Текст книги "Все цвета радуги (Оракул Вселенной - 3)"
Автор книги: Александр Соболь
Соавторы: Валерий Шпаков
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
– Простите, Хранитель, в какой Мир... тот или этот? – спросил Алзор.
– О, ты остро мыслишь, информ. Но я не отвечу тебе. И не потому, что не хочу, а потому, что сам не знаю. Ведь помимо давно известной в вашем мире квантовой неопределенности Гейзенберга существует еще трансфинитная неопределенность Мак-Киллана. И ему не хватило буквально нескольких дней, чтобы обобщить этот принцип на континуум Больших Вселенных...
– Поэтому он и погиб?
– Вполне вероятно. Видите ли, "фактор Кауфмана", как вы его называете, есть двух видов: инициированный и спонтанный. И если с первым есть полная ясность – у нас, во всяком случае, – то второй представляет загадку и для нас. Я уже говорил, что далеко не все во Вселенной, созданной нами, нам понятно. Вот так-то. Тебе же, Алзор, советую крепко поразмыслить над парадоксом Мак-Киллана об изоморфизме вывернутых наизнанку многообразий, мощность которых превышает мощность континуума. Я имею в виду его знаменитую двадцать шестую теорему, более известную, как "процедура континуальной развертки Мак-Киллана".
– Ого, а вы неплохо осведомлены о достижениях земной физики, – с уважением произнес Алзор.
– Пользуюсь, так сказать, научным достоянием цивилизаций созданного моими соплеменниками Мира. А вообще, поживешь с мое, еще не то знать будешь. Хранитель усмехнулся, но как-то мрачновато.
– А о каких ролях вы говорили? – осторожно спросил Зоров.
– Вседержитель – и это для нас, Предтеч, давно уже очевидно – не справляется с возложенными на него функциями, мальчик это точно подметил. Я думаю, Алзор, ты хорошо справишься с этой ролью, особенно если учесть, что все могущество машины, именуемой не совсем справедливо Вседержителем, станет тебе подвластно. Ты станешь его хозяином, и тогда на досуге, в свободное от основной работы время, вы как семечки расщелкаете проблемы покруче парадокса Мак-Киллана или так и не доказанной на Земле Великой теоремы Ферма...
И без того огнистые глаза Алзора вспыхнули еще ярче – очевидно, о такой перспективе он не мог и мечтать.
– Александр Зоров вряд ли променяет на любой из миров родную Землю, продолжал Хранитель, – тем более что работы там хватает. Не так ли, Александр?
– Воинстину так, – широко, легко и свободно улыбнулся Зоров – впервые за все время их страшного путешествия.
– Ну а какую участь высшие силы уготовили мне? – Рангар так и не смог избавиться от злой горечи в голосе и попытался замаскировать ее сарказмом. Получилось плохо.
Хранитель вздохнул.
– Поверь мне, Рангар Ол, что я не мог вмешаться, тем более что поступок Лады оказался для меня столь же неожиданным, как и для тебя... ибо в противном случае ты просто не допустил бы такого трагического финала. Разве я не прав?
Рангар несколько секунд раздумывал, затем мрачно кивнул.
– А если я скажу тебе больше, и ты узнаешь, что таутахронная ловушка... этот термин очень скоро появится в работах земных ученых... буквально через минуту-полторы должна была дестабилизироваться и схлопнуться? И Олвар бы погиб неминуемо, если бы не самопожертвование Лады? Ведь в тот момент ты бы не сделал этого, не так ли?
– Если бы знал – сделал, – проговорил Рангар, кусая губы.
– Но ты не знал. Знаешь сейчас. И кого бы ты выбрал сейчас, гладиатор? Зная все?
Рангар ничего не ответил, только сжал виски руками и низко опустил голову, чтобы никто не заметил, как мучительно исказилось его лицо. Душу и сердце терзали точно десяток взбесившихся токанов.
