Текст книги "Шепот звезд"
Автор книги: Александр Старостин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Старостин Александр
Шепот звезд
Александр Старостин
Шепот звезд
Александр Степанович Старостин по окончании Самарского авиационного института (факультет гражданской авиации) более десяти лет служил в подразделениях Полярной авиации. Участник многих экспедиций.
Автор романов "Второй круг", "Возвратись в дом твой", "Пьер и Наташа" (в соавторстве с Ларисой Васильевой), "Королева волшебных грез", сборников рассказов и повестей "Ошейник вожака", "Крошка Лю", "Немножко Арктики".
Работает в литературе для детей и подростков: повести "Адмирал Вселенной", "Спасение челюскинцев", "Красные крылья", "Матрона Московская".
Член Союза писателей России.
Перечень лиц, так или иначе упомянутых в тексте
Амет-Хан Султан (1920-1971) – заслуженный летчик-испытатель, дважды Герой Советского Союза, участник войны, лично сбил 30 самолетов противника, 19 в группе, испытал около 100 типов самолетов.
Анохин Сергей Николаевич (1910-1986) – заслуженный летчик-испытатель, Герой Советского Союза, участник войны, планерист, парашютист, заслуженный мастер спорта, провел множество выдающихся испытаний.
Арцеулов Константин Константинович (1891-1980) – летчик-испытатель, основатель планеризма в России, первым выполнил штопор и вышел из него, имел свидетельство пилота-парителя № 1. Художник.
Байдуков Георгий Филиппович (1907-1993) – Герой Советского Союза, участник многих выдающихся перелетов, участник войны.
Водопьянов Михаил Васильевич (1899-1980) – полярный летчик, Герой Советского Союза, участник известных экспедиций. Писатель.
Воронин Владимир Иванович (1890-1952) – ледовый капитан, участник многих выдающихся плаваний и экспедиций в Арктике, Герой Советского Союза.
Гарнаев Юрий Александрович (1917-1967) – Герой Советского Союза, летчик-испытатель, погиб при тушении лесных пожаров во Франции.
Гризодубова Валентина Степановна (1910-1993) – летчица, Герой Советского Союза, Герой Социалистического труда, участница рекордных перелетов, участница войны, совершила более 200 боевых вылетов.
Громов Михаил Михайлович (1899-1985) – выдающийся русский летчик и ученый, участник летных испытаний и рекордных перелетов. Участник войны, Герой Советского Союза.
Горький Максим (1868-1936) – русский советский писатель, основоположник соцреализма.
Завенягин Авраамий Павлович (1901-1956) – с 1938 года начальник строительства и директор Норильского горно-металлургического комбината, зам. наркома тяжелой промышленности, зам. министра внутренних дел.
Кастанаев Н.Г. (1902-1937) – заводской летчик-испытатель, поднимавший в воздух самолет под командованием С.А. Леваневского.
Кассиль Лев Абрамович (1905-1970) – советский писатель.
Козлов Матвей Ильич (1897-1980) – известный полярный летчик, пионер освоения Арктики, участник войны. Один из наиболее уважаемых в своей среде по профессиональным и человеческим качествам.
Королев Сергей Павлович (1906/1907-1966) – ученый, конструктор, выдающийся организатор в области космонавтики.
Леваневский Сигизмунд Александрович (1902-1937) – летчик, Герой Советского Союза, кавалер ордена "Золотая Звезда" № 2, погиб во время перелета через Северный полюс.
Ляпидевский Анатолий Васильевич (1908-1983) – летчик, Герой Советского Союза, кавалер ордена "Золотая Звезда" № 1, вывез со льдины после гибели "Челюскина" всех женщин и детей.
Мазурук Илья Павлович (1906-?) – советский полярный летчик, Герой Советского Союза, участник многих выдающихся экспедиций.
Масленников Виталий Иванович (1918-1980?) – полярный летчик, Герой Советского Союза.
