Текст книги "Правда о Николае I. Оболганный император"
Автор книги: Александр Тюрин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)
В принципе, декабристы шли по тому же пути, по которому шествовал в начале своего правления сам император Александр. Они фактически подхватили то знамя, которое он уронил вследствие психического изнеможения, вызванного семейными потрясениями и столкновением проектных абстракций с тяжелой российской действительностью. Император стал витать в лапутянских проектах объединения Европы, а его дело продолжили «молодые штурманы».
«…Когда Император Александр получил первые доклады о заговоре декабристов, он отнесся к ним так, что смутил докладчиков. «Вы знаете, – сказал он одному докладчику, – что я сам разделял и поддерживал эти иллюзии; не мне их карать!»», – напоминает С. Платонов.
И действительно в их проектах видно то же бесхитростное лицемерие, что и в начинаниях Александра. И декабристы, и молодой император с Негласным комитетом были полностью уверены, что достаточно ввести новую схему правительственных учреждений, обзавестись конституцией и тут же исправятся все нравы, улучшится и сам человек. Шло это, наверное, от Руссо, считавшего, что «хорошие общественные учреждения – это те, которые лучше всего умеют изменить природу человека, отнять у него абсолютное существование, чтоб дать ему относительное, умеют перенести его «я» в общественную единицу».
«На той же точке зрения, на какой стоял Александр I и его сотрудники, стояли и люди 14 декабря; если они о чем размышляли и толковали много, то о тех формах, в какие должен облечься государственный порядок, о той же конституции. Правда, все, что они проектировали определенного и практически исполнимого, все было уже сказано раньше их, в проекте Сперанского… Как сотрудники Александра, так и люди 14 декабря, односторонне увлеченные идеей личной и общественной свободы, совсем не понимали экономических отношений, которые служат почвой для политического порядка.»[51]51
Ключевский, с. 237, 238.
[Закрыть]
Император, чья реформаторская деятельность внутри Великороссии заглохла к грозовому 1812 г., провёл после войны земельную реформу в прибалтийских провинциях, Лифляндии, Курляндии и Эстляндии. Реформа была осуществлена по прусским и английским образцам и быстро показала всю негуманность либеральной мысли. Как в Пруссии и Англии, «освобождение» в Прибалтике сопровождалось масштабной кражей. Помещики-немцы получили право присвоить крестьянские наделы, и земля, которую крестьяне веками поливали своим потом, стала для них чужой.
Формально помещик должен был сдавать часть своей земли в аренду крестьянам. Однако составление условий арендного договора предоставлялось договаривающимся сторонам, одна из которых (землевладелец), конечно же, всегда могла «договориться» в свою пользу. Учреждались особые суды для решения споров между помещиками и арендаторами, но их председателями были все те же помещики. Полиция и дознание остались также в руках землевладельцев. Экономическое, судебное и политическое господство остзейского дворянства предопределило полную беспомощность крестьян в земельных спорах.
«Смысл остзейской эмансипации был таков: землевладелец удерживал над крестьянином всю прежнюю власть, но по закону освобождался от всех обязанностей по отношению к крестьянам; это был один из художественных фактов остзейского дворянства. Положение остзейских крестьян тотчас ухудшилось.»[52]52
Там же, с.212.
[Закрыть]
Основная масса прибалтийских крестьян превратилась в батраков на помещичьих мызах, многие выселились в крупные города, Ригу, Петербург или эмигрировали. Некоторые смогли разбогатеть и прикупить земли у дворянства – счастливцы-хуторяне создавали товарное животноводческое хозяйство, пользуясь возможностями относительно удобного вывоза продукции. Со времени этой реформы естественный прирост в Прибалтике стал сильно уступать общероссийскому. Из прибалтийских батраков и через сто лет получатся отличные кадры для Чека и революционных расстрельных команд…
Либеральный проект адмирала Н. Мордвинова, важного члена Государственного Совета и крупного дельца Российско-американской компании, имел связь с прибалтийским «освобождением». Первое, что бросается в глаза при его рассмотрении – это неосознанная жестокость прожектера. (Потом такая вот этическая «невинность» будет отмечена у многих либеральных реформаторов.)
