Текст книги "Тамерлан"

Автор книги: Александр Якубовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 44 страниц)

Многие начальники орд и племен присоединились еще ко мне в этом предприятии. Это постановление и это воззвание, данные письменно, были выражены в следующих словах:«Следуя поведению и примеру законных халифов (будь Бог милостив к ним!), воины, и народ, и духовенство из уважения к великим достоинствам Тимура, полярной звезды могущества, возвели этого эмира на царство. Они обещают не щадить своего состояния и своей жизни на то, чтобы истребить, изгнать, победить и уничтожить партию узбеков, этих ненавистных притеснителей, которые простерли свои жадные руки не только на движимость, на имущества и владения, но даже на честь и законы мусульман. Мы клянемся соблюдать условия этого договора. Если когда-нибудь мы нарушим лгу клятву, то пусть мы потеряем покровительство Бога и подпадем из-под его власти во власть Сатаны!» При виде этого постановления я возгорел желанием начать войну и сечу и двинуть войска на узбеков, чтобы несчастные отомстили своим тиранам; но изменники, узнав о моей тайне, разоблачили ее.

__Я заметил, что если бы сам я остался в Самарканде, начав воину с узбеками, то жители Трансоксании могли бы нарушить свое слово. Итак, я решился оставить город и ждатьв горах, пока союзники присоединятся ко мне, чтобы с значительными силами выступить на врага.

Уезжая из Самарканда, я имел не более шестидесяти всадников в своей свите, и я убедился тогда, как благоразумно я поступил. Целая неделя уже протекла, а никто еще не являлся. Я решился идти к Бадахшану, чтобы заключить союз с князьями этого города. По пути я приветствовал благочестивого пустынника Эмира Колала, который благоволил лично предписать мне образ действий, коему я должен был следовать; он рекомендовал мне обратить особое внимание на Хоразмию, а я обещал годичный ему доход с Самарканда, если мне посчастливится победить узбеков. Этот почтенный человек произнес молитву о победе и отпустил меня.

Когда я оставлял Эмира Колала, всё мое прикрытие состояло еще только из шестидесяти всадников. Извещенный о моем прибытии в Хоразмию Элиас-Ходжа, государь Трансоксании, предписал Текель-Бегадеру, правителю Киуку, напасть на меня и уничтожить.

Текель выступил в поход с тысячей всадников. Я имел тогда на своей стороне Эмира Хусейна, который, встретив меня на пути, присоединился ко мне. Я осмелился со своим маленьким отрядом стать против врага. Дело началось, и я сражался так храбро и с такою яростью, что из 1000 всадников Текеля уцелело только 50, а из своих 60 я сохранил только 10, но счастье было на моей стороне. Узнав о моих успехах, Элиас-Ходжа и эмиры Джаттеха говорили про себя: «Тимур удивительный человек; Всемогущий Бог и счастье на его стороне». Эта победа была для меня счастливым предзнаменованием, и узбеки затрепетали при виде моих успехов.

