Текст книги "Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам."

Автор книги: Александр Кикнадзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Чтобы так написать о футболе, его надо любить.

Предисловие
Книга и ее автор

Судья, назначивший пенальти, был, без сомнения, самым бесчестным человеком на земле. Да, вратарь, пресекая прорыв, бросился форварду в ноги, мяч отбил, а хитрец-неудачник картинно плюхнулся на травку и давай делать вид, что стал инвалидом до конца жизни. Когда же рефери указал на одиннадцатиметровую отметку, как ни в чем ни бывало, поднялся, сделал, прихрамывая, два-три шага, после чего… подошел к мячу.

А еще через минуту и судья-нечестивец, и пройдошистый форвард стали казаться вратарю милейшими созданиями природы: разве не они помогли ему явить миру свою доблесть? К голкиперу подбежали товарищи, начали обнимать и целовать.

Но когда до конца матча оставалось несколько минут, страж ворот совершил немыслимую глупость: вышел на перехват высокой передачи, выпустил из рук мяч и тот, проклятый, приземлился в сетке. И как глянули на меня в тот момент мои друзья, лучше не вспоминать. Ведь «Неделя» могла стать победителем розыгрыша журналистских ватаг Москвы. А заняла, увы, лишь второе место.

Почти сорок лет прошло, а не забылось!

Футбол с его непрерывной сменой настроений – как отдушина в нашей неясной вялотекущей жизни. Он способен объединить людей разных пристрастий и жизненных целей, наполнить души самыми светлыми чувствами: значит, не все так плохо, если наша сборная кладет на лопатки чемпионов мира французов. И он же… Ох, и тяжко было всем нам, когда в октябрьском матче 1999 года сборная России на последних минутах пропустила гол от украинцев и лишилась права участвовать в финальном турнире европейского первенства.

Футбольные печали имеют свойство постепенно забываться. Радости помнятся долго.

Эта главная игра века животворна по сущности своей. После того, как в 1982 году Италия стала чемпионом мира, в стране резко сократилась юношеская преступность, поубавилось число наркоманов, никогда не знали такого наплыва футбольные школы, были открыты сотни новых, а рядом с ними выросли скромные, но оборудованные по всем правилам стадионы. Любопытную статистику можно было наблюдать и в России. Что на ЗИЛе, что во всей Махачкале после удачных игр родимых команд людям и жилось и работалось (росла производительность) радостнее.

Эта игра учит ценить человека по делам его. В элиту не ввинтишься по знакомству или звонку сверху, и самому именитому, обросшему связями гражданину не позволят забить мяч рукой (памятное происшествие с Марадоной – невероятное исключение).

Здесь раскрываются характеры, рождаются и драмы, и комедии. Здесь десятилетиями накапливается опыт, который верно служит (может служить) грядущим поколениям. Здесь видим мы мудрую запрограммированность на разные времена.

К счастью, интерес к футболу год от года в России растет. Все больше в стране стадионов, все больше на стадионах зрителей. Появилось много специальных изданий: газет, журналов и книг. При всем уровень игры даже лучших российских команд далек от того, что мы хотим видеть, и во что хотим верить.

…Эту книгу написал человек, который повидал футбола столько, сколько повидали очень немногие из наших соотечественников: он работал спецкором на финалах десяти чемпионатов мира и Олимпийских игр, судил соревнования очень высокого уровня, издал немало книг. Не преувеличу, написав, что верность футболу он пронес через всю жизнь. И при всем том…

В начале 2000 года, предваряя одну публикацию, «Комсомольская правда» так представила читателю автора:

«Кикнадзе Александр Васильевич. По образованию филолог. Автор дилогий «Полынь-трава» и «Брод через Арагоа», романов «За час до рассвета», «Стесненные воды», «Игры в футбол», «Пирамида солнца» и тридцати очерковых книг, в том числе недавно выпущенного исторического повествования «Тайнопись. События и нравы зашифрованного века». Издавался на одиннадцати языках. Отца потерял в ГУЛАГе, долгие годы был невыездным, побывал на пяти континентах. Последние сорок лет живет в Москве. Отец тележурналистов Василия и Кирилла».

