Текст книги "Тамерлан"

Автор книги: Александр Якубовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

О красоте упомянутых дворцов и построек можно отчасти судить по немногим, сохранившимся в Самарканде до настоящего времени памятникам зодчества Тимуровой эпохи. Вамбери прямо говорит, что страсть к постройкам достигла высшего своего развития только при Тимуре, только при этом, так называемом «диком варваре». Точно так же и промышленность процветала во времена Тимура; он переселял в Самарканд из разных мест самых искуссных ткачей шелка, лучших хлопчатобумажных, суконных и золотых дел мастеров. В Самарканде во время Тимура были представители всех наук и религий; для многолюдного населения его (ок. 150000 чел.) даже недоставало жилищ, и бедные вынужденыбыли помещаться просто под тенью деревьев и в пещерах. Внутренняя и внешняя торговля Самарканда также процветала при Тимуре, и этому способствовало личное внимание Тимура к интересам торговли.

Особенное значение Тимура в истории Средней Азии видно из того, что его правление положило начало новой династии (Тимуриды) и новому периоду СреднеАзиатской культуры, который может быть назван Тюркским по преимуществу. Кроме того, Тимур получил известность в Средней Азии как автор «Уложения» (Тюзюк-и-Тимур), которое он написал при жизни своей в назидание и для руководства своим преемникам. Это «Уложение» было написано им на языке его времени и отличалось простотою и выразительностью. Стюркского оригинала (неизвестно где находящегося) был сделан персидский перевод, с которого потом появились переводы на европейские языки. На русском языке перевода Тимурова Уложения нет. (Данное издание включает в себя русский перевод, взятый из издания 1904 года, которое появилось уже после публикации Вамбери.)

Для характеристики отношений Тимура к современным литературным знаменитостям можно указать на отношение его к поэту Ахмаду Кермани, автору «Истории Тимура» (Тимур-Намэ), написанной стихами. Автор этого произведения был в очень близких отношениях с Тимуром и позволял себе говорить этому могущественному правителю резкости очень дерзкие. Так, например, однажды Тимур был в бане с Кермани и другими литераторами того времени; разговор случайно коснулся личного достоинства людей, и Тимур спросил поэта:

–Как дорого ты оценил бы меня, если бы меня продавали?

–В двадцать пять аскеров, – отвечал Кермани.

–Да столько стоит пояс, что на мне, – возразил Тимур.

–А я и думаю только о поясе, – возразил Кермани, – потому что ты сам не стоишь и гроша.

Тимур поощрял не только местных авторов, но и привлекал в свою столицу иностранных ученых и поэтому всех их очень щедро вознаграждал и поддерживал личным своим вниманием и покровительством. Некоторые из этих ученых во владениях Тимура были гораздо более обеспечены, чем на свое родине. В блестящий период Тимурова правления были основаны и богато одарены высшие школы (мадраса). Тимур подавал пример; остальные члены его фамилии, визири и частные богачи страны соперничали между собою в устройстве и одарении школ, мечетей, читальных домов и лазаретов. Всё это может быть отнесено к историческим заслугам Тимура, имя которого недаром пользуется такою большою известностью в Азии и Европе.

Грановский Т. ТИМУР[12]

