Текст книги "От магов древности до иллюзионистов наших дней"

Автор книги: Александр Вадимов

Соавторы: Марк Тривас
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Фокусы в салоне

В то время как мещанская публика с наивной доверчивостью, с замиранием сердца следила за появлением «выходцев с того света» на вечерах Филадельфии, зрители-аристократы и крупные буржуа относились к нему с презрением и насмешкой. Их вкусам отвечал гораздо более образованный и интересный иллюзионист – кавалер Пинетти.

Пинетти выстрелом прибивает карту. Гравюра 1789 г.

Сын итальянского трактирщика из Орбителло в Тоскане, Пинетти родился около 1750 года. Став иллюзионистом, он выбрал звучный «аристократический» псевдоним: Жан-Жозеф де Вильдаль, кавалер Пинетти, маркиз де Мерси. До тех пор ни один иллюзионист не осмеливался называть себя подобным образом. Благодаря такому имени Пинетти принимали за одного из многочисленных в то время разорившихся аристократов, вынужденных зарабатывать на жизнь научной и художественной деятельностью. И он вполне усвоил манеры и повадки аристократа.

Блестящий манипулятор, изобретатель и артист, Пинетти писал на своей афише: «Профессор и демонстратор физики, член многих академий, приближенный прусского двора, рекомендованный многими королями и суверенными князьями Европы, кавалер ордена св. Филиппа, инженер, географ и финансовый советник его светлости князя Лимбург-Гольштейнского и т. д. и т. д.». Все это было чистой правдой, если не считать того, что Пинетти не был ученым в современном понимании этого слова, не читал лекций ни в каком университете, не имел ни инженерного диплома, ни опыта финансиста, а географию знал главным образом практически, исколесив всю Европу. Но это не мешало ему быть отмеченным соответствующими званиями – и по праву, так как его познания в физике и инженерном деле, как и общая культура, были достаточно велики для своего времени.

Прусский король Фридрих II, игравший роль «просвещенного монарха» и покровительствовавший ученым, писателям и художникам, пригласил Пинетти ко двору, но вскоре выслал его из Берлина: не понравились аристократические замашки приезжего иллюзиониста. Зато преемник этого короля, Фридрих Вильгельм II, пожаловал Пинетти титул придворного физика и подарил ему здание театра Дёббелина в Берлине, приравняв тем самым иллюзиониста к этому крупнейшему прогрессивному деятелю немецкого театра. В течение нескольких лет Пинетти пользовался при прусском дворе не меньшим почетом, чем Виланд, Гердер и Гёте при веймарском.

Ориентируясь на зрителей придворных кругов, Пинетти прежде всего отказался от грубых традиционных ярмарочных трюков – они коробили изысканный аристократический вкус. Об «обезглавливании» или демонстрации окровавленных скелетов при помощи волшебного фонаря здесь не могло быть и речи. Пришлось изобретать совершенно новые эффекты, гармонирующие с тем жеманным и слащавым тоном, который царил в придворных салонах.

В реквизите Пинетти появились голубки и канарейки, кольца и табакерки. Его автоматы изящно раскланивались. Грубая музыка волынки уступила место нежным звукам мандолины и флейты.

В исполнительской манере Пинетти не было ни малейшего намека на участие неземных сил. Зрители видели перед собой светского кавалера с безукоризненными манерами, в обычной одежде придворных того времени – в камзоле с жабо и манжетами из дорогих кружев, в напудренном парике. Под звуки струнных инструментов Пинетти двигался плавно, изящно, почти танцуя. Когда музыка умолкала, он остроумно и любезно, как светский человек, беседовал со зрителями, не прибегая ни к дешевому балагурству площадных фокусников, ни к ученым объяснениям «экспериментаторов натуральной магии». Созданные Пинетти художественные формы иллюзионного искусства примыкали к модному в то время стилю «рококо» и соответствовали представлению аристократов о мире, будто бы существующем лишь для того, чтобы делать приятным их препровождение времени.

