Текст книги "Время - московское!"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Уже легче. Манихеи и впрямь шизики. Но все равно, знаешь, как-то в дрожь бросает... Впервые за двести лет...

– Вот и я тебе про то же.

– И что теперь с... манихеями? – Вначале я хотел спросить «что теперь с линкором?», но быстро осознал всю наивность такой постановки вопроса. С линкором, атакованным ядерными торпедами, уже ничего не случится. Потому что сам он стал частью Великого Ничего.

– А бес их знает! Овчинников сам не больно-то хорошо осведомлен. Это позавчера ночью все произошло. Я думаю, наши еще объявят. А может, и не объявят. Я бы на их месте не стал. Чтобы не сеять панические настроения...

За такими вот разговорами мы дошли до «Велико Тырново». У трапа толпился народ – в основном женщины. Они стояли группками и о чем-то своем женском говорили.

Поодаль несколько малышей – бедные, занесло же их сюда, в самую пасть к дьяволу – играли в снежки. Одеты они были кто во что, в основном – в худо-бедно перешитые военфлотские куртки и подбитые ватой штаны.

Снег лепился плохо, считай, совсем не лепился, но ребятишек это не смущало, они швыряли его сыпучими горстями, озорно хохотали и тузили друг дружку, то визжа, то сладостно подвывая.

Я улыбнулся и подумал: «Побольше бы таких картин».

И еще: «Как в Архангельске».

Судя по меланхолической гримасе Меркулова, он думал приблизительно о том же.

– Ишь, черти, прямо вспомнил детство золотое... Я бы сейчас тоже побесился... У нас в Красноярске знаешь какие снега в феврале?

Редкий случай, когда наши мысли полностью совпали – с точностью до города.

– Знаю. Я в Красноярске был на рождественских каникулах после первого курса. На экскурсии.

– Что, правда? – недоверчиво спросил Меркулов.

– Вот те крест!

– Не врешь?

– Нет, зачем мне? Красивый город, величественный. Со своим характером.

Мое замечание насчет Красноярска оказало на Меркулова неожиданно сильное воздействие. Он просиял. Застыл, словно прислушиваясь к чему-то тихому, внутреннему. Потом вдруг принялся лихорадочно хлопать себя по карманам здоровой рукой. Наконец извлек на свет божий бумажник.

– Екарный папенгут! Пока в этих карманах что-то найдешь, – прокомментировал Меркулов. – Я бы тем, кто куртки эти придумал, руки-то повыдергал. Шинели насколько лучше все-таки!

– Ладно тебе, нормальная куртка.

– Да я не про то вообще, – отмахнулся Меркулов. – Я одну штуку тебе хотел подарить.

– Штуку?

– Помнишь, я тебе на «Сухуми» показывал манихейский амулет?

Я кивнул – как ни странно, тот разговор я помнил довольно хорошо.

– Я его с тех пор ношу с собой. На счастье.

– Амулет – дело хорошее, – сказал я и некстати подумал: «А ведь когда Колька погиб, у него в кармане наверняка моя счастливая зажигалка лежала...»

– А то! Так вот, я еще на «Ксенофонте» решил, что подарю его тебе! Ведь все-таки если бы ты не решился тот пакет вскрыть... Вот я тебе честно скажу: мне духу не хватило бы залезть в пакет, адресованный штабу Первой Группы Флотов! Это же трибунал при других обстоятельствах. А если бы мы не знали, что в пакете, тогда...

– Тогда ой. А мне без тебя не хватило бы духу вообще с Глетчерного взлететь, не то что до полюса тащиться. Мы с тобой теперь как братья-близнецы.

– Близнецы не близнецы... По лирике это ты у нас специалист. Но я тебе одно скажу: возьми его и носи. И чтобы без выкрутасов! – Меркулов пригрозил мне пальцем.

– Но...

– Никаких «но»! – С этими словами Меркулов открыл свой бумажник, извлек алюминиевый цилиндрик – тот самый, который показывал на «Сухуми» – и протянул его мне. – Только бумажник я себе оставлю. Пригодится.

