Текст книги "Почка для Президента"

Автор книги: Александр Ольбик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Одинец развернулся и тоже заспешил на выход. Карташов принялся за осмотр помещения. Окурки валялись не только на столе, но и на полу, подоконниках. Видно, в панике жильцы забыли свои пейджеры и два мобильных телефона. В висевших на вешалке куртках и пальто он обнаружил пачки долларов, паспорта с квадратными штампами неграждан Латвии, несколько кредитных карточек и ключи от машины, начатую пачку сигарет латвийского производства "Elita". На столе, под газетой, он увидел пистолет "ТТ", а рядом записную книжку, из которой торчали концы железнодорожных билетов. Прочитал: "Рига – Москва".

До слуха Карташова стали доноситься одиночные и спаренные выстрелы. Засунув себе в карман деньги, паспорта, ключи от машины и пистолет, он побежал вниз. Входная дверь по-прежнему была закрыта и он, рукояткой пистолета выбив стекло, выбрался наружу.

Впереди, на фоне светлеющего неба, появились просверки, сопровождаемые выстрелами. Он побежал в сторону темнеющих кустарников, но его остановил окрик Николая:

– Мцыри, не спеши, нарвешься на пулю! Эти засранцы здорово огрызаются...

Подошли Брод с Одинцом.

– Если мы эту мразь выпустим, считайте себя клиентами Блузмана, заявил Брод. – Никола, идите с Одинцом вдоль забора, а мы с Мцыри попытаемся отсечь их от дороги. Только не подстрелите Валентина...

Пригнувшись, Одинец с Николаем побежали в сторону трех вязов. Саня уже преодолел большую часть пути, когда впереди ярко и хищно посыпались выстрелы. Он упал лицом в лужу, больно ударившись подбородком о торчащий камень. На мгновение потерял сознание, но придя в себя, ощутил дикое раздражение против всего мира. Он вытащил из кармана гранату и зубами выдернул кольцо. Уперевшись второй рукой о землю, он размахнулся и швырнул стальное яичко в сырые сумерки. Обхватив голову руками, Саня снова упал на землю. Взрыв был несильный, но Одинца горячо приподняло над землей и снова бросило на нее. В районе правой ключицы почувствовал неприятное жжение. Потрогал саднящее место – что-то липкое пристало к пальцам...Пахнуло кровью.

Он пополз в сторону кустов и там с трудом поднялся на ноги. Сквозь оголенные деревья увидел маслянистое пятно пруда. И что-то в нем двигалось и, присмотревшись, Одинец разглядел человеческие силуэты, переходящие вброд водную преграду. Он вышел на отлогий бережок и крикнул:

– Эй, пловцы, может, повернете назад? – и подняв руку с пистолетом, дважды выстрелил. Когда кто-то из бандитов сделал то же самое, слева резанула автоматная очередь.

– Саня, это я! – послышался рядом голос Карташова. – Сейчас будем их оттуда выкуривать.

Люди в воде прекратили движение.

– Выходите, только по одному, – этот голос принадлежал Николаю. – Но сначала кидайте в воду свои железки...

– Да чего нам с ними церемониться? – выкрикнул подбежавший Брод, и тоже несколько пуль послал поверху голов преследуемых.

Первым из воды вышел человек могучего телосложения. Он был в тельняшке, по щеке у него текла кровь.

– Саня, надень на Федю Семака браслеты, – приказал Карташов.

Однако Одинец замотал головой, сославшись на свое ранение...

– Меня немного зацепило, – сказал он. – Руки не удержат наручники.

К громиле подошел Николай и приказал тому лечь на землю. И когда человек, осев в коленях, лег на живот, Николай нацепил на него наручники. Это был Федор Семаков...Николай направил луч фонаря на ботинки Семакова. Разглядел тяжелые, с рифленой подошвой ботинки, с желтой на подошве пластмассовой вставкой, на которой было написано "Dockers" и "Styled in U.S.A."

Трое других бандитов вышли на противоположный берег, где их уже встречали Брод с Карташовым.

– Никола, забирай гансов и веди их в машину! – приказал Брод.

