Текст книги "Братья Дуровы"

Автор книги: Александр Таланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Пора начинать представление. Оркестр приготовился играть торжественную увертюру перед выходом того, кто обещал изумить всех «фурорной новостью». Однако узнать ее пришлось не публике, а режиссеру Алексееву-Яковлеву.

– Дуров пропал… исчез! – испуганно сообщил помощник режиссера.

– Как исчез? Полчаса назад он был в артистической уборной, говорил со мной…

– Оставил свой чемодан с костюмами и… пропал. Говорят, за ним заехал высокий, полный господин в шубе.

– Наверно, Варламов… дядя Костя хоть кого увлечет.

Алексеев-Яковлев не ошибся. Артист императорского Александрийского театра, прославленный комик Варламов, или, как его все звали, дядя Костя, близко сдружился с Дуровым. Вместе они не раз выкидывали коленца, хоть кого приводившие в изумление.

– Любители они с гор кататься. Надо их искать там… – решил режиссер и отправился к каталям.

Катали, хорошо знавшие в лицо и Дурова и Варламова, утверждали, что на горах они не показывались. Алексеев-Яковлев повернул было обратно, когда внимание его привлекла толпа, из гущи которой раздавались взрывы хохота. Режиссер подошел ближе и обомлел: в толпе стояли Дуров и Варламов и наперегонки балагурили со старым петрушечником Мелентьевым.

Приятели, оказывается, вышли из театра, чтобы побродить возле любимых катальных гор. По пути повстречали знаменитого кукольника Мелентьева и решили над ним подшутить.

По давней традиции Петрушка первым высовывается из-за ширмы и приветствует публику: «Здравствуйте, господа, ваш старый знакомый Петр Иванович Уксусов пришел!» На что зрители обычно откликаются шутками, и лишь затем показываются цыгане, арапы и остальные участники петрушечного представления.

Словесная дуэль Уксусова со зрителями – всегда интересная часть кукольного представления. Нетрудно представить, как все оживилось, когда в перепалке с находчивым острословом дедом Мелентьевым приняли участие Варламов и Дуров. Они забросали Петрушку каверзными вопросами, колючими упреками, забавными советами. Петрушка – Мелентьев не оставался в долгу и за словом в карман не лез.

Народ помирал со смеху, слушая как три замечательных балагура соревновались в острословии. К сожалению, Алексееву-Яковлеву было не до того, чтобы записать эту сцену. С трудом он протискался вперед – и, взяв Дурова под мышки, повел к театру.

А там уже назревал скандал. Однако выручило обаяние сразу двух замечательных комиков. Толстяк дядя Костя расположился в ложе и оттуда своим сочным густым басом стал задавать клоуну уморительные вопросы, на которые тот отвечал не менее уморительно. И зрители, недовольные задержкой представления, были щедро вознаграждены шутками, сыпавшимися как из рога изобилия.

Артистическая увлеченность – причина опоздания на выход в театре Малафеева. Но вот случай, когда Дуров задержал представление нарочно, с расчетом усилить эффект собственного появления. Сделал он это просто, соблюдая лишь свою формулу смешного: «несообразность – неожиданность – благополучный конец».

Петербург… Торжественный бенефис Анатолия Дурова. Цирк переполнен. Всем не терпится поскорее увидеть любимого клоуна. Давно пришло время начинать представление. Оркестр уже дважды сыграл бравурную увертюру. А бенефицианта все нет и нет…

В публике шепот:

– Дуров не приехал…

– Что-нибудь случилось…

– Вот так бенефис! Пожалуй, отменят…

– Да он всегда приезжает загодя…

Вдруг широко распахивается занавес и, очевидно, прямо с улицы на манеж въезжает извозчик, обыкновенный петербургский ванька. «Но-оо! Но-ооо!» – понукает он и стегает кнутом свою савраску.

В пролетке восседает бенефициант. Весело улыбается. Делает широкий приветственный жест. В ответ гром аплодисментов.

