Текст книги "Зачем я пошел в армию(СИ)"

Автор книги: Александр Терентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Знаешь Санечек, сидел я на скамеечке в суде, а рядом со мной два старпера таких грустных. Я их спрашиваю – че носы повесили? А они мне: «С хатами нас кинули...». И тут я понял – мои проблемы, это такая пыль! Ты только представь – двадцатку в этом дурдоме оттарабанить – и такой кидос под конец!..

За то, что Дениска посмел судиться с командиром, ему нарисовали несколько выговоров, причем два из них, пока он находился в отпуске. Но это обстоятельство нисколько не омрачило Денискин дембель...

В общем и целом, похождения в суд можно охарактеризовать одной фразой, сказанной мне тетечкой, работавшей в суде:

– Знаете, был у нас один военный – ему при увольнении жилье не додали, еще чего-то там. Так вот, он судился, судился и умер. Да, сердце не выдержало. Оставьте вы это. Это ж система...

Решив обдумать свои дальнейшие действия, я слег в госпиталь. Там меня с радостью встретил доктор Ливси:

– О! Товарищ Лаврентьев! Резать будем?

– А сколько дней на реабилитацию положено?

– Думаю, недели две тебе смогу выбить.

– Можете прям щас начинать!

– Ха-ха! Ты спешишь куда-то? Мы пока тебя к операции подготовим, не суетись.

Через неделю доктор Ливси меня прооперировал. Сама процедура оказалась хоть и неприятной, но вполне безболезненной. По ходу процесса доктор Ливси постоянно шутил и разговаривал со мной. Испытывая легкий дискомфорт от натянутой на лоб щеки, я на его шутки не реагировал и просто молчал. Тогда доктор забеспокоился:

– Саша, ты как там? Че молчишь? Совсем не могу понять – ты живой или притворяешься?

– Се намальна... – промычал я.

– Ну, слава Богу! Вот смотри, я че думаю: тебя по старинке резать или электроскальпелем? С одной стороны – на нож у меня рука набита. А с другой стороны – когда я еще электроскальпелем смогу поработать? Ну, Саш, че скажешь?

– Селано.

– Что?

– Поуй...

– Я так и думал! Леночка, подключай!

Через минуту в воздухе запахло паленым мясом.

– А щас Саша, я буду ломать тебе кость. Ты только сильно не дергайся если что! Хотя у тебя и не получится – не зря же мы тебя связали! Ха-ха!

Доктор Ливси не обманул – сквозь удары зубила я услышал хруст ломаемой кости.

– Саш, тебе че, не больно что-ли?

– Нэа...

– Я просто новую методику пробую. Нам на курсах советовали в два раза меньше обезболивающего вкалывать – потом лицо не так пухнет. А то знаешь: разнесет пациента как тыкву, аж самому потом страшно становится. Вот скоро и узнаем... А вот и она! Смотрите девочки, какая киста здоровенная!

Девочки-ассистентки с интересом разглядывали мою вскрытую физиономию. Я, стараясь выглядеть более миловидно, пытался улыбаться.

– Саш, че скалишься? Больно? На лучше, посмотри тоже.

Доктор Ливси сделал несколько ловких пассов руками и показал мне висящий на крючке кусок мяса, похожий на свежевырванный глаз.

– Ну че, Саш, зашивать будем? А ладно, можешь не отвечать...

Операция прошла успешно. Действие обезболивающего постепенно сходило, и я ощущал странную пульсацию внутри черепа. Казалось, что с каждым ударом пульса моя голова становится все меньше и меньше. В тот момент, когда она, по моим ощущениям, должна была совсем исчезнуть, я уснул.