Он же с Карташовым отошли к гостинице и открыли "девятку". На заднем сиденье лежал скатанный ковер с торчащими из него модными туфлями Таллера... Они вытащили скатку из машины и развернули ее. Брод отвернулся, ибо увидел мертвого, с обезображенным лицом, Таллера. Карташов задержал дыхание смердело и он быстро стал закуривать.

– Приговорили сволочи, – сказал Брод и накинул на лицо шефа угол паласа. – Давай положим его на место, и ты, Сережа, садись за руль и отвези его к нему домой. Этот человек должен быть похоронен по-человечески...

– Может, мы это сделаем вдвоем с Одинцом, все же груз не из легких...

– Не возражаю. Давай посмотрим, что эти хмыри держат в багажнике...

Там навалом лежали газовые баллончики, игральные карты и какие-то накладные. Бумаги были выписаны фирмой "Латвийский сахар" на 30 тонн сахара...

– Эти ребята утрясали дела в Москве по многим направлениям.

В машине они нашли два пистолета "ПМ", а под сиденьем водителя – обрез "винчестера" и коробку с патронами к нему...

Проходя мимо мотоцикла, Брод пнув ногой по колесу, сказал:

– Кому это дерьмо достанется, счастлив не будет...Слышь, Мцыри, в связи с этой ситуацией вам с Саней надо снова перебраться в Ангелово...Чтобы каждую минуту вы были под рукой...

В захваченной "девятке" поехали Карташов и Одинец. В салоне отвратительно пахло.

– Давай я тебе перевяжу рану, – предложил Карташов, когда они отъехали от гостиницы на порядочное расстояние. – Куда этих деятелей повезли, не знаешь?

– Наверное, к Броду. Учинят допрос с пристрастием, а дальше...Не знаю, возможно, сначала к Блузману, а затем в крематорий.

Карташов сжал зубами фильтр и почувствовал противную никотиновую горечь. Подъезжая к Поварской улице, где стоял особняк Таллера, Одинец набрал его домашний телефон. Ответила дочь Татьяна и Одинец попросил ее спуститься вниз. Когда они подъехали к дому, она уже ждала их на тротуаре. Девушка прикрыла ладонью рот, из глаз текли крупные слезы.

– Я не знаю, что делать...Мама слегла, надо звонить дяде Шуре, брату папы...И папиному начальнику...

– Кому, кому? – в лице Одинца что-то изменилось, что-то смутное мелькнуло и исчезло в обычной беззаботности.

Но девушка от ответа уклонилась.

– Извините. Я сейчас открою ворота.

Они въехали во двор и вынесли из машины ковер с телом Таллера. Девушка сбегала домой и вернулась с ключами от гаража. Она вновь навзрыд заплакала.

В гараже пахло бензином и запустением. Не отрывая от земли, они затащили скатку в гараж и, не прощаясь, пошли к оставленной у ворот "девятке". Ее они отогнали в придорожные кусты недалеко от Кольцевой дороги, а сами подловили забрызганную грязью "Таврию" и на ней добрались до центра. У "трех вокзалов" взяли такси и доехали до Рождествено, а оттуда пешком направились в Ангелов переулок. Когда уже подходили к дому, Карташов сказал:

– Кого имела в виду эта дивчина, когда сказала про начальника папы? Разве не сам Таллер глава фирмы?

Одинец не сразу ответил. Задумчивость легла на его обострившиеся черты лица. Чувствовалось, что он терпит боль и, независимо от этого, пытается сосредоточиться на теме разговора....

– Возможно, она имела в виду министра здравоохранения... Хотя, какой он начальник? Но какая-то руководящая сволочь во всей этой истории есть...

– А может, настоящий начальник Брод?

Вместо ответа Одинец заговорил о другом:

– Мы забыли купить водки. Сейчас бы не помешал глоток...– И сигареты кончились, поэтому давай ускорим шаг и не будем больше касаться этой гипертонической темы.

– Вот и не касайся. Иди себе и помалкивай, пока с тобой первыми не заговорят старшие.

Они шагали по усыпанной желтыми листьями дорожке, а по сторонам, в мокром березняке, одиноко кричала сорока, и голос у нее был такой, словно она всю ночь проспала на сквозняке...