Третий план

В плачевных обстоятельствах, когда, по-видимому, мое счастье было расшатано до основания, когда около меня оставалось только десять воинов (7 всадников и 3 пехотинца), не отказавшихся разделить мои несчастья, я не падал духом. Я посадил с собой на лошадь свою жену, сестру эмира Хусейна, и мы, поблуждав по пустыне Хоразми, однажды ночью остановились наконец возле колодца. Три вероломных хорасанца, воспользовавшись темнотою ночи, убежали с тремя из наших лошадей, и на семь человек, не покинувших меня, осталось только четыре лошади. Мое мужество возрастало с несчастьями; не давая заметить своей ошибки, я только старался поправить ее. Лишь только я снова отправился в путь, как Али-Бек-Чун-Гарбани, напав и захватив нас, бросил меня в темницу, полную гадов. Стража бдительно охраняла двери этой отвратительной тюрьмы, в которой я пробыл 62 дня. Обдумав средства к побегу, я с помощью Всемогущзего, одушевленный храбростью отчаяния, вырываю меч у одного из стражей, бросаюсь на них, и эти телохранители бегут, покинул свой пост. Тотчас же я отправляюсь к Али-Беку; он, пристыженный своим бесчестным поступком по отношению ко мне, смущается и просит у меня извинения. Он мне возвращает моих лошадей и оружие и присоединяет к ним чахлую клячу и никуда не годного верблюда, прося меня принять их. Его брат Мухаммед-Бек прислал мне несколько подарков. Али-Бек, в котором эти подарки возбудили алчность, взял часть их себе и отпустил меня. Я углубился в пустыню, сопутствуемый 12 всадниками. На второй день пути мы встретили жилище и остановились там на отдых. Лишь только я укрылся в одном из домов, как толпа туркоманов с криком осадила его. Моей первой заботой было спасти жену. Я запер ее в доме, и сам отталкивал эту толпу. Вдруг один туркоман узнал меня и закричал: «Это Тимур». Тотчас же он остановил сражавшихся и бросился к моим ногам: я принял его с радостью и возложил ему на голову свою чалму; и с этого момента он и его братья навсегда остались беззаветно мне преданными.

Четвертый план,

составленный в первое время моих успехов. Когда я увидел себя во главе 60 всадников, я стал опасаться, чтобы мое пребывание в этом округе не подвергло меня вероломству народа и чтобы кто-нибудь не уведомил узбеков о положении моих дел. Я думал, что будет более безопасно уйти оттуда и стать лагерем в пустыне, вдали от всякого жилья, в ожидании, пока успело собраться войско, которое служит основанием могущества.

Оставив эту страну, я отправился к Хорасану и на пути встретил Мобарек-шаха, правителя Мокхана. Он присоединился ко мне с сотней всадников и дал мне много отличных лошадей. Кроме того, ко мне прибывали потомки Пророка и другие туземцы. Наконец я собрал в этой пустыне отряд из 200 человек, как всадников, так и пехотинцев. В это время Сеид Гассан, Мобарек-шах и Сеид Зияэддин сделали мне следующее предложение: «Оставаться в этой стране значило бы дождаться того, как наш маленький отряд станет разбегаться. Завладеем какой-нибудь областью и утвердим там свое местопребывание».

Подумав обстоятельно над этим, я отвечал: «Вот мой план: Двинуться к Самарканду; вас я размещу по соседним с Бухарой городам, а сам, объезжая окрестности Самарканда,войду в сношение с народом разных племен и постараюсь расположить их к себе. Когда же соберу войско, то позову вас, и мы вместе произведем нападение на окрестности Джиттеха, на их правителя Элиас-Ходжу и покорим Трансоксанию». Мой ответ был единоДУШно одобрен, и по прочтении первой главы Корана для божественного покровительства, я занялся исполнением моего плана.

Я начал с того, что разместил моих 200 человек в окрестностях Бухары, где я укрыл свою жену, сестру эмира Хусейна, а сам затем отправился в Самарканд Тему-Кучун, попавшийся мне на пути с 15 всадниками, пожелал присоединиться ко мне. Я сообщил ему свои планы и послал его к Мобарек-шаху. Вошедши в сношения с племенами, я привлек на свою сторону 2000 человек, готовых следовать за мной, как только я подниму в Самарканде знамя могущества.

Проникнув в этот город, благодаря темноте ночи, я укрылся у Котлуг-Турган-Ата, моей старшей сестры. Дни и ночи проводил я, обдумывая и размышляя. В течение 18 дней я оставался неузнанным, но один из жителей города, узнав о моем возвращении, задумал открыть меня.

Опасность была крайняя, и я ночью бежал с 50 всадниками. При выходе из Самарканда, я в сопровождении толпы пехотинцев направился в Хоразмин. Мы встретили по дороге табун лошадей, принадлежавший туркоманам; я захватил их, чтобы посадить на них своих воинов.

