Текст книги "Между сном и явью"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Вокруг было пусто, но что-то неясное и гибкое притаилось в темноте. Чувствовалось чье-то присутствие. Не было сил даже говорить: глаза шарили в темноте за лучами фонаря, языки прилили к небу, глотки сдавленно дышали.

Что-то крылатое порхнуло над головами и растворилось в темноте.

Неистовая головная боль охватила тяжелым камнем. Коля схватился за голову, застонав. Павел крепился. Сзади послышался сдавленный крик и падение.

Они обернулись, выставив оружие. Круги света зацепили лежащего ничком Корнеева. Видно ему стало плохо.

– Корнеич, ты что? Вася…

Павел и Коля поводили фонарями вокруг, но никого не было. Хотя чье-то присутствие все же незримо ощущалось.

Коля пытался говорить, но глотку его сжимало. Превозмогая тяжесть головы, он сказал Павлу:

– Давай поднимем его.

Они пытались подойти к лежащему телу, но, несмотря на небольшое расстояние, никак не могли к нему приблизиться.

Павел оглянулся. Они стояли уже почти около самого входа в дом, хотя прошли лишь шагов пять во дворе. Как они перенеслись сюда?

Тело Васи лежало теперь далеко, у ворот, у самого входа во двор.

Все казалось каким-то сном.

Адская боль в голове едва не привела к потере сознания.

Шатаясь от боли, Павел ухватился за стену, стал сползать вниз. Коля подхватил его и потянул к двери.

Тяжелая дверь вдруг медленно, со скрипом, открылась, как будто поджидала их.

Коля осторожно вошел в помещение, поддерживая Павла.

Пахло пылью и старой мебелью. Опустив Павла на пол, Коля осветил фонариком комнату и вздрогнул. Луч выхватил из темноты черную массу тела и в ней выпуклые, блеклые, с красноватыми искорками глаза, которые тут же были закрыты тонкой рукой с острыми ногтями.

– Кто ты? – вырвалось у Коли. Потом, изнывая от боли в голове, он сумел все же обшарить лучом стену, осветить неизвестного и прошептать:

– Помогите, товарищ.

Глава 5. Маленький беглец. Спасительная встреча. На старой даче. Планета Марс.

Больше всего Илюше хотелось сейчас умереть. Все оттого, что он в полной мере чувствовал отчаяние и безысходность. Он просто не знал, куда ему пойти. Ему казалось, что всюду за ним смотрят внимательные глаза, с подозрением и издевкой. Слоняясь в порту, глядя на грязноватую воду, он подсознательно ожидал, что сейчас к нему подойдут и скажут:

– Ты Илья Скамейкин? Ты сбежал из детского дома? Ну, ка пойдем, дорогой, на суд…

И он вернется в этот ад и будет наказание карцером, снова будут издевательства, побои, ненавистный Жежига и его компания.

Страх и безысходность овладели частью Илюши, а другой частью была необходимость крепиться, как-то бороться, противостоять невзгодам и верить в лучшее. Ведь должно же произойти что-то хорошее. Например, он все же найдет своего дядю, живущего, по словам мамы, «где-то на юге», и тот договорится и заберет его из ненавистного детского дома.

Избегая милиционеров, Илюша слонялся по городу, питаясь ворованными в садах фруктами, переночевал в каменной беседке на жесткой лавке заброшенного парка.

Днем, искупавшись в море, он пристроился на пляже и долго утомленно наблюдал, как плещутся в воде его сверстники. Сосало под ложечкой, очень хотелось есть.

Плохо контролируя себя, будто в бессознательном состоянии, Илюша дождался, когда румяная женщина в кудряшках повернулась лицом к морю, чтобы глянуть хотя бы одним глазком за резвящимися детьми. Тогда Илюша обрывком газеты схватил жареную скумбрию со сковородки, стоящей на примусе, и помчался что есть духу по песку в толпу, к выходу из пляжа.

Здесь у арки он спрятался за каменный столб, чтобы отдышаться. Женщина в кудряшках орала ему вслед что-то несусветно грубое, но голос ее растворился в общем шуме, парадно-праздничной музыке из репродуктора.

Забравшись в кусты, он жадно обглодал рыбину. Сначала стало легче, а потом немного стошнило, но прошло. Некоторое насыщение дало сонливость и, растянувшись на траве, Илюша впал в полусонное, полудремотное состояние.

