Текст книги "Зачем я пошел в армию(СИ)"

Автор книги: Александр Терентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Утром, из сообщений новостной службы ОБС и других телевизорных передач, я узнал, что же именно произошло:

В Задрищенском районе села Распупены приднестровцы установили то ли таможенную, то ли пограничную будку со всеми вытекающими. Как только это случилось, жители Распупен резко ощутили ущемление своих прав, свобод и много еще чего, поэтому собрались возле будки и путем народного вече стали решать, как дальше быть: то ли сжечь будку, то ли выбросить ее в мутные воды седого Днестра. Просматривая телевизорный репортаж с места событий, я отметил, что довольно много полицейских из комендатуры оказались коренными распупенцами. Остальные жители Распупен, все как на подбор, были, судя по всему, спортсменами – лысые, здоровые мужики в спортивных костюмах. В общем, пока распупенцы решали, что да как, приплыл приднестровский спецназ и своим присутствием добавил неопределенности и многозадачности в сложившуюся ситуацию. Примерно в это же время, в комендатуру стали прибывать полицейские, нешуточно переживающие за своих товарищей из Распупен. Как оказалось, приднестровские силовики добавили многозадачности и возле самой комендатуры, оцепив ее по периметру, и как бы намекая. Наверное, именно так и начинаются вооруженные конфликты – смотря телевизорную версию случившегося, меня посетила мысль, что если бы кто-то кинул возле распупенцев петарду, то народное вече в один миг превратилось бы экшн из разряда: мирные демонстранты расстреливают стреляющих по мирным демонстрантам. Так как все это действо происходило неподалеку от миротворческого поста, то ГОР комендатуры, в таких случаях, должен оперативно реагировать. По идее.

С криками: «Я за руль не сяду! Не сяду я!» водитель «Урала», кое-как объяснил, что водить его он не умеет, а в состав ГОРа водителем его поставили от балды. В дополнение, у оперативного БТРа один двигатель все никак не заводился, потому что двигатели столько не живут. Да и вообще...

Но, к счастью, оперативно реагировать не пришлось. Находясь в двойном оцеплении мы могли не переживать: если полицейские нас постреляют, то приднестровцы им отомстят. А раз так – то можно смело заканчивать ремонт казармы. Чем мы и занимались до ротации...

Погрузившись в «Урал», мы ждали Пифа, сдающего постовые ведомости коменданту. Старый долго смотрел на меня, затем не выдержал:

– Тихий!

– Че?

– Ну тебя на хрен с твоими снами!

– Согласен...

Трехсуточное дежурство заканчивалось ротацией, и с обеда до утра следующего дня личный состав обычно распускали по домам. На следующий день часть роты заступала во внутренний наряд, другая часть привлекалась к различным хозработам. Половина дня, перед следующей ротацией, также загружалась различными мероприятиями. А затем рота снова заступала на трое суток. Через пару месяцев я стал поднимать вопрос: Когда у меня будет выходной? На что отцы командиры удивленно на меня посмотрели и ответили:

– Ты че, очленел? Ты после ротации отдыхал полдня? Вот спасибо и скажи.

Да, такая вот членота баранья называлась выходным. Позже мне объяснили, что служба в миротворческом контингенте, сокращенно МС – это еще шара. Вот когда батальон переведут в Тирасполь, вот там начнется настоящий мрак. Год спустя от такой шары у меня потихоньку поехала кукушка. Но я решил не сдаваться, и держаться до последнего.

Пришло время ротации батальонов: один заступил в миротворческий контингент, другой – на службу в ГРВ – типа оперативную группу российских войск. Служба в ГРВ качественно отличалась от шары в МС следующим образом: к шести утра личный состав прибывал на зарядку, потом занятия, сводившиеся к разнообразным хозработам, основу которых составляла уборка мусора, щипание травы, побелка, покраска, попилка, копалка, курилка и т.д. и т.п. до двух часов дня. С двух до четырех солдатам предоставлялось личное время на обед. Вечером – заступление в суточный наряд. Под конец следующего дня наряд менялся, и, – на тебе отдых, аж до шести часов утра. И так каждый день. Целый год. Выходной, правда, немного отличался от других дней недели – просто физо до полудня, а потом до четырех вечера можно отдыхать. Физо конечно носило формальный характер – никто загонять себя в гроб не спешил. Но сам факт того, что нужно в пять утра ломиться на нахрен ни кому не нужное занятие, напрягал сурово. Конечно же, у некоторых слабаков сдавали нервы.

