Текст книги "Полураспад"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8. Белый дом на белых песках

Save us front fate, save us from hate,

Save ourselves before it's too late.

Come to ourneed, hearour plea,

Save ourselves before the earth bleeds.

Blitzkrieg, Metallica

Иногда спрашиваешь себя: а не ну ее, эту Зону?

Но нет. Без Зоны человеку, хоть раз видевшему ее, хоть раз вдыхавшему ее воздух, никак нельзя.

За то Зону и любит, что бы он там ни трындел, наш брат-сталкер, что она обыденное – и этой своею обыденностью опостылевшее вкрай – сделала фантастическим, наполнила новыми красками и смыслами.

Обсаженную тополями дорогу, каких сотни и тысячи в одной только Киевской области, она превратила в Аллею Висельников.

Свиней – в смертоносные псевдоплоти.

Куриц – в не менее смертоносных псевдогигантов.

Но одну из самых невероятных метаморфоз пережил безымянный коровник, располагавшийся чуть в сторонке от той самой местной дороги, что стала Аллеей Висельников.

Коровник этот превратился в Белый Замок.

Говорят еще «Белый Дом». Но тогда может показаться, что намекают на сходство с российской резиденцией правительства или с американской резиденцией президента. Но ни первая аналогия, ни вторая не подходят. Потому что не похоже совсем.

– Это что? – спросил Тигрёнок, еле шевеля языком.

– Это Белый Замок.

– Как такое вообще могло?…

– Никто не знает.

Что-то невероятное, совершенно непостижимое случилось в том месте с пространством, с самыми фундаментальными свойствами его, во время Второй Катастрофы.

Коровник и примыкающую к нему встык силосную башню для начала сплющило с боков и вытянуло вверх.

Из-за этого их кряжистые, предельно прозаические формы приобрели готическую возвышенность и заостренность.

Затем материя, из которой состояли коровник и силосная башня, полностью и бесследно исчезла. В смысле: все материалы – кирпич, доски, балки, шифер, кровельная жесть – будто бы провалились в параллельное измерение.

Но прежде чем исчезнуть, коровник с силосной башней послужили как бы формой для отливки.

В них «отлился» тот самый белый песок, которым засыпан весь уровень Дюны. И не просто отлился, но и затвердел, запекся, стал однородной, несокрушимой массой.

Это надо видеть, клянусь удачей! Благоприобретенные готические формы были полностью безупречны, без швов и трещин, сплошь из окаменевшего белого песка.

– Но почему так? – не унимался Тигрёнок. – Это кто-то специально строил?

– Да нет же, само получилось. Обычный коровник. Обычная силосная башня.

– А что это за машина странная? Может, все-таки это она строила?

«Машина странная» была второй достопримечательностью Дюн.

Сбоку от Белого Замка, наполовину утонув в дюне, давненько уже скучал монструозный восьмиосный тягач МАЗ-79221 – подобные возят на себе тезок моего закадычного дружка, стратегические ядерные ракеты «Тополь».

– Нет, Тигрёнок, – ответил я. – Этот МАЗ ничего не строил. Потому что перед тобой самоходная микроволновая пушка.

Да, это был хитрый МАЗ.

Во-первых, он имел на себе внушительное дополнительное бронирование. Во-вторых, у него на спине торчали огромные прямоугольные «уши».

Я бы сказал, что эти «уши» – какой-то радар. Но мой Костя, который в таких вещах получше разбирается, в свое время объяснил мне, что это МКВП – микроволновая пушка.

МКВП – страшная дрянь. Ее лучи, имеющие длину волны порядка нескольких миллиметров, проникают в тело человека, не считаясь ни с какой одеждой. То же относится и к любой другой цели: монстру, мутанту, матрикату. Из-за воздействия этих лучей непосредственно на отдельно взятые молекулы начинают закипать вода и кровь в подкожном слое человека (или любой другой цели).

Разумеется, это вызывает вспышку острой боли.