И виделась ему прошлая жизнь, такая кипучая, красивая и солнечная. Золотые лучи пронзают белые шторы, в краешке окна видна белая сирень, а возле нее мама, и рука ее нагибает ветку с белыми цветами, и улыбка не сходит с ее лица.

А потом прогулка в саду с няней, выслеживание с сачком с бархатистых бабочек, и отец, просигналивший клаксоном с белого мерседеса – тоже веселый, ясноглазый, в светлом костюме, солнце играет золотом в его круглых очках.

Проснулся он от чьего-то взгляда.

Рядом с ним стоял высокий рыжий паренек в рубашке, явно маловатой для его худого длинного тела, в жилетке и тюбетейке и насмешливо смотрел на него.

– Слышь, шкет, ты чего отдыхать пристроился на чужой территории? Кто таков?

Илюша, напуганный цепкими и нагловатыми глазами рыжего, промолчал.

– Ну что молчишь, будто в рот воды набрал? Как зовут, спрашиваю…

Проглотив в горле комок, Илюша назвал себя.

– Ну и че тут делаешь? Че такой мятый? Из дома сбежал?

– Из детдома. У меня не было другого выхода… Меня вероятно уже ищут…

– Во, даешь! Из детдома! Врешь!

– Вот те крест!

– У нас тут и детдома – то нет.

– А я не отсюда. Из другого города. Я сюда в вагоне доехал…

– Зачем?

– Дядя у меня здесь.

– Родной дядя? А как зовут?

– Дядя… Исай Григорьевич. А фамилия.… Наверное, как и у мамы. Девичья – Метальникова. Значит и он, Метальников.

– Что – то такого я не знаю. А адрес какой?

Илюша тяжко вздохнул.

– Не знаю. Он в своем доме на окраине жил. Я один раз был, мы с мамой приезжали. Я еще маленький тогда был. Домик такой с виноградником.

– Ха, у нас много домов с виноградником. Ну, ты даешь! Попробуй найти! У нас тут частного сектора хватает! А пока ищешь, где обитаешь?

– Нигде.

Илюша вздохнул.

Рыжий сел рядом.

– А чего из детдома-то сбежал?

И тут Илюшу прорвало. Захлебываясь слезами, он рассказ рыжему все, и как погибли родители, и о побоях в детдоме.

Рыжий хмурился. Сел рядом.

– Ладно, не реви. У нас тут тоже пацанье не подарок. Увидят вечером чужого, отметелят почем зря. Ладно, я тебя в обиду не дам. Со мной пойдешь. Если не хочешь в лапы мильтонов попасть. Тогда не успеешь опомниться, как опять в детдоме окажешься! А там, глядишь, может и дядю твоего сыщем!

Рыжего парня звали Натом. Как объяснил, сокращенное от Натаниэль. Он оказался не таким грубым, как показался сначала. Это была его защитная реакция, что – ли.

Нат оказался ловким и находчивым парнем. Он не стал рисковать. Они не влезли в переполненный трамвай, не взяли рикшу – это могло привлечь внимание посторонних. Одному ему ведомыми тропами, путаясь во влажных, после дождя кустах, минуя гулкие дворы, Нат вел Илюшу на окраину города. Илюша шел, дыхание замирало от волнения, но потом как-то стало все просто и спокойно. Просто у него не было другого выхода.

Перепрыгивая через лужи, они вошли в дачный поселок. Полаивали собаки, остро пахло сосной и цветами.

Открыв оранжевую калитку, ведущую к старому двухэтажному дому, Нат сказал:

– Вот здесь на даче перекантуешься пока. Сейчас на ней никто не живет, так что можешь не дрейфить. Пошамать я тебе принесу. Побудешь денек, отдохнешь, а потом поищем твоего дядю.

Илюша посмотрел на Ната, как на бога.

Но все же спросил:

– А ты не выдашь меня?

Нат и ухом не повел.

– Зачем? Здесь тебя никто не тронет. А если ты останешься в городе – не успеешь очухаться, как окажешься в отделении…

– А как ты на даче этой можешь хозяйничать?

– Хозяйка доверяет мне.

У Илюши появилась какая-то надежда.

– А как же соседи?

– У нас сад густой, ничего не видать. Да никто и интересоваться не будет.

Пошарив под крыльцом, Нат нашел большой ключ и отпер дверь.

