Текст книги "ВьЮжная Америка"

Автор книги: Александр Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Сотворение студии

Мы делаем студию. Так это теперь называется. Но сначала битых три дня я либо бегаю по городу, либо звоню этому прохвосту Роберту Х. Кардосо, «хозяину», как мы его окрестили. Но уж нет, дудки! Мы теперь тут хозяйничаем, мы! Хотя, конечно, три дня он у нас все-таки украл, пока не увез всяческий хлам – какие-то фанерные колонны, покрытые битым стеклом вместо блесток, кучу фанерных перегородок и штабель дверей и реек. Это все, что осталось от бывших «пользователей» локаля, моих предшественников. Впрочем, я забираю себе несколько деревянных панелей, серый каменный столик и еще кое-какую мелочь – пригодится.

К нам в гости заходит продавщица из соседнего магазинчика. Мимикой и жестами, мыча, как глухонемая, пытается что-то спросить. Я даю понять, что сносно болтаю по-английски. Это не помогает. Все же нам удается разобрать, чего она хочет. Ей просто любопытно, откуда мы и зачем, каким товаром будем торговать и что собираемся делать с локалем, а также, как нас зовут, сколько нам лет, сколько нас вообще и есть ли у нас маленькие дети, надолго ли мы приехали в Эквадор, в каком районе поселились и прочее, прочее. Так, милое женское любопытство, не более. К счастью, мой плохой испанский и ее убийственно корявый английский вынуждают нашу гостью сузить перечень вопросов до минимума.

– Вы делаете бутик? – Вот оно, выраженное в вопросе главнейшее беспокойство: а вдруг они конкуренты?

– Нет, это будет компутасьон (то есть нечто компьютерное).

– О-о-о! – восторженно поднимает руки. – Компутасьон! Нуэво негосио (новый бизнес)!

Оглядев внимательнейшим образом пустое помещение и не найдя, что бы еще добавить, соседка желает нам счастья и удаляется восвояси. Мы продолжаем уборку.

Через пару дней, однако, выясняется, что одной уборкой нам не отделаться – локаль во многих местах серьезно поврежден, очень давно не крашен, а полы – хуже не бывает. Палас истерся чуть не до дыр. На семейном совете решается жизненно важная проблема – начинать ремонт или нет. То есть вкладывать ли деньги, силы и время в нашу студию или и так сойдет.

– И так сойдет! – настаивает Валентина.

Мы с Машей за ремонт.

– Нуэво негосио, – напоминаю я. – Разве ты не видишь, как они любят, когда им пускают пыль в глаза? Да, многое они прекрасно покупают и с уличного лотка, но художественная фотография – не лоток, не жвачка и даже не сосиска с кетчупом!

Чтобы поставить все точки куда надо, на следующий день мы ходим по фотопавильонам. Их что-то около десятка, но почти все художественные фотостудии прекрасно отделаны, драпированы, почти все с подвесными потолками, паркетными полами, с какими-то лестницами-перилами, стеклянными загородками для приемщиц, шикарными лампами и тому подобным. И, как нам кажется, чем богаче выглядит павильон, тем скорее туда направляют свои стопы желающие запечатлеться граждане.

– Вот! – торжествую я. – Теперь ты сама можешь убедиться: художественное фото подразумевает художественно оформленный съемочный зал и все прочее.

– И во что нам это выльется? – уже начинает сдаваться Валентина.

– Будем считать.

Мы считаем. Мы составляем пугающе длинные списки крайне необходимого оборудования, мебели, отделочных материалов и прочей ерунды, включая краски, клей и все-все, мы обдумываем каждый пункт и сокращаем, где только возможно. Я даже успеваю набросать пару-тройку эскизов будущей студии. По первым прикидкам выходит что-то около четырех тысяч долларов.

– Да вы что, с ума сошли?! – в ужасе кричит Валентина.

Ничего не остается, как снова ехать в «Эспираль» и смотреть на месте.

