Текст книги "Машина неизвестного старика (Фантастика Серебряного века. Том XI)"

Автор книги: Александр Грин

Соавторы: Лев Никулин,Лев Гумилевский,Георгий Северцев-Полилов,Марк Криницкий,Александр Барченко,Николай Каразин,Василий Брюсов,Александр Ремизов,Вадим Белов,Игнатий Потапенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Д-р Кузнецов
ВОЙНА И ТАИНСТВЕННОЕ
(Из воспоминаний)

Весною 1854 года, во время начавшейся уже с Турцией войны, профессор анатомии харьковского университета, заведовавший хирургической клиникой – Наранович – предложил всему пятому курсу вопрос: кто записался желающим поступить военным врачом?

Когда же ординатор ответил ему, что только трое, то профессор упрекнул студентов за их равнодушие к нуждам армии в такое время, когда патриотизм во всей России проявляется с такою силою.

Советовал всем нам подумать о предложениях правительства, призывавшего теперь врачей на очень выгодных условиях.

Речь профессора подействовала и, после долгих совещаний, почти весь пятый курс, за исключением, кажется, четырех человек, подал прошение о поступлении в военную службу.

С марта месяца начались усиленные экзамены, почти без антрактов.

Во время этой-то суеты и приготовлений к экзаменам забегаю я к своему товарищу Р., бывшему в то время у студента Савича: они оба наскоро сказали мне, как о новинке, о том, что при прикосновении двух или трех человек руками к тарелке или столу, эти предметы начинают двигаться, стучать и стуком отвечают на заданные вопросы. Конечно, я принял это за шутку.

Р. подал прошение о принятии его военным врачом на службу, но не иначе, как в гвардию.

Мы смеялись над таким его желанием, совсем, по нашему мнению, неисполнимым.

Тогда он со своим братом взялись за тарелку, и, когда тарелка скоро закружилась под их руками и стала боком над столом, они поставили такое условие: тарелка должна стукнуть 5 раз, если нет – 3 раза.

Тарелка отчетливо стукнула 5 раз.

Потом Р. предложил вопрос, какой он вынет билет на экзамене физиологии, назначенном на завтра.

Прочитать весь курс, по краткости времени, было невозможно.

Я положил на тарелку и свои руки.

Тарелка простучала 17 раз.

Мы вместе прочли со вниманием 17-й билет раза два и на другой день явились на экзамен, откровенно говоря, очень мало знакомые с физиологией.

Вызвали меня; я вынимаю 8-й и 17-й билеты.

На 8-й вопрос я ответил не особенно бойко, но на 17-й так основательно и с таким знанием, что профессор, оставшись вполне доволен моим изложением, остановил меня и тотчас же вызвал Р., прося его продолжать взятый мною 17-й билет, а через 4 недели получилось распоряжение о зачислении всех нас, согласно нашим прошениям, и студент Р. получил назначение в гвардию, где состоял еще и в недавнее время дивизионным врачом, как я случайно узнал это из списка врачей, помещенного в медицинском календаре.

Было ли предсказание тарелки простою случайностью или в этом незначительном явлении было проявление какой-то силы, нам совершенно неизвестной, – тогда осталось для меня вопросом, т. к. я потом никогда не наблюдал ни вертящихся тарелок, ни столов.

Я просился врачом в кавалерию действующей армии и был назначен в уманский графа Никитина полк (Чугуевский), бывший уже в походе, и который я уже догнал в Ананьеве и затем вместе с полком прибыл в Одессу незадолго пред ее бомбардированием и взрывом английского парохода «Тигр».

Одно время полк стоял недели две или три в городе Баску, в Молдавии, где лагерем за городом расположились два полка 8-й пехотной дивизии, пришедшие из-под Силистрии в самом жалком виде.

В единственной гостинице с утра до поздней ночи была невообразимая толкотня офицеров всякого рода оружия; там велась открытая игра в банк на больших столах с передвигающимися кучами золота.

