Текст книги "Михалыч и черт"
Автор книги: Александр Уваров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Александр Уваров
МИХАЛЫЧ И ЧЕРТ
Михалыч и черт
1.
Михалыч был простой алкаш.
Ходил он всегда в грязном, засаленном, продранном в нескольких местах свитере.
Брюки тоже всегда были одни и те же – заплёванные остатками похмельных тошнот, тёмные, но уже без определённого цвета, густо и щедро посыпанные пылью, с бахромой растрёпанных нитей, распущенных по самому низу.
Имени Михалыча никто толком не знал, да и сам он, наверное, его уже и не помнил. Так все и обходилисьне то отчеством, не то просто прозвищем.
Михалыч подрабатывал где придётся, в основном у торговых палаток. На постоянную работу его не брали. И правду сказать – кому нужен алкаш?
Никому не нужен. Ещё украдёт что-нибудь и пропьёт. Или разобьёт. Или потеряет.
Следи тут за ним…
Но мусор, к примеру, на помойку относить позволяли. И ящики пустые относить со склада или из палатки так же разрешали.
Что грязное и не бьётся – то всегда доверяли.
Таков был Михалыч.
Чёрт же был дух древний и мистический.
Звали его так: Анемподист Навратасклар Аверхоер. И ещё сто сорок девять древнейших и тайных имён, кои и составляли его полное мистическое имя.
И услышав столь мудрёное имя, можно было подумать, будто чёрт этот состоит в высшей адской иерархии и у самого Люцифера на приёмах бывает. Или, скажем, у Асмодея на балах.
Но нет, ничего подобного.
Ранг у этого чёрта был совсем невысокий. Так себе ранг. Проще сказать: мелочь адская, бесперспективная.
Так (или почти так) и в личном деле у него было записано. Бесперспективный, дескать. И всё тут.
И потому был чёрт чем-то отдалённо похож на Михалыча.
И так же возился в основном с мусором. С человеческим мусором.
Ну, понятно, с каким: бродяги там всякие, асоциальные элементы… Работягами простыми, с заводов, тоже занимался.
Другим чертям, рангом повыше, работу, конечно, поинтересней давали. Министров соблазнять, президентам всяким там разным адюльтеры устраивать. Тоже, конечно, не сахар служба, но народ поприличней и даже иногда одеколоном дорогим пахнет. А не носками там, к примеру, всякими старыми.
Да и бюджет на соблазнение соответствующий выделяли. Банкеты разные с икрой или, скажем, бабу какую привести… Руководство адское операции финансирует, а вместо отчёта ему – шиш с маслом от подчинённых.
Лапами разводят, хвостом виляют и глаза при этом у каждого – такие честные, такие ясные.
«Нету, дескать, квитанций. И счетов нету никаких. И вообще никаких бумажек не осталось. Да, признаю: жрал министр и пил как лошадь. И сауну заказывали. И девки на квартире вроде были… Или на даче уже…Плохо помню, работа у меня тяжёлая… Да, я за всё платил. Так он же сам плакался, что от зарплаты до зарплаты у своего водителя занимает. Так и говорил. А «Ролекс» ему на день рождения подарили…Так и сказал. Конечно, жалко его. И официанту тоже я платил, чтобы он его превосходительство в душе отмочил, прежде чем к супруге евонной везти. Нельзя же… У меня работа деликатная, я и сам понимаю. А квитанций нету… И чеков никаких не выписывали…»
Не нету – и нету.
Операция проведена, объект обработан, деньги израсходованы. И точка.
Весело жили черти. Те, что с министрами.
У Анемподиста, конечно, таких радостей не было.
Под работягу много ли спишешь?
Ну, бутылку пива. Ну, три. Ну, в крайнем случае – десять.
Ну, хорошо, ящик водки можно списать. Но не больше.
Официально в адской канцелярии принцип минимальных затрат действует. Выделяют только то, что необходимо для соблазнения. И не более. Сумеешь бюджет обосновать – получай сумму и расписывайся.
Но кто же поверит, что для соблазнения и организации духовной погибели какого-нибудь мужичонки с городской окраины его непременно на «Мерседесе» надо было возить или, скажем, девок из салона нанимать и тайский массаж ему устраивать?