«Адмирал Мордвинов находил справедливым и возможным выкуп личной свободы, об освобождении с земельным наделом не было и речи, земля должна была вся остаться во владении помещиков; но крестьяне получали право выкупить личную свободу, для этого автор проекта составил таксу – сумма выкупа соответствует возрасту выкупающегося, т. е. его рабочей способности. Например, дети от 9 – 10 лет платят по 100 руб.; чем старше возраст, тем выше плата; работник 30–40 лет – 2 тыс. (на тогдашнем рынке это равняется нашим 6–7 тыс. руб.); работник 40–50 лет платит меньше и т. п. по мере рабочей силы. Понятно, какие крестьяне по этому проекту вышли бы на волю, – это сельские кулаки, которые получили бы возможность накопить необходимый для выкупа капитал. Словом, трудно было придумать проект, менее практический и более несправедливый, чем тот, какой развивается в записке Мордвинова.»[53]53
Там же, с.213.
[Закрыть]
При том Ключевский называет Мордвинова талантливым человеком – ну, как может быть бесталанным большой либерал? Однако проект «талантливого» либерала оказался намного хуже, чем проект якобы бесталанного «солдафона» графа Аракчеева, который предлагал, чтобы правительство постепенно выкупало крестьян вместе с землею у помещиков по ценам данной местности. (Для этого правительство должно было создать капитал из отчислений с питейного дохода или с помощью выпуска государственных облигаций.)
Возможно проект Аракчеева был трудно осуществим в условиях расшатанной финансовой системы России, но по сравнению с мордвиновским либеральным грабежом, он выглядит образцом гуманизма и справедливости.
Может показаться удивительным, но в среде свободолюбивых мечтателей действовала и группа твердых дельцов, причем прекраснодушные идеалы, которые роились у них в головах, сочетались с уверенным ведением бизнеса.
С крупнейшей российской торговой компанией того времени прямо или косвенно (через акции, родственные или служебные отношения с основными пайщиками) были связаны многие декабристы: Рылеев, Ростовцев, С. Трубецкой, Н.Бестужев, Завалишин, Перетц, Штейнгель (последний служил вдобавок в канцелярии генерал-губернатора Милорадовича). Дом Российско-Американской компании, в котором находилась квартира Рылеева, и дом адмирала Мордвинова были двумя штабами заговорщиков.[54]54
Выскочков, с. 89.
[Закрыть]
Крупный бизнес, как считается некоторыми, несет респектабельность. Это ошибочное мнение. К примеру, английская и нидерландская Ост-индские компании торговали людьми как товаром, грабили казну завоеванных ими стран, в огромных масштабах использовали принудительный труд, разоряли и доводили до голодной смерти миллионы людей. Если бы дело дошло до извлечения огромных прибылей, то российские акционеры вряд ли бы отнеслись к русскому народу лучше, чем английские и нидерландские к народам южных морей.
В штаб-квартире Российско-американской компании обсуждали план уничтожения царя и царской семьи, хотя сам делец-декабрист Рылеев на следствии неловко открещивался от таких намерений. «Трубецкой потребовал, дабы его (Николая) принесли в жертву и не предлагал оставить великого князя Александра Николаевича. А я и Оболенский никогда не утверждали, что надобно уничтожить всю Августейшую фамилию… Положено было захватить Императорскую фамилию и удерживать до съезда великого собора».[55]55
Там же, с.99.
[Закрыть] По свидетельствам очевидцев, накануне восстания Рылеев искал план Зимнего дворца.
Если даже поверить словам заговорщиков о том, что они являются «истинными сынами отечества», то это «отечество» явно находилось для них не в настоящем и не в прошлом, а в гипотетической новой России. И уж не сынами, а скорее отцами-основателями должны были они стать для него.