Извозчик останавливается. Седок выходит, расплачивается, сует на чай. Ванька невозмутимо, произносит свое обычное: «Покорно благодарю, барин!» и, подергав вожжами, уезжает с манежа.

Публика помирает от хохота, очень уж уморительна вся эта неожиданная, ни с чем не сообразная сцена.

Бенефис начался блистательно.

Анатолий Дуров был талантлив. Он – автор множества стихотворных реприз, своеобразных, писанных на стекле, картин. Дрессировщик животных и птиц. Превосходный акробат. Изобретатель клоунских трюков. И, это следует особо подчеркнуть, – острый, находчивый полемист.

Нет смысла повторять общеизвестные крылатые остроты Анатолия Дурова. К тому же пресловутая вражда братьев мешает установить подлинное авторство некоторых удачных импровизаций. Все же стоит привести кое-что, бесспорно принадлежащее младшему Дурову.

В небольшом сибирском городе Канске он пришел к исправнику подписать афишу. В программе среди прочих номеров значилось: «Хор свиней исполнит несколько песен».

– А где текст песен? – потребовал исправник.

– Свинячего языка не понимаю и по-свински не разговариваю… – ответил клоун.

А на вечернем представлении иронизировал:

– Нельзя сказать, что местная полиция смотрит сквозь пальцы на требования цензуры:

 
Тут, отлично знаю я,
И цензура не поможет.
В наше время и свинья
Без цензуры петь не может!
 

Свиньи вообще давали повод для острых, порой очень резких, импровизаций. Так случилось в одном провинциальном городе, где Анатолий Дуров начал свое выступление с комических рассказов, басен, стихов. Но некоторые зрители жаждали скорее увидеть номера со свиньями, о которых сообщала программа. Послышались возгласы: «Покажите свиней!.. Давай свиней!» Выведенный из терпения клоун откликнулся: «Мне кажется, и без моих, свиней здесь достаточно…» Раздались свистки и шиканье. В это время на манеж выбежала свинья. Дуров сказал, указывая на нее: «Одна только эта свинья не свистит!»

Наступившую тишину прервали аплодисменты.

Вот другой эпизод, характеризующий находчивость Дурова. Афиши оповестили петербуржцев о его предстоящих гастролях в цирке Чинизелли. Но этой рекламы ему показалось недостаточно. И на Невском проспекте появилась щегольская коляска, в которой восседал гастролер. В том не было бы ничего удивительного, если бы он широким жестом не раскидывал медали с собственным изображением.

Мальчишки, бежавшие за коляской, да и взрослые зеваки на тротуарах спешили подобрать эти забавные медали размером с золотой десятирублевик. На улице вскоре образовалась такая толчея, что остановилось движение. Вмешательство полиции вызвало еще большую кутерьму.

На следующий день Дуров предстал перед градоначальником генералом Грессером. Произошел такой диалог:

– Вы разбрасываете по городу какие-то штучки, похожие на монеты, со своим изображением. Правда ли это?

– Правда, ваше превосходительство…

– Какая цель ваших демонстраций? – насупился генерал.

– Просто хочу оставить петербуржцам нечто осязаемое о себе. Позвольте, ваше превосходительство, предложить вам один из таких жетонов.

– Благодарствую, я уже имею… – генерал кивнул на свой стол. – Прошу вас положить этой памяти предел. Вы вносите сумятицу, творите сумбур… Есть у вас еще эти штучки?

– Есть, ваше превосходительство!

– Так потрудитесь их выбросить.

– Слушаюсь…

Дуров ушел от градоначальника и в тот же день снова разбрасывал свои медальки.

Вновь пришлось явиться к Грессеру.

– Вы что же, издеваться надо мной вздумали?

– Простите, ваше превосходительство, я не понимаю вас?

– Опять расшвыривали свои штучки!

– Да, ваше превосходительство, но я считал своим долгом выполнить ваше распоряжение.

– ??!

