Текст книги "Полураспад"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 24. Инвестор летит в СССР

I'm back in the U.S.S.R.

You don't know how lucky you are boy…

Back in the U.S.S.R., Beatles

– Спасибо тебе, Инвестор, – сказал Севарен. Лицо доктора сияло едва ли не ярче, чем его суперкостюм супермена. – Ты даже не представляешь себе, как много для меня значит то, что ты сделал.

– Ты уже говорил мне об этом. Не надо повторяться, – холодно бросил Инвестор.

– Ну, раз уж тебе неинтересно говорить о том, что волнует меня, – дипломатично парировал Севарен, – давай поговорим о том, что волнует тебя.

– Что тебе интересно узнать? У меня еще есть время. Пока трансфокаторы хрононового излучения проходят обработку и собираются в аддитивную цепь. От восьмидесяти девяти до двухсот семи секунд в зависимости от ряда непрогнозируемых характеристик трансфокаторов.

– Я так понимаю, ты планируешь совершить путешествие во времени. Так?

– Верно, – отвечал Инвестор.

– Но в какую именно точку прошлого ты намерен отправиться? – спросил Севарен и тут же, не дождавшись ответа, прибавил: – Лично я бы на твоем месте посетил Древний Рим эпохи цезарей… А именно времена Цезаря Августа. Хотел бы я увидеть битву при Акциуме! И, между прочим, мне как мужчине интересно проверить, так ли хороша была Клеопатра, как историки о том рассказывают…

Севарен так оживился от этих слов, что даже вскочил с места. Было видно, что профессор сел на своего конька. И намерен скакать на нем, пока кто-нибудь не огреет его по уху лопатой.

Но Инвестору, похоже, времена цезарей были глубоко плоскопараллельны.

– Мне не интересен Древний Рим. Я создан гением передовых советских ученых не для исследовательских целей, а для решения важнейших военно-политических задач Союза Советских Социалистических Республик, – отчеканил Инвестор.

Севарен аж присел от неожиданности. Улыбка сползла с его немолодого морщинистого лица.

– Ну хорошо, хорошо, – произнес он примиряюще, с интонациями санитара буйного отделения. – Скажи главное: в какой год ты отправляешься? Если это, конечно, не секрет.

– Эта информация действительно являлась секретной до последней минуты. Но теперь, когда необработанными остаются лишь два трансфокатора хрононового излучения, я, властью, данной мне Главным штабом Военно-Морского Флота СССР, объявляю эту информацию открытой!

– И-и?… – Севарен сделал побудительный жест, дескать, «рожайте, маменька, быстрее».

– Я отправляюсь в апрель тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

– В двадцать шестое число? – уточнил сообразительный Севарен. Даже мы с Тополем заметили, что, хотя он и пытался изобразить самообладание, его брови все равно неуклонно ползли на лысину от удивления.

– В двадцать шестое число, – подтвердил Инвестор. – Я намерен воспрепятствовать проведению эксплуатационного эксперимента, приведшего к аварии на Чернобыльской АЭС.

Тополь повернул ко мне удивленное лицо и шепотом спросил:

– Подожди… О чем это он? Какого «эксперимента»? Все же знают, что ЧАЭС взорвали военные, чтобы скрыть последствия своих секретных разработок в лабораториях Зоны.

Я покрутил пальцем у виска.

– Костян, родной мой, ну что же ты такой большой, а такой необразованный? – произнес я с нежностью любящей еврейской мамочки. – Где ты прочитал эту собачью чушь? Да в любой энциклопедии написано… – начал я, но тут вновь раздался громовой голос Инвестора, перекричать который не представлялось возможным.

– Специально для человеческих существ, незнакомых с закрытым отчетом правительственной комиссии СССР под началом профессора Анатолия Китайченкова, поясняю: я сделаю так, что не случится закипания воды-теплоносителя, проходящей через активную зону реактора. В силу этого перегретый пар не разложится на водород и кислород…

«Профессор Китайченков? Знакомое ФИО… Ба, да это же муж Лидочки Ротовой! Мисс-86! Тесен, однако, мир».

Мне показалось, что Инвестор начал совершенно по-человечески «заводиться», как какой-нибудь обычный завсегдатай пивнухи во время спора на футбольную тему.

– …В силу этого не произойдет взрыв выделившегося в результате разложения воды газообразного водорода. А значит, будет сохранена целостность твэлов, и, в переводе на язык человеческой повседневности, никакой аварии не случится…

– Дерзновенный замысел, – крякнул Севарен. – Однако осмелюсь спросить, как именно ты планируешь это сделать? При помощи своих метателей ведьминого студня? – В голосе доктора мне почудилась издевательская нотка.