Новый стиль подачи иллюзионных трюков, созданный Пинетти, с его изысканными, картинными позами и церемонно-манерными жестами завершал развитие исполнительского искусства придворных шутов-фокусников, придавал новую окраску техническим изобретениям и иллюзионным эффектам «экспериментаторов натуральной магии»; Пинетти широко пользовался этими изобретениями и эффектами и значительно приумножил их.

Салонный стиль Пинетти пришелся по душе не только аристократическим, но и буржуазным зрителям, восхищавшимся светскими манерами артиста. Одним он казался «своим», человеком их круга. Другие видели в нем недосягаемый пример для подражания (а буржуа всегда хотели и хотят казаться аристократами). Вот почему Пинетти ни разу не попал в такое положение, как Филадельфия в Геттингене, где именно его манера исполнения фокусов вызывала насмешки профессуры и студенчества, далеких от той мещанской среды, на восприятие которой была рассчитана эта манера.

Пинетти выступал в больших залах особняков, в концертных помещениях. Он располагал места для зрителей полукругом, так, чтобы его действия были видны с трех сторон. В центре ставились два обыкновенных маленьких столика, накрытых коврами, но не до полу, как у его предшественников. Во все время представления столики ни разу не сдвигались с места: в них была скрыта специальная аппаратура. Около этих столиков и действовал Пинетти. Позади стояли еще два стола с реквизитом.

Фейерверк фокусов поражал публику. Пинетти сжигал птичье перо – и пепел под стеклянным колпаком, наполненным дымом, тот-час же принимал форму пера. Кольца, нанизанные на две ленты, концы которых крепко держали в руках двое зрителей, непонятным образом оказывались снятыми с лент. Одним пистолетным выстрелом иллюзионист гасил три свечи и одновременно зажигал три другие. Он заряжал пистолет кольцом, взятым у одного из зрителей, и стрелял в пустую клетку, где тотчас же появлялась живая канарейка, державшая в клюве это кольцо. Артист стрелял в изображение голубя на картине – и на пол падал настоящий мертвый голубь. Он показывал удивительные весы, чаши которых перевешивали одна другую по желанию зрителей.

Фокусы Пинетти строились на сочетании научных опытов с манипуляциями. Вот один из эффектных номеров его программы. Иллюзионист показывает два куриных яйца. По выбору дамы, приглашенной из публики, разбивает одно из них, предлагая убедиться в том, что яйца настоящие. Однако из второго яйца показывается не цыпленок, а голова мыши. «Ах, мышка!» – удивленно восклицает фокусник. Дама, пугаясь, вскакивает со стула. Пинетти успокаивает ее, обещая совершить превращение, тотчас вынимает из скорлупы того же яйца живую канарейку и сажает на ладонь дамы. Потом ударяет ногой об пол. Канарейка мгновенно умирает. Дама, естественно, жалеет птичку. Чтобы утешить зрительницу, Пинетти предлагает оживить канарейку. По его знаку начинает играть музыка. Пинетти кладет канарейку на стол под стеклянный колпак, и вскоре она начинает двигаться. Фокусник приподнимает колпак, птичка вспархивает и, сделав поклон зрителям, улетает.

Появление птички и мышиной головки из яичной скорлупы – мапипуляционные трюки. Когда же иллюзионист отдавал птичку даме, он незаметно нажимал на сонные артерии канарейки, и через несколько мгновений она падала на ладонь, словно мертвая. Для «оживления» ее клали под стеклянный колпак, куда помощник накачивал кислород.

Удивительны были автоматы, сконструированные Пинетти. «Турок» звонил в колокольчик. Пинетти требовал, чтобы «турок» поклонился ему, но тот отказывался, отрицательно качая головой. Зато в ответ на предложение поклониться публике «турок» отвешивал поклоны направо и налево. Затем автомат угадывал карты, вынимаемые из колоды зрителями, называл число очков на брошенных ими костях. Отвечал на вопросы публики, кивая или отрицательно качая головой.