От себя добавлю, что книги Александра Кикнадзе, посвященные таинству происхождения басков, судьбам соотечественников, разметанных по миру после двух войн, давно (и незаслуженно) забытым версиям происхождения кавказских народов и другие работы вызывали широкий отклик и расходились быстро.

Книга, которую ты, читатель, раскрыл, содержит множество интересных и поучительных эпизодов и историй, известных далеко не всем любителям футбола. Написанная живым и образным языком, она оптимистична, хотя в ней и немало страниц, навевающих печальные размышления типа: «разве могут быть везучие команды у невезучей страны?».

В нашем футболе, как и в спорте, так и в жизни вообще, масса проблем, неясностей и закавык. Автор пишет о них темпераментно и убедительно. И старается найти ответ на вопрос: как могут послужить российскому футболу – сегодня и завтра – уроки крупнейших международных розыгрышей, свидетелем которых довелось ему быть по роду журналистской и писательской работы.

Искусство отбора игроков и тренеров. Психологическая подготовка к труднейшим испытаниям. Опты работы первоклассных наставников Бориса Аркадьева, Константина Бескова, Андрея Старостина, с которыми автора связывали долгие годы близкого знакомства. Проблемы судейства, которые в наши дни также будоражат общественность, как и десятилетия назад (достаточно сказать, что даже финальный матч на Кубок России 2000 года между «Локомотивом» и ЦСКА был опорочен неправедным судейством).

Не могу не поделиться «одним вратарским наблюдением». Когда-то я пуще всего боялся, чтобы рефери не проворонил офсайда, в котором находился игрок, готовившийся забить мне гол. Теперь же, прочитав книгу (одна из ее глав называется «Баллада о презренном офсайде»), я понял сколь нелепо это правило, сколько распрей и раздоров порождает, какое преимущество разрушителям перед созидателями дает. Полтысячи запрещенных комбинаций и атак только за десять туров чемпионата России 2000 года – не слишком ли высокая цена за дань отжившей традиции? Меня, как историка, заинтересовал рассказ о том, когда, где и при каких обстоятельствах она родилась, и доводы автора показались в высшей степени убедительными. Опыт же игры «без офсайда», проведенный в свое время по его инициативе, показывает нам, насколько интереснее, динамичнее и результативнее может она стать.

Футбол живет своей жизнью, неотделимой от жизни общества, впитывая в себя и радости ее, и беды. Он знает, как много дано ему, как милосердно и терпеливо доверие, как искренне сострадание. Ему ли оставаться в долгу? Эта «больше чем игра» в постоянном движении, сегодня она не такая, какой была еще полвека, еще десятилетие назад. Есть люди, готовые воздвигнуть стены между ее прошлым и настоящим. Автор книги наводит надежные, точно рассчитанные мосты.

Чтобы так написать о футболе, его надо хорошо знать. И любить.

…Интерес к книге нарастал с каждой страницей. Верю, что «Обожаемый интриган» найдет широкого и благодарного читателя.

Александр Менделеев, доктор исторических наук, профессор

Вступление
«Ах, чуть не забыл»

Главными средствами обмена информацией и в XXI веке останутся рюмка и футбольный мяч, а не какой-то там Интернет. Как свидетельствует роди мая хроника, у каждого из этих средств есть и благотворные, и вредные для здоровья свойства. Оставив на попечение медицинских изданий рюмку, сделаем «объектом исследования» футбольный мяч.

Среди его отрицательных качеств пессимист-наблюдатель выделит одно: «отвлекает своими псевдопроблемами от проблем жизненных, насущных. Будто так уж важно, в какую раму влетит «Надутый». Или падуг цены и вырастет зарплата? Или лучше заработает городской транспорт? Или молитвенно сложат руки лихоимцы и казнокрады и дадут клятву: «Больше никогда, никогда не будем»? Несерьезно все это. Ерунда, одним словом».

– Сам ты ерунду мелешь, – всколыхнется оптимист-наблюдатель. – Футболу надо низко поклониться уже за одно то, что он действительно от-вле-ка-ет от смутной и непонятной жизни. И нагружает уставшие души полным набором эмоций. Когда выигрываешь ты или выигрывает твоя команда, разве все, что окружает тебя, не начинает казаться куда более веселым и интересным, чем на самом деле?

