Текст книги "Подводники атакуют"
Автор книги: Александр Дмитриев
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Дважды сигнальщики докладывали о самолетах и безошибочно опознавали: «Наши!», а мы не погружались – это экономило время. Четыре раза уклонились от плавающих мин и один раз от перископа. Наконец зарядка окончена. Мы уже впереди конвоя. Видимость плохая, самолеты больше не летают. Но нам уже все необходимое известно: состав, скорость и направление движения противника. Пора к берегу. Пользуясь туманом, подходим к нему поближе и ныряем под минное поле.
В минном поле пережили, мягко выражаясь, несколько неприятных минут. В акустической рубке вахту несет Георгий Кондращенко. Правда, если громко сказать: «Саша!» или «Пархоменко!», акустик немедленно ответит: «Есть!» Так его часто зовут в команде, и он к этому давно привык.
В день, когда он прибыл на корабль из учебного отряда, его фамилию перепутал дежурный по команде Бирев. Молодой матрос промолчал и не поправил его. Только через несколько дней мы узнали, что Пархоменко – не Пархоменко, а Кондращенко.
– Почему же вы молчали, когда вашу фамилию исказили?
– А эта тоже не плохая, мне нравится...
Так и осталась за ним понравившаяся ему фамилия. Постепенно перешло к нему и имя героя гражданской войны.
Все внимание акустика сосредоточено на эхопоиске. Проходим опасный в минном отношении район. Слышен однообразный писк посылок. В наушниках послышался еле заметный щелчок. Прямо по носу лодки. Это от малого препятствия. Вначале оно угадывалось только на слух. Но вот в записи на ленте рекордера появились точки:
– Мины!
Начинаем маневрировать. По-видимому, мы оказались на минной банке. В течение 20 минут обошли восемь мин. Неприятно встречать на пути такие коварные сюрпризы. Кондращенко помог сегодня обнаружить мины и благополучно с ними разойтись.
Вот мы и у берега. К атаке все готово. Полосами идет туман. В перископ видимость ограниченная, успех будет зависеть от умения акустиков.
Круглое и Кондращенко непрерывно ведут наблюдение. Что-то слышно... Странно, это шум не от работы винтов, а какой-то трещотки. Либо акустический трал, либо фоксер – устройство для отвода акустических торпед. Очень трудно взять пеленг. Так или иначе без причины звуков не может быть: видимо, идет конвой. И акустики спешат доложить об этом в центральный пост.
Сигнал торпедной атаки подается не звонками, а голосом, чтобы лишними шумами не обнаружить себя раньше времени.
Противная трещотка продолжает мешать Круглову, заглушает все звуки. Лишь изредка удается запеленговать шум то одного, то нескольких кораблей.
В перископ долго ничего не видно. Прорвали первую линию охранения, состоящую из сторожевых катеров. Их шум слышат Круглов и Кондращенко, а я вижу в перископ два катера. Исходную позицию для залпа заняли под выгодным курсовым углом, чтобы, как и рассчитывали по фотоснимкам летчиков в базе, атаковать одновременно две цели.
После прорыва второй линии охранения из тумана стали показываться основные суда конвоя. На крест нитей перископа подходят транспорт и миноносец. Раздумывать и рассматривать некогда.
– Носовые аппараты, пли!
И четыре стальные сигары устремились навстречу врагу.
Хочется атаковать вторично – кормой. Следуют быстрые, очень громкие команды, чтобы перекричать свист воздуха и шум принимаемой воды. Лодка ложится на новый курс.
Слышны взрывы наших торпед – два близко и один глухой, далекий. Так и должно быть. Корабль охранения был к нам ближе. Поднимаю перископ и вижу тонущий миноносец. Транспорта не видно. Утонул он или закрыт туманом – судить трудно. Прямо на нас идет сторожевой корабль, он уже близко. Приходится принимать воду в цистерну быстрого погружения и уходить на глубину. Это, к сожалению, срывает повторную атаку.
Дробь трещоток (а их тут не одна) мешает не только нам, но и противнику. Начавшееся через пять минут после выпуска торпед бомбометание очень неточно. Бомбы рвутся далеко, и вообще преследование, вопреки ожиданию, слабое.
Всего сброшено около 40 глубинных бомб. Лодка уходит под минным полем на север. Поздравляю команду с успехом. Нелегко досталась нам эта победа. Многие не спали двое суток. Тем радостнее сознание исполненного воинского долга. А спать, кажется, и сейчас никто не собирается. Выпускаются боевой исток и наша сатирическая газета.
