Текст книги "Кукловоды павшей империи (СИ)"

Автор книги: Александр Виланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Девушка яростно пнула подвернувшийся под руку камень, чуть не угодив им в сидевшего в стороне бедняка. Куда большее удовлетворение принесла бы дубовая голова Гилберта, окажись она на месте этого камня, но и так сойдёт.

За годы их знакомства кадет не один десяток раз предлагал ей провести ночь вдвоём, и иногда ему даже улыбалась удача, хотя чаще Гилберт получал отказ. Не потому, что Кара не замечала его чувств или не разделяла их – просто каждое их свидание упиралось в долгие поиски подходящих мест для уединения. Гилберт жил в кадетском общежитии, Кара – в доме с отцом, а стипендия кадетов была не настолько высока, чтобы проплатить комнату в гостинице.

Постоялые дворы, предлагавшие скромный ночлег за разумную цену, канули в прошлое шесть веков назад вместе со старым Теоратом. В подземельях не было путников, ради которых стоило бы создавать подобный сервис, а гостиницы предназначались для купцов из других городов, и цены за ночлег там были соответствующие.

Сегодня же, вопреки своей гордости, Кара была готова уснуть с ним в обнимку хоть в подворотне за кабаком. Но этому дуболому, видите ли, вздумалось весь вечер просидеть над картами и книжками, лишив Кару последней возможности оттащить себя подальше от дома и не дать волю нестерпимому желанию поквитаться за всё со своим папашей.

Что ж, нет – значит нет. Пусть это станет ещё одним, последним испытанием для неё. Испытанием убийства.

Ноги, сами помнившие дорогу, довели хозяйку до юго-восточной части города, где в тоннелях внешнего периметра располагался её дом. Двигаясь по широкому тоннелю меж верениц выдолбленных по обе стороны жилищ, часто украшенных столбиками, балконами, террасами и декоративными грибниками, Кара дошла до здания с кусками облупившейся белой краски на стене, по которым ещё угадывался нанесённый когда-то номер: 35.

Простейшая железная дверь, по два узких стеклянных окна на обоих этажах, в остальном – голая стена без малейших признаков того, что хозяев этого дома хоть немного беспокоил внешний вид их жилища. Даже через пару лет, когда белые цифры окончательно скрошатся, любой житель этой улицы безошибочно узнает стену дома, где некогда проживал Антеус Нинкер со своей дочерью. Хотя, если всё пройдёт как задумано, к тому времени дом уже перейдёт к другим людям, а те, глядишь, выкроят время для нескольких взмахов кистью.

Дверь была не заперта, и, толкнув её внутрь, Кара вошла в дом. Судя по стоящему в воздухе запаху перегара, отец уже успел отметить повышение своей дочки. А может, он давно уже позабыл, на кого она училась – поводов для пьянки у Антеуса Нинкера всегда было в избытке.

Кара повела левой рукой, и по её сигналу зажглась кейсариновая лампа на потолке, залив комнату лазурным светом.

– А, Кара, р-радость мой-я!

Пьяный заплетающийся бас раздался сверху – он опять что-то забыл в её комнате. Грузная фигура отца, держась за перила, стала спускаться по лестнице, по пути отвечая на невысказанный вопрос:

– Я вот т-только приш-шёл, хотел заглянуть к теб-бе. Поздр-вить, так сказ-ть. А теб-бя ещё и н-не было. С хах-халем своим оп-пять развлекалась, д-да?

Кара молча наблюдала, как он спустился и едва удержался на ногах, встретив вместо очередной ступеньки ровный пол под ногами. Может, окажись он трезвым или свались спать в какой-нибудь канаве, не осилив путь до дома, всё бы обошлось. Она бы спокойно легла спать, а утром так же спокойно ушла на вокзал. Глядишь, наткнулась бы по дороге на ту самую канаву и ограничилась пинком на прощание.

– Я с-слышал, завтра ты уезж-жаешь, да?

Надо же, всё таки помнит, похвалила про себя Кара. Отец тем временем взял нужное направление и приближался к ней.