Махоткин Василий Николаевич (1897-?) – известный полярный летчик, один из пионеров освоения Арктики. Имеется остров Махоткина в Карском море. Подвергся репрессии, отбывал срок в норильских лагерях.
Осипенко Полина Денисовна (1907-1939) – летчица, Герой Советского Союза, участница рекордных перелетов.
Перов Виктор Михайлович (р. 1915) – известный полярный летчик, участник войны. Спасал бельгийского принца Де Линя в Антарктиде.
Раскова Марина Михайловна (1912-1943) – летчица-штурман, Герой Советского Союза, участница рекордного перелета с Гризодубовой и Осипенко.
Сонька Золотая Ручка – Софья Блювштейн, известная дореволюционная авантюристка и воровка, "Рокамболь в юбке", ее фотографические портреты распространялись миллионами экземпляров наряду с другими знаменитостями.
Супрун Степан Павлович (1907-1941) – летчик, дважды Герой Советского Союза.
Супрун Анна Павловна – парашютистка и пилотесса.
Талалихин Виктор Васильевич (1918-1941) – летчик, Герой Советского Союза, один из первых применил таран, не допустив к Москве вражеский бомбардировщик.
Туполев Андрей Николаевич (1888-1972) – выдающийся авиаконструктор, трижды Герой Социалистического Труда.
Урванцев Николай Николаевич (1893-1985) – великий полярник, геолог, первооткрыватель Норильского рудного района, провел первое обследование Северной Земли, участник многих экспедиций. Награжден Большой золотой медалью Географического общества СССР. Наиболее уважаемый в своей среде ученый.
Урванцева Елизавета Ивановна (?-1985) – врач, участница войны, работала во многих экспедициях на Таймыре.
Ушаков Георгий Алексеевич (1901-1963) – известный географ, исследователь Арктики, участник экспедиций на остров Врангеля и Северную Землю с Урванцевым.
Чухновский Борис Григорьевич (1898-1975) – известный полярный летчик, один из пионеров освоения Арктики, участник многих выдающихся экспедиций.
Чкалов Валерий Павлович (1904-1938) – известный летчик-испытатель, Герой Советского Союза.
Черевичный Иван Иванович (1909-1971) – советский полярный летчик, Герой Советского Союза.
Шмидт Отто Юльевич (1891-1956) – вице-президент АН СССР, руководитель многих арктических экспедиций, "ледовый комиссар".
Юмашев Андрей Борисович (1902-1985) – летчик-испытатель, Герой Советского Союза, участник выдающихся экспедиций.
Часть первая
Глава первая
В тридцатые героические известный полярник Иван Ильич собирался поменять свою фамилию Крестинин – в целях борьбы с религиозным дурманом – на Кретинин. Эту легенду пустила гулять ближайшая подруга Марии Гавриловны, жены Ивана Ильича, Софья Марковна ("Сонька") после очередной на идейной почве стычки с ее мужем. Сонька и сама была и безбожницей, и большевичкой и также, борясь с идеологической заразой, несла в массы ахинею, но то, что извинительно нести с высокой трибуны, выглядело полным кретинством в кругу своих. А Сонька была своей с тех далеких лет, когда начала заниматься в ОСОАВИАХИМе парашютным спортом под руководством инструктора Крестинина, да и потом следовала с "кроткой Марией" (так она прозвала подругу) как тень.
Сонька стала известной в журналистских кругах после того, как ее браттоже журналист и тоже Золотов – погиб при спасении знаменитых на весь мир летчиц Гризодубовой, Осипенко и Расковой. То есть он не то чтобы спасал, а прилетел к месту падения самолета "Родина" в группе журналистов и местного начальства на ТБ-3. То есть даже не прилетел, а его привезли для освещения в прессе исторического события. И в этот огромный четырехмоторный бомбардировщик конструктора Туполева, отбывавшего в то время наказание, врезался сопровождающий его "дуглас": летчик "дугласа" решил показать летчицам, проведшим десять дней в тайге на шоколадках "высший пилотаж", хотя ни ТБ-3, ни "дуглас" не должны были вообще лететь на место вынужденной посадки. На глазах молодых женщин погибло шестнадцать человек, в том числе и Сонькин брат. Сонька в свите журналистов провожала героинь-летчиц из Москвы со Щелковского аэродрома и узнала о гибели брата лишь через год.
