Текст книги "ВьЮжная Америка"

Автор книги: Александр Романенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Вот такие здесь встречаются странности. Так что, очутившись в Кито, будьте предельно осторожны на перекрестках. Это не шутка, это совершенно серьезно.

Счет, клиенты и котята

Все эти месяцы мы оторваны от мира, от европейских новостей и от наших друзей. Конечно, я написал несколько писем и уже получил ответы, и снова написал, но почта – это так медленно! Нужен Интернет. Нужен он и для работы – теперь мне можно «качать» шэавэрные игры и программы и предлагать их клиентам.

Волею судеб лучший в Кито (с моей точки зрения) Интернет провайдер «Экванет» оказался буквально в двухстах шагах от моего локаля. На улице Объединенных Наций легко найти большой черный куб Тихоокеанского банка. Напротив него, дверь в дверь, в узком восьмиэтажном и тоже черном доме располагается офис «Экванет». Как-то Маша принесла их уличную рекламку, флаер. Сорок девять долларов за неограниченное месячное подключение, цифровая линия, гарантированная скорость тридцать один и два. После прежних сумасшедших московских цен сорок девять «зеленых» показались мне сущей мелочью, дармовщиной.

Я иду в «Экванет». Прихожу и говорю, что, мол, желаю подключиться. Заполняю какой-то формуляр, и тут выясняется, что наличную оплату они не берут ни в какой форме, ни в какой валюте. Только через счет. У меня, конечно, счет имеется, даже два – один на компанию, второй личный. В банке «Дэ Продусьон», или, как его здесь называют, «Продубанко». Кстати сказать, прекрасный банк, лучший из всех, что я когда-либо видел. Например, начисление процентов по вкладу производится ежедневно, снять или положить любую сумму в любой валюте можно в течение пяти, максимум десяти минут. И вообще, в банке, в его северном отделении на Амазонас и Объединенных Наций, всегда уютно, тихо, прохладно – придешь, и уходить не хочется.

Но в «Экванете» говорят, что мои счета как бы накопительные и для некоторых межбанковских расчетов непригодны. Однако есть будто бы в Кито один банк, накопительные счета которого как-то хитро обрабатываются и расчеты по ним все же возможны. Это «Банко дэ Прогресо», на той же Амазонас, всего триста метров от «Продубанко». Так как документы и деньги у меня с собой, я выбегаю из «Экванета» с обещанием вскоре вернуться и спешу в «Прогресо».

Оба мои счета были открыты адвокатом. Как это делается, я не имел ни малейшего понятия, не приходилось до тех пор самому обзаводиться банковскими книжицами. Но надо же когда-то начинать.

В «Банко дэ Прогресо» толпа, хвостатая очередь, ряды касс, человек десять охранников в залихватской десантной форме. Всюду мрамор, скользко, беготня, шум. Нет, неуютно. Но что делать. Наконец я нахожу окошко открытия новых счетов, даже три окошка. Очередь есть, но, как ни странно, движется быстро. А пока она движется, в трех экземплярах заполняю заявление. Но заявзп ление пересыпано множеством непонятных мне вопросов, так что три четверти остается незаполненным.

Вот я у окошка.

– Буэнос диас, сеньор! Вы хотели бы открыть счет?

– Да, сеньора… э-э… сеньорита… вот… как-то…

– Документы, пожалуйста.

Подаю.

– А заявления?

Тоже подаю. Она вздыхает: мол, какой нынче тупой клиент пошел, простого заявления и то заполнить не умеет.

– Не умею, – честно сознаюсь я.

– Так, буэно. – Сеньорита привычно включает хорошо натренированное терпение. – Вот здесь пишите место рождения.

– Москва, Россия. Пойдет? – Я нагло вру, но какое им дело?

– Хорошо. Работа, Менеджер? Буэно. Адрес работы. А, это вы уже написали, буэно. Сколько вы зарабатываете?

Я поднимаю брови: обычно таких вопросов приличным людям не задают.

– Я должна внести это в компьютер, – оправдывается приемщица-учетчица. – Хотя бы приблизительно. К какой категории доходности вы относитесь?

«Уж лучше прибедниться», – резонно думаю я и говорю:

– Четыреста долларов.

– Вот и прекрасно! – У приемщицы как гора с плеч, вместе со мной она радуется моей маленькой зарплате. Очевидно, и сама она сидит в той же категории доходности. – Так и пишите, но лучше в сукрах.