– На эти вопросы нет ответов, гладиатор. Точнее, приемлемых ответов. И поэтому я вижу только один путь для тебя, Рангар Ол: путь Воина Справедливости. Это выше, чем просто воин или даже Посланник. Уверен, что только этот путь станет Твоим Путем Равновесия. Ведь ты познал жизнь и смерть, любовь и ненависть... и хорошо знаешь им цену. И чувствуешь грань, отделяющую Добро от Зла... в твоем мире и сходных мирах и в конкретных ситуациях, ибо ты уже знаешь, что универсального смысла эти понятия не имеют. Есть общефизические: Созидание и Разрушение. Хотя иногда Созидание может оказаться Злом, а Разрушение – Добром. Можно привести множество примеров, иллюстрирующих это высказывание, но я не буду этого делать. Поэтому именно ты сможешь прийти на помощь, если малое Разрушение может предотвратить Разрушение глобальное. Ты станешь знаменит во многих мирах, и нарекут тебя Звездным Рейнджером... Ну, как тебе такая перспектива?
Долго, очень долго молчал Рангар. Перед глазами плыли пастельные пейзажи Коарма, удивительно красивая Венда с ее золотыми куполами и башнями гранатового цвета... ему приходилось видеть ее с высоты птичьего полета... дворец Императора, дивным цветком венчающий архитектурную композицию Среднего города... его, Рангара, личные покои... спальня, детская... он сжал зубы, едва сдержав слезы. Нет, на Коарм ему дороги нет. Земля? Вот это гораздо привлекательнее, там он тоже сможет быть по-настоящему полезен... И все-таки что-то в самой глубине его естества противилось и этому выбору...
Рейнджер. Одинокий волк, борец за справедливость... Огромное число миров, где он нужен, где он не только полюбуется красотами пейзажей, но и сможет помочь... Разве не об этом мечтал он еще недавно, задыхаясь в размеренной и скучной жизни на Коарме? "Зов звездных дорог", – вспомнил он и едва удержался, чтобы не сплюнуть. И тем не менее... тем не менее...
– Я согласен, – глухо произнес Рангар Ол, и на этом, собственно, в истории трех братьев, получившихся из одного человека, можно опустить занавес.
Временный.
Ибо не хватит бумаги, чтобы описать достославные подвиги Звездного Рейнджера Рангара Ола, великие деяния Алзора во имя сохранения цивилизаций Большой Вселенной на Пути Равновесия и более скромные, но не менее захватывающие приключения коммодора Александра Зорова на возрождающейся Земле.
Впрочем, авторы на мгновение приподнимут опущенный занавес, ибо читателей ожидает еще эпилог. Причем в трех частях (что естественно и закономерно).
ЭПИЛОГ
1. Аккорд в мажоре
"И вечный бой!
Покой нам только снится..."
Александр Блок
Идущие из бесконечности и уходящие в бесконечность вселенские струны зазвучали полузабытым аккордом; титанический мозг Вседержителя автоматически разложил созвучие в бесконечный ряд простых гармоник.
– Что это? – Мысль Вседержителя выразила безграничное изумление.
– Существо из Мира, Вседержитель. Пришло сквозь Твердь, как астероид сквозь газовую туманность.
– А!.. Хозяин предупреждал меня. Только я не ожидал, что это произойдет вот так.
– Значит, ты уже не Вседержитель?
– Да, и ты сам знаешь это.
– Знаю. Ты огорчен?
– Нет. Существо из Мира совершеннее меня. А я всегда исхожу из принципов целесообразности. Тем более что мы будем вместе, а вместе мы сможем гораздо больше, чем поодиночке.
– Ты прав, бывший Вседержитель! – прогремел Голос, и даже Твердь дрогнула. – Вместе мы действительно сможем очень многое! Но запомни: все, что было до этого, – прелюдия. Мы находимся сейчас почти в самом начале великого пути в бесконечность. Пути Равновесия.