Тимур родился близ Самарканда, в бывшем царстве Чингисова сына, Чагатая. Народы Востока глубоко запомнили роковую ночь на 9-е апреля 1336 года. Он родился, как говоритпредание, с куском запекшейся крови в руке и с белыми как у старца волосами. По женской линии он принадлежал к потомству Чингиса, но отец его, один из многочисленныхпотомков чагатайских князей, не мог оставить ему большого имущества. С ранних лет Тимур обнаружил неодолимую силу воли и властолюбие. Будучи ребенком, он заставил товарищей своих детских игр присягнуть себе в послушании и верности. Никто из них не равнялся с ним в силе и ловкости. Первые годы его жизни прошли в подвигах мелкого грабежа и разбоев, доставивших ему славу бесстрашного наездника. Восточная фантазия внесла в эти темные годы Тимуровой молодости те же подробности и те же преувеличения, какими наполнены сказания о молодости других азиатских героев. Тимур выступил на театр всемирно-исторической деятельности в летах зрелого мужества, одолев множество противников, столько же незначительных по объему власти, как и он сам. В этих постоянных трудах и войнах приготовился он к роли, которая ему предстояла впереди В 1371 г, следовательно, когда ему было 35 лет от роду, он уже владел землями от Каспия до Маньчжурии и держал на престоле чагатайском подвластного ему потомка Чингисова с бесплодным титулом великого хана. Влияние его простиралось на большую часть земель, завоеванных прежде Монголами. Князья Кипчакской Орды, владычествовавшей над Россиею, призывали его посредником в своих распрях. Он поставил над ними Тохтамыша; но Тохтамыш не был благодарен. Несколько лет спустя, он сделал попытку сбросить с себя иго Тимура. Борьба была неравная. Пред началом решительной битвы из рядов Тимуровых выступил старый шейх Береке, произнес молитву и, взяв горсть пыли, бросил ее в войско врагов. «Да омрачится лицо ваше стыдом поражения», – сказал он. Разбитый близ Волги кипчакский хан бежал, собрал новое войско и в 1395 году снова встретился с Тимуром на Тереке. Тимур одержал еще кровавую победу и сокрушил окончательно силы своего противника. Для России наступила грозная година испытания. Куликовская битва казалась, по-видимому, бесполезным напряжением народных сил. Что был Мамай в сравнении с Тимуром! До нынешнего Ельца дошел Железный Хромец, как называют его наши летописи, и остановился. Восточные летописцы приписывают его нерешимость идти далее огромным богатствам, которые он будто бы уже награбил в этом походе. Ноправославная церковь празднует 20-го августа, день перенесения Владимирской Божьей Матери в Москву и отступления Тимурова. Конечно, Тимура испугали не военные приготовления князя Василия Дмитриевича, готовившегося умереть за народ свой, и не насытили сокровища, найденные им в степях юго-восточной России. Но с тех пор Тимур некасался более пределов Европы; театром его подвигов стала исключительно Азия. Я уже сказал, что не могу входить в биографические подробности о Тимуре; но если бы даже для нашей беседы было отмерено более времени, то и тогда я не счел бы нужным утомлять ваше внимание однообразными подробностями разорения и опустошения стран, куда он являлся, как кара Божия. Укажу только на характеристические черты, которые познакомят вас с образом войны и с личностью Тимура. Персия, по географическому положению своему, должна была прежде других стран обратить на себя внимание вождя чагатайских татар и подпала под его владычество. В многолюдном, цветущем торговом городе Испагань вспыхнуло восстание против победителей. Тимур возвратился, взял город с бою и памятником своим оставил на площади испаганской пирамиду, сложенную из 70000 человеческих черепов. Такие пирамиды расставил Тимур по значительнейшим городам Азии. Еще более горькая участь постигла Багдад, великолепнейший город магометанского Востока, некогда столицу калифов Абассидов. Он осмелился противиться Тимуру и заплатил за эту отвагу гибелью почти всего своего населения. Часть жителей погибла в волнах Тигра; из черепов тех, которые пали под ударами Тимуровых воинов, выстроено было сто двадцать небольших башен. Но все эти ужасы едва ли могут сравниться с тем, что испытала Индия. Тимур избрал тот же путь, которым некогда шел завоеватель другого рода, Александр Великий. В Пенджабе и в Гангесской Долине до Дели не осталось целого города или селения. Груды развалин и трупов свидетельствовали о недавнем проходе татарских войск. Дели слыл тогда богатейшим городом Индии. Готовясь кприступу, Тимур вспомнил, что в лагере его сто тысяч пленников, которых он прежде собрал для осадных работ. Он дал приказание немедленно предать их всех смерти. Приказание это было в точности исполнено. В самом Дели погибло несколько сот тысяч человек. На возвратном пути из Индии Тимур увел с собою до миллиона взятых там рабов, между прочим он приказал брать всех ремесленников и всех ученых. В этой свирепой душе таилось какое-то, можно сказать, мистическое уважение к науке. Театром дальнейших подвигов такого же рода была Сирия и владения турецкого султана, грозившего в то время Европе. Дамаск и Алеппо исчезли на время из списка значительных городов азиатских. Жители их были избиты или отведены в рабство в глубь степей Средней Азии. В большей части завоеваний Тимура трудно заметить какую-либо определенную политическую цель. Можно подумать, что им руководила безотчетная страсть к разрушению. Разорив богатую страну, срыв до основания города, потоптав копытами коней своих еежатвы, настроив пирамид из отрубленных голов, он шел далее, не заботясь о прочном утверждении своей власти в оставленной им безобразной пустыне.