Прибыв в Аччигчи, я расположился лагерем по склону холма, возле реки Амуйэх. Здесь произошло свидание с моей семьей, Мобарек-шахом, Сеид-Гассаном и со всеми теми, кого я разместил в окрестностях Бухары. Тимур-Ходжа-Оглан и Берляс Джелаир, прибывшие со своими отрядами, также вступили к нам в союз. Увидев, что мой отряд возрос до тысячи всадников, я подумал о средствах употребить его в дело, и повел к Бакшер-Земину и Кандагару, которые и подчинил своей власти.

Пятый план

На пути к Кандагару и Бакшер-Земину, мы стали лагерем на берегу Гирмена. Там я построил себе жилище и поселился в нем, чтобы дать время воинам отдохнуть. В то время как я находился на берегах этой реки, явились жители и воины области Кермессир. Около тысячи тюрков и туземцев также пришли с предложением своих услуг, и область Кермессир приняла мои законы. Между тем я решил вторгнуться в Систан. Узнав о моем замысле, правитель этой области прислал мне значительные подарки, прося моей помощи. «Я, говорил он, подавлен своими врагами. Они захватили мою страну и взяли уже семь крепостей. Если вы исторгнете из их рук, я выплачу вашим воинам шестимесячное жалованье».

Я понимал, насколько было бы выгодно для меня обратить свое внимание на Систан. Из 7 крепостей, бывших в области врагов, я возвратил уже 5. Когда ужас овладел душой правителя, то он заключил дружественный союз с собственными врагами, они пришли к следующему заключению: «Если эмир Тимур будет находиться в этой стране, то Систан перейдет из наших рук к нему». Собрав воинов и народ всей этой области, они напали на меня.

Нарушением своего слова этот правитель поставил меня в ужасное положение: Однако я вышел навстречу и дал сражение. В деле одна стрела пронзила мне руку, другая ногу; в конце однако победа осталась за мной.

Заметив, что климат этой страны вредно действует на мое здоровье, я отправился в Кермессир, где и пробыл 2 месяца пока не излечился от ран.

Пожив в Кермессире и излечившись от ран, я составил проект поселиться в горах области Балха и снарядить армию для завоевания Трансоксании. Увлеченный этою мыслью, я слез с коня и отправился в сопровождении только сорока всадников, но зато все знатных детей старейшин и эмиров. Я возблагодарил Всемогущего за то, что несмотря на мои несчастья, лишенный денег и припасов, я однако имел в своем распоряжении таких храбрых воинов. Я говорил себе тогда: «Всевышний покровительствует моему делу, если подчиняет мне людей, равных со мной по рождению».

Я достиг подошвы горы и встретил Садык-Берласа, искавшего меня. Он привел мне 15 всадников, и я принял его за счастливое предзнаменование.

Первые дни после нашего соединения были посвящены охоте, а затем мы продолжали путь. Я заметил на вершине одной горы отряд войска, который увеличивался с каждым мгновением. Я тотчас остановился и послал гонцов собрать верные известия. Они вмешались в толпу и, возвратившись, сказали мне: «Это Каранчи-Бегадер, старый слуга эмира(Тимура). Он оставил Джетскую армию с двумястами всадников и теперь ищет своего господина» Восхищенный этим событием, я простерся на земле, чтобы возблагодарить Всевышнего, и велел позвать этого верного слугу. Он тотчас же явился, бросился к моим ногам и целовал их; я благосклонно поднял его, возложил на его голову свою чалму и мы пошли вместе с ним к долине Арзоф.

Прибыв туда, мы поставили пикеты; на следующий объехал долину верхом. На средине ее находилась возвышенность на которой воздух был превосходный; я расположился а все воины раскинули свои палатки вокруг.