Через час снова началась атака глубинными бомбами, но теперь уже совсем далеко. В команде шутят: «Фашисты для начальства бомбят». Но вопрос боцмана кладет конец зубоскальству.
– Почему вы думаете, что это нас преследуют? А может, это Гладкова бомбят?
Несколько часов спустя слова Дорофеева подтвердились. Мы перехватили донесение Гладкова: «Атаковал крупный транспорт, слышал взрыв своих торпед». По времени атаки выходило, что бомбили именно его лодку.
Фашистский конвой североморцы разбили, что называется, в щепки. После подводников противника атаковали катерники, утопив 15 кораблей. Остальных прикончили летчики. К месту назначения не дошел ни один транспорт. Учеба пошла на пользу, видимо, не только нам.
Никогда до этого гитлеровские конвои не терпели здесь такого полного разгрома разнородными силами флота, как в этот памятный день 15 июля 1944 года.
Погода установилась нелетная, и до конца срока пребывания в море мы действовали самостоятельно. Не раз ходили к берегу, но противника не обнаружили. Не встретили его и другие лодки. Видимо, гитлеровцы, обескураженные потерей целого конвоя, решали, как дальше осуществлять перевозки. А пока они приняли меры против нашего пребывания здесь. В районе зарядки мы трижды замечали перископ неизвестной подводной лодки, а сегодня уклонились от выпущенных ею торпед.
С сознанием исполненного долга, довольные собой, возвратились в базу. Здесь нас ждала теплая встреча, с оркестром и двумя традиционными поросятами.
Офицеры, старшины и матросы лодки вновь удостоены государственных наград. Многие получили недавно учрежденные медали в честь выдающихся флотоводцев Ушакова и Нахимова.
Еще два
Отправляясь в очередной боевой поход, мы не могли знать, что он будет проходить накануне большого наступления Красной Армии на Севере. Только потом нам стало ясно, что в данных условиях делалась еще более важной поставленная нам обычная задача: совместно с авиацией искать и топить корабли противника у северных берегов Норвегии.
Поздняя осень. Солнце лишь на короткое время показывается над горизонтом. Скоро оно совсем скроется, и наступит долгая полярная ночь. Уже сейчас можно, не отходя от неприятельского берега, заряжать ночью аккумуляторные батареи. Это позволяет дольше находиться на путях движения конвоев, повышает вероятность встречи с ними при самостоятельном поиске. Но сама атака затрудняется.
Очень долго тянутся вечерние и утренние сумерки – томительное время для подводников. Всплывать нельзя, а в перископ уже почти ничего не видно.
Именно в такое время ходовую вахту принял старший лейтенант Евгений Хрусталев. Подвсплыв для очередного осмотра горизонта, он различил сперва лишь нечеткие очертания берега. Только мыс Нордкин ясно выделяется на фоне неба. Но тут из рубки гидроакустика поступил доклад о слабых, неясных шумах. Еще раз внимательно осмотревшись, Хрусталев заметил едва уловимые, расплывчатые и неясные силуэты каких-то кораблей.
Старший лейтенант немедленно подал нужные команды на руль и в шестой отсек – электрикам и начал маневрирование для атаки.
Поднявшись в боевую рубку, я остался доволен действиями своего помощника. Решительным маневром он сэкономил мне не меньше минуты, а минута в таких случаях часто решает исход дела.
Почти во всех прошлых атаках мы стреляли с коротких дистанций – наверняка. По-иному сложилась обстановка сейчас. Цель едва различима. Расстояние до нее, по-видимому, велико. Сближаемся полным ходом. Вот цель подходит к углу упреждения. Только перед самым залпом удалось разглядеть, что это транспорт. Он как раз вышел в светлую часть горизонта. Акустик докладывает о шумах еще нескольких кораблей, но их в перископ не видно.
Нос тяжело груженного судна подошел на крест нитей. Командую:
– Пли!
Торпеды устремились к борту цели. Волнуюсь, дойдут ли. Дистанцию так и не удалось точно определить. Проходит минута, вторая. Транспорт продолжает идти. Рядом со мной у перископа застыли в ожидании дивизионный штурман Иванов и Хрусталев. Молчание. Только Круглов из своей рубки докладывает об изменении пеленга на шумы винтов.