– Вы приказали выбросить остаток, вот я и выбросил все что было…

И последний пример. Случай почти анекдотический, с драматическим началом и комедийным финалом. В нем с особенной силой проявилась противоречивость натуры Анатолия Дурова: непосредственность чувств и расчетливая воля и, наконец, неизменный, всепобеждающий юмор.

Артист шутливо назвал этот случай «Дуэль из-за козла». Но, пожалуй, вернее было бы название «Театр для себя», хотя главный участник этого происшествия мог поплатиться жизнью.

В цирке Чинизелли шла премьера, «гала-представление», как сообщали афиши, знаменитая «Война животных» Анатолия Дурова. Публика весело смеялась, глядя на забавную суматоху, которую устроили козлы, бараны, гуси, индюки, петухи, куры.

– Все происходит честь честью, как на настоящей войне, – полководцы проигрывают битвы, интенданты воруют, солдатики голодают… – комментировал клоун.

Однако среди зрителей нашлись и недовольные. Когда клоун уводил незадачливого полководца – козла в стойло, навстречу попался молодой офицерик. С вызывающим видом он не пожелал уступить дорогу. Козел чуть не сбил его с ног.

– Нахал! – закричал офицерик.

– Бедный козлик! – рассмеялся Дуров. – Твой тезка тебя не признал…

– Клоун, ты разговариваешь с офицером!

– Козел, ты разговариваешь с дворянином! – Дуров решительно отвел поднятую на него руку.

На следующее утро Дуров принял секундантов подпоручика Шмидта.

Вскоре на даче в Финляндии состоялась дуэль. Корреспондент одной из столичных газет сообщил такие подробности.

Когда секунданты предложили покончить дело миром, Дуров заявил:

– Хотя убийство в какой бы то ни было форме противно моим убеждениям, но безнаказанно оскорблять себя я никому не позволю! – И, обратившись к врачу, не удержался от шутки – Хорошо, если секунданты имеют длинные ноги!

– Почему? – спросил врач.

– Им ведь приходится отмерять расстояние…

Несмотря на драматичность минуты, все рассмеялись.

Стоит ли говорить, что при таком настроении дуэль закончилась благополучно – выстрелами в воздух. Все участники сцены по приглашению дуэлянтов отправились в ресторан отпраздновать заключенное примирение.

Итогом происшедшего, наверно, больше всех остался доволен Дуров: он любил, когда о нем упоминали в печати.

Новые времена

Звезды не боятся, что их примут за светлячков.

Поговорка

Начало XX столетия… Современники говорят с гордостью: «Наш век – век пара и электричества».

Паровая машина и электричество свершают победный переворот в жизни. Лапотная Россия меняет свой облик. Стальные пути пересекают степи и тайгу Сибири. «Чугунка» пробирается все дальше и дальше, в самую глухомань. В городах появился трамвай.

Могучие паровые молоты и прессы заменяют ручной труд, электромоторы движут станки на заводах и фабриках. И локомобили уже не большая редкость в сельском хозяйстве.

Покорный ветрам, романтический парусный флот уступает место многотоннажным пароходам. Даже недоступный воздушный океан начинает подчиняться людям. Наполненные водородом дирижабли поднимаются в небо, и вовсе невероятное: аэропланы – аппараты тяжелее воздуха – уже не секунды, а долгие минуты летают над землей.

Перемены и в домах обывателей. Давний символ домашнего уюта – керосиновая лампа под абажуром – кажется нелепым анахронизмом; электросветильники заменяют уже и уличные газовые фонари.

Век электричества чувствуется и в искусстве. Зародился новый вид искусства – живая фотография, – которому оптимисты предсказывают великое будущее. Заведения, где демонстрируют это новое чудо, – биоскопы и синематографы – повсюду растут как грибы.

Новые веяния коснулись и цирка. И тут многое изменяется, отдает дань ставшему крылатым магическому слову – «модерн».

Меркнет державшаяся в веках слава конного цирка. И даже в лучших цирках заметно пустеют стойла в конюшнях. Лишь по традиции и для большей парадности открывается представление конным выездом. Однако и этот номер модернизировался.