Следующая ночь была ночь молитвы, и я провел её, не смежая век. На рассвете я начал читать молитву. Окончив её, я с мольбой воздел руки к небу и умилился до слез, всемогущего о помощи и избавлении меня от несчастий. Не успел я кончить еще своего воззвания, как заметил вдали отряд, проходивший мимо холма. Я сел на лошадь и приблизился достаточно близко, чтобы хорошо рассмотреть его. Это был отряд конницы из 70 человек. «Воины, спросил я, куда держите путь?» Они отвечали мне: «Мы слуги эмира Тимура. Мы ищет Година, но, увы! не можем найти его». «Я также слуга этого эмира, сказал я им. Я буду вашим проводником и сведу вас к нему». Один из них, пришпорив коня, поспешил уведомить об этом своих начальников. «Мы нашли, вскричал он, проводника, который предлагает привести нас к эмиру Тимуру». Эти последние поворотили своих коней и приказали привести меня к себе. Отряд состоял из трех частей, первой начальствовал Тоглук-Хаджа-Берляс, второй Сейфэддин, третье Тубак-Бегадер. Увидев меня, эти начальники, пораженные, слезли с коней, упали на колени и целовали мое стремя. Я также сошел и простер над ними свои руки. Я возложил свою чалму на голову Хаджи опоясал своим поясом, драгоценным по отделке и золоту, эмира Сейфэддина и накрыл халатом своим Тубак-Бегадера. Все мы были тронуты. Мы совершили в обычный час обычную молитву Затем я сел на лошадь и поехал в свой лагерь, где я созвал общее собрание и устроил пир. На следующий день прибыл Шир-Бахрам, который оставил меня из прихоти, будучи не в состоянии противиться желанию пойти в Индостан. Я принял его извинения и обошелся с ним так ласково, что он перестал стесняться.

Шестой план

Моя армия, которой я сделал смотр, простиралась до 313 человек конницы, и я решил овладеть какой-нибудь крепостью, которая служила бы мне опорой и убежищем. Я решился овладеть крепостью Аладжу, где был начальником в то время Монгали-Сельдуз, из партии Элиас-Хаджи; мне нужно было сделать там склад багажа, съестных припасов и провианта.

Когда я приближался к этой крепости, Шир-Бехрам, который был связан старинной дружбой с комендантом, обещал мне привлечь его на свою сторону, если я позволю ему вступить с ним в переговоры. Однако вскоре по прибытии к стенам Аладжу, Бехрам известил меня через гонца, что Мангали-Бугха сделал ему следующие возражения: «Эта крепость, сказал он, доверена мне Элиас-Ходжой. Открыть ворота эмиру Тимуру значило бы разом изменить храбрости и верности». Он окончательно отказался сдать крепость.

Но судьбе было угодно, чтобы при тревожных слухах о моих силах и походе страх охватил его душу, так что он оставил свой пост и обратился в бегство. 300 воинов из Джауна, которые защищали крепость и раньше были мне совершенно преданы, опять поступили в мою службу. Когда я прибыл в долину Суф, то Алимс, грабивший окрестности Балха, узнав о моем приходе, присоединился ко мне с двумястами всадников; любезный прием оказанный ему мною, ободрил его.

Отсюда я послал Темуке-Бегадера и трех всадников в другую сторону реки Термези, чтобы навести справки об армии Джиттеха и разведать о его намерениях. Темуке, возвратившись через 4 дня, уведомил меня, что эта армия, заняв область Термеза, совершила там всевозможные грабежи и жестокости. Получив эти известия, я укрылся в ущелье Коз, выжидая удобного случая для нападения на врага. Приготовившись вступить в это ущелье, я расположился лагерем на равнине Илчи-Бугха на берегу Дэмгуна. Лишь только Элиас-Ходжа узнал об этом, как тотчас же направил против меня свои войска. Между тем я узнал, что пятеро эмиров, составлявших часть военных сил Джиттеха. отложилисьот начальников этой армии и удалились в старый Термез со своими отрядами.

Тулан-Бугха, уполномоченный ими, явился ко мне с предложением союза, говоря, что эти эмиры приведут ко мне 100 всадников, готовых служить под моими знаменами.