– Даже не знаю, как благодарить, – растроганно сказал я.

– До завтра что-нибудь придумаешь... Тут одно кафе поблизости есть, вон за тем углом. «Белый карлик» называется. Жду тебя там завтра. В пять!

– Но...

– Никаких «но»!

Не сказав «до свидания», он развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел по своим делам. В спину Меркулову полетел озорной детский снежок. Он мягко врезался в его куртку с желтой трафаретной аббревиатурой «ВКС» на спине и рассыпался в льдистую, радужно искрящуюся пыль.

Вообще-то я не хотел являться к Тане без звонка. А может быть, и хотел, но это желание лежало чересчур глубоко в моем подсознании.

Конечно, я знал: являться без звонка неприлично. И опасно! Можно увидеть то, что ты видеть совершенно не планируешь: застиранный халатик любимой, ее небритые подмышки или того хуже – недовольное лицо развалившегося перед визором соперника.

Нет, я честно собирался позвонить! Однако служебный мобильный мой был уже несколько дней как мертв и реанимации не подлежал, а на проходной лайнера «Велико Тырново» не оказалось работающего автомата. Если быть точным, на проходной вообще ничего и никого не оказалось – ни коменданта, ни даже сварливой, во все суюшей свой нос уборщицы. Заходи кто хочешь, бери что хочешь.

Какое счастье, что я знал, в какой каюте живет Таня! В противном случае отыскать ее в этом гражданском попугайчатнике было бы невозможно.

Я остановился возле нужной мне двери и постучал.

Чтобы как-то сгладить дерзость своего поступка, я напустил на себя развязный вид. Мне долго не открывали. В какой-то момент я даже подумал, что Тани нет. В конце концов, ведь у нее тоже могут быть дела! Но вскоре за дверью послышались шаги и мне отворили.

Только зайдя в ее крохотную двухместную каюту (к счастью, соседка была в отлучке), я понял, насколько мой визит к ней напоминает ее визит в комнату лейтенанта Юхтиса. Да и не просто «напоминает» – служит его зеркальным отражением!

С той лишь разницей, что в Таниной каюте оказалось как-то нереально чисто (в буквальном смысле – ни одной неприкаянной пылинки!). А сама Таня словно бы целый день ожидала гостей – одета во все новое, волосы заплетены в две косы, губы накрашены розовой блестящей помадой.

Не успел я извиниться за свою вольность и усесться за откидной столик, как Таня немедленно принесла мне горячий земляничный чай. Поставила передо мной вазочку с вафлями. И с самым невозмутимым видом уселась напротив.

Мне стало не по себе. А вдруг она ждала не меня, а кого-то другого? И ради него все это было затеяно? А я просто подвернулся к случаю?

Думать о таинственном «другом» мне не хотелось. Скажу даже больше: думать о «другом» мне было противно. Поэтому я принял деловитый вид и, очертя голову, бросился в обсуждение связавшего нас вопроса.

– Вот, Таня, прошу вас. – С этими словами я протянул ей распечатку. – Здесь вся информация, которую наши воендипы смогли выкачать из вашего глоббура.

– Воендипы?

– Ох, извините. Служба! Весь язык этими дикими сокращениями облеплен... Воендипы – это военные дипломаты. Уверен, глоббур сумело бы прочесть ГАБ, – я привычно понизил голос, – но с этими ребятами меня лишний раз общаться не тянет... Да и вы ведь просили, чтобы я не очень афишировал... Так что я пошел к командиру своего авиакрыла – авиакрыло это, считайте, дивизия. И он мне подкинул идею, до которой я сам, признаться, не додумался бы и за неделю.

– Так вы сказали своему командиру, откуда у вас глоббур?

– Нет. Ему, конечно, было интересно. И если бы мы, скажем, воевали с чоругами, пришлось бы мне выложить всю подноготную – как-никак у меня присяга. Но чоруги нам сейчас кто? Да никто! Не союзники, не противники – нейтралы, одно слово! Так что я сказал командиру просто: вопрос личный, хотя и важный. Так вот, он – Бердник его фамилия – посоветовал мне обратиться в военно-дипломатический отдел при генеральной комендатуре Города Полковников. Такие отделы есть на всех наших крупных базах. В них сидят тихие интеллигентные майоры, на настоящих кадровых офицеров совершенно непохожие. И имеют они, по сути, одну-единственную обязанность: следить, как бы из-за неосторожного рукопожатия не началась война с инопланетянами...