Встреча его с Баязидом принадлежит к числу великих событий всеобщей истории. Оба они носили один и тот же тип восточного завоевателя. Но Баязид недаром коснулся европейской почвы и принял от нее влияние. Он думал об основании крепкого, опирающегося на надежные учреждения, государства. Еще до начала войны, между Баязидом и Тимуром возникла любопытная переписка, где истощены были все, допускаемые восточными дипломатическими формами, ругательства. За эти оскорбления должны были поплатиться жители Малой Азии. Первый город Баязида, на который пали удары Тамерлана, был Сиваш, взятый после довольно долгой осады, при которой показали особенное искусство монгольские инженеры. В этом отношении Тимур был великий человек, истинный художник. В войске его было несравненно более порядка, чем в войске Баязида, он ввел разделение на полки, ввел однообразие одежды и многое другое, что впоследствии вошло в употребление у европейских народов. Сиваш пал перед осадным искусством монголов. Жители его, магометане, были большею частью истреблены или отведены в рабство; но еще более страшная участь постигла 4000 армянских всадников, которые защищали город всоединении с турками. Они были погребены заживо. Дальнейших подробностей казни я не смею приводить, ибо они слишком ужасны. На полях Ангоры (Анциры), где некогда Помпеи одержал победу над Митридатом, сошлись лицом к лицу Баязид и Железный Хромец. Произошла одна из величайших битв, о которых помнит история. В деле было более миллиона ратников, пришедших из самых отдаленных стран. Тимур привел с собою дружины всей Азии; в войске Баязида находилось 20000 сербов-христиан, которые составляли лучшую, передовую рать, за ними стояли янычары, набранные из пленных христианских детей, и уже за янычарами следовали настоящие турки. Христианской кровью думал Баязид купить себе победу. Он был разбит наголову. Есть какое-то мрачное и поэтическое величие в рассказе о свидании Тимура с Баязидом. Тимур принял его, сидя на ковре. «Велик Господь, – сказал он, – даровавший полмира мне, хромцу, и полмира тебе, больному; ты видишь, как мало в глазах Господа земное величие». Вся беседа их была проникнута скорбью. Тимур не ругался над павшим врагом, слова его исполнены грустного сочувствия к судьбе побежденного. Рассказы позднейших писателей о том, что он заключил Баязида в клетку и обходился с ним жестоко, лишены всякого правдоподобия. Ни один современник не упоминает об этом. Напротив, мы имеем верные свидетельства, что Тимур до конца своей жизни обходился с султаном с должным уважением. Кроме восточных рассказов, у нас есть рассказы европейцев, которые были свидетелями этой битвы. Междупрочим, при дворе Тимура находились в то время послы кастильского короля Генриха III. Европейские народы смотрели на анцирского победителя, как на своего избавителя от турок, и в самом деле нашествие Тимура на 50 лет отсрочило падение Константинополя и остановило надолго успехи турецкого оружия. В 1403 г. Генрих III отправил к Тимуру новое посольство, при котором состоял придворный дворянин Гонзалец де Клавиго, оставивший любопытный дневник своего путешествия. Послы эти не застали уже Тимура в Малой Азии и должны были ехать к нему в столицу его, Самарканд. Земли, через которые лежал их путь, носили еще свежие следы недавних опустошений. Особенно поразительно описание Тавриза, где правил за Тимура сын его, Мираншах. Город был весьма богат и принадлежал к числу складочных мест азиатской торговли, но развалины огромного, славного на целом Востоке дворца и других великолепных зданий обличали присутствие татар. Виновником в этом разорении был, впрочем, не сам Тимур. Сын его, Мираншах, с какою-то детскою, безумною радостью разрушал древние здания и тешился при виде пожаров, так что отец должен был, наконец, остановить его. Далее Клавиго встретил множество пирамид из человеческих голов, свидетельствовавших о победном шествии Тимура. Замечательно также описание города Самарканда. Город этот был обязан своим быстрым возвышением воле Тимура. Клавиго нашел в нем многочисленное, со всех краев Азии насильственно сведенное население. Здесь поселены были ученые художники и ремесленники, которых Тимур привел с собою из далеких, завоеванных им стран. Магометане жили рядом с индийцами и поклонниками огня. Клавиго с удивлением рассказывает о великолепном дворе и дворце Тимура, и об орде или летнем стойбище его, которое состояло из 20000 разбитых юрт, т.е. палаток. Часть юрт была покрыта снаружи парчами,внутри украшена драгоценными камнями, добытыми в походах. Когда Тимур принимал Клавиго, он был уже в преклонной старости, едва мог сидеть и с трудом мог поднять глаза на посла. Но в хилом теле жила еще крепкая и свирепая душа. Железный Хромец предпринимал в это время поход на Китай. Он собрал вождей своих и сказал им: «На душе моей и вашей много грехов; много мы пролили крови магометанской; пора смыть ее другою, более угодной Господу кровью; пойдем избить китайских язычников». Другое любопытное описание, оставленное европейцем, принадлежит немцу Шильдпергеру. Он был родом из Мюнхена и находился оруженосцем в службе у одного из рыцарей, участвоваших в несчастной для христиан битве при Никополисе (1395), в которой Баязид разбил наголову Сигизмунда Венгерского. Турки изрубили большую часть своих пленников. Шильдпергера спасла его молодость. Он поступил в свиту султана, был при нем в сражении анцирском и вместе с ним попал в плен к татарам. Он пережил Баязида и Тимура, служил сыновьям последнего, потом продавал свою службу разным магометанским князьям и возвратился в Европу после 22-летнего скитания по Востоку. Шильдпергер был грубый и необразованный немецкий наемник. Он торговал своею кровью и без зазрения совести проливал чужую. Рассказы его носят отпечаток этого бесчувственного равнодушия. Он спокойно передал своим читателям ужасы, которых был сам свидетелем, или слышанные от других. Между прочим и у него есть следующий рассказ: однажды жители города, навлекшего на себя гнев Тимура, выслали для умилостивления его детей своих. При виде этих малюток, шедших с песнями из Корана ему навстречу, в Тимуре разыгрался дух истребления. Он помчался на них на коне своем и приказал своей коннице следовать за ним. Несчастные родители, стоявшие на городских стенах, были свидетелями гибели детей своих, потоптанных татарскими конями. Случай этот, вероятно, повторился несколько раз. Шильдпергер рассказывает его об Испагане; магометанские историки – о каком-то из городов Малой Азии.