Не отрываясь, слежу за упрямым транспортом. Думаю одно: «Ну, тони же, тони, уже время». Чувствую, что и все в центральном посту волнуются и внимательно вслушиваются. Тишина такая, что можно бы услышать полет мухи.
Неестественно громким кажется доклад акустика:
– Слышу взрыв торпеды! Второй!
Для меня этот доклад уже лишний. Вижу, как в районе второго трюма транспорта поднимается столб желто-черного дыма. Даю посмотреть в перископ Иванову, Хрусталеву и старшине 1-й статьи Игнатьеву. Они наблюдают взрыв второй торпеды.
К сожалению, повторить атаку кормовыми аппаратами не удалось – началось сбрасывание глубинных бомб. Уходим на глубину. Нас преследуют два миноносца и сторожевик. Сбросили несколько десятков бомб. Одна серия накрыла нас очень точно. Полопались электролампочки, а главное – вышла из строя гидроакустика. Мы стали «глухими».
Оторваться от преследования удалось только через три часа.
Знаем, что невдалеке находятся другие наши лодки. Пользуясь темнотой, выходят на ночной поиск и наши торпедные катера. Всплыв, немедленно донесли по радио о встрече с противником, и были очень рады, когда на следующий день узнали, что по нашему донесению торпедные катера под командованием капитана 2 ранга Владимира Алексеева вышли в этот район, нашли и потопили два фашистских корабля. По этому поводу старшина Боженко заметил:
– Гуртом и батька добре бить.
Рассвет снова застал нас у вражеского побережья. Поврежденную при атаке нас глубинными бомбами акустику ввести в строй не удалось. Приходится все чаще всплывать под перископ.
Во время одного из таких всплытий вахтенный офицер, заметив в фьорде два корабля и начав атаку, вызвал меня в рубку. Это были тральщики, которые, судя по маневрированию, занимаются поиском подводной лодки.
Пока один, застопорив машину и развернувшись носом в море, выслушивает горизонт, второй проходит вдоль берега 25–30 кабельтовых. Затем они меняются ролями, обеспечивая таким образом друг друга. Тральщики медленно приближаются к выходу из фьорда.
Понятно, почему они так осторожны. У входа в этот самый фьорд вчера мы потопили транспорт. Они ищут нас. Ну что ж, померяемся силами. Преимущество на нашей стороне. Мы уже обнаружили их, а они нас еще нет.
Атаковать противолодочные корабли опасно, но и оставлять их безнаказанными в районе, где предстоит действовать нашим лодкам, нельзя. Будем атаковать. Почему-то вспомнилась любимая поговорка нашего комбрига: «В атаку выходить – не к теще на блины ходить».
Пока сближались с противником, созрел план атаки: потопить оба тральщика. На каждый – по две торпеды. Стрелять дважды. Вторую торпеду в залпе выпускать для перекрытия ошибки в определении скорости, так как у тральщиков она все время меняется.
После атаки – разворот и быстрый отход, чтобы упредить выход других противолодочных кораблей из находящегося поблизости порта.
Штурманы – дивизионный Иванов и корабельный Морозов – обдумывают план отхода. Опытный в этих делах Иванов прокладывает курс по известному ему извилистому подводному «оврагу» – довольно узкому фарватеру с глубинами на 10–15 метров большими, чем средняя глубина вокруг. Если идти вплотную к грунту по впадине, или, как говорят подводники, ползти на брюхе, то это очень хорошо маскирует лодку.
Сближение продолжается более получаса. Тральщики ходят очень короткими галсами у самого берега, часто меняя курсы, по существу оставаясь на месте. Установить точную закономерность их движения не удалось. А выжидать боюсь: вдруг они прекратят поиск и уйдут – ведь порт рядом.
Первой мишенью избираю ближайший тральщик. Он стоит с застопоренной машиной. Делаю на циркуляции двухторпедный залп. Одной торпедой целюсь в носовую часть тральщика. Вторую выпускаю впереди его по курсу – на случай, если он даст ход.
Сами остаемся под перископом для наблюдения за результатами атаки и готовим второй залп. Атакованный тральщик дает ход и циркулирует. Попадут ли торпеды? Через полторы минуты все слышат два глухих взрыва. Вижу поднявшиеся над целью столбы воды и дыма. Но что такое, почему тральщик не тонет? Вот он уже проходит оседающие столбы взрывов. Все стало ясно. Промах. Торпеды попали... в берег.