Тане, наверное, было трудно понять – серьезно я или нет насчет инопланетян. Но и спросить ей было неловко. Мне же меньше всего хотелось выставиться этаким фанфаронистым воякой, который разворачивает перед нею, «штафиркою штатскою», мировые астрополитическиё проблемы. Поэтому я поспешил закруглиться:

– Но к черту эти подробности, да? Вам, наверное, не терпится узнать результаты!

– Нет-нет, Саша, погодите! Это действительно интересно... А что, наша армия всерьез полагает, будто война с инопланетянами возможна?

– Ну, это крайности... На самом-то деле никто толком не знает, зачем нужны военные дипломаты. И они сами – в том числе. Ведь в случае, скажем, с джипсами военные дипломаты сразу оказались сбоку припека, флоту пришлось драться без лишних слов – и еще как!.. Но вот что может быть – и, насколько я понимаю, действительно несколько раз случалось – это появление «темных чужаков»...

– Как здорово! – Таня даже зажмурилась от удовольствия. – «Темные чужаки»...

– Да-да! – Я воодушевился. – Представьте, в окрестностях вашей базы появляется звездолет. И этот звездолет не принадлежит Великорасе. И чоругам не принадлежит. Он вообще – непонятно чей. Страшно?

– Страшно интересно!

– Это вы хорошо сказали. Именно: и страшно, и интересно... Ну и летит себе этот звездолет... скажем, прямиком сюда, в Город Полковников. Что делать? Пробуют с ним связаться так и этак – не отвечает. Какие у него намерения – один Бог ведает...

– И вот тогда оркестр играет туш и на арене появляются... военные дипломаты! – продолжила мою мысль Таня.

– Да. По крайней мере им бы так хотелось. Воендипы думают, что если «темный чужак» когда-нибудь любезно приземлится под окнами их кабинета, они выйдут к нему с Декларацией Прав Разумного Существа и теоремой Пифагора на осмиевой пластинке... Ну и вот на тот случай, если экипаж «темного чужака» соизволит показать свои щупальца и педипальпы из звездолета, чтобы знаками испросить дорогу до ближайшего квазара, наши интеллигентные майоры держат самое лучшее оборудование отечественного производства. А заодно и коммуникационную аппаратуру уже известных нам инопланетных рас. У них там, в отделе, целая кунсткамера... И отнюдь не только переводчики! Там все есть, даже мелианитский трицикл! Невесть за каким... э-э... чертом.

– А они, эти майоры, вам вопросов не задавали?

Хотя кому-то Танино беспокойство по поводу сохранения тайны ее драгоценного глоббура могло бы показаться смешным, я ее понимал очень хорошо. Все-таки моя мать была доктором наук. Помню, когда мне было лет девять-десять, редкий ее разговор с отцом обходился без хулы в адрес некоего профессора Валаамского, который, как выражалась моя мать, «питается мозгами аспирантов».

Разумеется, она имела в виду, что Валаамский ворует у них плодотворные научные идеи и присваивает себе совершенные ими открытия, но мне в детстве очень живо представлялся профессор с серебряной ложечкой, который ест мозги, как мороженое, – сняв с черепа очередного аспиранта устроенную специально для удобства крышку. Вероятно, потому Валаамский мне и запомнился, образ уж больно яркий...

В общем, я знал, что у них там, в академической среде, нравы еще те. И не удивлялся, что Тане повсюду мерещатся экспроприаторы ее интеллектуальной собственности.