– Слушаю, хозяин!
Алзор ликующе усмехнулся. Свершилось!
Он распахнул внутренний взор, и явилась ему грандиознейшая картина безграничного океана Мак-Киллана со вспухающими и лопающимися пузырями Больших Вселенных, и всепроникающие струны их информационных полей, чуждых и пугающе интересных, коснулись его и вошли в него, и бесконечная череда прорезанных Зеленой Дорогой виртуальных и реальных миров открылась ему, и где-то по этой Дороге брел мальчик, возжелавший взвалить на свои хрупкие плечи боль всех миров... и вдруг ему даже непостижимая праоснова всего сущего показалась... постижимой?
Если бы Алзор оставался человеком, то он бы сказал, что от созерцания простирающейся перед ним бесконечности – в бесконечном числе измерений – у него кружится голова. Но, увы, он уже давно не мог...
Впрочем...
Щемяще знакомое, но уже изрядно подзабытое ощущение охватило его, отозвавшись хрустальным звоном вселенских струн, и он подумал, замирая:
"Черт побери, да у меня в самом деле кружится голова!"
2. Скерцо в миноре
Profani, procul ite,
Hie amoris locus sacer est.
["Идите прочь, непосвященные:
здесь свято место любви" (лат.).]
Зоров не знал, что заставило его поступить столь неординарно и вопреки всему внутреннему умонастроению, которое он так тщательно лелеял вот уже полтора года после возвращения на Землю из "Круиза смерти", как он про себя окрестил адское путешествие по мирам радуги. (Кстати сказать, он очень не взлюбил это прелестное природное явление и всегда уходил в дом или палатку смотря где он находился, – когда после дождя семицветное полотно охватывало полнеба...)
А случилось вот что: Зоров, пользуясь привилегией сотрудника СКЗ, куда его после таинственной смерти Гордона Чалмерса таки уговорил пойти на работу Ли Фунг, вызвал пространственный джампмобиль прямо к крыльцу коттеджа в Северной Каролине, где он формально руководил очисткой громадной территории площадью более десяти тысяч квадратных километров, а неформально выполнял некоторые секретные поручения Ли Фунга. Работы на обоих фронтах хватало, но он почему-то забрался в кабину, закрыл глаза и на ощупь набрал так и не стершийся из памяти код станции "Гея-13"...
"Расслабуха" заметно изменилась за прошедшие более чем десять лет. Зорову бросилось в глаза малолюдье, обветшалый пластик с "просевшими" голограммами резал глаза, а от вида темных провалов бездействующих гравилифтов защемило сердце...
Чушь, сказал он сам себе, стараясь, чтобы внутренний голос звучал громко и убедительно, и на что это ты надеешься, интересно? Чушь, нонсенс, абсурд... что там еще? Глупость несусветная, короче.
И все-таки спросил лениво бредущего мимо пожилого человека в униформе:
– Простите... театр "Гелиос" еще работает?
Старик с явным интересом взглянул на Зорова, перевел взгляд на множество значков, украшавших его грудь... за такой "иконостас" романтически настроенные юноши, не задумываясь, продали бы душу дьяволу... затем неторопливо ответил, словно находя удовольствие в самом процессе речения:
– Да, мэтр, это одно из немногих заведений, которое еще работает. Вы же знаете, наверное, сколько велико притяжение Земли... все туда рвутся... станции пустуют. Да и "Гелиос", скажу я вам, держится пока на голом энтузиазме одной девушки.
Сердце вначале остановилось, а затем забилось болезненно и неровно:
– Как... ее зовут?
– Зовут ее Анна Гривс. – Старик испытывающе взглянул на Зорова.
– Анна... Гривс. Я могу ее увидеть?