А кожный покров разогревается до пятидесяти градусов Цельсия. Что, между прочим, уже превышает болевой порог обычного человека.

Дальнейшее зависит от мощности импульса микроволновой пушки. Если импульс не очень мощный, тогда человек (или другая цель), испытывая непереносимую боль, все-таки сохраняет сознание. И может со всех ног улепетывать из зоны действия МКВП.

Если же микроволновая пушка достаточно мощная и работает она на поражение, то – ой-ой-ой…

Судя по размерам «ушей» МКВ-излучателей, установленных на МАЗе, эта пушка была очень мощной и могла испепелить любого монстра на расстоянии в пару сотен метров.

Кто и зачем загнал этого бронированного богатыря сюда, в Дюны, и как это вообще удалось, я не знал.

Знал другое: МАЗ этот – очень плохая вещь.

Трое ребят из клана «Долг» когда-то залезли внутрь этой огромной машины. Залезли обычным способом, через двери кабины.

Полазили по машине, вылезли, чего-то даже там нашли интересное… Пару каких-то артефактов, что ли…

Потом двое из них залезли снова – захотелось им еще пробраться в отсек отдыха экипажа…

И всё. Спустя минуту они бесследно исчезли.

Их товарищ, который осматривал с ними внутренности бронетягача в первый раз, составил достаточно подробный отчет о случившемся и сбросил его мессагой в штаб-квартиру «Долга». Вторая его мессага гласила:

«Иду спасать ребят. Прощайте, если что».

Интуиция его не подвела: он исчез, растворился где-то в таинственном безмолвии бронетягача.

Стоит ли говорить, что с тех пор желающих изучать огромную железную коробку в Дюнах больше не находилось?

И МАЗ, и Белый Замок – несмотря на все свои зловещие особенности – меня совершенно не интересовали и особо не пугали, потому что были хорошо известными мне достопримечательностями этого уровня.

А вот змеистый, пышущий жаром и мощными потоками ионизирующего излучения разлом был чем-то новеньким.

Разлом пролегал как раз посередине между Белым Замком и МАЗом.

В одной из его излучин блестело черным зеркалом мелкое озерцо.

Если где-то и ожидал нас с Тигрёнком наш «подсолнух», то именно на дне этого безобидного на вид водоема.

Что такое «подсолнух», спросите вы? Неужели он настолько ценен, что ради него имеет смысл тащиться в глухомань вроде Дюн, не страшась химер и прочих матрикатов? И ради него действительно стоит шариться по озерцам, образуемым разломами, где фонит так, что 4-й энергоблок ЧАЭС кажется в сравнении с ним средиземноморским курортом?

О да, «подсолнух» – ценная штука.

За него платят бешеные бабки все известные мне барыги зона-индустрии.

Говорят, что для этого артефакта найдены десятки различных применений в авиакосмической и военной промышленности. Ну а мы, сталкеры, ценим «подсолнух» за то, что в пределах Зоны он обладает свойством отклонять вражеские пули. Если, конечно, он свеженький и как следует заряжен.

Я помню те золотые времена, когда «подсолнухи» родились в Зоне как грибы. И каждый уважающий себя сталкер не снимая пояса такую штуку. Но потом «подсолнухов» стало меньше, а жадности у сталкеров больше…

В общем, почти все из нас, включая меня, со временем начали загонять свои «подсолнухи» денежным дядям. А в плане вражеских пуль рассчитывать на Бога, бронежилет и великую русскую тройку «авось», «небось» и «как-нибудь»…

Внешне «подсолнух» выглядел не сказать чтобы пафосно.

Он представлял собой нечто обтекаемое, гладкое, внешне напоминающее двояковыпуклую линзу. Линзу размером с две составленные вместе мужские ладони и сделанную из вещества, напоминающего мутное стекло.

Однако в отличие от любого стекла субстанция «подсолнуха» проявляла удивительную вариативность коэффициента преломления в зависимости от условий.

