Текст книги "Мулен Руж по-русски. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Решетников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Состоялся и ещё один интересный разговор между Лапой и Валетом.

– Слышь, Лапа, тут такое дело...

– Игнат, прости, что перебиваю, но давай с этого дня друг к другу по имени обращаться.

– Как скажешь, Иван.

– Не в обиду, Игнат. Сам понимаешь, ради нашей безопасности многое нужно менять, а людям не из нашего времени лишнего про нас знать не нужно. Запомни, я купец, ты мой помощник.

– Помощник барыги?

– Какого барыги, Игнат? Здесь наши понятия не канают, да и тюрем таких нет, где бы ты себя королём чувствовал. Или под пытками сдохнешь, или на плаху отправят, или в шахты загонят руду добывать. А там долго не живут. И никакого тебя чифиря.

– Вот, я про это и хотел поговорить. Больше суток прошло, а тяги не чувствую. Нет, я конечно бы не отказался, но и не ломает меня. А ещё, ты заметил – наколки все пропали?

– Да, мои тоже пропали.

– А зубы! У меня, Иван, четырёх зубов не было, а сейчас все на месте! А сколько мы на морозе были? Часа три точно, и никто ещё не заболел!

– Да, Игнат, я тоже заметил это. И такое ощущение, что мне не сорок восемь лет, а все двадцать пять.

– Вот! И у меня так же. Прямо сказочное превращение какое-то.

– Про это, кстати, тоже молчи, другим пока знать не нужно. А если сами за собой чего заметят, тогда можно будет тему обсудить. А пока, Игнат Фомич, ты про свои фокусы не забывай. Я тебя от слишком хлопотных дел к кухне определил, чтобы от пилы и топора у тебя руки не огрубели. Нам твоё умение ещё, ой, как может пригодиться! Надо узнать, может у казачка карты есть, будешь тренироваться, чтобы навыки не терять. А ещё сдаётся мне, скрывает что-то наш хозяин. Я конечно с историей мало знаком, по этому поводу нужно с Агеевым проконсультироваться, но сдаётся мне, что награбили пугачёвские казачки не мало. "Ходить за зипунами" – это у них в крови.

– А сабелькой махать, мне обязательно учиться со всеми?

– Надо, кореш, надо. И стрелять из местной страшилки тоже придётся научиться. Я знаю, что ты пером неплохо орудуешь, но против сабли перо не прокатит. Кстати, ты бы Артурчика с Егоркой подучил малёхо пёрышком владеть. Глядишь, где и пригодится. Этих пацанчиков беречь нужно. Они хоть и глупенькие, но в голове у них знания большие. Если получится удачно легализоваться в местной среде, то при помощи их знаний, мы как сыр в масле тут будем кататься. Реально свой заводик сможем построить, а Агеев нам безопасность наладит.

– А Печник, он что?

– Муравьёв-то? С ним поаккуратней будь, не так прост этот здоровяк, как кажется. Но без него мы точно бы замёрзли. Ты заметил, как он быстро сориентировался? Будто всю жизнь голый по лесам бегал. Думаю, и мастер из него хороший, руки растут оттуда, откуда надо. Это нам тоже пригодится.

– Я понял тебя, Иван, – ответил Игнат и задумался.

– Двадцать лет мы с тобой не виделись, – продолжил Валет чуть погодя, – двадцать лет прошло после первой нашей отсидки. И снова судьба нас вместе свела. И кажется мне, что теперь до самой смерти будем прикрывать друг друга, как тогда на зоне, когда братва хотела посадить меня на пику, а ты встал на мою защиту.

– Было дело... Кстати, представь рожу лагерного кума, когда узнает новость, что сбежало четыре зэка, прихватив с собой вертухая и инженера.

И друзья, довольные этой картиной, весело засмеялись.

ТРУДОВЫЕ БУДНИ.

На другой день, позавтракав овсяной кашей и варёной лосятиной, все собрались на улице под навесом. Фёдор Тимофеевич приступил к обучению. Сначала он объяснил, как заряжать ружье и пистоли. После того, как каждый смог зарядить оружие сам, перешли к упражнению с саблями. Использовали пока те три сабли, которые были у казака. Маллер и Муравьёв обещали сегодня же заняться производством вооружения для тренировок. Через пару часов, когда все порядком устали и решили, что на сегодня хватит, пошли в дом.