Они вошли в запыленную прихожую, а потом прошли в комнату.

Дом казался старинным. На стенах висели портреты в рамках суровых мужчин в мундирах и с бородами, женщин в пышных платьях.

Вечером на втором этаже дома Илюша обнаружил царство книг, зажег лампадку и уселся с большим географическим атласом. Стук во входную дверь заставил его насторожиться. Вихрем слетел вниз.

На пороге застыла светловолосая строгая девочка в легкой косынке и платьице в горошек. В руке у нее было лукошко.

– Привет! Ты что ли тот бродяга, что с Сахалина бежал?

– С какого Сахалина? Я не…

– Да это песня такая, не обращай внимания.

Илюша оробел.

– Простите, а кто вы? Хозяина нет.

– Я знаю. Я и есть хозяйка. Меня зовут Виленой. А ты – Илья?

– Так точно.

– Я тебе принесла поесть, Илья, чтобы ты окончательно с копыт не слетел.

Вилена привычно прошла на кухню, Илюша поплелся за ней.

Вилена достала из лукошка что-то, завернутое в бумагу, бутылку молока и булку. В бумаге оказались сыр и колбаса.

Ловко орудуя ножом, Вилена нарезала все это царское добро и жестом пригласила Илюшу за стол. Мальчик чуть сознание не потерял при виде всех этих сокровищ. Сглотнув слюну, он тут же принялся орудовать челюстями, время от времени смущенно посматривая на серьезную девочку, внимательно смотрящую ему в рот.

– Да ты не смущайся и не спеши, ешь спокойно, – сказала Вилена.

– Я мало ел…, – выдавил из себя Илюша.

Он пожирал все в томной тишине, а Вилена, под голову смотрела на него.

– Поешь и смело ложись спать. Я все про тебя знаю. Тебе приходилось ночевать где попало, значит, ты не выспался. Ты должен хорошо поспать, а там поговорим. Лады?

После ужина Вилена постелила ему в комнате.

– Ты книжки любишь читать? – спросила она.

– Люблю – угрюмо протянул Илья, – хотя читал мало. Возможностей не было.

– Счастливый человек, значит. Не заскучаешь. У нас тут неплохая библиотека. Устраивайся, читай и спи.

Платьице Вилены в синих цветочках растаяло в вечерней полутьме.

Илья остался один. Он сел на скамейке у дома, под кустом сирени. На голубовато-сером небе высыпали звезды. Где-то лаяли собаки, и скрипело колодезное колесо. Чей – то приятный баритон неподалеку запел какую-то арию. Для Илюши жизнь на мгновение будто остановилась перед очередным поворотом. Но все же страх существования и неуверенность в завтрашнем дне, мысли о том, что необходимо кончить счеты с жизнью покинули его и улетели куда-то, растворившись в темной ночи. Остались слабенькая надежда и ощущение какой-то загадки: к чему все это приведет?

«Ребята то вроде бы неплохие», – думал Илюша. – «Авось помогут разыскать дядю. Кто я один? Никто! А вместе мы сила».

– О, ночной страж, охранитель поста, юный воин, позволь обратиться к тебе?

Илюша вздрогнул от внезапно пророкотавшего над ним голоса и испуганно подхватился.

Перед ним на аллее стоял высокий бородатый человек в странном балахоне, расшитом как восточный халат. На голове у него было маленькая аккуратная круглая шапочка. Как он смог так неслышно подойти?

Человек успокаивающе взял его за руку.

– Прости, что я смутил тебя, мой юный друг. Не бойся меня, я не причиню тебе зла. Но… не знаком ли ты с Прометеем? Не найдется ли у него немного огня, для скромного труженика звезд?

Илюша, ничего не понимая, захлопал глазами.

– Но…

– Не бойся мальчик, – улыбался странный человек. – Я всего лишь заглянул попросить огоньку. Вышел покурить, табачок есть, а источник огня иссяк.

– Так вам нужны спички? – догадался Илюша.

– Именно, мой друг, именно.

– Тогда я сейчас сбегаю, посмотрю!

– Слетай, крылышки на сандалиях, крылатый вестник, – произнес загадочную фразу незнакомец.

Илюша быстро нашел вход в темную кухню, зажег свет, схватил коробок спичек и ринулся назад.

Загадочный человек сидел на скамейке.