В сукрах числа выходят покрасивее. Так и пишем: полтора миллиона.

– Все?

– Нет, у вас подписи один образец, а нам нужно три.

Беда мне с подписями. Это мой тайный порок – все мои подписи не похожи одна на другую. Как я ни бился когда-то еще в допаспортную мою юность, но так и не исправил руку. А тут требуют подписать целых три раза. Ну, первые два я еще куда ни шло нацарапал, загогулины вроде бы отдаленно напоминали друг друга, особенно завитушками. Но третья подкачала, рука дернулась и выдала нервные изгибы, график энцефалограммы.

– Нет, это плохо, – качает головой сеньорита. – Попробуйте еще раз.

И заново, все три подписи. Не знаю уж, каким чудом, каким сверхъестественным напряжением ума и духа мне удалось приемлемо расписаться. И вот я выбегаю из «Прогресо» с пахнущей столярным лаком золотистой книжечкой, на книжечке всего сто тысяч сукров, но больше пока и не требуется. Гляжу на часы и глазам своим не верю – прошло каких-то тридцать пять минут с того мгновения, как я выскочил из «Экванета», пообещав вернуться. А еще через пять минут – я снова у них на шестом этаже.

Мягко шлепаю банковскую книжку на стол, они разворачивают ее, вытягивают лица, смотрят на меня вытаращенными глазами. Да, удивил я их. В Кито, как известно, сплошное транкилидад, и на операцию по открытию счета у любого из них ушло бы дней пять. Иначе нельзя – нужно подумать, посоветоваться с родственниками, то да се. Ну, пусть не пять дней, пусть три или даже два. Но сорок минут… Нет, это уже за гранью воображения.

И, как бы заразившись от меня болезнью высоких скоростей, экванетцы оформляют мое подключение к Интернету за считанные минуты. Они тоже хотят удивить меня, еще чуть-чуть, и им бы это удалось, но… Осечка! Техника-то нету, сегодня у него выходной, умаялся бедняга. Придет, если изволит, только завтра, да и то к обеду. А уж успеет ли он подключить меня за оставшееся от обеда время или нет – это пока только Всевышнему известно.

– Позвоните нам завтра после четырех, хорошо? – говорят экванетцы, а сами стыдливо отводят глаза в сторону.

– Ладно уж, позвоню, – отвечаю я и торжествующе выхожу из офиса.

Жаль, очень жаль. Так хотелось поплавать на интернетовских волнах, забросать друзей имейлами, в Россию влезть, наши газеты почитать и вообще поглядеть, что происходит в этом мире. Ну, ничего, терпел три месяца, еще два дня потерплю как-нибудь. Хотя обидно, конечно. Что ж они такие медленные? Подключение же не требует никакой отвертки – внеси нового клиента, его пароль и код доступа, и готово. Вот вам и хваленое транкилидад. Спокойствие и стабильность – вещи замечательные, но даже у таких хороших вещей есть темные стороны. Впрочем, спокойствие, безусловно, дороже.

Итак, я сижу теперь в моем довольно просторном локале с десяти утра до шести вечера, перерыв – полчаса. На деле я, конечно, задерживаюсь до восьми. Как я работаю? Очень просто. Всем зашедшим ко мне я раздаю длинные (четыре страницы мелким шрифтом) списки имеющихся у меня игр и программ. Все стены увешаны рекламами игр, а на огромном столе, метров семь квадратных, аккуратно разложены яркие разноцветные прямоугольнички, каждый размером с дискету HD. На прямоугольничках изображены заставочные кадры игр.

Все строго рассортировано по категориям: здесь приключения, здесь стрелялки, тут леталки, там обучалки, а вот это стратегии. Эти – типа Нинтендо, а те – трехмерные. И так далее. Люди подходят, глазеют, постепенно втягиваются в атмосферу. Если я не очень устал, то подхожу и начинаю рассказывать. Мой испанский за несколько недель развился невероятно. Конечно, пока я знаю мало, но на часовую лекцию о компьютерных играх слов хватает.

Любую игру или программу я тут же, по желанию клиента, демонстрирую со всех сторон на моем компьютере (который, кстати, считается здесь крутым; у большинства клиентов машины послабее). Многие, особенно те, кому за тридцать, наблюдая за демонстрацией игры, осторожно спрашивают:

– Син компромисо?