Кровавый торг

Суд проходил в гараже у Брода. Николай сидел верхом на стуле, положив руки на его спинку. Курил, делая медленные затяжки. И в этой позе он был весь, как на ладони: крайне хладнокровный, степенный, взвешивающий каждое слово человек.

– Мы не милиция, – внушал он пленному, – и потому твое "нет" или "да" не имеют юридической силы. Но нам важно знать, кто положил наших людей и так позорно побрил нашего хозяина? – Николай сделал паузу. – А пока очень простой вопрос: кто вы, откуда, зачем появились в Москве?

– Дай закурить, – сказал тот, которого заковал в наручники сам Николай. – В ментовке обычно с этого начинают. И это правильно, сигарета сближает.

– Перестань, сближает пуля или нож. Кто из вас четверых расстрелял нашу охрану?

– Я здесь не при чем...

– Коля, – обратился к охраннику Карташов, – ты напрасно тратишь время. Я знаю этого гаденыша... – И Семакову: – Чего ты тогда убегал, если никакой вины за собой не чувствуешь?

– Люблю бегать...В движении – жизнь...

– И купаться в лужах? – вмешался Одинец. – Это ты стрелял в дверь? Еще бы пару сантиметров, и я бы лежал в морге.

– Оставь свои загибоны, я ни в кого не стрелял.

– А кто стрелял?

На висках парня набухли жилы, видимо, он прекрасно понимал, насколько круто идет передел его судьбы.

– Ладно, я скажу – кто и откуда я, но, что получу взамен?

– А там видно будет. Все решит количество унций правды в твоих словах, – яснее ясного выразился Брод. – Давай, Саня, веди сюда еще одного субчика. Устроим им очную ставку.

Одинец вместе с Карташовым сходили за маскировочный электрощит и выволокли оттуда черноволосого, довольно еще молодого малого. Над побелевшими губами змеились темные усики. На одной части его лица лежал страх, на другой – безумная наглость.

Николай, оглядев его, изрек:

– Твой кореш сказал нам, что вы приехали из Риги мочить московских фраеров. Так это?

Брод вынул из целлофанового пакета паспорта неграждан Латвии и, открыв один из них, прочитал:

– Семаков Федор Владимирович, 1972 года рождения, прописан в Риге, по улице Дзирнаву, – Брод взглянул на плотного, с перебитой переносицей парня. – Гусь, это твои данные?

– Я вас имел... – сквозь зубы продавил Семак.

Но Брод такие речи не коллекционирует.

– Мухин Андрей Теодорович, 1974 года рождения...Проживает там же, в Риге. И вы, голуби, хотите сказать, что оказались здесь случайно?

Семаков сглотнул липкую слюну, ибо в этот момент Одинец начал закуривать. Саня подошел к Семакову и вставил ему в губы сигарету. Чиркнул зажигалкой.

– Выбор, пацаны, за вами, – сказал Николай, – вы знали, на что идете, а теперь все понимаем, что за такие подвиги полагается...Молчите, поскребыши, нечего сказать? Или нам тоже побрить вас, как вы побрили Таллера?

– Не знаю такого, – сказал Семаков. – Ваше здесь толковище бесполезно...

– А это мы сейчас увидим, – Брод вытащил из кобуры "глок". – Кто тут из вас самый храбрый? Ты, Семак? Или ты, Муха-цекотуха? – ствол от Семака сместился в сторону Мухина. – Вам показать наши бумаги и дискеты, которые вы забрали в кабинете Таллера и которые мы сегодня нашли в вашей берлоге? Брод, выждав паузу, отжал предохранитель и поднес ствол к взмокшему виску Мухина.

Одинец видел, как парни занервничали. Муха аж закрыл глаза. Веки его трепетали. Видно, ждал выстрела. И на щеках Семака выступила предательская бледность.

– Ну, колитесь, пацаны, – подгонял их Одинец. – У вас есть крохотный шанс еще немного покоптить этот свет.

– Федя, я колюсь! – заявил вдруг Мухин и повернул голову к Броду. – Мы оказываем платные услуги....Все равно кому...Понятно говорю?

– Не совсем, – сказал Брод. – Кому конкретно оказывали услуги на сей раз?

Молчанка. Но брод не спускал глаз с Семака. Тот молотил на скулах кожу желваками и мял пальцы. И у него нервы не железные.