Сверкнул огонь, осветивший бородатое лицо и лукавые глаза. Незнакомец затянулся, пыхая трубкой. Подмигнул Илюше.

– А интересуется ли мой юный посланник звездами?

Илюша кивнул.

– А в большую трубу, которая называется телескоп, взглянуть он не желает?

– Было бы интересно.

– Звезды вокруг нас складываются в загадочный узор, стихотворение или если хочешь знать, песню. Разгадывать эти узоры интересно, хоть и небезопасно, – говорил незнакомец, когда они шли к маленькой калитке в заборе, ведущей на соседнюю дачу.

– А какая же в этом может быть опасность?

– Можешь узнать свое будущее.

Человек улыбнулся, демонстрируя блистающую улыбку во все зубы.

Они вошли в чужой темный сад. Вдали блестели освещенные окна уютного дома.

Астроном (так мысленно окрестил Илюша незнакомца) подвел его к небольшому медному телескопу.

– Смотри в окуляр.

С замирающим сердцем Илюша окунулся в волны звездного моря.

– Вот там – Марс. Увидел?

Илюша кивнул.

– Красноватый диск.

– Там живет Аэлита. Мой юный друг слышал об Аэлите? Читал творение графа Толстого Алексия?

– Не приходилось.

– Могу одолжить на пару дней. Проглотишь?

– Попытаюсь.

– Не пожалеешь. Ибо Марс – это МЕЧТА!

И странный человек процитировал:

От полюса до полюса Пустыня.

Песчаник красный. Мергель-желтоцвет.

И синий аспид. Зори прошлых лет.

Зелёных царств отцветшая святыня.

Где жизнь была, там грёза смерти ныне.

Горенье охры. Между всех планет

Тот красочный особо виден бред.

Опал. Огонь в опаловой твердыне.

Лишь полюсы ещё способны петь

Песнь бытия нетленными снегами.

Весной истаивая, родниками

На красную они ложатся медь.

И говорят через пространство с нами

Невнятное, играя письменами.

– Здорово! Это вы сочинили?

– Нет что ты, это Константин Бальмонт, великий поэт.

Пели сверчки, и, замирая, плыли в воздухе высокие строки.

Илюша как-бы очнулся.

– Вы извините, я тут с вами… Мне пора.… Нельзя оставлять дом…

– Понятно, – блеснул в темноте ртом незнакомец. – Вот что, юный друг, ты заходи на досуге. Посмотрим звезды и планеты. В небе столько интересного!

– Спасибо Вам.

– За что? – удивился Астроном

–Ну, просто так. Показали, рассказали.

– Подожди, а книга! Погоди минутку, сейчас вынесу.

Лишь только часа через два Илюше удалось заснуть. Утром в окошко влез Нат. Он увидел спящего Андрюшу. Рядом лежала раскрытая книга писателя графа Алексея Толстого.

«Аэлита. Закат Марса» – прочитал Нат.

На картинке странный человек летел на диковинном аппарате.

Хмыкнув, Нат, тихонько положил книгу и проскользнул на кухню. Там развернул сверток с едой. Быстро схватив пряник, захрустел им и вновь завернул сверток.

На цыпочках вернулся к окну, жмурясь, от ослепительных солнечных лучей, скользнул за подоконник и исчез.

Глава 6. Старый карлик. Хозяйка замка. «Есть много в небесах и на земле такого…»

Очнулся Павел лежащем на каком-то старом и пыльном ложе. Горела древняя лампада, озаряя золотистым светом обстановку.

Рядом с ним – морщинистое лицо старого человека в шляпе. Заметив, что Павел подал признаки жизни, старик, оказавшийся горбатым карликом, подал ему воды.

Вода была настолько холодной, что сводила челюсти.

«Как будто из горного источника», – мелькнуло в голове у Павла.

Красноватые и тусклые глаза маленького человека внимательно смотрели на него. Павел огляделся. Свеча освещала старинную комнату со сводчатыми потолками, бархатными портерами на окнах, за которыми была адская чернота. У окна стоял, еле удерживаясь за подоконник, человек. Он, с трудом координируя движения, обернулся. Это был Коля. Он взялся за виски и, скуля, потихоньку оседал на пол у окна.

– Не понимаю, откуда такая ужасная боль, просто адская боль» – шептал он, и голос их шепота становился более громким, а потом перешел на хрип.