На месте всегда виднее. Список сокращается, сжимается и тает, как медуза на горячем песке. Но я предлагаю начать с потолка. В виде пробы. А там, позже, удастся посчитать точнее. Главное решено окончательно – делать будем своими руками. Оплачивать бригаду шабашников, а самим в это время сидеть по кафешкам – это не наш метод, как сказал один умный человек. Наш метод – делать все самоваром.

Мы с Машей едем на Дьес-де-агосто, на улицу слесарей. Это мы ее так назвали, для ясности. Может быть, именно слесарей там не так уж и много, но все равно магазины сплошь хозтоварные. И полным-полно красильных лавок. Мы заходим в одну такую – стен не видно, все заставлено разноцветными банками. Здесь специализируются на подборе цветов.

Подбор цвета – это просто. Берется банка густой снежно-белой основы и туда капают концентрированный краситель с помощью дозиметра, для чего существуют схемы, как какой цвет получить, и книги с цветными таблицами. Грубо цвет получается сразу, а за несколько минут его подгонят максимально к вашему желанию. И при этом будут использовать потрясающий аппарат – банковибратор. О, это надо видеть! Надо стоять в белом костюме с искрой в двух шагах от банковибратора, чтобы ощутить всю его прелесть.

Представьте себе почти четырехлитровую жестяную емкость, полную масляной краски, зажатую в резиновые захваты на витых пружинах. Щелкает тумблер, и емкость (банка то есть) начинает плясать, прыгать, бешено подскакивать и трястись с немыслимой частотой и столь же немыслимой амплитудой. И к вам в сознание заползает страшная мысль: а вдруг шов на банке от всей этой тряски расползется? Нет, вы усиленно гоните эту мысль от себя. Вам так жалко ваш костюм с искрой. Вы держите себя в руках и ждете конца психологического испытания. Ждать, к счастью, не долго – две минуты, и краска размешана. И что удивительно, никто даже не помнит такого случая, чтобы шов разошелся. «Что, так-таки ни разу и не разошелся?» – недоверчиво переспрашиваете вы. «Нет, ни разу, – отвечают вам. – Банки-то канадские». Вы поднимаете брови: «А-а, кана-а-адские… Так бы сразу и сказали».

Вот она и готова, красочка. Синяя, как тропическая ночь. Впрочем, это я вру. Ночи здесь черные как сажа, про синеву – это я где-то читал, но оказалось неправда.

Идея вкратце такова: сделать павильон «под ночь», в темном колере, со звездами, луной и прочими атрибутами. Смысл? Смысл двойной – красота и дешевизна. Темными цветами, известно, легче заделываются косметические изъяны, в данном случае пятна и трещины. Но мы несколько просчитались. Я попробовал красить потолок, а краска к нему не пристает. Синие капли аккуратно шлепаются на расстеленные газеты, почти не оставляя следов на потолке. Что за наваждение?

После долгих мучений мы красим потолок из аэрозольных баллончиков. А краску в банке я отнес обратно. Трудно поверить, но мне без проблем обменяли ее на стеновую вишневого цвета, еще и благодарили, хотя я не доплачивал ни копейки. А по потолку я пустил золотые звезды, с помощью опять же баллончика, но уже «золотого» – дул из него сквозь вырез в картоне.

Через несколько дней утомительной возни и борьбы со стенами и потолками, а также с огромной витриной и стеклянной дверью мы подошли к паласу. И вот тут-то мы крупно лопухнулись (не без этого). Купили прекрасный серо-синий в полосочку и крапинку палас, купили ровно столько, сколько нужно. И заплатили. И довезли на остановленном на улице пикапчике. А того не прочли (болваны, по-испански не читающие), что паласы продаются с установкой, то есть с настилом.