Погибших, в том числе и Золотова, бросили в тайге, чтобы не омрачать праздника победы отечественной авиации; трех летчиц с ликованием встречала вся страна, весь советский народ. Тогда-то о Соньке и услышали в очень узких кругах как о сестре того, кто до последнего мгновения жизни исполнял свой журналистский долг, полагая, наверное, что эволюции "дугласа" вокруг ТБ-3 запланированы программой спасения.
Крестинин-старший знал этот случай от самой Валентины Степановны Гризодубовой, но в узких кругах того времени умели молчать о событиях, которые проходят в тени от общественности и не становятся предметом истории и энциклопедий.
Но пик известности Софьи Марковны был впереди, когда началась перестройка и пришла свобода. Все помнят случай, когда коммунисты и комсомольцы во главе с президентом и группой наиболее юрких идеологов марксизма-ленинизма рвали свои членские билеты и швыряли в лицо того, кто для них еще вчера олицетворял ум, честь и совесть. Тогда же – это многие помнят – в городе N принялись сдергивать памятник самого человечного, и Ильич пришиб своей кепкой трех комсомольцев; один из них оказался племянником Софьи Марковны – не то Сеня, не то Миша. Трех героев, которые перед гибелью смело порвали билеты, провожал весь город. Цветы, музыка, шествия, песни рок-групп. Новые властители по привычке несли с высоких трибун слова, в которые сами не верили, а президент не то Газпрома, не то просто президент сказал со слезой в голосе: "Простите нас, мы вас не уберегли..." Во время этого всенародного горя на трибунах замелькала и Софья Марковна.
Но все это впереди, а пока "Союз нерушимый" стоял во главе прогрессивного человечества, Софья Марковна верой и правдой служила партии, а племянник только-только вступил в ряды ВЛКСМ и знать не знал, ведать не ведал, что закончит свои дни под чугунной кепкой того, чей силуэт носил у сердца. Потом, правда, выяснилось, что погиб не племянник, а однофамилец, однако это не помешало Софье Марковне на гребне славы и всенародной скорби получить какую-то международную премию свободных журналистов и пластиковую карту на ежемесячную гуманитарку по линии какого-то международного центра. Племянник Софьи Марковны – живой и здоровый – со временем станет бизнесменом и владельцем авиакомпании "Голден Эрроу", непонятным образом отпочковавшейся от Аэрофлота. Однако все это впереди.
Крестинин-самый младший – Витек – белорозовый и кудрявый, как оперный Лель, не уступающий по части юмора "тете" Соне, повторил ее остроумную шутку о желании отца поменять фамилию среди однокашников-студентов и получил прозвище Кретин-С-Хвостом, что ему очень не понравилось. Он перестал убирать свои льняные кудри в хвост, потом остригся накоротко, к радости отца, но так и остался Кретином-С-Хвостом. Не будучи украшением собственного института, куда попал через отца, он решил, никому ничего не сказав, перевестись в другой вуз, где бы не знали о его кретинстве. Но попал, как последний кретин, в армию выполнять интернациональный долг. И погиб. Нет, не в бою, а во время купания: ударился головой о невидимый под водой бетонный столб. И это пронзило душу матери, "кроткой Марии", и она отошла от земной суеты в жизнь вечную без каких-либо признаков болезни, будто уснула. На нее, говорят, очень подействовали слова, произнесенные на похоронах Витька ее любимой подругой: Софья Марковна сказала, что Витек был слишком красив для этого мира и место его – среди ангелов небесных. Кроткая Мария – так говорили уже на ее похоронах – сама ангел во плоти – примкнула к сонму ей подобных. А Иван Ильич будто потерял собственную душу и замкнулся в себе.
