Текст книги "Лавка колониальных товаров (СИ)"

Автор книги: Александр Барышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Группа не спеша и даже немного торжественно прошествовала на агору уже полную народа и скромно пристроилась сбоку. Правда, воины там предварительно кого-то немного разогнали, но это, нисходя к торжественности момента, мало кого волновало. Стратег со своего возвышения величественно кивнул. Бобров поприветствовал его поднятой рукой. Вот против стратега он ничего не имел, как, впрочем, и против всех остальных. Но ежели посягнули – получите. Действие равно противодействию – этот постулат никто не отменял.

Что там говорили с возвышения, Бобров не прислушивался. Прошка, шастающий в толпе потом все перескажет близко к тексту. А вот когда дошло до голосования, стало интереснее. Бобров уловил несколько брошенных в его сторону взглядов. Ненависти в них не сквозило, скорее заинтересованность из чего он сделал вывод, что остракизм ему сегодня вряд ли светит. То ли Агафон оказался таким влиятельным, то ли угроза Сереги так подействовала.

Цепочка голосующих продвигалась к пифосу и бросала внутрь свои черепки. Наконец она иссякла и архонты провозгласили конец голосования, содержимое пифоса высыпали на стол перед комиссией и та принялась возиться в груде черепков, сортируя их и раскладывая. Потом занялись подсчетом. Народ терпеливо ждал. Наконец самый почтенный из архонтов с длинной седой бородой, что, видимо, подчеркивало его статус, назвал народу имя несчастного подвергшегося остракизму. Имя Боброву с соратниками было совершенно неизвестно.

Бобров с Серегой переглянулись.

– Вот так закончилась наша эпопея с набегом, – резюмировал Бобров. – Пойдем, отдадим Агафону драхмы, даже если он здесь и ни при чем. Сделаем вид, что мы ему поверили, это поднимет его самооценку.

Серега хихикнул.

Жаркое лето

В спальне было уже жарко, хотя солнце еще толком и не встало. Сквозь деревянные жалюзи проникал отраженный от плит двора свет, ложась на потолок ровными полосками. Вставать не хотелось. Снаружи должно было быть еще хуже. Бобров повернулся на ложе. Простынь, втом месте, где никто не лежал, сохранила прохладу, и это было очень приятно.

– Златка, – позвал Бобров.

– М-м-м, – донеслось с другого края ложа.

Бобров приподнял голову из-за подушки, которая оказалась почему-то между ним и всей остальной кроватью. Надо сказать, что ложе себе Бобров заказал квадратное, чтобы иметь возможность спать и вдоль и поперек. И теперь его возлюбленная оказалась на другом краю вне досягаемости его рук. Бобров с досадой отбросил подушку. Картина, представившаяся его взору, вдохновила бы не только художника. Обнаженное девичье тело проступало в полумраке смутными очертаниями холмов и низин, переходящих друг в друга по столь плавным линиям, что взгляду просто не за что было зацепиться и он скользил, скользил… Златка пошевелилась, со стоном повернувшись на бок. Рисунок резко изменился. Плавно поднимающаяся линия бедра, круто упала вниз, к тонкой талии и опять стала подниматься. Струившаяся до этого вдоль спины чуть вьющаяся масса волос, упала на подушку, заслонив собой прелестнейшую головку.

Не в силах выдерживать больше такого издевательства Бобров пополз через ложе, намереваясь захватить Златку врасплох. И почти коснулся ее, когда она опять повернулась медленно-медленно и сквозь ворох льняных волос насмешливо глянул на Боброва смеющийся глаз.

– Нет, ну я так не играю, – обиженно сказал Бобров и сел на ложе, скрестив ноги.

Златка, откинув волосы назад, подперла рукой голову и посмотрела на него с интересом.

– Издеваешься, да? – сказал Бобров. – Отказываешь. Между прочим, герой жаждет любви. А его единственная женщина, священной обязанностью которой является как раз обеспечение этой самой любви, своей обязанностью злостно манкирует. Я буду жаловаться прямо собранию архонтов. Ты еще сильно пожалеешь. Ой, пожалеешь.