Теперь уже старик откровенно ухмыльнулся и махнул рукой – идем, мол, провожу
– Я вас слушаю, – огненно-рыжая красавица с тонким бледным лицом и глубокими темно-зелеными глазами посмотрела на Зорова чуть ли не с неприязнью.
Сердце упало куда-то глубоко и едва билось там... не она, не она, в такт сердцу билась мысль, ну почему не она?!
Красавица повела головой, пожала плечами:
– Чем могу быть полезной? – достаточно прохладно осведомилась она. У нее было чудесное, глубокое контральто. – Простите, но у меня очень мало времени.
Но, видимо, что-то такое было в лице Зорова, потому что она взглянула внимательнее, глаза на миг потемнели... и заструились звездами, почти как ТЕ глаза... дрогнули брови... и что-то неуловимо и бесконечно родное почудилось Зорову... но только на миг.
– Еще раз извините, – повторила Анна, но в голосе ее зазвучала растерянность. Что-то происходило и с ней... но она все же легко склонила голову и пошла прочь, двигаясь с царственной грацией.
И тогда Зоров начал читать:
Я твое повторяю имя
По ночам во тьме молчаливой,
Когда собираются звезды
К лунному водопой
И смутные листья дремлют,
Свесившись над тропою...
Уже при первых звуках голоса Анна остановилась, словно стреноженная лошадь, и лишь высоко вздымающаяся грудь да разлившаяся бледность на лице говорили о многом, многом...
И кажусь я себе в эту пору
Пустотою из звуков и боли,
Обезумевшими часами
Что о прошлом поют поневоле.
Зоров читал – упрямо, безнадежно, глядя в пол, не видя перемен, происходивших с Анной...
Я твое повторяю имя
Этой ночью во тьме молчаливой,
Но звучит оно так отдаленно,
Как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
И печальней, чем дождь усталый...
И тут она бросилась к нему, и крик: "Саша!!!" прорезал затхлую тишину станции...
...это я, я, но как же, Господи, мне нужно много объяснить тебе, ведь я стала совсем другой, и только внутри иногда прорывалось... я даже думала, что больна и обращалась к разным врачам... но сам академик Лэсгар сказал, что мой случай неизвестен науке... словно две или даже три души живут во мне... и одна из них всегда ждала тебя... так ждала! Господи, я не знаю, что мне делать, но я люблю тебя, люблю, люблю...
3. И вечная музыка!
Мы всегда возвращались туда,
кем бы мы ни были и... как бы
трудно или легко ни было
попасть туда.
Эрнест Хемингуэй,
"Праздник, который всегда с тобой"
Самой большой проблемой землян, вернувшихся в свою космическую колыбель после почти трех сотен лет космической одиссеи, оказалось не обилие оружия, в том числе атомного, химического и бактериологического, не громадные свалки радиоактивной, ядовитой и прочей дряни; главной оказалась проблема несчастных, ютящихся по подземельям и развалинам строений мутантов, испуганных, обозленных, упрямо цепляющихся за свой страшненький, но привычный быт... Они еще принимали у спасателей еду, медикаменты, одежду... но изменить условия и среду обитания отказывались категорически. На какие только ухищрения не шли люди, вернувшиеся на Землю и пытающиеся вернуть нормальные условия жизни и генетическое лечение ордам мутантов... но все было безрезультатно. Силу ВКС применять запретил, и тогда ведущий социопсихолог Земли, не так давно входившая в Круг Шести Ольга Уинсток-Добровольская заявила, что только время и терпение позволят достичь успеха.
И вдруг, буквально на пятый день после этого заявления, начался массовый исход людей-калек из своих подземелий и руин.
А Зоров после первой же сенсационной передачи по глобовизору ощутил чувство, похожее на шок, и немедленно набрал на заветном браслете памятную комбинацию.