Никто не поверит.
Скучные дела у Анемподиста были.
Но, верно, вы и не поверите, что за дела эти скучные Анемподист взялся по своей собственной воле.
В институте был он лучшим выпускником и вправе был сам выбирать направление своей работы.
Мог бы даже в элитную спецгруппу попасть. Ту, что творческую интеллигенцию курирует. Да и к президенту какому-нибудь его бы с большим удовольствием пристроили бы.
Но была у Анемподиста Мечта.
Именно так. Мечта с большой буквы.
Великая мечта о Великом Соблазнении.
Теорию соблазнения, одну из труднейших институтских дисциплин, знал Анемподист назубок.
В учебниках всё было досконально объяснено и разложено по полочкам. Изучение объекта, сбор материала, обработка, проверка связей, круг общения, интересы, пороки, слабые места, предварительный зондаж, создание благоприятной ситуации, выход на объект, проведение операции, контроль объект, отчёт. Дезавуирование. Нейтрализация. И точка.
Всё расписано. Всё проверено многовековым опытом.
У Анемподиста же натура была творческая.
И от всей этой рутины его тошнило.
И была у него своя собственная теория.
И теория эта гласила, что не важен ни социальный статус объекта соблазнения, ни его возраст. Не важны ни полномочия и ни перспективы роста.
Считал Анемподист, что не должно соблазнение преследовать утилитарные цели.
Полагал он, что соблазнению надо вернуть его исходное мистическое начало. Что должно соблазнение раскрывать самые потаённые уголки сознания соблазняемого и увеличивать силу Ада не укреплением мирской власти, а созданием великой, вечной, нерасторжимой связи жителей преисподней с сознанием всех, всех, всех смертных, кои населяют земную обитель.
И главным, по замыслу Анемподиста, во всём этом процессе должно было стать желание соблазняемого.
Особое желание. Желание Необычных, Неведомых и Противоестественных вещей.
Не порочных, извращённых наслаждений. О, нет, адские мастера соблазнений, безусловно, преуспели в подобных рода вещах, но сколь глупо и нерационально израсходовали они при этом духовную энергию своих подопечных, не увеличив при этом ни мощь преисподней, ни энергию тёмного мира. И нисколько не поколебав трон Небесного Царя.
Впрочем, задумывался иногда Анемподист и над такими крамольными вопросами: а хотели ли собратья его и вправду поколебать тот самый Трон? И не фикция ли эта самая борьба Света и Тьмы? Не спектакль ли это для детей, простодушных и наивных? Не специально ли пускают по неверному, тупиковому пути энергию и усилия рядовых бойцов Ада? Не на потеху ли Небесному Царю сжигают понапрасну в топках пороков жизни своих подопечных его собратья-соблазнители?
Никому он мыслей своих не высказывал. И сам гнал прочь, и сам боялся их.
Но о своей теории соблазнения рассказывал охотно.
Но над ним, как правило, смеялись.
А его институтский преподаватель, бывало, ему говорил: «Вы, Анемподист, создаёте трудности на пустом месте. Чтобы душу скушать – её деликатесами духовными откармливать необязательно. У вас клиентов и без подобных ухищрений будет много, так что рекомендую вам брать не качеством, а количеством. Тем более что качественный материал во все времена был редок, а сейчас – в особенности. Так что гоните вал, друг мой, и за вашу карьеру я буду спокоен.»
«Не буду я кушать никого» думал Анемподист, выслушивая подобные речи. «Резервуар… Бездонный резервуар духовной энергии на месте обезьяньего стада. Вот оно – Соблазнение. Вот она – подлинная сила преисподней».
И закончил он институт. И выбрал себе такое направление, от которого любой чёрт бежал, как от ладана.
И завяз навеки в бюрократическом болоте адской канцелярии.
2.
Михалыч и сам не понял, как он вызвал чёрта.
Наверное, он просто до него допился.
Так бывает иногда. На определённой стадии даже самое банальное употребление алкоголя может превратиться в магический ритуал.
И откроются тогда двери в неведомое, и иное солнце позолотит нежно лучами своими изумлённые лица обитателей земного мира, заглянувших случайно в эту Великую Бесконечность.