– Ладно, – подумав, ответила Златка. – Архонты, это конечно впечатляет. Считай, что этим ты меня просто ошеломил. Вынуждена подчиниться обстоятельствам. Приди ко мне, мой герой, – и она распростерлась на ложе, раскинув в стороны руки и ноги, и даже глаза закрыв для пущего правдоподобия.

– Ха-ха, – сказал Бобров, вставая. – Я тебе не верю, лицемерка.

Златка не выдержала и фыркнула. Обратно в образ ей уже не хотелось.

Она гибко встала, заставив Боброва замереть в восхищении, потянулась, отчего груди ее слегка приподнялись, в два шага достигла его, стоящего столбом и, обняв, впилась поцелуем в губы. Бобров понял, что сегодня ранней побудки не получится, как, впрочем, и вчера.

Через полчаса в дверь, представляющую собой довольно таки шаткую преграду, грубо постучали. Похоже, что ногой.

– Изыди, плебей, – лениво ответил Бобров с ложа.

Златка, лежа щекой на Бобровском животе, слегка приподняла голову и согласно кивнула.

– У нас гость, – поведал замогильный голос из-за двери. – Из будущего.

– Юрка, что ли? – спросил Бобров, однако, не двигаясь.

– Ук-кат-тал, – согласился голос. – Так что, выходи.

– У меня тут голая женщина, – сообщил Бобров.

– У всех голые женщины, – не согласился голос. – Но, тем не менее…

– Ладно, – сказал Бобров. – Твоя взяла. Где он сейчас? Небось, в таблинуме?

– Хе-хе, – ответил голос. – Вовсе даже в триклинии.

– Я пойду, маленькая, – извиняющимся тоном сказал Бобров. – Видишь, дела какие. Аты полежи еще, если хочешь.

– Нет уж, – сказала Златка. – Так просто ты от меня не отделаешься. Где мои шорты? И топик?

В триклинии действительно сидел Смелков и уже ел. Он поприветствовал входящих Боброва и Златку поднятием вилки. Серега сидел напротив и с интересом наблюдал за процессом. Юрка запил проглоченный кусок могучим глотком белого, отдышался и сказал:

– Все-таки, мужики, кормят у вас намного лучше.

– Чем где? – тут же спросил Серега.

– Чем у нас, – ответил находчивый Смелков и продолжил занятие.

Бобров вопросительно посмотрел на Серегу, мол, какого черта ты оторвал меня от интересного дела. Серега кивком показал на жующего Смелкова и развел руками. Бобров правильно понял, что надо было быстрее шевелиться, сел и тоже приготовился ждать. Златка, видя такое дело, фыркнула и вышла.

Наконец Смелков насытился и попытался вытереть руки о скатерть. Серега стукнул его по рукам и всучил салфетку.

– Откуда этот дикарь в нашей цивилизованной Элладе? – поинтересовался Бобров.

– Он из двадцатого века, шеф, – сказал Серега, подмигивая.

– Да ну вас, греки недоделанные, – сказал Юрка. – Не даете варвару проявить свою глубинную натуру. Может у вас и в портьеру сморкаться нельзя?

– Нет у нас портьер, – пригорюнился Серега. – Но специально для тебя – найдем.

– Хорошо, – сказал Смелков. – Ты пока поищи, а я шефу доклад учиню. Кстати, а где Вован? У меня к нему поручение.

– Вован в Гераклее, – ответил Серега. – Ежели все нормально, то послезавтра должон быть. Так что, если задержишься, он может тебя и застать.

Юрка подумал и кивнул. Потом раскрыл лежащую рядом пластиковую папку и откашлялся.

– Для начала. Шеф, в твоей квартире ремонт закончили. Как ты и говорил, без особого фанатизма. Но теперь она выглядит нарядно и свежо. Мебель, правда, старая. На новую указаний не было, а сам я не рискнул, потому что у нас вкусы разные. Балкон застеклили, окна поменяли. Вот тебе ключи, потому что замок я тоже сменил.

Теперь перейдем к делу. Что касаемо плавсредств. Бот покрасили, днище очистили, двигло перебрали. Выглядит теперь как картинка. Прикупили ялик-шестерку с местом и будкой. Будка во втором ряду, слева от дежурки. Затрачено на все про все жалких тысяча долларей. Да-да, Серега, такие сейчас цены. Потому что, если считать в купонах, то это надо на вес.