– Может, они их и задавали бы... – ответил я, хитро улыбнувшись. – Но явился я в дипломатический отдел не один, а в компании Бердника. И вот представьте себе: сидят два майора-москвича, пьют чай и ругают клонов, которые, видите ли, везде бросали свои пра-а-ативные бомбы и чуть московских майоров не заброса-а-а-али. – При этих моих словах Таня хихикнула. – А к ним заходит командир гвардейского авиакрыла, капитан первого ранга, то есть в армейских званиях– полковник. Человек, о котором в последнем выпуске писала «Небесная гвардия», который с клонами рубился от первой минуты сражения за Восемьсот Первый парсек и до последней. И говорит: «Мужики, чем штаны просиживать, а прочтите-ка мне глоббур!» И какие после этого могут быть вопросы? Да они нарадоваться не могли, что к ним такой герой заявился!

– Саша, вы замечательный. Я, честно говоря, не задумывалась, что в моей скромной аспирантской судьбе примет участие такая знаменитость, как этот ваш гвардейский полковник... Спасибо вам огромное, даже и не знаю, чем вас отблагодарить!..

– Да ладно, чего уж... То есть на здоровье. Я тоже не прочь узнать, какие именно планеты, по мнению чоругов, имеют отношение к останкам джипсов.

Мне и в самом деле было чертовски интересно. По той простой причине, что после Наотарского конфликта джипсы заняли первое место в списке вероятных противников среди всех инопланетных рас. Но это так – к слову.

– ...Но тут вот какое дело, Таня... Наверное, я вас немного разочарую... А, впрочем, смотрите сами.

С этими словами я наконец развернул распечатку.

Несгораемо-непромокаемая халкопоновая пленка содержала схемы планетных систем и сопутствующую информацию. А именно: координаты оных систем (пересчитанные из чоругских в наши – солярные и галактические), звездно-планетные формулы, гравитационные лоции и выписку-комментарий из Астрографического Реестра.

– М-м-м-м... простите... Я не понимаю... – Таня посмотрела на меня с трогательной беспомощностью. – Что это такое?

«Планетная система утеряна в результате взрыва сверхновой»?.. «В Астрографическом Реестре не значится»?..

Я сделал такое лицо, будто сочувствовал ей в безвременной кончине горячо любимого песика.

– В том-то все и дело, Таня... Давайте-ка я прокомментирую для вас кое-что, тут много сокращений... Первая система – это известная нашим астрографам ЗН-7513. Как явствует из справки, вторую и третью планеты системы посещала плановая экспедиция Главдальразведки, в 2538 году. На обеих планетах была обнаружена атмосфера – потому там и высаживались. Но на поверхности не сыскалось ничего примечательного. Ни признаков жизни, ни ксеноследов... Систему каталогизировали, сняли гравитационную лоцию, признали совершенно бесперспективной и больше там наши звездолеты не появлялись. В августе 2619 года, то есть совсем недавно, обсерватория наТрайтаоне обнаружила, что центральное светило ЗН-7513 изволило взорваться. Конкордианские ученые поделились этой информацией с нашими... Учитывая расстояние между Трайтаоной и ЗН-7513, можно заключить, что сверхновая вспыхнула в 2554 году. Это, впрочем, уже лишние подробности...

– Ну и что с того, что сверхновая? Система-то большая! Пятая, например, планета вполне могла уцелеть! – Таня явно не желала признавать очевидного.

– Увы, сверхновая – это серьезно. Планеты, возможно, сохранились в виде сгустков раскаленного вещества, но их поверхность полностью выжжена, а твердь скорее всего расплавлена на многие километры вглубь... Но перейдем ко второй планетной системе... Кстати, Таня, может быть, ваш друг, чоруг, объяснял: отчего обе планетные системы имеют совершенно одинаковые формулы?

– В смысле?

– Ну, в обеих системах – по шесть планет. И ладно бы, но: первые планеты систем располагают двумя спутниками, а шестые – тремя. Больше спутников нет – что, кстати, редкость. Но и на этом совпадения не заканчиваются! Массы соответствующих по номерам планет и спутников приблизительно равны. То есть, как говорят пилоты-навигаторы, системы имеют подобные гравитационные лоции. А это уже большая-пребольшая редкость! Честно говоря, у меня голова кругом пошла, когда я это обнаружил... Разве такое может быть совпадением?!