От Гаэтано Чинизелли его сын Сципионе Чинизелли унаследовал титул директора. Но на афишах красуется еще имя «госпожи директор» Лиццие Чинизелли. Роль ее в цирке значительнее, чем у мужа, она задает тон всему делу. На то есть особые причины…

Помпезный выезд «госпожи директор» начинает представление. Это целый спектакль. Во фраке, в шелковом цилиндре Сципионе Чинизелли выходит на манеж сквозь шпалеры выстроившихся униформистов. Шпрехшталмейстер почтительно подает ему шамберьер, украшенный ручкой из слоновой кости.

Гремит музыка. Щелкает шамберьер. На манеж выезжает щегольская коляска, запряженная восьмеркой лошадей. Все масть в масть: соловые, завода князя Сангушко. «Госпожа директор», в прошлом артистка балетной труппы цирка, изящная в движениях, обладает тонким вкусом. Светлая масть лошадей лучше подчеркивает цвета се роскошного туалета.

Как значится на афише, Лиццие Чинизелли демонстрирует высшую школу верховой езды. Но, по существу, это лишь повод блеснуть последней моделью нарядной амазонки.

Зрелище эффектное. И недаром обольстительная наездница гарцует перед царской ложей. Оттуда ею любуется великий князь Владимир Александрович, брат Александра III, командующий войсками гвардии. Его покровительство, как в прежние времена, когда наследник престола благоволил дочери Гаэтано Чинизелли, ныне способствует успешным делам цирка. Традиция!..

Наездница не задерживается на манеже. Ее сменяет известная парижская куртизанка Клео де Мерод. Танцы для нее тоже только повод, чтобы продемонстрировать свою элегантность и красоту.

А в следующей программе уже анонсировано выступление «танцовщиц – красавиц Севильи». Потом намечены гастроли семи молодых американок, которые покажут пикантный «дансинг акт».

Все это, может быть, особенность аристократического столичного цирка? Нет! В Москве у Альберта Саламонского конные номера тоже стали походить, скорее, на помпезный церемониал. И тут фигурирует «госпожа директор». Правда, Лина Саламонская не претендует на лавры наездницы, она взяла бразды правления в свои руки и умно руководит цирковым хозяйством. Муж ее, еще в недавнем прошлом отличный дрессировщик, теперь появляется на арене в особо торжественных случаях, при открытии сезона или в бенефисные дни. Тогда он, как подобает солидному директору, облачившись во фрак и шелковый цилиндр, шествует вдоль парадных рядов униформистов, затем выводит на манеж целую дюжину (у Чинизелли выезжает только восьмерка!) соловых, чистокровных лошадей завода того же князя Сангушко. Картина впечатляющая!

И Аким Никитин ограничивает свои выступления показом лошади Линус, примечательной только тем, что ее хвост и грива так длинны, что волочатся по земле. Не выручает и старое пристрастие Акима Никитина к псевдорусскому стилю. Возле своей долгогривой лошади он красуется в нелепом длиннополом мундире ведомства учреждений императрицы Марии, с неправдоподобно большой медалью, полученной за благотворительность. Трудно представить, что этот, похожий на церковного старосту бородач – директор цирка.

А братья Труцци? Рудольф, Жижетто, Энрико… Универсальные артисты. Искусные чуть не во всех жанрах: мимы, жонглеры, эквилибристы, гимнасты, вольтижеры. И режиссеры. Но прежде всего выдающиеся наездники. Братья Труцци ныне предприниматели, у каждого своя цирковая труппа. Конные номера в их программах лишь слабая дань славному прошлому.

Цирк меняется на глазах. Эстрада, варьете, кабаре, синематограф широким фронтом повели на него наступление. Сломить цирковые крепости пока им не под силу, все же вековые традиции испытывают влияние современности. Музыкально-эксцентрические номера, иллюзионисты, чревовещатели, исполнители танго, кекуока, ойры и других ультрамодных танцев проникают с эстрадных подмостков на арену цирка.