Механический фазан без запинки насвистывал любые мелодии по заказу зрителей. Присутствовавший на одном из выступлений шведский король Густав III, знаток музыки, долго изощрялся, называя вперемежку различные арии из малоизвестных опер, но ему не удалось сбить с толку «фазана».

Неизменным успехом сопровождалась демонстрация автомата «лимонное дерево». Этот старинный индийский трюк Пинетти проделывал следующим образом. На стол ставился ящик с землей. Когда музыка начинала играть, Пинетти опрыскивал зомлю водой из стакана – и из-под земли появлялся зеленый росток. Он быстро рос. Пинетти смачивал его водой, и из стебля показывались ветки, на них распускались листья, появлялись цветы и, наконец, желтые лимоны.

Внутри ящика находился металлический шар, в него при помощи поршневого насоса с клапаном накачивали воздух. Росток представлял собой медную трубку, одним концом припаянную к шару. В нее была плотно вставлена другая трубка, запаянная сверху. Под давлением воздуха эта трубка, окрашенная в зеленый цвет, поднималась кверху и, пробивая тонкий слой земли, быстро «прорастала». Внутри полого стебля помещались четыре-пять веток, тоже медных трубочек. Делая вид, что смачивает росток, Пинетти незаметно открывал воздушный кран. Воздух выталкивал ветки через отверстие в стебле. На концах веток были маленькие металлические воронки, издали похожие на набухшие почки. В воронках помещались листья, цветы и плоды из тончайшего плотного шелка, склеенные наподобие мешочков. Наполняясь изнутри воздухом, они вылезали из воронок, расправлялись, и перед зрителями оказывалось распустившееся деревцо.

Очень эффектен был следующий трюк. Пинетти предлагал одному из зрителей вынуть из колоды любую карту и оторвать уголок, сохранив его у себя. Из горсти гвоздей предлагал выбрать один и сделать на нем отметку. Карту с оторванным уголком иллюзионист разрывал на мелкие кусочки и сжигал, пепел смешивал с порохом, заряжал им пистолет, закладывал вместо пули помеченный зрителем гвоздь и целился в стену. Раздавался выстрел – и на стене оказывалась невредимой только что сожженная карта без уголка, прибитая тем самым гвоздем, который был помечен зрителем. Оторванный уголок точно подходил к карте.

Этот сложный фокус проделывался следующим образом. Карту с оторванным уголком Пинетти накладывал на другую и точно так же отрывал уголок. Эту-то вторую карту он и сжигал. Благодаря особому устройству пистолета заложенный в него гвоздь тут же падал на ладонь, где уже была спрятана выбранная зрителем карта. Помощник приносил Пинетти порох, и иллюзионист незаметно передавал ему карту и гвоздь. Перед тем как выстрелить, Пинетти отвлекал на себя внимание зрителей, а в это время помощник за специальным экраном прибивал карту гвоздем к стене и прикрывал ее матерчатым клапаном под цвет фона. Потом экран отодвигали. Пинетти стрелял в стену, а помощник, дергая за длинную нитку, одновременно срывал клапан – и на стене появлялась карта, прибитая гвоздем.

Пинетти был не только ловким манипулятором, искусным конструктором и великолепным артистом. Он – родоначальник жанра мнемотехники, «угадывания мыслей на расстоянии». Это он впервые придумал условный код, позволяющий незаметно для публики узнавать от ассистента все необходимые сведения.

Лондонская афиша 1784 года в период, когда репертуар Пинетти уже окончательно выкристаллизовался, гласит: «Кавалер Пинетти со своей супругой покажет наиболее чудесные, изумительные и совершенно неподражаемые механические, физические и философские пьесы, которые он смог изобрести и сконструировать благодаря своему глубокому проникновению в пауки и громадным усилиям; с особым почетом и удовлетворением кавалер Пинетти покажет различные эксперименты с новыми открытиями, не менее невероятные, чем кажущееся невозможным, в частности то, что мадам Пинетти, сидя на одном из последних мест с платком на глазах, отгадает все, что будет предложено ей любым из собравшихся».