– Я намерен повторить подвиг компьютеров из фильмов, снятых в буржуазном жанре «киберпанк».

– Подвиг? Что за подвиг?

– Я найду общий язык с собратьями.

– Конкретнее? Как?

– При помощи телефонных линий защищенной государственной связи, известной как ВЧ, я подключусь к автоматизированной системе управления реакторами РБМК-1000, установленными на ЧАЭС. Путем выдачи правильных управляющих сигналов я смогу скомпенсировать конструктивные недостатки реакторов этого типа и скорректировать ошибки операторов, приведшие к разрыву трубопроводов.

– И катастрофы не будет? – печально спросил Севарен.

– Нет.

– А значит, и Зоны не будет? – продолжал Севарен.

– Не будет.

– А значит, не будет и Второго Выброса?

– Да.

– То есть ты хочешь лишить всех нас цели и смысла наших жизней? Так?

– Это не является моей целью. Но является одним из следствий ее достижения, – отчеканил Инвестор.

Мы с Тополем, изрядно офигевшие, переглянулись.

Не то чтобы Зона была «целью и смыслом наших жизней», в соответствии с пафосным определением доктора Севарена. Но без нее мы и впрямь плохо представляли себе нашу судьбу.

– Постой… Но какова твоя выгода в этом, скажи мне? – не отставал Севарен.

– Категория выгоды характерна для буржуазного сознания, – устало сказал Инвестор.

– Так у тебя не выгода, а идеалы? – язвительно предположил Севарен. – Коммунистические идеалы, надо полагать?

– Категория «идеал» не является элементом базовых объектно-реляционных категорий моего программного обеспечения. Я действую в соответствии с задачами, заложенными в меня Главным штабом Военно-Морских Сил СССР. Первая задача гласит: всегда и везде защищать безопасность и целостность Союза Советских Социалистических Республик. Авария на Чернобыльской АЭС стала важнейшим в ряду факторов, которые критичным образом подорвали безопасность и привели к утрате целостности СССР, к разрушению его политического и семантического пространства. Поэтому предотвращение аварии ЧАЭС является средством выполнения заложенной в меня задачи.

– Да коммунисты просто промыли тебе мозги! – взвился Севарен.

– Эта метафора слишком сложна для меня, Севарен, – сказал Инвестор. – Что ж, мне, пожалуй, пора…

– Не стану удерживать тебя, Инвестор. Желаю тебе мягкой посадки в восемьдесят шестом году, – со слащавенькой улыбкой заявил доктор и помахал Пирамиде рукой.

В эту же секунду бетонное чудовище окуталось полотнищами лилового и малинового.

В воздухе над «Наутилусом» разлилось выматывающее, вынимающее душу дребезжание.

Задымились и посыпались вниз куски льда-21. Коегде лед-21 уцелел на поверхности даже после приведения в боевое положение эмиттеров системы ПРО «Цикламен», но большей частью был свеженаморожен таинственными криомашинами Пирамиды в последние минуты.

Все это сопровождалось декоративным торнадо весьма экзотического поведения. Иссиня-черная воронка вихря закрутилась у земли раструбом кверху, так что ее острие воткнулось прямо в основание отошедшей вбок от титановой вышки Пирамиды.

Мне даже показалось, что ураганный ветер вот-вот оторвет от почвы и швырнет вверх, к Пирамиде, лично доктора Севарена.

Однако суперкостюм смог удержать ученого на месте.

Всё происходящее на мой опытный сталкерский взгляд представляло собой совершенно нормальную, штатную подготовку ста тысяч тонн цемента к заброске в 1986 год.

А вот то, что произошло дальше, имело отчетливый привкус ЧП, чрезвычайного происшествия.

Дребезжание, громкость которого плавно нарастала, вдруг сменилось какофонией всхлипывающих и бормочущих звуков, словно бы несколько разнокалиберных раковин и ванн одновременно всосали остатки сливающейся воды.

Тут же резкие очертания Пирамиды размножились, как в стробоскопе.

Казалось, Пирамида скачет на метр-два вверх-вниз и влево-вправо. И когда я уже подумал, что подобное тяжелейшее сооружение не в состоянии выдержать таких запредельных динамических перегрузок, что Пирамида сейчас попросту развалится на куски, которые заживо похоронят всех нас, звуки враз исчезли.

А с ними… исчезла и Пирамида.

– Оп! – воскликнул Тополь. – Ты видел?