А там, по другую сторону двери, возле самого порога, сжавшись, спрятавшись и притаившись, будут ждать, с надеждой и нетерпением, ангелы, монстры, призраки, лярвы, души умерших и души ещё не рождённых существ, и ещё великое множество созданий, которые всегда были и будут бесконечно благодарны каждому, кто сумел открыть эту дверь.
Золотист и печален отблеск солнца, освещающего их бесконечный и странный мир.
Грустны их взгляды. Скучно им.
Но как же рады они поиграть с каждым, переступившим порог!
Как они ждут гостей! С каким нетерпением!
И вот, в тот довольно уже поздний час, Михалыч, сам того не ведая, проделал ритуал вызова нечистой силы.
И он был принят.
Дверь отворилась тихо, без скрипа.
Дежурный чёрт зафиксировал вызов и Анемподист, измотанный до крайности бестолковыми своими командировками, отметившись в журнале канцелярии соблазнений, проклял в очередной раз несчастную свою судьбу и переступил порог, явившись вызвавшему ему Михалычу во своём потрёпанном адском наряде.
И дверь закрылась, всё так же тихо.
Явился чёрт грустным, уставшим и злым. Как чёрт.
Поздоровался, протянув вялую лапу, поросшую густыми чёрными волосами (и которую допившийся до ритуала Михалыч так и не пожал) и сел рядом с вызвавшим его объектом грядущего соблазнения на покосившийся и жалобно скрипящий ящик из-под фруктов (ящики эти, во множестве валявшиеся на пустыре возле небольшого импровизированного рынка у метро использовал Михалыч как мебель, и, в зависимости от того, как они были расставлены и положены, заменяли стол, стул, а подчас и кровать).
Темнело. Над ещё не остывшим асфальтом потянуло лёгким, прохладным ветерком.
Был ранний июнь. Чудесный, тихий вечер.
На дальней, заброшенной площадке, возле самого крайнего ряда торговых палаток, там, где Михалыч совершил свой магический ритуал, было тихо и пусто. Ветер сметал пыль и перекатывал желтоватые окурки.
Минут пять сидели они в полном молчании и без движения.
Потом Михалыч, медленно вращая остекленевшими глазами, задвигался, согнулся с кряхтением, скребнул несколько раз ногтями асфальт и подобрал подброшенный ему ветром «бычок». Достал коробок. Сломав три спички, с четвёртой закурил.
В вечернее небо медленно поплыли серые кольца кислого, едкого дыма.
Чёрт поморщился, звонко щёлкнул длинными, узловатыми пальцами и поднёс Михалычу открытую пачку сигарет.
Михалыч, нисколько не удивляясь и не задавая вопросов, вытащил пригоршню; сминая сигареты, сунул их куда-то под грязный свитер и продолжал дымить окурком.
– Анемподист, – представился чёрт.
– Иди ты… – равнодушно, без злобы и раздражения, и с интонацией совершенно неопределённой ответил Михалыч.
И ещё примерно минуту пытался объяснить, куда именно его собеседнику следовало бы пойти. Но речь свою закончить так и не смог, пустил слюну изо рта и замолк.
– В соответствии с проведённым вами ритуалом и правилами обители Тьмы прибыл для соблазнения, – с отвращением к самому себе и своей работе произнёс Анемподист положенную для таких случаев фразу и подумал при этом: «Смилуйся Люцифер! Для кого я всё это говорю?»
И оглядел он место, в которое прибыл.
Место было самым обычным. Много раз он видел такие места.
Город на исходе дня.
Солнце садилось за крыши вытянувшихся в ряд домов-девятиэтажек.
Длинная оранжево-красная полоса протянулась по небу.
Вечерний мир был суетен и неспокоен. Словно капризный ребёнок, он играл, метался, носился, кричал и капризничал – и вовсе не хотел засыпать.
«Как же шумны люди» думал Анемподист, прислушиваясь к пьяным перебранкам, долетавшим до него из двора, скрытого сплошным рядом покрытых серебристым пухом тополей. «И как же они однообразны!»
Очень долго, минут двадцать, просидели Михалыч и чёрт в полном молчании.
«Надо бы предложить чего-нибудь» решил наконец верный своему служебному долгу Анемподист и опять щёлкнул пальцами.