Автор может, к примеру, вспомнить, как одно только футбольное сообщение, состоявшее из нескольких слов, разом отогнало сон, сняло усталость и позволило с холодным сердцем воспринять последовавшее вслед за ним тревожное, государственного значения известие.

* * *

Токио, середина октября 1964 года, Олимпиада. Самая бессонная из всех, на которых приходилось работать. Материалы, переданные по телефону до четырех утра, успевали попасть в очередной выпуск «Советского спорта». Потом в моем номере довольно большая бригада распределяла обязанности на следующий день, а в семь часов (ни минутой позже!) заявлялись шустрые улыбчивые японские студенты, нанявшиеся на время Игр работать уборщиками и полотерами, и не было силы уговорить их приходить хотя бы через час («Тогда, миси-миси, – извините, пожалуйста, – мы не успеем на лекции»).

А тем утром меня разбудили около шести. В дверях стоял стыдливо улыбавшийся редактор еженедельника «Футбол» Мартын Иванович Мержанов. Он приехал на Олимпиаду туристом, кроме футбола его ничего не интересовало, спал сколько хотел, завидовали мы ему…

– Позвольте, я всего на минуту, – произнес гость.

«Какого черта тебе надо?» – в сердцах подумал я и, изобразив картонную улыбку, процедил:

– Рад видеть, присаживайтесь.

– Я долго думал, будить вас или нет, но в конце концов решил: надо! Если бы знали, какие две новости услышал только что по радио! Вчера, обштопав торпедовцев со счетом четыре-один, тбилисские динамовцы стали наконец чемпионами СССР. Примите поздравления… Если «Спартаку» не удалось на этот раз, пусть уж лучше тбилисцы, чем… – собеседник, деливший мир на поклонников «Спартака» и негодяев, умолк, давая мне возможность додумать, какие команды он имел в виду.

Зная, что радость за давно любимых тбилисских динамовцев не позволит мне «сомкнуть усталые вежды», Мержанов, удобно расположившись в кресле, завел разговор о том, почему с его точки зрения оступился один клуб и возвысился другой, потом, если не изменяет память, сослался на качество судейства (эта проблема была насущной и в те времена), после чего постарался помочь мне лучше представить ход олимпийского футбольного турнира. На этом месте я сдался и задремал. Очнулся, когда услышал:

– Спите, голубчик, спите, я, пожалуй, пойду.

Прихрамывая и опираясь грузным телом на толстенную палку, с которой не расставался после войны, он двинулся к двери. Я не удержался:

– Вы хотели сообщить еще одну новость.

– Ах да, чуть не забыл. Хрущева-то выпи…

Осекшись на мгновение, воспитанный человек не удержался и произнес слово, очень похожее на «выпихнули».

Теперь о сне пришлось забыть надолго.

…Москва подтвердила в выпусках радиоизвестий победу тбилисских динамовцев. О смешении же Хрущева не сообщала ничего. Ни в этот день, ни в следующий. Хотя об этом трезвонили все радиоголоса мира.

Долго буду помнить большого знатока и безгрешного любителя футбола Мартына Мержанова, треснувшего себя полбу:

– Ах да, чуть не забыл.

Какой великолепный артистических ход придумал! Он как бы говорил: что бы ни происходило в мире, футбол есть футбол, а все остальное не так уж и важно (песни: «а все, что кроме, уладить можно с помощью зонта» в те годы еще не знали).

В футболе, как и в политике, как и в жизни вообще, своя борьба за первенство, свои дороги к самоутверждению, и свои интриги тоже. Кого-то судьба благосклонно возносит на пьедестал, а кого-то безжалостно сбрасывает: подучись немного, окрепни духом и телом, яви умельство, быть может, тогда я снова положу на тебя глаз… Борьба спортивная, она честнее, открытее подковерной политической борьбы с ее заговорами, наветами, судебными тяжбами. Здесь человек на виду, и от слова его, написанного самыми изощренными спичрайтерами, не зависит ничего – только отдела, подразумевающего искусство и самоотреченность.

На свете существует лишь один обожаемый интриган. Имя ему – футбол.