Это значит, они опасаются, что за просмотр придется платить. Но вскоре эти вопросы уходят в прошлое. Слух обо мне быстро разносится по компьютерному мирку Кито. Все знают теперь, что у меня не только демонстрация бесплатно, но и любого рода консультации, помощь и словом и делом. Ко мне тащат компьютеры, которые не «запускаются», ко мне приходят с жалобами и на «мои», и на «чужие» программы и игрушки:

– Но вале (не идет)!

– Но фунсьона (не действует)!

– Но ланса (не запускается)!

А через несколько минут, разумеется, все вале, все фунсьона, все ланса. Я никогда не стану распространять непроверенную программу. Иное дело, что большинство компьютерных пользователей в Кито дремуче невежественны. Некоторых это злит, они косятся на меня, не доверяют, а поняв, что я действительно легко справляюсь с их «проблемами», откровенно недолюбливают меня. Бог с ними, это не мои клиенты.

Мой клиент любопытен, он вслушивается в каждое мое слово и сыплет на меня вопросы. Мой клиент стремится получить от меня как можно больше информации, и я щедро даю ему ее. Бесплатно? Да, без денег, но не бесплатно. Клиент платит тем, что обязательно возвращается ко мне, пусть через неделю, через месяц, но он приходит вновь и покупает вновь, он несет свои деньги, свои копеечки (не забывайте, у меня ведь очень дешево, только стоимость пустой дискеты плюс услуга копирования, а если клиент пришел со своей дискетой, то еще дешевле), и из этих копеечек складывается мой прожиточный уровень. Средненький, конечно, уровень, но отнюдь не бедный. Впрочем, эти понятия уж слишком относительные.

Интересно ли мне с ними, с клиентами? В общем, да, очень интересно. В основном они наивны, но добры, доверчивы и незлобивы. Ясно, что не бывает стада без черной овцы. Так, один шустрик всунул мне фальшивую двадцатку. Но пострадал он сам, а не я. Потерянная двадцатка – обидная вещь, но не миллион же. Я наклеил ее на стенку среди реклам. А вот шустрик этот, между прочим отчаянный игрок, лишил себя возможности приходить ко мне за новыми играми. Кому стало хуже? Ему, конечно.

Были случаи непонимания. Так, однажды зачастил ко мне интеллигентного вида пацан лет пятнадцати. Все бы хорошо, покупает по нескольку игр сразу, да всякий раз у него почему-то нестандартно отформатированы дискеты. Переформатировать каждую – дополнительное время. Мне не нужны его деньги за форматирование, это все даром, но мне нужны минуты, которые я теряю, – у меня ведь многолюдно, клиенты ждут, поджимают, я нервничаю. И вот на четвертый или на пятый раз я говорю этому пацану, так, не в упрек, как бы с намеком:

– Послушай, а ты сам-то не мог бы форматировать дискеты дома? Ты же понимаешь, что мы теряем время.

И все, больше ничего не сказал. Тогда он улыбнулся, схватил с пола свою сумку, произнес: «Не беспокойтесь» – и ушел. Больше я никогда его не видел – он обиделся.

А я переживал. И не только из-за того, что потерял хорошего клиента. Я все думал, насколько далеки понятия грубости у эквадорца и у русского человека. Не мне вам объяснять, что такое наша исконная сермяжная грубость, наши «куда прешь», наши «каво» и «какого черта». В Москве я был покупателем товаров и услуг, как и вы, дорогой читатель, и на протяжении многих лет пытался вычислить формулу, по которой можно было бы определить потенциальную грубость продавца. Не удалось. При покупке двух слоеных булочек я получал нередко столько же хамства, сколько при покупке телевизора или кожаного пальто. Ни тип товара, ни сумма, которую я выкладываю за него, в Москве не берутся во внимание. Все зависит, видимо, от такого фактора, как «рожа не понравилась», или скорее от того, что у продавца судьба не сложилась. Так или иначе, но слова типа «вернитесь в примерочную кабину и принесите вешалку» я еще оченьдолго не считал грубостью. Подобная же фраза, произнесенная продавцом где-нибудь в торговом центре Кито, произведет маленький шок, после которого клиент уже никогда ни за какие коврижки не вернется в этот магазин.

Но в целом мое обучение торговле и обслуживанию в пресыщенной капиталистической среде шло вполне успешно. Валентина и Маша часто помогали мне, особенно Валентина. Она нередко просиживала по полдня в локале, старалась освободиться от домашних дел и поспеть к часу пик, к вечеру, когда у меня не то что сесть, но иногда и встать-то негде. Причем половина народу приходит с проблемами, часть – за новинками, а остальные – просто посмотреть и поспрашивать.