Насколько специфически дворянские революционеры понимали историю России видно по творениям декабристского пиита Рылеева, любимым жанром которого была историческая поэма.
Впечатление такое, что Рылеев нарочито выбирал в качестве героев для своих поэм знаменитых предателей, боровшихся против русского государства с помощью коварства и подлости.
Среди его героев был князь Курбский – после прочтения Рылеевым 21 тома предвзятой карамзинской истории, где так много переписано из сочинений самого изменника. Неважно, что «герой» вместе с поляками лил потоком русскую кровь и терзал русскую землю ради сохранения привилегий феодальной знати. Топ-менеджер зрит в этом борьбу за свободу.
Другим героем стал Войнаровский, приспешник и племянник гетмана Мазепы – после прочтения Рылеевым антироссийской поделки «История русов».
В поэме поэта-декабриста Войнаровский показан пылким энтузиастом свободы, рвущийся со скоростью звука на ее защиту.
«Так мы свои разрушив цепи, На глас свободы и вождей, Ниспровергая все препоны, Помчались защищать законы Среди отеческих степей. Я жизни юной не щадил, Я степи кровью обагрил И свой булат в войне кровавой О кости русских притупил.»
Реальный Войнаровский получил немало высоких чинов от врагов России – а чтобы удостоиться такой чести, надо было постараться. Польский король С.Лещинский сделал его коронным воеводою, Карл XII – полковником шведских войск, а после смерти Мазепы назначил гетманом обоих берегов Днепра. Войнаровский «многократно ездил к хану крымскому и султану турецкому, чтобы побудить их к войне с Россией», как сообщает энциклопедия Брокгауз, отнюдь не страдающая ненавистью к либерально настроенным господам. (Но известно, что хан крымский и султан турецкий занимались вовсе не защитой прав человека.) Гамбургский магистрат выдал Войнаровского русским властям, едва тот потребовал от короля шведского 240 тыс. талеров, ранее одолженных тому щедрым Мазепой.
Суесловные декабристоведы конечно же скажут, что рылеевский Войнаровский это вовсе не тот реальный Войнаровский, что Рылеев совсем не имел в виду конкретного человека, а только взял его имя, фамилию, отчество, время и место проживания для создания виртуального образа пламенного демократа. Но хочется спросить у декабристоведов, а в своих планах преобразования России Рылеев разве был меньшим абстракционистом? И разве было мало вождей, ниспровергающих все препоны, и среди декабристов?
Давайте заглянем в составленные ими проекты конституционного устройства новой России.
Проекты С. Волконского и Н. Муравьева внешне были весьма недурны, они предполагали конституционную монархию и «освобождение» крестьян.
Однако, если приглядеться к предлагаемому «освобождению», то сквозь него явно проглядывают уши мордвиновского проекта и прибалтийской реформы Александра I.
«Патриот» Никита Муравьев оказался щедрее адмирала Мордвинова. Личную свободу он давал за так, бесплатно предоставлял и немного земли – менее 2 десятин на семью. Это было примерно в два раза меньше того среднего земельного надела, что крестьянин имел при крепостничестве. (Получалось, что помещик безвозмездно приватизировал, а по сути крал, половину естественного достояния земледельца.) И этот муравьевский надел был ниже железного минимума в 2,5 десятины, который обеспечивал убогие 1700–1800 ккал в день на человека. Любимец либеральной публики по сути планировал голод. И даже эти две несчастные десятины давались мужику вовсе не на правах личной собственности. Продать их, прежде чем уйти, голодный крестьянин не мог.
Конечно же, Н.Муравьеву виделось в мечтах, как по всей России возникают крупные помещичьи высокотоварные хозяйства (типа прибалтийской мызы), на которых рвется работать толпа батраков. Вместо низкорентабельного зернового хозяйства в Нечерноземье приходит высокорентабельное животноводство, выращивание кормовых и технических культур. Однако рабочих рук в таком интенсивированном сельском хозяйстве нужно в десять раз меньше, чем в традиционном. И скажет тогда землевладелец батраку и арендатору: придется тебе, деревенщина, бросить дом, семью и уйти в городскую трущобу. Ведь ты теперь воистину свободен.