Обычно, вновь прибывшим, добрые люди тут же объясняли, что их ожидает. Как показывает статистика, две трети новобранцев думают поначалу, что их просто наобманывают, рассказывая всякие небылицы и страшилки. Но находились и другие. Прислали к нам как-то с большой воронежской земли сержанта Кураша. Тот, не будь дураком, послужил пару месяцев и сказал:

– Ну на член такую службу! Увольняюсь!

Курашу ответили:

– Какая проблема?! Пиши рапорт – через месяц уволим!

Сказано – да хрен сделано. Это ж армия. Через месяца полтора Кураш снова поднял данный вопрос. Его заверили, мол, все будет нормально, надо только подождать. Прошел еще месяц. Кураш занервничал. Оказалось, что рапорт потерялся, нужно написать еще раз. Написал. Прошел еще месяц. И тут Кураш понял, что его наобманывают. Поэтому он решил ускорить процедуру и не заступил в наряд. Его поругали, но не уволили. И Кураш принял единственное на его взгляд верное решение: он напился и пришел на службу. Не просто пришел, а так, чтобы каждый звездоносец его заметил и уяснил – да этот солдат пьян как скотина! Кстати, на счет пьянства – практически все миротворцы, с которыми мне довелось служить, почти не пили. По очень простой причине – некогда. Но были и исключения. И вот эти вот исключения пили тогда, когда им хотелось. Поэтому временами случалось всякое. Так и вот, Кураша сильно поругали, снова пообещали, что обязательно уволят и... ничего. Через полгода непосильных мытарств и страданий Кураш вместе с батальоном перешел на службу в ГРВ. Надо сказать, он оказался парнем с несгибаемым намерением – процесс забивания на службу с его стороны стал более регулярным и настойчивым. Получив годовую премию, Кураш, потерявший всякую надежду, улетел в Воронеж, не дожидаясь увольнения. Тут можно еще сказать пару слов о водителе-механике Мише Чайнике, вкалывавшем весь год как робокоп, но лишенном премии за несданное физо. Миша Чайник очень оскорбился тем фактом, что оказывается можно как Кураш, а мы, пытаясь поддержать Мишу в его горе, всячески посмеивались над ним, ласково называя его лошарой. Потом Кураш правда, все же прилетел, будучи уверенным что его наконец-то уволили. Но, как говорят в армии – член там! И тогда у парня сдали нервы. Он показушно пописал себе руки лезвием и, бегая по казарме, разбрызгивал кровищу с криками:

– Суки! Увольте меня! Лучше умереть, чем служить в этой дрочи! АААА!!!

Это было уже серьезно. Отцы командиры отправили Кураша на аттестацию. Специально собранная комиссия посовещалась и решила – судя по всему, этот солдат действительно не хочет служить. Не силком же его удерживать, поэтому надо пойти товарищу на встречу. И сержанта Кураша уволили. Через пару месяцев.

Да, как показывает практика, желание военнослужащего уволиться не является основанием для увольнения. Хотя Конституция и запрещает принудительный труд, но кто в армии читает какие-то Конституции? Не говоря уже об их соблюдении...

Опыт Кураша попробовали применить на практике и другие военнослужащие. Однако, попытка пройтись по протоптанной дорожке успеха не принесла. Всех кто желал уволиться заносили в черный список психолога, регулярно вызывали на обследования и тестирования. Также не допускали в наряды с оружием. При этом не считалось зазорным отправлять таких солдат на боевые стрельбы. Или ставить дневальными, нисколько не переживая за вверенные «психам» жизни спящих товарищей. Раз в год в часть приезжал психиатр с большой земли и лично осматривал всех военных. В первую очередь работал он с людьми из списка.