Старший сын Ивана Ильича Николай знал, что Витек погиб через свое зубоскальство и непочтительное отношение к отцу. Но почему погибла мать? И невзлюбил Соньку – и дал ей кличку Сонька – Золотая Ручка. Сама же Софья Марковна Золотова продолжала пребывать в несокрушимой уверенности, что ей всегда везде рады и она в любой компании желанна и интересна. И даже (он узнал об этом спустя время) предлагала себя Ивану Ильичу в качестве "старого верного друга". Но старик, наверное по глупости, не понял подтекста в Сонькиных словах и, таким образом, упустил свое счастье.
Николай Иваныч не раз возвращался в своих мыслях к гибели брата и матери и в свою книжку со схемами самолетных систем выписал из Нового Завета:
"Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься" (Мф. 12, 36-37).
И еще:
"Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли" (Пятая заповедь Божия).
Глава вторая
Нам не дано знать, какое событие – часто малозначительное – или какой рассказ – часто маловразумительный – окажет влияние на наш телесный и душевный склад и саму судьбу. Любитель психоанализа при желании отыщет в себе слагаемые собственного характера, заложенные еще в детстве и полузабытые. На характер Николая Иваныча (так он сам думал) оказали влияние рассказы о героических тридцатых. Причем не сами исторические события, а то, что за ними скрывалось. А скрывалась за ними жутковатая дурь. (Например, гибель Золотова после столкновения самолетов, которые прилетели на место аварии не для спасения, а "просто так".)
Он не мог не знать, что тогда героям-летчикам ставили клизмы. Нет, не только с целью уменьшения полетного веса ненадежной техники, а из-за отсутствия отхожего места на аэроплане, с появлением которого, по остроумному замечанию товарища Чкалова, авиация перестала быть уделом мужественных.
Николай Иваныч знал отцовых друзей-героев и героинь не только по сюсюкающим книжкам в духе "Льдины-холодины" про челюскинцев писателя Льва Кассиля; и потому священный трепет перед полетами знаменитых на всю страну летчиков вместо того, чтобы благополучно забыться вместе с босоногим детством, обратился в брюзгливую насмешливость.
"Химеры, фантомы! – ворчал отягощенный знаниями темных и дурацких сторон истории авиации молодой инженер. – И подвиги ваши, – мысленно обращался он к героям тридцатых, – основаны единственно на несоответствии уровня техники с амбициями партийной верхушки и лично товарища Сталина, приказов которого не выполнять было не принято".
"Химерой" он считал и знаменитую на весь мир челюскинскую эпопею, когда не приспособленный к арктическим плаваниям ковчег с женщинами, детьми и свиньями для прокормления "избранного народа" отправили на верную гибель через ледяную пустыню во главе с декоративным Отто Шмидтом, бородатым, как библейский пророк. Утонули – так оно и должно быть, – но зачем во время голода в стране кинули миллионы на закупку американских самолетов, а также послали аэропланы, дирижабли, ледоколы (кое-кто по пути погиб), когда сотню верст до берега можно было пройти по льду, тем более женщин и детей довольно скоро вывез на сушу товарищ Ляпидевский (герой номер один), а до него к пострадавшим приезжал на собаках офицер царской армии, которого сперва хотели наградить орденом (не разобрались), потом расстрелять. Этот герой (о нем молчок) прожил в Крестах Колымских (ныне Черский) до семидесятых годов и был известен среди своих замечательной упряжкой, состоящей из одних сук, и тем, что не стриг ни бороду, ни волосы и в любые морозы ходил без шапки. Кличка его была Костыль.
Дебаты с отцом, которые время от времени случались после ехидных замечаний Крестинина-младшего (кое-что он говорил со слов многоумной Соньки), носили довольно бурный характер: старик грудью стоял за свои "химеры и фантомы", будто в них была вся его жизнь. Да так оно, пожалуй, и было. А чего добивался Николай Иваныч? Может, расстроить старика? Ничуть. Попросту он разочаровался в своей жизни и своем масштабе и в некотором роде завидовал старикам. И его ирония, и подначки могли бы стать предметом интереса последователей венского доктора, который все события человеческой жизни объяснял функциями органов размножения.