И тут же в его руках появилась прохладная, чуть запотевшая и уже открытая бутылка пива. В этот тёплый летний вечер смотрелась она столь соблазнительно и капли так заманчиво сбегали вниз по тёмному стеклу, что, не будь Анемподист чёртом, а, допустим, простым смертным, он бы, пожалуй, и сам бы продал кусочек души своей за пару хороших глотков.
Михалыч же, у которого организм вечно был пересохший и охваченный неугасимым пламенем («предвестником адского» как сказал бы проповедник из воскресной телепередачи) и тем паче ни торговаться, ни вопросов никаких задавать не стал, а лишь прохрипев что-то, протянул руку, выхватил бутылку у Анемподиста и припал к ней, блаженно зажмурившись.
Сделав несколько глотков, Михалыч ощутил вдруг какое-то странное, неведомое ему ранее чувство. Мутный, желтоватый туман, затопивший его сознание, стал вдруг рассеиваться и исчезать.
Дыхание сделалось лёгким и ровным. Едва ощутимый холодок прошёл по всему телу. Руки почти перестали дрожать и язык задвигался во рту легко и гибко.
Михалыч удивился и даже попытался задуматься.
Откровенно говоря, было это для него не так уж и просто. Мысли всегда казались ему разноцветными лёгкими бусинками, раскатившимися по разным углам большой, плохо освещённой комнаты. Разыскать и собрать их всегда было трудно, но и собранные, они проскакивали сквозь пальцы и вновь прыгали по полу, раскатываясь в разные стороны.
Сейчас же Михалыч почувствовал, что мысли-бусины эти, словно бы под воздействием какой-то чудесной силы, стали сами прыгать ему в руки одна за другой.
И первая мысль была такой: «Хреновина какая-то творится…»
Михалыч с подозрением взглянул на этикетку (мало ли чего подсунут), но разобрать и прочесть ничего не смог. Буквы на этикетке были изогнутые, растянутые и искривлённые одновременно.
Вкус же у напитка был явно пивной и Михалыч решил, что это, должно быть, импортное пиво (это была вторая мысль) и, возможно, туда какая-нибудь дурь примешана (это была уже третья мысль).
И, призадумавшись ещё раз, понял вдруг Михалыч, что на площадке он не один.
Рядом с ним, раскачиваясь на монотонно скрипящем деревянном ящике, сидел странного вида мужик с голыми волосатыми ногами, которые заканчивались какими-то странными перепончатыми лапами с длинными когтями. Руки у незнакомца тоже были странные, очень длинные, тёмные, с бледно-зелёными пятнами.
Правда, бродяжничая всю свою сознательную жизнь и околачиваясь возле ларьков, палаток, пивнушек и забегаловок, Михалыч насмотрелся всякого и потому нисколько не удивился и не испугался.
Но, сообразив, что столь странное пиво подсунул ему именно этот мужик, решил Михалыч вопрос прояснить.
– Ты чего мне за херню такую дал? – полюбопытствовал Михалыч.
И, с самой добродушной своей иронией, добавил:
– Нассал что ль туда для крепости?
И съёжился при этом на всякий случай, ожидая, что незнакомец двинет ему в челюсть, не оценив всей тонкости его юмора.
Незнакомец же, обнажив в улыбке длинные тёмно-жёлтые клыки («рожа у него – страшней моей» подумал Михалыч), начертил в воздухе какой-то замысловатый знак и тут же выхватил, неизвестно откуда, вторую такую же бутылку.
– «Инферно Брюэри и Компания», – нараспев произнёс незнакомец. – Сварено в преисподней, одобрено к применению во всех сферах мироздания…
И, подумав, добавил:
– Кроме, разве что, рая…
И странно захихикал.
«Ёбн. тый» подумал Михалыч.
И задал второй вопрос:
– Ты кто?
– Чёрт, – просто и ясно ответил незнакомец. – Явился для совместного распития спиртных напитков и последующего соблазнения.
«Допился» с обречённостью и равнодушием к своей судьбе подумал Михалыч. «А, может, не я, а он допился?»
И тут Михалыч вздрогнул, словно обдало его холодом.
«Соблазнения… Пидор он, что ли?»