Теперь, что касаемо нашей с вами торговли. Значит, прошлое, то есть вы, поставляет нам пока три позиции. Это, конечно же, рыба, это оливковое масло, и совсем недавно мы стали брать вино. Начнем по порядку. Рыбы мы получаем примерно сто килограмм в день. Номенклатура зависит от сезона. В основном это, конечно камбала, ставрида и султанка. Все остальное в пределах статистической погрешности. Я так понял, катранов и прочих морских лисиц вы и сами не пропускаете.

Бобров, сидя напротив, задумчиво кивнул.

– Ага. Спешу уведомить, что все выбитые Вованом квоты, мы выбрали уже много раз, поэтому тащить улов на причал, где нас встречает вечно пьяный инспектор, стало чревато, хотя, если честно, мы никакого вреда тамошней экосистеме не наносим. Это потому, ну сами знаете почему. По этому поводу Вована я дождусь, и ему надо будет смотаться в Керчь и откоррумпировать тамошнюю Инспекцию, чтоб, значит, мы местного товарища могли вполне легально послать. А пока приходится извращаться и ходить разгружаться на Щитовую. И там платить приходится, хорошо, что пока немного. Так вот, по сути, до коей наконец добрались – в среднем за день получается до полутысячи долларов. Причем, если камбала, то и до тысячи может дойти. Есть у нас пара ресторанов, берут аж влет и откуда не спрашивают. Султанка тоже очень дорогая, тем более такая, которую мы предлагаем. Такой больше нигде нет. Не скажешь же клиенту, что она еще до нашей эры выловлена.

Вокруг невесело засмеялись.

– Итого, – сказал Юрка и перевернул лист. – Получается пятнадцать тысяч долларов. Это на рыбе. Теперь переходим к оливковому маслу. Почем вы его здесь берете, меня не волнует. Зато меня последнее время стал волновать объем. Я бы с удовольствием стал брать и по три амфоры, то есть, если по-местному, три метретеса или сто двадцать литров. Это на американские деньги уже сейчас потянет на три штуки. А ежели через день, то сорок пять в месяц.

– Да как не хрен делать, – сказал Серега. – Хоть пять амфор. Ты же там у себя столько просто не потянешь. Да и вытаскивать нашу тару будет сложно. Мы-то через портал протащим без проблем, а вот как тебе?

– А давайте уйдем от этих ваших амфор, – предложил Смелков. – И перейдем на возвратную тару в виде алюминиевых молочных бидонов на сорок литров. Они ведь герметично закрываются. Мы у себя заливаем их водой и топим на месте. Вы вытаскиваете, промываете, пропариваете и наполняете маслом. Сто двадцать литров – это как раз три амфоры. Только связывать надо, чтобы не потерялись.

– Мы прикинем, – сказал Бобров, который, в отличие от Сереги, категоричностью не грешил.

– Только не тяните с этим, – сказал Смелков и опять уткнулся в свои записи. – Теперь проясним вопросы, связанные с вином. Мы там нашли знатока, который технолог якобы на Инкерманском заводе и дали ему попробовать вашего вина, естественно, не называя источник. Так этот бедолага вел себя как алкоголик со стажем при виде бутылки водки. Вобщем, вино оказалось просто великолепным и такое, ежели в бутылках, выпускают только для избранных и в очень небольших количествах. А когда тот товарищ поинтересовался, сколько мы можем поставить и я ответил, что несколько ведер в неделю, его аж зашатало от жадности. Ну договорились встретиться, но телефонами не обменивались. Я потом тихо поинтересовался, кто окучивает завод, и что-то мне расхотелось с ними иметь дело. Так что на встречу я, пожалуй, не явлюсь.

А вот есть еще такие нехорошие ребята, которые устроились неподалеку в гараже и разливают в бутылки бормотуху. У них и этикетки фирменные и акцизные марки, и даже пробки из Испании. Вино только дерьмовое. Хорошо хоть не отрава. Так вот, мы с одним выпили, он поразился, откуда, говорит, такой нектар. Я ему толкую, что со старых виноградников и если хочет, я ему могу цистерну продать, но не всю и не сразу. Он захотел. Так что, мужики, обеспечите мне цистерну?