– Мы точно ничего не знаем, но если не ошибаюсь, речь шла о докторе Фоккере, из рижской частной клиники, – сказал Мухин и опять прикрыл веки. Словно опять почувствовал прохладу ствола.

– Дешевка! – бросил ему Семаков.

– Заткнись! – Николай коротким тычком кулака в скулу осадил того.

Брод достал из кармана беспорядочно сложенную газету, развернул и все увидели, что это мятый огрызок "Московского комсомольца".

– Вот послушайте одно важное для вас сообщение, – он начал читать. Заголовок: "Кровавый сахар", текст: "В субботу в своей машине был застрелен президент фирмы "Латвийский сахар" Владимир Корж. Как заявил вице-президент фирмы Субханкулов, конфликт между фирмой и поставщиком из Прибалтики назревал давно. В силу разных причин, фирма имела затруднения с оплатой товара и в конце концов В. Корж получил ультиматум – вернуть деньги до конца месяца. Однако еще до окончания срока из Риги приехала бригада из восьми человек киллеров и двумя автоматными очередями расправилась с руководством фирмы. Кроме президента, были убиты его охранник, шофер и один случайный прохожий. Источник из правоохранительных органов Москвы подчеркнул, что убийство президента Владимира Коржа осуществила банда Ф., которая уже давно находится под колпаком правоохранительных служб Латвии".

Кончив читать, Брод обратился к Одинцу.

– Саня, где накладные?

Одинец мигом подсуетился. Он сбегал за папкой, в которой находились все бумаги, которые они с Карташовым конфисковали в гостинице и в машинах, принадлежащих банде...Вениамин не стал даже заглядывать в накладные – потряс ими перед носом Семака и речитативом проговорил:

– Кто из вас хочет попасть в руки друзей убитого Коржа? Второй вопрос: где другая половина вашей бригады? Саня, давай, сюда остальных! Может, эти лучше будут соображать...

Двое других, тоже в наручниках, были не русские. Один латыш Андрис Крастс, другой азербайджанец Халим Муртазов. Оба рижане. Брод не поленился и еще раз продемонстрировал перед ними накладные на сахар.

– Повторяю вопрос: кто из вас расстрелял президента фирмы "Латвийский сахар"? Единственное, чем вы можете напоследок себе помочь – не считать себя умнее других.

– Хороший хозяин все яйца в одной корзине не держит, – выкрикнул Семак. – И если с нами что-нибудь случится, завтра же вас посадят на шампура мои лю... – Однако он не успел закончить свою спикерскую речь, ибо у Брода случился нервный припадок: быстро приставив пистолет к коленке Семака, он нажал на курок. Раздался сдерживаемый животный вой, Семаков сполз со стула, зажал рану ладонями и начал терзать зубами рукав тельняшки.

Муха, очевидно, поняв, что поезд жизни может отойти в любой момент, по-пионерски отрапортовал:

– Слышь, убери пушку... Предположим, это мы распушили сладкого фраера Коржа.

– Кто конкретно? – на лице Брода лежала синяя тень.

– Я, Крастс и Артур Фикс...

– Воды, – попросил Семак и Брод взглянул на Одинца. Тот вышел из гаража. Вернулся с минералкой в пузатой полиэтиленовой бутылке. Поставил ее рядом с Семаковым.

– Где этот Фикс сейчас? – спросил Брод, на пару сантиметров приблизив пистолет к Мухе.

– Не знаю, – голос у Мухина смялся. – Может, они знают, – кивок в сторону Крастса и азербайджанца.

– Дешевка! – Семак поднял белое, как сахар-рафинад лицо.

– Не надо психовать, – тихо проговорил Муртазов. – Фикс с ребятами живет где-то за Кольцевой, у своего знакомого. Я там не был...

– Я тоже, – торопливо промолвил Крастс.

Брод, спрятав пистолет в кобуру, взял в руки мобильник и демонстративно позвонил в горсправку. Попросил номер телефона фирмы "Латвийский сахар". Через минуту он его получил. Однако звонить туда при всех не стал. Вышел во двор. За ним последовал Одинец. Он крайне удивился, когда Брод по телефону повел речь о пленниках.