Например, в воде «подсолнух», как самое обычное нетонированное стекло, становился практически невидим. (В этой связи мне, когда речь заходит о «подсолнухах», сразу вспоминаются бриллианты чистой воды, которые, как известно, потому и «чистой воды», что в чистой воде совершенно не видны.) Но, что удивительно, в лучах направленного голубого или фиолетового света «подсолнух» не только менял коэффициент преломления, но и проявлял диковинную внутреннюю структуру.

Центральная зона «подсолнуха» темнела до полностью непроглядного черного цвета. А периферия, напротив, разгоралась желтыми лепестками невиданной интерференционной картины. В итоге все это вместе действительно напоминало цветок подсолнечника, заплавленный в стеклянную линзу…

– Ну и где тут этот «подсолнух»? – спросил Тигрёнок. Лицо у него было несчастным и очень усталым.

– Да вот в этой грёбаной луже. – Я указал на озерцо, образовавшееся рядом с разломом.

– А в луже вода?

– Условная вода. Скажем так, непитьевая.

– То есть мы сейчас будем там шарить и искать «подсолнух»… правильно?

– Неправильно, – отвечал я. – Если ты будешь там шарить, то за пять минут схватишь лучевую четвертой степени…

– Так что же делать?

– Не шарить надо. А брать наверняка. Это тебе не раков из-под коряги таскать.

– А как мы узнаем наверняка, где лежит «подсолнух»?

– Вот для этого нас двое здесь и есть. «Подсолнух» вдвоем добывают. Один фонарь держит, другой за «подсолнухом» лезет. А чтобы никому не обидно было, кто что делает, определяется жеребьевкой…

– А зачем фонарь?

– Надо, чтобы у «подсолнуха» под воздействием светового луча определенного цвета лепестки загорелись. Потому что, пока они не загорятся, ты его попросту не увидишь.

– Так что, жребий будем тянуть? А потом светить фонарем в озеро?

– Светить по-любому придется ночью.

– Ночью? – Тигрёнок не сумел скрыть свой крайний испуг, хотя, по-видимому, и старался.

– Ну да. Днем слишком яркий естественный свет. Он мешает голубому лучу инициировать «подсолнух»…

– А где мы будем дожидаться ночи? Вот в этом вашем Белом Замке?

– С чего бы это?! – Я недоуменно вскинул бровь. – Запомни, родной, без крайней надобности в Зоне сталкер под крышу помещения не лезет. Ладно еще Выброс переждать… Или там артефакт добыть… Но просто так – ни за что!

– Тогда где?

– Да вон между теми двумя валунами вроде сносная площадочка есть… Там можно на спиртовке обед себе сообразить…

– И кофе… – мечтательно произнес Тигрёнок.

– И кофе, – кивнул я. – Надо только проверить, не контактная ли пара – эти два валуна…

Следующие три часа мы провели в необычайном комфорте и спокойствии, так мало ассоциирующимися у нашего брата с Зоной.

Между валунами (нет, не контактная пара, слава Богу) я поставил спиртовку, на которой подогрел банку тушенки «Китайская стена» и поджарил полбатона белого хлеба. Баночку «Завтрака туриста» и остатки колбасы «Любительской» тоже, пожалуй, стоит упомянуть.

Хотя я лично к колбасе и не притронулся, все отдал Тигрёнку.

Когда мы поели и заправились кофейком, я решил пустить в дело мою коньячную фляжку. Я прикинул, что до ночи еще довольно много времени и алкоголь, тем более в таких детских дозах, вполне успеет выветриться.

От коньяка на меня накатила проникновенная мечтательность. Я вдруг подумал, как было бы здорово, когда Тополь наконец-то вернется, закатиться с ним в боулинг на всю ночь… и чтобы идти потом домой под обсыпанным звездами небом, таким близким, и орать что-нибудь неистовое… Типа «По полю танки грохотаа-али…».

Я поплотнее завернулся в свою куртку, прислонился спиной к валуну и закрыл глаза.

А вот Тигрёнок – тот раскраснелся и растрепался.

Непривычный к алкоголю, он стал необычайно откровенен и болтлив.