И еще новинка: грандиозным успехом стала пользоваться борьба. Для поднятия сборов и самые захудалые шапито устраивают борцовские чемпионаты. Кое-где делали попытку заманить зрителей показом женского чемпионата, однако эта затея большого успеха нс имела.

Русские люди издавна любили своих былинных богатырей. Соревнования силачей были всегда и поныне остаются любимым развлечением народа. Ловкие предприниматели порой используют это в своих корыстных целях, обещая показать феноменальные силовые аттракционы, вроде: «Адская кузница – разбивание камней на груди атлета», или «Платформа дьявола – оркестр играет на лежащем богатыре». Интерес вызывают и такие номера, как ношение на спине живой лошади или десятка «желающих из публики», жонглирование «двойниками» – двухпудовыми гирями. Легкой игрой в сравнении с этим кажется разрывание железных цепей, ломание подков и монет.

Классическая борьба отнюдь не демонстрация грубой физической силы. Тут требуется спортивное умение, ловкость и мужество. Недаром добрая слава была у былинных героев, они не пользовались зря своей силушкой.

И ныне, как исстари, русские люди любуются доблестью своих богатырей. Среди них удивительные самородки. Вот бесфамильный крестьянский сын, которого все ласково-дружески зовут Проня. Огромного роста, в плечах косая сажень, тонкий в талии, он обладает колоссальной силой. Однажды, случайно забредя в цирк, Проня легко «перекрестился двойником», затем одной рукой вскинул на плечо «бульдог» – насыпную гирю весом в четыре с лишним пуда… Поднять снаряд выше Проне не позволили: «Еще, не приведи господи, зашибет кого-нибудь…»

Вот другой простой крестьянин по прозванию Кащей. Саженного роста бородач кладет на обе лопатки таких знаменитых иностранных чемпионов, как «африканский Аполлон» негр Мурзук, «железный венгр» Чая Янос, австрийский колосс Карл Корнацкий, силач из Нюрнберга Фриц Мюллер, кумир женщин элегантный итальянец Карло Милано.

Только однажды согласился Кащей выступить за границей. Съездил в Париж, произвел фурор и больше туда ни ногой. Легендарный исполин шел по пути мировой славы, когда вдруг заявил: «Поеду в деревню… хлеб убирать надоть…» Никакие уговоры, посулы больших заработков не могли удержать его от тяги к земле. Забрал Кащей свои нехитрые пожитки, ленту с медалями и вернулся в родное село Салтыки в вятских лесных дебрях.

«Король гирь» – такое прозвище получил Петр Крылов, бывший штурман, ставший рекордсменом в поднятии тяжестей. Этот живой подъемный кран вступил в соревнование с поляком Збышко-Цыганевичем, слывущим сильнейшим человеком Европы. Поединок закончился решительной победой Крылова – стодвадцатикилограммовую штангу он выжал пять раз, а его соперник осилил ее только один раз.

Николай Вахтуров, отслужив солдатом в гренадерском полку, становится неизменным победителем на борцовских соревнованиях в России, Германии, Австрии, Болгарии и в других странах.

Великолепный гиревик и первоклассный борец Георг Лурих устанавливает девятнадцать мировых рекордов в поднятии тяжестей. Белокурый красавец, прозванный «Самсоном XX века», он изумляет изяществом, легкостью и четкостью своих приемов, отправляя в «воздушный полет» десятипудовики (и это при собственном весе всего около пяти пудов!).

На международных соревнованиях техник ревельского завода Георг Гаккеншмидт становится «русским львом». Золотая медаль чемпиона мира, полученная в Вене, украшает его нагрудную ленту. И другой эстонец, борец легкого веса Густав Вахер завоевывает призы международных чемпионатов в Париже и Лиссабоне.

Инженер из Саратова Владислав Пытлясинский в Париже также становится чемпионом мира.

Куда только не отправляются российские силачи за славой, в какие дали и страны!

А чемпион чемпионов Иван Максимович Поддубный! Ни в Европе, ни в Америке он не имеет соперников, могущих противостоять его силе и мужеству. Имя Ивана Поддубного стало символом непобедимости.