– Отдам совершенно бескорыстно, – говорил в трубку Брод, – правда, не всех, а только тех, кто вас интересует...исполнителей...Я не настаиваю, просто позвоню в милицию и тогда вам придется пару лет ходить на Лубянку, потому что это дело связано с международной преступностью... – Выслушав ответ, Брод мирно сказал: – Ладно, договорились, только давайте без сюрпризов...

Увидев Одинца, Брод окликнул его:

– Саня, берите с Карташовым Муху, латыша и отвезите их в парк "Дружбы". Это недалеко от Ховрино. Вдвоем с Мцыри справитесь или дать в помощь Валентина?

– А что будет с остальными?

– Соберем совет и решим – к Блузману их или в лосиноостровский чернозем...

– А может, их всех отдать сахарным деятелям?

– Ты слишком большой гуманист. Если отдадим всех, не будут отомщены Таллер и его люди. Нет, Саня, мы не должны забывать о чести. И судить этих обносков будем сами...

– О"кэй, тебе видней! Только лично я марать руки об эту падаль не собираюсь и, боюсь, Мцыри тоже...

– Ты только никогда ни за кого расписывайся, идет?

– А я его хорошо изучил. Он был ментом и ментом остался.

– Жизнь диктует свои кодексы, кроме уголовного...Я тоже никогда не думал, что буду заниматься этим дерьмом...Пошли, зря только тратим время.

Уже в гараже Брод сказал Николаю:

– Заклей пасти латышу и Мухе, сейчас они поедут на свиданку.

Но когда их стали сажать в машину, Муха активно начал упираться и даже ухитрился ударить ногой Николая. Тот, едва сдерживая ярость, ответил тычком в челюсть и на миг Мухин потерял сознание. Когда очнулся, кричать уже не мог – на рот ему наклеили ленту, а ноги связали электрошнуром. Крастса тоже упаковали и бросили в кузов "шевроле".

В Ховрино, у Большого Голобинского пруда, их уже ждал "лендровер" и полуторка "газель" с брезентовым верхом. Встречали двое мордоворотов, мало чем по виду отличавшихся от Мухи и латыша. Когда их перенесли в кузов "газели", к Карташову подошел один из тех, кто был в "ровере".

– Братаны, – сказал он, – у меня завтра день рождение и это, – он указал в сторону "газели", – самый классный для меня подарок. Они, суки, прикончили моего шефа, прекрасного мужика и я их сейчас отправлю к нему на рандеву...

Это был кряжистый мужичок, в хорошем прикиде и по лицу никогда не скажешь, что пищевой рацион у него хоть в чем-то неполноценен. Он вытащил портмоне с серебряной монограммой и вылущил две стодоларовые купюры.

– Это вам, орлы, на упокой их души...

– Мы не пьющие, – сказал Карташов и включил зажигание.

– Суки, их не зря убивают, – сказал Одинец. – Но деньги, хоть и пахнут, но взять их надо было...

Когда они развернулись и стали выезжать на шоссе, до них донесся странный звук. Словно кто-то в пустую бочку бил колотушкой – буп, буп, буп...

– Прикончили, – сказал Одинец и нервно стал закуривать. – Стреляли явно из "макарыча" с глушителем...

– Скорее, из "ТТ", у "макарова" другой бой, более низкий... – Карташов открыл форточку, закурил.

– На Кавказе было куда безопаснее, чем здесь, в Москве. Кстати, давай, Мцыри, махнем в Сочи, там скоро открывается очередной кинофестиваль...Заклеим Кидман или... и морально реабилитируемся...

В Ангелово их встретил Валентин с незнакомым парнем. Очевидно, это был новый охранник.

Карташов заметил стоящую возле гаража большую швабру с намотанной тряпкой и змеей разлегшийся резиновый шланг, с помощью которого они обычно моют машины. Он поискал глазами следы крови, но цементный пол был чисто вымыт и благоухал шампунем.

Одинец смотрел туда же. Он вынул пачку сигарет, какое-то время постоял в задумчивости, подождал, когда выйдет из гаража Карташов.

– Ты заметил, какой тут порядок? – спросил Одинец.

Но Карташов, ни слова не говоря, направился в дом. В холле их встретила Галина.

– Где Вениамин? – поинтересовался Одинец.