– Фёдор Тимофеевич, – отхлёбывая из глиняного стаканчика горячий отвар, спросил Муравьёв, – а где на берегу реки есть песок и глина?

– От того места, куда мы ходим воду набирать, нужно вправо десятков пять шагов пройти. Как раз, где берег резко вверх поднимается, там глина. А за песком и ходить не нужно, тут он на берегу перед прорубью.

– А камень?

– А за камнем ниже по течению нужно идти. Где излучина начинается, там камень есть.

– Хорошо, завтра займусь поисками, а пока мы с Артуром сабельки начнём вырезать.

– Добро, вырезайте.

Тут вопрос задал Игнат:

– Фёдор Тимофеевич, у тебя нет случайно картишек игральных?

– Есть, как же не быть, от товарища покойного остались. А тебе на что?

– А можно посмотреть? Любопытно очень.

Подойдя к одному из сундуков, казак открыл его и начал перебирать находящиеся там вещи. Через некоторое время он достал оттуда небольшую деревянную шкатулку, украшенную резным узором, и поставил её на стол. В шкатулке были карты.

Валет перебирал колоду в руках и с большим интересом разглядывал. Карты были непривычные. Во-первых: они были большего размера, чем те, к которым он привык. А во-вторых: у карт был и верх, и низ. Рисунок был цельным, фигуры нарисованы в полный рост. В третьих: бумага, из которой сделаны карты, была совершенно другого качества. Она напоминала больше грубый картон. Хотя Валет, который имел пять тюремных сроков, привык к разным картам. Не одна самодельная колода прошла через его руки.

– Ну, что, нравится? – спросил Фёдор Тимофеевич, глядя с каким интересом Кощеев перебирает карты в своих руках.

– Очень нравится!

– Раз нравится, бери их себе, дарю, – сказал казак, – покойный Иван тоже был большой охотник до них.

– Благодарю, Фёдор Тимофеевич! Как только смогу, сразу отблагодарю. За мной не заржавеет.

– Да, ладно, чего уж там, – слегка смутился казак от благодарных слов Игната.

Затем Лапин завёл разговор об охоте. Но казак отвечал, что мяса пока хватает. Последний раз добыча была богатая. Взрослый лось, которого он подстрелил, ещё долго сможет обеспечивать их рацион мясом. Стояла другая проблема, с обувью. Её не было у Муравьёва и Лапина. Муравьёв был самым высоким из всех. При росте 196 сантиметров, он имел 45 размер обуви, а Лапин 44-ый. Они вынуждены были обматывать ноги материей и шкурками, небольшой запас которых был у Саблина. Сам хозяин имел рост где-то 170 сантиметров. Ходил он, то в сапогах, то в валенках. Имелись ещё две пары валенок. Одни остались от покойной жены казака, и идеально подошли Кузьменко. Другую пару по очереди носили Агеев и Маллер. У них оказался одинаковый размер обуви. Кощеев ходил в сапогах. Самое интересное, что разбирая сундуки с одеждой, которых в доме оказалось семь, для Муравьёва нашлись не только шуба по его росту, но и нижнее бельё, а также красный кафтан, зелёные камзол и штаны. Так или иначе, одеты были все. На замечание Лапина по поводу количества различных вещей:

– А я смотрю, Фёдор Тимофеевич, запасливый ты...

– Так жизнь такая, – ничуть не смущаясь, ответил тот.

Обувь решено было шить из лосиной шкуры. Остаток дня все провели в под-гонке одежды, изготовлении обуви и деревянных сабелек. Муравьёв высказал мнение по поводу безопасности.

– Думаю, что поверх тына, по всему периметру двора, нужно снега накидать побольше, чтобы зверю лесному трудно было к жилищу подступиться.

– Крепость снежную, что ли сделать предлагаешь? – спросил у него Саблин.

– Ну, типа того, – ответил Даниил.

– А я ещё предлагаю смотровую вышку соорудить, – вставил Агеев свои пять копеек, – на том месте, откуда река хорошо просматривается. Зимой для саней по реке самый путь. Двор наш с реки хорошо заметен, тоже не помешало бы замаскировать.