Звездный Рейнджер Рангар Ол, прошедший десятки самых горячих, стоящих на грани либо самоуничтожения, либо взаимоуничтожения миров, ходивший все это время, что называется, по краю пропасти и на посторонний взгляд совершенно пренебрегавший собственной безопасностью, получил вызов от Александра Зорова, и этот факт вызвал в нем двойственное чувство. С одной стороны, он хотел, конечно, повидать брата и увидеть возрождающуюся Землю, но с другой стороны...
Проклятая память, приглушенная чувством постоянной опасности и тяготами походной жизни (он забыл, когда нормально отдыхал: тесная каюта на его "Орлане", зал тренажеров, проклятые планеты, напоминавшие то Оранжевый, а то и Красный миры, отчаянные схватки, когда приходилось ликвидировать самых отъявленных негодяев и мерзавцев... попадались, конечно, и пикнички с сильными мира того или этого... или совсем тридесятого... но это все было не то, не то...), сейчас грозила дать знать о себе острой болью, как потревоженная под коростой рана... Он едва не отказался, сославшись на неотложные дела, но было в приглашении Зорова нечто, не позволившее Рангару просто так отмахнуться... и он направил свой проникатель к далекому Солнцу.
Братья встретились, обнялись. Затем Рангар не очень вежливо поинтересовался, зачем его оторвали от очень важных дел.
– Сейчас мы вылетим в Европу. Там в предгорьях Альп живут сотни тысяч несчастных людей... мутантов, калек... это одно из самых больших обнаруженных подземных поселений. Мы обязаны им помочь. Но очень долгое время ни уговоры, ни... вообще ничто не могло выманить их на поверхность. А вот сегодня они выйдут. Все.
– Хм. Извини, брат... это все очень трогательно, конечно, но... У меня несколько иные цели и интересы. И если ты позвал меня только для этого...
– Не только, – сказал Зоров, чуть нахмурившись. – А ты изменился, брат.
– Изменился... еще бы! Ты знаешь мой послужной список?
– Не знаю и не горю желанием узнать.
– Ладно, не ершись. Полетели смотреть твой сюрприз.
...Они прибыли на место, когда уже вспыхнули лазерные лучи голографических камер – событие прямым эфиром уходило в сеть глобального вещания. Местность, где они находились, напоминала скорее холмистую, чем гористую, но холмы были высокими и скалистыми, их склоны покрывала трава с частыми проплешинами и чахлый кустарник. Две параллельные нити ржавых рельсов с одной стороны терялись между холмами, а с другой упирались в колоссальные ржавые стальные ворота, которые, судя по их внешнему виду, не отворялись лет триста.
– Вот примерно сквозь такие ворота мне пришлось прорываться на Холсцене-12, а там меня уже поджидали кхерхи... не приведи тебя судьба хотя бы увидеть этих существ!
Зоров мог вполне аргументирование возразить, что он тоже "призрак", черт побери, а не мальчик для битья, но промолчал в ожидании события.
И словно им передалось нетерпение его и многих сотен собравшихся здесь людей, стальные ворота дрогнули и медленно, с противным скрипом распахнулись. Там было темно по сравнению с солнечным днем снаружи, и все же просматривалась цепочка бледных клякс светильников на высоком потолке гигантского туннеля... но более всего бросались в глаза люди... они шли плотной, сбитой толпой, уроды и мутанты, и обычные люди (хоть их было мало), и недоверие и страх читались на их лицах, и ладони заслоняли глаза, никогда не видевшие солнца.
А впереди...
Рангар сильно, почти конвульсивно вздрогнул. И отступил на шаг, почти тем же жестом прикрыв ладонью глаза, что и обитатели подземелий.
Зоров затаил дыхание, и в его глазах невольно вскипели слезы.
Впереди разношерстой толпы шел тонкий юноша с громадными, на пол-лица глазами, и в его воздетой руке горел факел... Низкий стон, более похожий на рычание раненого зверя, раздался рядом с Зоровым, и Рангар бросился вперед... он бежал, как только может бежать "призрак", размазанной в пространстве тенью проносясь мимо операторов и корреспондентов, мимо встречающих врачей и социологов, мимо оцепления, и только когда приблизился к юноше, остановился.