И взглянул на незнакомца теперь уже с подозрением.
С таким уродом трахаться ему не хотелось. По крайней мере, за одно только пиво…
– И откуда ты, хер волосатый, взялся тут? – уже с вызовом спросил Михалыч (на всякий случай, правда, опять сжавшись и даже приготовившись быстро, с первого же удара, хлопнуться на землю и отключиться до лучших времён).
– Из Ада, – всё так же просто и коротко пояснил Анемподист. – Явился в серую сферу мироздания по основному каналу перемещения в связи с поступившим вызовом. В настоящее время прохожу службу соблазнителем сорок шестого разряда, наград и благодарностей не имею, время выслуги – пятьдесят четыре года. Зовут Анемподист. Что заказывать будем?
– Ёб тыть, – произнёс Михалыч, пытаясь осознать услышанное. – А, может, того… Ещё за пивом сгоняешь?
И, почти демонстративно поставив пустую бутылку на асфальт, резко пнул её. Та, жалобно зазвенев, откатилась к самому краю площадки.
«Тоже ведь ритуал» подумал Анемподист. «А некоторые ещё и об землю бьют».
И проделал то же со своей.
– А, может, не будем на мелочи размениваться? – спросил Анемподист и, опять щёлкнув пальцами и вычертив замысловатый знак (при этих его действиях Михалыч уже заметно оживился и даже начал слегка подпрыгивать) достал прямо из воздуха что-то светлое, на пиво явно не похожее, но столь же знакомое и родное.
– «Гжелки», холодненькой? – и Анемподист с ухватками профессионального официанта выставил прямо на асфальт две неизвестно откуда взявшихся рюмки.
«А с реквизитом я переборщил» подумал Анемподист. «Этот засранец и из пластикового стаканчика упился бы за милую душу. Если он рюмку разобьёт – мне её до Страшного Суда бухгалтерия не спишет».
Но заниматься дематериализацией ему уже не хотелось и для не искушённого в бонтонах и комильфо Михалыча скромная вечерняя выпивка обрела вдруг черты великосветского раута (ещё бы, с такой то посудой и обхождением).
После пятого «ну, будем!» Михалыч уже обнимал мохнатого друга за плечи и демонстрировал полную готовность к соблазнению.
– Нет, ну ты сам пойми, – ораторствовал Михалыч, – ведь, б…ь, ни одна сука даже в подъезд не пускает. А чё у них там? Дворец что ли? Да раз…би их душу! Там же зассано всё! Сами в говне живут! Все в говне живут, а мне – гуляй, дескать!
– А у тебя что, с квартирой проблемы? – спросил Анемподист. – Нету?
– Почему нету? Была! – с гордостью ответил Михалыч. – В Коломне, на сто первом километре. Слышал по такие? Как с «химии» откинулся…
«Криминальный пролетариат» отметил про себя Анемподист. «Классический случай. Ну что ж, попробуем вариант со сканированием мозга.»
– …И с бабой той вместе выпили, – вдруг с середины начал рассказывать какую-то историю Михалыч. – Баба то ослепла, её и в больницу… А потом и вообще того… А я то оклемался. Пил то меньше, да и поздоровей её буду. Поздоровей буду, говорю. У самого то тоже и с глазами, и с сердцем… Да и вся жизнь такая, е…ь её!
– Хочешь, здоровым сделаю? – предложил Анемподист. – Как в молодости. Хочешь?
– Я те так скажу, – тоном античного мудреца ответствовал Михалыч, – здоровья должно быть ровно столько, чтобы на выпивку хватало. А всё, что больше – всё равно пропьёшь. Ну, будем!
– А, может, и на что другое здоровье пригодится? – выпив, вновь вернулся к той же теме Анемподист. – Для баб, например?
– Да не стоит у меня на этих бля. ей, – отмахнулся Михалыч.
– А если встанет? – упорствовал Анемподист.
– Не пиз. и, мужик, – закрыл тему Михалыч. – Я уж говна с ними наелся. Я пацаном был – у меня кореш один по малолетке на такой-то херне залетел…То ли он чего, то ли она кричала…Так на зоне и вскрылся…Я, когда откинулся, подумал – к еб. не матери. Вот с той бабой, е. ть ту Люсю… Да не, она не Люся, её Катькой вроде звали…
– Михалыч, закрой еб. льник! – раздался вдруг строгий начальственный голос.
