинке[161]161
Концертные выступления с чтением стихов Джамбула проходили в рамках широко отмечавшегося по всей стране юбилея его 75-летней творческой деятельности (см., например: Навстречу 75-летнему юбилею Джамбула // Ленинское знамя (Петропавловск). 1938.29 апреля; Украина отмечает юбилей Джамбула // Известия. 1938.12 мая; К юбилею Джамбула // Актюбинская правда. 1938.15 мая; Индустриальный Харьков чествует Джамбула: Литературный вечер // Харьковский рабочий. 1938.20 мая; Джамбул в Москве: Творческие вечера акына // Вечерняя Москва. 1938. з декабря). Заметка о чтении «Колыбельной песни» со сцены Казахской государственной филармонии артистом русского драматического театра Арбениным (Встреча с Джамбулом // Казахстанская правда. 1938.1 апреля). Со сцены окружного Дома Красной Армии Закавказского военного округа «Колыбельную» в переводе на грузинский язык прочел поэт В. Горгадзе (Вечер-концерт, посвященный Джамбулу // Заря Востока. 1938.28 мая). Чтение «Колыбельной» включалось в программу школьных празднований 60-летия Сталина: Надеждин И. Н. Двадцать первое декабря в школе // Коммунар. 1939.15 декабря. С. 2. См. также: Николаев В. Письма Джамбулу // Прииртышская правда (Семипалатинск). 1938.8 апреля («Колыбельную песню Джамбула услышал секретарь народного суда Стрелецкого района, Курской области. И пером, привыкшим к сухому языку судебных протоколов, т. Архипов пишет дружеское теплое письмо»). Заметка о выпуске граммофонных пластинок с записями русскоязычных переводов из Джамбула (пение и чтение): Сталинский путь. 1938.29 апреля.
[Закрыть].
Еще один шедевр музыкальной культуры предвоенного времени – «Колыбельная» на музыку М. Блантера и слова М. Исаковского, исполнявшаяся лучшими голосами советской эстрады и оперы – Владимиром Нечаевым, Сергеем Лемешевым, Иваном Козловским:
Месяц над нашею крышею светит,
Вечер стоит у двора.
Маленьким птичкам и маленьким деткам
Спать наступила пора.
<…>
Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий, —
Баюшки-баю-баю,
Пусть никакая печаль не тревожит
Детскую душу твою.
<…>
Спи, мой малыш, вырастай на просторе —
Быстро промчатся года.
Смелым орленком на ясные зори
Ты улетишь из гнезда.
Даст тебе силу, дорогу укажет
Сталин своею рукой…
Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной![162]162
Большевистская молодежь (Смоленск). 1940. 10 сентября; Работница. 1940. № 32 (с. 2 обложки). Нотная публ.: Блантер М. И., Исаковский М. В. Колыбельная: Для голоса с ф-п. М.: Музгиз, 1949. См. также: Звени, наша песня: Сборник песен / Сост. В. Вавилина. М.: Молодая гвардия, 1950. С. 196. В 1952 году эта песня вышла на одной из первых долгоиграющих (крутившихся со скоростью 78 оборотов в минуту, но проигрывавшихся корундовой иглой электрического проигрывателя) пластинок (1952 —Д-00190).
[Закрыть]
Военные годы придают колыбельному жанру патриотические черты – мотивы героической защиты и тревожного покоя в условиях хаоса и разрухи. К концу войны складывается нечто вроде жанра «военных колыбельных» – колыбельные В. И. Лебедева-Кумача («Морская колыбельная» на музыку В. Макаровой и Л. Шульгиной[163]163
Лебедев-Кумач В. И. Спи, моя дочурка // В боях за Родину. М.; Л., 1941. С. 57–60. Вошла в сборники «Дошкольное воспитание» (1941. № io. С. 5–6), «Песни военно-морского флота» (М.; Л., 1941; ноты, муз. В. Макаровой и Л. Шульгиной), «Детский календарь на 1943 год» (М., 1942. С. 16).