Сидел я как-то, значит, с товарищем Фоксом на приеме у психиатра. Выдал нам доктор врач разные тесты и попросил нарисовать несуществующее животное. Фокс тут же сообразил – вот он шанс! И нарисовал прикованного цепями к скале горящего в огне адского дьявола, пожираемого червями. Во всех тестах написал, что он слышит голоса, поддается гипнозу, плохо спит и думает, что дальнейшая жизнь ему ничего хорошего не сулит. С довольным видом Фокс зашел к психиатру. Заколебавшись ждать, когда же они там наговорятся, я собрался уходить. Но тут открылась дверь, и из кабинета вышел понурый Фокс.

– Ну че?

– Да ниче. Назвал меня балаболом и направил к психологу.

Штатную должность психолога занимала баба Ряба – профессиональная жена военного. Злые языки утверждали, будто она за свою карьеру сменила уже четырех мужей, каждый раз подбирая более звездатого и перспективного. На этот счет могу сказать так – свечку не держал. Но то, что крайний свой выбор баба Ряба остановила на генералиссимусе Горячем, подтвердить могу. Их лав стори не обсуждал только ленивый, коим я и являлся до сего момента. Поэтому, скажу только то, что знал со слов злопыхателей: будучи женатым, Горячий обвенчался с бабой Рябой в местной церквушке, расположенной на территории части.

Архипоп, заведующий сиим храмом божьим, раз в неделю читал на общем построении личного состава проповеди о том, что надо смириться, терпеть, не роптать и беспрекословно слушаться командиров, ибо сие действо является исключительно богоугодным. Аминь. Поначалу во время этих наставлений мне хотелось кричать: «И ты поп?!», но потом я привык к его болтовне и перестал обращать внимание.

Свидетелей назначили подобающих уровню мероприятия: Машку и начальника штаба Калякина. Машкой солдаты ласково называли замполита ГРВ Машэнко. Редко когда человека можно охарактеризовать одним словом, но Машэнко являл собой исключение. И если кто-то скажет: « Да Машка – просто рыжая гнида!», то это будет 100% попаданием.

Рядовой же состав на счет бракосочетания генералиссимуса сошелся во мнении, что это как-то не по-христиански. По части поползли слухи будто Горячий – сатанист. На этот счет достоверно сказать ничего не могу. Но данное событие вызывало определенный диссонанс между словами Горячего, частенько твердившего личному составу: «Семья для военного – это балласт, от которого нужно избавляться!» и собственно его поступками. Баба Ряба же, пользуясь новым статусом, по своему хотению включала в черные списки психолога всех, кто ей по какой-то причине не нравился, или чем-то не угодил. Отказался, например дежурный по КПП нести ей сумки до дому – в список! Ну и т.п., во всех смыслах т.п...

В общем, пока, Фокс общался с бабой Рябой, я беседовал с психиатром. Врачом оказался среднего возраста майор. Мы как-то быстро разговорились. Я пожаловался ему, он пожаловался мне. Спросил, зачем я вообще в армию пошел.

– Дибил... Наверное поэтому... – ответил я.

– Да не, ты нормальный, это я как специалист говорю. Вот тебе и печать в мед. книжку. Ну, удачи и скорейшего увольнения.

– Спасибо на добром слове.

Покинув в задумчивости пункт психологической поддержки, я по дороге встретил спешащего куда-то Старого.

– Тихий млять! Че у вас там опять случилось?

– А че случилось?

– Это я спрашиваю че случилось!

– Да ниче вроде ...

– Какой на член ниче?! Фокс вены себе вскрыл!

Старый, будучи командиром отделения, в котором числился Фокс, по Уставу нес за него персональную ответственность. Поэтому делал вид что переживал, иначе могли лишить премии, а если Фокс склеит ласты – то наверняка и должности.