Михалыч тут же осёкся и испуганно затих.
В ярком сете голой лампочки, в проёме настежь открытой двери одной из палаток, примыкавших вплотную к площадке, опираясь мускулистой лапой о дверной косяк, стоял в полурасстёгнутой рубахе сонный продавец Костя (он же, по совместительству и охранник этой палатки).
– Покемарить не даёшь, козёл, – продолжал Костя. – Чего распизд. лся на ночь глядя? По еб. льнику захотел?! Чего молчишь?! Я тебя спрашиваю!
– Да я вот… с человеком, – промычал Михалыч.
– Ты чё разводишь, говно?! – начал заводиться Костя. – С каким ещё, на х. й, человеком?
Он и в самом деле видел только пустую, полутёмную в наступивших сумерках площадку и болтающего с собой оборванного старика, размахивающего руками и раскачивающегося на скрипучем ящике.
Анемподист не любил свидетелей и всегда видим был только тем, кого он являлся соблазнять.
И никто более видеть его не мог.
«Заткнись и спать» мысленно скомандовал Анемподист.
Костя тут же заткнулся и пошёл спать, с грохотом захлопнув дверь.
– А теперь, Спиноза Цицеронович, ближе к теме, – решительно пресёк горестные и путанные рассказы Михалыча Анемподист. – Я уже сказал, что по мелочам размениваться мы не будем…
– И хлопнем, и добавим, – закивал и запрыгал Михалыч.
И хлопнул, и добавил.
– И приступим мы с тобою, друг мой любезный, к Великому Соблазнению, – не давая себя сбить с мысли, продолжал Анемподист. – Я тебе ничего предлагать не буду. И ты мне ничего не заказывай. А поступим мы следующим образом. Закрой глаза и представь что-нибудь необычное. Странное. То, что снилось когда-нибудь или привиделось. Любую вещь, любой предмет. Только должно это быть что-то очень, очень Необычное.
«Да такое, чтобы весь мир божий и всё это воинство небесное содрогнулось» мысленно добавил Анемподист.
И вслух продолжил:
– И, представив это, возжелай. Пожелай иметь это сейчас, здесь, прямо в этом дерьме, в этом вонючем, зассанном, засранном, залюбленном Христом мире! Пожелай, чтобы Это было. И пусть это будет первое, что придёт тебе в голову. Пусть даже не один образ, пусть много. Я это сделаю! Я клянусь – ты получишь Это!
– Чего надо то? – почти шёпотом спросил Михалыч, каким-то особенным чутьём сообразив, что собутыльник его учудит сейчас такое, что либо он, Михалыч, будет сыт и пьян до конца дней своих, либо закончит дни эти в очередных мордовских лагерях.
– Закрой глаза! – скомандовал Анемподист.
Михалыч послушно закрыл.
«Режим сканирования активизирован» услышал Анемподист доклад дежурного чёрта. «Анализаторы сознания и подсознания включены. Блокировка памяти отключена. Режим экстремальной материализации инициализирован. Статус – полная готовность.»
«Принято» по телепатической связи ответил Анемподист. «Ну, чёрная команда, не подведи!»
– А теперь представляй, – скомандовал Анемподист и, прошептав заклинание, поднял руки чёрными ладонями к небу.
С тёмного неба, на котором уже проступили первые звёзды, ударила вдруг в притихшую землю слепящая бело-голубая молния.
И молния эта не исчезла сразу, а застыла, замерла на долю секунды, на бесконечно долгое мгновение, наполненное каким-то неземным, потусторонним, непередаваемым ужасом.
И потом она погасла. Исчезла.
И раздался тяжёлый, гулкий удар грома.
Асфальт на площадке раскололся, осколки веером разлетелись в стороны, осыпав крыши и стены всех окрестных киосков, палаток, ларьков и маленького магазина с пыльными витринами и гордой надписью «Super Market» над входом.