– А это и не совпадение, – сказала Таня. – Более того: иначе и быть не могло.

Вслед за чем она поведала мне весьма неожиданные подробности своей космической одиссеи, отдельно остановившись на посиделках с чоругом по имени Эль-Сид на борту планетолета «Жгучий ветерок». Ведь во время первого нашего разговора, на Вечере Легкого Пара, она в основном сосредоточилась на бегстве с Вешней, героизме их пилота (забыл фамилию) и тяготах космической заброшенности. А вот о куче удивительных и необычайных предметов, которую они там, на планетолете «Счастливый», назвали Коллекцией, Таня мне рассказывала совсем скупо.

Так я узнал о «меоне», «дятле» и «хвоще». И о том, что «хвощ», по мнению Эль-Сида, служил овеществленной формулой планетной системы, которая и была взята по Таниной просьбе в качестве ключа поиска по чоругским базам астрографических данных.

– Ага, – сказал я, – теперь понятно. Кстати, вполне нормально, что у чоругов устаревшая информация насчет ЗН-7513. Звезда взорвалась по космическим меркам совсем недавно. На Земле вспышку сверхновой можно будет зафиксировать инструментальными средствами только через тысячу девятьсот лет. А чтобы излучение достигло ближайшей обитаемой планеты чоругов, потребуется вдвое больший срок...

– Саша, я уже смирилась с мыслью, что про ЗН-7513 можно забыть, – грустно сказала Таня. – Но почему напротив второй планетной системы написано: «В Астрографическом Реестре не значится»?

Я тяжело вздохнул и ответил:

– Таня, тут мы подходим к самому неудобному моменту. Перед нами тот случай, когда отрицательный результат вообще не является результатом. С одной стороны, данные по второй планетной системе могут оказаться еще более устаревшими, чем по первой. Скажем, система реально существовала, но мы, Великораса, в отличие от чоругов ее уже в добром здравии не застали. Не застали даже и в виде газопылевой туманности, которая остается после взрыва сверхновой. Только не спрашивайте меня, как это возможно, я сам не знаю... С другой стороны, система, может быть, реально существует и числится в нашем Астрографическом Реестре. Но предложенные чоругами координаты могли безнадежно устареть, из-за чего невозможно идентифицировать систему ни с одним из известных нам астрообъектов. Вы знаете, что такое галактический дрейф?

– Да. Мне кое-что рассказывал Нарзоев, пилот нашего планетолета.

– Здорово. – Я и вправду считал, что это здорово. Вряд ли на Земле сыщется столь уж много археологов, пусть даже ксено-археологов, которые знают, что такое галактический дрейф. – Ну то есть вы понимаете, Таня, что если чоруги снимали данные о планетной системе, скажем, тысячу лет назад и параметры движения звезды относительно ядра Галактики оценили неправильно, то мы при пересчете их координат в наши получаем некую точку пространства, в которой к настоящему моменту ничего нет? По крайней мере по нашим данным?

– Да, это более-менее понятно. Но скажите, Саша, а почему нельзя предположить самое простое? Что планетная система в указанном месте все-таки есть, а наши составители Реестра ее попросту проморгали?

– Таня, я правда очень не хочу вас расстраивать... Но звезды, наличествующие в нашем рукаве Галактики, учтены в Реестре с относительной плотностью девяносто шесть – девяносто восемь процентов. Говоря проще, теоретически на каждую сотню звезд приходятся только две – четыре неучтенные. Ведь Реестр пополнялся: экспедициями Главдальразведки – раз; за счет обмена данными с Конкордией – два; при помощи астрономических наблюдений – три. Тысячи оптических и радиотелескопов в десятках колоний Великорасы смотрят и слушают, сравнивают, перепроверяют и интерпретируют наблюдения. Должно возникнуть совершенно невероятное сочетание условий, чтобы все наши обсерватории проморгали звезду, тем более такую представительную, как предлагают чоруги!

– А в чем ее представительность?

– Ну, если верить формуле системы, это довольно жирная звезда. Восемь с половиной масс Солнца...