Находясь под наблюдением на стационаре, я снова занялся обычным для госпиталя времяпровождением: чтением книг и размышлением. Об армии я больше не думал, так как все с ней для меня уже прояснилось. Меня стали одолевать более глобальные, более страшные мысли о судьбе России. Они осаждали меня, пугая своей навязчивостью и неотвратимостью. Не давали сна и покоя. И тогда меня осенило: чтобы избавиться от всех этих мыслей – надо передать их кому-то другому, пусть у него потом голова болит! Поэтому, как в старой русской поговорке: «Икота, икота – уйди на Федота, с Федота – на Якова, с Якова – на всякого!», я решил изложить эти мысли вслух. А если кто ими заразится – то это уже не моя забота.

Благо, ко мне подселили товарища с соседней роты, с которым я поделился своими соображениями по этому поводу. Им оказался еврей из Грозного Данила Громов, чья семья перед первой чеченской перебралась в Москву.

Все началось с игры в шахматы. Мой напарник так охарактеризовал это занятие:

– Шахматы чем хороши – далеко не всякий дибил в них играть будет!

За этим интеллектуальным занятием мы начали делиться друг с другом заразными мыслями о судьбе России. С точки зрения Данилы, социально-политическое устройство современной России неминуемо приведет ее к очередной катастрофе, наподобие революции или гражданской войны. Катастрофа эта, по его мнению, очистит Россию от грязи, и власть перейдет в руки настоящих патриотов. Сопровождаться все это будет, в том числе, и небольшим насилием. Однако, ничего плохого Данила в этом не видел, более того, по его мнению, показательные дефенестрации в некоторых ветвях власти, несомненно, пойдут стране во благо. В подтверждение, Данила сослался на историю, не раз показывающую, что для нашего государства это естественный и закономерный процесс, к которому он, Данила, собственно потихоньку и готовится.

Я с ним согласился в том, что система управления стала напоминать позднесоветскую, когда властная верхушка выстроила под себя привилегированный бюрократический аппарат, ставший самостоятельным правящим общественным классом, обслуживание которого легло на простых людей. Но при этом, нынешняя система имеет явно более циничный и извращенный характер, направленный на саморазрушение страны, проявляющийся в отчуждении и разобщении остальных слоев граждан от государства, представленного классом чиновников и казнокрадов. Однако, нужно любым способом избегать всяких революций, войн или других катаклизмов, потому как они, на мой взгляд, только усугубят сложившуюся ситуацию, а не разрешат ее. Хотя, против дефенестрации я не возражал. Заметив только, что в Китае вот например, чиновников регулярно отстреливают, и тем не менее, воровать продолжают.

– И у нас надо ввести расстрелы. Хотя бы в тестовом режиме. Уверен, большинство будет только за. Сейчас же есть такое – если за какой либо законопроект проголосует больше ста тыщ, то этот закон выносится на рассмотрение. Надо попробовать. Неужели ты думаешь, что эта гнилая система сама себя изменит, без силового вмешательства? – задал каверзный вопрос Данила.

– Ну, есть путь политической борьбы. Не нравится власть – создай свою партию.

– Можешь начинать! – рассмеялся Данила.

Конечно же, общались мы и на другие темы, но так или иначе, разговор всегда возвращался к размышлениям о политике. Например, вспоминая о героизме людей во время ВОВ, мы приходили к однозначному выводу: случись подобная война сейчас, мало кто проявил бы подобную жертвенность. Ибо тогда, люди со всех уголков огромной страны, куда запах войны даже и близко не донесся, сражались за идею, защищая свой дом, которым они эту самую страну и считали. Сейчас же, геройствовать ради получения всякими там капиталистами-олигархами дополнительных сверх прибылей мало кому захочется.

Уже перед выпиской Данила как-то задумчиво сказал:

– Хорошо все-таки, что тут фсбшники ленивые. В России за такие разговоры нами бы уже давно занялись...

Я же подумал – у каждого свои тараканы в голове. Гораздо подозрительнее, когда их совсем нет. Обычно это означает, что там никто не живет...

Доктор Ливси не обманул и выбил мне освобождение от всего аж на две недели. Светлый образ этого благородного эскулапа навсегда запечатлелся в моей скудной солдатской памяти.