В Британии лишних земледельцев вешали как бродяг, собирали как пролетариев в города, где на средства, полученные от пиратства, работорговли и ограбления колоний создавались мануфактуры и фабрики. Но в России не было таких источников роста городского хозяйства. Поскольку обезземеливание крестьян предлагалось провести на всех огромных просторах нашей страны, то не было никакой надежды, что город поглотит высвободившуюся крестьянскую массу. В Ирландии раскрестьянивание и перевод сельского хозяйства на интенсивные рельсы завершилось гибелью четверти населения и эмиграцией трети. Наше многомиллионное крестьянство не имело возможности эмигрировать. Так что «освободительный проект», имей он успех, закончился бы колоссальной социальной трагедией.
Правда крестьянин, согласно муравьевскому проекту, мог выразить свое недовольство на выборах. Но возможности такого выражения были предусмотрительно ограничены. Первый вариант конституции предоставлял крестьянам-общинникам – «общим владельцам», по терминологии Муравьева, – весьма своеобразное избирательное право. «Все общество на сходке имеет право назначить одного избирателя с каждых 500 душ мужского пола, и сии избиратели, назначенные общими владельцами, подают голоса наравне с гражданами как уполномоченные целого общества, лишь только они предъявят поверительные грамоты своего общества, засвидетельствованные волостными старшинами». Во втором варианте конституции Муравьев расщедрился и к участию в выборах волостного старшины допустил всех граждан «без изъятия и различия». Великое достижение, крестьянина без ограничения подпустили к выбору самого низшего начальника – волостного старшины. А, кстати, в столь ненавидимое декабристами время Ивана Грозного крестьяне избирали всё волостное правление, и волостных старост, и судей, и губных старост, занимавшихся полицейскими делами.
Чем дальше в общественную систему, придуманную Н. Муравьевым, тем больше дров. В огромной неграмотной стране прожектер предполагал решать судом присяжных гражданские дела по искам на 25 рублей![56]56
Румянцев В. Б. И вышли на площадь.
[Закрыть] Это уже не мечта, а нечто близкое к бреду.
Захотел Муравьев в своем проекте подвергнуть страну беспощадной федерализации, порезав ее на полтора десятка «Держав», обладающих почти всеми атрибутами суверенной власти. Причем делить на почти что независимые государства предстояло и коренную Великороссию.
Вот список придуманных Держав, с указанием их столиц:
Ботническая – Гельсингфорс
Волховская – Город Святого Петра (Петербург),
Балтийская – Рига
Западная – Вильна (Литва)
Днепровская – Смоленск
Черноморская – Киев
Кавказская – Тифлис
Украинская – Харьков
Заволжская – Ярославль
Камская – Казань
Низовская – Саратов
Обийская – Тобольск
Сибирская – Иркутск
Московская область – Москва
Донская область – Черкасск
Столицей федеративной России предстояло стать Нижнему Новгороду. Здесь должна была заседать Дума. В неё избиралось бы по три гражданина от каждой Державы, два гражданина от Московской области и один – от Донской области. И эта веселая компания, в которой Обийская Держава имела больше представителей, чем Московская область, давала бы стране законы, формировала правительство и командование вооруженных сил.
Наводит на грустные мысли отсутствие в списке Держав многих областей Российской империи. Гродненские и минские земли то ли отдали Литве, присутствующей в виде Западной Державы, то ли подарили Польше, в списке Держав отсутствующей, то есть полностью независимой. Тот же вопрос насчет Волыни, Подолии – они, что тоже переданы независимой Польше? А кому подарили Кубань и Ставрополье? Черноморской киевской державе? Или сразу туркам? Вообще, где Урал, вся Северная Россия до Белого и Баренцева морей. Что случилось с русскими землями между Окой и Доном – их что сплавили в Украинскую Державу? Похоже, политическая муза прожектера витала далеко от грешной земли.