Я смотрел на их приход, как на счастливое предзнаменование. Эмиры советовали мне ночью напасть на армию Джетта. Я сел уже на лошадь, когда мне возвестили, что она приближается. Я тотчас же построил свои войска в боевой порядок, приготовившись хорошо встретить нападающих, от которых меня отделяла река.

Лучшее, что я мог тогда сделать, было начать с ними переговоры, чтобы утишить их ярость и привлечь их на свою сторону. Я обратился с речью к предводителю; он одобрил мои доводы, но прочие офицеры, не разделявшие его мнения, подали голос за сражение; это привело меня в негодование, и я построил свои войска.

VII.План поражения армии Джетта

Ясказал себе: нужно опасаться, чтобы многочисленные враги не сглазили моих воинов. Но в то же время во мне заговорило самолюбие. «Так как ты, кричало оно мне, вступил на путь к завоеванию могущества, то ты не имеешь теперь другого средства, кроме оружия. Тебе остается только выбор между победой и смертью».

Когда я принимал это решение, то заметил, что враги, разделившись на три отряда, стремились начать сражение. Я тотчас же разделил свое войско на 7 частей, чтобы постепенно вводить их в атаку. Когда пламя разрушения свирепствовало во всей своей силе, я приказал передовому отряду пустить град стрел.

Я приказал воинам, составлявшим фронт моего правого и левого крыла, выдвинуться вперед, и сам поддерживал их, находясь во главе задних шеренг их обоих. При первой и второй атаке я смял отряд эмира Абу-Сеида, главнокомандующего Джетта. В то же время Гидер-Андакхуди и Монгали-Бугха бросились в свалку; я поспешил против них и первым же чатиском рассеял их отряды. Наконец все враги были опрокинуты и обращены в бегство.

VIII.План приобрести себе авторитет

После этой победы в Туране разнесся слух, что самолюбивое стремление к царской власти составляет единственную причину моих подвигов. Чтобы укрепить за собой власть, я повсюду расточал благодеяния и выказал свою щедрость тем, что разделил воинам сокровища, скопленные мною и заключавшиеся столько же в деньгах, сколько и в ценных вещах.

Так как мое войско было в изобилии снабжено провиантом, то я построил его в боевой порядок, и мы пошли к берегам Джихуна, через который переправились у Термеза. Я пробыл здесь несколько дней в ожидании гонцов, посланных мною в окрестности форта Кахалке, который намерен был захватить.

Элиас-Ходжа, услышав о моем походе, послал против меня Алчун-Бегадера с громадным войском; мои разведчики по небрежности заснули, враги, пройдя мимо них, сделали несколько ночных переходов и, благоприятствуемые темнотою ночи, захватили нас врасплох.

Место, где я стал лагерем, представляло полуостров, с трех сторон омываемый (морями) водами реки. Однако много палаток было раскинуто там и сям на полуострове; они-то и подверглись первой ярости нападающих. Но солдаты поспешили оставить, чтобы спастись в лагере.

Я быстро оправился настолько, что мог вступить в сражение, и расположился при входе на полустров. Противники, пораженные ужасом, не стремились вступить в сражение. Я охранял этот пост целых 10 дней и отступил только для того, чтобы разбить палатки на берегу реки, где я оставался целый месяц в виду врагов. Когда, наконец, страх принудил их отступить, я перешел реку и расположился в лагере, только что покинутом ими, в то же время я позаботился послать отряды для преследования беглецов.

IX.План утвердить свою власть

Победитель армии Джетта, я признал своевременным направиться в область Бадакшана, чтобы завладеть ею и расширить таким образом свои владения. Приняв такое решение, я покинул берега Джихуна и отправился расположиться лагерем под стенами Хилема в Тухаристане.

Мой шурин эмир Хусейн приехал ко мне, и мы устроили ряд празднеств, чтобы ознаменовать его счастливое и желанное прибытие. После того я окончательно решил повернуть в сторону Бадакшана.

Прибыв в Кондоз, мы пробыли там до тех пор, пока племена Юрельдая, собравшись, не присоединились к нам. Затем я роздал почетные одежды, чтобы воодушевить всех этих воинов.