Вот это мне в голову прийти не могло никоим образом. Такого мы в Москве не видали. Мы больше привычны к ночной очереди за этими самыми паласами, с перекличками и номерами на ладонях. Это по-нашему. А чтоб не только с доставкой, но и с бесплатным настилом – с резкой, подгонкой и приклеиванием, – нет, разум такую идею категорически отверг. И мы всей семьей (совки и идиоты, что, в общем-то, синонимично) три дня ползали на четвереньках с сапожными ножами в руках, проклиная нашу несчастную жизнь и многое другое. Но вы не поверите, дорогой читатель, – мы уложили его просто идеально. Несмотря на полукруглые стены. Все было пригнано до миллиметра, ни один профи так не сделал бы. А все потому, что для себя, точнее, для своего рабочего места.

Завершение изнурительной эпопеи с паласом мы отпраздновали в кафе в толпе американцев. Дети Джорджа Вашингтона пьянели от баварского пива, а мы, дети Хрущева – Брежнева, трезвели от бразильской тридцатиградусной водки и высоко оценивали толстенные гамбургеры. Повеселились, что называется, в меру, но приятно.

Дальше дело пошло быстро и легко, как по писаному. Шторы, пластмассовая мебель, осветители, фон – без проблем. За два дня и один вечер я собрал довольно крутой компьютер. Да, цены на компьютерное железо в Кито как минимум вдвое выше, чем в Митино. Я ругал себя, что не смог узнать об этом заранее. Но, как говорится, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Знать обо все человеку не положено. Да и бог с ними, с несчастными «лишними» сотнями. Все окупится, все очень скоро окупится.

«Ворд софт» – так называется лучшая китийская компания по компьютерному железу, и не только. Главный ее менеджер встретил меня радушно, как родного брата (это у него такой стиль, испускать радушие тройными порциями), сообщил мне ворох полезной информации, а я как бы в благодарность купил у него много чего по мелочи.

Честно говоря, я ни минуты не сомневался, что компьютерная часть моего проекта не вызовет особых затруднений. Меня беспокоил принтер. Главное, что получает от фотостудии клиент, – это прямоугольную лаковую картонку с его, клиента, изображением. И такое изображение должно быть качественно отпечатано. Поэтому я не спешил. Через один журнальный магазинчик я выписал из Штатов обалденный каталог принтеров и прочих коробочек, имеющих отношение к изображениям: сканеры, проекторы, дижитайзеры и тому подобное.

Три дня я штудировал характеристики и делал выписки, по ночам я видел только принтеры: пленочные, с дай-печатью, с термопереносом, эмиссионные, лазерные, жидкостные, химические. Во снах я превращался в белый лист бумаги, загонял себя в лоток очередного принтера, отпечатывал себя же самого и долго, иногда через микроскоп, рассматривал точки, из которых состою. А наутро мне казалось, что моя кожа и на самом деле не бело-коричневато-розовая, а скомпонована из смеси желтой, пурпурной и голубой красок. От изобилия принтерных вариантов можно было сойти с ума. И любой из принтеров я мог заказать и получить в течение каких-нибудь десяти дней.

Единственное ограничение фантазий, как всегда в этом печальном мире, – деньги. О да! Цены кусались. Это теперь все, как говорят, рухнуло, кое-что вдвое-втрое, а что-то и в шесть раз и более. А тогда цены были еще молодыми и крепкими. И я отрекся от мечтаний о принтерах, чья стоимость превышала двухтысячедолларовый порог.

«Слишком шикарно, – рассуждал я. – Здесь вообще никто не видел настоящий компьютерный монтаж, а я сразу же суну им в нос высший класс. Глупо. Пусть пока перебьются средним».

Это было разумно. Тем более что переход на высшее качество мог оказаться неким запасным ходом, как ход конем, если вдруг у меня появятся конкуренты.