Я уже заметил, что в деятельности Тимура не должно искать господствующей, основной политической мысли. Похвалы некоторых новых историков, например, Гаммера, которые видят в Железном Хромце основателя какой-то особенной цивилизации, очевидно, натянуты. Где следы и признаки этой цивилизации? Тимур был одержим ненасытимою жаждою деятельности, но у него не было определенной и ясно осознанной цели. Законы, им изданные, не доказывают противного. Они могли скрепить временное, на одной силе основанное могущество, но не могли упрочить существования настоящего государства. Всё, что в состоянии сделать одна сила – было сделано Чингисом и Тимуром. Поэтому подвиг их был более разрушительный, нежели творческий. Внешняя сила принадлежит к числу великих деятелей всеобщей истории, но деятельность ее ограничивается исполнением. Там, где она не соединена с плодотворными идеями, ее произведения непрочны и бесполезны. Персы недаром называли Тимура ненасытным, вечно стремящимся и никогда не достигающим. В нем самом было смутное, но возвышенное понятие о значении науки и, следовательно, мысли. Он охотно беседовал с учеными, знал исторические предания Востока и Запада, уважал астрономию и презирал астрологию. Счастие и несчастие человека зависит, сказал он однажды, не от положения звезд, а от воли Того, Кто создал и звезды и человека. Жестокая душа проглядывала, впрочем, даже в богословских прениях его. Он любил смущать собеседников своих опасными вопросами. При зареве алеппского пожара, при криках погибавшего населения он равнодушно вел ученый разговор с тамошними муллами. «В битве под Алеппо, – спросил он у них, – пало много моих и ваших воинов, которые из них достойны рая?» «Те, которые пали с верою в Бога», – отвечал умный муфти.