– Может быть, она чем-то закрыта от наблюдений из освоенной нами части пространства? – предположила Таня. И, выказав неплохие познания в астрономии, предположила: – Скажем, плотной пылевой туманностью? Или звездным скоплением в сочетании с туманностью, как обычно и бывает?

– Вероятность этого мала, но, конечно, какая-то есть... Но вот чего я не понимаю: исходя из предложенных чоругами координат, наша загадочная планетная система находится в ближнем приграничье Конкордии. От Объединенных Наций это, правда, весьма далеко, зато до конкордианской колонии Тэрта – рукой подать, восемьдесят парсеков. Я не верю в то, что на Тэрте нет хотя бы одной хорошей обсерватории. В радиусе примерно сто – двести парсеков хорошая обсерватория за несколько десятков лет работы в состоянии обнаружить и изучить, пожалуй, вообще все астрообъекты. Не прямыми, так косвенными методами! И вот не могу я себе представить причин, по которым Конкордия стала бы скрывать от нас данные о банальнейшей планетной системе... Есть же старая договоренность по обмену астрономической информацией! Мы – им, они – нам, до войны это была нормальная практика...

– А может, система была не такая уж банальная? С их, конкордианской, точки зрения?

При этих словах Тани во мне шевельнулось смутное чувство... Где-то, с кем-то, при неких совершенно неуместных обстоятельствах я уже обсуждал...

Что обсуждал? Чоругов? Нет, не чоругов...

Обсуждал Реестр... Всплывала не так давно тема обмена данными в области астрономии и астрографии...

Ну, всплывала... И что?

С кем я говорил? С Колькой? Меркуловым? Тылтынем?

Черт, я не мог ухватить воспоминание за кончик хвоста, чтобы вытащить его на поверхность, чтобы рассмотреть как следует! Оно ускользало от меня, как вьюн, как угорь!

И я, дубина, махнув рукой, ответил:

– Да нет, ну что в ней такого небанального? Даже если там когда-то водились джипсы, клонам-то откуда об этом знать? А формула системы... Да, она не вполне стандартна, но в конечном итоге ничего выдающегося! Вот висела бы там дюжина черных дыр, этакое Тяжелое Ожерелье номер два... Кстати, Тяжелое Ожерелье в свое время именно клоны открыли. И сразу же нашим рассказали, пригласили к совместным исследованиям. У нас же были очень хорошие, по-настоящему добрососедские отношения. Конкордианцы и в наших военных академиях учились. Табунами целыми по коридорам бегали...

Ах, как же ей не хотелось сдаваться!

– Саша, но ведь можно послать туда корабль? И посмотреть на месте – есть звезда с планетами или нет?

– Конечно, можно. Только ведь война, Таня. Корабли Главдальразведки сейчас переданы в ведение военных. А военфлот не станет рисковать звездолетами и жечь дефицитный люксоген ради проведения разведки с совершенно неопределенной оперативной выгодой...

– Есть еще научная флотилия РАН!

– Есть. И что вы думаете: хотя бы один достойный упоминания звездолет РАН сейчас не мобилизован?

– Выходит, все было зря? Да, зря? Вы так считаете?!

Таня поглядела на меня так, будто я, лично я был главным волокитчиком из Академии Наук, в надцатый раз начертавшим резолюцию: «В прошении отказать, звездолет для разведки не выделять, впредь гнать эту Таньку с ее сумасбродными идейками взашей!»

Я промолчал, чувствуя неловкость.

Мне приходилось констатировать, что я переборщил. Нельзя так с людьми! Всему виной моя проклятая честность, мое безыскусное прямодушие...

Нет бы: «Конечно, вы совершенно правы! Именно так! Флотилия РАН вам поможет! Сейчас вернетесь на Землю, напишете обстоятельный доклад, попросите снарядить что-нибудь солидное, астроразведчик типа „Восход“ или „Академик Мстислав Келдыш“... А тем временем мы тут войну по-быстренькому выиграем! Все станет проще, откроется гражданская навигация через Конкордию! Вам, Таня, дадут звездолет! Вы полетите! Найдете древний джипсианский город! Напишете докторскую! Получите госпремию! Возглавите отдел!.. А там, глядишь, под вас и персональный институт откроют, джипсоведения и смежных дисциплин! Станете его директором! Звездой! Луи Пастером ксеноархеологии!»