– Вот завтра этими задумками и займёмся, – подвёл итог разговору Фёдор Тимофеевич.

На другой день после завтрака все мужчины снова занялись изучением ратного мастерства. Потом, после небольшого отдыха, оставив дома Кощеева и Кузьменко, направились в лес. На выбранных для строительства бани и дома деревьях сделали зарубки и прикинули, как лучше их доставлять на двор. После этого пошли домой обедать. Отдав дань кулинарным способностям Кощеева, Саблин и Муравьёв отправились искать глину, остальные, кроме шеф-повара, занялись расчисткой двора от снега и постройкой снежной стены вокруг тына. Следующий день начался, как и обычно, с утренних занятий, а после небольшого отдыха, оставив на хозяйстве Кощеева, все отправились валить лес.

Так в заботах о благоустройстве прошёл месяц. Саблин к занятиям с оружием ввёл ещё уроки верховой езды. Учил ухаживать за лошадью и пользоваться конной сбруей. Территория двора, на котором уже стояли баня и новенький дом, была укрыта от постороннего взгляда трёхметровой снежной стеной. Имелись два выхода, один в сторону реки, а другой в лес. Выходы старались держать прикрытыми. За прошедший месяц больше всего времени Муравьёв потратил на изготовление печей. Добывать замёрзшие камни, песок и глину было очень непросто. Лапин и Саблин стали пропадать на охоте. Игнат Фомич кашеварил и обучал Кузьменко, который помогал ему по хозяйству, пользоваться ножом в качестве холодного оружия. Как-то Егор спросил:

– Дядя Игнат, я в фильмах видел, как десантники умеют здорово ножи метать.

– Нож, это тебе не лук и не арбалет. Кинул его, считай с голым задом остался. А попасть ещё нужно суметь. А куда попасть? Или в глаз, или в шею! А противник стоять – ждать не будет, пока ты в него попадёшь. Одежду нож не пробьёт, если только человек не будет в лёгком летнем наряде или в домашней сорочке. Так, что выбрось эту дурь из головы. Научись лучше бить ножом точно, быстро и незаметно. Времена сейчас мутные. Те, кто себя защитить не могут, или погибают, или становятся рабами. Это тебе не XXI век, хотя и там беспредела хватало. Ты спортом каким-нибудь занимался?

– Да, танцами.

– Чем? Танцами? – Кощеев не мог сдержать свой смех, – а на улице к тебе подойдёт пара пацанчиков и попросит денежку отдать, тоже перед ними танцевать будешь?

Егор смутился, он не знал, что ответить. Если честно, то он бы отдал. А Кощеев между тем продолжал:

– Запомни, один только раз стоит отдать деньги, и ты будешь должен по жизни! Всю жизнь к тебе будут подходить, и ты будешь отдавать. Дойной коровой станешь.

– Так ведь бить будут, а если они с ножом, то и убить могут.

– А можно дома есть котлетку, подавится ей и умереть. И что теперь, не кушать котлетки? Так подавиться не только котлетами можно. А чтобы не боятся чужого ножа, носи свой для защиты.

– Если я порежу человека, то меня в тюрьму могут посадить...

– Не бойся, не порежешь. Дураков, прыгать на пику, нет. А если и порежешь, то правильно сделаешь. А тюрьмы не стоит бояться. Бойся быть овцой вне тюрьмы. Если ты на свободе овца, то и на зоне тебя каждый будет иметь. Вот так вот. Тебя кто вообще воспитывал, родители были?

– Да, были. Мама в школе музыку преподавала, а папа математику.

– Понятно. Ну, ничего, сделаем из танцора – мушкетёра, – сказал Кощеев, и до-вольно захохотал.

НОВОСЕЛЬЕ.