Второй корабль тоже дал ход. Оба отчаянно дымят. Пока не поздно, хочу повторить атаку по первому тральщику, для чего приказываю готовить кормовые торпедные аппараты.
После залпа из носовых аппаратов сразу начинаю циркуляцию для атаки кормой. Лодка остается под перископом. Иванов готовит фотоаппарат для съемки. Циркуляция идет медленно, места для маневрирования мало.
Снова взрыв. На этот раз торпеда нашла цель, взорвалась под мостиком тральщика. Иванов успевает щелкнуть фотоаппаратом. Тральщик быстро затонул. Второй тральщик круто развернулся и идет прямо на нас. Атаковать бесполезно. Уходим на глубину. С помощью эхолота быстро находим «штурманский овраг», но уклоняемся, по существу, вслепую: гидроакустика не работает, и судить о маневрировании противника не по чему.
Первые бомбы взорвались далеко. Но вот тральщик точно над нами. Работа его винтов слышна во всех отсеках. Однако бомбы он сбросил неточно. Тут, можно сказать, нам повезло...
Теперь ясно слышим, что над нами уже не один корабль. Видимо, подошла поддержка. На всех преследующих кораблях работают гидролокаторы. Слушать их посылки очень неприятно. Впечатление такое, будто по корпусу лодки бьет град. На одном из преследователей локатор другого типа. Его посылка напоминает удар хлыста или бича. Звук этот сопровождается еще подвыванием. Бомбы посыпались кучнее и ближе. Слышен не тоолько шум винтов, но и шипение сброшенных бомб. Неприятное ощущение!
От близких взрывов в отсеках гаснет свет, затем следует сильный удар корпусом о грунт. Лодка задрожала, будто в лихорадке.
С большим трудом удается оторваться от грунта. Восстанавливаем освещение. Обнаружилась еще одна неприятность: из строя вышел эхолот. Теперь мы не только «оглохли», но и «ослепли». Однако опыт Иванова, его точные расчеты помогают укрыться в «овраге» и сбить с толку противника. И только через шесть часов мы оторвались от преследователей.
Отделались мы нелегко. Кроме выведенного из строя эхолота, сорван лист легкого корпуса над первым отсеком, второй лист вырвало в корме. Поврежден барабан волнореза, в результате чего не закрываются передние крышки кормовых торпедных аппаратов.
В старшинской кают-компании Павлов с Рыбаковым обсуждают события дня.
– Крепко сторожевики в нас вцепились и всыпали прилично, – говорит Павлов.
– Когда за дело, не обидно, – замечает Рыбаков.
– Так-то оно так... Одно время насели – все бомбы рядом кладут. В шестом отсеке «взрывомер», говорят, вышел из строя, резинка оборвалась.
– Лишь бы сталь на корпусе выдержала, а мы выдержим. Кстати, сталь нам добротную металлурги дали. За то, что после сегодняшней атаки бомбами живы остались, не раз нужно рабочему классу поклониться.
– В этом у меня с тобой разногласий нет...
На поверхности давно наступила ночь. Всплываем. Кораблей противника не видно. Далеко за кормой слышны взрывы запоздалых глубинок. Теперь это не страшно. Донесли о своих действиях в штаб. Нам приказано возвратиться в базу.
На переходе нас еще раз спасли бдительность и зоркие глаза старшины Игнатьева. Когда до входа в Кольский залив оставалось несколько часов, я спустился в каюту, чтобы закончить отчет о походе. Вдруг – резкое повышение оборотов дизелей и крен от положенного на борт руля.
Не дожидаясь доклада, выскакиваю на мостик.
Лодка делает поворот. Машинный телеграф показывает «самый полный вперед». Оказывается, полминуты назад вахтенный сигнальщик Игнатьев увидел справа по борту перископ и одновременно пузырь и след выпущенных торпед. По его докладу старпом Хрусталев увеличил ход и резко отвернул. Торпеды прошли стороной.
Старшему лейтенанту Хрусталеву и старшине Игнатьеву объявил благодарность.
Прогляди Игнатьев или растеряйся Хрусталев, и мы уже не вернулись бы в базу. Действительно, на подводной лодке успех или неудача, жизнь или смерть экипажа зависят от каждого человека.