Маша тоже быстро схватила испанский и с множественными, но простительными ошибками тараторит у меня за спиной, «работает» с клиентами. Главное – не оставить клиента без внимания. Даже если выстроилась очередь из семи человек, а пришел восьмой, я обязательно нахожу для него хотя бы тридцать секунд, здороваюсь, прошу подождать, даю последний список программ, предлагаю присесть, если есть место. После этого я знаю – он не уйдет, дождется.

И снова на свет божий появляются флаеры. Валентина и Маша размножают их на ксероксе (он за стеной, у владелицы книжного магазина), обрезают великанским резаком и выбегают с ними на перекресток. За пару часов потогонной работы им нередко удается раздать по триста штук флаеров. Уже через неделю поток клиентов заметно подрастает – флаеры начинают работать.

А сегодня ко мне пристает Маша, спрашивает:

– Я раздавала рекламки?

– Раздавала, – подтверждаю я.

– С клиентами разговаривала?

– Разговаривала.

– Ну вот, а теперь мне нужен котенок.

Я как-то уже и позабыл давнее желание Маши. А она, оказывается, помнила, ждала удобного случая. Бизнес у нас вроде бы наладился, быт тоже. С бумажками полный порядок. Так почему бы не завести и котенка?

– Ну ладно, уговорила. Когда пойдем?

– Завтра! В воскресенье!

Зоомагазинов в Кито штук семь или восемь. По крайней мере тех, которые я знаю. И расположены они так неудачно, что без машины никак не выкрутишься. И автобусы не подходят. То так, то эдак намечая маршрут, мы с Машей все же вынуждены остановиться на полупешем варианте: едем на «Крайний Север» и оттуда бодро шагаем в южную сторону, петляя и переходя с Амазонас на Агосто, с Агосто на Америку, с Америки возвращаясь аж на Шестое декабря и далее в том же темпе.

Наверное, что-то случилось в природе, какой-то кошачий недород. Невозможно в это поверить, но нигде котят не было. Щенки? Море! Хомячки? Тучные стада хомячков! Рыбки, птички, черепашки и даже тритончики. Да что там тритончики! В одном магазине нам предложили мышей, серых кругленьких мышей чистокровной сельско-городской породы. Но мы отказались. Мы сказали, что мыши – это очень мило, но нам позарез нужно что-нибудь наоборот. А этого «наоборот» как раз и не было.

Маша скисала на ходу, я терял силы и терпение. Мой единственный выходной после кошмарно трудной недели прямо на глазах превращался в каторжный марафонский забег. Ни остановки в кафе, ни краткие «прыжки» на случайных автобусах, ничто не могло улучшить нашего незавидного положения. Только хорошее пиво – вот что давало надежду на спасение, пиво «Белый медведь», старая нерушимая любовь, которую я пронес из Малайзии через Польшу до благословенного дня, когда оно наконец-то впервые появилось в Москве и далее везде, вплоть до Эквадора, где баночные и бутылочные медведи всех цветов, естественно, бродят стаями.

– Маша, – говорю я, несколько оживший после очередной холодненькой баночки, – зачем пробираться от магазина к магазину? Давай поедем сразу к последнему.

Так часто бывает: ищешь что-то, какую-то фразу, перероешь трехтомник, тысяча двести страниц, а фраза на последнем листе. Поехали в «Эль Рэкрэо»!

«Эль Рэкрэо» – это новый торговый центр, большой и шикарный, но на самом отдаленном юге. Нужно сесть на тролль, устроиться поудобнее и ехать, ехать, ехать. Очень долго ехать. Сначала через оставшийся север, потом через туристическую зону, потом въехать в историческую часть, дальше – мимо автовокзала, где попадаешь в неизвестно какой район, но старый и некрасивый. Правда, еще дальше картина постепенно выравнивается, и так она выравнивается до самой конечной станции, именно станции, а не остановки. Конечные станции троллей – это целые вокзалы, с кафетериями, храмоподобными прозрачными навесами, огромными телевизорами, креслами и прочими удобствами. И вот этот самый Южный вокзал троллей и есть «Эль Рэкрэо». А напротив него – одноименный торговый центр. В этом центре, на первом этаже, устроился симпатичный собаче-кошачий магазин.