Бобров с Серегой переглянулись.

– Даже железнодорожную, – сказал Серега. – Но сам понимаешь…

– Не, железнодорожную не надо, – отмазался Смелков. – Я вообще-то имел в виду молочную.

– Ну молочную тебе вон Андрей нальет и на его запасах это даже не скажется. А вообще можем даже с Хиоса привезти, но там оно уж очень дорогое. А местное практически даром. Что такое восемь-девять драхм за амфору. Слушай, Юр, а может завести через подставных лиц фирменную торговлю?

– Это как? – не понял Смелков.

Бобров тоже с интересом посмотрел на Серегу.

– Да очень просто. Мы заказываем нашим гончарам литровые амфоры в количестве, положим, тысячи штук, заполняем содержимым, замазываем горлышко смолой и опечатываем. Ну а вы, соответственно, клеите классную этикетку, марку и гоните это количество в Москву. Ну а там в какой-нибудь роскошный магазин. Думаешь не возьмут? Могу даже документ от ареопага предоставить.

Смелков хрюкнул.

– С ареопагом это ты погорячился. А вообще конечно мысль занятная. С бумагами, что-нибудь придумать можно, это не проблема. Труднее всего будет на границе – там такое жлобье стоит, что даже просто проехать страшно, а уж с товаром… Но аутентичное херсонесское… Никто ведь не поверит. Ладно, я там посоветуюсь кое с кем. Теперь, огласите ваш список.

– А что наш список, – пожал плечами Серега. – У нас общество, в отличие от вашего, стабильное, пристрастия практически не меняются…

– Так что, то же самое что ли? – перебил его Смелков.

– Ну да, только фитилей для керосиновых ламп побольше. А то мы опарафинились здесь по самые уши.

– Фитили, – повторил Юрка, записывая. – Дизтопливо надо?

– Бочку, – сказал Серега. – Или лучше две? Да, и бензинчик. Тоже, пожалуй, бочку. Ты пиши, пиши.

В результате стабильное общество с неменяющимися пристрастиями назаказывало Юрке такой список, что у него кончился блокнот.

– Все, – сказал Смелков. – Отвали, бондарь. Иди в будущее и живи там. А то, понимаешь, все норовит совместить. И на ёлку влезть и не уколоться.

– Юрик, – вдруг сказал Бобров. – У тебя свободной тысчонки на недельку не найдется?

И Смелков и Серега посмотрели на шефа с недоумением.

– Хочу в будущем погулять, – пояснил свои слова Бобров. – И девушке своей показать, как не надо жить. А то, понимаешь, не ценит она настоящее.

– Ну что ж, – рассудительно сказал Смелков. – Для таких целей конечно найдем. Со мной пойдете?

– Ну да. А тебя какое плавсредство будет забирать?

– Шестерка. В принципе мы там все поместимся. Вот как только вас подать. А то нарисуетесь прямо из глубин. У народа могут возникнуть ненужные вопросы.

– А не фиг народу любопытствовать. Возьмем надувной матрас, надуем его и будем делать вид, что мы только что приплыли с Песочного. А ты представишь нас как своих знакомых.

Юрка с сомнением покрутил головой и сказал:

– Ну ладно.

Когда Бобров оповестил о договоренности подругу, она сначала обрадовалась, а потом жутко испугалась. Буквально до дрожи. Ее пугало все, начиная от необходимости нырять до косых взглядов на улицах. Бобров всячески ее успокаивал. Ничего не помогало. Тогда он прибегнул к последнему средству, к которому вообще еще ни разу не обращался.

– Злата, – спросил он. – Ты меня любишь? Или ты готова бросить меня одного, потому что чего-то там боишься?

Златка, забыв про свои страхи, ахнула и кинулась Боброву на шею, едва не утопив его в слезах, бормоча, что она готова скорее подставить шею под меч. Тут уже перепугался сам Бобров, про себя проклиная свои воспитательные методы и свое решение пожить немного в будущем на широкую ногу, как он это понимал. Вобщем, примирение было бурным и закончилось далеко за полночь за полной неспособностью обоих к физическим действиям.