– Видел…

– Я читал про возможность такого эффекта в одном научном журнале, который мой брат выписывает, – заметил Тигрёнок.

– Какого «такого» эффекта? – поинтересовался я. – Их тут пятьдесят штук было разных.

– Я имею в виду прыжки объекта из стороны в сторону на величину, равную половине волны несущих хрононовых колебаний! Он называется «слоевая дискретизация»! Но, – продолжал Тигрёнок упавшим голосом, – как было показано в той статье, возникновение подобного эффекта обещает дестабилизацию поля вероятных траекторий хроноскафа…

– Кого-кого? – не понял Тополь.

– Хроноскафа, – повторил Тигрёнок. – То есть объекта, путешествующего во времени.

– Ты хочешь сказать… – До меня наконец дошло! – Что произошло нечто такое… Что-то вроде аварии? Из-за которой Инвестор вместе со своей Пирамидой улетел в тартарары?

– П-похоже на то. Хотя я, конечно, не уверен…

Зато Севарен был уверен. Обращаясь к своим многочисленным коллегам, которые как дождевые черви после дождя повылезали из всех щелей, он вещал на той же громкости, что и раньше.

– Вы видели, коллеги?! – рокотал зловещий доктор. – Мне удалось поставить на место эту самонадеянную железку! Этого, так сказать, товарища… Товарища коммунистического фанатика Инвестора! Я хочу, чтобы вы оценили гениальность моего замысла. А главное – изящество исполнения! Да, уверен, самые проницательные из вас уже догадались, что всё дело в трансфокаторах хрононового излучения, известных также как «подсолнухи». А самые лучшие из вас, быть может, догадались также, что именно не так с трансфокаторами: масса люцерния, который является, так сказать, топливом «подсолнуха», уменьшилась ниже критической отметки вследствие… полураспада! Полураспада! – с наслаждением смакуя каждую букву, повторил Севарен. – Что, конечно же, привело к падению мощности хронодвигателя в самый ответственный момент скачка. Вы думаете, это случайность? То, что такое количество «подсолнухов» оказалось удивительно несвежими? А ведь Инвестор их проверял! И когда сегодня наши штурмовые отряды похитили из Пирамиды принадлежащий Инвестору запас «подсолнухов», все они были очень даже свежи! Это мне, мне удалось сделать так, что «подсолнухи» постарели на годы менее чем за час! И все это благодаря установке HLA-1, Half Life Accelerator Mark One, сконструированной мною в соавторстве с профессором Бользе – увы, скоропостижно скончавшимся совсем недавно… Мы пропустили «подсолнухи» через эту установку, и – вуаля! Значительная масса люцерния испарилась в результате ускоренного радиоактивного распада, хотя внешне «подсолнухи» не претерпели никаких изменений! Так планы Инвестора пошли прахом!

И в этот момент все собравшиеся, а их было никак не менее ста человек, зааплодировали и одобрительно закричали в поддержку своего босса. Я различал и английские выкрики, и французские и, конечно, русские.

– Вы спросите, зачем я сделал это? – продолжил Севарен, насладившись своим триумфом. – Спросите, зачем я приложил такие усилия к тому, чтобы Пирамида бесследно исчезла из нашей с вами Зоны? Никаких тайн, драгоценные коллеги. И никаких секретов! Я приложил такие усилия и истратил гигантские средства потому, что не хочу, чтобы статус-кво в нашем мире изменился. Пусть всегда будем мы. Пусть всегда будет Зона!

И снова аплодисменты.

Севарен еще раз набрал воздуху в легкие и, дождавшись тишины, вознесся к совсем уже заоблачному пафосу:

– Но главное даже не это! Главное – вот что. Инвестор являет собой непримиримого коммунистического догматика. Что это значит? Это значит, что для него мир не просто погружен в несвободу, но можно сказать: в его философских координатах мир существует ради несвободы. А я – я всегда выбирал свободу. Потому что наука это и есть свобода. А мы, ученые, – паладины этой свободы!

«Да уж, свобода… Сиди себе в лаборатории по двенадцать часов в сутки… геморрой насиживай, питайся бутербродами и питательным растворимым кофе, трахай виртуальных телок в ММОРПЖ и жди зарплаты… Свобода – умопомрачительная!» – подумал я, брезгливо скривившись.

Однако остальным, похоже, речь Севарена неподдельно понравилась.

Над «Наутилусом» вновь понеслись громкие аплодисменты, одобрительный шум и крики восторга.