Очевидно, при победе такого проекта было достаточно одного мановения перстом, чтобы Россия превратилась бы не в федерацию, а в кровавое болото. Зажигательного материала оказалось бы предостаточно – Державы, делящие между собой земли, и крестьяне, «освобожденные» без земли и фактически без еды. Скорый крестьянский бунт, равный по мощи десятку пугачевских, разнес бы федеративную декабристскую Россию на сто тысяч деревень. Во главе каждой деревни встал бы батька-атаман, а во главе каждой Державы кучка дворянских революционеров. И каждая революционная кучка имела бы свои взгляды на развитие либерализма и демократии. И каждый батька-атаман посылал бы кучку либеральных руководителей, куда подальше. И жег бы ближайшие дворянские усадьбы, откуда приходили бы претенденты на деревенскую землю.
Павел Пестель, как и полагалось сыну губернатора, прославившегося своим волюнтаризмом, продвигал республиканский проект, которого боялись даже члены радикального Южного общества.
Хотя, как пишет Нечкина о Пестеле, «он высоко ценил личную свободу», однако хотел передать власть в России на 10–15 лет временному правительству с дикаторскими полномочиями. Способ формирования правительства был покрыт тайной. Ясно лишь то, кто бы его возглавил и чем бы оно занималось.
Всю землю России предстояло поделить на две части. «Одна половина получит наименование земли общественной, другая земли частной. Земля общественная будет всему волостному обществу совокупно-принадлежать и неприкосновенную его собственность составлять. Она ни продана, ни заложена быть не может. Она будет предназначена для доставления необходимого всем гражданам без изъятия и будет подлежать обладанию всех и каждого. Земли частные будут принадлежать казне или частным лицам, обладающим оными с полною свободою и право имеющим делать из оной, что им угодно. Сии земли, будучи предназначены для образования частной-собственности, служить будут к доставлению изобилия.»
Чем больше было у помещика земли, тем больше её должно было конфисковываться безвозмездно. «Если у помещика имеется 10 тыс. десятин земли или более, тогда отбирается у него половина земли без всякого возмездия». Из каких источников помещик должен получить возмещение за прочую изъятую у него землю, пестелевский проект предусмотрительно не сообщает.
Несмотря на внешнюю демократичность, здесь заложен взрывной материал не меньше, чем в конституции Н. Муравьева.
Крестьянин, имеющий вдоволь земли (ведь его доля увеличится от трети до половины всех российских земель) будет, тем не менее, жить натуральным хозяйством. На значительной части территории России у него не найдется ни времени, ни технических средств, чтобы обработать намного больше земли, чем он обрабатывал до этого. Землю, которую он имеет в распоряжении, он не сможет ни заложить, ни продать. Такой крестьянин будет худо-бедно кормиться сам, но не даст товарного хлеба для нужд города и государства, и никогда не пойдет в батраки к крупному землевладельцу, ведущему товарное хозяйство. В сельской России возникло бы мужицкое царство с большим количеством плохо обрабатываемых и просто необрабатываемых полей.
Помещик, который ранее давал товарное зерно, теперь лишится рабочей силы – ни крепостных, как раньше, ни батраков у него не будет. Вряд ли масса дворян, разом обедневшая от потери земель и рабочих рук, дождалась бы каких-то компенсаций от революционного правительства. Последнее, что помещику осталось бы, это продавать оставшиеся земли за бесценок. Но государство с пустой казной вряд ли стало бы покупать эту землю. И будет зарастать быльем вторая половина России.
В районах с благоприятными условиями для земледелия, где помещичья земля будет что-то стоить, местным помещикам вряд ли понравятся земельные конфискации – жди вооруженного сопротивления. Не будем забывать, что помещики представляли собой единственный образованный и способный к войне класс. Произошло бы возмущение воинской касты, помещиков, равное по силе нескольким смутам начала 17 в.