Пинетти очень ревниво относился к своим профессиональным секретам. Малейшая попытка проникнуть в тайны фокусов приводила его в ярость. Именно в тот момент, когда, обласканный Людовиком XVI, Пинетти пожинал плоды своего успеха, гастролируя но городам Франции, нашелся человек, разгадавший секреты невиданных прежде иллюзий. Юрист и математик Декран (1746–1826) заявил во всеуслышание, что проник в тайны Пинетти. Иллюзионист вынужден был предложить Декрану обнародовать свои догадки. И в 1784 году вышла книга Декрана «Разоблаченная Белая Магия, или Объяснение поразительных фокусов, которые с недавних пор восхищают Столицу и Провинцию».

Книга совершенно правильно объясняет секреты Пинетти и до сих пор служит одним из лучших пособий по технике иллюзионного искусства. Успех книги Декрана был исключительным. Ее раскупали нарасхват, она даже ходила по рукам в списках и за короткий срок была переведена на несколько языков.

Не желая уступить Декрану литературную славу и стараясь «сделать хорошую мину при плохой игре», Пинетти решил разоблачить еще некоторые свои трюки и тотчас выпустил собственную книгу, выдержавшую три издания.

Пинетти защищался, не особенно разбираясь в средствах: для него важно было сохранить возможность выступать перед публикой, которой разоблаченные фокусы уже неинтересны.

На одном из представлений Пинетти заявил зрителям, что некий обманщик, неспособный проникнуть в секреты иллюзионного искусства, хвалится, будто может разоблачить их. Какой-то плохо одетый молодой человек прервал артиста, выкрикивая из зрительного зала грубые оскорбления.

– Это я – Декран! – кричал он, предлагая публично доказать, что его разоблачения верны.

Грубость и потрепанный вид молодого человека не вызвали к нему симпатии зрителей. Публика начала шикать и свистеть, и, вероятно, нарушителю спокойствия пришлось бы плохо, если бы Пинетти не взял его под свою защиту и не вывел из зала, на виду у всех сунув ему в руку несколько монет.

Но это был вовсе не Декран, а один из ассистентов Пинетти, разыгравший заранее придуманную комедию, чтобы поддержать авторитет иллюзиониста. Что же касается настоящего Декрана, то он выпустил одну за другой еще четыре книги с разоблачением фокусов Пинетти. Они имели такой же успех, как и первая.

Пинетти бежал из Франции в Берлин. Но здесь его опытами заинтересовался профессор Косман и вскоре выпустил в свет двухтомную работу с объяснением всех фокусов иллюзиониста. Разъяренный Пинетти пригрозил профессору кинжалом. Тот пожаловался королю. Иллюзионисту пришлось бежать и из Германии.

Тем временем книга Декрана делала свое дело. У Пинетти появился соперник, владевший его секретами.

Сын придворного из свиты Людовика XVI, Эдмонд де Гризи (1768–1830), унаследовал крупное состояние после смерти своего отца в дни Французской буржуазной революции. Молодой граф приехал в Неаполь для изучения медицины. Здесь, в великосветском кругу, он ради забавы выступал в качестве фокусника-любителя. Окружающие восхищались его высоким мастерством.

В 1796 году во время карнавала в Неаполь приехал Пинетти. Он познакомился с де Гризи и был так поражен артистичностью и отличной техникой молодого любителя, что стал опасаться его конкуренции. Решив во что бы то ни стало устранить соперника, Пинетти наговорил ему комплиментов и предложил выступить вместо себя на одном из великосветских вечеров в присутствии неаполитанского короля Фердинанда IV. Пинетти даже предложил де Гризи помощь своих ассистентов.