Если смотреть с высоты птичьего полёта на жилище спрятавшихся в лесу людей, то все постройки, расположенные во дворе, образовывали букву "Г" с равными сторонами. Баня стояла на одинаковом расстоянии от каждой избы. Вечером 15 февраля 1775 года вся компания, хорошо попарившись, собралась в новом жилище. Изба представляла собой прямоугольное строение. Внутреннее пространство было разделено на сени и жилую комнату. Изба топилась по-чёрному, как собственно и баня. С нужным для труб материалом были проблемы. Вход в жилое помещение был смещён влево. Печь стояла от входа справа и занимая весь угол. Над печкой в стене находилось небольшое отверстие, для выхода дыма. Там же, справа, сразу после печи, стояла широкая двухъярусная кровать, куда спокойно могли поместиться четыре человека. Два сундука занимали оставшееся до противоположной стены пространство. Над сундуками висели различные полочки. Слева, при входе в жилое помещение, была вешалка для верхней одежды и место для обуви. По центру комнаты стоял деревянный стол прямоугольной формы со скамейками вокруг него. Левая и дальняя стены имели по два окна. Каждое окно разделено на четыре квадратных отверстия размерами десять на десять сантиметров. Отверстия были затянутые мочевым пузырём, вырезанным у подстреленных на охоте животных. Света они давали мало. От потолка к центру стола свисало деревянное устройство, на котором располагались глиняные лампадки, в которых находились свечи или жир с фитилём. Так сказать своеобразная люстра. Фёдор Тимофеевич принёс небольшую икону и установил её на полочке в правом углу комнаты и зажёг перед ней свечку в медной лампаде.

– Это икона Пресвятой Божьей Матери. Покойная Прасковья часто ей молилась, спаси Бог её душу, – сказал Саблин и перекрестился.

Остальные последовали его примеру. Потом дружно уселись за стол, который сегодня был накрыт празднично и обильно. Пирог с гречкой и зайчатиной распространял аппетитные запахи. Свежеиспечённые блины просились в рот. Мёд, который случайно нашли в лесу, золотился в деревянной чеплашке и вызывал слюну. Впервые на столе появилось спиртное – бражка, сделанная из мёда. Был шашлык из кабанчика. Была печёная и сушёная рыба. После недолгой молитвы, брага была разлита по стаканам и, слово взял Фёдор Тимофеевич.

– Други мои, я рад, что не остался один, как отшельник в этом лесу. Сначала погиб мой друг Ивана Збруйко. Потом не стало моей жены. Но Господь смилостивился надо мной и подарил мне вас, голых и испуганных, словно новорождённых младенцев. Но довольно скоро эти младенцы показали, что в их жилах течёт кровь воинов, что они готовы биться за свою жизнь, что у них твёрдая рука и верный глаз, что на них можно положиться в трудную минуту. Поэтому, я пью за вас и за стены этого дома, который мы построили сообща, помогая друг другу.

Тронутые тёплыми словами Саблина все встали и дружно выпили первый хмельной напиток в их новой жизни. Потом собравшиеся принялись за праздничный ужин, заботливо приготовленный Кощеевым, Муравьёвым и Кузьменко. Последовали ещё тосты и разговоры о планах на будущее. Всех мучил вопрос о легализации в местной среде. И в какую сторону лучше податься. Они находились где-то посередине между Екатеринбургом, Тюменью, Курганом и Челябинском. В принципе любой из этих городов их устраивал, с их уровнем образования они смогут легко устроиться на прибыльные места, но где взять документы? Даже Саблину нужны другие бумаги, те, что у него были, уже не годились. Фёдор Тимофеевич сначала сильно обиделся на Агеева, когда тот сказал ему, что казаку в целях конспирации придётся сбрить бороду. Но остальные тоже поддержали Агеева, и Саблину пришлось согласиться с большинством. В общем думали, гадали, прикидывали... Прошло около часа как, несмотря на обильную пищу, многие захмелели. И тут неожиданно для всех Кузьменко запел:

Ой, ты, степь широкая,

Степь раздольная,

Широко ты, матушка,

Протянулся.

Ой, да не степной орёл

Подымается,

То донской казак

Разгуляется.

Ой, да не летай, орёл,

Низко ко земле.

Ой, да не гуляй, казак,

Близко к берегу.

Ой, ты, степь широкая,

Степь раздольная,

Широко ты, матушка,

Протянулся...

Его тенор очень гармонично вписывался в мелодию этой песни. Все сидящие за столом заслушались. А старый казак невольно пустил слезу. После спетой песни некоторое время в комнате стояла тишина, а потом все принялись хвалить Егора. Саблин же подошёл к нему и, расцеловав троекратно, сказал:

– Егор, ты настоящий казак! Быть тебе атаманом.