Список замечательных русских богатырей можно продолжить именами таких прославленных атлетов, как С. Елисеев, Л. Аберг, И. Романов, И. Заикин, Б. Кануков, К. Буль, И. Шемякин, и многими другими.

Вряд ли найдется хоть один сколько-нибудь значительный российский город, в котором не побывал бы цирк с чемпионатом борцов. Взрослые и юные любители спорта изучают приемы и технику борьбы, вникают в свойства и характер каждого участника соревнования. Какие жаркие споры возникают о шансах на победу того или иного фаворита! Сколько надежд и разочарований приносят их схватки на ковре арены!

И, главное, какое огромное влияние на развитие любительского спорта оказывают эти чемпионаты.

Однако цирковая борьба не только спорт, но также искусство. Большое значение имеет тут и актерское мастерство. В хорошо организованном чемпионате все роли тщательно распределены. По существу, это ансамбль артистов, в котором имеются свои герои, комики и злодеи. И, разумеется, все должно быть заранее оговорено и срепетировано. Во время борьбы «злодей» коварно применяет запрещенный прием, но благородный «герой» кладет его на обе лопатки. Борец-комик всячески старается смешить публику, делает вид, что боится щекотки, мажет свое тело вазелином, чтобы у противника соскальзывали руки, или борется под музыку из оперетты «Пупсик».

Профессиональная борьба бывает двух видов: «бур» и «шике». Настоящая борьба это – «бур», а «шике» – только показ различных эффектных приемов. Некоторые борцы достигают большого искусства в «шике», изобретательно находят способы не быть побежденными и в то же время умеют подогреть азарт зрителей, кое-кто с такой целью практикует нарочитые удары о барьер арены и даже притворные обмороки.

Опытные циркисты считают неинтересным, когда встречаются одни признанные чемпионы и начинается борьба по-настоящему – «бур». Тогда публике скучно и самим борцам трудно; не желая сдаваться, они напрягают все силы и стараются либо находиться в положении «стойки», либо лежать «в партере». Это однообразно и утомительно.

Иное дело, когда подбирается группа, вернее труппа, хорошо сыгравшихся борцов. Загодя они сговариваются о финале, не стесняются ложиться на лопатки, умеют заинтересовать публику и добиваются таким образом больших кассовых сборов.

Подобрать такую труппу и устроить интересный чемпионат удается далеко не всем. Лучшие организаторы чемпионатов – П. Крылов, Г. Лурих и особенно И. Лебедев, известный под именем «Дядя Ваня».

Дядя Ваня, так он объявлялся и в афишах, довел подбор борцов до артистического совершенства. В прошлом студент юридического факультета Петербургского университета, затем актер драматического театра, журналист, атлет-любитель, он организует борьбу, как режиссер спектакль, угождая всем вкусам.

Что говорить о провинции, если и в Москве, где так много театров, синематографов, варьете, аттракционов, русских и цыганских хоров, балаганов и всяких других развлечений, чемпионаты борьбы имеют грандиозный успех.

Старый клоун и летописец цирка Д. С. Альперов, которого трудно поразить чем-либо неожиданным, в своих записях с удивлением свидетельствует о невиданном успехе борьбы в московском цирке. «На второй неделе поста открылся чемпионат борьбы, – пишет он. – Начали с маленьких сборов и так сумели разжечь страсти публики, что следующие спектакли шли сплошь с аншлагом. Я никогда до того времени не видел, чтобы публика так бесновалась… Весь Цветной бульвар запружен собственными выездами. Это сумасшествие длилось около трех месяцев при битковых сборах».

Насколько увлечение борьбой стало сильным, насколько она стала популярным зрелищем, подтверждают также слова поэта А. А. Блока. В предисловии к своей поэме «Возмездие», перечисляя приметы времени, он говорит: «Неразрывно со всем этим связан для меня расцвет французской борьбы в петербургских цирках; тысячная толпа проявляла исключительный интерес к ней; среди борцов были истинные художники».