Последуем за ним по крупнейшим соревнованиям современности. Не оставим без внимания ни один континент. Приглядимся к своим и чужим взлетам и падениям. Постараемся увидеть их истоки. И попытаемся найти ответ на вопрос: чем опыт, «сын ошибок трудных», способен помочь российскому футболу. Сегодня и завтра.

* * *

А начнем с чемпионата мира 1966 года в Великобритании.

В результате невероятно закрученных интриг еще на дальних подступах к пьедесталу споткнутся Бразилия, Италия и Испания, а советская сборная первый и последний раз в XX веке окажется в числе главных претендентов на лавры. Тем сюжетам и картинам не выветриться из памяти.

Часть первая
Скандал на родине футбола

Кивок. – Что помешало мне удалить с поля Тофика Бахрамова. – Стоит ли верить судье, который говорит: «Я никогда не поддаюсь воздействию трибун»? – Отчего автоинспекторы живут мало, а дирижеры – долго.

Глава I 
Новый взгляд на давнюю историю

Способен ли мало кому известный человек одним лишь кивком вызвать всплеск восторга и негодовании стотысячного разноязыкого скопища?

Может. Если это футбол. Если это стадион «Уэмбли». И если это финальный матч первенства мира 1966 года.

Восемнадцать секунд, выхваченных из жизни поединка Великобритания—ФРГ, вызвали множество противоположных мнений и толкований. Мне те секунды дороги не просто как память. В них слились и высветились неисследованные стороны футбола, заслуживающие в годы всеобщих ссор и расхождений особого внимания.

После привычных девяноста минут ничья – 2:2. Предстоят дополнительные полчаса. Страсти раскалены до предела. Забыл о своих обязанностях разносчик мороженого, замер, разинув рот. Медленным шагом, будто стараясь сберечь последние капельки сил, выходят на поле футболисты. Губошлеп с ними, ему наплевать на зрителей, протягивающих деньги… чем еще остудить пыл? Миллиона порций хватило бы на стадион?

Как человек, которому приходилось судить футбол, с особым вниманием приглядываюсь к действиям арбитра и его помощников – способны ли они сохранять хладнокровие и объективность в такой обстановке, не поддадутся ли окаянному желанию польстить хозяевам? Англия, подарившая миру футбол, жаждет завладеть наконец и его короной. Победа станет всемирным триумфом. Поражение – национальной трагедией. Как бы безгрешны ни были служители закона, разве могут он и заставить себя забыть об этом? Полчаса, когда нервы на взводе, когда каждый шаг в погоне за быстро перемещающейся игрой требует усилий, которых никогда не поймет человек, не судивший «третий тайм», когда высшим счастьем считается возможность два-три раза подряд спокойно глотнуть воздух. А на тебя устремлены двести тысяч придирчивых и недоверчивых глаз. И ты не имеешь права думать о себе, ты как материальная субстанция растворился, избыл, тебя с твоими переживаниями вообще нет как та-ко-во-го. Не зря говорят: чем меньше напоминает арбитр о своем существовании, тем лучше идет и фа.

Десятая минута дополнительного отрезка. Центрфорвард англичан Херст, на миг опередив мощного опекуна, от души бьет по воротам. Голкипер бессилен. Отскочив от перекладины и ударившись о землю, мяч взвивается над «рамкой».

Словно по команде вскидывают руки английские игроки, обнимают друг друга; на нижнем ярусе вспыхивает джига. Когда-то этим веселым танцем заканчивались комические спектакли в шекспировском «Глобусе»… похоже, что близок к концу и этот драматический спектакль… Старый испытанный прием воздействия на судью в ситуации, часто возникающей на футбольном поле: «было – не было!».

Швейцарец Динст, находившийся за пределами штрафной площади, останавливает игру и сразу оказывается в немецком окружении; лица, выкрики, жесты умоляют и требуют: «Нет! Нет! Нет!» С трудом пробив дорогу сквозь плотный заслон, Динст на всех парах мчится не к центру поля, что значило бы: «Гол!», а к боковой линии. Загорается надежда у немцев, они дают ему добежать до лайнсмена с оранжевым флажком – Тофика Бахрамова из СССР. После того, как игра была остановлена, тот замер на месте, не сделал и шага в сторону от угловой отметки. А это по принятой системе бессловесного обмена информацией означает, что ни-че-го не про-изо-шло!