Однажды "дядя" Миша, друг отца, подарил юному студенту свою книжку "В небе Севера", где была надпись: "Моему юному современнику и будущему коллеге по небу... Коммунизм – это цель, за которую сложили головы миллионы лучших людей нашей советской родины. Надо много трудиться, дорогой Коля, чтобы засияли зори будущей жизни. Первая, и главная твоя заповедь – учиться. Учиться серьезно, глубоко... и т.д. и т.п.". "Дядя", вручая книжку "от автора", лепил из себя, как ему, наверное, самому казалось, убедительный образ сеятеля разумного, доброго, вечного; возможно, он думал, что книжка станет для "юного современника" настольной, он передаст ее детям и внукам и в конце концов она окажется в музее, где научные работники... и т.д. и т.п.
"Какие дремучие мозги у этих старых барбосов, – думал "юный современник". – Почему они никогда не думают о том, что говорят и что пишут? Если головы сложили "лучшие", то кто остался? Выродки? Если идея требует миллионных жертв, то это сатанинская идея. Если сложили головы "миллионы советских людей" при советской власти, то какова цена советской власти? Уничтожить до конца народ и страну? Эх, дядя, дядя! Антисоветчик ты, дядя Миша!"
Не по годам осведомленный о сопутствующих официозу течениях советской истории, студент обладал достаточно насмешливым умом и врожденной редакторской зоркостью к слову, что в дальнейшем очень помогало ему при составлении самых хитроумных технических актов и приказов. В авиации, как известно, неправильно, двусмысленно или глупо составленная бумага может привести на зону.
Через неделю "дядя" умер от остановки сердца во сне.
"Легкая смерть, дай Бог всякому", – говорили на поминках друзья-герои, где присутствовал в качестве "юного современника" и Коля Крестинин, готовый, по мнению героических стариков, принять эстафету во имя коммунистических зорь, в которые тот уже и тогда верил не больше, чем в непогрешимость партии.
В атеистическом ритуальном зале с витражами, изображающими тощих баб с треугольными, будто бы от горя, глазами и поднятыми на "египетский" манер руками, время от времени врубалась ритуальная музыка. "Дяде" Мише, как заслуженному, было отведено на прощание с родными и близкими времени несколько больше, чем простым смертным. Во всяком случае, ритуальная тетка с профессионально лживым лицом не торопила выступающих, а два ритуальных вышибалы не пускали следующую партию со своим гробом. Утонувший в цветах маленький и худенький "дядя" слушал с полуулыбкой весь тот вздор, который несли друзья и официальные лица.
"Дядя" Миша был, как говорили тогда, великим летчиком, его знал весь советский народ и весь мир; ему вручал ордена "дедушка" Калинин (большой, по слухам, любитель кордебалета Большого театра); но этого мало: "дядя" был знаменитым писателем, автором десятка книг о "рыцарях ледового воинства", которыми зачитывалась молодежь. Тут же среди провожающих великого летчика-писателя в последний путь присутствовал и литературный негр Владимир Шавырин, член Союза писателей СССР – высокий блондин, ухитрившийся напиться до застолья.
Говорят, он выпустил сборник рассказов, замеченный критикой, а потом вездесущая Софья Марковна предложила ему хорошо оплачиваемую работу: писать чужие воспоминания. Книги с "дядей" Мишей он делал так: "дядя" наговаривал стенографистке (подбирал красивых и толстеньких для вдохновения) эпизоды своей героической жизни; вдохновительница передавала переписанный на машинке текст Владимиру Шавырину. Тот, отложив в сторону бормотуху "дяди", создавал, как шутили старики, "нетленку" и "эпохалку"; каждая неизменно получала премии ЦК комсомола, пионерской организации или имени Николая Островского, а сам оставался в тени и пил мертвую от литературной славы того, чье имя стояло под написанными им книгами.