Немного ошарашенный таким неожиданным отпуском, я с непривычки не знал чем заняться. Но быстро пришел в себя и с новой силой стал размышлять. Так, отказавшись от идеи революции и противоестественного изменения сложившейся системы отношений между государством и обычным гражданином, я решил обдумать реальность воплощения политической борьбы на практике.

Для начала, надо придумать серьезную программу. Ну, с этим вроде несложно: по внутренней политике – перво-наперво надо разобраться с доброй традицией класть под конец года на свежевыпавший снег нежный горячий асфальт. Так как еще ни одно из правительств России не смогло справиться с данной задачей, я решил, что политик, разрубивший этот гордиев узел, тут же станет популярным. К тому же, это серьезное подспорье для экономики – сбереженные таким образом средства послужат мощным толчком для внутреннего развития страны. А инновации, примененные на практике, в результате дадут новый виток внедрению нанотехнологий. А там уже и до промышленной добычи Не3 на Луне недалеко.

Второе – это, конечно же, борьба с коррупцией. Из многолетнего опыта ведения этой самой борьбы следует один простой вывод: так как коррупция постоянно побеждает, то сражаться с ней бесполезно – ее нужно возглавить! Но, в отличие от тех, кто ей уже заправляет, я решил возглавить ее как Горбачев, и, разрушить изнутри! А потом, следуя совету Данилы, использовать опыт Китая, с поправкой на российскую действительность.

Так, дальше – моя любимая судебная система. Тут можно хорошо продвинуться на идее приведения судебной власти к требованиям Конституционных норм. К тому же из интернетов я узнал, что по непонятной причине около 70 % граждан почему-то разочаровались в судебной системе после дела Васильевой, посчитав, что система правосудия жидко обделалась. На самом деле мало кто из граждан понял: им на наглядном примере показали что можно, и что нельзя различным сортам дорогих россиян. К самой Васильевой у меня претензий нет – по слухам половина всех сиделец в женских тюрьмах это главные бухгалтера и финансисты, которые, втайне от ничего не подозревающего руководства, проворачивали свои темные делишки, и справедливо остались крайними. Посадить же директора Васильевой вообще не представляется возможным: во-первых, нет оснований, но даже если предположить такие основания, то что получится? А вдруг он знал какие-то секретные тайны? В тюрьме то может и проговориться. А если он случайно самоповесится – то пойдут слухи, что эта должность проклятая и ни одного нормального человека на этот пост больше не заманишь. В конце концов – ну не строить же для него отдельную тюрьму как в Израиле!

Васильева же, в отличие, например, от Шавенковой, никого не убила и не узувечила, по крайней мере, ей это не вменялось. А народ, как оказалось, в большей степени негодует, когда воров отпускают по УДО, чем когда людей безнаказанно давят и калечат. На этой волне негодования можно неплохо поднять рейтинг популярности. Я даже слоган придумал: «Лаврентьева в президенты, Васильевых в арестанты!».

По внешней политике все очень просто: не надо мешать пиндосам провоцировать китайцев. Пусть сцепятся как следует, а мы потом обоим будем продавать оружие и ресурсы.

В завершение осталось придумать какую-нибудь красивую национальную идеологию. Первую мысль подобного рода, предложил президент, и звучала она так: «Конкурентноспособность во всем!». Выполнение этой идеи ударными темпами привело к тому, что под конец 2015 года по данным Росстата общая зависимость экономики от импорта достигла 90 %, а в некоторых отраслях – под 100%. Реализация первой идеи позволила президенту переключиться на другую: «Патриотизм во всем!». По армейскому опыту мне хорошо известно: как только начинаются разговоры о патриотизме – значит, от тебя хотят, чтобы ты сделал то, что находясь в здравом уме и трезвой памяти, никогда бы ни сделал, причем нахаляву. А с учетом опыта реализации первой национальной идеи мне даже страшно представить конечный результат второй.