– Знаю, знаю, все знаю, – скрипучим писклявым голосом пробормотал маленький человек. – Это бывает. Сейчас вам станет немного легче.

Он дал попить Коле и тут рухнул на пол и видны были капельки на его теле.

– Что такое? – отреагировал Павел. – Чем вы его напоили?

– Тем же, чем и вас, – сказал карлик. – Пусть немного придёт в себя.

Он растворился в темноте с кувшином, и Павел остался в сумрачной комнате, чувствуя, несмотря на присутствие Коли, чувство томительного одиночества. Его тело надломилось без сил и вновь оказалось на ложе.

Когда он вновь очнулся, то уже чувствовал себя несколько лучше, легче. Он оглянулся. Коля сидел в старинном камышовом кресле, совершенно расслабленный, на коленях у него лежал наган.

Острые шаги заставили его наставить черное дуло револьвера на входную дверь.

Морщинистый маленький человек в шляпе двигался вслед за свечой, которая, казалось, плыла самостоятельно в темноте.

– Знаю, знаю, все знаю. Вам уже стало легче, – сказал он, как будто действительно заранее зная их состояние. – Пойдемте, вам необходимо перейти в общий зал.

У Павла и Коли даже не было сил возразить ему. В голове не было никаких мыслей, все смешалось, любое осознанное действие давалось с трудом.

Понурые, слабые, покорные как мыши, они побрели за маленьким человеком по узким коридорам, скрипя паркетом.

В огромной сумрачной комнате горело несколько крупных свечей. В камине, несмотря на летнюю пору, пылал веселый огонь, и потрескивали дрова. Свет не мог охватить большой зал, но, тем не менее, на стенах, обитых черным деревом, угадывались старинные портреты. В центре зала стоял большой круглый стол и высокие кресла. Все вокруг казалось пыльным и запущенным.

Что-то рядом с креслом издало тонкий звук.

Павел оглянулся. На него смотрела крысиная мордочка. Он попытался подхватиться, чтобы инстинктивно спугнуть тварь, но та уже пропала в сумрачном углу.

Они сидели и ждали неизвестно чего – бессильные, как будто лишенные воли.

Легкие шаги на ступенях лестницы заставили их поднять головы.

Сверху по лестнице спускалась, чуть наклонив голову вперед, изящная женщина. Ее темные волосы, собранные в пучок, золотились при свете лампы, освещавшей также ее темное платье и часть продолговатого лица с ямочкой на подбородке. Нежный изгиб завитков над ушами предавал ее замкнутому лицу несколько добродушный вид.

Она медленно приблизилась к столу и посмотрела на карлика.

–Знаю, знаю, я все знаю, – проскрипел тот. – Я уже приготовил прохладное вино и изюм. Изволите подать?

– Подавай, – каким-то грудным чувственным голосом сказала женщина. И тут же повернулась лицом к Павлу и Коле.

Оба сразу подхватились, шатаясь на слабых ногах.

– Садитесь, прошу, вас, – прошептал Павел.

– Присаживайтесь – сказал одновременно с Павлом и Коля.

Женщина слегка подняла брови.

– Я вас приветствую, господа. Присаживайтесь вы, в вашей любезности необходимости нет, стульев хватает.

Все сели, заскрипев стульями. Павел и Коля не сводили с женщины глаз: чем-то она притягивала взоры, то ли своей какой-то хрупкостью и непривычной для нынешнего времени гордой осанкой и церемониальным воспитанием, то ли какой-то беззащитностью, которая предполагает ухаживание. Все это угадывалось в даме сразу, с первого взгляда.

Внезапно она обвела их огненным взором.

– Господа, вы офицеры? – спросила она грудным голосом.

Павел помедлил с ответом:

– Да, офицеры.

– Вы пьете вино, господа?

Оба кивнули и тут же вздрогнули.

Дверь в зал со скрипом отворилась, и в нее скользнул маленький человечек.

– Это Густав, господа, мой старый слуга, – сказала женщина. – Он моя опора во всех делах и лучший помощник.

Вошел медленно карлик с подносом, поставил на стол графин, бокалы для вина и тарелку.

Панночка развела руками, будто крыльями в темных рукавах:

– Извините, господа, за скудное угощение, но в доме более ничего нет.

Потекла пауза, слышно было, как за окном ветер качнул веткой в стекло.

– Спасибо, нам не нужно, – вытянувшись ровно, как струна, сказал Николай.