Болтал он по преимуществу про свою девушку Алёну – ту самую, которая в коме лежала.

– …Ведь как несправедливо все получилось! Как несправедливо, Владимир Сергеич! Она на велосипеде ехала, из детдома, где работала волонтером. Она у меня на преподавательницу английского учится. И в свободное от учебы время ходит детдомовским преподает, детям с дефектами развития… Курс у нее такой… «Веселый английский» называется… Она им там сказки разыгрывает при помощи домашнего кукольного театра…

Английские сказки, конечно… А они отзывчивые такие, эти дети… Алёна мне фотографии показывала – мордашки грустные, но сообразительные все равно! Так вот она занятие закончила, на велосипед села и домой поехала. Было еще светло. Часов шесть. И на парковке возле супермаркета ее машина сбила. «Бээмвэ»! За рулем сидел какой-то мутный хрен, прокурор области – Ровенской, что ли… Она кубарем с велосипеда полетела и о столбик парковочный головой ударилась…

– Небось переломов много, да? – спросил я не столько потому, что был охоч до всяких катастроф и их последствий, сколько для поддержания беседы.

– Переломов – ни одного. Единственная ссадина на голове плюс шишка. Даже синяков – и то на теле не было. Но когда «скорая» приехала, Алёнка моя уже без сознания лежала… И в таком вот бессознательном состоянии с тех пор и находится. Целых два месяца. Мы, конечно, все к ней ходим – и я, и одногруппники ее, и дети эти, которых она английскому учит. Мы с ней разговариваем, тормошим ее. Но она лежит без движения.

Как спящая красавица из сказки. Непонятно только, где тот принц, который ее оживит, – грустно подытожил Тигрёнок.

– Как это – где?! – неподдельно возмутился я. – Ты! Ты и есть тот принц, который заставит спящую красавицу проснуться!

Тигрёнок посмотрел на меня испытующе своими умными серыми глазами.

– Вы правда так думаете, Владимир Сергеевич? – спросил он совершенно серьезно.

– Да.

– Не врете?

– К чему мне?

– Уверены?

– Спрашиваешь!

На самом деле я, конечно, ни в чем уверен не был.

Тем более в том, что девушку можно вывести из комы при помощи каких-то артефактов из Зоны.

Чтобы в этом быть уверенным, нужно темой интересоваться. Что-то узнавать, информацию собирать…

Но не мог же я сказать это пацану, которому всего-навсего нужна была надежда? Тем более неуместны были такие сомнения в Зоне!

В Зоне вообще надо быть прямым и твердым, как рельса. И ни в коем случае не сомневаться в глобальном хеппи-энде. Такое тут у нас, извините, комильфо.

Когда сгустились сумерки, мы наконец-то приступили к тому, за чем пришли.

Никакой жребий мы, конечно, не тянули. Потому что защитный костюм класса «А» у нас был только один. И это был мой костюм.

Поэтому Тигрёнок получил в руки мой большой полевой фонарь «Гелиос Люкс» (на который я предварительно навернул светофильтр) и был назначен «сканирующим», как называем эту роль мы, радиоактивное мясо.

А я сам стал «ловцом».

Для этого мне пришлось войти в горячее пятно, обрамляющее лужу возле разлома. И внимательно наблюдать за перемещениями по дну светового пятна от фонарика в руках Тигрёнка.

Ну а Тигрёнок, стало быть, аккуратно и неторопливо водил фонариком, воздев руки высоко над головой, чтобы обеспечить как можно меньшее отклонение луча от нормали (которое, увы, и так было очень внушительным).

– Давай-ка чуть левее… Нет! Назад! Чуть левее я сказал… У меня интуиция… – командовал я. – Нет, это чересчур… Так можно его проворонить… Да что у тебя, руки, что ли, трясутся?! Или ты специально ими трясешь, мамкина норка?!!

Так мы и работали, экзаменуя лужу метр за метром.