Жди вооруженного сопротивления и от крестьян, у которых государство будет заниматься реквизицией хлеба для нужд города и армии.
Пока диктатор рубил бы головы фрондирующих землевладельцев и добывал хлеб из мужиков, «личная свобода» должна была сохраняться где-то в идеально законсервированном виде.
Оригинально решал Пестель и национальный вопрос. Им предлагалось переселение кавказских народов вглубь России и, очевидно, русско-чеченская резня где-нибудь под Москвой. Евреев надлежало выселить в Малую Азию. Да, слишком уж сильно опередил свое время фюрер Пестель.
Если брать более близкие тому времени аналогии, то Пестель изрядно походил на смесь Робеспьера и Бонапарта. Но Робеспьер опирался так или иначе на радикальные круги французской буржуазии, успешно вызревшие в торговой и плодородной Франции. А Бонапарт возглавил созревание французской буржуазной нации, которой доставлял величие, военную добычу и контрибуции.
В России ничего подобного Пестеля не ожидало. Буржуазный класс у нас не вызрел до сих пор, не играл он большого значения даже в феврале 1917. И вряд ли военные и организационные таланты Пестеля были сравнимы с корсиканским гением. По крайней мере, в ходе подготовки к восстанию они никак не проявились.
Заметим, что будущие декабристы не могли договориться между собой ни в своих программных установках, ни, как показал декабрь 1825, в реальных действиях.
И как такие люди собирались управлять огромной страной, раскинувшейся на двенадцать часовых поясов?
Храбрые вояки-аристократы (среди которых рюриковичей было больше, чем во дворце) не знали России, ее природы, ее истории, ее геополитической ситуации, точно так же как и революционные интеллигенты начала 20 в., как и либеральные младореформаторы конца 20 в. И можно только удивляться тем умильным взорам, которые бросали либеральные и марксистские историки и публицисты на декабристские прожекты.
А теперь представим, что в одной части страны возобладали муравьевцы, в другой пестелевцы; в одной отбирают землю у крестьян, в другой у дворян, в одной провозглашают федерацию из пятнадцати Держав, в другой «единую и неделимую», в одной дают независимость Польше вместе со всеми землями, которые понадобились польским братьям, в другой переселяют кавказские народы в центр России… И при этом кавардаке, согласно революционного «Манифеста русскому народу», отменяется постоянная армия.
Победа декабристов в 1825 ввергла бы страну в хаос, больший чем она претерпела в 1917, потому что не было бы даже большевиков и железных дорог, которые не дали бы стране окончательно развалиться.
И уж «передовые страны» (они же по совместительству колониальные хищники) не замедлили бы воспользоваться Декабристской Смутой. Появись любой мало-мальски оснащенный пушками колонизатор, набери сипайскую армию, и делай из порядком обезлюдевшей России образцовые колонии.
Так уж получалось, что насилие свободолюбцев над российской верховной властью, начиная от убийства Павла, всегда было выгодно основному геополитическому конкуренту Российской империи – Британской империи.
На то, что англичане могли быть вовлечены через польские тайные общества в деятельность декабристов, указывает такой фрагмент из допроса Пестеля.
«В данных здесь ответах вы приводите весьма кратко слышанное от князя Яблоновского и Гродецкого, что Польское общество находится в сношениях с Английским правительством, от коего получает деньги; но умалчивается о подробностях сих сношений – и о лицах, чрез которых оные происходят, тогда как сами же рассказывали г. Юшневскому то же, но гораздо яснее, и именно, что в деле тайного общества принимает искреннее участие Английский Кабинет и обещает в нужном случае оказать содействие.»[57]57
Стариков Н. В. От декабристов до моджахедов. Кто кормил наших революционеров? СПб, 2009.
[Закрыть]