Держал банк всегда молодой поляк, а отец его в полу-турецком костюме – старик с большими польскими усами, держался всегда в стороне, сидел и курил, поглядывая на игру.

Говорили, что у него в широком поясе находятся запасные деньги на случай, если банк, заложенный его сыном, будет сорван.

В гостинице стоял постоянный говор, смех, шутки, всякие рассказы, слухи, новости, – все исходило оттуда.

Нужно заметить, что ни журналов, ни газет мы из России не получали. Да и газет-то, кроме «Северной пчелы» и «Русского инвалида», в России тогда не было.

Один раз я, сидя там, слышу рассказ пожилого пехотного офицера о том, что вчера он в подвальном этаже полуразрушенного каменного дома видел удивительную ворожею-цыганку, которая с изумительною точностью рассказала ему главные обстоятельства его прошлой жизни, никому, кроме его, не известные, и предсказала ему, что где-то далеко при сильной пальбе из больших пушек, в дыму, она видит много красивых мундиров, и что он будет ранен и ему отрежут правую ногу.

Лицо офицера было когда-то ранено в скулу, на которой виден был большой шрам, отчего нижнее веко глаза было как бы выворочено, и потому лицо имело неприятное, нелегко забываемое выражение.

На другой день, вечером, вместе с двумя офицерами и старшим полковым врачом – покойным Григоровичем, мы отправились гулять по городу и отыскали эту цыганку, которая с двумя девочками, 8-ми и 13-ти лет, очень хорошенькими и почти голыми, и седым стариком сидели в подвальном этаже, на земле, вокруг потухавшего костра, и пекли картофель на ужин.

Мерцающий огонь угасающего костра, при дыме в верхней части комнаты со сводами, придавал этой картине оригинальный таинственный характер.

Цыганка очень плохим русским языком потребовала с желающих гадать по 2 эрмалыка (турецкая серебряная монета, около рубля).

Я и доктор положили деньги на ладонь руки и просили не говорить прошлого, а только будущее.

Она что-то выпила из маленькой бутылочки, взяла меня, потом доктора за руку, смотрела долго на руку, в глаза, лицо, потом вперила взгляд на потухающие угли и, как бы про себя, держа мою руку, начала, раскачиваясь, тихо говорить отрывистыми фразами:

«Скоро больной будешь, крепко больной, здоров будешь. Далеко, далеко вновь больной будешь крепко. Много мертвых видишь. Здоров будешь. Счастлив будешь, но богат не будешь. Жить долго будешь, марушку возьмешь в России, счастлив будешь, домой придешь, богат не будешь».

Потом взяла доктора Григоровича также за руку, не отводя глаз от углей, начала ему говорить, что «он скоро, скоро болен будет, но живой. А далеко, далеко на степу смерть придет. Домой не придешь. В степу помрешь. Не один помрешь – много там мертвых будет».

Спустя неделю доктор Григорович, потом и я, живший вместе с ним, заболели сильнейшей дизентерией, от которой мы едва не умерли.

В полку же эта болезнь развилась эпидемически, в самой тяжелей форме, и мы потеряли из полка около 30 человек умерших из 200 лежавших в госпитале больных.

Возвратился полк потом в Одессу, где и оставался всю зиму, а весною 1855 г. двинули нас, во время сильной холеры (шедшей из Крыма к Одессе), в Крым, но остановили около Перекопа в с. Каланчаке. Оттуда меня командировали в Никопольский военный временный госпиталь для замещения должности ординатора, которых пред моим прибытием умерло уже четверо.

В Никополе, где половина домов была наглухо забита по случаю смерти всех обывателей, я перенес страшный тиф с возвратом его, с бубонами под мышками, но каким-то чудом остался жив, а старший врач Григорович умер от тифа в пустынном степном ауле в Крыму, вместе с начальником 6-й дивизии г. Ланским и дивизионным адъютантом Косоговым, и похоронены в безлюдной степи.