Мы поехали и приехали, но магазин оказался исключительно собачий: целый выводок баснословно дорогих далматинцев визжал и вилял крысиными хвостиками. А кошек не было.

Трудно измерить грусть и печаль, трудно вычислить силу падения рухнувших надежд. Маша была разбита и подавлена. Все ждало котенка: уговорен папа, уговорена мама, уговорены хозяева квартиры, есть деньги и даже (даже!) заранее куплены корзинка и перинка – предполагаемый домик для усатого малыша. Но малыша нигде не найти.

Мы молча сидим в тролле, едем домой. Я уже сказал, конечно, Маше, что на следующей неделе котенок разыщется обязательно, но что слова? Да, словами горю не поможешь.

Не знаю, что заставило нас выйти из тролля на пересечении с улицей Объединенных Наций. Мне почему-то очень захотелось зайти в хозяйственный магазин (гигантский хозтоварный рай), что в «Ки Сэнтро». А Маше было все равно. Мы не спешили, собственно. По пути посетили Кей-эф-си, плотно перекусили цыпленком в сухарях, посидели, поговорили ни о чем и только тогда отправились в «Ки Сэнтро». И вдруг я вспомнил:

– Маша! – кричу я. – В этом «Ки Сэнтро» ведь тоже есть зоомагазин!

И мы почти бежим. Откуда только берутся силы?! Но самое смешное, что зоомагазинов там сразу два. Первый, который побольше, – абсолютно псовое царство. Там продают только высокопородистые экземпляры с королевско-герцогскими родословными. Даже самый маленький заморыш в этом отделе и тот тянет на пятьсот долларов. А которые почище – далеко за тысячу. В рассрочку, конечно. Великий принцип банковского кредита распространяется и на живых тварей.

Мы пробегаем мимо. Аллея, поворот, фонтан, еще аллея, поворот, и… Я мгновенно понял, что кот там есть. У витрины стояла кучка пацанов, пацаны смеялись. Мы подлетели – ура! – за стеклом, в свете ярких лампочек, полосатый (сибирский) котенок величиной с кулачок гонялся за своим хвостиком. Каждый неловкий кульбит мальчишки встречали восторженным смехом.

– Иди, иди! – подталкиваю я Машу. – Спроси, сколько он стоит. Вдруг тоже пятьсот долларов.

Маша ныряет в дверь и тут же выныривает. Но где уныние, где печали? Улыбка до кончиков ушей!

– Девятнадцать! Девятнадцать тысяч сукров!

«Невероятно, – думаю я. – Такой замечательный котенок, и всего за четыре доллара. Да он тут съел уже на все восемь!»

– Прекрасно. Вот тебе двадцать тысяч, иди и бери. А я тут постою. Это же твой котенок, вот ты и должна купить его сама. Подойди и скажи: «Кьеро эль гатито» (хочу котенка).

Маша снова ныряет. И снова выныривает, но как-то нерешительно.

– Это не «эль», – говорит она. – Это «элья».

– Элья? Кошка? Не может быть!

– Да! И поэтому ее никто не покупает. Все хотят гатито, а это гатита.

– Слушай, – я отвожу Машу в сторонку, – нам же еще и лучше. Кошки умнее и спокойнее и не бродяжничают. Чистоплотные… и вообще. А кроме того, мы же с тобой обошли все магазины. Значит, это судьба, понимаешь? Бери ее! Иди и забирай свою гатиту.

Маша только этого и ждала. Убегает в магазин. А мальчишки все смеются – котенок как заводной вертится и скачет по клетке. Но вот продавщица открывает дверцу и вытаскивает кошечку. Мальчишки издают звук недовольства, примерно так: «Ввууу!» И выходит Маша. В руке у нее – белый портфельчик из тонкой фанеры, с дырочками, на портфельчике нарисованы кошки и бабочки (за один такой портфельчик у нас в Москве содрали бы пять «зеленых»). Мальчишки смотрят на Машу и очень ее не любят – она лишила их веселого развлечения. А мы уходим.

Мы идем по тротуару, котенок кричит и царапает фанеру, рвется на свободу, прохожие оборачиваются (некоторые останавливаются и долго смотрят нам вслед). Мы берем такси.

Десять минут – и мы дома, открываем «кошкин дом», котенок стрелой вылетает наружу и без остановки залетает под диван.