После этого он снова сел за стол, положил голову на руки и уснул. Бражка уже закончилась. На столе оставалась только пустая посуда и объеденные кости. Все начали расходиться. Ещё на днях было решено, что в новом доме будут жить Лапин, Муравьёв, Кузьменко и Маллер. Кощеев с Агеевым увели с собой Фёдора Тимофеевича.

НОВЫЕ СОБЫТИЯ.

С новоселья прошло два месяца. По ночам мороз ещё показывал свою силу, но днём чаще и чаще была слышна капель свисающих с крыш сосулек. Съестные припасы стали подходить к концу. Начались первые ссоры. Сказывалось отсутствие женщин. Как-то незаметно сблизились Агеев и Муравьёв. Часто говорили меж собой по душам. Именно они старались удерживать в коллективе дисциплину и не допустить ссор. За три месяца все окрепли физически. Каждодневные тренировки не прошли даром. Саблей более-менее уверенно уже могли управлять все. Для стрелковых навыков каждый неоднократно успел побывать на охоте под надзором Саблина. Но пороха было мало, и потому тратить его на тренировки не было возможности. Не смотря на то, что Фёдор Тимофеевич стал практически родным, многое при нём старались не обсуждать. Вели в основном разговоры, когда он был на охоте. Лапин, Агеев и Маллер часто совместно рассуждали о тюменской нефти, и как в будущем это может пригодиться, тем более Артур хорошо знал химию и имел диплом инженера технолога. Думали над организацией служб безопасности и разведки, как только смогут легализоваться в местной среде. Без разведки и службы безопасности их могут быстро «сожрать» если заметят, что они представляют опасность чьим-то интересам. Не раз Лапиным поднимался вопрос о спрятанных сокровищах Пугачёва, которые тот награбил не мало. Он был уверен, что казак много знает, но скрывает это от них. Консультировались с Кузьменко о том, какие станки он сможет сделать, используя технологии нынешнего времени. Егор сказал, что в первую очередь нужно будет собрать паровой двигатель. С его изготовлением он сложности не видит, так как чётко представляет его устройство. Главное – наличие нужных материалов и людей, которые смогут по чертежам изготовить требуемые детали. Все понимали, что сидя в этой глуши они ничего сделать не смогут. Дежурили на вышке, которую сделали по задумке Агеева. Наблюдали за окружающей обстановкой. В один из апрельских дней в дом, где сидели Лапин, Муравьёв, Агеев и Кощеев прибежал Маллер. Саблин с Егором были на охоте.

– Там это, скачут в нашу сторону какие-то люди!

– Где скачут, кто скачет? – спросил Агеев, соскакивая со своего места.

– По реке скачут. Сани едут, а за санями люди верхом на конях скачут.

– Много людей?

– Двое в санях и четверо верхом. А ещё я выстрелы слышал.

Все стали быстро собираться. Взяли оружие, которое у них было, и поспешили поближе к берегу реки.

По льду реки мчалась конная тройка, запряжённая в сани. Один человек сидел на облучке и нахлёстывал вороных. Второй расположился у заднего края транспортного средства и стрелял из пистолета в людей, которые их преследовали. Вот один из преследователей выстрелил из карабина, и пуля угодила в животное, которое было в середине упряжки. Бедное животное тут же упало на колени. Сани резко дёрнулись и чуть не перевернулись. Возница слетел с облучка и упал лицом в снег. Кони встали. Догоняющие радостно закричали и стали окружать остановившуюся тройку. Человек, который отстреливался, успел перезарядить свой пистоль, и, когда один из преследователей махая саблей, подъехал вплотную к саням, то получил выстрел прямо в лицо. Оставшаяся троица кинулась на убийцу их товарища, но тот выхватил саблю и стал довольно мастерски отражать атаку. Поднявшийся из снега возница оказался вооружён кинжалом и, зайдя сбоку, ударил по ноге одного из нападавших, тот громко взвыл и махнул саблей в сторону обидчика. Клинок разрубил шею возницы. Несчастный упал, орошая речной лёд кровавой краской. Тем временем, стоящий в санях человек умудрился ранить одного из нападавших и рубился один на один с последним боеспособным противником.