Извещенные о расположении моих отрядов князья Бадакшана начали готовиться к войне, но я решил подавить их, прежде чем они успеют соединить свои отряды; форсированным маршем я достиг города Тальхана.

Мое приближение принудило князей обратиться к мирной политике; они явились просить союза со мною, и я был очень доволен своею проницательностью, видя успех мер, которые я принял. Наконец, мое владычество распространилось на область Бадакшан, и большая часть войска этой страны добровольно стала под мои знамена.

X.План распространять мою власть

Подчинив своей власти князей Бадакшана, я направил свой путь в сторону Котталана. Я уже вступил в нее, как вдруг узнал, что Булад-Бугха и Шир-Бехрам отложились от меня; оскорбленные поведением эмира Хусейна, который нехорошо обошелся с ними, они возвратились в свои владения.

Я остановился на некоторое время на пастбищах равнины Кулок: оттуда я послал лазутчиков разузнать что-нибудь достоверное об армии Джетта и об Элиас-Ходже.

По истечении 10 дней мои лазутчики донесли мне, что эмиры этой армии во главе 20000 всадников расположены лагерем, который простирается от Калата до моста Селкин.

Они отправили ко мне посла с поручением хорошенько исследовать мою позицию и состояние моей армии; я приказал своему войску два раза пройти перед ними церемониальным маршем и отпустил его.

Я очень желал последовать за этим послом, но мои войска отказались исполнить мое желание. Чтобы побудить их к этому, я прибегнул к средствам, которые мне внушало благоразумие. С одни» га я обошелся ласково и хорошо, других я подкупил деньгами, а чтобы склонить их всех, я не жалел речей, просьб, убеждений и обещаний.

Между тем разнесся слух, что двое из моих прежних слуг идут против меня во главе 6000 всадников Джетта. Эта новость, дойдя до слуха моих воинов, вселила страх в их души, и они впали в уныние. Однако четыре эмира, недоступные страху, остались возле меня.

XI.План, как вселить единодушие в сердца моей армии

Внимательно разведав образ мыслей четырех эмиров, о которых я только что говорил, я убедился в их верности; затем я увлек их обещанием, что они разделят со мною все выгоды успеха, так что они стали точно исполнять все мои приказания.

Потом я обратился к тем, которые упорно отказывались выступить в поход; я говорил с ними с каждым отдельно: людей, в которых я замечал склонность к скупости, я осыпал щедрыми подарками и жаловал управление завоеванными областями тем, которые домогались почестей.

Но чтобы постоянно держать их между страхом и надеждой, я назначил каждому преемника или наместника.

Провианта и одежды было достаточно для того, чтобы поднять дух войска; ласковые речи и открытый вид окончательно склонили его на мою сторону; высокое значение, которое я по-видимому придавал его услугам, доставило ему столько удовольствия, что все возмутившиеся, так же как и покорные, присоединились ко мне, клянясь в безусловном повиновении и преданности во всех испытаниях.

Уладив затруднения, причиненные мне разногласием армии, я решил сразиться с Элиас-Ходжой. Я не предпринял никаких других мер, кроме форсированного марша, чтобы подавить его, прежде чем он успеет узнать что-нибудь о моих движениях.

Ободренный этим счастливым знамением, я выстроил свою армию; я разделил ее на семь отрядов, и мы немедленно выступили в поход. Утром мы встретили двух моих прежних служителей, которые шли против меня и которые составляли авангард вражеского войска. После второй нашей атаки они обратились в бегство, и я преследовал их до моста Селкин, где расположился Элиас-Ходжа.

Ночь, захватившая нас, заставила меня раскинуть палатки. Однако пока поле битвы еще не остыло, я решился тотчас же напасть на князя Элиас-Ходжу, находившегося в окрестностях с 30000-й армией.

Выжидая более долгое время, я подвергал себя опасности быть вынужденным искать посторонней помощи; хотя лагерь эмира Хусейна и находился невдалеке позади меня, я однако не хотел прибегать к нему. Разумность моих мер была достаточна для того, чтобы обратить в бегство армию Элиас-Ходжи.