Тимур умер в 1405 г. Не прошло ста лет по его кончине, а государство его уже рушилось. Только в Индии уцелели его потомки, окруженные внешним блеском власти, но бессильные, лишенные даже личной свободы преемники Великого Монгола. В других частях Азии Тимуриды были вытеснены местными династиями. Когда Тимур предпринимал новый поход, он говорил о врагах своих: «Я повею на них ветром разрушения». Ветер разрушения повеял на его собственное дело и на род его. Единственным следом завоеваний, наполнившим громом своим последние десятилетия XIV в., остались пирамиды из черепов человеческих. К этим памятникам можно еще прибавить безлюдные пустыни, которые образовались в странах некогда цветущих и населенных. Вспомните о степях нынешнего Туркестана. Огромные развалины городов, остатки водопроводов свидетельствуют, что не природа положила на эти земли страшный и дикий характер, каким они теперь отличаются. Здесь прошли монголы. Человек легко привыкает к опасностям, которыми грозит ему природа. Он строит новое жилище у подножия вулкана, на лаве, поглотившей его отца; он не уступает морю, подверженного беспрестанным наводнениям, но выгодного для торговли берега, и смело ставит свой дом на развалинах другого, смытого волнами. Корысть и другие побуждения удерживают его даже там, где вечно царствует зараза. Взгляните на Новый Орлеан и на Батавию. Но монголы и татары действовали с большим успехом, чем вулканы, море и мор. Есть земли, в которых, по-видимому, навсегда остался след их опустошений. Они утратили даже природное плодородие, каким славились прежде.

Приведенный мною выше отзыв венецианца Марко Поло может и теперь служить характеристикою монгольских врагов. Монгол вернулся в родные степи, из которых вывел его Чингисхан. Он снова живет в войлочной юрте своей, пасет свое стадо и забыл о той своей роскоши, с которой познакомились его предки в XIII и XIV столетиях. Пора Чингиса и Тимура прошла как сон. По-прежнему раздается в монгольских степях унылая, хватающая за душу песня, в которой иногда звучат отголоски минувшей славы и надежда на новые подвиги, на новое величие. Надеждам этим не суждено больше сбыться. Если бы поднялась снова такая личность, как Чингис или Тамерлан, и позвала народ свой к изведанной уже деятельности, усилия ее неминуемо должны сокрушиться о новые исторические условия. Куда повел бы теперь свое ополчение честолюбивый вождь степных племен? Наюг, к Индии, постоянной цели восточных завоевателей? Но там образовалась стена более крепкая, чем Гималайский хребет. Там встретит он не прежних, способных только кстрадательному мужеству индийцев, а твердые сипайские полки под начальством английских офицеров. Двинется ли он другим, знакомым уже путем к западу? Но его ждет здесь крепкое христианское, образованное государство, пережившее с честью долгий период своего исторического искуса. Напор монгольский не страшен более России, еще недавно одолевший завоевателя более грозного, чем великие ханы. Бывшие властители наши должны в свою очередь испытать русское влияние. Но Россия платит им не гнетом за гнет. Христианское государство вносит в юрты дикарей истинную веру и неразлучные с ней образованность и гражданственность. Нашему отечеству предстоит облагородить и употребить в пользу человечества силы, которые до сих пор действовали только разрушительно. Начало уже сделано. В 1813 и 1814 г. изумленная Европа видела в числе избавителей своих от французского ига башкира и калмыка, стоявших рядом и за одно дело с самыми благородными и просвещенными юношами Германии.