– Да не гони Старый! Я вот только с ним болтал. К тому же он адекватный, он на такое не пойдет.

Старый сплюнул себе под ноги, и раздраженно бубня:

– Все вы млять адекватные, пока в армию не попадете... – пошел к психологу.

По пути в казарму мимо меня промчался комбат на бобике, потом такая же фигня с Машкой. «Видимо, что-то случилось» – подумал я.

Как выяснилось позже, Фокс достал бабу Рябу, и она пообещала, что будет лично хлопотать о созыве аттестационной комиссии по его увольнению. Но пока та соберется, пока там будут решать чего да как – в общем, уволят его нескоро. Тогда Фокс поинтересовался:

– А если я скажу, что вскрою себе вены, чтоб меня быстрей уволили?..

Свежая кровь Кураша еще будоражила своим дурманящим ароматом командирские умы. Отсюда и возникла небольшая паника. Для предотвращения подобных инсинуаций с комодами батальона провели срочное собрание, требуя более тщательной работы по воспитанию личного состава. Все комоды молча кивали головами, все, кроме Старого:

– И как их воспитывать? Премии их лишили, выходных нет, бить нельзя. Че вы от нас требуете, если вы их даже уволить не можете?

– Воспитывайте мать вашу! Вам Родина такие бабки платит! Воспитывайте!..

К слову, испробовав всевозможные варианты, Фокс плюнул на все, устроился на работу, и раз в десять дней приходил в часть отмечаться. Через год эпопея с армией для него закончилась.

Вообще с переводом и уж тем более с увольнением дело обстояло тяжко. Желающих оказалось много, и если бы всем пошли навстречу, то Родина осталась бы без защиты своих неразумных сыновей. Поэтому командование части делало все возможное, чтобы люди не увольнялись: лишало премии за любую фигню, лепило выговора за каждую мелочь, не предоставляло выходные от слова совсем, и постоянно гнобило личный состав по поводу и без – все это происходило на фоне непрекращающихся тупых хозработ и прочих мероприятий. Находились люди, которые просто забивали на службу и играли в десяточку, кое-кто из солдат сам решал, как часто ему появляться на службе, но основная масса ломалась и, покорно терпела все тяготы и лишения, засунув язык в одно место. Хотя нет, возмущались, конечно же, но за пределы курилки это возмущение никуда не выходило. В общем и целом моральное состояние большинства военных напоминало одно животное из анекдота: «Козел конечно весьма замученный, но жить будет».

Так как в вооруженной российской армии нельзя просто так взять и уволиться, люди изыскивали более экзотичные способы для решения этой задачи. Первое время, желающих все же увольняли, через год-полтора. Но потом прекратили. Затем пошла волна увольнений по семейным обстоятельствам, но и эту хитрость командование быстро раскусило и прикрыло. Тогда на помощь солдатам пришел сам случай.

Служил у нас один ефрейтор Миша, по кличе Грыша. Как известно, ефрейтором может стать только солдат, образцово исполняющий обязанности военной службы. И Миша Грыша не стал исключением. Но, как говорится, и ефрейторы тоже плачут – Миша Грыша постоянно боролся с двумя очень грозными противниками: самим собой и зеленым Змием. Так как двое на одного – нечестно, то в этой безжалостной борьбе Грыша частенько проигрывал. Но, как настоящий русский солдат, Грыша обладал несгибаемой силой духа, посему, несмотря на многочисленные поражения, он продолжал сражаться до последнего. Придет, бывало, Грыша на автопилоте в часть, весь избитый зеленным Змием, а там физо. И вот Грыша уже бежит три километра, падает, встает и снова бежит, проблюется возле елочки, утрется – и вперед! Другой бы сдался или умер, а Грыша умудрялся пробегать на отлично. Или взберется зачем-то Грыша на рукоход, доползет до самого верха, а дальше не может. Товарищи его подбадривают:

– Давай Грыша – я тебе два литра нефильтрованного выставлю!

– Не, грохнется...