Литературный негр, говорят, и сам мечтал написать что-нибудь толстенькое, "чтоб стояло на обрезе", но слишком любил утехи мира сего. И распускал гнусные слухи про Софью Марковну, которая будто бы погубила его талант. "Сонька" не оставалась в долгу и платила "этому антисемиту" той же монетой.
Приметливый "юный современник" обратил внимание, что никто, кроме пьяного негра, не насмешничает над неуклюжими словесами выступающих. Да, "дядя" не являл собой ум, честь и совесть, так как гулял напропалую, но он спасал нуждающихся в спасении, бомбил с летающей мишени ТБ-3 Берлин в сорок первом; он организовывал "воздушную часть" исторических экспедиций и сам участвовал в них; он похоронил множество своих друзей и коллег, за спины которых не прятался. И ему просто повезло, что он умер своей смертью.
"Дядю" любили все, с кем он летал, с кем падал, бил фашизм в его собственном логове, с кем мерз и терпел все виды бытовых неудобств Арктики; его любили не только старые барбосы, но и старые тетки со следами былой красоты и комсомольского задора, которые, возможно, вспоминали "Мишу" по Парку культуры имени Горького.
Выступил со своим словом и косноязычный, как дебил, Крестинин-старший, который впечатался в сознание "юного современника" неприлично красивым и молодым: угадывался под черным, сшитым на заказ костюмом бывший цирковой силач, о котором всепожирающее время, казалось, забыло. Разве что седина. Но, как говорится, седина бобра не портит.
Но что он плел! Путался в придаточных, перевирал слова, обрывал фразы на середине, махал своими кувалдами, горячился, а в финале, растроганный собственной речью, даже всплакнул.
И "юный современник" вдруг увидел, что одна из теток плачет: оказывается, Иван Ильич способен не только рассмешить, но и кого-то растрогать своим красноречием.
Тут были многие из тех, кто займет или уже занял место в энциклопедиях, историях, на географических картах: сухонький, с ласковой улыбкой Борис Чухновский – герой, интеллектуал, музыкант, кумир мальчишек тридцатых годов; геолог Урванцев – научный руководитель Североземельской экспедиции, первооткрыватель Норильского месторождения – длинный, сутулый, губастый, с крохотными глазами за стеклами очков; несколько усохший атлет Громов; когда-то "самый красивый мужчина Европы" Юмашев, который, несмотря на свою исключительную мужественность и летное мастерство, зыркал по сторонам глазами, как состарившаяся актриса; востроглазый Байдуков; маленький, скромный Матвей Козлов с белыми как снег, плотными волосами; несколько отяжелевшая, но поразительно значительная Гризодубова, не только знаменитая пилотесса, но и замечательная пианистка, выпускница консерватории. А как она помолодела, когда говорила с отцом! Интересно, что она говорила? Разве узнаешь? Иван Ильич никогда не был находкой для шпиона, так как говорить не умел. Что не мешало ему, впрочем, нести ахинею с трибуны.
"Юный современник" тогда по молодости лет считал, что и его ждут подвиги, которым будто бы всегда есть место в жизни.
О жизни, о смерти, о Воскресении Христовом Николай Иваныч впервые задумался в гнусном ритуальном зале с гудящими лампами "дневного" света и электромотором, опускающим гробы в электрическую преисподнюю; тогда вся его юная натура вдруг возопила против превращения человека, прожившего героическую жизнь, в выхлоп черного, маслянистого дыма из трубы крематория. А ведь этот черный дым и другие черные дымы были "рыцарями ледового воинства"; они, подобно рыцарям Круглого стола, бесстрашно шли на поиски священной Чаши Грааля, не понимая, что это такое, и многие гибли за несбыточное, как те же рыцари короля Артура, которые были вряд ли умнее нынешних рыцарей. Но эта борьба за то, чего может быть и нет ни в этом мире, ни в мире ином, превращала их, людей, в большинстве своем ничем не выдающихся, в истинных рыцарей, которые, как и рыцари Круглого стола, будут задевать сердца, умы, а возможно, и совесть тех, кто придет после них.