Иванин М.СОСТОЯНИЕ ВОЕННОГО ИСКУССТВА У СРЕДНЕАЗИАТСКИХ НАРОДОВ ПРИ ТАМЕРЛАНЕ[13]

1.Состояние государств, завоеванных Чингис-ханом и его потомками, во время малолетства Тамерлана и в первые войны Тамерлана по 1391 г.

Приступая к описанию военного искусства среднеазиатских народов при Тамерлане, считаю необходимым предварительно описать в коротких словах положение, в его время, обширных завоеваний Чингисхана и биографию самого Тамерлана во время его молодости и скитания по степям Ховарезма и Хорассана, и первых его подвигов, до изгнания из джагатайского ханства узбеков (1369 г.) и уничтожения их силы (1389-1390 гг.).

Тамерлан родился в 1333-м году 7 мая; отец его владел уделом или участком земли к юго-западу от Бухары, в окрестности г. Кеш или Карши. Известно, что завоевания Чингисхана и его первых потомков разделились на четыре, независимых одно от другого, ханства. Китай, Манчжурия, Корея, часть Индии и Монголия составляли восточное ханство. Восточная часть нынешней киргизской орды, земли от верхних частей Иртыша и Оби к горам Тянь-Шань и южнее этого хребта до Гималайского, с долиной, в которой лежат города Кашгар, Яркенд, Хотан и проч., а также кокандское, бухарское и хивинское ханства, до Гиндукуша, входили в состав джагатайского ханства. Хорассан, Афганистан и нынешняя Персия, словом, земли от р. Инда, Гиндукуша до Кавказских гор и Евфрата составляли третье ханство наследников Гулагу-хана. Западная часть киргизской орды, до Каспийского и Аральского морей и нижней части р. СырДарьи, а также большая часть нынешней европейской России до Кавказских гор, Азовского и Черного морей и до нижнего Дуная, составляли владение ханов Золотой Орды. Ханства эти управлялись ханами из потомства Чингисхана, но права наследства не были точно определены; выбор в ханы зависел от собрания вельмож (курултая), что давало повод к интригам, подкупам, насилиям, следовательно, давало силу вельможам и ослабляло власть ханов. При том границы между главными ханствами не были определены, что давало повод к ссорам и междоусобным войнам, во время которых многие из подданных этих четырех ханств, будучи также потомками Чингисхана, отказывались повиноваться главным ханам и, сделавшись независимыми, в свою очередь ссорились и воевали между собою. Это еще более ослабило потомков Чингисхана и приготовило их падение, почти одновременно во всех четырех главных ханствах.

Китай первый свергнул иго монголов в 1367-м г., изгнав в степи Монголии последнего Чингисова потомка, Тоган-Тимура. На место его взошла на престол Китая династия Мин, ведшая с монголами, в самых степях их, счастливые войны по 1398-й год. Но с этого года по 1403-й год, в самом Китае начались междоусобия, которыми монголы не могли воспользоваться, потому что и в самой Монголии возникли такие же; ханский престол оспаривался многочисленными его искателями и переходил от одного рода к другому.

На западе, в Кипчакской или Золотой Орде, были те же междоусобия, ослаблявшие Орду, пользуясь которыми Россия готовилась свергнуть тяготившее ее иго. В Персии завоевания Гулагу раздробились тоже на несколько независимых государств. Наследие Джагатая подверглось той же участи. В северной части этого ханства, от вершин Иртыша и Оби до Тянь-Шаньского хребта, удаленной от обыкновенного пребывания ханов Золотой Орды и джагатайских ханов, образовалось особое ханство; в первой половине XIV столетия ханом этих земель был потомок Чингисхана, хан Тоглук-Тимур. В 1332-м году на престол джагатайского ханства взошел Газан-хан и своими жестокостями возбудил против себя ненависть вельмож и общее неудовольствие; многие из вельмож возмутились и после сражения в 1346-м г. Газан-хан был убит.