Борцы покоряют не только публику, но и сам цирк. В большинстве цирков сборы держатся на борцовских чемпионатах, которым отводится значительная часть программы.

А клоунада? Неужели этот исконный цирковой жанр отступил под натиском богатырских аттракционов? Нет! Клоуны не уступили своего давно завоеванного почетного места на манеже. Однако новые веяния заметно отразились на форме и содержании клоунады. Теперь в ней чувствуется сильный сдвиг к буффонаде, эксцентрике. За немногим исключением клоуны уклоняются от острых сатирических, общественных тем, ограничиваются музыкальными, акробатическими, гротесковыми антре и репризами.

Тот же Дмитрий Альперов сообщает, что, например, в одесском цирке, который содержал бывший жандармский полковник Малевич (тоже знамение времени!), работала целая группа отличных клоунов: братья Фернандо, Вуд и Май, Жакомино, Савосто, Вольдемар, Альперовы, отец и сын. Клоуны даже создали собственный клуб, доступ в который был закрыт для остальных артистов, кроме балетмейстера Нижинского, ставившего в цирке танцевальные пантомимы.

Однако из всех членов клоунского клуба только Альперовы пытались своим выступлениям придать сатирический характер. Это трудно, почти невозможно – сатира не в чести. Когда в одном антре Альперовы высмеяли монархиста Пуришкевича, их чуть не арестовали.

В таких условиях особенно смелы выступления братьев Дуровых. Клоуны-сатирики не сдались, не отступили перед нажимом реакции.

В народе слово «Дуров» стало понятием почти нарицательным. Вот «он» приедет и «покажет» нашему приставу, исправнику, самому господину губернатору – публично высмеет их, наведет порядок. Кто «он» – Анатолий или Владимир Дуров? Народная молва венчает лаврами обоих. Народ объединяет их имена.

Владимир Дуров упорно стремится затмить брата в сатирических выступлениях. Вот одно из знаменательных его выступлений в Ялте.

Имя ялтинского градоначальника Думбадзе стало почти легендарным. В прошлом скромный армейский офицер, он неисповедимыми путями ловкого карьериста добился высокого поста – стал полновластным хозяином города, в котором находилась летняя резиденция царя. Даже всесильный премьер-министр Столыпин был вынужден с ним считаться.

– Он премьер там в Петербурге, – говорил генерал Думбадзе, – а я – здесь, у себя, в Ялте.

В 1907 году, когда Думбадзе ехал в царский дворец, в него бросил бомбу неизвестный, находившийся возле дачи ялтинского жителя Новикова. Бомба взорвалась, не причинив вреда никому. Покушавшийся застрелился. Градоначальнику этого показалось мало, и он приказал сжечь дачу ни в чем не повинного Новикова. И издал приказ, в котором грозил нещадно наказывать всех «врагов порядка», а дома их уничтожать «без остатка».

Ялтинский владыка бесцеремонно расправлялся с неугодными ему представителями печати, не постеснялся выслать из города писателя А. И. Куприна.

Дважды в день Думбадзе объезжал свои владения, проверял полицейские посты. На набережной он как-то заметил околодочного в калошах.

– На дежурстве – в калошах! – заорал генерал. – Долой их!.. В море!..

Околодочный, дрожа от страха, снял калоши, закинул в море.

Любой пустяк мог вызвать гнев градоначальника. Местный аптекарь расписался на лекарственной сигнатурке там, где находился отпечатанный двуглавый орел. Это послужило достаточным поводом для его изгнания вместе с семьей из города.

Первый выпад Дурова против ялтинского владыки был анонимным. На высокой, недоступной скале на берегу моря появились игривые надписи, посвященные Думбадзе. Слух о том быстро облетел Ялту. Горожане с биноклями собирались у подножия скалы и хохотали, читая забавные вирши. И всех занимало – кто, рискуя сломать себе шею, сумел забраться на такую высоту?

Это была проделка Дурова, осуществленная с дружеской помощью акробатов из цирка.