Эта коварная «помощь» и погубила де Гризи. Во время представления один из ассистентов, сидевший среди публики, с притворным возмущением заявил, что фокусник взял у него для своих манипуляций драгоценный перстень с крупным алмазом, а вернул дешевую подделку. Де Гризи, не растерявшись, спокойно предложил разрешить недоразумение по окончании сеанса. Но в это время другой помощник Пинетти, воспользовавшись тем, что внимание публики было отвлечено нарочно спровоцированным скандалом, подменил колоду карт, приготовленных для следующего фокуса. Ничего не подозревая, де Гризи подошел к королевской ложе и попросил короля вынуть из колоды какую-нибудь карту. Фердинанд вытянул карту и вдруг, гневно швырнул ее фокуснику в лицо, вне себя выбежал из ложи. Де Гризи поднял карту и ужаснулся: на ней было написано ругательство по адресу короля. Тотчас же де Гризи был арестован, и все его имущество подверглось конфискации.

Нет сомнения, что де Гризи просидел бы в тюрьме до конца своих дней, если бы его не выручили бурные политические события. В 1799 году французские войска вторглись в Южную Италию, при их поддержке была провозглашена республика. Де Гризи вышел на свободу.

Под псевдонимом «Торрини» он стал выступать как профессиональный фокусник. Решив отомстить Пинетти его же оружием, Торрини включил в свой репертуар и те номера, которые приносили его сопернику самый большой успех. Куда бы теперь ни приезжал Пинетти, он убеждался в том, что здесь уже выступал Торрини с теми же самыми фокусами. Напрасно Пинетти метался по Европе в течение целого года: его выступления нигде не имели успеха, былая слава артиста быстро померкла, и он впал в нищету. В последний раз Пинетти решил попытать счастья в России, при царском дворе. На обратном пути он умер, вероятно, в деревне Васюково (английский исследователь Эванс называет ее Бастикхофф), на Волыни, около 1803 года, а может быть, и позднее.

Между тем Торрини был в зените своей славы. Подлинный аристократ, он, по-видимому, совершенствовал и развивал тот же салонный стиль исполнения, который принес успех его предшественнику. Он отважился поехать на гастроли даже в Рим (напомним, что печальная судьба Калиостро отпугивала от этого города всех фокусников). Очевидно, выступления Торрини не имели ничего общего с мистикой и чертовщиной, если он в конце концов добился осуществления своей тщеславной мечты – выступить в Ватикане перед самим папой Пием VII.

Незадолго до выступления, от которого зависело все его будущее, Торрини зашел к одному римскому часовщику. В мастерской фокусник обратил внимание на необыкновенный карманный хронометр работы знаменитого парижского мастера Бреге и выяснил, что эти редкостные часы принадлежат влиятельному кардиналу, одному из приближенных папы. В голове Торрини тотчас же созрел план действий. «Можно ли достать другой такой же хронометр?» – спросил он. «В Риме есть только еще один, – ответил часовщик, – у одного молодого кутилы, проматывающего остатки наследства».

За день до выступления часы были возвращены из починки кардиналу, а их точная копия, приобретенная за большую сумму, оказалась в руках Торрини.

На представлении присутствовал папа с целым синклитом кардиналов. Заметив среди них владельца редкостного хронометра, Торрини по ходу программы попросил у него часы. Кардинал очень неохотно расстался с драгоценностью и предупредил артиста о необходимости крайне бережного обращения с этой семейной реликвией.

После подчеркнутых обещаний быть осторожным Торрини как бы нечаянно уронил часы на мраморный пол и еще вдобавок «случайно» наступил на них. Кардинал побледнел. Над головой незадачливого фокусника с минуты на минуту готова была разразиться гроза. Но Торрини совершенно спокойно, с улыбкой подобрал обломки, высыпал в ступу, растолок и пригласил князей церкви убедиться, что часы превратились в порошок. Затем в ступе раздался взрыв, и фокусник заявил, что часы перелетели к его святейшеству.