– Грыша, не слушай их! Ты солдат российской армии! Вперед!

Грыша дрыгается из последних сил, перехватывает руками турник, цепляется за воздух и метром на секунду в квадрате падает оземь. Кто-то бы поломался, застонал от боли, а Грыша, все еще рефлекторно шевеля руками, просто сказал:

– Не получилось...

Когда Грыше до дембеля оставалось месяцев восемь, он разоткровенничался:

– Саня, я больше не могу...

Да, даже закаленный в суровых боях Миша Грыша пал духом. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболел у Грыши отец, и Грыша, взяв отпуск, вылетел на большую землю. Всеми любимая Украина уже перекрыла транзит всего из России, поэтому оставался только один путь отхода: через вражескую территорию, – кишиневский аэропорт. В отношении российских военных аэропорт работал по принципу – выпускай, но не впускай. Поэтому по обратному прилету Грышу благополучно депортировали. Надо сказать, что тут наши молдавские коллеги с правовой точки зрения действовали легально. Соглашение о миротворческой деятельности подразумевало присутствие военных только в составе миротворческого контингента. Военнослужащие же в составе ГРВ под это соглашение не подпадали, поэтому обоснованно депортировались из Молдовы. Вряд ли какая страна согласится впускать к себе военных потенциального противника. Грыша поначалу растерялся. Но после того, как в России его поставили на учет в военкомате, и стали выплачивать денежное довольствие, пока он дожидался прихода личного дела из Приднестровья, Грыша повеселел. А судя по срокам, личное дело именно шло. И тут снова проявилась легендарная солдатская смекалка: в массовом порядке военнослужащие стали писать рапорта на отпуск в Россию. Так как по упомянутым выше причинам, военных не переводили, то открывшееся в кишиневском аэропорту окно возможностей стало единственным способом для перевода и увольнения. И этой форточкой пользовались все кому не лень – от солдат и прапорщиков до офицеров. По российским новостям крутили душераздирающие ролики про то, как миротворцев давят со всех сторон, а злые молдавские пограничники и вовсе не пускают их, тем самым препятствуя процессу мирного урегулирования. И невдомек никому – да военные просто счастливы этим обстоятельством! Так что еще года полтора-два и беспокоиться вообще не о ком будет.

Вскоре командование запаниковало. Выход из ситуации нашли весьма простой и банальный – военным запретили проводить отпуск на территории России. Да, это незаконно, но когда и кого в армии волновали такие мелочи как соблюдение законов? В общем, поток отпускников заметно иссяк, но серьезно настроенные парни через суд добивались разрешения на проведение отпуска в России и успешно депортировались.

Некоторые находили весьма экзотические способы для увольнения, но они носили разовый, штучный характер. Так, например, служил я с товарищем Москвой. Как-то зимой Москва ни с того, ни с сего заявил:

– Засношала меня эта членота. Щас уволюсь, и поеду летом на море отдыхать. А вы и дальше здесь гнить будете!

Все тогда с него посмеялись, ибо понимали – если Москва и уволится к лету, то только годика через два. Но Москва удивил. Через пару недель его представили к увольнению, и спустя месяц он уже вышел на свободу. Естественно, такой экспресс метод очень заинтересовал других военнослужащих и Москву постоянно пытали: «Братан, как? КАК?!». Москва мялся и не особо хотел раскрывать тайну, но все же сдался:

– У меня ж мать и брат живут в Турции. Ну и я себе паспорт турецкий заимел. Правда, когда в армию устраивался, никому не сказал. А щас вот подошел к Машке и во всем признался. Сказал, мол, я – гражданин страны члена НАТы. Я не умею хранить секреты, я предам своих товарищей при первой возможности. Увольте меня.