В общем, немного подумав, я сформулировал свою национальную идею: «Справедливость во всем!». Идея, откровенно не новая, но явно актуальная. К тому же, у русских людей отчетливо прослеживается патологическое влечение к этой самой справедливости. Поэтому, начинающему политику грех этим не воспользоваться. Пытаясь развить данную мысль, я загнал себя в смысловой тупик: так как само по себе понятие справедливости довольно аморфное, то для целевого использования по назначению, его необходимо сформулировать и конкретизировать, чего никак не удавалось. Я решил пойти от обратного. Может, справедливость во всем наступит, когда мы избавимся от несправедливости? Почему-то сразу вспомнились крокодильи слезы Клинтонихи о Сибири, несправедливо доставшейся России. Над устранением этого недоразумения наши американские партнеры уже активно работают. Возможно, стоит поинтересоваться у них, что это за зверь и с чем его едят? Или отнять и поделить. Хотя нет, проходили уже... Или вот, олигархи – почти каждый согласится, что они несправедливо завладели народными заводами, газетами и пароходами, причем за счет этого самого народа. Но, нельзя не признать – все это проделано по закону. А отнимать честно наворованное тоже как-то несправедливо. Жить по законам? Да быстрее яблони на марсе зацветут. В общем, как ни крути – везде тупик. Поэтому я решил не заморачиваться, и поступить как с патриотизмом: «Справедливость во всем!» – а там каждый сам додумает, как ему нравится, главное – увлечь массы.

Ну и в качестве вишенки на тортике – написать серию статей с громкими заголовками, типа: «Россия не сосредотачивается, Россия рефлексирует». Для начала пойдет.

В общем, у меня неплохо получалось фантазировать о собственной партии, пока из интернетов я не узнал, что для продвижения этой самой партии потребуется как минимум миллионов пятнадцать правильных денег. Тут у меня пропала всякая охота заниматься политикой. После чего осенило: вся эта болтовня про политическую борьбу – разговоры в пользу бедных, для выпуска пара так сказать. Да и быть президентом в России – это как работать главврачом в дурдоме: дурдом никуда не денется, а вот умом наверняка тронешься. Правда, наверное, бонус за вредность неплохой.

Глубоко осмыслив открывшуюся мне истину, я, как и 90% нормальных простолюдинов, населяющих Россию, увидел из сложившейся ситуации лишь один выход: забить большой болт на государство и жить дальше своей жизнью. Развлечения ради, можно еще наблюдать, как оставшийся мизер, разделившись на два лагеря – либералов и патриотов, устраивает срач в интернетах и дерибанит из бюджетной кормушки все, что ни попадя. Видимо поэтому Россия до сих пор сосредотачивается, сосредотачивается, да все никак не высосредоточится...

Как я уже уяснил: идти в политику, чтобы выбить положенный по закону отдых – просто маразм. Поэтому я решил по примеру отцов-командиров, прокуроров-шмокуроров и судей-мудей наплевать на всякие там законы, приказы, уставы и прочую лабуду, и предоставлять себе выходные самостоятельно.

Окончательно выздоровев, я вышел на службу. К тому времени меня перевели в другой батальон. Найдя своего нового ротного, я ему в двух словах рассказал о себе, и почему я буду появляться на службе раз в десять дней. Привычно ожидая услышать в ответ истеричные вопли, я, однако, удивился реакции ротного. Товарищ капитан как-то устало посмотрел на меня и спокойно сказал:

– Да я вижу, какой тут едрючий велосипед устроили вместо армии. И тебя понимаю. Но вот смотри – из-за тебя сейчас будут моих сержантов и взводников сношать. А скоро премия годовая. Ты же сам знаешь – они сразу под приказ на лишение попадут. А люди тебя даже в глаза не видели. Давай, чисто по-человечески, сделаем так – ты пока походи на службу. Я тебя только к нарядам привлекать буду, до наряда – свободен, никто тебя не побеспокоит. Через месяц снова в отпуск уйдешь, а там глядишь – и уволят...