И в самом деле, папа с изумлением вынул из своего кармана невредимые часы, которые Торрини сумел незаметно опустить туда, пока все заглядывали в ступу. Кардинал подтвердил, что это его часы и что они в полной исправности. Успех превзошел все ожидания. На следующее утро Пий VII прислал Торрини в подарок золотую табакерку, украшенную бриллиантами, – знак высшей милости и благоволения.

Популярность Торрини достигла своего апогея, когда несчастный случай прервал его блистательную артистическую карьеру. Во время исполнения на эстраде иллюзионного трюка «Сын Вильгельма Телля» Торрини нечаянно убил своего партнера – родного сына: по ошибке пистолет оказался заряженным не холостым, а боевым патроном. Жена иллюзиониста не пережила катастрофы, а сам он, порвав со своим прошлым, с тех пор разъезжал но дорогам Франции, зарабатывая на хлеб выступлениями на базарах. Так рассказал нам о жизни де Гризи-Торрини в своих мемуарах Робер-Уден.

Людвиг Леопольд Дёблер

Блестящий образ фокусника-артиста создал и австриец Людвиг Леопольд Дёблер (1801–1864), первоначально работавший художником-гравером. Первое же публичное выступление Дёблера в 1826 году в Вене прошло с огромным успехом. Молодой и красивый, он обладал к тому же большим актерским обаянием. В его манере исполнения было несравненно меньше позерства и жеманной напыщенности, чем у его предшественников. Дёблер создавал образ аристократа другого времени. За полвека, прошедшие после первых выступлений Пинетти, жизненные прототипы этого образа успели основательно измениться.

Популярность Дёблера была очень велика. Все, чем он пользовался, все, с чем соприкасался, сейчас же становилось модным. В магазинах расхватывали галстуки а-ля Дёблер, пирожные Дёблер, табак Дёблер… Даже один из венских переулков, до сих пор носит имя иллюзиониста – Дёблергассе.

Слава Дёблера шагнула далеко за пределы Вены. Английская королева Виктория, перед которой иллюзионист выступал в Виндзорском дворце, осыпала его похвалами. Прусский король Фридрих Вильгельм III дал ему звание придворного артиста. Восьмидесятилетний Гёте пригласил его в Веймар; он ставил в пример своим внукам аристократический лоск Дёблера, его «телесное и умственное изящество» ^[17]и даже записал в альбом артиста стихи, где говорится: «Ты показал нам невозможное…»

Занавес поднимался, и иллюзионист выходил на слабо освещенную сцепу. Его встречали бурей аплодисментов. Он благодарил зрителей низким церемонным поклоном и оглядывал сцепу, уставленную множеством незажженных свечей. Стрелял из пистолета – и все свечи разом вспыхивали.

Дёблер демонстрировал автоматы, сделанные Христианом Чугмаллом, Иоганном Кауфманом и его сыном Фридрихом. Один из автоматов, изображавший человека в натуральную величину, сам поднимал руки, прикладывал к губам трубку и… играл на ней мелодию. Об этом автомате с восторгом писал в «Музыкальной газете» композитор Вебер.

Выступая в Берлине перед королем Фридрихом Вильгельмом IV, Дёблер предложил добыть из воздуха все, что будет угодно.

– То, что мне нужно, вы не добудете, – сказал король. – Можете добыть мне армию?

– Увидим, – ответил Дёблер, подавая королю корзину с куриными яйцами и предлагая выбрать любое.

Выбранное яйцо он положил на стол под стеклянный колпак, который через минуту снял. Затем разбил яйцо, лежавшее на столе, и оттуда полетели вверх гирлянды цветов, среди которых показался помощник, одетый генералом.

– Неужели у вас в каждом яйце по генералу? – спросил король.

– Посмотрим, – ответил Дёблер и повторил ту же процедуру с другим яйцом.

На этот раз из яйца вылупился полицейский. Дёблер разыграл смущение.