Вскоре состоялась его непосредственная встреча с Думбадзе. Клоун обратился к градоначальнику за разрешением на гастроли. Однако едва он упомянул, что в программе имеются сатирические номера, генерал нахмурился.

– Запретить сатирику смеяться, – возразил Дуров, – все равно, что отнять у музыканта скрипку.

Замечание вызвало еще большее недовольство.

– Если вы и на арене позволите себе сказать что-либо лишнее, – разбушевался градоначальник, – я тогда всех ваших свиней выброшу в море!

Угроза заставила вспомнить нелепый случай с калошами околодочного. Это было смешно, но Дуров был слишком возмущен грубостью распоясавшегося администратора. Ответил он резко:

– Мои свиньи учат людей, как вести себя прилично, как не орать. Я вам не мальчишка.

Вскочил и ушел.

Такое знакомство не сулило хорошего. С мыслью отказаться от гастролей в Ялте Дуров пришел к директору цирка Вяльшину. Но тот показал уже отпечатанную афишу: «Первое выступление знаменитого сатирика-шута со своими дрессированными животными». Надо было выступать.

В день премьеры цирк был полон. Как и следовало ожидать, публика собралась особенная. Ялтинская, курортная… Летняя резиденция царя манила к себе столичную аристократию, высших военных и гражданских чинов, промышленных и финансовых тузов, крупных степных помещиков и прочих лиц, которых не встретишь на других курортах. В подобном сборище царит атмосфера подчеркнутой сдержанности, надутости, чопорности, и то, что нравится рядовой публике, тут принимается сухо, даже враждебно.

Владимир Дуров, артист опытный, с первой минуты умел угадывать настроение зрителей. Ему показалось, что в Ялте нельзя рассчитывать на успех репризы, которая вызывала аплодисменты в цирках, где собирался народ попроще. Все же он решил не подделываться под вкусы курортной аристократии и рискнуть.

«Железная дорога» с участием дрессированных животных вызвала смех, растопивший чопорный холод. Настал момент выпустить заряд посильнее. Клоун крикнул за кулисы:

– Лорд, сюда!

На манеж выбежал красавец сенбернар. Собака, будто зная, что ею любуются, загарцевала по кругу, помахивая своим пушистым хвостом.

– Отлично, Лорд! – одобрил клоун. – Теперь поймай себя за хвост, но не оторви его, а то будешь собака куцая, как наша конституция…

Цирк замер. Публика опешила от дерзкой остроты. Конституция, «дарованная» самим государем императором, осмеивается, и где?.. На арене цирка! Возмутительно, недопустимо! В воздухе запахло скандалом.

Но вот послышался чей-то смешок и робкие хлопки. Все же, видно, нашлись люди с юмором, по достоинству оценившие шутку клоуна. И вдруг случилось невероятное. Так бывает на массовых сборищах, когда общее настроение неожиданно, под влиянием какой-то неведомой силы, изменяется в противоположную сторону. Хлопки усилились, стали громче, дружней, послышался смех, крики «браво!». Клоун покинул арену, зная, что, по крайней мере, половина публики покорена им.

Дальнейшие события развивались стремительно. На следующий день всему городу стало известно, что градоначальник строго-настрого приказал клоуну Дурову ничего не говорить «ни о хвосте, ни о конституции». Иначе… Всякий знал, что грозит тому, кто рискнет нарушить приказ всесильного самодура.

Билеты на очередное представление живо были раскуплены. Все ждали ответа клоуна на ультиматум Думбадзе. Ведь не таков Дуров, чтобы смолчать. Никто не сомневался, что он откликнется.

Но вечером Дуров показывал свои обычные номера и держал себя так, будто покорился приказу градоправителя. Публика начала разочарованно перешептываться. Только когда программа подходила к концу, клоун позвал:

– Лорд, сюда!

С веселым лаем пес выбежал на манеж, сделал круг, другой, уселся перед хозяином. Поднял уши, ожидая реплики, которая так смешила публику, – тогда Лорд охотно ловил свой хвост, радуясь, что его игра доставляет удовольствие.