Растерявшись от неожиданности, я нашел предложение ротного достаточно мудрым, поэтому согласился.

Тем временем в части сменился командующий – на место Горячего прислали полковника Зеленого. Не будучи физиогномистом, увидев нового командира, я про себя отметил, что он, судя по всему, не то чтобы регулярно борется с зеленым Змием – скорее всего он с ним просто дружит. К такому же выводу пришли и мои товарищи, почему-то обрадовавшись этому обстоятельству. Рассуждали они просто: с таким другом новому командиру будет не до личного состава, поэтому можно спокойно нести службу, ни на что не отвлекаясь. Их радужные мечты разбились на тысячи мелких осколков в тот день, когда Зеленый, поборотый Змием, перед началом ПХД приказал для повышения боеготовности облачиться миротворцам в броню, вооружиться садово-шанцевым инвентарем, ломами и метлами, после чего в течение часа гонял батальон по части в тридцатиградусную жару. А чтобы личному составу головы не припекло, их покрыли стальными шлемами 1948 года выпуска.

Быстро вникнув в сложившуюся ситуацию, Зеленый решил сделать из дерьма конфету из вверенной ему части образец чистоты, порядка и процветания. Солдаты в усиленном режиме занялись побелкой, покраской, попилкой, подметалкой и тому подобным. Все люки в части выкрасили в красный цвет с белым горошком, трещины на стенах завесили патриотичными плакатами, с которых суровые контрабасы презрительно взирали на трудности и лишения. Надписи на плакатах лаконично гласили: «Служба по контракту – работа для настоящих мужчин!». Помимо этого, на каждом углу обновились стенды с душераздирающими лозунгами: «Мы чтим Суворова законы!», «Сам погибай – товарища выручай!», «Цели ясны, задачи поставлены», «Зри в части – семью, в начальнике – отца, в товарище – родного брата» и прочее. К реальности все эти высокопарные фразы никакого отношения не имели и вызывали у военных лишь презрительную ухмылку. У меня же, каждый раз при прочтении подобных мудростей, в голове возникал лишь один афоризм, определяющий окружающую действительность: «Жизнь дерьмо, а я – муха!».

Забота о чистоте и порядке не минула стороной и самих солдат. Всем приказали приобрести кучу разных нашивок для формы, естественно за свой счет. Положительное сальдо от этой операции по моим скромным прикидкам равнялось стоимости средней иномарки. На всю часть нашлось лишь несколько человек, принципиально отказавшихся сдавать деньги на нашивки, в том числе Дениска, ожидавший скоро дембеля, и я. Остальные же покорно сносили в кассу роты по полторы штуки.

– Ну не олени?! – возмущенно задавался риторическим вопросом Дениска.

Я же ничему уже не удивлялся и не возмущался. Потом и кровью выбитый отдых, любезно предоставленный ротным, благотворно влиял на все мое существо: я отоспался, успокоился, и стал смотреть на все философским взглядом. Перед смотром нашивок, мне молча выдали мой комплект. «Конечно же олени» – подумал я тогда, но не простые, а добровольные.

Пожалуй, стоит сказать пару слов о самих смотрах, несомненно являвшихся одним из сакральных армейских ритуалов. Помимо оружия солдаты на смотр брали все предусмотренное Уставом барахло: артефакты полувековой давности – вещмешок, палатку, котелок, лопатку и флягу. Вещмешок комплектовался сухпаем, , ложкой, ножом, чашкой, пуговицами и комплектом иголок с нитками. Обязательно тетрадка и конверты для писем. Писать родным послания из горящего танка. Все это добро приобреталось за свой счет, такая вот старая добрая традиция. Ну и хознабор конечно – маленький чехол с гребешком и набором иголок с нитками. И еще набор иголок с нитками в головном уборе. Причем этому набору всегда уделялось особое внимание – черная, белая, зеленая. ЧБЗ. И не дай Боже в другом порядке! Говорят, во времена ВОВ немецких шпионов вычисляли по квадратным шляпкам сапожных гвоздей на подошве сапог и нержавеющим скрепам в документах. Традиции остались, но слегка видоизменились – теперь диверсанта легко обнаружить, посмотрев в какой последовательности у него намотаны ниточки в кепке – если не ЧБЗ – беда тебе шпион! Отсношают точно. Наверное, поэтому солдат должен при себе иметь столько наборов иголок с правильно намотанными ниточками.