Из полка же, не бывшего ни разу в деле и всю зиму проведшего в пустынных маленьких, брошенных татарами аулах, в постоянных разъездах пред Евпаторией, не осталось и половины людей, так что, при возвращении из Крыма, полк, прибывший туда в составе 16 рядов во взводе, т. е. около 35 человек, вышел оттуда в Чугуев, имея во взводе только человек по 15–12.

Прошло много лет после войны.

В 1869 году я ехал за границу и на станции Орел, около буфета, столкнулся с пехотным, видимо, отставным офицером, на костылях и деревяшке.

Резкий характерный шрам на правой щеке с вывороченным веком сразу напомнили мне офицера, рассказывавшего в Баску, в гостинице, о ворожее-цыганке и ее предсказаниях.

Я обратился к нему с вопросом, помнит ли он пребывание в Баску, гостиницу там и рассказы его о цыганке.

Он не знал меня, потому что тогда нас никто не представил, и я слышал рассказ его издали.

Поэтому он очень удивленно спросил меня, почему я все это знаю? И затем прибавил:

– Да, батюшка, предсказание проклятой цыганки сбылось все, как она говорила! Меня ранили в ногу во время штурма Севастополя, и вот приходится калекою страдать всю жизнь. Чудеса, батюшка! Как мне это забыть! Да вы-то почему знаете? – еще раз удивленно спросил он меня и успокоился только тогда, когда я объяснил ему, что я случайно был в гостинице Баску и, сидя к нему спиною за другим столиком, слышал его рассказ товарищам, и на другой день вместе с доктором отыскали цыганку и гадали на будущее.

– И что же? – торопливо спросил он.

– Да, и нам сделанные предсказания ее сбылись. Я был два раза очень опасно болен и остался жив, вернулся домой, женился, счастлив, как она предсказала. А бедный мой старший доктор умер в безлюдной, дикой Крымской степи, как она говорила, и домой бедняга не вернулся.

Сергей Бекнев
ГИБЕЛЬ ВОЗДУШНОГО ФЛОТА
(Аэрофантазия)

I

«13-го июня 1912 года 2-й воздушной дивизии в полном составе ее крейсеров с их разведчиками быть готовой к отправлению. Полет назначается в 6 ч. утра. Цель полета: бомбардировка „аэролитными“ минами неприятельской крепости К., защищающей столицу.

Для бомбардировки иметь на каждом крейсере по 3 комплекта мин, которые и выбросить, расположившись над крепостью в сплошной колонне, крейсер от крейсера на расстоянии двух радиусов сфер поражений, производимых на земле взрывами аэролитных мин…»

Так гласит один из пунктов секретного приказа по 2-й воздушной дивизии.

Вот когда впервые пришлось столкнуться с действительностью воздушной эскадре, да еще при таких выгодных для нее условиях, как полное отсутствие воздушного флота у противника.

Все участники набега были возбуждены, легкая победа обеспечена, один такой решительный рейд… полная паника противника… и, конечно – капитуляция. Накануне лихорадочно готовились к полету; были приняты все возможные меры против пушек, стреляющих по дирижаблям.

Гондолы последних в своих наиболее жизненных местах были бронированы особой «скользкой» броней, заставлявшей рикошетировать неприятельские снаряды.

Все крейсера имели двойные газовые оболочки, между которыми находился особый газ, вырывавшийся из отверстия при попадании в дирижабль зажигательных снарядов, отчего горевшие снаряды мгновенно тухли. Все было предусмотрено, проверено и ровно в 6 ч. утра дивизия, поднявшись на высоту и скрывшись за облаками, понеслась к цели.

Эскадра взяла направление к морю, над которым и продолжала свой полет.

Моторы работали прекрасно, скорость развивалась предельная, дул слабый встречный ветер.