[Закрыть], и «В метро»)[164]164
В сборнике: Лебедев-Кумач В. И. Священная война. М.; Л., 1942.
[Закрыть], Д. Б. Кедрина[165]165
Кедрин Д. Б. Колыбельная // Сокол Родины. 1943.12 сентября. Вошла в сборник: Кедрин Д. Б. Стихи. М., 1953.
[Закрыть], А. Коваленкова (муз. М. Блантера, на граммофонных пластинках 1944 года ее исполняет Эдита Утесова), «Ленинградская колыбельная» О. Ф. Бергольц (муз. Н. В. Макаровой)[166]166
Макарова Н. В., Бергольц О. Ф. Колыбельная: Для голоса с ф-п. М.: Музфонд СССР, 1945; Макарова Н. В. Ленинградская колыбельная: Для низкого голоса с ф-п. Ор. 33. М.: Музфонд СССР, 1947; Макарова Н. В. Колыбельная: Для пения с ф-п. Ор. 32. Стихи О. Ф. Бергольц. М.: Союз советских композиторов, 1947. Вошла в сборник: Бергольц О. Ф. Стихи и поэмы. М., 1946.
[Закрыть], колыбельная из «Сказа о солдате» А. Фатьянова (муз. В. П. Соловьева-Седова)[167]167
Сказ о солдате: Цикл песен для голоса с ф-п. Муз. В. П. Соловьева-Седова, слова А. Фатьянова. М.: Союз советских композиторов, 1948.
[Закрыть], «Партизанская колыбельная» Л. С. Первомайского (муз. И. А. Виленского)[168]168
Виленский И. А. Партизанська колискова. Для голосу з ф-п. Текст Л. С. Первомайского. Киев: Музфонд, 1947.
[Закрыть]. В соавторстве поэтов и композиторов медиальное пространство эстрадно-симфонического «убаюкивания» множится колыбельными песнями В. М. Кубанева[169]169
Кубанев В. М. Колыбельная // Литературный Воронеж. 1941. № 1. С. 178.
[Закрыть], М. А. Комиссаровой[170]170
Комиссарова М. А. Да будет сын твой в колыбели // Ленинград. 1941. № 2. С. 12.
[Закрыть], Б. Беляковой (муз. М. Б. Дробнера)[171]171
Дробнер М. Б. Колыбельная: Для голоса с ф-п. Слова Б. Беляковой. М.: Музфонд СССР, 1943.
[Закрыть], И. Л. Переца (муз. М. С. Вайнберга)[172]172
Вайнберг М. С. Еврейские песни. Ор. 13. Первый цикл: Для голоса с ф-п. Слова И. Л. Переца. М.: Союз советских композиторов, 1945.
[Закрыть], М. А. Светлова (муз. Д. Д. Шостаковича)[173]173
Шостакович Д. Д. Колыбельная / Стихи М. А. Светлова. М.: Музфонд СССР, 1946; Шостакович Д. Д. Колыбельная: Для пения с ф-п. / Слова М. А. Светлова. М.: Союз сов. ком., 1947-
[Закрыть], A. A. Коваленкова (музыка Я. С. Солодухо)[174]174
Солодухо Я. С. По полям и лесам Подмосковья: Романсы на слова А. Коваленкова: Для голоса с ф-п. М.: Гос. муз. изд-во, 1947.
[Закрыть], H. H. Сидоренко (муз. В. И. Волкова)[175]175
Волков В. И. Танина колыбельная: Песня для голоса с ф-п. / Текст H. H. Сидоренко. М.: Музгиз, 1949.
[Закрыть], А. Я. Яшина (муз. М. О. Грачева)[176]176
Грачев М. О. Колыбельная: Для голоса с ф-п. / Стихи А. Я. Яшина. М.: Союз советских композиторов, 1948.