Я бегаю по фирмам. Однако в Кито особенно не побегаешь. Большинство ведущих принтерных фирм имеют здесь только дистрибьюторов, распространителей и никаких представительств. Пришел я к одному такому, компании «Бразэрс», получил три листа цветной рекламы и больше ничего. Да, распространитель закажет и доставит все, что только есть на складах «Бразэрс» где-то в Иллинойсе, и доставит, возможно, не за десять дней, а всего за восемь. Доставка, разумеется, бесплатно, и на все – три года гарантии. Чудесно.

– А можно ли мне посмотреть на печать? Я бы хотел взглянуть на результат печати.

– О, с этим не будет проблем! Как только мы получим ваш принтер, наши специалисты проведут его полное тестирование, мы отпечатаем для вас все, что вы пожелаете.

Ясно, что подобные условия меня никак не устраивают. После посещения еще нескольких таких компаний, мне приходится довольствоваться в конце концов только «Эпсоном» и «Эпплом». Оба они представлены неплохо. «Эпсон» даже пошире, но я начинаю с «Эппла». Не терпится взглянуть на цветной лазер. Хотя мне уже известно, что просят за него аж шесть тысяч.

В представительстве «Эппла» обстановка неожиданно теплая, домашняя, даже, можно сказать, простецкая. Всяк кому не лень заходит, сколько угодно издевается над компьютерами, а один чудак при мне запустил громаднейший плоттер и совершенно даром отпечатал себе метровый плакат. На него, на чудака, конечно, посматривали несколько косо, но так ничего и не сказали. А он отрезал подсохший полукартон, повернулся и ушел, даже не поблагодарив, будто ему чем-то были обязаны. Эппловцы пожали плечами, но не произнесли ни слова (а я забавлялся тем, что представлял себе, что бы сделали с этим чудаком в Москве за подобную же наглость).

Ладно, вернемся к лазеру. Вот он, белый шкафчик. Неподъемный. Как можно вежливее прошу показать мне его работу. Всегда готовы. Запускают на прогрев. Пока он шумит и волнуется, в «Принтшоп» находят тестовую фотографию (если у вас есть компьютер и когда-либо был установлен «Принтшоп», вы знаете эту фотографию – девочка с подсолнухами. Ее знает, по-моему, весь подлунный мир). И отпечатывают ее. Я настоял, чтобы распечатка произошла без какой-либо предварительной обработки изображения. И что же? Все прекрасно и замечательно, краска блестит, пахнет типографией. Да, для презентаций, для цветных таблиц и текстов цветной лазер фирмы «Эппл» – вещь почти идеальная. Но фотографию, увы мне, он не тянет. Полоски. Нерегулярные яркостные полоски. Да и блекло как-то. Очень благодарю, но… Еще раз увы.

Там же один пацан советует мне сбегать в «Хьюлетт паккард». Царапает на листке адресок. Уже вечер, вряд ли я добьюсь чего-то путного от хьюлеттовцев, лучше уж завтра.

Иду домой. И наблюдаю за кучкой подростков, охотящихся на камьенеты.

Камьенета – это грузовичок, пикапчик, изуродованная, обрезанная легковушка, у которой вместо задних сидений – открытая стальная коробка для перевозки… э-э… для перевозки они и сами не знают чего. Я имею в виду владельцев камьенет. Покупают камьенеты, я думаю, по двум причинам. Во-первых, они намного дешевле «полных» легковушек, а во вторых – на всякий случай. Вдруг действительно понадобится когда-нибудь что-нибудь перевезти. Нет, фирм по перевозке в городе хоть пруд пруди, только свистни – перевезут тебя за милую душу в любую точку страны. Но мне здесь возразят: это фирмы, а самому-то куда как интереснее перевозить! К тому же вот у соседа есть камьенета, а у меня, мол, нету. Нехорошо.

Так или иначе, но в Кито этих камьенет много. А поскольку они никогда ничего не перевозят (по крайней мере, мне ни разу не довелось видеть груженую камьенету, за исключением машин фруктопродавцов), то нашлось им довольно неожиданное применение: они возят подростков.