– Что будем делать? – спросил Лапин у сидящих в секрете товарищей, – думаю надо помочь.

– Кому помочь? – спросил Маллер.

– Конечно тому, кто в санях! Сразу видно, что он офицер, а остальные явно бандиты. Поможем ему, а он нам поможет легализоваться. Давай, вперёд!

И четвёрка прятавшихся попаданцев, имея два пистолета и две сабли, быстро направилась в сторону сражающихся. Бандит, раненый кинжалом в ногу, сидел на лошади чуть в стороне от дерущихся и заряжал карабин. Медлить было нельзя. Муравьёв на ходу выстрелил в него и попал в левый бок, чуть ниже подмышки. Бандит сполз с коня. Офицер обернулся на шум выстрела. Этим воспользовался последний бандит. Клинок сабли воткнулся офицеру в грудь, тот пошатнулся и упал навзничь на дно саней. Не теряя времени, выстрелил из своего пистолета Лапин. Пуля попала бандиту в левый глаз, повалив того с коня. Муравьёв первым подбежал к раненному офицеру и попытался привести его в чувство:

– Сударь, сударь, вы слышите меня?

Но тот никак не реагировал на его слова, болевой шок лишил его сознания.

– Агеев, да помоги же! Посмотри, куда он ранен.

Агеев принялся расстёгивать одежду пострадавшего. Рана обнаружилась слева чуть выше нижнего ребра. Офицера стали перебинтовывать, отрезав ножом материю от его рубашки.

Пока Даниил и Марсель возились с раненым, Лапин быстро обошёл поле боя. Один из бандитов был ещё живой. Лошадь увезла его чуть в сторону, где он и сполз с седла. Умное животное стояло рядом с раненым и косилось на Ивана.

– Свои, свои, – спокойно произнёс Лапин и склонился над раненым.

– Говори, кто таков?

– Помоги, умираю...

– Отвечай на вопросы, а я решу, стоит тебе помогать или нет. Как зовут?

– Никифор Яковлев я сын – Гагарин.

– Откуда ты?

– Из Каменска. Перевяжи меня...

– Обождёшь. Почему так далеко оказался от Каменска?

– От солдат подлой Екатеринки спасался. С атаманом Чирей вместе за царя-батюшку Петра III воевали. Разбили нас...

– А здесь как очутились?

– Узнали, что в Тюмень полковая казна едет, решили перехватить.

– Откуда узнали?

– На постоялом дворе наш товарищ Неглядко их заприметил, нам сообщил. Мы договорились, что он вызовется проводником и поведёт их другой дорогой, а мы засаду устроим.

– Сколько вас было?

– Вместе с Неглядко семеро.

– Где остальные?

– Выше по реке остались, там, где излучина. Засаду мы сделали. Их всего четверо было. Два конных драгуна, возница и офицер. Только офицер что-то учуял. Мы из засады выскочили, а он сразу Неглядко и застрелил. Ещё двоих наших драгуны успели положить из пистолей, только и сами там остались. А сани сюда помчались. Остальное ты знаешь. Перевяжи меня...

Лапин незаметно вытащил нож и вонзил его прямо в сердце раненному. Позади него стоял Кощеев и внимательно смотрел по сторонам. Поймав взгляд поднявшегося с корточек Лапы, он одобрительно кивнул головой.

– Игнат, собери оружие и обыщи всех, – сказал ему Лапин.

– Одежонка тоже может пригодиться.

– Делай, как знаешь, только быстрее. Нужно будет ещё выше по течению сходить, там тоже жмуры есть, – сказал Лапин и пошёл к саням.

– Офицера нужно в дом отнести, – сказал Агеев, когда Лапин внимательно осмотрел раненного.

– Везите сани во двор. Кстати, в санях полковая казна находится, так что аккуратней. Лошадей тоже нужно поймать и во двор увезти. Пусть этим Маллер займётся, а то стоит, как мешком пришибленный. А мы с Игнатом выше по реке поднимемся, там всё осмотреть нужно.

– Хорошо, – ответил Агеев.

Кощеев собрал всё оружие и отнёс его в сани, потом занялся одеждой убитых. Муравьёв в это время выпрягал из упряжки смертельно раненого коня.