Несмотря на то, что всматривание в темную толщу радиоактивной жидкости полностью поглощало мое внимание, я все же находил в себе силы изредка отрываться от подсолнухоискательства и окидывать окрестности Белого Замка, а также гребни дюн цепкими опасливыми взглядами.

Один раз мне показалось, что в окнах Белого Замка мелькнул некий неясный силуэт. Но датчик движения ПДА был безмолвен.

Когда на дне лужи засиял неземным цветом волшебный цветок, предмет наших поисков, я был потен, изможден и… счастлив!

– Нашел, Тигрёнок! Всё в порядке! – крикнул я. – Так и держи, пока я не скажу.

До «подсолнуха» было десять шагов. Но это были не самые легкие шаги в моей жизни.

Начать с того, что лужа была заполнена камнями, точнее – маленькими вулканическими «бомбами» из спекшейся глины, которые охотно выплевывают разломы в процессе своей эволюции.

Как ни называй их, камни эти были чудовищно скользкими. Два раза я едва не упал на спину. А один раз чувствительно подвернул ногу, которая угодила в узкую расщелину между двумя особо крупными вулканическими «бомбами».

Интенсивность излучения росла от краев к центру лужи, достигая тысячи рентген в час.

Это тоже не прибавляло оптимизма. Защитные ресурсы моего костюма были отнюдь не безграничны.

– Ну как там? – звонко спросил Тигрёнок, которого, видать, удивлял тот факт, что все происходит так медленно.

– Погоди… Сейчас…

Я уж было примерился к тому, чтобы наклониться и поднять «подсолнух» со дна, когда луч фонаря вдруг метнулся вправо-вверх и раздался громкий вскрик Тигрёнка. Не то «ой!», не то «ай!», не то «аой!».

– Что там, итить твою двести? – поинтересовался я нарочито спокойным голосом.

– Тут кто-то камнями кидается! – прогундосил мой спасеныш.

У меня возникло сразу несколько версий относительно услышанного. И любая из версий заставила бы менее опытного сталкера, чем я, затрястись крупной дрожью от адреналиновой лихорадки.

Но один из главнейших законов Зоны гласит: конец – всему делу венец. Иными словами, сначала добудь артефакт, а потом уже дознания устраивай. И трясись в адреналиновой лихорадке, если хочешь.

– Отставить панику, – скомандовал я. – Посвети фонарем на меня, а потом на дно, как и раньше. Это ясно?

– Да ясно… ясно…

Во второй уже раз я сфокусировался на «подсолнухе», ответившем притягательными переливами лучу света от фонарика «Гелиос Люкс».

Я осторожно наклонился и наконец-то взял артефакт в руки, прижимая мокрое, неистово фонящее сокровище к груди. Как вдруг рядом со мной в воду плюхнулся изрядной величины камень!

Я чертыхнулся и едва не выронил скользкий «подсолнух».

Тигрёнок испугался еще пуще!

– Что происходит?! Владимир?! Владимир!… Сергеич!… – истерично заорал он.

Со всей возможной в подобной ситуации ловкостью я поспешил спрятать «подсолнух» в свой контейнер для артефактов.

Затем, чувствуя закипающую ярость, сорвал с плеча «Калашников» и, включив укрепленный на планке Пикатини тактический фонарик, взрезал им темноту в направлении нашей дневки.

Как я и ожидал, обоих валунов там уже не было.

Зато над белым песком стелилось призрачное изумрудно-зеленое сияние.

– Это полтергейст, Тигрёнок! Полтергейст! – крикнул я. – В переводе с нерусского – «буйство духов»!

В фильмах герой постарше обязательно добавил бы «Не бойся!». Но я добавлять не стал.

Потому что причин бояться полтергейста было очень много. Начать хоть с того, что в отличие от зомби, псевдогигантов и даже химер эту напасть не брали ни пули, ни огнеметы, ни гранаты. Оставалось лишь надеяться, что конкретно этот полтергейст окажется вялым и нецелеустремленным…

– Что я должен делать? – спросил Тигрёнок.

– Замри на месте и читай «Отче наш», – посоветовал я.