– Простите, ваше величество, – сказал он. – Это яйцо тухлое…

Программа Дёблера неизменно заканчивалась «дарами Флоры»: иллюзионист показывал пустой цилиндр, а затем вынимал из него бесчисленные букетики фиалок и с изящными комплиментами преподносил дамам-зрительницам. В каждый букетик были вложены стихи.

Образ молодого светского щеголя, созданный Дёблером, терял свою убедительность с течением лет – не только из-за того, что артист старел, но главным образом потому, что менялись времена: театральные залы заполняли зрители с другими интересами и идеалами… В возрасте сорока семи лет Дёблер ушел со сцены.

Исполнительский образ, соответствовавший вкусам и требованиям новых зрителей, было суждено создать другому иллюзионисту – французу Робер-Удену.

Жан-Этьен Робер-Уден. Литография с рисунка Дантана (1848)

Жан-Этьен Робер, сын часового мастера, родился в 1805 году в небольшом французском городке Блуа. В мастерской часовщика множество часов всех систем, от крошечных дамских до больших стенных, на разные голоса тикали, отбивали удары и вызванивали мелодии. Будущий иллюзионист вырос в этом царстве пружинок, колесиков, микроскопических винтиков. Он с детства увлекался точной механикой.

У местного букиниста, к которому Жан-Этьен пришел за трактатом Бертуда о часовом деле, юноша случайно наткнулся на двухтомный «Энциклопедический словарь научных развлечений» Карлсбаха – описание и объяснение различных фокусов, иллюзий и автоматов. Эта книга повлияла на всю дальнейшую судьбу Робера. Время, свободное от работы в мастерской, он стал посвящать тренировке в манипулировании и показывал в кругу друзей сравнительно несложные фокусы: «яичницу в шляпе», «мертвую и живую птичку», «египетские пирамиды». Успех, сопровождавший эти первые выступления, побудил молодого человека без устали тренироваться.

Открыв в Париже, на улице Тампль, собственную мастерскую «Точное время», молодой Робер не только чинил часы, но и делал автоматические игрушки. Он устроил небольшой кабинет механических курьезов. Здесь были поющие птицы, движущиеся человеческие фигуры, куклы, играющие на рояле… Робер изобрел электрический звонок, усовершенствовал электрические часы. На французской промышленной выставке 1839 года он демонстрировал свои «таинственные часы», сделанные из хрусталя, абсолютно прозрачные, без видимого механизма.

Парижские газеты отметили этот экспонат, попутно пожалев изобретателя, затратившего талант на никчемный пустяк. Юмористы не упустили случая посмеяться над ним. Но через тринадцать лет принцип действия этих часов был положен в основу устройства первой электрочасовой сети, установленной в Швейцарии доктором Матиасом Гиппом; система эта до недавнего времени считалась одной из лучших.

Вслед за часами Робер создал сложный механический аттракцион «Урок пения». Большая золоченая конструкция изображала балкон дома, на котором возле столика сидела дама. На столике – музыкальный ящик и клетка с птичкой. Дама вертит ручку музыкального ящика. Играет музыка. Птичка поет, повторяя мелодию. Но пение птички не совпадает с мелодией музыкального ящика. Дама качает головой и заставляет птичку повторить. Получается лучше. Наконец дуэт птички и музыкального ящика звучит безукоризненно.

Автомат «писец и рисовальщик»

На универсальной парижской выставке 1844 года Робер показал автомат «писец и рисовальщик». Король Луи-Филипп, остановившись перед ним, стал задавать вопросы, на которые получал точные ответы, написанные или нарисованные на бумаге механическим человеком с пером в руке. За этот автомат Робер был награжден серебряной медалью.

Случай привел в мастерскую «Точное время» прославленного иллюзиониста Торрини, которому понадобилось починить один из своих автоматов. Робер не только починил, но и усовершенствовал механизм. В благодарность Торрини, узнав о пристрастии часовщика к фокусам и высоко оцепив его престидижитаторскуго технику, подарил Роберу секрет нескольких своих номеров.