На следующий день Златка, слегка осунувшаяся и с темными кругами под глазами, стала перебирать свой гардероб и пришла к выводу, что ей совершенно нечего надеть, о чем и было заявлено Боброву. Бобров сказал, что он об этом уже думал и пусть она прихватите собой только топик и шорты. Все остальное, необходимое они прикупят на месте по мере надобности. Златка тут же размечталась о новых хламидах и столах. Бобров только посмеивался.

Вован появился почти точно по расписанию. Ближе к вечеру Боброву доложили, что на горизонте показался парус. Ветер дул от берега и корабль шел по направлению куда-то к мысу Лукулл. Бобров прекрасно знал, что к такой крутой лавировке способны только его корабли, и точно, корабль резко поменял курс на девяносто градусов, по-прежнему идя мимо гавани, но теперь уже в северо-восточном направлении. Наконец он приблизился настолько, что даже без подзорной трубы можно было с уверенностью распознать Вованову трехмачтовую шхуну. Таких гигантов, с таким вооружением, да еще и с длиннющим бушпритом местные верфи не рожали. Хотя, конечно, триеры встречались и подлиннее.

Корабль заложил последний галс от траверза городского мыса и пошел прямо в бухту. Прекрасно было видно как на палубе суетились матросы. Заходящее солнце делало паруса светящимися, а сам корабль окутанный мистическим флером. Зайдя в бухту, корабль взял на гитовы фок– и грот-трисели и под бизанью и кливерами, медленно разворачиваясь, подошел к пристани. Встречающие вывесили кранцы и борт мягко соприкоснулся с деревянным настилом.

– Кливера и бизань долой! – послышался энергичный голос и Вован подошел к борту.

– Здорово, – сказал он. – Ба, и Юрик здесь. Выгружаться завтра станем. Ничего скоропортящегося у меня в трюмах нет. Кормить будете, а то от самой Гераклеи ничего толкового не ел? И вахтенным не забудьте принести.

На следующий же день Вован отправился в свое время, не без внутреннего сопротивления, уж очень ему не хотелось тащиться в Керчь и кому-то там втюхивать взятку и это после того, как он, уважаемый всеми капитан, привел свой корабль не откуда-нибудь, а из Гераклеи через весь черный Понт. Но Смелков был безжалостен. Понт оно, конечно, Понт, но деньги нужны и рыба тут товар не из последних. Вован выражал недовольство, не без того, но негромко, потому что тоже был с понятием.

Вобщем вечерком, когда по идее все должны были угомониться как на этой так и на той стороне портала, в воду осторожно опустили три амфоры с маслом, одну с вином прошлогоднего урожая и сетчатый мешок с рыбой, в котором преобладала дефицитная камбала, увидев которую рыбинспектор точно бы лишился чувств. Первыми в воду пошли Бобров со Златкой. Бобров сказал, что им надо осмотреться и успеть надуть матрас. Смелков с Вованом выждали минут десять и отправились следом. Матрас в надутом состоянии уже покачивался на воде, а на нем возлежала Златка в сплошном купальнике, чтобы не путаться в завязках, который был ей жутко непривычен, и с любопытством оглядывалась по сторонам. Обрыв за спиной мало чем отличался оттого, который она только что оставила в прошлом. А вот на той стороне бухты и немного влево далеко протянулась какая-то белая стена с черными точками.

– Что это там? – спросила Златка, показывая втом направлении.

Бобров на минутку оторвался от распутывания шнура на пакете с одеждой.

– А, это дома такие. Только далеко очень.

– Дома? – Златка сделала большие глаза. – Больше нашего?

– Наш, – назидательно сказал Бобров. – По сравнению с ними обычная хижина.

– А это что такое? – она даже сползла с матраса в воду.

Мимо, тарахтя мотором, заходил в бухту ял-четверка.

– Это лодка с мотором, – терпеливо разъяснил Бобров. – За нами должна прийти примерно такая же. Юрик, – он показал на Смелкова, сидящего на камне, высунувшись по пояс из воды, – договорился как раз на это время.

– Договорился, – буркнул Смелков, – а их все нет. Вот уберу с Доски Почета – будут знать.

– Ты их лучше квартальной премии лиши, – сказал молчавший доселе Вован.