– Кровь ему выпусти, – сказал Лапин, – мясо нам пригодится, да и шкура тоже.

Кощеев тем временем стал стаскивать раздетые трупы в одно место. Маллер, который остолбенел от вида крови и трупов, был награждён пинком под зад и отправлен ловить лошадей. Через некоторое время сани с раненым уехали во двор. Маллер вслед за санями увёл двух лошадок. На двух других сели Лапин с Кощеевым и поехали к месту неудачной засады. Минут через тридцать они нашли ещё пять трупов. Все умерли от пулевых ранений. Собрав оружие и раздев покойников, они при помощи лошадей перетащили трупы в лес на противоположный берег. Лошади погибших были все найдены и пойманы.

Уже начало смеркаться, когда они возвратились во двор. Трупы, которые оставались здесь, Муравьёв уже перевёз на другой берег подальше в лес, а сейчас занимался разделкой мяса от убитого коня. Маллер стирал в холодной воде окровавленные вещи, чтобы на них не осталось пятен. Лапин подкинул ему ещё одежды, которую они привезли с собой. Всё оружие сложили в доме Саблина, который вместе с Кузьменко был ещё на охоте. Три сундука с деньгами и документами лежали в новом доме, там же Агеев сторожил покой раненого.

– Слышь, Даниил, что с лошадьми будем делать? Четырнадцать голов, это тебе не хрен собачий, – сказал Лапин.

– Фёдор Тимофеевич придёт, решим.

– Кстати, что ему расскажем?

– А что не так?

– Как Саблин отреагирует на то, что мы постреляли тех, с кем он возможно дружбу водил.

– Так он и не видел никого.

– Захочет, по следам найдёт.

– Мы теперь его семья, зачем ему старое ворошить? И заметь, он прятался только с женой и другом. Про других соратников что-то не вспоминал. А сейчас вдобавок знает от нас, что всех бунтовщиков переловят. Кого казнят, кого на каторгу сошлют. И зачем, скажи на милость, ему старые друзья?

– Может ты и прав. Ладно, расскажем как есть. Только ты знай, Даниил, опасаюсь я его.

– Понимаю тебя, Иван. Но не бойся, если увижу, что с его стороны нам грозит опасность, то рука моя не дрогнет. Я ещё пожить собираюсь. Может, в этом времени своё счастье найду.

– Спасибо, Даниил, я рад слышать это от тебя.

– Пустое. Кстати, ты заметил, что раненый на Кузьменко очень похож?

– Нет, не обратил внимания. А что, мысли интересные есть?

– Вот думаю, выживет офицер или нет, неизвестно. А если приедет человек со всеми документами, с казной, да расскажет о геройской защите от бандитов... Через это есть шанс легализоваться.

– Блин, ну и голова у тебя. Я такие мысли больше от Агеева ожидал.

– Он и обратил моё внимание на схожесть раненного с Егором.

– Понятно. Ладно, пойду, воды натаскаю. Помогу другу Игнату ужин готовить. А то что-то я сегодня проголодался.

РАНЕНЫЙ ОФИЦЕР.

После того, как раненого офицера перенесли в дом, Агеев, при помощи Муравьёва, раздел его и перебинтовал снова. Для перевязки он использовал прокипячённую полоску материи, которую пропитал настойкой из подорожника и крапивы. Этой настойки у них было чуть меньше литра. Мёд, найденный в лесу в одном из деревьев, дал Муравьёву возможность сделать самогон. Очищали самогон через древесный уголь, завёрнутый в льняную тряпицу. Запас этой настойки берегли, как зеницу ока. Других лекарственных средств, кроме небольшого запаса лечебных трав, у них не было. Офицер пришёл в сознание ночью. Кроме него в доме находился только Агеева. Остальные решили ночевать в старом доме, чтобы не беспокоить раненого.

– Где я? – услышал Агеев и тут же приблизился к очнувшемуся офицеру.

– У друзей, сударь. Старайтесь не шевелиться, вы тяжело ранены.

– Пить... Дайте воды.

Агеев смочил ему губы и сказал:

– У вас опасная рана, пить вам пока нельзя.

Раненый жадно облизал влагу на своих губах и на некоторое время притих. Потом, словно очнувшись, произнёс:

– Я вёз казну и документы...