– Они с Николаем поехали на Ткацкую, там у Блузмана возникли какие-то проблемы...Что вам, мальчики, приготовить на ужин – отбивную или пожарить цыпленка табака?

– Мне безразлично, – Одинца поташнивало.

Карташов вообще не ответил. Он смотрел на женщину и почувствовал, как она под его взглядом засмущалась, лицо ее покрылось румянцем.

– Пойдем, Мцыри, выпьем, – предложил Одинец и они, сняв у лестницы кроссовки, надели тут же стоящие шлепанцы, и бесшумно стали подниматься наверх...

– Через пятнадцать минут спускайтесь ужинать, – крикнула им вслед Галина и, стуча каблучками, направилась на кухню...

Полеты на батуте

После бурных событий, в которых так или иначе участвовал Карташов, наступила рутинная полоса. В первый же свободный день они с Одинцом отправились на Учинское водохранилище, прихватив с собой воды, кое-какой еды и сигареты. Но их ждало разочарование: дверь генераторной, где сидел Сучков, была распахнута и Одинец взял на себя роль эксперта по побегам. Он осмотрел запор и констатировал – металл проржавел и, видимо, не выдержал ударов ногами пленного.

– Тем лучше, – сказал Карташов, – баба с возу, кобыле легче.

– В принципе он нам не нужен. В записной книжке однозначно указаны его координаты и его подпольного водочника...Как его?

– Алиев, президент фирмы "Голубая лагуна"...

Вернувшись с водохранилища, они уселись за нарды и несколько часов провели в развлечениях. Однако вечером к ним поднялся Николай и в довольно жесткой форме отчитал за утреннюю отлучку. Недвусмысленно дал понять, что без его визы отлучаться за пределы Ангелово не рекомендуется.

Утром Карташова позвал Брод и дал, как он выразился, боевое задание. Надо было поездить с Галиной по магазинам – закупить на неделю продуктов и перевезти из Ангелово кое-какие вещи к ней домой. Карташов едва сдержался, чтобы не выдать себя. Его давняя и, казалось бы, несбыточная мечта побыть наедине с этой необыкновенной женщиной, неожиданно приобретала реальные очертания.

Они выехали в город на "ауди". Сначала в салоне царило молчание и только после того, как она сходила в Елисеевский магазин и вернулась оттуда с двумя большими пакетами, разговор возник сам собой.

– Я никогда не любил ходить по магазинам, – поделился своим житейским опытом Карташов. – Хотя две лавки были в нашем доме, на первом этаже.

– А мне нравится, особенно, когда в кошельке есть лишняя копейка.

Они побывали еще в нескольких магазинах и, в том числе, в магазине дубленок, где он помог ей выбрать легкий, светло-коричневый полушубок. Он был оторочен шерстью белой ламы, немного притален, с большими деревянными пуговицами.

Галина принесла его в примерочную кабину, где вдвоем было тесно, но волнительно и где, собственно, все и произошло. То есть ничего особенного, просто имел место первый контакт, зажигание, после чего мотор увлеченности стал набирать бешеные обороты.

– Сергей, – обратилась она к нему, – разровняй, пожалуйста, спинку, мне кажется, она немного морщит.

Когда он положил ладони на ее лопатки, его словно ударило током. Даже перед боем не было такой дрожи, какая его охватила в той примерочной кабине.

От Галины исходили непередаваемо волнующие запахи сандала, а ее русые, ухоженные волосы были так близки к нему, что он стал задыхаться от излучаемых ими ионов желания. Она повернулась к нему, и, взяв двумя руками за лацканы куртки, притянула к себе и поцеловала. Карташову стало нехорошо. Он чувствовал, что если сейчас же не выйдет из кабины и не закурит, обязательно изойдет слабостью, потеряет всякий над собой контроль.

Она почувствовала свою власть и это еще больше ее ободрило.

– Чего ты испугался, дурачок? Я же просто так, от хорошего настроения...Подожди меня у касс, сейчас поедем...

Под цвет дубленки она купила рукавицы на белом меху.

В машине Карташов курил и ощущал себя в положении заложника. Хотел и боялся повторения. На перекрестке едва не столкнулся с тяжелым трейлером, но, помня, какое сокровище везет, проявил чудеса высшего пилотажа и в последний момент вывернулся из-под тупого носа "вольво".