Наконец из глубины бухты раздался звук мотора, и из-за ржавого корпуса, по-прежнему торчащего у берега, показался белый ял с черной полосой вдоль ватерлинии.

– Ну наконец-то, – облегченно сказал Смелков. – Только, граждане учтите, что мы сначала на Щитовую, чтобы сгрузить рыбу, а только потом на причал.

Ял подошел и сидящий за рулем сразу стал оправдываться.

– Я с тобой потом разберусь, – зловеще пообещал ему Смелков. – Цепляй буек. Поехали.

Рыбу моментально перенесли в поджидавший «каблучок», который тут же уехал. А ял потащился на стоянку.

Златка, все это время прижимающаяся к Боброву и смотревшая на окружающее большими глазами, так же молча, совершенно не реагируя на присутствующего в будке, правда, отвернувшегося Смелкова, переоделась и пошла к стоянке автомобилей. Закрытая потертая колесница, называвшаяся в молодости «Москвичом», впечатлила ее гораздо больше катера. Расположившись рядом с Бобровым на стареньком сиденье, с трудом втиснув длинные ноги и упираясь коленками в переднюю спинку, она спросила шепотом:

– А где лошади у этой колесницы?

Бобров наклонился к розовому ушку:

– Я все тебе потом расскажу.

Шофер, совершенно незнакомый Боброву парень, некоторое время назад ошарашенно пялящийся на Златку, повернул ключ, мотор басовито рыкнул, и девушка испуганно прижалась к Боброву. Тот успокаивающе погладил ее по руке. В это время скрежетнула коробка передач и транспортное средство довольно резво взяло с места.

– Ой, – сказала Златка, естественно, по-гречески.

Хорошо, что шофер не слышал. Шоком это для него бы не стало, но информацию к размышлению он бы получил. Бобров погрозил Златке пальцем и она понятливо кивнула.

Слева тянулся малоприглядный забор, огораживающий причал, избитая дорога плавно лезла вверх. После проходной воинской части справа вылез совсем уже страшный забор, секции которого валились в обе стороны, напоминая траекторию движения пьяного. Дорога повернула вправо и полезла в гору круче. Когда подъем закончился, слева, от стоянки вырулил полупустой троллейбус. Златка, увидев огромную, по ее понятиям повозку, едущую совершенно самостоятельно, без лошадей и возничего, пришла в страшное возбуждение, и Бобров прижал ее к себе, успокаивая. На тротуарах появились люди. Ближе к площади людской поток густел все больше, пока не превратился в сплошной водоворот.

– Останови здесь, – попросил Бобров и тронул за плечо Смелкова. – Созвонимся. Всем пока.

Златка прижалась к Боброву, со страхом и любопытством оглядываясь вокруг. Но с каждым шагом страха становилось меньше, а любопытства наоборот больше, тем более, что внимания на них никто не обращал. На площади бурлил импровизированный базар, где продавалось и покупалось все. Основу, конечно составляли продукты. Зелень, овощи, фрукты – все, что росло на местных дачах. А также растительное масло, сыры, колбасы, всякая рыба и прочее, и прочее, и прочее. Ряды ящиков, коробок и просто газетна асфальте составляли улочки и переулки, где бродили покупатели, с трудом протискиваясь мимо друг друга. Бобров сам совершенно отвык от этого гвалта и даже сначала несколько растерялся. Что уж говорить о совершенно непривычной к такому девушке.

Бобров же просто хотел купить что-нибудь поесть, потому что пребывая в нетерпении совершенно забыл прихватить с собой хотя бы свежей рыбы. Решение пришло довольно быстро. Оно, конечно, было далеко не оптимальным, но другого он не придумал. Бобров оттащил Златку в сторону, к стенке какого-то киоска, где было относительно свободно, велел стоять, никуда не отходить и ни с кем не разговаривать, а сам ввинтился в толпу.

Отсутствовал он буквально полчаса, но за это время рядом с девушкой нарисовались двое юнцов. Как они ее заметили в такой толпе? Бобров успел самодовольно подумать, что Златку нельзя было не заметить, слишком уж ярко она выглядела. Одета девушка была как многие, и это в глаза не бросалось совершенно. А вот гордая посадка головы на высокой шее, масса светло-русых слегка вьющихся волос, схваченных сзади черной лентой, высокая грудь едва прикрытая белым топиком, гладкий загорелый живот и длинные ноги под несерьезными шортами. И это не считая ярко-зеленых глаз в пол-лица.