Автоматические приборы, соединенные с двигателями, точно показывали место нахождения кораблей над поверхностью земли по особым картам, имевшимся на командирском крейсере, где и был установлен ориентировочный прибор.

Оставалось до цели около 150 километров, как вдруг на авангардном дирижабле подняли сигнал «остановка».

Неуместность подобного сигнала была всем очевидна. С командирского корабля немедленно передали приказание: «Продолжать путь в том же направлении».

Ответ был: «Невозможно, моторы не действуют».

Сейчас же авангардный дирижабль был выведен из строя для исправления моторов, причем его ветром отнесло несколько назад и моторы внезапно начали опять работать, но в это же самое время второй дирижабль остановился и поднял совершенно непонятный сигнал:

«Моторы исправны, хода нет».

Происходило что-то непонятное; от неизвестной причины моторы быстро останавливались, вращения винтов не происходило, и все дирижабли сносило ветром на некоторое расстояние, где моторы опять без всяких исправлений начинали работать…

Начальник дивизии приказал всем подняться выше на 500 метров и попробовать перейти преграды, но результат был тот же.

Тогда эскадра круто повернула вправо и около часа она свободно неслась в новом направлении, после чего был подан сигнал: «Взять прежний курс».

Через несколько минут опять повторилась остановка.

Начальнику дивизии осталось испытать последнее средство; он приказал двум лучшим аэропланам-разведчикам № 2 и № 4 попытаться полным ходом прорвать таинственную завесу.

Оба разведчика были обречены почти на верную смерть, но смутная надежда проскочить сквозь препятствие их подбадривала и со страшной быстротой №№ 2 и 4 ринулись на завесу.

Все с тревогой следили за ними.

Но вот один за другим оба аэроплана быстро начали падать; видимо, и их постигла та же участь, моторы остановились.

Помочь им не было никакой возможности, и на глазах всей эскадры оба судна скрылись в тумане, чтобы погибнуть в волнах расстилавшегося внизу моря.

Это была серьезная потеря, потеря двух лучших аэропланов с их храбрыми командирами.

Никто не мог себе дать ясного отчета, в чем дело?

Внезапные остановки всех поразили… Начиналась чувствоваться неуверенность в своих силах… Настроение становилось тревожным…

Эскадра была остановлена и начальник дивизии обратился к командирам судов по беспроволочному телефону с просьбой каждому высказать свое мнение.

Ответа ни от кого не последовало.

Никто ни мог объяснить происходившее. Только командир авангардного дирижабля инженер-майор фон Энте просил разрешения немедленно прибыть к начальнику дивизии.

Разрешение было дано, и фон Энте на своем разведчике № 1 прибыл к дирижаблю генерала.

Генерал встретил фон Энте далеко не любезно.

– Что вам угодно, майор? зачем вы прибыли лично, точно не могли со мной переговорить по телефону? Даром время теряете, – проговорил скороговоркой начальник дивизии, но Энте знал нрав генерала, а потому немедля отрапортовал ему:

– Ваше превосходительство, я догадываюсь, что это за сфера, может быть, мне удастся ее уничтожить.

Генерал сразу повеселел.

– Говорите скорей, спасайте всех нас, иначе мы не исполним возложенного на нас поручения.

Тут фон Энте стал торопливо докладывать генералу:

– Я думаю, что перед нами сферическая поверхность, центр ее в крепости К., которой эта сфера и обязана своим происхождением. Не знаю точно, что это за сфера, но она мне кажется похожей на сильное поле магнитов, в котором затруднено вращение стальных предметов и, если только мое предположение верно, то и средство против роковой сферы найдено: я хочу заключить мотор в коробку из мягкого железа, которое поглотит, вернее, разъединит линии поля, и мотор будет вращаться совершенно свободно, передавая движение деревянным винтам. Разрешите мне испробовать это на моем разведчике № 3, на котором я проникну внутрь сферы, затем помощью магнитной стрелки определю направление радиусов сферы и в фокусе найду станцию, на которую и брошу свой запас аэролитных мин.

Генерал недоверчиво покачал головой, но ничего не возразил.

Протянув руку майору, он сказал:

– С Богом.

И они расстались.

Еще отправляясь к командиру и зная, что разрешение не может быть не дано, майор приказал немедленно начать работу на разведчике № 3, и к моменту его возращения на свой дирижабль разведчик был уже готов.

Заняв на нем место, майор фон Энте поднял сигнал к отправлению… и стрелой бросился на преграду…

Все были поражены и в душе считали храброго майора безумцем.

Но что это?.. По расчетам, он должен был уже достигнуть преграды и начать свое нападение, а разведчик все удалялся и удалялся…

Наконец, сомнения не было: майору удалось проникнуть внутрь сферы…

…Общий радостный крик приветствовал эту первую победу.

Между тем, майор, ободренный своим успехом, легко определил местонахождение станции и, пользуясь тем, что неприятель всецело возложил свою защиту на действовавшую сферу, внезапно опустился над самой станцией, куда и бросил запас своих мин.

Раздался оглушительный взрыв.

А майор в это время уже несся навстречу своей эскадре.

По дороге фон Энте приказал испробовать запасной мотор без оболочки; мотор работал превосходно.

Сфера была уничтожена.

Подлетая к эскадре, майор заметил в последней большое движение: все дирижабли выстраивались в боевой порядок… Опять радостное настроение охватило эскадру… Майор занял свое место на дирижабле и первым в авангарде направился на крепость К., теперь совершенно беззащитную, за ним следовала полным ходом вся дивизия.

II

Оставим эскадру продолжать свой путь и, пока еще крепость К. не уничтожена, перенесемся туда и посмотрим, что там происходило за несколько времени до начала военных действий.

Однажды в штаб крепости явился молодой офицер и просил доложить командиру о своем желании лично переговорить с ним об одном очень важном и секретном открытии, сделанном на днях этим офицером.

Но ведь известно общее отношение к различным изобретателям; поэтому весьма понятно смущение молодого человека, когда ему назначили прием в тот же день.

Не в его пользу было и то обстоятельство, что неоднократно за свое доверие подобным изобретателям многие пострадали.

Все это очень озабочивало юношу, который верил в свое открытие, верил той пламенной верой, ради которой и живут истинные изобретатели…

Перед комендантом молодой офицер начал развивать свою теорию уничтожения дирижаблей путем устройства пункта, похожего на станцию беспроволочного телеграфа, излучающего особую энергию и образующего как бы сферу, заставляющую все вращающиеся моторы останавливаться.

Таким образом, все дирижабли и аэропланы, попавшие в эту сферу, вследствие остановки двигателей, неминуемо должны сделаться либо игрушкой силы ветра, либо силы тяжести…

Теория была красиво изложена, юноша говорил увлекательно и так доверчиво смотрел на сидевшего перед ним генерала, что последний решил испытать: может быть, этот изобретатель даст что-нибудь действительно полезное.

– Хорошо, – сказал он, – я согласен вам помочь; откровенно говорю, вы мне понравились, и я беру на себя выхлопотать вам субсидию.

Юноша просиял.

– Ваше превосходительство, я многого не прошу: пока разрешите мне устроить лабораторию на одном из фортов, и в ней я буду работать на пользу своей родины… Я надеюсь… больше того – я уверен, что мое открытие даст ей силу и защиту от самого сильного флота…

Генерал подошел к юноше и ласково похлопал его по плечу:

– Не очень увлекайтесь, поручик, а лучше работайте, работайте и работайте… Трудящиеся люди нам нужны, ой как нужны… Лабораторию я вам дам. Если же вам еще что-нибудь понадобится – обращайтесь ко мне.

С этими словами комендант отпустил молодого изобретателя. Юноша ног под собой не чувствовал от радости: мечты его сбывались… Ему казалось, что все воздушные флоты уничтожены… что он является центром обороны всей страны… и с такими мыслями он с лихорадочным рвением принялся за работу.

После целого ряда попыток и опытов была наконец устроена и оборудована на одном из фортов станция, названная станцией А, которая действительно останавливала все вращающиеся моторы в своем районе, но во время работ по устройству этой станции молодому поручику пришла новая идея, основанная на следующем: из двух одинаковых взрывчатых веществ, одно детонирует (взрывается на расстоянии) при взрыве другого, что объясняется одинаковой характеристикой колебаний; раз это так, то, несомненно, возможно сделать такой прибор, который послал бы в известном направлении колебания соответствующей характеристики данного взрывчатого вещества и тогда встречающееся на пути подобных волн взрывчатое вещество той же характеристики будет, конечно, детонировать.

Увлеченный этой идеей, поручик на другом уже форте оборудовал еще станцию, станцию Б, которая могла взрывать на расстоянии все взрывчатые вещества, характеристика которых была известна, причем при взрыве опытного количества испытуемого вещества прибор настраивался сам собой и после этого мог уже посылать в желаемом направлении соответствующие колебания.

Днем и ночью юноша работал на станции В.

Многие взрывчатые вещества были испытаны, характеристики их составлены, и весь вопрос сводился к тому, чтобы добыть в достаточном количестве для опытного взрыва образец вещества, применяемого соседней державой к своим воздушным, минам; но это был секрет, добыть который, несмотря ни на что, не удавалось.

Вот в каком положении застает крепость К. начало военных действий.

Мы видели, что станция А действовала прекрасно до тех пор, пока не были сделаны на моторы предохранительные кожухи, благодаря которым майор фон Энте мог на близком расстоянии своими аэролитными минами ее совершенно уничтожить.

В момент взрыва молодой изобретатель, находясь в лаборатории станции Б, был занят составлением характеристики одного взрывчатого вещества.

Несколько предшествовавших ночей, проведенных в работе, настолько его утомили, что он делал над собой усилие, чтобы не заснуть.

Раздавшийся оглушительный взрыв его встряхнул, и он мгновенно бросился к распределительной доске, где автоматически указывались характеристики каждого взрываемого вещества, по которому настраивалась станция.

Тут он увидел, что произошел взрыв состава, не имевшего еще на станции своей характеристики, и что приборы уже настроились на соответствующее число колебаний…

В это же время ему дали знать по телефону, что станция А уничтожена неприятельскими минами, брошенными с проникшего неизвестно как в защитную сферу аэроплана противника, и что больше этой сферы не существует, а значит, гибель крепости неизбежна, ибо вдали на нее направляется миноносная воздушная эскадра.

Поручик в волнении отвечал, что пока он жив, крепость вне опасности, только пусть ему доносят обсервационные пункты о приближении неприятеля.

Вскоре стали поступать донесения о проходе эскадры в виду различных пунктов.

Наконец она вошла в район действия станции Б.

Юноша повернул рычаг взрывной машины, и последняя начала посылать в требуемом направлении волны, колебания которых теперь как раз соответствовали колебаниям взрыва «аэролита».

Через несколько минут было получено донесение, что на неприятельской эскадре, по-видимому, произошел ряд взрывов и она, охваченная пламенем и дымом, начала быстро опускаться в море; было замечено также, что один находившийся значительно впереди дирижабль, видимо, неповрежденный, повернул обратно.

Известие о таком блестящем действии его изобретения, в связи со страшным утомлением, так подействовало на измученного поручика, что он как сноп упал на стоящий тут же диван и заснул крепким, здоровым богатырским сном.

III

В штабе Северной армии состоялся экстренный доклад майора фон Энте о трагической гибели 2-й воздушной дивизии от внезапного взрыва аэролитных мин, бывших на дирижаблях.

Из всей эскадры только дирижабль майора остался цел потому, что запас его мин был сброшен ранее для уничтожения станции сферы торможения моторов в крепости К.

Майор подробно доложил об обнаруженной им сфере, о средстве борьбы с ней, доложил об уничтожении этой сферы и победоносном полете эскадры до того момента, пока случайный взрыв одной из аэролитных мин не заставил всех остальных, бывших сравнительно недалеко, взорваться и таким образом погубить всю эскадру.

Доклад майора носил скорее характер прерывистого рассказа, перебиваемого иногда слушающими: слишком нервно все были настроены, и тяжела была для всех подобная совершенно неожиданная неудача.

По окончании доклада к майору фон Энте подошел один из присутствовавших и спросил:

– Майор, а вы не думаете о возможности взрыва аэролита эскадры на расстоянии противником?

Майор сделал жест рукой, ясно показывающий всю несостоятельность подобного заявления.

Да и действительно, состав аэролита держался в строжайшем секрете, и никто не мог его узнать, а значит, предложенный вопрос не заслуживает особого внимания.

На этом дело и кончилось.

Ночью в 4 часа командующему Северной армией было доложено, что его немедленно желает видеть майор фон Энте.

Последний был принят.

– Ваше превосходительство, – начал он свой доклад, – эскадра погибла не от случайного взрыва, а от воли противника: когда я бросил свои мины и произвел взрыв, то этого было достаточно, чтобы противник мог определить характер взрывов нашего аэролита и на этом основании организовать детонацию на расстоянии. Я не могу этого доказать, но осмеливаюсь просить ваше превосходительство экстренно приказать снять все аэролитные мины с первой воздушной дивизии, выступающей с той же целью сегодня в 6 часов утра.

Генерал пристально смотрел на Энте; последний был бледен, как полотно, но не смотря на это продолжал:

– Ваше пр-во, я настаиваю на исполнении моей просьбы, не посылайте вторую эскадру на верную гибель. Эскадра не должна лететь вовсе, ибо без мин цель ее полета совершенно отпадает.

Остановите немедленно назначенный полет, – пусть эти дирижабли послужат нам для полевой войны, где они нужнее. Прошу вас еще, разрешите мне на моем корабле участвовать в назначенной на завтра разведке.

Генерал молчал и нервно барабанил пальцами по столу, наконец позвал адъютанта и приказал немедленно отменить назначенный вылет эскадры. В просьбе майору лететь в рекогносцирующем отряде генерал отказал наотрез:

– Вы нам слишком нужны, ваше дело – это дело борьбы с теми средствами, которые выдвигает противник в защиту от нашего воздушного флота. Работайте в этом направлении, придумывайте и помогайте нам.

В ваше распоряжение открывается неограниченный кредит из специального фонда.

Можете избрать себе где и какую угодно лабораторию, я немедленно прикажу передать ее в ваше полное распоряжение на все время войны. То же приказание будет мною отдано и относительно избранных вами двух заводов, изготовляющих воздухоплавательные машины. Кроме того, я вас представил к производству в полковники.

Завтра жду подробного вашего доклада.

Майор фон Энте вышел от генерала с сознанием исполненного долга. Первая дивизия была спасена, безумно было ее посылать, после выяснившегося, на верную гибель, а майор был уверен теперь, что взрыв произошел не случайно!

На следующий день майор, прибывший с докладом, был встречен генералом словами:

– Поздравляю вас полковник, ну, что нового? Избранная фон Энте лаборатория политехникума, находящегося в г. Б., и два больших завода были предоставлены молодому полковнику со всеми необходимыми средствами.

Здесь начались работы по снабжению аэропланов особыми электродвигателями системы фон Энте, приводимыми во вращение без проводов помощью станции, находящейся на земле.

Эта идея обещала громадную будущность: аэропланы не должны были больше брать с собою запасы горючего, опасность взрыва уничтожалась, уход за двигателем упрощался, капризный бензиномотор заменялся гораздо более постоянным электродвигателем; все говорило в пользу этой идеи и полковник работал над ее осуществлением, быстро подходя к блестящему концу.

Между тем, назначенная 1-й воздушной дивизии стратегическая разведка была выполнена столь быстро, что неприятель не успел ей чем-нибудь противодействовать в большом масштабе.

Правда, стрельба по некоторым из дирижаблей была произведена из особых пушек, имевших возможность стрелять под большими углами возвышения, но без серьезных результатов.

Тут впервые получили применение снаряды с выкидывающимися ножами, разрывающими оболочку шара, но эти разрывы были слишком малы, чтобы потеря газа была значительна, а кроме того, имевшиеся в каждом дирижабле вертикальные перегородки, делившие его на части, не позволяли выходить всему газу, а давали возможность потерять только весьма незначительное количество, находившееся в отдельном отсеке, которое нисколько не влияло на дальнейший полет, ибо парализовалось соответствующим выливанием водяного балласта.

Стрельба горящими снарядами тоже не дала результатов, – препятствовали двойные оболочки с негорючим газом, во-первых, и отсутствие кислорода для образования гремучей смеси, во-вторых.

Самым неприятным для эскадры моментом было появление ее в сфере пушек, стрелявших снарядами, дававшими дымовые траектории, значительно облегчавшие пристрелку. Но, благодаря быстроте хода, эскадра ушла без потерь.

Аэропланы оказались совершенно неуязвимы для артиллерийского огня; бросаемые с них снаряды производили, по-видимому, больше моральное впечатление, хотя об этом судить было трудно ввиду значительной высоты и быстроты хода разведчиков.

Сведения, добываемые во все время разведки, сообщались немедленно по радиотелеграфу со звучащей искрой, дававшему возможность одновременно работать с нескольких разведчиков, на центральную станцию, где все эти сведения группировались для доклада главнокомандующему армиями.

Таким образом, стали вполне известны все передвижения противника, соответственно чему и были приняты решения, которые оставалось только привести в исполнение. Благодаря имевшимся в распоряжении полковника фон Энте заводам с запасом почти готовых аэропланов, ему удалось весьма быстро осуществить свои идеи, результатом чего явилась небольшая воздушная флотилия электро-разведчиков, вполне оправдывавшая возлагаемые на него надежды. На каждом аэроплане производилась регулировка количества энергии, поглощаемой электромотором, что позволяло двигаться с любой скоростью, причем имелся особый прибор-мультипликатор, дававший возможность работать двигателю на значительном удалении от станции.

Задача, возложенная на эту флотилию, состояла в некоторых детальных разведках, необходимых для более полного освещения положения противника. Эти детали служили дополнением к произведенной удачно большой разведке и вносили в нее необходимые в силу течения времени поправки.

IV

Обнаружившая наше расположение разведка противника заставила всех вспомнить о нахождении в крепости К. изобретателя-поручика, и его немедленно вытребовали по телеграфу, причем ему было приказано в кратчайший, по возможности, срок оборудовать защиту нашего расположения от неприятельского воздушного флота.

Поручик был в отчаянии, да и было отчего: у него под руками не было ни одного средства… Необходимо было все имеющееся у него в крепости К. перевозить сюда. Больших трудов ему это стоило, но наконец удалось изготовить подобие особых мортир, дававших при стрельбе особые восходящие вихревые токи воздуха, которые были совершенно незаметны для аэропланов, но попадая в которые, они непременно должны были перекидываться назад (опрокидываться) и падать на землю.

Против дирижаблей была им же устроена еще раньше станция, излучающая электрическую энергию, обращавшуюся в сфере водорода в тепловую и таким образом воспламенявшую последний. Эта станция была доставлена из кр. К. в кр. Б., находившуюся хотя и во 2-й линии, но более центрально по отношению к театру войны.

Из-за удавшейся и во время не предупрежденной стратегической разведки противника нам приходилось менять все предположения, что осложняло и мобилизацию и развертывание войск.