[Закрыть], А. Я. Гаюмова (дважды положенная на музыку – З. Л. Компанейцем и А. Аратюняном)[177]177
Компанеец З. Л. Колыбельная: Для голоса с ф-п. / Стихи А. Гаямова. М.: Союз советских композиторов, 1948; Аратюнян А. Колыбельная (из «Кантаты о Родине»): Для голоса с ф-п. М.: Музгиз, 1949.
[Закрыть], К. Л. Лисовского[178]178
Вошла в сборник: Лисовский К. Л. Огни Севера. Новосибирск, 1951.
[Закрыть], А. Иохелеса (муз. B. C. Косенко)[179]179
Косенко B. C. Колыбельная / Слова А. Иохелеса. М.: Гос. муз. изд-во, 1949.
[Закрыть], Е. А. Долматовского (муз. Д. Д. Шостаковича)[180]180
Шостакович Д. Д. Спи, мой хороший (Колыбельная): Для среднего голоса с ф-п. / Стихи Е. А. Долматовского. М.: Музгиз, 1951.
[Закрыть], А. Копылова (муз. Н. В. Лысенко)[181]181
Лысенко Н. В. Колыбельная / Слова А. Копылова. М.: Музгиз, 1951.
[Закрыть], А. И. Машистова (муз. Н. П. Ракова)[182]182
Раков Н. П. Колыбельная: Для высокого голоса с сопровождением ф-п. / Слова А. И. Машистова. М.: Музгиз, 1951.
[Закрыть], A. A. Прокофьева (муз. Д. А. Прицкера)[183]183
Прицкер Д. А. Колыбельная песня: Для голоса с ф-п. / Стихи A. A. Прокофьева. Л.: Музгиз, 1953. Текст впервые опубл.: Звезда. 1949. № п. С. 11 (в цикле стихов «Слово о родине»). A. A. Прокофьев был автором еще одной колыбельной: Огонек. 1952. № 52. С. 21. Оба текста вошли в сборник: Прокофьев A. A. В пути. М., 1953.
[Закрыть], Н. Ладухина (муз. A. A. Ильинского)[184]184
Ильинский A. A. Колыбельная. Соч. 19, № 23 / Слова Н. Ладухина. М.: Музгиз, 1952.
[Закрыть], Л. К. Татьяничевой[185]185
Вошло в сборник: Татьяничева Л. К. Утро в новом городе. Челябинск, 1952.
[Закрыть], Г. Ходосова (муз. Л. Лядовой)[186]186
На граммофонной пластинке 1953 года «Колыбельная» Г. Ходосова и Л. Лядовой названа «шуточной», хотя особых шуток в ней нет – за исключением ее «мужского» характера (с упоминанием о футболе) и «гримасничающего» исполнения Г. А. Абрамова. Обсуждение, почему песня названа шуточной, см.: http://retro.sam-net.ru/klub/konkurs/kolybelnaja.htm.
[Закрыть]. Расцвет колыбельного жанра наблюдается в эти же годы на родине Сталина, в Грузии[187]187
Чхиквадзе Г. З. Колыбельная: Груз. нар. песня для голоса с ф-п. Тбилиси: Муз. фонд ГССР, 1947; Азмайпарашвили Ш. Грузинские детские песни с фортепиано. Тбилиси: Муз. фонд ГССР, 1947; Барамишвили О. И. Колыбельная: Слова Р. Маргиани. Тбилиси: Муз. фонд. ГССР, 1949.
[Закрыть]. С оглядкой на Джамбула «восточную» традицию колыбельных панегириков Сталину в годы войны продолжил узбекский поэт, прозаик и ученый (в будущем – академик АН УзбСССР) Гафур Гулям:
Спи спокойно, мой сын, в нашем доме большом
Скоро утро придет, и опять за окном
Зацветут золотые тюльпаны зарниц.
В домовой нашей книге без счета страниц.