Естественно, что парни сделали стойку. Тем более, что рядом никого не просматривалось и создавалось ощущение, что эта роскошная девица вообще никому не принадлежит.

– Ну, чо, телка, пошли, – предложил самый развязный.

Второй, менее смелый только гыгыкнул.

Златка смотрела молча, но не затравлено. В это время сбоку подошел Бобров, аккуратно взял ее за руку, и повел за собой. Златка послушно пошла следом, но в последний момент обернулась и посмотрела на парней очень нехорошим взглядом. Запоминающим таким.

Двое в первый момент даже растерялись. Никто на этой площади еще столь нагло не уводил у них почти законную добычу. Да и девочка была очень уж завлекательная.

– Эй ты! – окликнул Боброва первый. – Ну-ка, постой.

– Это вы мне? – вроде бы удивленно спросил Бобров, останавливаясь.

– Тебе, тебе, – парень едва не налетел на Боброва и вынужден был затормозить.

Но Бобров как-то сразу оказался к нему едва ли не вплотную, быстро сунул руку назад под выпущенную рубашку и оппонент почувствовал вдруг укол под подбородок. Скосив глаза вниз, он увидел в руке Боброва узкий, отливающий синевой кинжал.

– Э-э, – прохрипел он, сразу позабыв за чем шел, и попытался отодвинуться.

Но Бобров левой рукой придержал его за пояс, опустив руку с кинжалом, и парень почувствовал укол теперь уже в области паха. У него глаза полезли на лоб, и он слабо прошептал:

– Н-не надо.

Бобров, не обращая внимания, спросил не оборачиваясь:

– Златка, как ты там?

– Все в порядке, шеф, – отрапортовала девчонка только что разбившая коленом лицо второго, после того как тот согнулся, получив твердым кулачком в живот. – Мне его добить?

Самое интересное было в том, что на эту сцену никто старательно не обращал внимания. Видно народ уже приучили к разборкам, хотя как Бобров помнил, еще прошлым летом нашлись бы неравнодушные и интересующиеся.

– Да нет, – сказал Бобров. – Пусть живет. Пока. И ты, – обратился он к своему клиенту, – поживешь, если не попадешься больше. Учти, убивать не буду, но евнухом сделаю. Надеюсь, знаешь, что такое евнух?

Бобров неуловимым движением убрал кинжал, подхватил девушку и исчез в толпе.

Приключение спокойствия не прибавило. Что же это стало твориться в последнее время, если такие отморозки пристают к людям среди белого дня. Боброву очень захотелось переправить сюда свой отряд и пройтись по улицам микрорайона широкой сетью. Наверняка улов будет неплохим. На всякий случай Бобров, увлекая за собой Златку, прошел немного в другую сторону, резко свернул за угол, проверился и уже спокойно зашагал к дому. Тут и было-то метров двести.

Возбужденная происшествием Златка уже не очень-то обращала внимание на попадающиеся на каждом углу чудеса. Ее больше возмущало, что Бобров, который казался ей чуть ли не столпом общества, здесь оказывается не имел того влияния, если какие-то явно мелкие бандиты посмели приставать к его женщине и непочтительно отзывались о самом Боброве, а не валялись в пыли, умоляя о пощаде. Впрочем, скорая и жестокая расправа Златку немного успокоила. А совсем она успокоилась, когда Бобров распахнул перед ней двери своего жилища. Юрка постарался, и двери были двойные, причем наружная из трехмиллиметровой стали. Узенькая прихожая девушку не впечатлила. Однако, когда вошедший следом Бобров щелкнул выключателем и под потолком вспыхнула яркая лампочка, Златка вскрикнула, закрылась руками и присела. Бобров усмехнулся:

– Златка, ты же только что была очень смелой.

– Там были люди, – жалобно сказала девушка, прижимаясь к Боброву и косясь на лампочку. – А здесь боги.