Но как только подбегает Динст, Бахрамов вдруг кивает. Быстро сообразил, рассчитал, прикинул? Бахрамова окружают немецкие игроки. Они негодуют. Вместе с ними возмущается чуть не четверть стадиона – на трибунах полно туристов из ФРГ. Зато как буйно ликуют умеющие обычно скрывать свои чувства джентльмены и просто мэны, сэры и пэры, лорды и милорды… Игроки видят улыбающуюся королеву и за минуту до конца, движимые невероятным энергетическим запалом, забивают четвертый гол. Веселись, Британия, пришел твой день!

На стадионе, «среди бушующего моря страстей» (отдает штампом, но ничего лучше придумать не могу) один только равнодушный ко всему происходящему человек. Он сидит за мной и, не отрываясь, читает книгу. Как втесался этот широколицый улыбчивый книголюб в небольшую советскую пресс-группу (а в нее было очень трудно попасть, отказали многим хорошим журналистам), мы поняли, лишь когда узнали, что никакой он не сотрудник КГБ – с этим набором уже и так был полный порядок, а – бери выше! – племянник одного главпартбарина из жаркой республики.

– Зачем ты приехал сюда? Что делаешь? Постеснялся бы, – с трудом скрывая презрение, говорит известинец Борис Федосов.

– Сразу видно, что ты не читал этого романа. «И один в поле воин», знаешь как интересно написано, – простодушно отвечает тот и, смачно облизнув палец, переворачивает страницу.

Услужливые подхалимы помогли ему получить то, на что он не имел права.

«Черт возьми, а ведь и англичанам услужили тоже», – думаю я, глядя вечером по телевизору одну и ту же картинку. Главный и спорный эпизод матча снят операторами с разных точек стадиона.

– А гола, оказывается, не было, – с печалью говорят братья Николай и Андрей Старостины. Хорошо, ты можешь не верить своим глазам, но не верить Николаю Петровичу и Андрею Петровичу?

…За день до открытия чемпионата немецкий журналист Митгеицвай опросил шестнадцать наиболее выдающихся знатоков футбола: «Как, по-вашему, кто завоюет золотую богиню?» Когда закончился финал, Клаус подошел ко мне и сказал: «Поздравь Андрея Старостина, он был одним из трех, угадавших верно».

Радоваться бы Андрею Петровичу. А он хмур. Сколько лет шла борьба за золотую богиню, сколько лет ее судьбою жил весь мир… Какой же кривой оказалась ее улыбка! Один неверный (не обдуманный ли?) кивок лайнсмена, и все летит к чертям.

Я с Тофиком Бахрамовым знаком хорошо.

Ровно двадцать лет.

Ночью вспоминаю.

Глава II
Был молод и неразумен

Осенью 1946 года разыгрывался Кубок Азербайджана. В финал вышли бакинский «Спартак» и сборная Нагорно-Карабахской автономной области. Перед организаторами встала непростая проблема – кого назначить арбитром?

В Баку был один судья всесоюзной категории – мудрый и немногословный Борис Зайонц, на него и возлагались все надежды. Путем несложных умозаключений он пришел к грустному выводу: как бы ни закончился матч, он будет иметь большие неприятности. А, значит, не иметь спокойного сна. Выиграют бакинцы, обиженные скажут: подсуживал своим. Выиграют армяне, составлявшие в команде Н КАО большинство, обязательно найдутся недоброжелатели, которые спросят: «Ты что, забыл, чей хлеб ешь?» Вот если бы игра могла закончиться вничью… Увы, Кубок ничьих не признает. К счастью, существовала на белом свете трудно распознаваемая врачами болезнь по имени радикулит. Как это случалось нередко, зловредная гостья явилась к человеку, обуреваемому сомнениями, в самый подходящий час.

А еще были в Баку три судьи республиканской категории: Мамед Гамид, Сергей Авакян и Александр Гнездов, азербайджанец, армянин и русский. К первым двум даже и обращаться не стали, а журналист Гнездов заявил, что намерен не обслуживать финал, а описывать его, у него-де уже есть редакционное поручение, от которого отказываться никак нельзя.