В общем, Москва со своим паспортом неплохо доставил разленившимся фээсбэшникам. Понимая, что в случае разбирательства по существу, кому-то хорошо присунут, Москву уволили быстро и тихо. Пытаясь воспользоваться прецедентом, солдаты массово стали признаваться о наличии у них гражданств других государств: Молдовы и Украины. Так как паспорта ПМР нигде не признавались, служивые из местных всегда в загашнике имели запасной документ. Но не прокатило. На тот момент уже приняли изменения в законы, согласно которым в российской вооруженной армии могут служить иностранные граждане. А чтобы пресечь подобные инсинуации, Машка собрал личный состав части и выступил с пламенной речью, на грани истерики. Поначалу солдаты решили, что у Машки ПМС, но потом убедились – ничего страшного, просто очередной приступ красноречия.

– Все, кто хочет уволиться – предатели! Изменники Родины! Нам такие не нужны!

На вопрос:

– Почему тогда не увольняете?

Машка ответил по существу:

– Наберем узбеков – будете знать! Мне же вас жалко! Кому вы нужны за забором? Думаете, вас там кто-то ждет? Да вас даже на шлагбаум открывать-закрывать не посадят! Там вы станете отбросами общества! Только в армии у вас есть шанс выбиться в люди, а вы еще носом воротите. Армия – это стабильность! Неблагодарные вы, не буду говорить кто!

– Почему у нас выходных нет? – продолжали возмущаться солдаты.

– Вы сами виноваты! – парировал Машка, – Кто же вы служите в части постоянной готовности, поэтому вам выходные не положены!

Тут Машка, мягко говоря, немного приврал. Да, в российской армии есть части постоянной готовности, например РВСН или РЭБ. От обычной части они отличаются следующими признаками: в них служат только контрактники, они входят в засекреченный список таких частей и им выделяется повышенное финансирование. По законам, военнослужащие в таких частях имеют всего четыре выходных в месяц, остальное им компенсируется повышенной надбавкой к денежному довольствию. И если уж кто попал в такую часть, то он может рассчитывать только на то, что шесть дней в неделю его круглосуточно будут сношать, но только по боевой подготовке, а потом – день отдыха. Часть 13666 отвечала только одному признаку части постоянной готовности – в ней проходили службу только контрактники. Правда, имелось и пару срочников, но их от всех прятали. В остальном же дело обстояло так – в секретном перечне часть не значилась, повышенное финансирование ей не выделялось, военнослужащие получали обычное денежное довольствие, выходных не имели и круглосуточно вкалывали как крабы на галерах.

В общем, для поддержания боевого духа, Машка напоследок рассказал, что у нас тут не служба – а один шоколад. И кроме армии нам надеяться не на что.

К слову, служба в приднестровском филиале российской армии полна перспектив: во-первых, карьерный рост. Конечно, головокружительный скачок с лейтенанта до генерала как у министра обороны никто не обещал, но лет за шесть вполне реально дослужиться до ефрейтора, и... все. Не, ну кое-то и сержантом становился. И даже прапором. Но злые языки в таких случаях говорили про какой-то прейскурант. Достоверно не знаю, врать не буду. Зато ефрейторов, выходивших на пенсию с первой, второй тарифной сетки я повидал немало. Вторым перспективным фактором являлась главная армейская замануха – обеспечение жильем. Законодательством РФ предполагается, что отслужив определенный срок, военнослужащий получит от государства заветную жилплощадь. По идее. В реальности все обстояло немного иначе. До определенных изменений в законы, было примерно так: отслужил двадцать календарей – получаешь право на недвижимость. Или если дослужил до предельного срока – 45 лет. Или когда здоровья уже хватает только на то, чтобы таблетки принимать – то есть увольнение по заключению ВВК. Ну, если конечно соберешь все нужные справки, а иначе – хрен. Причем хрен вместо жилья выдавали не так уж и редко. А потом верховный главнокомандующий решил, что в сорок пять военный ягодка опять, поэтому надо служить до пятидесяти. И всем местным ветеранам, отмотавшим двадцатилетний срок в армии, и раскатавшим губу на скорое получение хатинки, эту саму губу пришлось подзакатать.