В следующий миг произошло событие, возможность которого я целый день продержал в самом дальнем чулане своего ума, а потом позабыл о ней так надежно, что, когда событие все-таки случилось, я едва не заорал от ужаса.

Зажглись «огни святого Эльма»!

Они вспыхнули на гребнях ближайших дюн мертвенно-голубыми кострами.

Множество тонких молний беззвучной зыбью заструились вниз, по белым склонам.

Если бы кто-то из нас в этот миг находился вблизи гребня любой дюны, этому кому-то сильно не поздоровилось бы. Могучие электрические разряды, накатывая один за одним, не оставили бы несчастному ни одного шанса выжить. И никакой экзоскелет тут не помог бы!

В сравнении с электрами на других уровнях Зоны здешние электрические аномалии были самыми матерыми.

– Не дрейфь, Тигрёнок. До нас они скорее всего не докатятся, – ободрил я своего спасеныша. И, поскольку счетчик Гейгера истерично трещал, обещая мне скорое свидание с врачом-радиологом, я вышел из ступора и пошкандыбал наконец прочь из черного озерца.

На этом напасти не кончились.

Потому что полтергейсты наконец-то вошли во вкус ночного безобразия.

– Да что это такое?! – вновь взвился Тигрёнок.

– Что на сей раз?

– Кажется, опять началось…

Он не успел завершить фразу, как я и сам понял, что именно началось.

Теперь камни летели в нас не по одному, а настоящим градом.

Причем это были не те сравнительно безобидные обломки кирпичей и комья глины, которые попадались кое-где у подножия дюн. А оплавленные патологическими энергиями разлома, гладкие и страшно радиоактивные катыши со дна озерца!

Полтергейсты доставали их со дна при помощи телекинеза – а телекинезом эти твари владели в совершенстве – и метили ими в наши бренные тушки. А также, что было особенно неприятно, в наши бренные бошки.

Пожалуй, сцене очень недоставало зловещего уханья и демонического хохота. Которые, если бы мы находились внутри фильма ужасов, непременно изливались бы буквально отовсюду да еще и отдавались бы гулким, нефизичным эхом – даром что дюны, сыпучие субстанции, хорошее звукопоглощение…

В реальности же камни летели в полной тишине.

И вот это было по-настоящему жутко!

– Может, убежим? Давайте убежим, Владимир Сергеевич! – взмолился Тигрёнок, доведенный бомбардировкой до исступления.

– Ты ночью здесь побегаешь… До первой жарки…

– Но что-то же надо делать!

– Отступаем к МАЗу. А там видно будет, – приказал я и подал своему подопечному пример прыткости – моему возрасту уже, увы, несвойственной.

Я промолчал о том, что проклятый МАЗ был, в сущности, последним местом, где мне хотелось бы дожидаться рассвета. Но цепочка полтергейстов, фланирующих вдоль разлома с одной стороны, и гирлянды «огней святого Эльма», смертельным водопадом струящихся с другой стороны, не склоняли к привередливости.

– Так что, спрячемся в кабине? – проявил догадливость наивный Тигрёнок.

– Ни в коем случае! И даже не прикасайся к ее двери! Падай за колесом!

Тяжело дыша, мы оба лежали под брюхом могучей советской машины, без устали бомбардируемой полтергейстами. Броня отзывалась ударам вулканических «бомб» низкими, короткими, но очень сочными звуками: «бэм», «бэмм», «бымм».

Обломки некоторых «бомб» падали достаточно близко от правого переднего колеса МАЗа. Радиационный фон в той точке, где мы с Тигрёнком находились, от этого неуклонно рос.

Дела наши были так плохи, что впору было запевать что-нибудь ободряюще-предсмертное, вроде «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!».

Спасения ждать было неоткуда.

До рассвета оставалось шесть долгих часов.

Да и, кстати, непонятно было, с какого бодуна здешние полтергейсты должны бояться рассвета…

Из недр гигантской бронированной коробки МАЗа вдруг начали доноситься подозрительные щелчки и потрескивания. Я не сразу выделил их на фоне ударов вулканических «бомб» как нечто, имеющее самостоятельную природу.