XII.План рассеять войско Джетта и Элиас-Ходжи

Я решился окружить армию Элиас-Ходжи одним отрядом и сделать все его усилия бесполезными. С этой целью я поместил 2000 всадников, предводимых тремя офицерами, около моста напротив Элиас-Ходжи. Сам же я, переправившись через реку с 5000 отрядом конницы, занял высоты, которые господствовали над позицией врагов, и ночью приказал зажечь громадный костер.

Вид пламени, присутствие грозной армии, расположенной при входе на мост Селкин, всё это так устрашило воинов Джетта, что они всю эту ночь бодрствовали, не смея прилечь для отдыха. Что до меня, то я провел ее на холме, простершись ниц перед троном Создателя миров и призывая с тысячей благословений память Пророка, его потомков и его сподвижников. В забытьи я услышал чей-то голос, произнесший: «Тимур, победа и торжество останутся за тобой».

На заре я со всем отрядом совершил молебствие. В то же время я увидел, что Элиас-Ходжа и его эмиры на конях отступают повзводно. Мои полководцы и воины стали просить позволения немедленно их преследовать, но я предпочел выждать, узнать, не было ли какого-либо замысла в этом обращении в бегство.

Они отошли на расстояние 4-х миль и затем остановились. Я ясно понял, что они хотели завлечь меня в равнину и там завязать сражение.

Эмиры авангарда, которых я обратил в бегство, получили строгий выговор от своего господина Элиас-Ходжи.

Неприятели, видя, что я не двигаюсь с занимаемых мною высот, не сомневались более, что я проник в их намерение, и возвратились, чтобы атаковать меня. Я тотчас выстроил свое войско у подошвы горы, чтобы иметь возможность дать битву, но, подступив к скалам возвышенности, войско Джетта остановилось. Я тотчас приказал своим стрелкам пустить град стрел, а это произвело сильное действие. Так как наступила ночь, то враги, не имея времени предпринять что-либо, стали лагерем у подошвы холма, надеясь блокировать меня. В течение ночи я предложил своим полководцам разделить войско на три отряда с тем, что я сам поведу их в битву. Мое предложение было одобрено всеми. Перед рассветом я сел на коня, и мы сделали нападение с четырех сторон.

Воины Джетта были рассеяны, прежде чем успели соединиться; с той и другой стороны было убито несколько человек. В неприятельской армии послышались крики: «бежит», и она тотчас же обратила тыл. Так как я очутился близ Элиас-Ходжи, то крикнул ему несколько слов. Звук моего голоса возбудил в князе ярость; он собрал свои рассеянные полки и снова повел их в атаку.

Сражение длилось до восхода солнца. Колчаны опустели. Наши противники отступили и в величайшем беспорядке возвратились в свой лагерь, находившийся в 4-х милях. Не желая больше преследовать их, мы остались на том же месте, где и были. Устрашенная таким образом, армия не осмелилась уже завязать второе сражение; мои воины рассыпались вокруг лагеря Элиас-Ходжи, а я сам так сильно беспокоил и утомлял его, что он был принужден перейти воды Ходжента. Тогда я перестал преследовать его и возвратился в Трансоксанию, чтобы воспользоваться своею победою. Я думал, что первое, чем я должен был заняться, было увериться в покорности и верности эмиров, хорошо сознававших свои силы и могущество и весьма склонных считать себя выше равных себе.

Я объявил участником своего успеха эмира Хусейна, моего шурина, который только что поднял знамя владычества в Трансоксании.

Я относился к нему с большим вниманием, но несмотря на изъявления дружбы, которые выказал мне этот князь, он всегда сохранял ко мне чувство зависти и злобы.