Будет славе учить она все времена,
Открывается именем – Сталин – она![188]188
Цит. по: Молдавский Дм. Образ товарища Сталина в поэзии братских народов СССР // Звезда. 1949. № 12. С. 169 (в оценке Молдавского, в этом «одном из сильнейших стихотворений Гафура Гуляма <…> образ Сталина-отца органически входит в текст колыбельной»).
[Закрыть]
Переводами колыбельных песен народов СССР занимается Самуил Маршак[189]189
В военные и первые послевоенные годы Маршак перевел еврейскую колыбельную (впервые опубликована в 1969 году: Маршак С. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1969. Т. 4), латышскую колыбельную и «Колыбельную» белорусского поэта Франциска Богушевича. Об истории этих переводов см. примечания к изд.: Маршак С. Указ. соч.
[Закрыть]. Накопленный опыт Маршак использовал и в оригинальном тексте, воспроизводящем уже привычные читателю мотивы и топику:
Оберегают жизнь твою,
И родину, и дом
Твои друзья в любом краю —
Их больше с каждым днем.
Они дорогу преградят
Войне на всей земле,
Ведет их лучший друг ребят,
А он живет в Кремле![190]190
Новый мир. 1950. № 3. До смерти Сталина «Колыбельная» печаталась несколько раз (в частности: Маршак С. Стихи. М.; Л., 1952. С. 14). В последующих изданиях строфа с упоминанием о «лучшем друге ребят» не появлялась.
[Закрыть]
В 1950 году «Колыбельная» Маршака была опубликована в «Новом мире» (№ 3) и в том же году была исполнена как девятая часть оратории Сергея Прокофьева «На страже мира» (opus 124), за которую композитор, еще недавно хулимый в ряду «антинародных композиторов», перечисленных в февральском постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) 1948 года об опере «Великая дружба» В. Мурадели, получил в 1951 году Сталинскую премию первой степени. Еще одним опытом музыкального переложения «Колыбельной» Маршака стал фортепьянный опус Давида Гершфельда[191]191
Гершфельд Д. Г., Маршак С. Я. Колыбельная: Песня для голоса с сопровождением ф-п. М.: Музгиз, 1951.
[Закрыть].
«Филармонический контекст» колыбельных песен имел к этому времени уже вполне сложившуюся традицию. В тени русской музыкальной классики, объявленной идеологически злободневной уже до войны, но ставшей особенно актуальной с началом «антикосмополитической» истерии 1947–1950 годов, советские композиторы имели перед собою рекомендуемые образцы колыбельного жанра – сочинения A. C. Аренского, М. А. Балакирева («Колыбельная Еремушки» на слова H. A. Некрасова), М. П. Мусоргского, H. A. Римского-Корсакова (колыбельная песня из оперы «Садко»), П. И. Чайковского («Колыбельная в бурю»), Ц. Кюи, С. Танеева. С большей или меньшей оглядкой на композиторов-классиков в 1940-х годах пишутся колыбельные пьесы Н. Г. Полынского[192]192
Полынский H. H. Пионеры в походе: Пьесы для ф-п. М.: Сов. композитор, 1943.
[Закрыть], Г. В. Воробьева[193]193
Воробьев Г. В. Праздник в колхозе: Сюита для ф-п. М.: Музгиз, 1946.
[Закрыть], В. Л. Витлина[194]194
Витлин В. Л. Игрушки для детей: Для пения с ф-п. Л.: Гос. муз. изд-во, 1946.
[Закрыть], В. Я. Шебалина[195]195
Шебалин В. Я. 4 легких пьесы для скрипки и фортепьяно. М.: Музфонд СССР, 1946.
[Закрыть], Н. Я. Мясковского[196]196
Мясковский Н. Я. Романсы на слова М. Лермонтова: Для голоса с ф-п. Соч. 40. М.: Музфонд СССР, 1946; Мясковский Н. Я. Десять очень легких пьесок для фортепиано. Соч. 43. № 1. М.: Союз советских композиторов, 1947.