В общем, когда торговая операция с нашивками показала положительное сальдо, военным предложили добровольно скинуться на реставрацию бассейна. Всего-то по три штуки со штатной единицы. В Голливуде на эту тему сняли бы фильм «Загон оленей 2» с толстым намеком на продолжение.

Наблюдая за тем, как недовольные военные, бурча себе под нос нехорошие слова в адрес отцов-командиров, добровольно сдают денежку, я подумал, что солдатская душа полна противоречий. Изучением этих противоречий я и занялся в оставшееся до дембеля время.

Итак, по договоренности с ротным, я заступал только в наряды и только дневальным. Доверять оружие человеку, находящемуся в черном списке психолога никто не решался, поэтому мне просто выдавали штык нож и разрешали охранять ночной покой спящего личного состава. Вообще, заступать на суточное дежурство всего четыре раза в неделю, и при этом не привлекаться ни к каким другим мероприятиям, первое время казалось чем-то фантастическим. Ну, это как сорвать крупный куш в лотерее – все слышали, но ни у кого не получалось. В задачу дневального, помимо простаивания жизни возле КХО, входила еще уборка казармы, территории возле казармы и подработки на полигоне, оружейных складах, мусорках и все в таком духе. В свободное от щипания травы время, я размышлял на различные философские темы и проводил соцопросы. Все началось, когда мимо проходил Патифон, распевая народную украинскую песню:

– Чому я не сокииил? Чому нэ лэтаююю? Чому пэрэмогу за зраду вважаааю?

– Здарова Тимон! Слышь че?

– Че надо Тихий?

– Ты мне скажи – вот ты пятнадцать лет в армии. Как ты столько времени эту дрочь терпишь?

– Мля Тихий, раньше то по-другому все было. Раньше я на посты ходил, там люди меня знаешь как благодарили? Я еще выходные застал – один перед нарядом, другой после. Успевал все домашние дела переделывать. Мне на службу хотелось приходить. Пострелять любил. А щас че? Мужики, давайте быстрее мусорку уберем, и нам три часа выходных дадут! Да и то наобманут. Вот поэтому и убираем одну мусорку целый день. А вся эта членота баранья началась лет пять назад.

– Понятно. А вот война скоро начнется – пойдешь воевать?

– Ты че, болтанулся? Какая война?

– Сам ты болтанулся! Телик позырь – че в мире творится то. Я те говорю – после Украины мы следующие будем!

– Тихий, не нагнетай! Иди проспись!

– Не, ну а вдруг? Че, пойдешь?

– Не братан. У меня контракт скоро заканчивается. Какая война?

Отдав Родине пятнадцать лет жизни, сержант Тимон уволился по окончанию контракта. На комиссии отцы-командиры, уверенные, что такие динозавры как Тимон-Патифон будут служить пока не склеют ласты, всячески уговаривали его остаться, удивленно вопрошая:

– Тебе че, квартира не нужна?

– Не.

– Да мы твоим родителям благодарное письмо напишем! Оставайся!

– Не

– Сделаем тебя командиром отделения!

– Не.

– Замком!

– Не.

– Хочешь, прапора дадим?

Тимон задумался, и ответил:

– Тварищи полковники, давайте майора – тогда остаюсь.

– Да иди ты...