"Все не так просто, не так просто", – думал "юный современник", глядя на черный дым, а потом пожирая глазами Гризодубову, которая храбро вызволяла из лагерей своих друзей-товарищей, сажаемых, как говорили, ее подругой и участницей вокальных дуэтов – красавицей и певицей Мариной Расковой, вплоть до сорок третьего, когда последняя вышла из рядов НКВД по причине гибели.
"Интересно, как красавица Марина была принята на Небесах? Вот Господу была головоломка, куда ее определить", – рассуждал "юный современник".
Скорее всего, по причине неприкаянности и внутреннего неспокойствия к нему подошел "негр" Шавырин, которого он несколько раз видел у "дяди" Миши, и сказал на правах старого знакомца:
– Скажи, друг Коля, читал ли ты Евангелие?
"Юный современник" растерялся. Да, он читал и даже что-то, как ему казалось, понял, а в одном месте даже прослезился, когда Христа окружали жаждущие Его гибели; одиночество Спасителя в этом мире было ошеломляюще нечеловеческим и выходило за пределы мыслимого и немыслимого.
– Пробовал, – ответил он.
– Попрошу обратить внимание на одного человека, – сказал "негр" как бы вне связи со своим странноватым вопросом. – Он сейчас говорит с твоим отцом. Когда-нибудь ты скажешь своим внукам, что видел Василия Махоткина.
– Тут так много знаменитых.
– Се Человек!
"Юный современник" задумался: такой возглас, помнится, относился ко Христу. Это сказал Пилат, который пытался соблюсти если не справедливость, то хотя бы здравый смысл.
– Расскажите про него.
– Хорошо. Но и ты расскажешь мне потом, что он говорил твоему отцу... Думал, понимаешь, отгородиться непроницаемой стеной пьянства, да, видно, не судьба.
– Что скажете об остальных?
– Остальные мне понятнее... А эти беседуют уже полчаса и, видно, не собираются расставаться. Посоветую тебе, друг мой, завести хорошую толстую тетрадь и записывать в нее все рассказы стариков. Память можно уподобить дырявой корзине. "Мысли и дела, аще не написании, тмою беспамятства покрываются". Цитата. Ты оказался в кругу стариков, которые тебя знают с детства, считают своим, могут поверять тайны и давать не лишенные остроумия оценки так называемым историческим событиям.
– Вам они тоже доверяют, – возразил Крестинин-младший.
– Мне они врут, друг мой. При мне они пыжатся, напускают туману. Да и я порой вру в угоду закругленности сюжета и увязывания концов. А ведь в жизни концы с концами редко сходятся.
"Я ему зачем-то нужен", – подумал "юный современник", не понимая по молодости, что любой разговор с неглупым собеседником старшего возраста сам по себе полезен и поучителен в первую очередь для молодого человека. Но молодые люди по причине завышенности оценки собственного "я" обыкновенно упускают эти возможности, а потом жалеют, когда старики отходят в жизнь вечную.
Глава третья
"Негр" был крепко под мухой, но от несколько размашистой словоохотливости до свинцового состояния ему было еще далеко. "Юный современник" посчитал свое пребывание на поминках, где все свои, не вполне для себя удобным и собирался смыться по-английски, но, оказавшись в фокусе внимания доброжелательного "негра", остался.
– Итак, первая серия. Перед тобой старик со следами офицерской выправки; подозреваю, что курс шагистики он проходил во времена проклятого царизма. Этот старик был в свое время знаменит не менее Чкалова; в Арктике есть остров его имени, тогда как город Чкалов, к которому Валерий Павлович не имел никакого отношения, давным-давно обратился в Оренбург, каковым и был еще во времена матушки Екатерины. Василий Махоткин, молодой и красивый, сидел с другими героями-летчиками на правительственных приемах, где имел честь выпивать с товарищем Сталиным, с "дедушкой" Калининым. Для героев пели знаменитые оперные певцы, плясали знаменитые балерины, их развлекали рассказчики анекдотов, то есть шуты гороховые, которых именовали великими артистами. Он молод, здоров, его любит весь советский народ, пионеры повязывают ему галстуки и называют дружины его именем. У него жена красавица. Живи, радуйся, совершай свои героические перелеты. Эту серию должна сопровождать жизнерадостная музыка Дмитрия Шостаковича, где слова, исполняемые детским хором, звучат примерно так:
Цветок взойдет и опадет,
А мне расти из года в год...