Происходит это следующим образом: на светофоре тормозит камьенета – красный свет. Светофоры тут «длинные». К водителю подбегают три-четыре, а нередко и десяток пацанов и, почти ничего не говоря, всматриваются в его лицо. Едва заметным кивком водитель дает добро, и вся ватага лихо прыгает в кузов. Там нет ни сидений, ни поручней, ничего, что хоть как-то указывало бы на приспособленность камьенеты к подобным перевозкам. Но это-то как раз и нравится пацанам. Машина трогается, пацаны веселятся. Для них камьенета – отличное развлечение. Причем двойное. Дело в том, что за проезд в кузове никто никогда не платит. Значит, сэкономлены несколько тысяч сукров, которые можно потратить на маленькие радости в виде тех же жвачек «чиклес». Бесплатный, точнее, «сэкономленный» «чиклес» – уже кое-что.

Побывав в глубоких провинциях, я увидел истоки этого обычая – в качестве средства передвижения индейцы используют буквально все, что движется, будь то хоть двадцатитонный скрейпер, хоть бульдозер, хоть трубоукладчик. Не говоря уже о грузовиках и тракторах с прицепами. И разумеется, никому не приходит в голову просить деньги за подвоз. Но ездить в тракторных прицепах провинциального индейца заставляет нужда, а в столице какая же нужда? Никакой нужды, озорство одно. Атрассьонэс! Бесплатный аттракцион.

На следующее утро я уже в «Хьюлетте». Со мной говорят на таком прекрасном английском, какого я не слышал с того дня, как вылетел из Китая. Высший уровень инглиша как бы намекает на подобный же уровень принтеров «Хьюлетт». Но увы мне и в третий раз. Я вожу пальцем по скользким пробным отпечаткам их цветного лазера и не могу скрыть разочарования. Да, полосок и неравномерностей намного меньше, чем у «Эппла», но цветовые искажения просто немыслимы. И глазом старого фотографа я вижу, что исправить эти искажения нельзя принципиально, они заложены в красителях и в методе печати.

Что же делать? Больше-то, кроме «Эпсона», ехать некуда. Приехали.

Здравствуйте, дамы и господа эпсоновцы! Как поживаете? И почему среди вас я не вижу ни одного японца? А-а, вы, оказывается, только представители, а не производители. Ясно, перекупка по контракту с суперскидкой для супердилера. Раньше это называлось фарцовкой. Где? В Москве, конечно. Нет, у вас это никак не называлось. Разве что негосио. Ну, да это не совсем то. В общем, как дела, господа негосиянты?

– Дела выше всяких похвал, – заявляет чересчур веселый господин, распространитель принтеров, распространяющий запах недешевого коньяка. И показывает мне листок с отпечатанным образцом. Со мной Маша, она, по наивности, чрезмерно восторгается.

– Это жидкостным принтером так? – спрашивает.

– Да, жидкостным, – отвечаю я. – Сам не верю.

На картинке – фото какого-то модернового строения. Оно вполне серое, но меня интересует дерево перед этим строением. Дерево выглядит слишком живым. И небо тоже. С расстояния сорока сантиметров картинка совершенно фотографична.

– А мы могли бы вот так же отпечатать прямо сейчас? – Я не доверяю.

Но любитель дорогих коньяков не удивлен. Он качает головой и хитро улыбается. Мол, не доверяйте, пожалуйста, а я вам сейчас нос утру.

Нос нам, правда, не утерли, просто отшлепали фотографию все той же бедной девочки с подсолнухами. Малюсенькую фотографию (чернила, видимо, пожалели), но мне все ясно.

– И сколько стоит эта машинка?

Менеджер разводит руками и посылает меня к дамам. Дамы усердно жмут на резиновые кнопки калькуляторов. У них выходят разные числа. Пересчитывают.

– Триста двенадцать, – объявляет дама, что помоложе.

– Триста двадцать два, – это старшая.

Ну, невелика разница, в конце концов.