На прощание, Патифону Родина, в лице отцов-командиров, дала служебную характеристику, описывающую сержанта Тимона как редкостного утырка, не достойного службы в российской вооруженной армии. Тимон немного расстроился и напросился на прием к Зеленому, высказав ему следующее:

– Тварищ полковник! У меня за пятнадцать лет в армии ни одного взыскания. Ни разу не привлекался к дисциплинарной ответственности. Я – отличник по боевой и физической подготовке. У вас совесть есть такое писать?

Судя по всему, на тот момент у Зеленого еще имелась совесть, и, пристыженный, он пообещал дать Патифону нормальную характеристику. Из известных мне военных, Тимон оказался последним, кого при увольнении отцы-командиры не обхаяли в письменном виде. Похоже, Тимон забрал с собой последние остатки их совести. Остальным же увольняемым поголовно писали в характеристиках всякую хрень, неизменно добавляя: «К службе в Вооруженных Силах РФ как внутри, так и за ее пределами не готов». Вот такое вот «Благодарю за службу!». Меня, изрядно попившего командирской кровушки, подобная характеристика лишь развеселила. Однако немало парней, выступавших за часть в разных соревнованиях и отстаивавших честь российских миротворцев, почему-то ходило с недоуменными расстроенными физиями, как бы спрашивая: «А меня то за что?». А чтоб знал сука!

На самом же деле подобные действия являлись продуктом мозгового штурма высшего командного звена части 13666, питавшего глубокую уверенность в том, что страх получить говенную характеристику остановит поток желающих уволиться. Но, все вышло наоборот – к моменту моего увольнения недобор личного состава части составлял почти 25% от штатной численности. Лично на мне это сказалось следующим образом: из-за нехватки людей я заступал одновременно дневальным и в состав дежурного подразделения ПАТ. Из самого ПАТа выделялись люди, заступающие на охрану деревянного макета миротворческого поста на полигоне. А однажды я заступил дневальным, гранатометчиком в ПАТ и сторожем на полигон. Такой вот небольшой рекорд. А пока люди увольнялись, я продолжал свои статистические исследования.

– Серый, вот война скоро начнется – пойдешь? – обратился я к своему напарнику дневальному – добродушному мужичку, начавшему служить еще при СССР.

– Куда мне? Я ж итак еле хожу. Мне б дотянуть до увольнения...

Зэбаса, так звали моего напарника, Родина, в лице чинуш из регионального управления жилищным обеспечением, исключила из очереди нуждающихся в обеспечении жильем, сославшись на то, что какая-то компьютерная программа ошибочно вписала его личные данные и данные его семьи в эту самую очередь. Затем эта программа ошибочно выделила Зэбасу квартиру. Программа, наверное, называлась skynet. И вот, когда обрадованный старикан уже планировал увольняться, ему пришел бесплатный талон на получение губозакаталки с уникальной возможностью послужить Родине еще лет восемь. Вновь открывшиеся для Зэбаса перспективы вместо радостного ожидания погрузили его в состояние полной меланхолии и нигилизма.

В общем, ветераны отнекивались, ссылаясь на никудышнее здоровье и полную психологическую несовместимость с боевыми действиями, попутно высказывая крамольную мысль, что в случае начала войны, явившийся личный состав задрюкают до смерти всевозможными смотрами и проверками. Молодые же отвечали примерно так:

– Ну смотри, я умею копать, косить, белить, мусор убирать, а воевать не умею. Зачем мне на войну приходить, если меня просто на убой кинут?

Впрочем, встречались и исключения.

– Бузун, пойдешь на войну?

– Да, конечно. Я одному шакалу обещал завалить его при первой возможности...