Но не умею я так щедро врать – особенно тем людям, которые мне симпатичны.

Войне не видно ни конца ни края. Вся логика Таниных доводов висит на волоске. Не даст ей никто ни «Восхода», ни «Келдыша», ни даже рейдовой говновозки...

Сказать ей еще и это? Сказать? Чтобы она, несмотря на всю мою правоту, возненавидела меня до конца жизни?

Таня тоже молчала, и по всему было видно, что думы одолевают ее самые черные...

И не только о многочисленных угрозах ее открытию (действительно серьезному), которые неожиданно возникли при сопоставлении чоругских данных с нашим Реестром, но и о соблюдении светских приличий. В самом деле, ведь разговор-то наш полностью исчерпал себя! И потому лейтенанту Пушкину, по хорошим делам, надо бы откланяться и покатиться колбаской по Малой Спасской в направлении мест постоянной дислокации. А он, этот постылый лейтенант, краснеет, мнется, но не уходит.

Что прикажете делать?

«Ладно, и впрямь пора оставить Таню наедине с ее учеными думушками... А то еще расплачется и, снова же, возненавидит меня за то, что я стал свидетелем ее слабости», – решил я. Раскрыл уже было рот, как Таня вдруг сказала:

– А, к черту. Гори оно все синим пламенем! Спасибо, хоть мы вообще живы остались – тогда, на «Счастливом»... Отдавайте, Саша, глоббур обратно. Закажу для него красивую подставку, поставлю на письменный стол. Будет мне амулетом и заодно напоминанием о несостоявшемся открытии.

«Час от часу не легче!»

– Ваш глоббур, Таня, оказался одноразовым. Майоры-дипломаты объяснили, что и такие бывают. Уж не знаю почему чоруг, с которым вы подружились, сделал именно такой... Может быть, это имело для него особый символический смысл...

– Так что, глоббура больше нет?

– Полная деструкция в процессе чтения, абсолютная. Вот тут уж точно она могла разреветься!

«Ну, Пушкин, спасай положение! Говори что хочешь, только не молчи! И немедленно меняй тему!»

– Кстати, Таня, насчет амулетов! Я только что встретил одного своего приятеля, тоже пилота. Мы вместе воевали... И вот он мне подарил такую штучку! Прелюбопытную! Вам, как ксеноархеологу, наверняка будет интересно. Никогда не угадаете, что это и откуда взялось!

Не дожидаясь ее реакции, я достал амулет Меркулова, открыл его и, вытащив содержимое, разложил на столе все сокровища: дюралевый цилиндрик, крышечка, маленький свиток.

Мой расчет оказался верен: профессиональный интерес переборол в Тане уныние – по крайней мере временно.

– Да, любопытно... Но это всего лишь фарси!.. На обороте – арамейский... Если свиток и старый, в чем я сомневаюсь, он по всем признакам принадлежит Великорасе, а не ксеноцивилизации... Материал, правда, любопытный... Несомненно, пергамент, но из кожи какого животного?..

– Я не знаю – насчет кожи. Зато мне известно, кто его написал. А вам – нет. И вы ни за что не угадаете! Спорим?

Таня улыбнулась мне снисходительной улыбкой – именно такая и пристала настоящим профессионалам, когда праздные невежды подвергают сомнению их компетентность.

«Да что ты можешь знать об этом свитке, сын звезды, чего я, дипломированный специалист, не раскусила бы за две минуты?» – вот о чем сияла ее улыбка.

– На что будем спорить? – елейным голоском осведомилась Таня.

– М-м-м... На интерес?

– Не годится. Давайте так: если я угадаю автора, вы поклянетесь быть моим... как бы это сказать... главным свидетелем. То есть в какой бы инстанции мне ни пришлось отстаивать аутентичность астрографической информации, полученной от Эль-Сида, вы в устной и письменной форме подтвердите, что она была получена заслуживающим доверия образом.