Да, вполне доходчиво так и пояснили: «Квартиры только после пятидесяти. Очередь не занимайте!». Старики, начинавшие службу со срочки, узнав, что получат они заветное жилье не в сорок лет, а еще через десять лет службы, преисполнились счастьем, радостью и благодарностью к Родине. Находились, конечно, везунчики, которые отслужив двадцать лет, становились инвалидами здоровья, а чаще еще и ума, и все ж таки выбивали себе квартиру. Но, тут тоже имелся подвох: заключение ВВК о непригодности к дальнейшей службе по состоянию здоровья получали не только лишь все, мало кто мог это сделать. И их менее удачливым товарищам оставалось лишь одно – терпеть и завидовать. Утешали они себя обсуждением чужих успехов, лелея в себе надежду на лучшее. Одна из таких бесед ветеранов мне особо запомнилась.

Наша рота шла на хозработы в парк боевых машин. Возглавляли строевую коробочку замки и комоды. Такие должности перепадали только старикам, и только за особые заслуги перед отечеством. А старики, собранные вместе, всегда начинают вспоминать прошлое.

– Серый, помнишь Лысого?

– Ну.

– Он успел хату себе по пределке выбить.

– Давно не видел. А откуда знаешь?

– Да сына его недавно встретил.

– И че, где живет?

– В Питере.

– Вместе с детьми?

– Не, Лысый умер. А хата детям осталась.

– Понятно. А за Албу не слышал? Он по ВВК уволился, ждал в Подмосковье квартиру.

– Слышал. Получил. Начал синячить и умер.

– А помнишь Седого. Он года два назад еще уволилися?

– С шестой роты?

– Да. Доходяга такой.

– Ну.

– Он же где-то в Мытищах хату получил, год пожил и сердце отказало...

В общем, пока мы добрались до парка, я подвел небольшую статистику: из девяти человек, помянутых ветеранами, семеро уже того, за двоих оставшихся точно никто сказать не мог, ибо их давно не видели. Но жильем все вроде обеспечены. Что же касается молодых, то они по закону могли рассчитывать на ипотеку. Но на деле обстояло немного иначе. Так, если кто и оставался служить дальше, то в основном ребята из местных. А внутренних паспортов у них не имелось. Поэтому влезать в ипотеку для них не было ни смысла, ни возможности. Тем же, кто получал внутренний паспорт, с задержкой в два-три года открывали накопительный счет. Счастливые обладатели оного тешили себя розовыми грезами о том, что к моменту увольнения на этот счет набежит много денег, и потом случится сбыча всех мечт. Но в России, по старой традиции, кучка рублей, словно в сказке, имеет обыкновение регулярно превращаться в тыкву... Помимо этого, об обеспечении военных жильем можно указать еще и на тот факт, что до сих пор не все ветераны ВОВ этим самым жильем обеспечены.

Что еще можно добавить о перспективах? Это здоровье. Каждый второй солдат, отслуживший более пяти лет, имел проблемы с ногами или спиной. А чаще и с тем и другим сразу. У тех же, кто задерживался в армии подольше, мед. книжка по толщине не уступала трехтомнику «Война и мир», наглядно отражая текущее состояние индивидуума. Каждый второй прихрамывал или переваливался – у кого чашечка вылезла, у кого нерв защемило. Ну и, соответственно, так как все болезни от головы, умственное здоровье солдат также оставляло желать лучшего.

Ну и напоследок можно сказать пару слов о семейной жизни: так как обычный солдат уходил на службу когда его родные еще спали, а приходил – когда уже спали, то не будет преувеличением сказать, что семейная жизнь, как таковая, для солдата переставала существовать. И если раньше мамы на вопрос ребенка:

– А где мой папа?

Отвечали:

– Твой папа в космосе, потому что космонавт.

То сейчас все гораздо упростилось:

– Нету! В армию забрали твоего папу!

Далеко не всякая женщина выдерживала такие отношения, поэтому семьи часто рушились, и где-то каждый второй военный разводился. Тех же, кто не успел обзавестись семьей до прихода в армию, эта печальная участь обходила стороной. Правда, вместе с возможностью обзавестись семьей в принципе.