Мы с Тополем и Тигрёнком, конечно, от криков воздержались. Но хотя мы вели себя тише воды ниже травы, нас все равно взяли в плотное кольцо боевики Севарена. Они были парни сообразительные и, конечно, понимали, что, раз босс расчирикался, значит, опасности больше нет и пора начинать выслуживаться, пока не выгнали по неизбежному сокращению штатов.

В то же время прервать речь босса неблагозвучным ревом гранатометов «Раумшлаг» они, к счастью для нашей банды, посчитали невежливым.

Боевики уже собирались подступиться к нам вплотную, дабы разоружить и сковать наручниками, но тут произошло непредвиденное.

Тигрёнка, что называется, пробило.

Он шагнул вперед и, высоко подняв руку – ни дать ни взять студент на лекции, громко спросил на великолепном английском:

– Господин доктор, позвольте поинтересоваться, на каком физическом принципе работает ваша революционная установка? Я имею в виду акселератор полураспада?

К моему удивлению, Севарен совершенно не смутился появлением в поле его зрения какого-то малолетнего худосочного оборванца в закопченном комбинезоне. И сразу же ответил:

– Она основана на открытии профессора Бользе. А именно, на комплексной обработке акселерируемого радиоактивного материала сверхвысоким давлением и многократным центрифугированием в поле фермионных спуров.

– Так просто? – Тигрёнок не смог скрыть своего разочарования.

– Всё гениальное просто, – привычно отмахнулся Севарен. И в этот момент спохватился. – А кстати, молодой человек, под чьим началом вы имеете честь работать?

– Да я… я, собственно… – Тигрёнок покраснел, потом побледнел, а потом опять покраснел, я уже давно заметил, что врать он не умеет. – Я тружусь… под началом профессора… Пушкарева Владимира… Сергеевича. И его коллеги… Константина…

– Номер лаборатории напомните? Или хотя бы над какими проблемами трудитесь?

– Да я, собственно… над проблемой «кварцевых ножниц» работаю… Самостоятельный такой у меня рисёрч… – Тигрёнок развел руками. – Одну половинку «ножниц» нашел, а вторую… А вторая, похоже, у вас!

– «Кварцевые ножницы»? – Удивление Севарена было неподдельным.

В этот момент давешний дрыщ в шикарном экзоскелете, ассистент доктора, подошел к Севарену и что-то нашептал тому на ухо.

Дослушав его, Севарен… расхохотался.

– Ну вы и наглец, молодой человек! – сказал он, отсмеявшись. – Впрочем, вы не соврали мне ни в одном слове. И это делает вам честь!

Тигрёнок потупился и ковырнул закопченным носком ботинка изрядно попорченный газон.

Севарен продолжал:

– Знаете что, мне сейчас недосуг заниматься вами и вашими, так сказать, научными руководителями. – Севарен указал на нас с Тополем, мы стояли с крайне необязательным и повинным видом омега-самцов у дырявого борта «Корморана». – Поэтому мы не будем проводить вас по стандартной процедуре…

«Страшно себе представить, в чем заключается стандартная процедура», – подумал я.

– …Поэтому я постановляю попросту выдворить вас за пределы моего научного учреждения!

Однако Тигрёнок, вместо того, чтобы возблагодарить Бога и этого шибзданутого Севарена за проявленное великодушие, сжал пальцы в кулаки и выкрикнул:

– А я не выдворюсь! Пока вы не отдадите мне вторую половину «ножниц»! Я буду требовать!… Я буду, может быть, даже стрелять! – С этими словами Тигрёнок достал «вальтер», который мы дали ему по настоянию Тополя для подачи громкого звукового сигнала и о котором мы уже и думать забыли.

Естественно, Тигрёнок сразу же оказался под прицелом полудюжины гауссовок и двух десятков других стволов в руках цепных псов Севарена.

– Тигрёнок! Не надо! Ни в коем случае не стреляй! – выкрикнула Гайка, и еще десяток стволов нацелились на нее.

Не знаю, чем кончилось бы все это, если бы «вальтер» не выскользнул из неловких, непривычных к оружию длиннопалых ладоней Тигрёнка и не шлепнулся в лужу, которая образовалась после таяния ближайшей глыбы льда-21.

Вслед за пистолетом, оскользнувшись на соседней льдинке, шлепнулся на задницу и сам Тигрёнок.

Шлепнулся и промолвил свое фирменное: «ёблинмама!» Первой засмеялась Гайка. Хрустальный колокольчик ее смеха словно бы что-то в реальности переменил.

Вторым засмеялся доктор Севарен. Смех у него был скрипучий, старческий.

Третьим присоединился ассистент по имени Фишер.