– Угощайтесь, прошу вас.

Густав наполнил бокалы.

Повисла тишина.

Отхлебнув немного вина, панночка поставила бокал, который тут же стал светиться на фоне огня красным.

– Времена сейчас настали трудные. Продукты сложно достать. Густав раздобыл немного хлеба, соли и картошки, немного молока, фунт изюму, этим и питаемся. В подвалах замка есть вино, – сказала панночка.

Гости медленно потягивали бархатистое, мягкое вино.

– Простите, а кто вы? – спросил Коля как можно более любезным голосом.

– Я – Сосновская. Владелица этого замка.

– Наталья Сосновская? А…, разве вы не уехали?

– Я не успела уехать.

– И вы живете здесь совершенно одна?

– Нет, есть Густав и еще кухарка Катерина. Но Катерина плохо чувствует себя, боюсь, что скоро помрет. Так что мы как-то справляемся сами.

– Простите, а ваша матушка? Старая графиня? – спросил Коля.

– Ее тело покоится на кладбище. Уже года два, как она на небесах…

Воцарилась тишина.

– Вы мужественные люди…, – сказал Павел. – Одни, в этом пустынном, громадном… замке. Вам не страшно.

– Ах, ночами бывает жутко. Сейчас лето, еще не так страшно. А что будет с нами, когда придет осень, зима…

– Нужны будут те же дрова, – сказал Коля.

– Мы потихоньку рубим сад, – сказала панночка, и, заметив удивленные взгляды, сообщила:

– У нас с той стороны замка старый сад. Я иногда гуляю в нем, сижу и читаю в беседке.

– Сад…. Где же тут сад? – недоумевая, спросил Коля.

– Он есть, там, с той стороны, с севера… Он весь зарос. Густав иногда рубит деревья, пилит ветки на дрова.

Павел внезапно перебил:

– Простите, Наталья, но там,… снаружи, остался наш товарищ. Он… был без сознания.

– Да, его судьба тревожит нас, – добавил спохватившийся Коля. – Мы…вынуждены вас покинуть.

– Сидите, господа, – сказала Сосновская и позвонила стеклянным колокольчиком.

В напряженной тишине возникли шаги, и в комнату вступил слуга.

– Густав…

– Знаю, знаю, все знаю. Молодого человека перетащил в беседку. Ему лучше, но боюсь, еще лучше не станет… Я присмотрю.

Слуга, отступая назад, удалился.

– Но что с ним? Что вокруг здесь происходит? – удивленно спросил Коля.

Сосновская заговорила быстро и странно:

– Это значит, что вокруг нас темные силы, страшные энергии. Кувшин опрокинулся, и они вышли на свободу.… Гуляют уже несколько лет. Здесь такое место, где они встречаются и перекрещиваются….Так иногда бывает…. Вы попали под их власть. Благодарите Густава, ибо он спас вас! Выдержать их танец не каждому дано.

«Она явно не в себе», – промелькнуло в голове у Павла.

– Но, что все это значит? – вскричал Коля. – Простите, гражданка Наталья, но все это религиозная чепуха. Какие еще силы?

– Ну, вот этой ночью вы и убедились, что это отнюдь не чепуха. «Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости, Гораций, и не снилось».

– Простите, не понял…

– Господа, это Шекспир. Вы читали «Гамлета»? У меня есть в библиотеке, в переводе князя Романова.

– Слышал, – виновато сказал Павел.

– Ну, вот, кто сейчас будет читать книги.… При изменившейся власти!

– Гражданка, не будем здесь разводить враждебную пропаганду!

– Николай, – предостерегающе воскликнул Павел, но Коля остановил его жестом руки.

– Вы лучше скажите, гражданка Сосновская, не видели ли вы здесь подозрительных людей? В комбинезонах, с парашютами, они также здесь жгли костер.

Наталья сидела, опустив глаза и молчала.

– Наталья, вы не волнуйтесь, а просто вспомните. Мы здесь как раз для того, чтобы выяснить это, – по возможности мягче сказал Павел.

– Вы появились здесь, чтобы арестовать меня, – произнесла она едва слышно.

– Нет, – сказал, было, Павел, но Наталья продолжала более пылко.