Но когда запахло горелой изоляцией и раскаленной канифолью, окончательно стало ясно, что внутри машины что-то происходит.

«Неужели чертов МАЗ еще и загорелся? – подумал я со злым сарказмом. – Или там проснулась еще парочка полтергейстов? Парочка, хе-хе, влюбленных полтергейстов, прячущихся там от строгих родителей…». Гипотезу насчет пожара следовало незамедлительно проверить, чтобы не стать жертвами внезапной детонации наполовину опустошенных баков с дизтопливом.

Я высунул голову со стороны левого, обращенного к дюне, борта МАЗа. – Ё-хан Па-алыч… – досадливо прищелкнув языком, протянул я.

– Что там? – робко спросил Тигрёнок.

– Песец на холодец во всей красе. Зона, похоже, живет с нашим МАЗом собственной половой жизнью…

И в самом деле!

Электры святого Эльма спустились гораздо ниже, чем я прежде в наивности своей надеялся.

Словно бы гигантский голубой язык протянулся от гребня дюны к корме МАЗа. С кончика этого языка раз в секунду срывался тонкий и прямой как спица разряд, впивающийся в основание решетчатой лафетной конструкции, увенчанной «ушами» микроволновой пушки.

Вдруг, опережая все мои самые смелые ожидания, могучий поток энергии сорвался с дюны и обрушился на МАЗ, затопив его ярким ослепительным сиянием.

Волосы на моей голове встали дыбом.

МАЗ над нами ожил.

Зажужжали сервоприводы.

Заныли вентиляторы систем охлаждения.

Запищали на пределе слышимости магнетроны.

Включились фары. И даже радио в кабине поймало какую-то далекую ретроволну.

 
Из полей доносится печаль,
И с души уходит прочь тревога,
Впереди у жизни то-о-олько даль,
Полная надежд людских дорога…
 

От всего этого смертельный холодок побежал у меня по хребту. Мне сразу же вспомнились сталкерские байки о ветхих грузовиках, десятилетиями газующих на одном месте. И знаменитое припятское колесо обозрения, катающее жизнерадостных мертвецов. А также сталкерские приметы о старых советских песнях в Зоне, которые вдруг нет-нет, да и зазвучат из брошенных квартир, обещая услышавшему кое-что похуже дальней дороги и казенного дома.

Я был уверен, что Тигрёнок только что обмочился от страха.

Однако не тут-то было!

– Видали, Владимир Сергеич? Машина-то сама завелась! – неуместно радостным голосом заметил мой спасеныш.

– Угу… Завелась… И сейчас поедет в Заозерье, мутантов поджаривать, по зову сердца…

Любопытно, но в главном я оказался прав.

МАЗ, конечно, никуда не поехал. Однако с премерзким скрежетом его микроволновая пушка продолжила прерванное невесть столько лет назад боевое сканирование местности.

Мощные потоки микроволнового излучения беззвучно и безвидно помчались сквозь ночь.

Целей для пушки имелось немного. Но тем, которые все-таки имелись, не поздоровилось.

Я услышал характерный визг заживо поджариваемой псевдоплоти…

Вот вскрикнул и тут же заткнулся навеки снорк…

Да и все. Дюны в ту ночь были довольно пустынными.

Конечно, самый интересный вопрос был – как отреагируют на мощное излучение полтергейсты.

В первые минуты мне даже показалось, что никак – камни барабанили по МАЗу с той же интенсивностью, что и раньше.

Но потом вдруг все стихло. Так же внезапно, как и началось.

Похоже, при очередном проходе луча пушки в районе линии разлома микроволны все-таки смогли причинить полтергейстам заметные неудобства. То ли несовместимые с жизнью, то ли попросту несовместимые с продолжением банкета.

Впрочем, нельзя было исключить, что полтергейстам, кем бы или чем бы они ни были, все это просто надоело.