– Вот что, – шепчу я Маше, будто кто-то здесь понимает по-русски. – Принтер мы еще поищем, другой какой-нибудь, а «Эпсон» будем иметь в виду как крайний вариант.

Почему я решил, что он крайний? Потому что уж очень дешевый. А раз дешевый, значит, должен быть какой-то подвох. Впрочем, я ошибался – подвохов так и не обнаружилось.

Мы задумчиво идем по центру, обгоняя туристов. У меня в руках тоже калькулятор, только, в отличие от эпсоновских дам, я не ошибаюсь. Я считаю. Картридж, жемчужная бумага, ламинирование, пленка, брак, скидки… Много чего считаю. И выходит, что фото размером двадцать на тридцать, включая все мыслимые расходы, выльется нам в два доллара десять центов, то есть чуть больше семи тысяч сукров. А в фотопавильонах такое фото оценивают как минимум в сорок тысяч, да еще и без монтажа и без накатанной пленки. Значит, мы тоже могли бы брать сорок. Или же лучше ударить по конкурентам настоящим демпингом? Предложить за тридцать! Я рассказываю Маше о своих расчетах, и мы оба радуемся, как малыши.

– Хорошо бы посчитать, сколько человек в день заходит в «Эспираль», сколько их пройдет мимо нашего локаля за десять часов.

Мы не откладываем это дело, мы уже в «Эспирали». Я засекаю время и прогуливаюсь по дорожке, кручусь у чужих витрин, Маша вертится где-то рядом. Отмыкаем наш локаль, заходим, выходим, пьем пепси и считаем, считаем, считаем.

– Сто сорок шесть.

– Нет, сто сорок восемь.

– Двое детей не в счет, они маленькие.

– В счет, в счет! Для них тоже что-нибудь покупают.

Я соглашаюсь, Маша права, для детей, конечно, чтонибудь покупа… Сто сорок девять… Вернулся. Сто пятьдесят, девчонки, три, сто пятьдесят три, мужик в очках, бабуля, туристы, шестеро и двое, сто шестьдесят один и два, три, сто шестьдесят пять…

Ровно через час мы получаем число триста семнадцать.

– Нужно посчитать вечером и утром, – предлагает Маша.

– Нет, ни к чему. Утром людей меньше, зато в час пик раза в полтора больше. В среднем можно считать триста в час. Точнее нам и не надо.

– Три тысячи в день? – удивляется Маша.

– Да, действительно, никогда бы не подумал. Вроде бы заходит не много народу, а три тысячи набегает.

Далее я воображаю, что к нам в павильон на первых порах удастся заманить каждого пятисотого человека. Это – шесть клиентов в день. Ну, пусть пять. Долларов по восемь в чистом с каждого. Сорок в день. Негусто. Но мы эти деньги целиком пустим на рекламу. И доведем до десятка клиентов в день месяца за три. И наши законные две тысячи в месяц мы получим так или иначе.

А если так, то почему бы не обучить смышленого паренька, или лучше двоих, чтобы не скучно им было, и посадить их на мое место, а самому открыть второй павильон в другом торговом центре? Пусть на это уйдет целый год, не беда. Через полтора года – уже два павильона, около трех тысяч месячного дохода. А это даст возможность утроить рекламу и открыть еще пару павильонов (больше Кито не выдержит, не нужно больше) и тем самым навеки застолбить здесь эту коммерческую нишу. И прибыль целого года пустить на переоборудование, а в конце третьего или хотя бы четвертого года дать такое качество и ассортимент, с которыми не стыдно хоть в Штаты, хоть в Австралию. Вот какие планы. И начаться все должно здесь, в «Эспирали», в отделанном нашими руками локале со звездным потолком.

Мы покупаем шампанское и коробку конфет, чтобы дома поднять маленькие тосты. Тост за «Эспираль», тост за «Эпсон», тост за компьютерные технологии, за международное объединение капиталов, бизнеса и политических систем! Ура!