– Почему – то в последние годы все чего-то хотят от меня и все мною недовольны. Этот унизительный обыск! Как будто для новой власти я враг номер один! А бандиты.… Налетают, забирают вещи.… Они унижали мою мать! А я здесь совершенно одна и никому не нужна. Вся вина моя в том, что я просто живу в этом доме, в своем доме.… Почему его нужно его у меня отнять, разрушить мою жизнь!

На глазах у нее льдисто заблестели слезы.

– Успокойтесь, Наталья, мы не хотели вас обидеть, – сказал примирительно Коля. – Более того… благодарны вам за приют и помощь. Но и вы поймите нас. Мы строим новое государство, еще невиданное никем в мире. Обстановка сейчас непростая. Нам хотят помешать. Назревает новая опустошительная война…

– Грядет Антихрист и его воины! Будет много жертв, но им не выстоять против Святой Руси, – произнесла Наталья, глядя куда-то в пустоту.

– Ну вот, чтобы выстоять, мы и должны пресекать все поползновения врага, – сказал Павел. – А вас мы трогать не собирались. Более того, даже не подозревали, что вы здесь.

– Недавно мы осматривали замок, он был заброшен и покинут – сплошные развалины. Мы и не думали, что вы здесь живете. Как это понимать? – спросил Коля.

Но Наталья, казалось, не слушала Николая.

– Видела я здесь двоих. Они ходили по замку, но меня не видели.

– Что значит, не видели. Почему вас может увидеть не каждый. Одни видят… развалины, а другие – жилое помещение, – спросил Коля.

– Здесь пространство заворачивается.

– То есть, как заворачивается?

– Ну, как свиток, например. Можно ходить годами и не попасть сюда. А в одну ночь свиток развернется и вас заносит сюда.… Но… не каждый может это выдержать…

– Наталья, все это мистические бредни. Сочинения мадам Крыжановской, – сказал Павел.

– Но вы же видите, что не бредни, упрямо сказала Сосновская, высматривая что-то в окне.

Она встала и прямая, гордая, подошла к окну.

– Светает. Уже сын вышел сын рассвета, – задумчиво сказала она.

– Что вы сказали?

– Утренняя звезда. Венера. О ней чудесно писал Жуковский. Вам пора. Спасибо за визит, господа, я бы умерла от скуки. Очень надеюсь, что вы не пришли сюда со злом и никогда более не придете с дурными намерениями.

Она повернулась и посмотрела на Павла и Николая.

– Густав проводит вас.

Те встали, чувствуя, что вновь попали под влияние чужой воли.

А из уст Наталии звонким ручьем полились строки:

Но кто там, в утренних лучах

Мелькнул и спрятался в кустах?

С ветвей посыпалась роса.

Не ты ли, девица-краса,

Душе сказалася моей

Веселой прелестью своей?

Будь я восточною звездой

И будь на тверди голубой,

Моя звезда-подружка, ты

И мне сияй из высоты -

О, звездочка, душа моя,

Не испугался б солнца я.

Глава 7. Федор и Ганна. Юная спасительница. Выход в море. Рассказы о морском змее. Контрабандист.

Танкист Федор познакомился с Ганной на танцевальной площадке. Гремел оркестр, на небе рождались молодые звезды, а него буквально на мгновение глянули синие глаза. Глянули и остались в нем. Белокурые волосы были аккуратно собраны, на плечах был светлый платочек, и это почему-то окончательно сразило Федора. Девушка согласилась на танец не сразу, но Федор был настойчив и этот танец оказался единственным.

– Мэни треба додому, уже поздно, – сказала белокурая незнакомка, мешая украинские и русские слова, запахиваясь платочком.

Федор взялся проводить ее, хотя девушка была против. Но она улыбалась, и это придавало Федору настойчивости. Он уже не обращал внимания на то, что среди танцующих где-то потерялся Павел. Танкист попал в плен синих глаз.

– Ну, хорошо, пройдэмося, но только до билого каменя, – милостиво разрешила Ганна.

– Почему только туда?

– Далее – опасно, – сказала девушка.

Они пошли по улице мимо каменных оград, увенчанных плющом. Играла музыка.

Федору хотелось, чтобы девушка запомнила эту встречу, и он перелез через чугунные завитки чей-то ограды, и, несмотря на лай собаки, принес Ганне несколько хризантем. Девушка смеялась, пробовала сдержать его, но потом ее лицо погрузилось в нежный запах цветов.