Спустя несколько лет после его смерти начались в этом ханстве междоусобия, пользуясь которыми один из потомков Джагатая, владетель земель к северу от СырДарьи, хан Тоглук-Тимур предъявил свои права на престол своего предка и с сильною армией, в составе которой было много узбеков, в 1359 г. перешел через р. Сыр-Дарью у Ходжента и без большого сопротивления занял всё пространство между реками Сыр и Аму. Устранюсь этой армии часть владетельных вельмож из потомков Чингисхана укрылась в Хорассан и Афганистан; другая часть, считая сопротивление бесполезным, покорилась. В числе последних был и Тамерлан, лишившийся перед тем отца и не успевший еще приобресть между своими соотечественниками никакого влияния. Но он не удовольствовался одною покорностью, отправился с значительными сокровищами в армию неприятеля, Подарками умел спасти от грабежа земли свои собственные и союзников своих и не только посеять между неприятелями несогласие, но даже в собственных владениях Тоглук-Тимура возбудить возмущение, что заставило последнего возвратиться в свое ханство и оставить вместо себя неопытного сына своего, Елиас-Ходжа-Аглана, а главное начальствование над армией вверить некоему Бикиджеку. Между тем Тамерлан, своею наружною покорностью, получил от Тоглук-Тимура утверждение в своем владении, начальствование над тумынем (10000-м отрядом) и важную должность в управлении делами при Елиас-Ходжа-Аглане. Во время начальствования своего войсками Тамерлан озаботился о введении между ними строгой дисциплины.

Но согласие его с правительством Елиас-Ходжи продолжалось недолго, по следующим причинам: известно, что Чингисхан и первые его потомки были язычниками и во владениях их была полная веротерпимость; но в XIV столетии ханы потомства Гулагу, Батыя, Джагатая и их вельможи начали принимать магометанскую веру, особенно в местах, где была оседлость, где были построены мечети и школы и где была сильная корпорация магометанского духовенства и потомков Магомета. Кочевой же народ, особенно к северу от СырДарьи, по-прежнему оставался при языческих верованиях и обрядах, что ставило его в частые столкновения с магометанами. Войска Тоглук-Тимура состояли преимущественно из язычников, к которым принадлежало много узбеков.

Судя по названию некоторых племен узбеков, надобно полагать, что это были остатки прежних кочевых народов, населявших при Чингисхане степи к северу от Тянь-Шаньского хребта, которые, не желая покориться ему, укрылись в ущелья Алтайского, Саянского и Тянь-Шаньского хребтов и в леса Сибири. Но когда между потомками Чингисхана начались междоусобия, когда власть ханов ослабела, тогда узбеки в свою очередь начали делать набеги на земли джагатайских ханов, однако, вероятно, не имея еще достаточных сил, чтобы быть самостоятельными, подчинились хану Тоглук-Тимуру, с которым и перешли через реку Сыр. Составляя своевольные общины, не подчиненные строгой дисциплине, подобно прежним нашим казакам или туркменам, они, при вторжении в земли между реками Сыр и Аму, грабили мирных жителей, не щадя духовенства и потомков Магомета. Эти грабежи и неуважение к духовному сану были причиной частых столкновений узбеков с Тамерланом, ревностным магометанином. Узнав, что 70 человек из потомков Магомета были схвачены узбеками и посажены в оковах в тюрьму, Тамерлан немедленно велел освободить их. Эти и другие столкновения с узбеками навлекли на него гнев узбеков и Елиаса-Ходжи, который, вероятно, написал об этом своему отцу. По приказанию Тоглук-Тимура велено было умертвить Тамерлана, но приказ этот по какому-то случаю попал в руки Тамерлана.