Боевой дух личного состава части 13666 подвергался все новым испытаниям. Настало время валютного кризиса. По закону, военнослужащие, проходящие службу за границей Российской Федерации, получают денежное довольствие в валюте. Но, как известно, законы в вооруженной армии из-за нехватки времени никто не читает. Поэтому миротворцы и военнослужащие ГРВ получали денежное довольствие в российских рублях, и с них удерживали подходный налог, который с военнослужащих за границей удерживаться не должен. А еще при обмене на приднестровские рубли, ласково называемые пыриками, теряли около 10% на курсовой разнице. Когда же рубль в очередной раз показал свою деревянную сущность, реальная ценность российских денег в течение недели просела в три раза, а вскоре обменники вообще перестали их принимать. Не думаю, что можно словами описать выражение лиц военных в те дни. Эдакая смесь отчаяния, злости, надежды и безысходности. Говорящие головы в телевизоре уверяли граждан, что причин для беспокойства совершенно нет – ведь экономика телевизорной России не зависит от курса доллара. Но военнослужащие, чья зарплата при обмене обесценивалась в три раза, почему-то думали иначе. Наиболее ярким примером, характеризующим в то время отношение солдат ко всему окружающему, послужило одно происшествие на разводе суточного наряда. Среди военнослужащих деловито прохаживались звездоносцы с группы контроля, наугад опрашивая солдат на знание обязанностей. Проверяющий обратился к сержанту-ветерану с дежурным вопросом:

– Обязанности?

– Не знаю.

За годы службы солдат перечитывает, запоминает, забывает и снова перечитывает такое количество всяких разных инструкций и обязанностей, что не знать их он просто не может. Поэтому у проверяющего случилось небольшое утыкание. Каменное лицо сержанта выражало полную индифферентность к происходящему. Проверяющий решил попытать счастья еще раз.

– Ну, ты ж учил?

– Неа.

– Ну, хоть читал?

– Неа.

Поняв, что с сержантом ему не справиться, проверяющий слил нерадивого солдата начальнику штаба Калякину. Тот сразу же решил показать, как надо ставить на место строптивых военных:

– Товарищ сержант! Расскажите свои специальные должностные обязанности!

Сержант окинул Калякина безучастным взглядом, тяжело вздохнул и спокойно произнес:

– Тварищ полковник, вы курс видели? Какие обязанности?

Калякин, захлебываясь от злости, разразился гневной тирадой о предателях, ржавых гвоздях, увольнении и прочей ахинеи. И все. С тех пор солдат на разводе особо никто не опрашивал, а на все претензии отцов-командиров солдаты грустно отвечали:

– Вы курс видели?

Курс, впрочем, видели не все. Так, время от времени прибывало молодое пополнение. Малая часть с большой земли просачивалась через кишиневский аэропорт, остальные же набирались в основном из местных. Тех, кто прибывал с России, забрасывали вопросами:

– Вот скажи, нафига ты сюда приперся? Ты курс видел? Да тебя здесь засношают до смерти.

Новоиспеченные солдаты удивленно мотали головой, выражая полное недоумение. Тогда им доходчиво объясняли, что к чему, и они быстро паковали чемоданы обратно. Но некоторые оставались. Так, прибыл как-то парняга, родом из Приднестровья, но давно обжившийся в Москве. На все вопросы он радостно отвечал:

– Да я готов к жести! Я так и хотел!

При этом он демонстрировал железную непоколебимость своих намерений.

– А ты чем там, в армейке занимался? – спросил я его.

– Служил в должности оператора БПЛА – беспилотного летательного аппарата! – гордо произнес москвич.

– А тут будешь оператором БСЛ – большой саперной лопаты! – подбодрил я его, дружески похлопав по плечу.

Через месяц службы москвич перестал улыбаться и стал какой-то дерганный, а потом вообще куда-то пропал.

Приезжал как-то один пограничник. Послужив везде, где только можно, он каким-то чудом подженился на местной девчонке, а та перетащила его на свою историческую Родину – ПМР. К рассказам товарищей о нюансах миротворческой службы он отнесся скептически, сказав, что повидал много чего, и готов ко всему. При этом он достал заранее припасенные штурмовые перчатки и сопутствующую экипировку.

– Красава! – похвалил я его, – хороший прикид. Жаль только штурмовать тебе в основном придется собачьи какашки.

Погранец оказался парнем неглупым, и после двух недель службы стал высказывать вслух мысли, издали похожие на сожаление: