Текст книги "Мой мир"

Автор книги: Александр Маяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Что я могу сказать, печально начал он. – У вас мальчик, поздравляю, – натянуто улыбнулся доктор. Я просто сказал «спасибо». Уж очень мне не нравилась интонация доктора. В разговоре была какая-то натянутость. Если все хорошо, то к чему ведется разговор?

– Как вам сказать, отвернувшись к окну, продолжил доктор. Было видно, что он хочет сказать. Точнее не хочет, а надо, но ему тяжело.

– В моей практике такое впервые, – продолжил он. – Нет, были подобные случаи, но не при таких обстоятельствах.

– Что случилось, доктор? – Стараясь сохранить спокойствие, сердце взволновано колотилось, спросил я.

– Какие у вас отношения с женой? – Внезапно спросил собеседник.

– В смысле? – Недоуменно переспросил я.

– В прямом, – проговорил он. – Ваша жена, сразу после родов, написала отказную от ребенка.

Шок. Я испытывал шок. Тот мирок, мир нашей семьи начал рушиться. В порыве отчаянья, я пытался его удержать, спасти. Твердил врачу, что это ошибка, что мы с Ирой любим друг друга, что с нетерпением ждали рождение ребенка. Доктор, молча, показал документ.

Мир рухнул. Вокруг была лишь пустошь. Выжженная пустошь. Черная земля, дымящиеся силуэты деревьев. Серые, черные тучи владели небом. Не проблеска солнца, не уголка синевы. Теперь так выглядел мой мир.

На листе А4 были выведены ровные линии слов. Это был Ирин почерк, её подпись, её приговор.

* * *

Депрессия. Психологи это называют так. Ира даже не захотела со мной разговаривать. Она просто сидела и все. Молча сидела и смотрела в окно. Игра в молчанку закончилась ничем. Из роддома она уехала к своим родителям, за вещами прислав младшего брата. Я помог этому шестнадцатилетнему парнишке собрать её шмотки. Мы сухо поговорили. Не он, не родители не понимали Иркиного поведения. Все попытки завести разговор обо мне или ребенке заканчивались скандалом.

Особого желания вернуть её у меня не было. Любовь? А была ли она? Как женщина, давшая жизнь ребенку, отказывается от него? Да, бывают обстоятельства, залетела по малолетству, нежелательная беременность… Когда женщина одна, зажата в тисках жизни, ей это простительно, её можно понять. Но тут…

Ребенок, сын, Влад, оставался в роддоме. Пока я оформлял все документы на себя, врачи переводили его на искусственное питание. Никогда не думал, что у нас такая бюрократия. Я сбился со счета, сколько справок и куда я переносил. Подтверждение отцовства, оформление декрета. Хвала небесам, нашим законодательством предусмотрена возможность взятия декретного отпуска мужчиной. И еще я благодарен своему шефу. Мировой мужик. Именно он предложил мне продолжить работу на дому. И мне сохраняется оклад, и нового человека не надо вводить в курс дела. Пособия и все возможные выплат по рождению ребенка, это, конечно, хорошо, но уровень цен на детские товары оставляет желать лучшего. За один поход по магазинам, приобретя коляску, кроватку и так, по мелочи, оставил внушительную сумму денег. Изучение просторов интернета и специализированных изданий тоже не прибавили оптимизма. Оказывается, маленькие дети, в особенности младенцы, очень часто болеют. Малейший сквозняк, чей-то чих, кашель, нарушение режима сна, питания и так далее, может привести к заболеваниям, название которых, не то чтобы запомнить, произнести целая наука. Помимо пресечения всякого рода заболеваний, уход за новорожденным не то, что целая наука, настоящий комплекс! Да, с Ирой было бы проще, у женщин все это выработано на генном уровне. Они инстинктивно все это знают. Я же, как мужчина, дуб дубом в этом.

Что произошло с Ирой, врачи называли постродовым синдромом. В этом состоянии женщина может навредить и себе, и ребенку, и мужу. То, что произошло у нас, как говорится, легкая форма. Если честно, меня чуть не вырвало, когда доктор приводил примеры последствий воздействий данного синдрома на женщину.

* * *

Двоякое чувство. Я забирал Влада с роддома. Медсестра искренне улыбалась, поздравляла. А я держал своего сына на руках. Я был счастлив. Вот оно, мое бессмертие, мой наследник. Я воспитаю тебя, сын, ты станешь на ноги. С другой стороны, мы с ним одиноки. Мои родители далеко. Да, они приедут, помогут. Друзья тоже будут близки. Но мы одиноки. Мой сын сирота при живой матери. Она открестилась от тебя, от нас. Но мы и сами справимся, не так ли? В ответ он лишь пустил пузырьки изо рта и заулыбался. Вылитый я. Как будто ожила старая фотография из семейного альбома. Отец всегда сам фотографировал нас. Тогда еще не было цифровиков. Все снимали на старую, добрую пленку. Потом, при свете красной лампы, проявка в реактивах. Он сам всегда снимал и проявлял фотографии. Ставил емкости с реактивами на ванну, размещал лампу и делал фотографии. Для меня маленького это было настоящим чудом. Папа закрывал дверь, сквозь щель просвечивался красный свет, а потом он выходил и показывал готовые фотографии. Когда я подрос, папа разрешил мне присутствовать при проявке. Тогда я еще больше утвердился во мнении, что вижу чудо. Только представьте себе: абсолютно чистый лист кладут в емкость с водой и на нем проявляется изображение. Ну не чудо ли?

– Узнаешь, кто это? – Улыбаясь, спросил папа.

– Мама! – Звонко рассмеялся я. На фотографии была молодая женщина, моя мама. Она сидела в кресле возле журнального столика с её косметикой. Глаза широко распахнуты, губы слегка приоткрыты. В левой руке она держала небольшое зеркальце, а в правой – кисточку с тушью и подводила ресницы. Папа был настоящим фотоохотником: подкрадывался с фотоаппаратом и снимал в тот момент, когда этого не ждешь. Поэтому многие фотографии получались неожиданными, интересными, а иногда и смешными.

Мама. Ира тоже раскладывала свою косметику на журнальном столике. Точно также сидела, закинув ногу на ногу, и… сердце прорезала боль. Психоз, синдром… бред!

* * *

Ожог чесался. Не пек, а чесался. Вечно я перегреваю молоко. Сегодня чуть не вскипятил. Вроде и в кастрюле с водой грею, как надо, а все равно перегреваю.

Влад, успокоившись, пил с бутылочки, вцепившись в неё обеими ручками. Маленький, никто ж у тебя её не заберет. А ему все равно, он вцепился, закрыл глаза и пьет.

За этот месяц я научился различать, что его беспокоит: хочет кушать, надо поменять подгузник или еще что-то. Вот сейчас, в три часа ночи, мы проголодались. И папа приготовил нам покушать. Ну перегрел, бывает, но сейчас то все хорошо. Правда, у папы рука чешется. Хорошо, что ума хватило ребенку не дать сразу. Чувствую, что бутылочка горячая. Дай, думаю, на руку капну, проверю. Капнул. Теперь с ожогом сижу.

Покушав он моментально уснул. Спать не хотелось. Эксперимент с бутылочкой отогнал остатки сна окончательно. Захотелось покурить. Взяв сигарету, я вышел на балкон. Город лежал АО тьме. До рассвета еще пару часов. Огней фактически не было. В это время даже самые стойкие гуляки сдаются в плен сну.

Терпкий дым входил в легкие. Никотин. Интересно, сколько чистого никотина в одной капле? Раз он убивает лошадь. Или это из разряда «минздрав предупреждает»?

Со стороны послышался детский плач. Я заглянул в комнату, Влад тихо спал. Кто ж тогда плачет? Соседнее окно зажглось светом.

– Тише, тише, – раздался оттуда женский голос. – Не плачь. Что у нас случилось?

Ласковый тон голос заставил сжаться сердце…

– Я тебе говорю, она беременна, – войдя в квартиру, сказала Ира.

– С чего ты это взяла? – Опуская сумки на пол, спросил я. Поход в супермаркет в компании жены, а точнее под её чутким руководством, дело тяжелое. В прямом смысле этого слова. А если, к тому же, жена беременна…

– Да у неё живот как у меня, – ответила Ира, – месяц пятый, шестой.

– та не, брось, – отмахнулся я, – она еще совсем девчонка. Ей лет шестнадцать, семнадцать.

В тот день, возвращаясь с Ирой из магазина, в подъезде мы встретили Катю. Катя была милой девушкой, отличницей в школе. Красавицей? Скажем так, не уродина, но и не фотомодель. Жила с родителями, мечтала поступить на юрфак. Внешне она была худощава. Когда мы её встретили, у неё появился небольшой животик, увеличилась грудь, слегка поправилась. Особого внимания я этому не придал. Ну мало ли, гормональный взрыв или еще сто-то. Оказывается, Ира была права.

– Сейчас мы сменим подгузник, – тем же ласковым голосом продолжила Катя, – вымоемся и чистенькие ляжем спать. Хорошо?

Не видимый мне ребенок успокоился. Катин голос чудесным способом действовал на ребенка. У меня так с Владом не получалось. Он успокаивался только после завершения всех вышеуказанных операций.

Через минут пять, свет погас. Я вернулся в комнату, Владик мирно спал в своей кроватке. Мне самому надо поспать хоть часок.

* * *

Со стороны мы напоминали семейную пару с двойней. У меня коляска, у Кати коляска. Даже внешне они были схожи. Коляски, в смысле.

– Постродовой синдром, – катя коляску, сказал я. Мы гуляли по аллеи парка.

– И из-за этого она вас бросила? – Удивилась Катя. Её история была простой и в чем-то банальной: залетела, аборт было поздно делать, новоявленный папаша исчез бесследно, она – мать одиночка.

– Да, у неё началось временное психологическое расстройство, – ответил я. – У кого-то появляется фобия: страх за себя, ребенка, мужа. Кто-то начинает ненавидеть весь мир. А кто-то, просто, сходит с ума. Такое очень редко, но бывает.

Она с интересом смотрела на меня. Чувствовал себя профессором на лекции.

– Это я все от доктора узнал. – Смущенно добавил я.

– Я поняла, – улыбнувшись, сказала Катя. И уже всерьез продолжила: – Я вот не могу понять, как женщина может бросить своего ребенка? У меня даже мысли не было написать отказную! И в моей ситуации родители даже не заикались.

Катеных родителей я знал хорошо. Мама домохозяйка, папа учитель математики. Он мне очень помог в старших классах с алгеброй и геометрией. Катя была у них поздним ребенком. Её отцу уже под шестьдесят, если не за. Вряд ли они были бы против рождения внука, точнее внучки. У Кати дочка.

– Женщина бросает ребенка по разным причинам. – Начал рассуждать я. – Например, не каждую женщину поддержат близкие, окажись она в твоем положении. Тебе повезло с родителями. Они близко и готовы помочь. Мои тоже, но они далеко, за сотни километров. А если женщина, хотя тут скорее подойдет понятие девушка, из неблагополучной семьи. Где её ребенок никому не нужен. Что ей делать?

– Самой воспитывать! – Твердо ответила Катя. Сейчас она олицетворяла саму решительность. Я лишь печально улыбнулся. Маленькая, по сути, девочка, пытающаяся играть во взрослую жизнь. А кто я? В свои двадцать пять. Человеческие отношения для меня были константой. И что? вся моя взрослость, выраженная в дипломе архитектора и престижной работе, моментально улетучилась. Я позвонил родителям, маме. Расплакался. Да, расплакался, как ребенок, маленький мальчик. Вся та иллюзия обо мне, как взрослом мужчине, рухнула. Остался мальчик. Конечно, со временем я успокоился, взял себя в руки. Но вся эта история отрезвила меня, пошатнула мою самостоятельность. Я как никогда остро ощутил зависимость от других людей. Я не говорю о финансах. Точнее, не только о них. Я о поддержке. Я знал, что близкие должны поддерживать друг друга, но надеялся, что смогу всему противостоять сам. Ошибался. Что ж, самый лучший опыт, это опыт приобретенный самостоятельно.

– Катя, – нежно сказал я, – тебе повезло, ты не знаешь, что такое, когда от тебя отрекаются самые близкие.

– Мне тоже было больно, когда я осталась одна! – Парировала Катя.

Я лишь улыбнулся. Как объяснить ей, что любимый человек, он, конечно, близкий, но любовь переменчива, не постоянна. А значит и его близость не является константой. Да, математическое объяснение человеческих отношений является натянутым и примитивным, но как умею.

Время шло, Влад подрастал. От Иры не было никаких известий. Странно, от врачей, да и из интернета, я знал, что постродовой синдром или, как его еще называют, послеродовая депрессия, явление временное. А она не возвращалась. Обида? Да какая обида! Я же понимаю, что это физиология, что это не её вина. Просто поговорить и все. Объяснится, понять, продолжить жить. Но она не звонила, не писала, не приезжала. А самому позвонить, мне было неловко…

* * *

В один прекрасный, солнечный день, раздался телефонный звонок. Я как раз проигрывал продовольственную битву: Влад никак не хотел кушать картофельное пюре. Я уже и пел, и танцевал вокруг него, но сынишка ни в какую.

– Да? – Взяв трубку, спросил я.

– Александр Потапов? – Раздалось на другом конце провода.

– Да, это я, – ответил я собеседнику.

– Вас беспокоят из областной психиатрической больницы, – прозвучало из трубки, – у нас находится ваша жена, Ирина Потапова.

– Что с ней? – Крикнул я. Ира в психушке, этого е может быть!

– К сожалению, я не располагаю конкретными данными, – ответил собеседник, – понимаете, пациенты у нас специфические, многим из них еще предстоит вернуться в общество. Так что, информация закрыта. Все подробности вам расскажет доктор.

– Хорошо, я выезжаю.

Второй раз я в кабинете врача из-за Иры. Врач, пожилая женщина, сидела напротив. Парадоксально, пожилой врач-психиатр. Работая всю жизнь с расстройствами психики, сам приобретаешь такое расстройство.

– Александр, – начала доктор, – вы не замечали за своей женой какие-то странности. Я имею ввиду до рождения ребенка.

– До рождения… – начал я перебирать в памяти нашу с Ирой жизнь, – вроде бы… все хорошо было.

– То есть, никаких вспышек немотивированной агрессии? – Уточнила доктор, – никакой тревоги, отстраненности?

– Нет, ничего такого, – ответил я, – а что случилось, то?

– Понимаете, – тихо сказала доктор, – вчера ваша жена накинулась с ножом на своего брата. Что там произошло конкретно, никто не знает. Он сейчас в реанимации с четырьмя колотыми ранами.

– Как набросилась? – Спросил я. У меня в голове не укладывалось, что моя Ирочка способна кому-то навредить. Тем более своему брату.

– Её застали сидящей на полу в коридоре, – не обращая внимания на мое восклицание, продолжила доктор, – рядом лежал окровавленный брат. Она прижала его голову к груди и убаюкивала как младенца.

Она еще объясняла, что это, скорее всего, осложнение послеродовой депрессии, какой-то там психоз и так далее. Я просто попросил посмотреть на свою жену. Я хотел сам убедиться в безумстве Иры. Кивнув, доктор попросила следовать за ней.

Ира сидела на кровати и пела колыбельную подушке. Она держала её как младенца. Меня не пустили к ней в палату, разрешили посмотреть через глазок двери. Мой вид мог спровоцировать её. Пока она находилась в покое.

– Не буду вас обнадеживать, – проговорила доктор, – шансов на выздоровление вашей жены практически нет. Один из миллиона, если не из миллиарда.

Это прозвучало как приговор…

* * *

В мире нет ничего вечного. Я понял это на собственном опыте. Мой мирок, созданный с Ирой, рухнул, развалился в прах. В этом не виноват никто, просто так сложились обстоятельства. Иру не вернешь, к сожалению. Боль стала попускать, хотя, не отрицаю, тяжело. Тяжело осознавать, что твоя любимая безумна, сошла с ума. Я иногда навещаю её в больнице. Меня так и не пускают к ней. А она все убаюкивает подушку, считая, сто это её ребенок. Жалкое зрелище, когда она в порыве ярости защищает подушку. Что с ней, не знает никто. Предположения, только предположения. Юридически мне дали развод. Я свободен…

Свободен. Я потерял Иру, её любовь, нежность. Так сложились обстоятельства, твержу я себе, строя новый мир. Наш с Катей мир. Мы понимаем друг друга, а в отношениях мужчины и женщины это главное. Любовь? Скорее привязанность. Я еще помню Иру, Катя помнить отца своей дочери. Должно пройти время. Время все расставит на свои места.

2012

Диалог с самим собой

Никогда не думал, что со мной такое возможно. Нет, я понимаю: современный мир, стрессы, расшатанная психика. Но такого я не ожидал даже от себя.

Было обычное утро. Я нехотя собирался на работу. Да, я отношусь к тому типу людей, которые не любят свою работу, но боятся её потерять. Так вот, я стоял в ванной, брился. И думал, что ничего не меняется. По сути все по-старому. Каждый день как под копирку. Подъем в полседьмого, душ, завтрак, очистка одежды. Выход из дома, машина, дорожная суета, офис, восемь часов работы, час обеденного перерыва. Вечером прогулка по злачным местам, все одинаково.

– Надоело, да? – Ответило мне отражение. Я немного оторопел. Не каждый день тебе отвечает собственное отражение. Посмотрев пару секунд себе в глаза, я решил, что мне послышалось и, закончив процедуру, вышел в комнату. Там на диване сидел… я. Точно я, сидел, закинув ногу на ногу, и ехидно усмехался.

– Не понял, – только и смог проговорить я.

– Что не понятного? – Нагло вопросом ответил второй я.

– Ты… кто? – Сглатывая подступивший к горлу ком, спросил я. Да что со мной?!

– Я это ты. Что не похож? – Второй я картинно повернулся в профиль.

– Я серьезно! – Нервы начали сдавать.

– Я это ты. Я плод твоего воспаленного воображения.

– То есть, я больной? Псих? – Удивленно спросил я.

Второй я лишь криво усмехнулся.

– Нет, что ты, – отмахнулся он, – ты пока что не псих. – И встав в позу Ленина на броневике, картавым голосом добавил, – но вы на верном пути, товарищ!

– Паяц! – Только и смог ответить. Ужас, как же отвратительно я парадирую Ленина.

– Может и паяц, тебе виднее, но, – он указал на часы, – мы уже опаздываем.

– Твою дивизию! – Заорал я. По времени я уже должен подъезжать к офису, а я еще из дома не вышел.

– Если честно, мне все равно! – Глядя, как я мотаюсь по квартире, сказал второй я, – Я же фантом, выдумка.

Вышел, точнее, вылетел из подъезда. Никогда не опаздывал, всегда стараюсь быть пунктуальным. Машина завелась с трудом. Я просто нервничал и ключ никак не хотел проворачиваться. Наконец-то я тронулся с места и поехал. Моего собеседника рядом не было. Может, я действительно схожу с ума?

– Слушай, я тебя уже заждался тут. – Второй я стоял у входа в офисы. Я старался сохранить спокойствие. Мало ли что подумают окружающие, если увидят, что я разговариваю с пустотой. Надеюсь, это чудо вижу только я. Хотя как может быть еще? Если он моя выдумка. Блин, никогда в жизни не страдал такой хренью, как выдуманные знакомые. Видимо пришло время.

– Ну, ничего себе у неё сиськи!!! – Заорал второй я, глядя на нашу секретаршу Машу. Слава Богу, никто кроме меня его не слышал. Маша продолжала улыбаться, я пытался сделать ей комплименты. Еле сдерживая гнев, я прошел в свой кабинет. Как только дверь кабинета закрылась, я не выдержал.

– Слушай, успокойся! Никогда женских сисек не видел?

– Видел! – Развалившись на диванчике, улыбаясь, ответил второй я. – Слушай, а мне её сиськи навеяли кое-какие воспоминания.

Я попытался не вникать в разговор, а заняться работой.

– Ну и какие же? – Все-таки спросил я.

– А помнишь в возрасте эдак лет пятнадцати, когда в гости приходила подруга твоей мамы, тетя Женя, ты испытывал к ней вполне нормальные мужские рефлексы.

– Что? – Спросил я.

– Да, ты её хотел. Ты марил, как она перед тобой раздевается, и вы занимаетесь сексом. Тебя сводила с ума её фигура, её волосы, прическа. Светлое каре. Даже когда одноклассница Светка так постриглась, срезав свои белокурые локоны, ты хотел её. Помнишь, как у тебя прямо на уроке стоял, когда она выходила к доске?

– Да, было! – Не выдержал я. – Но это было давно, я вырос, и у меня нет с этим никаких проблем.

– Да ты что! – Всплеснул руками собеседник.

– А то ты не знаешь! – Саркастически ответил я.

В дверь постучали, и пришлось умолкнуть.

– Да, войдите. – Крикнул я в ответ.

Дверь открылась, и вошел наш маркетолог Алексей.