Подытожить это небольшое отступление можно словами Джонни Рисыча:

– Служба в армии настолько престижна, что тебя потом даже на шлагбаум не возьмут...

Поэтому сообразительные товарищи, глядя на окружавшее их непотребство, старались любыми средствами уволиться или перевестись в Россию. У менее решительных и более терпеливых товарищей оставался лишь один выход – ждать и увольняться по окончанию контракта.

А пока контракт кончался, служба шла своим чередом: взамен старых командующих прибывали новые. Командующий миротворческим контингентом – полковник Печкин, тут же стал вникать в каждую мелочь: почему перегородки на заборах не на одном уровне, почему комендантский БТР пыльный, почему на бочке с водой нет плашки с печатью и все в таком духе. Командующий ОГРВ – полковник Горячий, по мелочам не разменивался – он тут же занялся боевой подготовкой. Вообще, еще до его приезда поползли слухи, что с большой земли прислали гения тактики и стратегии. Бонапарт с Кутузовым при сравнении с ним нервно курили в сторонке, а сам Суворов, будь бы он жив, уж точно признал бы его лучшим своим учеником. В общем, мне, как и остальным товарищам, невероятно повезло – мы имели счастье обучаться военной мудрости под руководством Горячего. Дабы не жадничать и не утаивать столь бесценный опыт, я поделюсь здесь секретами боевой подготовке от гуру.

Одним из видов суточного наряда являлся ПАТ – подразделение антитеррора. В случае нападения террористов, да и просто их появления – задача ПАТ состояла в оперативном реагировании, и уничтожении заразы прямо в зародыше, или на корню. А лучше и то и другое сразу. По идее. По факту же ПАТ представлял собой взвод военнослужащих, отряженный для проведения хозработ по части: уборка мусора, собирание собачьих какашек и прочее. Но все это не мешало пребывать ПАТу в постоянной готовности. Горячий не любил отрывать личный состав от трудовой деятельности, поэтому по тревоге ПАТ подрывали ночью. Проходило это следующим образом – включался свет, дневальный вяло кричал: «Тревога вроде...» и сонные тела, бубня себе под нос матюки, неспешно одевались и получали оружие. Минут через пятнадцать вооруженные и экипированные солдаты выстраивались перед казармой, и старший ПАТ их пересчитывал, а потом доводил: «Так, на первое КПП напали террористы». После чего, в полном составе, ПАТ пробегал триста метров до другой казармы, где находился дежурный по части, и уже там ПАТ получал боеприпасы к оружию. По моему скромному разумению этот без сомнения гениальный тактический ход должен вводить потенциального врага в полное недоумение. Итак, пока враг недоумевал, ПАТ снова выстраивался перед казармой дежурного, пересчитывался, погружал боеприпасы и начинал действовать. В общей сложности эта процедура длилась около получаса. И тут надо отметить мужество наряда по КПП, вооруженного только штык-ножами, и все это время сдерживающего натиск врага. После разгрома банд-формирований с ПАТом проводился разбор полетов. Личному составу доходчиво разъяснялось:

– Вы, кузнецы мать вашу! Не можете ни куя!

Причем как именно надо, никто из командиров сказать не мог. Я думаю, это делалось специально для того, чтобы у солдат развивалось логическое мышление и смекалка.

Помимо отражения нападений бесчисленных орд террористов, личный состав в лице гранатометчиков и снайперов обучался военной науке по дополнительной программе, организованной по принципу сборов. Собирались все гранатометчики части, и в течение месяца по двенадцать часов в день ходили в полной экипировке. А так как людей не хватало, то все это время гранатометчики находились в составе суточного наряда ПАТ. Двойная эффективность так сказать. Помимо отработки навыка хождения, случались и тактические занятия. Выведут, бывало, нас отцы командиры в чисто поле, выстроят в полный рост стрелковую цепь, и по сигналу бежим мы штурмовать условные окопы условного противника. Некоторые снайпера поначалу артачились: