Текст книги "Почка для Президента"

Автор книги: Александр Ольбик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Приподнимись, старик, – сказал он незнакомцу, – я тебя оттащу немного в сторону, – хотя знал – бесполезно, ранение, судя по всему, было смертельное – в брюшную полость. Однако он приподнял раненого и тот, опираясь на него, с трудом встал на ноги. Отойдя от машины метров на тридцать, Карташов опустил человека на землю. Тот застонал, но тут же затих и Карташов почувствовал в руках обмякшее, ставшее бесполезным тело...

Он вернулся к машине и как раз вовремя: от дороги слышались шумы. Кто-то направлялся в его сторону. Люди в белом несли носилки, на которых лежали люди. Сзади шел запыхавшийся Брод.

– Мцыри, гоним! – голос Брода был неузнаваем. Они с Блузманом подбежали к своему "рафику"...

– Где Саня? – крикнул Карташов.

– Не знаю. Возможно, собирает оружие...Кладите Кадыка и второго в машину, – голос Брода был взвинчен до истеричности.

Карташов нервно закурил. Ему хотелось побыстрее отсюда убраться, но он стал ждать. На небе как будто что-то изменилось. Пригляделся: ручка ковша Большой медведицы заметно сместилась к северо-западу, ближе к полночи.

Зашуршала трава, от дороги бежали двое. Это был Николай с Одинцом. Когда они приблизились, на Карташова пахнуло пороховой гарью.

– Это ты, Мцыри? – спросил Одинец. – Я загадал: если увижу первым тебя, значит, все будет о"кэй.

– Садись в машину, Брод говорит, что надо отсюда в темпе сматываться.

– И Веня прав, там уже подваливают менты, – отдыхиваясь, произнес Одинец. – Сам видел четыре "уазика" и крытый АТН с омоновцами...

– Иди, скажи об этом Броду.

– Подержи, – Одинец сунул ему в руки два гранатомета.

"Рафик" уже выруливал из кустов. Карташов, скинув гранатометы в кузов, сел за баранку.

– Мцыри, гоним! – Одинец, захлопнув за собой дверцу, сразу же полез за водкой и надолго прилип к горлышку. Пил шумно, словно родниковую воду после долгого перехода через пустыню. Повернувшись к Карташову, исступленно заорал:

– Мцыри, мать-перемать, в двух шагах рота ментов, а ты спишь! Гони, ОМОН, пока трамваи ходят!

– Жду приказа – в какую сторону ехать.

– Вперед и налево! Брод велел возвращаться через Лобню. Я тебе все буду говорить, только ты, пожалуйста, выжми из "мерса" все, на что этот трудяга способен.

Карташов ориентировался по задним огням впереди идущих "рафиков", круто набирающих скорость. Однако совершенно неожиданно все стало складываться не так, как хотелось бы. Позади послышались резкие настойчивые сигналы. Зырнув в боковое зеркало, Одинец констатировал:

– Милицейский "уазик"...Куда ты положил гранатометы?

– Не будь психом, черт тебя подери! – Карташов не мог не понимать смысла сказанного его напарником.

– Куда ты засунул моих "мух"? – в голосе Одинца послышалось злобное нетерпение. Перебравшись через спинку сиденья, он скрылся в салоне. Погромыхал и, чертыхаясь, распахнул сзади багажную створку.

– Перестань, Саня, валять дурака, это же кончится вышкой, – Карташов крутанул руль и машина, сбившись с прямой, не позволила Одинцу как следует прицелиться. Он грязно выругался и снова приложился щекой к гранатомету. Микроавтобус вновь вильнул в бок и граната, прочертив ночь огненным бичом, буквально в десяти сантиметрах прошла мимо милицейского "уазика". Он резко тормознул, съехав на картофельное поле.

Когда Одинец вернулся на место, его ярость готова была испепелить все, с чем он соприкасался.

– Ну и мудак же ты, Мцыри! Если я скажу об этом Броду, он тебя пристрелит и выбросит на свалку.

– Если я тебе это позволю сделать, сосунок! – в висок Одинцу настырно уперся теплый ствол ПМ. И, видимо, в голосе Карташова было столько убедительности, что Одинец, словно контуженный, замотал головой и надолго затих...

– Что ты трясешь своей глупой башкой? – съехидничал Карташов. – Может, я тебе щенку жизнь спас, а ты тут мне устраиваешь первомайскую демонстрацию, – Карташов опустил руку, а затем спрятал пистолет во внутренний карман куртки.

– Ты, оказывается, иногда можешь быть Рэмбо, – Одинец протянул Карташову пачку сигарет. – Ладно, Серый, забудем, просто я сегодня насмотрелся такого...Сам не знаю, что делаю.

– Ты лучше свяжись с Бродом и скажи, что нас засекли. Спроси – что делать?

– И так ясно. Перед Лобней бросаем машину и пусть он нас где-нибудь подберет.

Но когда Одинец связался с Бродом и рассказал об инциденте с милицией, тот воспринял это достаточно спокойно, однако "подбирать" их не собирался. Велел машину оставить где-нибудь в районе Аксаково, а самим на речном трамвайчике добираться до Химок. Туда за ними приедет Николай. Однако все произошло по-другому. Когда в поле зрения появился дорожный указатель "Юрьево", Одинец приказал свернуть в сторону Витенево, находящегося на берегу водохранилища.

Они заехали в уже подернутую багрянцем рощицу и вышли из машины. Обрыв был хоть и крутой, но не очень высокий. Они прошли вдоль воды и за песчаным выступом нашли подходящее место. Вернулись за "мерседесом" и подогнали его к самой кромке обрыва.

– Жаль железного конька, – сказал Одинец. – Оружие оставляем себе или топим вместе с тачкой?

– Ты как хочешь, но я без ствола, как без рук, – Карташов похлопал по левой груди, где спал его ПМ.

Забрав из "мерседеса" кое-какие вещи, среди которых были тротиловые шашки и две бутылки водки, они столкнули машину вниз. Пару секунд она сиротливо висела в воздухе, пока не раздался тяжелый всплеск воды.

Остаток ночи и половину дня они провели в стоге сена. Дважды с ними связывался Брод – один раз из клиники Блузмана, вторично – звонок из Рождествено. Как он выразился, у него все получилось и он настоял на том, чтобы они не появлялись в людных местах, а ждали Николая там, где находятся.

Пока ждали охранника, Одинец рассказал о том, что происходило на Учинском водохранилище.

– У блатных нервы ни к черту. Как только услышали взрыв, какой-то пахан как завизжит: "Братва, да нас счас топить будут...е...м их скопом!" А мы только на это и рассчитывали, хотя и не предполагали, что все так быстро начнется. Я их неплохо закупорил...червяки в банке...Открыли такую пальбу и кто-то, видно, случайно угодил в емкость с аммиаком. Хорошо, что ветер дул в сторону водохранилища, а так бы всех потравило...

– Значит "стрелка" удалась? – с усмешкой спросил Карташов.

– Это надо было видеть! Все, как буйволы откормленные, но пули их укладывали только так. На что наш доктор ко всему привычный, но и он, когда осматривал их, ругался матом, как последний ханыга. Я подхожу к нему и спрашиваю: "Ну как, доктор, живые есть?", а он: "У этого пульса нет и у этого пульса нет..." И так раз десять: "У этого пульса нет". Правда, у одного курчавого сердце еще билось, но весь живот был разворочен, словно чернобыльский реактор. Жратва перемешалась с кишками, и так несло чесноком...бр-ррр... – Одинец передернулся, демонстрируя отвращение.

– Наверное, перед "стрелкой" пацаны забегали поужинать в "Арагви"...Я всегда своим бойцам внушал, чтобы перед операцией не наедались. Лучше бутылку оприходовать, чем жрачкой набивать желудок...

Где-то неподалеку стрекотнула сойка, видно, ее разбудил самолет, низко пролетавший над рощицей. На макушке высокой сосны, как приклеенная, висела зеленая звездочка. Карташов смотрел на нее и вспоминал другие звезды, в других местах, куда заносила его жизнь. И подумал: если еще хоть раз сойка даст о себе знать, значит, все кончится хорошо. И он начал считать и досчитал до ста, когда совсем рядом, меняя модуляции, прострекотала пичужка. Он поднял воротник куртки, зябко поежился и прижался к плечу Одинца.

Перед его взором замелькали бессвязные клипы, постепенно уводя его в тревожный и вместе с тем вполне реальный сон... Как будто он ползет по узкому, диаметром в 80 сантиметров, лазу и ощущает затылком осыпающийся песок. Но сзади на него напирают, подталкивают, и он, понимая, что по его вине может сорваться побег, изо всех сил принялся работать локтями, устремляясь в непроглядную тьму. Он знает, что надо проползти семнадцать метров и потому очень боится, что не заметит вертикального ствола колодца и уползет в глубь земли... С надеждой ждет, когда появится впереди спасительный свет и в лицо повеет свежий ветерок. Но вместо этого услышал над головой злобный лай сторожевых собак, глухой топот ног, истерические крики часовых...Он затаился, закусив зубами рукав лагерной спецовки.

– Так ты, Саня, говоришь, что это была настоящая Варфоломеевская ночь? – Карташов взглянул на Одинца, но тот, откинув на сено голову, скрестив на груди руки, крепко спал. И, возможно, видел во сне бой: временами по лицу пробегала судорога, дыхание учащалось, а указательный палец правой руки делал и делал сжимающе-разжимающее движение, словно нажимал на курок...

Карташов вынул из куртки мобильник и набрал номер телефона Надьки Осиповой. Ответили сразу и полился жалостливый поток из слез и причитаний. Так он узнал, что их со Светкой таскали на допросы в милицию, но они ничего не сказали, потому что сами ничего не знали и следователь от них отстал... И, наверное, от растерянности Надька сморозила глупость, сказав, чтобы он "как-нибудь зашел за вещами". Однако известие о том, что сестра уехала домой, облегчило его душу и вселило некоторую определенность.

... Накрапывал мелкий дождик и он, слизнув с усов капельки влаги, вдавился спиной в сухое сено...

Николай приехал почти под вечер, прихватив с собой трехлитровый термос с бульоном, бутылку водки и блок сигарет...До Ангелово добрались без происшествий.

На следующий день Николай с Карташовым поехали в Тарасовку, чтобы заплатить Гудзю за утопленный "мерседес" и забрать "шевроле". Однако прокатчик в виду каких-то своих соображений потребовал от них пятьсот долларов комиссионных. Ссылаясь на то, что совсем недавно он заменил на "мерседесе" все протекторы на новые, фордовские... Потом Карташов, уже сидя в кабине "шевроле", долго ждал, когда Николай закончит конфиденциальные переговоры с хозяином дома. А то, что это были секретные переговоры, говорил заговорщицкий тон, с каким Николай попросил оставить их одних...

Белая вилла

Особняк Музафарова на фоне архитектурных уродов, принадлежащих новым русским, выглядел настоящим принцем. Его светлые элегантные очертания говорили о легкости, некоторой прихотливости, но без намека на претенциозность. Главный вход – широкое полукруглое крыльцо, по бокам которого в гармонии с главным фасадом доминировали шесть изящных колонн. В здании много было стекол, а на одном из его крыльев, словно ласточкино гнездо, очень органично, вписалась беседка, тоже с колоннами и издалека напоминала крошечный замок, но тоже легкий, отливающий изумрудами окон.

Одинец, смотревший через бинокль на виллу, пытался хоть что-нибудь ухватить за широкими и, казалось, открытыми всему миру окнами. Но сколько он ни всматривался, в их отраженном, чуть ли не зеркальном, блеске ничего кроме голубого неба и зеленых макушек росших поблизости декоративных елей, он ухватить не мог.

– Бесполезно, – сказал он сидящему на водительском сиденье Карташову. Это то же самое, что смотреть в зеркало...такие же стекла на фирме у Таллера, и в Торговом центре Хаммера...

– И в ресторане "Прага", если мне не изменяет моя проницательность. По-моему, вчера мы с тобой мимо нее проезжали...

– Здесь не за что даже зацепиться, а я этого страшно не люблю, – Одинец казался озабоченным не на шутку. – Тут такой закон: если ты объекта не засек, то, будь спокоен, он тебя засечет и, возможно, нас уже пишут на видеокассету.

– Не расстраивайся, для нас важнее услышать, чем увидеть...

– Сюда надо приезжать ночью, когда... – однако Одинец не успел закончить свою светлую мысль – к воротам подъехал роскошный цвета морской волны "ниссан 200" .

– Двести сорок пять лошадок, – откомментировал Карташов. – Мы за всю жизнь на такое авто с тобой не заработаем...

– А это еще большой вопрос... Посмотрим, кто на нем прибыл.

Ворота открылись без малейшей задержки, видно, сработала автоматика. Однако им хорошо была видна территория, по периметру которой, матово поблескивая, выстроились светильники. Видимо, ночью в пределах виллы так же светло, если не светлее, чем днем.

– Ну, конечно, этого можно было ожидать – первыми вышли мордовороты...Ты только полюбуйся, как этот стриженный дятел вертит башкой, думает, что его бдительность может спасти босса...

Второй охранник взбежал на крыльцо, в руках у него чернел короткоствольный пистолет-автомат, стволом опущенный вниз. Телохранитель обвел взглядом прилегающее к особняку пространство и на какое-то мгновение Карташову показалось, что их взгляды встретились. Он даже засунул руку за пазуху, ближе к своему ПМ.

– Ты, Мцыри, слишком впечатлительный, – сказал Одинец и опустил бинокль. – Оттуда нас не разглядеть, даже если смотреть очень внимательно. Хвоя скрывает...

– Смотри, кажется, выходит их шеф...

И действительно, из задней дверцы сначала показалось мощное плечо, затем вся тучная, в темном длиннополом плаще фигура. Человек, чтобы не задеть шляпой верхний стрингер, снял шляпу и теперь держал ее в левой руке.

– Сколько ты ему на вид дашь? – спросил Одинец.

Карташов смотрел через видоискатель небольшой видеокамеры и что-то шевелил губами.

– Если машину они загонят в гараж, – сказал он, значит, это Музафаров. Я бы ему не дал больше сорока пяти...от силы полста... Но если учесть хороший харч, массажистку, финскую баню или Сандуны...

– Такие в Сандуны не ездят, там их слишком легко отстреливают, но ты прав, скидку на райскую жизнь делать надо, хотя опять же вечное ожидание пули не способствует вечной молодости...Смотри-ка, Мцыри, тачку они все же загоняют в стойло... Если можешь, сними его харю крупняком и его ребят тоже...

Между тем приезжие прошли в дом и вскоре откуда-то со стороны хозпостройки, большую часть которой скрывал угол дома, выбежали два огромных волкодава. Для порядка они пробежали вдоль забора, немного беззлобно погрызлись, и улеглись – один у подножия крыльца, другой – у самых ворот.

– Натасканные твари, – Одинец вытащил пачку с сигаретами. – Ночью сюда не сунешься, порвут до кишек и шуму будет...

– А это лишнее...Мы сделаем по-другому, сначала послушаем, с кем они общаются и на какие темы...Нам ведь надо выяснить нечто такое, о чем в ЖЭКе не узнаешь, верно?

– Может, проведем разведку боем? Тут можно устроить такой стеклянный водопад, что бой Терминатора покажется баловством старушек из богадельни...

– Не плохо было бы взглянуть на эту белую виллу с ее оборотной стороны, – Карташов закрыл крышкой объектив камеры. – Может, там не так все строго, как здесь.

Они выбрались из-под густых крон леса и по бездорожью проехали в сторону сложенных, потемневших от дождя, железобетонных блоков. Оттуда очень хорошо была видна изнанка усадьбы Музафарова. Но что их удивило: тыльная сторона дома была симметричным отображением парадного подъезда. Такое же расположение колонн, такой же конфигурации крыльцо и столько же окон и даже копия "ласточкиного гнезда", что пристроилось с лицевой стороны дома. Единственная разница – забор шел сплошняком и они не заметили и намека на ворота или калитку. По гребешку забора, едва заметный, тянулся ряд металлических колышков, назначение которых для них не было большим секретом – это была проводка внешней сигнализации...Где-то поблизости должны быть электронные глаза видеокамер...

– Вечером сюда приедем со сканером, а сейчас, Мцыри, трогай, поедем на доклад к твоему любимому Броду...

... А между тем, Музафаров, только что вернувшийся из офиса, с мобильным телефоном в руках уселся в очень объемное и очень удобное кресло. Рядом, на подлокотнике, лежали гаванская сигара, зажигалка, сделанная из так называемого канадского золота и небольшая гильотинка для обрезания сигар.

Набранный номер не отвечал и он позвонил по другому. Когда Музафаров заговорил, в его тоне послышались приглушенность и едва сдерживаемое раздражение. Рука потянулась к сигаре, но на полпути остановилась и легла на левую сторону груди.

– Нет, я никогда не утверждал, что я уложусь в три дня...Если бы это зависело только от меня, тогда другое дело...Я понимаю...я прекрасно вас понимаю и, будь я на вашем месте, наверное, тоже так же волновался бы и искал каналы...Но я и этих людей понимаю: их деятельность строго пресекается законом и если бы дело не касалось столь высокой особы, тут не о чем было бы вообще говорить...

Кончив разговор по телефону, Музафаров окликнул находящегося в соседней комнате охранника.

– Алик, возьми с собой пару человек и смотайтесь в Рождествено, Ангелов переулок... На словах передашь Броду...это хозяин, полный, почти лысый еврей...Так вот, передашь ему, что сроки кончаются и может ли он сказать нам что-нибудь конкретное. В разговор не ввязывайся, сказал и – тут же отвалил. Пусть думает.

Вот почему они встретились у ворот Бродовской усадьбы. Когда Карташов свернул с центральной улицы в Ангелов переулок, увидел, как с противоположной стороны въезжает серый джип с московскими номерами.

Одинец, вытянув шею, наблюдал за передвижением незнакомого транспорта и уже рукой елозил в районе пояса, где у него под курткой находился пистолет.

– Это что-то новенькое, – сказал он, – здесь таких гостей не должно быть. Подай немного в сторону и притормози. Посмотрим, куда они подадутся...

Серый джип тоже скинул скорость и подрулил к воротам особняка Брода. Из машины вышел высокий, в длинном пальто, молодой парень и пошел к калитке. Позвонил. Стоял, вертел по сторонам головой, ждал.

– Он напрасно одну руку держит в кармане, – равнодушно произнес Карташов. – Могут убить, если нарвется на нервного телохранителя.

– А, может, нам его, не отходя от кассы, взять за хоботок? – на лице у Одинца появилось выражение охотника.

Однако им не суждено было самим принять решение: из калитки вышел Николай и что-то стал говорить с визитером. Потом он вытащил из карман трубку и куда-то позвонил.

– Скорей всего, Никола советуется с Бродом...

– Входят на территорию... Возможно, это кто-то из нужных Броду людей.

– Я раньше таких товарищей здесь не видел, – сказал Одинец. – Но на всякий случай давай немного здесь постоим, подстрахуем Бродищу...

Однако им позвонил Николай и спросил – почему они не заезжают на территорию?

...После обеда Брод позвал к себе Карташова с Одинцом и те обрисовали ему картину возле особняка Музафарова .

– Звонил Таллер, просил ускорить разведку... – Брод взял со стола черную папку, – Вот тут у меня компьютерная распечатка или, как говорят в определенных кругах, ориентировка на этого Музафарова. Важно выявить его связи...Вернее, тот канал или то лицо, ради которого он старается. Вот тут, – Брод положил ладонь на распечатку, – определенно сказано, что Музафаров здоров, как бык, о чем говорит недавнее его обследование в ЦКБ...Правда, сахара у него в крови чуть больше нормы – вместо 6,5 единицы у него 7-7,5... И периодически скачет кровяное давление, но это нормально для сорокапятилетнего мужика...

– А что даст нам просвечивание Музафарова? – спросил Карташов, на что Брод отреагировал довольно резко.

– Да ты, что, Мцыри, совсем охренел! Неужели мне надо тебе объяснять прописные истины, что это может быть подстава... Кто-то таким образом внедряется со всеми вытекающими из этого последствиями...Таллер нервничает и я его прекрасно понимаю. Поэтому, орлы, устанавливайте за ним слежку, сидите у него в спальне, лезьте к нему через каминную трубу, но чтобы в 24 часа я мог отрапортовать Таллеру о проделанной работе...

– А в какой степени мы сами можем засвечиваться? – поинтересовался Одинец.

– А это все зависит от того, как долго вы хотите коптить этот свет...Впрочем, если для получения искомой информации вам выгодно засветиться, что ж, на здоровье...

Карташов подвинул к себе листок с данными о Музафарове. Бросилось крупно и жирно набранные его ФИО: Музафаров Иван Трофимович...

– Э, черт, а я думал, что это какой-то кавказец...

– Я тоже так думал, – Брод снова вернул к себе бумагу. – Национальность в данном случае не имеет значения. Главное, что этот человек возглавляет недавно созданный инвестиционный фонд, который, кстати, расположен по соседству с ЛУКойлом...Причем, годовая прибыль этого фонда превышает бюджет такого предприятия как акционерное общество "Москвич"...Но все законно: платит налоги, занимается благотворительной деятельностью, в Одинцовском районе построил поле для гольфа со всей инфраструктурой...Более того в этом же районе баллотировался депутатом в местную Думу...

– Придется присосаться к его телефонной линии, – сказал Карташов. Наружное наблюдение, думаю, в данном случае нам ничего не даст...

– Тогда сегодня и приступайте... А прослушка и наружное наблюдение ведь не исключают друг друга, верно?..

– Но у нас нет никакой аппаратуры для прослушивания, – сказал Одинец.

– Это не проблема, – Карташову хотелось пить, но на столе не было ни напитков, ни стакана. – Когда мы там были, я заметил, что телефонная проводка к его дому тянется по верху, от телефонной подстанции...Ты может, Саня, видел белую будку возле водонапорной башни...

– Если бы там была красивая блонда, может, и заметил бы...Если вопросов больше нет, я пойду приму душ, – Одинец погасил в пепельнице сигарету и поднялся.

Карташов тоже встал, чтобы сходить попить, но его остановил Брод.

– Ты мне нравишься, Мцыри, – сказал Вениамин и, открыв амбразуры между зубов, улыбнулся. – По-моему нам уже пора отрегулировать наши партнерские отношения.

Карташов пожал плечами, мол, как будет угодно.

– Надеюсь, ты догадываешься, чем мы занимаемся?

– Лишь в общих чертах.

– А большего и не надо...Как ты смотришь на то, чтобы заключить с моей фирмой контракт?

– Надо сначала послушать, о чем идет речь.

Брод смял в пепельнице сигарету.

– Все мы смертны, правильно? К сожалению, и Таллер, и Ельцин, и Брод и вы с Саней и, наверное, сам господь Бог...Словом, каждый из нас рано или поздно уйдем без возврата...

– Очень издалека, Веня, подкатываешься...Ты ведь меня хорошо знаешь и потому давай без увертюр...

– Хорошо! В контракте есть пункт – в случае смертельного ранения, ты передоверяешь свои внутренние органы для медицинского исследования нашей лаборатории. Все! Это главное...

Карташов, прищурясь, смотрел на Брода.

– И во сколько ты такое удовольствие оцениваешь?

– Учитывая твой возраст и, по-моему, неплохое здоровье, по максимуму...

– А точнее...

– Пятьдесят тысяч в любом банке мира.

– А если не секрет, во сколько ты оценил Саню?

– Он когда-то болел желтухой, значит, минус десять штук...

– Я тоже в детстве часто болел ангиной и у меня врожденная систолическая аритмия...

– Такое бывает почти у каждого и это не в счет. Главное, чтобы не было СПИДа, сифона или лейкемии...

–А у твоего охранника Васи тоже был контракт?

– А как же! Мы тут почти все контрактники – и Никола, и Валентин и, как тебе не покажется странным, мы с Таллером тоже...

– Извини, а кто будет решать – жилец я или не жилец?

– Врачи. Тот же Блузман, доктор наук, профессор, делает уникальные операции по пересадке органов...Все на уровне мировых стандартов и никакой самодеятельности. Например, у Кадыка, когда мы ездили на водохранилище, был разворочен мочевой пузырь, он все равно бы не выжил...А у второго, оказалось гемофилия, редкое, но при ранениях смертельное заболевание. Умер и все труды наши пошли насмарку...

Брод сходил на кухню и принес две бутылки – с джином и фантой. Налил в фужеры джина. Выдвинул ящик стола и достал отпечатанные на компьютере две странички текста.

– Вот договор, читай.

– Этого мне не надо. В принципе, я могу подписаться под условием самого дьявола, только к этой мысли надо сперва привыкнуть.

– Привыкай!

– Но случись что со мной, вы меня все равно отправите на секционный стол Блузмана, – сказал Карташов и в его голосе слышалась глухая отчужденность. – Так что лучше лечь под нож за 50 тысяч, чем за здорово живешь...А кстати, Веня, кто передаст деньги моей сестре?

– Об этом пусть твоя голова не болит, у нас в Латвии есть деловые партнеры. Покупатели...

– Потрохов?

– Органов пересадки, – поправил его Брод. – И давай без иронии, ладно?

– Идет, но если ты, Веня, меня попытаешься с какой-нибудь пустяковой царапиной отправить к Блузману, даю слово офицера, я из всей вашей конторы сделаю Хиросиму...

Броду, хотя и не весело, но угрозу, сказанную в полушутливом тоне, он воспринял как нужно.

– Представь себе, Мцыри, что твой горячий мотор будет биться в груди президента Мозамбика или премьер-министра Гондураса...

– От твоих хохм, Веня, мне хочется блевать..

– Хорошо, тебе не нравится география, давай ее сузим до пределов Госдумы...Несколько ее депутатов ходят с нашими почками и сердцами... Люди гибнут за металл и в основном по своей глупости.

– В этом я уже не раз успел убедиться. Меня не надо уговаривать, давай бумагу и я подмахну ее...

Однако ратификация не состоялась: просигналил мобильник и Брод с трубкой отошел к окну. Закрыв рукой микрофон, и сказав: "Это Таллер", он пошел на выход.

... Карташов спустился вниз, в небольшую, закрытую на три замка комнату, где находилась электронное оборудование. Сканер выбрал Николай и тут же преподал Карташову урок.. Затем они отобрал кое-какой инструмент и несколько метров телефонного провода.

Под вечер, на разных машинах, они с Одинцом тронулись в путь, в район усадьбы Музафарова. По дороге они переговаривались по сотовым телефонам.

Одинец стал травить анекдоты.

– Слышь, Мцыри, что такое мусоропровод? Считаю до трех, если отгадаешь, ставлю вечером коньяк...

– До вечера еще дожить надо.

– Но, а все же?

– Проводы милиционера на пенсию...Анекдот с бородой, ты, Саня, что-нибудь поновее расскажи...

– Хорошо, на ту же тему... Преследуя хулигана, сержант Ноздратенко выстрелил в воздух, но не попал...

– А ты знаешь, как старшина-сверхсрочник завязывает шнурки на ботинках? Одну ногу ставит на табуретку, а на другой завязывает шнурок... Ты, кажется, накликал на свою задницу ментов...

Впереди двое гаишников шмонали крутой "мерседес". Пискнул мобильник, Карташов взял трубку.

– Мцыри, не выключайся, сейчас услышишь новый анекдот..

– Саня, не валяй дурака...Что ты задумал?

Одинец на своей "девятке" обогнал его и возле дорожного поста притормозил. Карташов видел как к нему подошел один из милиционеров и тут же услышал голос Одинца:

– Товарищ лейтенант, хотите повеселю?

– Что, права потерял?

– Да нет, новый анекдот только что по радио услышал.

– Валяй!

– Не будете обижаться?

– На все случаи жизни не хватит обижалки. Рассказывай, пока я добрый...

– Тогда слушайте...Милиционер женился. По выходным дням после завтрака он надевает китель, фуражку и, обращаясь к теще, берет под козырек: "А теперь, мамаша, предъявите ваш паспорт с пропиской! " Потом весь день этот милиционер смотрит телевизор с чувством выполненного долга...

Карташов слышит, как милиционер гогочет. Карташов уже проехал пост и на метров пятьсот уехал вперед.

В трубке голос Одинца:

– Слыхал, Мцыри? Я же забыл свой ствол оставить дома, а вдруг проверка на дорогах... Надо было пустить дымовую завесу...За указателем сворачивай направо и на третьем километре, еще раз...

– Спасибо, конечно, за анекдот, но такие номера могут печально кончиться...

– Нет повести печальнее на свете... А кстати, что такое минет по-китайски?

– Не знаю...

– Тебет...Понял?

В Одинцово они приехали затемно. Только-только начали курчавиться сумерки.

Одинец остался в машине, Карташов с чемоданчиком отправился в сторону телефонной подстанции. Он миновал поросшую полынью поляну и вышел к водонапорной башне. В метрах двухстах от нее белела вилла Музафарова, справа, тоже на приличном расстоянии, светились окна домов, похожих на средневековые замки...Он обошел подстанцию и увидел выходящую стяжку проводов, пара которых ответвлялась в сторону деревянной опоры. Он раскрыл чемоданчик и достал из него телескопический жезл и смотку проводов. Раздвинув жезл и, прикрепив к нему оголенные концы, он поднял провод на высоту двух-двух с половиной метров и перекинул его через проводку... Затем позвонил Одинцу и велел тому быстро идти к нему. Когда тот явился, Карташов попросил Саню помочь взобраться на перекладину опоры. И там он подсоединил концы провода к линии, ведущей в дом Музафарова. Обмотал изолентой...

– А ты знаешь, что, когда ты прикреплял концы, его телефон мог тренькать? – сказал Одинец. – Во всяком случае, должен тренькать...

– Пока что ты тренькаешь...Подай сканер, он в чемоданчике в целлофанов пакете...

Одинец вытащил пакет и, подпрыгнув, отдал его Карташову. Отвинтив крышку, тот подключил к сканеру болтающиеся концы проводов.

Когда спустился вниз, он завернул прибор в целлофановый пакет и упрятал в лунке, поросшей травой. Сверху положил валявшийся кусок толя.

– Можем двигать дальше... – Карташов стал собирать чемоданчик.

– А когда будем слушать? – Одинец стоял с открытым ртом, не понимая действий своего напарника.

– В машине послушаем, сканер, который правильно называется АП автоматический преобразователь, соединит телефонную линию интересующего нас абонента с нами...В данном случае, сигнал пойдет на мой и твой номера...Только ты будешь слушать, а я и слушать и записывать на магнитофон...

– Извини, Мцыри, ты что-то загибаешь...А если это так, то разреши спросить, где ты этой телефонизации научился?

Карташов изолентой приклеил провода к деревянной опоре и они стали почти невидимыми...

– Это сейчас умеет делать любой юный техник...А я эту технику освоил в разведшколе под именем трудовая колония...Там сидят такие Эйнштейны, которые нам с тобой даже во сне не снились...Впрочем, ты это и сам знаешь не хуже меня. А что касается сканера, то такая аппаратура сейчас продается на любом блошином рынке. Во всяком случае, таково мнение Брода...

– Идем, мне не терпится убедиться, что все это не фуфло...И если я хоть что-нибудь услышу, поверь, поставлю ящик коньяка и им же разотру тебе пятки...

От виллы они уже отъехали на порядочный кусок, когда телефон, лежащий рядом с Карташовым, запищал... Прежде чем поднести трубку к уху, Карташов подключился к портативному диктофончику, который находился в "бардачке".

В трубке немного потрескивало, но сигналы были отчетливые, и голос, который, наконец, прорезался, тоже звучал ясно и было впечатление, что кто-то разговаривает здесь, рядом, буквально за спиной...

Беседа шла между мужчиной, очевидно, Музафаровым, и женщиной. Баритона с уверенным контральто.

Мужчина. Я не могу сказать, что дело улажено на сто процентов, но шанс достаточно велик... Протез будет, хотя о сроках я пока не хотел бы говорить, да это и не телефонный разговор.