– Ты один? – Обведя взглядом кабинет, удивленно спросил Алексей.

– Да.

– А я думал, кого-то распекаешь. Такие крики были слышны.

– Ну и что ты ему ответишь? – Второй я еще издевался.

Что я мог сказать Лехе? Что я схожу с ума? Что я вижу себя со стороны и разговариваю с самим собой?

– Да так, неважно себя чувствую. – Соврал я.

– Так возьми отгул, Ивановна сегодня вроде добрая.

– Наверное, так и сделаю.

* * *

В кабинет директора не один здравомыслящий подчиненный по своей воле не пойдет. Особенно к нашей Ларисе Ивановне. Она женщина строгая и немного жестокая. Всю жизнь отдала карьере и не мужа, не семьи, не детей.

Я вежливо постучал и приоткрыл дверь.

– Лариса Ивановна, можно?

– Да, Сергей Павлович, заходите. – Не отрывая взгляда от каких-то бумаг, проговорила она. – Что у вас?

– Лариса Ивановна, – начал я, – я неважно себя чувствую, можно я отгул возьму?

– Хаха, прям как в «Мимино», – заржал второй я за моей спиной. – Ларысу Ывановну хачу!

Мне стоило большого труда, что б промолчать. А она тем временем, оторвала взгляд от бумаг и посмотрела на меня.

– Что ж, иди, – наконец-то ответила она.

Выйдя из кабинета, я с облегчением выдохнул. Так, теперь домой, разбираться с этим вторым я.

* * *

Перед глазами все плыло. Еще бы! Так напиться. Бутылку без закуски. Тут не только свой двойник будет мерещиться.

– Думаешь, если напьешься, я исчезну? – Стоя возле окна, спросил второй я.

– А такое возможно? – Заплетающимся языком, поинтересовался я.

– Возможно все. Слушай, ты бы хоть один раз подумал: а зачем я вообще в твоей жизни появился?

Я искренне попытался задуматься, но поступивший в кровь алкоголь никак не давал это сделать.

– Ладно, не напрягай извилины. – Видя мое беспомощное положение, сказал второй я. – Ты сегодня утром сетовал на то, что ничего не меняется. Хочешь изменить мир – начни с себя. Хорошие слова, не так ли?

Хорошие, плохие, мне было все равно.

– А ты типа помогаешь мне начать? – С вызовом проговорил я. – С себя?

– Ну, что-то типа… – Пожал плечами второй я.

– А вот объясни мне, почему ты начал с проблем пубертатного периода? Вспомнил тетю Женю?

Второй я подошел к столу, сел напротив и посмотрел мне в глаза. Никогда не думал, что у меня такой пронзительный взгляд.

– Потому, – начал второй я, – что тогда ты терпел, терпел, да не вытерпел. Помнишь, как ты со Светкой после уроков в спортзале переспал? Хотя на её месте ты представлял тетю Женю. И сильно расстроился, когда сказка, которую ты рисовал в своих мечтах, не сбылась. А Светка тебя любила. Влюбилась после того раза. Ведь ты был её первым мужчиной. А для женщины это многое.

– Да она дура! Конченая, тупая дура! – Заорал я. Какого он лезет?! То, что он я не дает ему никаких прав!

– Дура, в переводе с латыни, означает «строгая». Но это лирическое отступление. А что ты ожидал от пятнадцатилетней девчонки, которую, грубо говоря, трахнул на спортивных матах?

– Не знаю, но это беганье за мной и сюсюканье меня бесило!

– Тебя бесило не это. Тебя бесило то, что, как я сказал, сказка оказалась не сказкой.

– Ну, допустим…

– Допустим, – воодушевился собеседник. – Помнишь свою сестру Лену? Да, да, младшую сестренку Лену. Вижу, что помнишь, только ты вычеркнул её из своей жизни. Ведь она живет с алкашом.

– Да, бросила б этого придурка и все было бы хорошо!

– Она его любит!

– Ну да, а он не признанный гений! Великий музыкант! Все ищет, как бы выпить! Лену поколачивает…

– Вот и вступился бы за сестренку! А то откреститься каждый может, сказать «знать тебя не знаю». Думаешь, ей легко?

– Достал! – Крикнул я, вставая из стола.

– Ты куда? – Удивленно спросил второй я. Интересно, он действительно удивился или притворяется? Если он моя выдумка, то должен знать, что я хочу сделать.