[Закрыть], Е. К. Голубеева[197]197
Голубеев Е. К. Пять пьес для фортепьяно. Op. 18: Памяти М. Ю. Лермонтова. М.: Музфонд СССР, 1946.
[Закрыть], Т. Попатенко[198]198
Попатенко Т. А. Детские песни: Для голоса с ф-п. М.: Музгиз, 1947-
[Закрыть], Н. П. Иванова-Радкевича[199]199
Иванов-Радкевич Н. П. Детская сюита: Для большого оркестра. М.: Союз советских композиторов, 1947.
[Закрыть], Д. Б. Кабалевского[200]200
Кабалевский Д. Б. 24 легкие пьесы для фортепиано. Соч. 39. М.: Музгиз, 1945.
[Закрыть], K. P. Эйгеса[201]201
Эйгес K. P. Колыбельная. F-dur. Для виолончели и ф-п. М.: Гос. муз. изд-во, 1948; Эйгес К. Р. Две легкие пьесы: Для скрипки и ф-п. М.: Гос. муз. изд-во, 1949.
[Закрыть], М. В. Иорданского[202]202
Иорданский М. В. Десять пьес на одну тему: Для ф-п. М.: Гос. муз. изд-во, 1949.
[Закрыть], A. A. Спендиарова[203]203
Спендиаров A. A. Колыбельная: Для ф-п. Соч. 3. № 2. М.: Музгиз, 1950.
[Закрыть], С. В. Бархударяна[204]204
Бархударян С. В. Восемь детских пьес. М.: Музгиз, 1950.
[Закрыть], B. C. Косенко[205]205
Косенко B. C. Две пьесы: Переложение для виолончели и ф-п. М.: Музгиз, 1951.
[Закрыть], В. И. Ребикова[206]206
Ребиков В. И. Колыбельная. М.: Музгиз, 1951.
[Закрыть]. Т. Н. Хренников разнообразил колыбельной мелодией опереточную постановку пьесы Гладкова «Давным-давно»[207]207
Хренников Т. Н. «Колыбельная Светланы» из музыки к пьесе А. Гладкова «Давным-давно». М.: Музгиз, 1949.
[Закрыть], А. Аратюнян – симфоническую «Кантату о Родине»[208]208
Аратюнян А. Кантата о Родине: Для меццо-сопрано, баритона, смешанного хора и симфонич. оркестра. М.: Музгиз, 1950. «Колыбельная» – четвертая часть кантаты. Другие части: «Заздравная», «Красная площадь», «Торжество труда», «Слава Родине».
[Закрыть], В. Н. Кочетов – вокальные пьесы «Свободный Китай»[209]209
Кочетов В. Н. Свободный Китай: 4 вокальные пьесы. М.: Музгиз, 1952.
[Закрыть], А. Хачатурян – музыку балета «Гаянэ»[210]210
Хачатурян А. Колыбельная: В концертной обработке А. Ведерникова для ф-п. М.: Музгиз, 1953; Хачатурян А. И. Четыре пьесы из музыки балета «Гаянэ». М.: Музгиз, 1953.
[Закрыть]. На оперной сцене колыбельным напевам внимали слушатели оперы В. Р. Энке «Любовь Яровая» (на слова П. И. Железнова)[211]211
Премьера оперы прошла в нескольких городах страны в 1947 году. Текст колыбельной включен в поэтический сборник П. П. Железнова «Песни о молодости» (М., 1955).
[Закрыть] и оперы А. Касьянова «Степан Разин» (колыбельная Степана)[212]212
Характерен контекст, в котором публикуется эта колыбельная: «Комсомольская песня» из оперы Дм. Кобалевского «Семья Тараса», ария из оперы Э. Каппа «Певец Свободы» и распевы Рылеева из оперы Ю. Шапорина «Декабристы» (Арии и песни из опер советских композиторов: Для пения с ф-п. М.: Музгиз, 1952).
[Закрыть].