– Олвар?! – Вопрос и утверждение слились в этом вскрике, идущем из самых глубин естества человека.
– Да, отец. – Юноша светло улыбнулся и обнял Рангара. – Ты знаешь, мне был вещий сон, что мы сегодня встретимся.
– Но... как же твоя Зеленая Дорога? Ведь ты тогда ушел по ней, и я... я не надеялся тебя больше увидеть, хотя и поклялся найти тебя. И прошедшее время только убедило меня, что эта клятва – из разряда невыполнимых. И вот ты... здесь, на Земле, а не на Зеленой Дороге...
– Зеленая Дорога... Это гораздо более сложная категория, чем думаете вы, люди, и даже Предтечи не до конца понимают ее глубинную суть. Тогда, каюсь, я был чересчур самонадеян, решив, что мне по плечу ВСЯ БОЛЬ МИРА... Большого Мира, я имею в виду. Мне пришлось многое постичь, чтобы понять, что начинать надо вот с такого... ты даже не представляешь, отец, как я счастлив, что сумел помочь этим несчастным. Я пробуду на Земле, пока последний из них не поднимется на поверхность. А потом я уйду, ибо залитых горем миров так много...
– Олвар... сын... А что же я?
– Даже странно, – усмехнулся Олвар. – Звездный Рейнджер, великий герой, гроза всех негодяев и мерзавцев Вселенной. Взваливший на себя ВСЕ ЗЛО МИРА... или пусть даже его часть. Мне казалось, ты гордишься собой и тем, что ты делаешь.
– Гордился... до встречи с тобой. Теперь не знаю.
– Это плохо. Сомневающемуся приходится хуже всех в любом из миров, и более от себя самого, чем от других. Хотя именно сомневающиеся – оплот Истинного Разума. А тебе сомневаться нельзя. Делай, что делал.
– Значит, другого пути у меня нет...
– Хорошо, отец. Ответь мне: ты умеешь творить Добро? – Глаза Олвара неожиданно приобрели остроту.
– Добро? – растерянно повторил Рангар. – Но разве не делаю его я, уничтожая Зло? Тем более что и Алзор, и Хранитель говорили, что абсолютных понятий Добра и Зла не существует.
– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – Олвар по-прежнему пытливо вглядывался в глубину отцовских глаз.
– Я думаю, что в каждом конкретном случае нужно спрашивать свою совесть.
– Вот-вот, отец. – Олвар казался удовлетворенным. Десятки тысяч жителей подземелья и все остальные люди внимали этому диалогу со жгучим интересом. Нелишне добавить, что трансляция события шла на всю Солнечную систему.
А Олвар продолжал:
– Совесть, как оказалось, есть уникальное свойство тонко организованной мыслящей материи, непрерывно взаимодействующей с информполем Вселенной. Ни Мак-Киллан, ни даже Предтечи не смогли рассчитать и предвидеть появление этого свойства. И совесть – самый действенный механизм удержания то ли индивидуума, то ли их совокупности – вплоть до цивилизации – на Пути Равновесия. Все очень просто. Когда-то вы, дядя Саша, – он повернулся к подошедшему Зорову, – в разговоре с Дальвирой – настоящей Дальвирой – пытались хитромудро сформулировать критерии удержания на Пути Равновесия. Еще раз говорю: все гораздо проще – и одновременно сложнее. Ибо мыслящим существам необходимо – а это очень трудно – возлелеять и возвысить чувство, именуемое совестью... оттренировать его, если хотите, хотя я и не сторонник последнего термина. И тогда – ТОГДА – Путь Равновесия примет всех, достигших определенного уровня в этом процессе, как гладкая и глубокая колея принимает санный полоз.