– За Леной, своей младшей сестрой.

* * *

– Думаешь, откроет? – Облокотившись об дверной косяк, поинтересовался второй я. Дверь действительно не хотели открывать. Такое ощущение, что никого нет дома.

– Дверь все-таки отрылась. В полумраке коридора была маленькая фигурка.

– Лена? – Заплетающимся языком спросил я. Боже, да она же постарела лет на десять!

– Да она это, она. – Твердил мне второй я.

– Саша? – Не веря своим глазам, спросила Лена, – это ты?

– Да, сестренка, – стараясь как можно искренне улыбаться, сказал я.

– Кто там?! – Из комнаты раздался пьяный и не совсем доброжелательный окрик. Я в охапку схватил Лену и ломанулся прочь. Лена что-то кричала, но я уже затащил её в машину.

– Ты что?! С ума сошел?! – Верещала она.

– Лена, тебе сколько лет? – Крутя руль, спросил я. Фигура сестры свернулась комочком на заднем сиденье. Лена плакала. Сначала тихо всхлипывая, потом рыдая навзрыд.

– Бил? – Спросил я, когда сестра немного успокоилась.

– Каждый день бьет. Кричит, что я проститутка, сплю со всеми подряд. А я его люблю, люблю!

Я замолчал. Ну что я могу сказать, если моя сестра дура?!

– Вообще-то, я повторюсь, – отозвался второй я, сидя на сиденье рядом с водительским, – дура, в переводе с латыни, означает «строгая».

– Заткнись! – Процедил я. – Надоело уже!

– Останови, – сказала Лена.

Твою дивизию, этого еще не хватало.

– Лена, это я не тебе, – попытался я все исправить, останавливая автомобиль.

– Саша, ты сам с собой разберись, хорошо? Я рада, что ты вспомнил обо мне, но…

Она вышла из машины и пошла прочь. Стиснув зубы, я вдавил акселератор в пол. Машина неслась как сумасшедшая по ночным улицам. Витрины магазинов и кафе мелькали за окном.

– Решил убиться, врезавшись в столб? – Поинтересовался второй я. Я промолчал. Надоело, все надоело. Хочу отдохнуть.

Девочки стояли вдоль дороги. На любой вкус, какую хочешь. Я остановил машину и подошел к одной из них. Крашеная блондинка, короткая юбка, чулки сеточкой, обтягивающий топик, боевой раскрас на лице.

– Сколько? – Спросил я.

– Договоримся! – Весело ответила проститутка.

– Нет! – Заорал второй я, когда мы садились в машину. – Только не в машине! Я тебя умоляю!

Но кто слушает плод воспаленного воображения?

* * *

Девочка прекрасно справилась со своей задачей и, расплатившись, я высадил её.

– А что ж ты на заднее сиденье сел? – Ехидно поинтересовался я у второго я.

– Завтра отгонишь машину в химчистку. – Ответил собеседник.

Я засмеялся. Я смеялся долго. Боже, какой абсурд! Я говорю сам с собой. Мой фантом меня отчитывает и стыдит! Меня!

– Успокоился? – Спокойно спросил второй я, когда приступ смеха прошел.

– Слушай, а все-таки, зачем я тебе?

Второй я только тяжело вздохнул.

– Я же тебе говорил: помочь тебе разобраться в себе.

– А ты можешь отвалить? А?

– Нет, к сожалению. К твоему великому сожалению.

– Хорошо, уйду я.

Я вышел из машины и направился прочь.

– От проблем не уйдешь, – ответил рядом идущий второй я.

– Не уйдешь… – машинально повторил я, глядя на силуэт моста вдали. А что? Один шаг и все кончено. Вот действительно. Что у меня есть, кроме кучи проблем? Да ничего! Работа, на которой мне ничего не светит. Личная жизнь под откос! С такой-то работой. Один шаг…

– Ну и зачем мы сюда пришли? – Оглядывая старый мост через железнодорожные пути, спросил второй я.

Я не слушал его, я просто перелез через хиленькую ограду и посмотрел в пропасть. Тонкие линии путей. Железный монстр с ревом проносится по ним.

Я посмотрел на самого себя. Перепуганное лицо, круглые глаза, какие-то крики. Я молча сделал шаг. Миг падения, резкая боль и тьма…

* * *

– Ты думал, что от проблем так легко уйти? – Раздался в голове голос. Знакомый и настырный голос.