Когда Игнатьев сменяется с вахты, многие подходят поздравить его. Подходит и его дружок Сережа Мамонтов.
– Спасибо, Саша! Если бы не заметил вовремя, пришлось бы нам навечно прописаться в дельфинограде.
– Это что, иносказательное – кормить рыбу? – спросил Федотов.
– Угадал. Оно самое.
– Игнатьева я тоже от всей души поздравляю. Но рыбу кормить мы не будем. На этот счет я спокоен, примету имею.
– С каких это пор ты в приметы начал верить?
– Не беспокойся, не мистика. В глупые не верю, а это особая – в нее верю. Говорю это тебе серьезно, без смеху.
– Расскажи, может, и мы поверим.
– Слушай и запоминай. Только сначала ответь на несколько вопросов. Итак, с какого похода нас фашисты топить начали?
– С первого. Бомбили и торпеды выпускали.
– В каком походе они нас не трогали?
– Не было такого похода.
– Правильно. Не было. Каждый раз стараются нас потопить, но не могут. Мы не хотим тонуть. И не потонем. И это не чудо или колдовство. Фашисты не дают нам забыть, что мы на войне. Вот и учимся все время, и вахту стоим как следует. Прекратим, зазнаемся – ручаться не могу. Вот и вся примета.
– Ну, в такую примету и мы верим.
– Вот именно.
Командиры боевых частей, как обычно, доложили мне фамилии наиболее отличившихся за поход. Каждый втайне мечтает попасть в этот список. Ведь этим отличившимся предоставляется право при входе в гавань произвести салютные орудийные выстрелы по числу потопленных нами вражеских кораблей. Каждый поход люди обычно меняются, а так как тренировок в стрельбе нет, то иногда получаются курьезы. Например, после третьего похода, когда нам нужно было сделать четыре выстрела, неопытный артрасчет три выстрела произвел нормально, а с четвертым произошла задержка. В это время лодка подошла к пирсу. И когда командующий флотом приблизился к сходне, вдруг прогремел последний, четвертый выстрел.
– Это вы что, командующего пугаете? – обратился адмирал к артрасчету.
– Никак нет, докладываем о победе, – не растерялся командир орудия старшина 2-й статьи Хлабыстин.
Сегодня честь рапортовать из пушки о нашей победе выпала старшинам Игнатьеву, Магдалинину, Бубнову, Мамонтову, Власову и матросам Лемперту и Бочанову.
На пирс прибыли командующий и начальник штаба флота, командир бригады и, конечно, очень многие друзья.
Я доложил командующему о походе и атаках, показал все это на кальках и картах. За первую атаку адмирал похвалил. Вторую не одобрил.
– Зря в фьорд пошли, – сказал он, – нельзя рисковать людьми и кораблем из-за не особенно важных целей.
И я не мог не согласиться с командующим.
...Через несколько дней в Заполярье началось наступление наших войск, закончившееся вскоре изгнанием фашистских захватчиков из Петсамо и Киркенеса.
С-15 открывает счет
Г. К. Васильев.
Капитан-лейтенант Георгий Константинович Васильев (ныне вице-адмирал в отставке) в годы Великой Отечественной войны (с 1944 г.) командовал подводной лодкой С-15 Северного флота.
Под командованием Г. К. Васильева С-15 первый раз вышла в море 17 мая 1944 г. для совместного с другими лодками удара по морским коммуникациям противника во взаимодействии с разведывательной авиацией. Самолетам удалось навести подводные лодки на конвой в составе 5 транспортов и 25 кораблей охранения. Форсировав в подводном положении минное заграждение, С-15 нанесла по конвою торпедный удар и потопила транспорт.
За мастерские атаки, смелые и мужественные действия весь экипаж С-15 был удостоен государственных наград.
Ниже приводится очерк Г. К. Васильева, опубликованный в газете «Красная звезда» 30 мая 1974 г. под названием «С-15 открывает счет».
* * *
Иногда трудно вспомнить, какой была погода в минувшее воскресенье. А вот каким был тот день 26 мая 1944 года, я запомнил навсегда. Незаходящее полярное солнце скользило над горизонтом. Штилевое море отражало небо. И след перископа на нем белел, как царапина на стекле. Погода, очень неблагоприятная для скрытной атаки подводных лодок, позволяла летать самолетам-разведчикам.