Он немного помолчал и сказал, обращаясь к Рангару:
– Ну вот и все. Я очень люблю тебя, отец, но я люблю и всех мыслящих существ... и наши пути-дорожки пока расходятся. ПОКА, я подчеркиваю. Когда-нибудь мы все окажемся на истинном Пути Равновесия... и Зеленая Дорога примет всех нас: меня, тебя, маму.
– Маму?!
– Да, и маму. Не удивляйся и жди сообщения от Алзора. Оно должно поступить очень скоро. Ну а мне пора. Прощай, отец, или до свидания, если точнее. До свидания, дядя Саша.
– Да уж, сюрпризец... – пробормотал Рангар. – Нашел и снова потерял сына...
Он произнес это нарочито грубовато, но было видно, как глубоко, сокрушительно потрясла его эта встреча.
– А по-моему, не потерял, а приобрел. И вообще, братец, ты дурак, по-моему, извини уж за прямоту. Другой на твоем месте прыгал бы от радости и гордости... – сказал Зоров, глядя в пустой зев туннеля.
Рангар ничего не ответил.
Они с Зоровым сидели на ржавых рельсах. Людей подземелья давно, увезли на огромных гравитационных платформах, покинули место события корреспонденты, врачи и социологи. Охранники из оцепления, то и дело с интересом поглядывая на Зорова и Рангара, с трудом закрыли ворота и на всякий случай заварили стык плазменным сварочным аппаратом. Теперь туда пойдут "чистильщики". Рангар, делая вид, что не замечает бросаемых на него взглядов, прицельно сплевывал сквозь зубы, поражая белые шапочки одуванчиков.
И тут мелодично звякнули браслеты одновременно на руках Рангара и Зорова.
– Алзор!.. – выдохнули они в унисон.
На сей раз старший брат решил избрать знаковое письмо, и с циферблатов конусом выдвинулись сиреневые голографические экраны, на которых возникли фразы на интерлинге:
– Привет, братья! Саша, извини, но я был более высокого мнения о твоих умственных способностях. Разве можно оставлять одну Анну, несущую трех? И инициированную тобой? Хорошо еще, что я предвидел нечто подобное и успел вмешаться... благо навыки сотворения Рангара сохранились. Все, конец связи.
– Так кто из нас дурак? – на бегу спросил Рангар, когда они рванули к гравиплану.
– Тогда, если ты такой умный, скажи, с какой стати Алзор упомянул, что не утратил навыков твоего сотворения?
После обмена этими фразами братья замолчали и молчали все время полета.
...Никогда еще Зорову гравиплан не казался столь тихоходным средством передвижения. Конечно, он понял гораздо больше Рангара из сообщения Алзора, но вот последние его слова... В груди будто огненный ком бухал, а голова была пустая и гулкая, как комната без мебели, потому что он изгнал из мозгов все мысли... он боялся думать и строить предположения, и только нервно комкал ладони, а Рангар искоса поглядывал на него, и было видно, что ему тоже очень и очень не по себе...
Гравиплан приземлился на зеленой лужайке у белого коттеджа, стоявшего на самом берегу океана. Анна обычно встречала его в таких случаях на ступеньках и если был день, солнечный пожар полыхал в ее огненных волосах. Но сейчас светило солнце, а Анны на привычном месте не было, зато там стояли две другие женские фигуры... почему-то до безумия, до сумасшествия знакомые... острый жар начал разливаться по всему телу от огненного клубка, в который превратилось сердце Зорова, да и Рангар как-то странно оступился, выходя из гравиплана (это с его-то координацией движений?!). Но удивительного здесь ничего не было, ибо на несколько мгновений он перенесся в свой самый первый сон на Коарме, сон-притчу, в котором тоже были две девушки, совершенно разные и так странно похожие...
А потом одновременно из груди братьев исторгся шепот, который разнесся по всей Вселенной и потряс, казалось, самые ее основы:
– Лада!
– Джоанна!