Весенним прекрасным днем
О счастье давай споем.
О счастье, о весне
В нашей солнечной стране.
Вторая серия. Музыка. В жизнерадостный мотив безграничного детского счастья начинают вплетаться тревожные ноты. Следуя порыву души, Махоткин спасает летчика из своей эскадрильи – не побоюсь сказать– от смерти. Тот назовем его Иннокентием Б. – "разложил" вдребезги на посадке самолет. А это по тем временам трактовалось как вредительство и означало не только лишение летного свидетельства, а срок. Махоткин использовал все свое влияние в верхах, и технические хитрости для спасения летчика. Спас. Берет в свой экипаж вторым пилотом с перспективами дальнейшего роста. Кеша изнывает от благодарности, идет в гости к своему спасителю с коньяком. Они пьют, говорят, а тут, возможно, и жена-красавица порхает, как сильфида. Разговор по пьяни, надо думать, был достаточно доверительным. Нетрудно представить расставание поддатых друзей: пьяные объятия, жена-красавица... Впрочем, что там было, я не знаю. А буквально на другой день за Махоткиным приходят товарищи в коверкотовых костюмах. Суд тогда вершился без проволочек. И вот знаменитый летчик отправляется под конвоем на Таймыр – строить город Норильск. Жена кидается в лестничный пролет. Ремарка: имя Махоткина остается на карте Севера. Наверное, по недосмотру. Первооткрыватель норильского месторождения Урванцев и Махоткин знакомятся на Таймыре. Елизавета Ивановна Урванцева, после того как прошла войну от звонка до звонка в качестве хирурга, служит в чине полковника НКВД главным врачом Норильска, где ее муж отбывает срок.
А Кеша тем временем становится большим человеком и занимает в летном отряде место своего благодетеля. Он знаменитый летчик, он прекрасный человек, его уважают и любят, особенно молодежь. Он прост, доступен, остроумен, обаятелен, он любит застолья, которые оплачивает из собственного кармана, но умеет держать эскадрилью в руках. Он своим чередом получает ордена и медали и должен был получить "героя" за посадки на минные поля в лагунах Шпицбергена – ради угля, который был так необходим для северных флотов. Он, если не ошибусь, летал с твоим батькой...
Николай Иваныч покраснел: он не знал, что его отец летал с Иннокентием Б. на Шпицберген, а "негр" продолжал:
– Третья серия. Товарищ Сталин отходит в мир иной. Его тело временно кладут в Мавзолей рядом с телом товарища Ленина. Звучит музыка. Кстати, только во время всенародного горя и можно послушать порядочную музыку: Моцарта, Генделя, Чайковского... С Таймыра начинают потихоньку возвращаться "враги народа". Возвращается и Махоткин, полностью реабилитированный. Перед ним даже извинились: извини, мол, Василий, накладочка вышла, но теперь ты чист перед лицом партии. После приснопамятного съезда номер двадцать и доклада товарища Хрущева (так же как и его предшественники, забрызганного кровью по самые уши) был краткий период, когда можно было узнать, кто на тебя настучал. Вскорости, правда, эта лавочка была прикрыта, иначе оставшиеся в живых перебили бы друг друга. Махоткина вряд ли волновало, кто ему усложнил биографию, но летный отряд сделал запрос и получил ответ: Махоткин, как выяснилось, должен был "благодарить" спасенного им Кешу, любимца публики и особенно молодежи с кличкой Князь. Почему его возвели в княжеское достоинство, убей – не знаю.