– Что это вы принесли? Я и разглядеть не успела. – Валентина пожимает плечами.

Вот так у нас появилась Пуша, наша любимая сибирско-эквадорская Пуша, Пушинка, Пушка, а иногда просто Пуш. И нас стало уже четверо.

А между прочим, на носу уже Новый год. Странно встречать этот праздник в тропиках, хотя бы и в горных – снега нет. Я уже знаю, что такое тропическая новогодняя ночь, как-то получил это удовольствие в Сингапуре. Но там другое, там морозы и не требовались. Город просто утопал в елках, в украшениях, в Санта-Клаусах. Искусственный снег был навален где только возможно, в три слоя, всюду, тысяча тонн. Атмосфера сингапурского Нового года была правильная, новогодняя, разве что с привкусом Китая, но тут уж ничего не поделаешь.

В Кито, конечно, тоже кое-где украсили елки, все рекламы покрылись снежинками, краснощекие Деды Морозы смотрели на нас со всех витрин, но чего-то не хватало. Только что отшумевшее Рождество, казалось, унесло у города все силы, хотя на Рождество ничего особенного не происходило – мир, покой и транкилидад.

Но одну штуковину китийцы все же приготовили, неожиданную и весьма впечатляющую.

В Латинской Америке есть обычай – сжигать под Новый год всех, кто вам не нравится. Чтобы не видеть их в году наступающем. Допустим, вы недовольны министром экономики – нет проблем: вытащите его на улицу часов эдак в семь вечера тридцать первого декабря, достаньте газовую зажигалку и палите. Вскоре он хорошенько разгорится и задымит, и на душе у вас станет намного легче. Сожгите также и соседа, почему бы нет? И директора банка, который отказался выдать вам кредит в счет ваших пяти невыплаченных долгов. Но проще и милее всего жечь, конечно, господина президента. Да это и дешевле – массовый товар, большой спрос…

Сорри? Нет, что вы! Разумеется, речь идет о куклах. Большие тряпичные куклы, уродливые, карикатурные, с опилками внутри, но зато тяжелые, как живые прототипы, в натуральную величину и очень вонючие. Это – самое главное. Чем более противен вам человек, чью куклу вы предаете огню, тем больше от него должно быть вони. Гарь и смрад в данном случае – прямые доказательства, что символически сжигаемая персона действительно, мягко выражаясь, поганая и жалеть ее не стоит.

В Кито – целые базарчики, торгующие уже готовыми куклами. На первом месте по количеству копий, естественно, господин президент, далее – вниз по рангу весь кабинет, а также лидеры некоторых партий. Есть и просто знаменитости, не всегда политические, найдутся и иностранцы, тот же Кдинтон, например. Сжечь куклу Клинтона – это, я думаю, доставит удовольствие не только в Кито, но и в Нью-Йорке.

Бросается в глаза, что все куклы выраженно карикатурны, похожи на своих героев только при некоторой работе воображения. Иногда трудно разобраться, кого изображают некоторые чучела. Надписей нет, мол, догадайся сам.

Хорошо понятна причина такой осторожности. Конечно, обычай этот древний, языческий, а теперь – не более чем шутка, но кто знает, какие среди элиты могут обнаружиться головотяпы? Вдруг возьмет и потянет в суд за оскорбление, осквернение и тому подобное. И приходится изготовителям намеренно искажать лики «родных» властителей. Поди-ка придерись теперь! Анатомическое сходство есть? Нету. Ну, и шагайте, господа судебные исполнители, дальше. А народ – он не всегда такой уж и дурак, как некоторым кажется, народ, он знает, кого жгут, безошибочно определяет, по запаху.

Да, вот как раз с запахами большая проблема. Дыму полный город. Не желают китийцы тащить с собой в новый год всяких проходимцев. Хотя, конечно, сами же их и выбирали, демократическим, разумеется, путем. Выбирали, да передумали. Снять и переизбрать – дело сложное, а вот сжечь, отвести душу – это легко. И жгут, жгут, сладостно вдыхают мерзкие ароматы гнилых смердящих тряпок: гори огнем весь этот мусор!

Мы не жжем кукол, мы вышли посмотреть, откуда столько дыма и вони, и, разобравшись, в чем дело, просто смотрим на обугливающихся президентов и спикеров и в общем-то сочувствуем не им, а поджигателям. Потому что нельзя же в самом деле сочувствовать вонючим, набитым опилками куклам…