Когда они подъехали к ее дому, Карташов вышел и открыл с ее стороны дверцу. Этот холопский жест, видимо, пришелся ей по душе, и она, нагрузив его покупками, повела за собой. Пока ехали в лифте, женщина не спускала с него глаз. И улыбалась. Прижав к себе пакет с дубленкой, она из-за него поглядывала на Сергея.

– Возьми ключи, они у меня в кармане, – попросила она.

Однако карман пальто был маленький, а его рука большая, поэтому он двумя пальцами стал выуживать оттуда связку ключей. И в какой-то момент соприкоснулся с гладкостью ее бедра, с его магнетической бархатистостью.

Карташов витал в розовых облаках, вспоминая какую-то прочитанную в казарме чепуху, какие-то отрывки из наставлений "Камы сутры": хозяин должен ежедневно мыться, через день натирать свое тело маслом кокосового ореха, а раз в три дня совершать омовение, пользуясь мылом...Раз в четыре дня мужчина бреет голову и лицо, а раз в пять дней – прочие места...При этом надо освежать рот с помощью листьев бетеля и не забывать про украшения ювелирными изделиями...

При этом он вдруг ощутил под мышкой неуместную тяжесть пистолета.

Мысли, чувства его метались. Его воображение перенеслось в тот вечер, когда он застал ее с Бродом в ванной комнате. И жажда, вместо того чтобы раствориться в терновнике ревности, огненным столбом вознеслась ввысь...Ему только и надо было – скинуть куртку, расстегнуть наплечную портупею, а все остальное завершили ее холеные, с кольцами, пальцы.

Это, конечно, было вознесение: небесный батут, мягкий, пружинистый, на фоне яркого до рези в глазах, голубого свода. Батут бросал их друг к другу, но не убаюкивал, а вонзал, отчего кровь в сосудах превращалась в горячий эль, а сердце – в орган, исполняющий непередаваемо прекрасную тарантеллу...

Когда после вечности батут кончился, Карташов попытался оправдать свое предательство по отношению к Броду тем, что давно не был с женщиной. Но реабилитация не состоялась ввиду неубедительности доводов... Зато Галина сделала это без терзаний: поставив чайник на газ, она уселась к нему на колени и самым восхитительным образом продемонстрировала, что батут в принципе может повторяться без конца...

– Давай куда-нибудь уедем, – сказала она.

– Куда? В шалаш или вступим в какую-нибудь банду?

– А ты и так в банде! Один Таллер чего стоил. А Николай – настоящий бультерьер. Убийца. Хотя с виду тихий. Степенный малый...

– А Саня? – сорвалось у него с языка.

– Не знаю. Темная лошадка. Не удивлюсь, если в одну прекрасную ночь он перережет всем горла и смоется в неизвестном направлении.

Карташов смотрел на парок, поднимающийся над чашкой с кофе, и ощущал навалившуюся на него тупую хандру.

– Я, пожалуй, поеду...Хватится твой Веня, будет на меня точить зуб...

– Сиди, успеешь еще в этот виварий. Хочешь на чистоту?

– Пожалуй, это единственное, что сейчас я хочу. Только без фантазий, ладно?

– Знаешь, что однажды мне сказал Брод? Он на полном серьезе допускает, что ты специально внедрен к нему. Как будто бы тот инцидент на Рижском вокзале был организован ФСБ, а ты подослан, чтобы все разнюхать...речь-то идет о международной торговле человеческими органами. Он не верит, что из тюрьмы можно так легко сбежать. Тем более такой толпой, о чем ты ему рассказывал.

Карташов, открыв рот, неотрывно смотрел на Галину.

– Чего ж он тогда не избавится от меня? В любую ночь мог вогнать мне в башку пулю или...да просто подсыпать в выпивку крысиду или еще какой отравы?

– Ты забываешь о влиянии красивых молодых женщин на образ мышления старых, или, скажем, пожилых и немного лысых любовников...Поедем, мне еще надо заехать в аптеку...

– Если не возражаешь, давай съездим куда-нибудь пообедать.

– Я не против, сто лет нигде не была. Здесь ближе всего "Прага", там когда-то была превосходная кухня. Взгляни, ресницы у меня не плывут?

– Это у меня мозги плывут.

У ресторана "Прага", как всегда, выстроился ряд роскошных иномарок. Они прошли мимо швейцара, красавчика с потасканным лицом, и их встретил метрдотель. Их посадили за отдельный стол, у окна, выходящего на московские улицы.

Карташов вытащил из кармана сигареты и положил на стол.

– Закажи, пожалуйста, бутылочку темного "Бордо", – попросила Галина, и если здесь есть анчоусы, тоже возьмем... и мороженое...А на что у тебя зуб горит?

– Стыдно в таком роскошном заведении об этом говорить... – Карташов просматривал карту заказов и, надо же, нашел то, что искал... – Хочу пива с раками...

– Заказывай, сегодня нам с тобой условности ни к чему...

Где-то у входа раздался шумок и из-за колонн, выпятив вперед живот, появился человек, которого Карташов много раз видел по телевизору. Это был лидер профашистской партии России Бурилов. Вокруг него, держа амбицию, кучковалась челядь. Охрану Карташов вычислил сразу. Двое человек с застывшими лицами шли впереди, тыл прикрывали трое других манекеноподобных типа. Их ничего не интересовало, только то, что движется и перемещается на их пути. И сначала Карташов не поверил своим глазам, когда рядом с Буриловым увидел Бандо. Он был в темном и, наверное, дорогом костюме, в белоснежной сорочке, на которой полоскалась ленточка красного длинного галстука.

Карташов поднялся и вышел в холл, куда только что втянулась команда Бурилова. Швейцар подобострастно изогнулся, пропуская мимо себя уверенных в себе фашистов, но его никто не удостоил взгляда. Из окна хорошо было видно, как в открытую одним из охранников дверь "линкольна" вползает Бурилов. Ему явно мешал живот и то, что там булькало и варилось после ресторанного обильного обеда.

Вместе с вождем уселась охрана, рядом с водителем – Бандо. Остальные люди Бурилова залезли в другие иномарки, стоявшие впереди и позади его "линкольна". Кавалькада тронулась и Карташов, сжав челюсти, смотрел ей вслед, пока последняя машина сопровождения не скрылась из виду...

...После обеда Сергей отвез Галину домой. Сначала он не намеревался подниматься с ней на этаж, но когда увидел, как она шла от машины к подъезду, окликнул ее:

– Может, на прощанье попьем чаю?

Был второй тайм полетов на батуте и, между прочим, ничем не хуже, а даже задиристее первого. Они вполне освоились, приладились, ибо каждому из них казалось, что между первым поцелуем и последним мгновением прошла целая жизнь...

...Когда он сел в машину, ощутил вседовлеющее одиночество. Он вспомнил как все было в той, "старой эре", когда он соответствовал месту и времени. Он развернулся и помчался к метро "имени Татаринова".

Тот был на месте. Но прежде чем подойти к нему, помаячил у книжного развала, где по-прежнему хозяйничала симпатичная девушка с замерзшим носом.

Осмотревшись, Карташов подошел к Татарину. Кивнул ему и бросил на культи две пачки "винстона".

– Мне особенно некогда долго говорить, поэтому давай условимся, Карташов дал ему прикурить, – в один из вечеров я приеду к тебе в подвал и там все обсудим.

– Ты же не знаешь, куда ехать, и я не знаю...

– Пусть тебя это не волнует!

– Но это опасно, – глаза Татарина оживились. – Учти, если застанут, и тебе и мне и всем будет очень плохо. Ты же не забывай, что нас закрывают на замки, а на окнах решетки.

– Я в курсе. Но ты должен сказать мне одну вещь – тебя такая жизнь устраивает или ты...Или ты хочешь что-нибудь изменить?

– Валерка Быстров тоже хотел что-то изменить, но его повесили в туалете. Что ты лейтенант предлагаешь?

– Пока ничего не предлагаю. После разведки скажу, но мне этот Освенцим не нравится. Но, если те мудаки, которые вас на точки посадили, вас устраивают, то тогда и говорить не о чем...Так?

Татаринов повертел по сторонам головой.

– Дай мне ствол и тогда посмотрим, кто кого устраивает, а кого не устраивает