Этот боевой поход был особенный: первый с использованием нового тактического приема – метода нависающих завес и первый для меня как командира корабля. До назначения командиром С-15 я служил старпомом на С-54. Некоторый боевой опыт у меня был: дважды ходил в боевые походы на подводной лодке С-54, один – на подводной лодке С-55 с опытнейшим командиром капитаном 3 ранга Сушкиным. В этих походах были потоплены три транспорта. Но одно дело – опыт старпома, а другое – командира. На подводной лодке при торпедной атаке только командир в течение нескольких секунд (иначе противник обнаружит) оценивает в перископ обстановку на поверхности моря, только командир решает, как маневрировать, чтобы выйти на позицию стрельбы, только командир определяет момент торпедного залпа.
Офицеры, старшины и матросы выполняют волю и решения командира. И отвечает за все тоже командир.
Назначение на другой корабль состоялось в последний день февраля. Честно говоря, принимал я С-15 не без тревоги: до меня в море она сходила несколько раз, встреч с кораблями противника не было и боевого успеха не имела. Но подводники горели желанием внести свою долю в разгром врага. Я понял это при подготовке к походу. Экипаж проявлял большое упорство и настойчивость. Моряки понимали, что одного стремления побеждать мало, надо учиться бить противника.
В начале 1944 года это в первую очередь означало – научиться его находить. Потому что, неся большие потери, гитлеровцы усилили защиту своих морских сообщений. Воевать прежними методами с ними становилось все труднее. Несколько наших подводных лодок из похода не возвратились, в том числе и С-54. Вот тогда-то и решено было использовать тактический прием – нависающие завесы, основанный на взаимодействии подводных сил с разведывательной авиацией. Это давало возможность сосредоточивать подводные лодки в районах моря, менее контролируемых противником, – за внешней кромкой минных заграждений и применять их массированно по противнику, обнаруженному разведкой.
Когда 17 мая С-15 вышла из Полярного, мне подумалось: как это легко – уходить и как сложно возвращаться, особенно с победой. Однако переход к району сосредоточения тоже оказался нелегким. День и ночь светло. «Нырять» приходилось от каждого самолета. А потом испортилась погода. Море штормило, небо затянулось низкими облаками, снежные заряды налетали один за другим. Не получая данных разведки, С-15 дважды форсировала минные заграждения, выходя на предполагаемые маршруты конвоев противника, но безрезультатно. На исходе 25 мая подводная лодка маневрировала в районе к северо-востоку от мыса Нордкин за пределами обнаружения береговыми средствами наблюдения противника в ожидании данных от самолетов-разведчиков. Как-то там самолеты? И вдруг перед ужином я услышал быстрый топот ног по трапу.
– Прошу разрешения на мостик!
Смотрю – радист. Лицо сияет, в руках две радиограммы Одна от самолета-разведчика: «17.00 обнаружил у мыса Нордкин: транспортов – 5, миноносцев – 5, сторожевиков – 6, тральщиков – 4, сторожевых катеров – 10. Курс 80, ход 8 узлов» А другая – от комбрига с приказом нашей лодке и М-201 атаковать конвой.
Расчетное место встречи оказалось около мыса Харбакен Это далеко, а противника надо обогнать. Пять часов полным ходом С-15 шла в надводном положении. В 20 милях от берег, погрузились и ходом 5 узлов вместо обычных 3 пошли через минное поле.
Напряженно вслушивались в забортную тишину моряки: не коснется ли корабль минрепа, что на такой скорости особенно опасно. Трижды за время войны я испытывал это неприятное ощущение – скребущий по корпусу минреп. Не для всех это кончалось только нервным напряжением. Лодка капитана 3 ранга Л. Сушкина, например, вернулась однажды в базу без рулей и с оторванной носовой частью. А сколько экипажей не вернулось вообще... Но в том и состоит искусство подводника, чтобы суметь преодолеть оборону противника, нанести неожиданный удар, а потом скрыться от преследования.
Когда минные поля оказались позади, подвсплыли: горизонт был чист. Пошли долгие минуты ожидания конвоя. Я приказал гидроакустику Рагозину докладывать о малейших шумах. И когда они появились, я увидел в перископ слабые дымы. Дымы становились гуще, отчетливее. Вот запись в журнале боевых действий, сделанная старпомом Н. Зиновьевым:
«03.49. Пеленг на шумы винтов 290 градусов. В перископ видны мачты многих кораблей и два самолета над ними. Объявлена торпедная атака. Слышны далекие взрывы глубинных бомб».