Она спрашивала его о службе. Федор отвечал кратко, больше рассказывал о смешных случаях на учениях с новичками, избегая говорить о войне и о боях.

Город постепенно погружался в темно-синюю тень. Бледный свет луны создавал на торжественно дышащем море серебряную дорожку, временами пропадавшую, а потом вдруг расплывшуюся на горизонте кипяще-молочной краской.

Миновав церковь, окруженную кипарисами, они вышли на дальние окраины городка, где под горой лежал большой белый камень.

– Ну, все, дали я одна.

Ганна улыбалась.

Федор настаивал:

– Куда вы одна? Смотрите, как темно. Заблудитесь!

Ганна рассмеялась.

– Та що вы, я ж тут каждый куточок знаю.

В конце концов сдалась:

– Ну, добрэ, ще один провулок. Там на окраине наш дом.

Узнав, что Федор никогда не был в море, Ганна пригласила его на рыбалку.

– Мы пидэмо з батьком до Каменного острова. Вин залюбкы вас визьме. Поважае военных!

Белый платочек, наброшенный на плечи девушки исчез в глубине переулка.

Федор пошел обратно по практически незнакомой местности. Гибкие улочки, каменные заборы, обрамленные густой тропической зеленью.

Федор не спешил. В пансионат он уже безнадежно опоздал. Но знакомство с Ганной и возможная морская прогулка грели его сердце. Луна светила в спину, а впереди, по белой дорожке, шла укороченная тень.

От деревянного забора, где растущее дерево создавало черную темень, отделилось двое.

– Наше вам с кисточкой. Слышь, дядя, дай закурить.

– Не курю. И какой я вам дядя? – возмущенный фамильярностью резко ответил Федор.

– Да ты борзый, как я вижу, – произнес в темноте чей-то писклявый голос.

Федор обернулся. Сзади на него заходил невысокий тип. Лунный луч мазнул его лицо – перекошенное, с плоским перебитым носом. В руке он держал продолговатый предмет, видимо, заточку.

– Вы что, мужики? – спросил изумленный Федор. В голове у него мелькнуло «Кажется, влип».

Тройка парней обступила его.

Федор решительно отодвинул одного:

– Дай пройти!

– Подожди, служивый!

Из густого мрака под обильными ветвями шелковицы вынырнул черноволосый усатый крепыш. Из – под распахнутой белой сорочки виднелась волосатая грудь.

– Чего надо? – спросил Федор небрежно.

И тут же был схвачен за руки.

Одним движением своего большого и сильного тела, Федор освободился, потеряв фуражку, но тут же получил острый удар носком штиблеты в пах и согнулся от боли.

Его тут же схватили за руки, а усатый крепыш взял за волосы и поднял лицо.

– Отпустите, сволочи! Что ж вы делаете? – произнес Федор, чувствуя, как встревожились и заныли его раны.

Усатый сказал веско:

– Слушай, командир, ты у нас птица залетная. Или мы сейчас тебя убьем и прикопаем здесь где – ни будь, или ты навсегда забудешь мою зазнобу. Я понятно говорю?

– А я привык сам решать, что мне делать, а что нет, – ответил Федор и получил еще один удар – под дых.

Он закашлялся.

– Четверо на одного.… Это нечестно! – выдавил он из себя.

– Ну, так что? – жестко сказал усатый. – Тебе все понятно?

– Да я сейчас всего его исполосую, – приставил заточку к горлу малый с разбитым носом.

– Успеется, – отстранил его усатый.

Тогда малый деловито зашарил по карманам

– Какие же вы гады! Из-за таких как вы у нас в стране хватает проблем, – зло сказал Федор.

– Видимо договориться не удастся, – произнес усатый. – Ладно, тащите его наш сарай.

В это время раздался тонкий, но решительный голос:

– Оставьте его!

Нападающие обернулись.

В озере лунного света стояла девочка лет четырнадцати и сурово смотрела. Одну руку она держала за спиной.

– Я приказываю: оставьте его и уйдите!

Сразу же раздались голоса:

– Это еще что за чудо? Давай, катись отсюда! Тебе давно баюшки пора!

Но девчонка похоже обладала твердым характером:

– Предлагаю в последний раз!

– Да пошла ты!

Один из нападающих, высокий и рыжий парень, отпустил Федора и шагнул к девочке.

– Не тронь ее! – крикнул Федор и тут же заточка вновь прикоснулась к его горлу.