– Не беспокойтесь, они в целости и сохранности.

– Но кто вы, назовите своё имя?

– Я Марсель ибн Карим, бастард персидского правителя Карим-хана.

– Вы хорошо говорите по-русски.

– Моя мать была русской.

– А как вы оказались здесь?

– Я направлялся из Империи Цин в Санкт-Петербург. Но это не важно. Главное, что вам нужно беречь силы, а разговоры отнимают их.

– Марсель ибн Карим, я чувствую, что жить мне осталось не долго, поэтому прошу вас, доставьте казну с документами в Тюмень.

– Не беспокойтесь, если Господь призовёт вас к себе, то я выполню вашу просьбу. Назовите мне своё имя, кто вы, откуда?

– Я капитан-поручик Казанцев Алексей Петрович, инженер-фортификатор, ехал на службу в Тюмень. Моя семья осталась в Вологодской губернии. Там наше родовое поместье, в селе Кувшиново, – с трудом отвечал раненый, тяжело переводя дыхание.

– А в Тюмени есть люди, которые вас знают?

– Нет, – сказал Казанцев и на некоторое время замолчал, пытаясь что-то вспомнить, – я учился во Франции, а когда вернулся в Россию, то меня сразу направили в Тюмень, из-за отсутствия там грамотных инженеров... Я узнавал, кого могу встретить на новом месте службы, но знакомых фамилий не услышал.

– Алексей Петрович, у вас большая семья?

– Семья... Мать и жена, да сын Иван пяти лет. С собой их брать побоялся, неспокойно здесь. Позже хотел...

– А кроме матери и жены других родственников нет?

– Братья в детстве умерли, отец в Семилетнюю войну погиб.

– А родственники жены, может им что передать?

– Жена из Ярославля. Мать с отцом там у неё живут и два младших брата. Про других ничего не могу сказать, не знаю.

– А как звать вашу жену?

– Варвара Михайловна. В девичестве Белокопытова. Сбережения у меня небольшие остались, там они, в сундучке с документами. Передайте ей...

– Обязательно передам.

Разговор и воспоминания отняли у раненого последние силы. Его дыхание стало частым и поверхностным. Вдруг тело офицера исказила резкая судорога, потом сильно напряглось... И он испустил дух. Агеев тяжело вздохнул и перекрестился. Требовалось уснуть, утро обещало быть хлопотным.

ПЛАН.

– Запомни, Егор, ты теперь Ваше благородие Казанцев Алексей Петрович. С этого дня обращаться к нему только так, – и Агеев внимательно посмотрел на собравшихся в доме товарищей, – а Фёдор Тимофеевич станет при тебе денщиком. Он с местными реалиями знаком хорошо, если что, всегда подскажет.

– Марсель... э-э, ибн Карим, а вдруг облажаюсь я?

– Не облажаешься! Во-первых: ты несколько лет учился во Франции фортификации, благо языком французским владеешь. Кстати, где научился?

– От мамы. Она французский обожала. Весь репертуар их популярных песен знала, и любила исполнять. Заодно и меня научила.

– Вот, видишь, какая хорошая у тебя была мама, наперёд думала, – улыбнулся Агеев и продолжил, – ещё языки знаешь?

– В школе, колледже и университете немецкий изучал.

– Прекрасно! Короче, ты был во Франции и многих российских новостей можешь просто не знать. А во-вторых: привезём мы тебя в Тюмень как бы раненного, мол, сотрясение головы сильное получил от бандитов. Тут – помню, тут – не помню, хорошей отмазкой от ненужных вопросов будет. А так – герой! Казну спас, рискуя жизнью! Кто после этого плохо про тебя думать будет?

– А фортификация?

– Ты же учился в строительном колледже! Или забыл всё?

– Нет, конечно, не забыл, я хорошо учился. Только, вы же понимаете, те знания более современны...

– Вот и применишь с умом более современные знания, только за языком следи. Лучше всегда говори степенно, не спеша, как знающий себе цену человек.

– А вдруг меня кто опознает?

– Кто может тебя опознать, находятся далеко. И вообще, твоя безопасность – это наша головная боль. А ты помни о своей роли. Тебе нужно развивать строительство Тюмени, для этого ты сюда и прислан. Понятно?