Тогда меня пригласил на беседу председатель Азербайджанской федерации (тогда писали: секции) уважаемый в Баку доктор Паруир Герасимович Парсаданов и начал речь издалека.

– Как-то я прочитал в «Кавказском календаре» рассказ об одном громком процессе, который вел в Гяндже мировой судья по фамилии Кикнадзе. Не родственник ли ваш?

Не понимая, к чему клонит Парсаданов, я ответил:

– Фарнаоз Михайлович был моим дедом.

Как показалось, ответ собеседнику понравился. Он о чем-то задумался. Вскоре стало ясно – о чем.

…В прошлом веке на родине знаменитого поэта Низами Гянджеви жило примерно одинаковое число азербайджанцев и армян. Иногда – спокойно, всегда – врозь. Два народа, признававшие истинными и справедливыми лишь свои религии. Порой бывало достаточно крохотной искорки, чтобы разгорелся пожар взаимной неприязни. Вот почему и решили гянджинцы сделать слугой закона грузина. Дед оставил о себе добрую память в поколениях и летописях.

Раздумчиво молвил Парсаданов:

– А что, если мы предложим провести финал вам? Имеете только первую категорию? Не беда. Отсудите хорошо, получите республиканскую.

– Нет, Паруир Герасимович, игра будет трудной, я не справлюсь.

– Не спешите возражать. Это моя личная просьба. Пока никому не говорите. Вашу кандидатуру надо будет еще согласовать и утвердить в разных инстанциях.

Утвердили. Мне на беду. Я часто бывал в этой жизни неблагоразумен. Но никогда так глуп, как в минуту, когда дал уговорить себя.

Постараюсь описать ту игру с легким оттенком иронии (хотя мне было не до улыбок), не задевая ничьей гордыни. И рассказать о том, что пережил, накапливая опыт, чем за неимением более подходящего слова мы называем собственные просчеты и ошибки.

* * *

Недалеко от бухты, где в пятидесятые годы разбили обширный сквер с цветным фонтаном, располагался уютный с двумя противоположными трибунами натри тысячи зрителей стадион «Динамо». Задолго до начала игры северную заполняли бакинцы, а южную – куда более темпераментные гости из Степанакерта и сочувствовавшие им жители Армепикенда, большого нагорного района, населенного преимущественно армянами. Все годы войны Азербайджан не видел настоящего футбола, а разве это не настоящий футбол – финал Кубка республики? Оркестр пожарных в начищенных до блеска касках, обливаясь потом, исполнял спортивные марши.

Первым зашел в судейскую комнату поддержать меня Мамед Гамид. Это было потрясающе раскрепощенный и оригинальный человек. Руководя обществом «Нефтяник», он украшал своим присутствием пятерку форвардов «Динамо» и о матче на первенство Баку вколотил два красивейших мяча в ворота родимого «Нефтяника». Серию неприятностей, возникших после этого по служебной линии, перенес с философским спокойствием, ибо хорошо знал, что футбольная радость одна сама по себе без извечной спутницы – футбольной печали по белу свету не ходит. Он пробасил, почему-то глядя в сторону:

– Возьми из аптечки вату и заткни уши, постарайся все видеть и ничего не слышать.

А потом пришел неожиданно поправившийся Борис Зайонц. Правда, передвигаясь по комнате, он время от времени что-то вспоминал и начинал опираться о спинки стульев, слегка припадая при этом на одну ногу. Он сказал:

– Еще никому в двадцать три года не поручали судить такой матч. Забудь про грузинский темперамент, лучше возьми в союзники русское хладнокровие. – Помолчав, добавил: – И терпение.

Тоже был неплохой совет.

А за несколько минут до начала игры в судейскую комнату заглянул дядя Саша Гнездов. И он не ушел без наставления:

– Я однажды судил игру с участием капитана гостей. Это старшина или сержант из Степанакертского гарнизона. Фамилия Батя, прозвище – Мясорубка… центральный защитник, вес под сто двадцать, со страшной силой давит на судей. Не дай ему разойтись.