Из образовавшейся в асфальте трещины ввысь взметнулась тугая струя Великого, Невиданного, Необычайного Фонтана, в струях которого в самых невообразимых пропорциях и сочетаниях смешались все мыслимые и немыслимые водки, вина, самогоны, настойки, наливки, бормотухи; все виды пива, портвейна и спиртовых смесей, а также клей, эфир, новокаин, моча, фекалии, вода грязных подвальных луж, ржавые струйки казённых душей, слюна плевков, холодные дожди, немножко слёз и даже, кажется, литров десять растерянной годами крови.
И под зловонными струями этого чудовищного фонтана по площадке с визгом заметалось какое-то жуткое существо, волосатое, четырёхрукое, всё покрытое ягодицами, непрестанно дрожавшими и сжимавшимися.
– Ну, бляха муха, – резюмировал ошарашенный Михалыч. – И это что, я, что ли, сделал?
– Кто это? – с брезгливостью спросил Анемподист, показав пальцем на мокрого монстра, прыгавшего вокруг фонтана.
– Да вроде…Васька-пидор, любовь моя, – ответствовал Михалыч, скромно потупив глаза. – Я его чёй-то таким представил…
– Чего гремит? Гроза, что ли? – в дверном проёме снова возник проснувшийся Костя.
И, увидев материализовавшуюся любовь Михалыча, дико заорал, быстро-быстро крестясь обеими руками то на православный, то на католический манер.
Анемподист закрыл ладонями лицо и зашипел, давясь самыми древними, самыми длинными и самыми изощрёнными ругательствами.
Потом опустил ладони и решительно заявил:
– Ну всё, спектакль окончен!
И тут же исчез фонтан, исчез монстр Вася.
Мгновенно затянулась трещина в асфальте, и разлетевшиеся осколки вновь вернулись на свои места.
И только зловонные лужи Анемподист убрать так и не смог. Их материализация была проведена исключительно удачно.
Получив очередной приказ спать, Костя рухнул прямо у порога, с поднятой в крестном знамении рукой.
– Да, хреновый из тебя мятежник, – с нескрываемым презрением заявил Анемподист. – Не переустройство мироздания с тобой надо устраивать, а кошмар трёхкопеечный. Хоть бы ты слона зелёного вообразил или собачку розовую. Вот посмеялись бы тогда…
Михалыч хлопал глазами и непрерывно ощупывал на себе мокрую одежду, словно объяснение всех происходящих чудес завалялось где-то в кармане или запало за подкладку.
– Ладно, – подвёл итог Анемподист, – пойдём отдыхать.
И по телепатической связи добавил:
«Объект отдыхает. Всем системам отбой».
3.
На ночлег устроились в ближайшем парке.
За их спинами моргали сонные, однообразно-жёлтые светофоры, выгнулась усталой дугой длинная эстакада, по которой время от времени пролетали с гулом, грохотом или просто шелестом поздние машины.
Наполненные вечерней влагой кусты у края дороги чуть заметно раскачивались под лёгким ночным ветерком, словно пытались сбросить со своих листьев и веток осевшую на них за день пыль.
По одной из тропинок они зашли вглубь парка (уже в самом конце пути ноги у Михалыча стали подкашиваться и Анемподист потащил его на себе, и поздние прохожие, гулявшие в тот час по парку, испуганно шарахались от плывущего в воздухе скособоченного тела). Потом добрались до одной из скамеек, стоявших по периметру небольшой, уютной поляны с большим, раскидистым дубом посередине, и рухнули на эту скамейку почти одновременно.
Михалыч, сражённый и подавленный событиями прошедшего вечера, объяснить или хотя бы частично осознать которые его одурманенный мозг был совершенно не в состоянии, почти сразу же заснул.
Чёрт же, которому ни уставать, ни спать было не положено по законам мироздания, углубился в горестные размышления.
Время от времени по инфернальной связи он подключался в адской базе данных, просматривал протокол сканирования, делал выписки в блокнот, мычал, потряхивая при этом широкими, перепончатыми ушами и грустнел всё больше и больше.
Минула полночь.
Луна осветила поляну и трава стала серебристо-серой. Свет стекал по ветвям и дуб посреди поляны казался залитым каким-то слепящим жидким металлом, покрывшим тонким слоем каждый лист, каждую ветку, все прихотливые изгибы ствола, кору и даже толстые, узловатые корни, выступавшие из земли.