Когда я объявил торпедную атаку, то почувствовал, какое облегчение принесла долгожданная команда экипажу. Но это лишь начало. Чтобы боевое счастье не ускользнуло от С-15 и этот раз, надо быть собранным, дерзким.
Вот уже виден в перископ весь конвой. Каким грозным и доступным кажется он. Но одного транспорта уже нет. Значит, новый тактический прием оправдал себя. М-201 под командованием капитана 3 ранга Н. Балина успешно атаковала, Это на нее сбрасывали гитлеровцы глубинные бомбы. Теперь наша очередь атаковать.
Поднят и опущен перископ. Траверзное расстояние до колонны 20–25 кабельтовых. Легли на контркурс и поднырнули под корабли охранения. Над головой шумы их винтов. Думают ли гитлеровцы, что сейчас мы проходим под их килями? Снова на 5–6 секунд подняли перископ. Ох уж это штилевое море. А вот и «наш» транспорт – головной. Быстро рассчитываю угол упреждения. Неужели так и будет все гладко, просто? Даже не верится. Через минуту подвсплываем опять. Дистанция 14 кабельтовых. С транспортом створится сторожевой корабль. И впервые в жизни подаю команду, целясь в реального противника.
– Носовые торпедные аппараты, товсь! – А через три секунды: – Пли!
Из четырех выпущенных торпед три попали в транспорт «Сюльвикен». Нужно всплыть на перископную глубину, чтобы проконтролировать результат атаки. Поднял перископ и рядом увидел два сторожевых корабля.
– Ныряй, – приказал я боцману, опуская перископ.
Но удача явно не хотела даваться нам без труда. Внезапно из строя вышло электрическое управление горизонтальными рулями. Пока переходили на ручное управление, создался дифферент 30 градусов на корму. Нос корабля показался на поверхности моря, что заметили фашисты. Они открыли по лодке интенсивный огонь, а один из сторожевиков пошел на таран.
Положение было критическое. Я приказал срочно погружаться и увидел, как бешено вращают рукоятки кингстонов цистерны быстрого погружения трюмные В. Махотин и А. Стребыкин. Не растерялся ни один человек. С-15 ушла на глубину 40 метров. И тут посыпались глубинные бомбы. Попытка задержаться на рабочей глубине не удалась. Лодка продолжала погружаться и ударилась о грунт на глубине 103 метра.
Мы выиграли два этапа боя: скрытный подход и атаку. Оставалось устоять в третьем: сохранить корабль, уйти от преследования. Бомбы рвались беспрерывно, все время рядом. Впервые я увидел, как прогибаются шпангоуты. Но экипаж чувствовал себя бодро: С-15 открыла боевой счет.
Сбросив 79 бомб, противник потерял с нами контакт. И мы приступили к устранению повреждений. Но при первых шумах в отсеках – снова глубинные взрывы. Когда немного стихло, дал команду экипажу позавтракать. Обыденные дела как нельзя лучше успокаивают людей.
С момента атаки прошло уже пять часов. Кажется, опасность миновала. Отремонтировали и запустили гирокомпас, ввели в строй горизонтальные рули, восстановили нормальное освещение. Можно всплывать с грунта. Но вот еще одна запись в журнале боевых действий:
«20.30. Прошли минное поле. Горизонт чист. Всплыли в крейсерское положение... Пока обнаружено 62 серьезных повреждения, полученных в результате взрыва 114 глубинных бомб...»
Конечно, произвести весь ремонт в море было невозможно. Но до базы корабль мог дойти. Выдержала наша С-15 трудный экзамен. И так же отлично прошел проверку боем экипаж. Моряки безукоризненно сработали в момент атаки и не дрогнули, когда гибель казалась неминуемой.
При входе в Екатерининскую гавань я вызвал артиллерийский расчет к пушке. С-15 впервые салютовала о победе. На пирсе нас встречал командующий флотом адмирал А. Г. Головко. А потом весь экипаж был представлен к наградам.
Моряки шутили – повернулось-таки боевое счастье к нам лицом. Оно действительно повернулось. Уже в следующем походе от наших торпед пошел на дно еще один транспорт. Метод нависающих завес стали успешнее использовать все корабли. И было приятно сознавать, что С-15, ставшая для меня родным кораблем, одной из первых применила новый тактический прием, познав при этом радость победы.