А вот включенный Бобровым холодильник, с тут же покрывшейся инеем морозильной камерой, вызвал у нее восторг. Бобров сгрузил туда принесенные с собой продукты и налил в формочку для льда воды. А потом с улыбкой смотрел, как Златка каждую минуту открывала дверцу, чтобы посмотреть, не застыл ли лед. Хорошо, что ее отвлекла газовая печка. Она как завороженная уставилась на синий огонь, пока Бобров не закрыл его чайником.

– Я и раньше знала, что ты сын богов, – сказала она с придыханием. – У тебя здесь столько непостижимых чудес.

– Может быть, – ответил Бобров. – Я как-то над этим не задумывался.

Златка осторожно пошла исследовать квартиру, с опаской заглядывая в каждую дверь и вдруг затихла. Бобров заглянул в темную комнату. Девушка стояла у окна и, вцепившись в подоконник, внимательно следила, как в высоком доме напротив одно за другим загораются окна. Вспыхивающие желтым прямоугольники словно заколдовали ее и Бобров, неслышно подойдя сзади, некоторое время не касался Златки, чтобы, не дай Бог, не напугать, не развеять ненароком атмосферу загадочности и очарования.

Потом он все-таки осторожно коснулся ее плеч и прошептал:

– Пойдем, милая.

Златка глубоко вздохнула, отрываясь от заворожившего ее зрелища, и сказала тихо:

– Как у тебя здесь красиво, – и еще раз вздохнула, как всхлипнула.

Кухня стараниями Смелкова выглядела очень уютной, несмотря на старую мебель. На плите шумел чайник, Бобров азартно резал овощи для салата. Златка порывалась ему помогать, считая это своей обязанностью, но Бобров пресек это, сказав:

– Тебе положено сидеть и созерцать. Или ты забыла, кто ты?

– А кто я? – удивилась Златка.

– Как? – Бобров даже нож опустил. – Ты что ж, не знаешь? Ты же красивейшая девушка Херсонеса и окрестностей, и к тому же практически царица. Ну ладно, не царица, этот титул греки слишком затерли. А вот графиня – это точно.

Златка слегка порозовела – видно считаться красивейшей девушкой Херсонеса было приятно.

– А кто такая графиня? – спросила она немного погодя.

– Ну это, – Бобров неопределенно повел в воздухе ножом. – Владелица укрепленного дома, называемого замком, и окрестностей на несколько дней пути.

Златка пригорюнилась.

– Ну и какая же я тогда графиня? У меня же ничего нет.

– Как это нет, – произнес Бобров с металлом в голосе и решительно рубанул по огурцу. – У тебя есть муж, который вскоре будет иметь все это вместе с тобой, а когда он умрет, все это будет твое.

– Не хочу я быть графиней такой ценой, – заявила Златка. – Пусть я лучше буду бедной рабыней и поднимусь на твой погребальный костер.

Боброву пришлось срочно бросать салат и успокаивать свою любимую объятиями и поцелуями. Златка дрожала и всхлипывала, бормоча, что она скорее сама перережет себе горло и уйдет вслед за Бобровым, чем станет графиней. Поняв, что кормить сейчас расстроенную Златку бессмысленно, Бобров выключил чайник, подхватил девушку на руки и унес ее в комнату. Там он решил, что клин необходимо вышибать клином, и включил телевизор. При первых же звуках из черного ящика, Златка замерла и даже плакать позабыла. А когда экран засветился, и появилось изображение она сначала, вскрикнув, попыталась спрятаться за Бобровым, но потом любопытство пересилило, и она даже захотела взглянуть на телевизор с другой стороны, и Боброву пришлось вытаскивать его из стенки.

Златка угомонилась только через полчаса, но уходить на кухню отказалась решительно, и Боброву пришлось сервировать столик на колесах и катить его в комнату, преодолевая порог. А потом, когда надо было отходить ко сну и Бобров очень рассчитывал на сладенькое, подруга отказалась идти в спальню, когда узнала, что телевизора там нет. И пришлось Боброву, ругательски про себя ругаясь, раскладывать диван. Разложенный диван Златке тоже очень понравился. Она, правда, раскапризничалась минут на пятнадцать, пока принимала настоятельно рекомендованный Бобровым душ, но зато потом, удобно устроившись на двух высоко взбитых подушках, отдалась телевизору всей душой.