И вдруг Анемподисту почудилось, что свет луна стал как будто усиливаться, нарастать. И стал он при этом не просто ярким, а ослепительным, резким, прожигающим всё, что попадалось ему на пути.
У Анемподиста стало вдруг тревожно и тоскливо на душе (хотя какая у чёрта может быть душа? просто стало вдруг тоскливо и тревожно).
И понял он, что не видение это и не кажется ему ничего, а так обстоит всё на самом деле. И свет этот ослепительный не предвещает ему ничего хорошего.
Свечение, достигнув апогея, стало ярким до нестерпимости. Трава, листья, ветки чуть заметно задрожали и Анемподист почувствовал вибрацию, прошедшую сквозь всё его тело.
Потом вибрация стихла и с чёрного ночного неба сорвались две звезды. Звёзды летели по замысловатой, изогнутой и закрученной траектории и, слетая всё ниже и ниже, быстро увеличивались в размерах.
И, уже долетев до самой поляны, превратились они в два ярко-белых шара, которые с чуть слышным гудением описали круг и остановились прямо напротив скамейки.
Анемподист, догадавшись, что за визитёры пожаловали к нему в столь поздний час, встал и, соблюдая все необходимые церемонии, учтиво поклонился.
Потревоженный во сне Михалыч закрыл ладонью глаза и, пробормотав: «на хер, суки мусорные, всё равно карманы пустые», перевернулся на другой бок и опять заснул.
Шары вытянулись по вертикали и превратились в две светящихся белых фигуры в длинных, искрящихся плащах.
– Приветствую достопочтенного архангела Михаила и почтенного архангела Рафаила, – произнёс Анемподист с интонацией опытного и вышколенного надлежащим образом чиновника. – Позволю себе спросить: по какой причине посетили столь высокие гости мир сей и прибыли ко мне, скромному служителю Тьмы?
– Заглохни, падла, – сказал один из светящихся и, подлетев, встал сбоку от скамейки.
Второй светящийся (лицо которого походило на лицо человека пожилого, чуть уставшего, с чуть заметными на фоне свечения складками и с грустными, немного миндалевидными глазами) также подлетел к скамейке и присел на неё рядом с Михалычем.
– Твой клиент? – спросил он Анемподиста и кивнул на Михалыча.
– Мой, – ответил Анемподист.
– Ты, дорогой, Рафаила извини, – сказал Михаил и, поманив пальцем Анемподиста, доверительным тоном сказал:
– Он с покойниками дело имеет, с живыми работать не может. Грубоват он, для живых то, нетактичен… Да ты садись, не стесняйся. У нас визит неофициальный, так что давай запросто, без церемоний.
Не решаясь приблизится к столь знатной персоне и резонно полагая, что добром этот визит для него не закончится, Анемподист скромненько присел на самый край скамейки и начал усиленно изучать когти на длинных своих лапах.
После короткого молчания Михаил вдруг захохотал, подпрыгивая и похлопывая себя по коленкам.
– Ну, ты, чёрный, и выдал! – отсмеявшись, сказал Михаил. – Ну ты сегодня спектакль и устроил! Ну ты наших то, белопёрых, напугал! Честно тебе скажу – напряглись они сильно. Как видишь, даже до меня дошло, доложили оперативно.
И, неожиданно перейдя на шёпот, спросил Анемподиста:
– Не удивлён моим визитом?
– Удивлён до крайности, – честно признался Анемподист. – Даже высокородные бесы тысячелетия живут и вашу милость не видят, а тут простой чёрт, простой, незаметный можно сказать, работник Тьмы… И такая встреча!
– А ведь заслужил, чёртов сын! – весело воскликнул Михаил и хлопнул Анемподиста по плечу. – Ей-богу, заслужил! Такую дрянь сотворил, засранец, что после Страшного Суда тебе не просто в геенне париться, а в персональной серной ванне с дополнительным подогревом. Нет, это дело отметить надо! Рафаильчик, организуй…
Второй светящийся (тип с длинной, очень мрачной физиономией, слегка смахивавшей на лошадиную морду) кивнул и вытянул руки вперёд.
Тут же на его ладонях появилось два золотых кубка с дымящейся и пенящейся жидкостью.