«Станет такая плакать... ага, рыдать и рвать на себе волосы... Нет, Пушкин, у этой девушки акулья хватка и хризолиновые нервы! Она будет писать проекты и пропозиции, доказывать и спорить, дойдет до Председателя Растова, но не отступится!»

И мне это понравилось, очень понравилось.

– Таня, честное слово, я и так готов помогать вам словом и делом. Так что просите большего!

– Нет, большего – не надо. Меня устроит и так.

– Хорошо. Но что, если спор выиграю все-таки я?

– Если вы? Хм. Если вы, то я разрешу вам... разрешу вам... – Таня игриво закатила глаза к потолку, точнее, подволоку, ведь мы находились в каюте корабля, – пригласить меня на обед!

– На обед или на ужин?

– На обед.

– Что ж, сочту за честь!.. Итак, Таня, вопрос: кто же автор свитка? Я даже поставлю его точнее и честнее: к какой этнической или религиозной группе принадлежит автор?

– Первый приходящий на ум ответ, что автор – зороастриец из Конкордии, является неверным? Иначе бы вы и не загадали загадку – ведь так?

– Так.

– Хорошо. В таком случае сейчас я включу чайник, а заодно принесу одну вещицу, без которой дальнейшие разыскания лишены смысла.

– Вы пойдете за универсальной отвечалкой?

– Я пойду к соседям за «Сигурдом». Кстати, чтобы мне не ходить, может быть, у вас есть? Это, я слышала, военная модель?

– Да. Но мы, пилоты, обычно обходимся бортовыми переводчиками. На руки нам «Сигурды» просто так не выдают.

Я ради интереса засек время.

Через семь минут сорок две секунды Таня взяла в руки листок с точным переводом свитка, основанном на взаимном сличении двух вариантов текста: на фарси и арамейском.

Внимательно перечитала – то хмурясь, то загадочно улыбаясь.

На второй секунде девятой минуты она безапелляционно заявила:

– Автор текста – манихей.

– Таня, я убит наповал. Я преклоняюсь перед вашей эрудицией! Я – ваш рыцарь навек! Вы угадали!

– Ну еще бы. Шесть семестров обшей истории религии, отдельный курс по авраамическим религиям плюс три спецкурса—в том числе по зороастризму. И два семестра обшей теологии, само собой.

– И все равно, если не секрет, как вы определили, что автор текста – именно манихей? Что, по вашему мнению, тут однозначно манихейское?

– Легко. В свитке упомянут Ангра-Манью – значит, сектор поиска уже сужен донельзя: либо зороастризм, либо зороастрийская ересь. Но на ортодоксальный зороастризм не похоже, потому что ортодоксы не оперируют греческим философским термином «эон». По понятной причине: исторический зороастризм возник совершенно независимо от древнегреческой философии. Значит – позднейшая ересь. А какая? Их, собственно, две знаменитые: зурванизм и манихейство. Читаем текст, обнаруживаем типично манихейские риторики насчет того, что «узилища души отворятся», – и ответ готов.

– А почему не зурванизм?

– Зурваниты, во-первых, почти обязательно должны были упомянуть собственно Зурвана или Зервана – не важно. И, во-вторых, «узилища души», «мучилища для ослепленных»– совершенно не характерные для зурванитов акценты.

– Да. – Я вздохнул. – Завидую белой завистью. Вы считаете очевидными такие вещи, которые с моей точки зрения – темный лес...

Я взял в руки перевод, прочел.

«Знаю, когда стала плоть и когда стала материя, разлилась повсюду Тьма. Тридцать два эона Свет был потерян. Свет нашел себя в тридцать третий эон. Свет нашел себе благую обитель. Обитель не чиста вполне, но среди всех светил ложного света Ангра-Манью, среди всех узилищ души, мучилищ для ослепленных, она хороша вполне.

У обители Света шесть управителей. Первый управитель – золото и жизнь, второй управитель – железо и зодчество, третий управитель – медь и густой воздух, четвертый – свинец и дыхание земли, пятый – ртуть и свобода, шестой – серебро и удвоение.