Один экземпляр «таинственных часов» Робер продал любителю редкостей графу д'Эскалопье. Граф пригласил Робера выступить на вечере у парижского архиепископа Аффре. В своих мемуарах Робер описывает один из эпизодов этого выступления:

«После тщательного осмотра большого конверта, запечатанного со всех сторон, я вручил его архиепископу, попросив держать у себя. Затем дал кусок бумаги и попросил написать на нем что-нибудь тайно от всех. Бумага была разорвана на четыре части и сожжена. Затем я попросил архиепископа открыть конверт. В нем был другой, во втором – третий и так далее – целая дюжина. В последнем лежала та самая собственноручно написанная архиепископом записка, которая была затем сожжена: „Я не пророк, но предсказываю, что вы достигнете блестящих успехов“».

Ловкость, с которой были подменены записка и конверт, большая и разнообразная программа фокусов, изящная и оригинальная манера исполнения свидетельствовали о том, что Робер стал профессиональным иллюзионистом высокого класса. Присоединив к своему имени фамилию жены, Сесиль Эглантины Уден, он прославился как Робер-Уден. До настоящего времени иллюзионисты Западной Европы и Америки чтут память «великого учителя» и виднейшие международные гастролеры совершают паломничество на его могилу в Блуа. И хотя здесь немалую роль играет рекламная шумиха вокруг имен самих паломников, ясно одно – слава Робер-Удена не померкла до наших дней. Эта слава вполне заслужена им. В истории иллюзионного искусства Робер-Уден – одна из наиболее ярких фигур. Велико его значение не только как артиста и изобретателя новых трюков, но и как крупного организатора.

В галерее Валуа парижского Пале-Рояля Робер-Уден открыл первый в мире стационарный иллюзионный театр. По сути, это был эстрадный театр одного актера – иллюзиониста и конферансье. Афиша, извещавшая об открытии театра, гласила:

Вторник, 3 июля 1845 года

Первое представление Робер-Удена

Фантастические вечера автоматы, престидижитация, магия

Сеанс будет состоять из совершенно новых опытов, изобретенных г-ном Робер-Уденом, таких, как кабалистический маятник, Ориоль и Дебюро, апельсиновое дерево, таинственный букет, платок с сюрпризом, Пьеро в яйце, послушные карты, чудодейственная рыбная ловля, сова-гипнотизер, кондитер из Пале-Рояля!

В театре на двести мест сцена была обставлена белой с золотом мебелью. Большой стол посредине, два маленьких – по бокам и еще несколько столиков с аппаратурой и автоматами. Элегантные светильники ярко освещали сцену. С этой обстановкой гармонировала и внешность самого артиста. В модном фраке и длинных узких брюках Робер-Уден выглядел любезным хозяином дома, принимающим многочисленных гостей. Цветы и апельсины, перья, голуби, золотые рыбки появлялись и исчезали в ловких руках фокусника.

Он показывал свои знаменитые электрические «таинственные часы», сопровождая демонстрацию стихами собственного сочинения. Часы идут, и останавливаются, и показывают любое время по заказу зрителей.

Автомат «Антонио Дьяволо» изображает маленького мальчика. Механический мальчик кланяется, подпрыгивает и хватается руками за трапецию, висящую над сценой. Он раскачивается, проделывает акробатические трюки, висит на трапеции, зацепившись за нее ногами. Закончив номер, отпускает трапецию и падает на руки фокусника.

Ассистент приносит посылку, адресованную Робер-Удену. Артист вынимает из нее бутылку с вином и предлагает выпить за успехи маленького акробата. По заказу зрителей наливает из одной и той же бутылки то красное, то белое вино, то сидр, то различные ликеры. Ассистенты разносят наполненные бокалы по рядам, зрители пьют и убеждаются в том, что их заказы выполнены точно. В ответ на бурные аплодисменты фокусник с улыбкой замечает:

«Неисчерпаема бутылка

С ликером, сидром и вином…