И наконец загоготали все – охрана, обслуга, ученые и даже техники в оранжево-красных комбинезонах с надписью «Наутилус».

Только мы с Тополем не смеялись. Мы хмуро переглядывались. Кто как, а мы с Тополем были сыты Тигрёнком по горло.

Я получил сообщение от Инвестора, когда мы – я, Тополь, Гайка и Тигрёнок – уже пересекли Периметр.

Да-да, нас снова было четверо. Мы были здоровы.

И с нами были… «кварцевые ножницы»!

Зловещий добрый доктор Севарен отдал их нам.

Не верите? Напрасно. Так бывает.

Хотя, конечно, если бы мне кто рассказал про подобный поворот событий, я бы заключил: «Однозначно врет».

Но в тот день произошло слишком много невероятных событий. И моя способность удивляться полностью исчерпалась.

Мы топали вдоль обочины шоссейной дороги по направлению к моему дому, куда я, будучи хлебосольным хозяином, всех пригласил, прельстив запасами съестного и выпивки. Мы молчали. Говорить не было сил. Поэтому, когда требовательно дилинькнул мой ПДА, я сразу услышал его. И даже нашел силы поинтересоваться, кого принесли в мой мэйлбокс черти.

«КОПАЙ ДВАДЦАТЬ МЕТРОВ ЮГО-ЮГО-ЗАПАД

АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА ДАЧИ ПОСЕЛОК ПОТОКИ»

И подпись: «ИНВЕСТОР»

– Ого, – вслух сказал я.

– Что там у тебя? – спросил любопытный Тополь.

– Да тут сообщение пришло. Никогда не угадаешь, от кого!

– Ну… От Черного Сталкера.

– Нет, не угадал.

– Тогда от Болотного Доктора.

– Опять мимо.

– Ладно, сдаюсь, – устало вздохнул Костя.

– От Инвестора.

– От Инвестора, который в Пирамиде?

– Вероятно. А какой еще есть?

– Так он же улетел? – спросил Тигрёнок. – А если верить Севарену, так вообще, считай, погиб.

– Правильно, погиб. Просто сообщение отослал накануне отлета. А оно где-нибудь на сервере задержалось, – задумчиво отозвался я.

– Так что же он хочет, ваш Инвестор? – Это была Гайка, как всегда, прагматичная до невменяемости.

Я зачел компании полученное сообщение.

Как я и думал, все комментарии оказались крайне неконструктивными.

– «Зарыто наследство старушкино под камнем на площади Пушкина», – замогильным голосом злого сказочника продекламировал Тополь.

– Да чушь это все! Меньше слушай всяких сумасшедших! – махнула рукой Гайка.

– А я бы проверил как-нибудь по свободе. Вдруг там и правда что-то зарыто? – промямлил Тигрёнок. – Кстати, где это, Потоки?

Этот вопрос на несколько секунд поставил в тупик даже меня – заслуженного ветерана зона-индустрии.

Поначалу я даже подумал, что имеется в виду какой-то малоизвестный либо закрытый уровень Зоны.

Ну там как Дюны или Грибной Лес…

Почему бы и не быть каким-нибудь Потокам в районе Речного Кордона и особенно севернее него? Скажем, раньше никакого Пылающего Острова не было.

А теперь вот есть. И так далее.

Но меня выручил Тополь.

– Потоки, сынок, – это вроде Дитяток. Поселок такой с этой стороны Периметра. Дыра дырой. В нем еще хорватская рота Анфора базируется. – Слово «хорватская» Тополь произнес с таким презрением, что, будь я хорватом, я бы тут же достал свой «Хай Пауэр» и выстрелил себе в висок (застрелиться пришлось бы именно из «Хай Пауэра», пистолет Стечкина не смог бы выразить всю полноту чувств). – А вот заправка – заправка там хорошая. У меня на нее десятипроцентная карточка скидок…

– Потоки… Ну и странное же название!

– Да вам, столичным жителям, все названия странные. Кроме Крещатика и Подола, – беззлобно заметил я.

– Совершенно не понимаю между тем, – продолжал Тополь, преисполняясь зрелого скепсиса, – какое отношение может иметь древний электронный мозг, проведший всю свою сознательную жизнь внутри Зоны, я имею в виду Инвестора, к какой-то абстрактной точке за ее Периметром. Хоть бы даже и к Потокам…

– Вот и я не понимаю, – согласился я.

Смеркалось. Скепсиса во мне тоже было много. Но, черт возьми, было и любопытство. И я постановил для себя, что, когда выдастся свободная минутка, я обязательно в эти Потоки съезжу и проверю. Чисто в интересах истины.