Он пламенно желал, чтобы я возвел его на трон Трасоксании. Так как я не имел к нему никакого доверия, то привел его на могилу досточтимого Шамсэддина. Там мы обещали друг другу взаимную дружбу; он уверял меня, что никогда не нарушит своих обязанностей. Три раза клялся он священной книгой (Коран). Впоследствии он нарушил свою клятву, и его клятвопреступление предало его мне. Шейх-Мухаммед считал себя могущественным властителем; я достиг того, что привлек его на свою сторону, так же, как и семь родов (семь камун), признавших его власть; я дал области в управление эмирам этих родов.

Шир-Бехрам, покинувший меня, продолжал жить независимо среди своего племени. Тем не менее уступая выгодным предложениям, которые я ему сделал, он возвратился в мое подданство со всем своим племенем. Вступив в число моих слуг, этот эмир также получил область.

Эмир Хусейн, приходившийся мне родственником, никак не мог быть моим искренним другом, несмотря на всё расположение, которое я ему выказывал. Он осмелился захватить у меня силою области Басеха и Гиссар Шадамана. Из уважения к его сестре, моей жене, я всё не хотел платить ему злом, и мое поведение произвело такое впечатление на неприятельских военачальников, что они добровольно перешли на мою сторону. Но эмир Хусейн, неуклонно стремясь к своей погибели, истощал все свои хитрости на то, чтобы строить мне козни; наконец я решил оружием усмирить его.

Я покорил Туран и освободил Трансоксанию от грабительства узбеков; однако многие военачальники племен не признавали еще моей власти; каждый из них хвастался независимостью перед своими вассалами, некоторые из подчинившихся мне говорили, что «так как все они имеют одинаковые права на управление, то было бы справедливо разделить между ними власть и преимущества». Но эти речи не охладили во мне стремления к верховной власти.

«Так как Бог только один, говорил я сам себе, а не имеет себе товарищей, то и правитель государства должен быть также один».

В эту самую минуту Баба-Али-Шах, подошедши ко мне, сказал: «Тимур! Всевышний объявил, что если бы на небесах или на земле было два Бога, то порядок Вселенной нарушился бы». Слова этого святого укрепили меня в моем решении. Я потребовал почерпнуть предсказание в священной Книге, и мне выпал следующий стих: «Мы сделаем тебя своим наместником на земле». По прочтении этого места, которое я считал для себя весьма благоприятным, я обратил все свои усилия на то, чтобы смирить эмиров, выражавших притязания на разделение со мною славы и могущества.

Я начал с того, что отправился к эмиру Ходжа-Берласу, которого я скоро склонил на свою сторону. Что до эмира Шейх-Мухаммеда, он всегда предавался пьянству и от этого умер.

После его смерти его область перешла в мою власть. Я послал предостережение эмиру Баязет Джелаиру, правившему областью Ходжента, но он не обратил на него внимания. Немного спустя его племя взбунтовалось против него, и он был приведен ко мне в оковах. Ласки, которыми я его осыпал, заставили его краснеть (за свое прежнее поведение).

Ильчи-Бугха-Селдуз поднял знамя независимости в Балхе; я удовольствовался тем, что противопоставил ему эмира Хусейна, провозглашавшего, что этот город – столица его предка Кархана. Мухаммед-Ходжа-Ирди из племени Тайман, захватив область Ширджан, объявил себя моим врагом, а я, дав ему другую область, сделал его своим верным слугой.

Князья Бадакшана, правившие этой страной, объявили мне войну. Я употребил по отношению каждого из них такую тонкую политику, что они рассорились, напали друг на друга и кончили тем, что возвратились в мое подчинение. Ки-Хосру и Альджету-Барди завладели областью Каталак и городом Археик. Я послал подкрепление Ки-Хосру, чтобы он мог захватить владения своего противника, который тотчас же прибегнул к моему покровительству.

Эмир Кезр-Ессурийский, подкрепляемый своим племенем, завоевал область Ташкента. Я постарался тогда восстановить согласие между Альджету-Барди и Ки-Хосру (о котором я только что говорил); я дал им военные отряды для того, чтобы разбить племя Ессуров. Их начальник, растерянный, пришел просить у меня защиты.