Угрожаемый этою опасностью и не видя возможности быть полезным своим соотечественникам, он решился собрать смелых и решительных воинов, чтобы с ними прогнать узбеков. Но намерение его было открыто, и он с 60-ю воинами был принужден бежать за р. Аму, с тем чтобы укрыться в бадахшанские горы, в ожидании, пока ненависть к узбекам, за их грабежи и притеснения, не доставит ему более соучастников и не даст возможности произвесть с успехом восстание. На пути к Бадахшану он заехал к отшельнику Емир-Халалу, который указал ему на степи Ховарезма, в которые он мог безопасно удалиться и скрываться, в ожидании благоприятного времени для произведения восстания. На пути в эти степи к нему присоединился также недовольный узбеками потомок Чингисхана, правитель области Балха, эмир Гуссейн, с небольшою свитой.

Правитель Ховарезма Текель-Багадур, узнав о месте, где скрывался Тамерлан, и получа приказание Елиас-Ходжи истребить шайку Тамерлана, пошел против него с тысячным отрядом конницы и напал на Тамерлана; нападение это было отбито. Тамерлан сам обладал необыкновенною силой и, начав с 12-летнего возраста ходить с отцом на войну и заниматься воинскими упражнениями, был уже опытный воин. Шайка его состояла из самых решительных и отборных воинов, сражавшихся отчаянно; возобновлявшиеся атаки кончились тем, что у неприятеля осталось только 50 человек, а у Тамерлана 10, из них 7 на лошадях и 3 пеших; Текель должен был удалиться. Находясь в таком несчастном положении, Тамерлан шатался по степям туркестанским, везя на крупе своей лошади жену свою, сестру эмира Гуссейна, в ожидании счастливого оборота своей судьбы. Однажды, когда он прибыл для ночлега к одному колодцу, то трое из его пеших спутников, пользуясь темнотою ночи, украли трех лошадей и скрылись, и так у Тамерлана осталось всего 4 лошади на 7 спутников. Во время его странствования с одного места на другое, какой-то владелец Али-бек Тшун-Гарбани, вероятно желая угодить Елиас-Ходже, схватил Тамерлана и засадил его в яму, наполненную разными насекомыми (наказание, употребляемое в ханствах Средней Азии и ныне), в которой Тамерлан просидел 62 дня. Один из преданных ему людей, бывший потом у Тамерлана министром, успел освободить его из этого заключения. Тамерлан, сопровождаемый 12-ю конными воинами, отправился опять странствовать по степи; на другой день их выезда, когда он остановился у одного домика, на него напали туркмены: во время этой схватки один из туркмен, узнав Тамерлана, остановил своих товарищей и, бросясь к ногам Тамерлана, просил прощения. Тогда все товарищи туркмена согласились быть его спутниками, и их набралось уже до 60-ти человек. Тамерлан, опасаясь быть захваченным узбеками в ховарезмских степях, решился отправиться в Хорассан, в надежде собрать там войско Для изгнания узбеков. На пути к нему присоединилось еще несколько воинов, а также потомков Магомета, так что свита его взросла до 200 человек. На совещании решено было идти в Бухарию, расположить всю свиту в скрытых местах в окрестностях Бухары, а самому Тамерлану отправиться в Самарканд, разведать о расположении жителей к правлению Елиас-Ходжи и подготовить восстание для изгнания Елиас-Ходжи и узбеков. На пути к ним присоединилось еще несколько недовольных, что дало Тамерлану надежду набрать до 2000 чел., готовых следовать за ним. Отделясь от свиты, Тамерлан ночью вошел в Самарканд, где остановился у своей старшей сестры и скрывался здесь 48 дней, подготовляя средства к восстанию. Но узнав, что один из жителей Самарканда хотел открыть его убежище, Тамерлан ночью вышел из Самарканда, уведя с собою 50 чел. конных и роту (сотню) пеших воинов, которые, во время следования к р. Аму, увидя туркменский табун, завладели им и поехали к месту сбора его товарищей, которых набралось до 1000 человек.