– Нет, ты ошибался. – Ответил голос. – Надеюсь, что этот опрометчивый поступок вправит тебе мозги. Я же удаляюсь. Благодарю за внимание!

Последнею фразу голос прокричал с такой силой, что я открыл глаза.

Резкий свет постепенно уступал место какой-то комнате. Приборы, трубки, что-то пищит. И зареванная Лена почему-то в белом халате сидит и держит мою руку.

– Саша, – взволновано произнесла она, – ты очнулся?

Да, сестренка, я очнулся. Очнулся от иллюзии, ото сна, от своего эгоизма. Хочешь изменить мир, начни с себя.

Игра

Ада сидел на лужайке с альбомом и красками. Он делал набросок пейзажа. Раскинувшийся под холмом лес, изгиб реки и восходящие к зениту солнце.

– Ада, поиграем в шахматы? – Отвлек от художества Аду его знакомый Ёся.

Маленький Ада посмотрел пристальным взглядом на Ёсю.

– Давай! – Кивнул он.

Ёся сел на лужайку рядом с Адой и стал расставлять фигуры на доске. Шахматы были старыми, полированные фигуры потерлись от времени. Ряды солдат противоположных цветов выстроились на доске. Фигуры не знали что их ждет. Пешкам суждено пасть жертвами банального размена, ошибкой офицеров и шахматиста. Хотя, и сами офицеры рискуют попасть в ловушку стратега.

– Е2 – Е4, – с гордостью сказал Ёся, передвигая пешку на две клетки вперед.

Ада из-подо лба посмотрел на приятеля и резко развернул доску белыми фигурами к себе.

– Почему это ты ходишь первый? – Серьезно спросил он.

– Какая разница? – Вопросом на вопрос ответил Ёся.

– Большая! – Ответил Ада.

Ёся промолчал.

Ход шел за ходом. Белые оправдывали поговорку «белые начинают и выигрывают: черные фигуры таяли на глазах. И вот, когда вокруг черного короля оставалось всего ферзь да пару пешек, и исход вроде бы и был предрешен, черные фигуры стали появляться на доске снова. Одна за другой. Пешки, слоны, ладьи, кони. Белые тоже пополняли свои ряды, но… у края доски, перекрыв пару направлений, появились пару серых фигур. Они не трогали черные, но белым не было от них житья. И вот ситуация в корне обратная: белый король окружен черными и серыми фигурами. Щелчок пальцем и он повержен.

– Шах и мат! – Восхищенно воскликнул Ёся.

Со злости Ада опрокинул доску, забрал свои краски и пошел прочь. Ёся лишь усмехнулся. Это игра…

Это игра… как бы было хорошо, если это только была игра двух мальчиков. Что кони на доске не обернули горящими «тридцатьчетверками». Появление серых – не высадка союзников на багровых берегах Нормандии, а падение белого короля – не кровавые реки Зееловских высот. Если бы было так…

август – сентябрь 2012г.

2014

Женщина любимая

Все считают, что в юности нет настоящей любви. Что все то, что мы принимаем за настоящие чувства, всего лишь влюбленность. Что Ромео и Джульетта были малолетними дураками и в порыве эмоций, при всплеске гормонов, покончили с собой! Я так не считал. По крайней мере, в пятнадцать лет. Я был влюблен и был убежден, что это чувство на всю жизнь. Предметом моего обожания была школьная учительница истории. В свои двадцать пять Лида… Лидия Ивановна выглядела… не знаю, как сказать. Шикарно? Сногсшибательно? Сексуально? Она завораживала Её пышные, вьющиеся рыжие волосы, милая, нежная улыбка. Фигура взрослой женщины, когда все в меру.

Я был такой не один. Но мои одноклассники мечтали лишь об одном: тупо с ней переспать. Я не сужу их строго, мы были молоды. Мы были уже не детьми, но еще не взрослыми. И большей частью нас вела именно… похоть? Нет, просто природа. Никакой похоти, только природа. В пятнадцать все стремиться расстаться со своей девственностью. Хотя, многие вовсю лгали, что они герои любовники, гуру пикапа и так далее. На самом деле, многие просто не могли даже подойти к девушке и пригласить её на свидание, не то что бы затащить в постель.