– Ну д-давай, дочка. Полюб-би папочку в последний раз. Больше в-ведь, мож-жет, и не свидимся. Помрёшь вот на с-службе, и буд-ду я тут сидеть, горевать.

Левая лапища отца легла ей на плечо, а вторая принялась нашаривать пуговицы на униформе.

В своё время Кара пыталась сопротивляться, но ни в тринадцать, ни в пятнаднадцать, ни даже в восемнадцать не могла ничего противопоставить исполинскому телосложению своего мучителя.

Не спас её и кадетский браслет, полученный на второй год после поступления в училище. Как назло, отец работал грузчиком на складе и имел свой, положенный по работе набор усиливающих заклятий. На любые попытки Кары применить магию он отвечал теми же рунами, словно издеваясь над её тщетными попытками сопротивляться.

Со временем она окончательно разучилась перечить отцу, и с тех пор лишь молча сносила его надругательства.

Непослушные пальцы наконец справились с верхней пуговицей. Синяки и переломы давно стали для Кары обычным делом, но вот форму отец никогда не портил. Видимо, даже крепкое спиртное не могло затмить его гордости за будущую карьеру дочери.

Кару нередко посещало желание пойти простым путём. Подождать, пока отец после очередной попойки не уснёт мёртвым сном, подкрасться к его кровати – или находиться там заранее, – призвать магический клинок и одним взмахом руки сделать его сон поистине беспробудным.

Что её остановило? Наверное, доставшееся от матери благоразумие, не способное ни утонуть в отчаянии, ни раствориться в слезах. Кара знала, что это убийство станет для неё приговором. Нет – её поездка в Арсафир не отменится, вот только отправится она туда уже не кукловодом, а одним из костяных солдат, полностью лишённая воли и сознания.

А ещё она знала, что её час рано или поздно настанет. И ждала. Ждала, когда подвернётся возможность исполнить всё чисто, так, что ни один законник не докажет её причастность, а если и докажет, его руки окажутся слишком коротки, чтобы дотянуться до кукловода – самоотверженного и почитаемого защитника границ, чья жизнь стоит несоизмеримо больше какого-то пьянчуги.

Вторая пуговица поддалась, ещё больше ослабив воротник.

Возможно, расскажи она всё Гилберту, не пришлось бы выслушивать его идиотские наставления. Но Кара помнила, каким прожигающим взглядом он смотрел на сокурсников, пытавшихся с ней флиртовать, и боялась, что, узнав обо всём, кадет наделает глупостей и перечеркнёт уже своё будущее. Нет, пусть и дальше думает, что её первый раз прошёл с кем-то из более расторопных сверстников. А со своими проблемами она разберётся сама.

Третья пуговица.

Последнее испытание.

Больше тянуть было нельзя. Перенеся вес на одну ногу, Кара вогнала колено отцу между ног – пока что без рунных усилений. Антеус мгновенно отпрянул и согнулся от боли, но девушка знала, что надолго это его не остановит. Не прошло и нескольких секунд, как скривившееся от боли лицо покраснело от ярости. Отец выпрямился и занёс кулак, готовый наказать дочь за столь дерзкий поступок.

Синяки получались большими. Они не проходили по несколько дней и в своё время вынудили Кару научиться пользоваться косметикой. Потом она непременно получала по ноге – той самой, которой посмела ударить отца, – и каждый раз надеялась, что дело ограничится хромотой на несколько дней.

Руна щита.

Громадный кулак врезался в мгновенно выросшую стену лазурной энергии – врезался и отскочил, не причинив никакого вреда.

Наруч и правда оказался на порядок сильнее простых кадетских браслетов – их щиты хоть и спасали он прямых попаданий, но совершенно не гасили отдачу и мало помогали против ударов отца, втрое превосходившего Кару по весу.

И всё же удар по щиту вышел слишком громким. Если так пойдёт и дальше, шум схватки привлечёт внимание соседей и прочих ненужных свидетелей. Значит, поиграться с папочкой не выйдет, да и зачем бы? Сегодня Кара стала офицером третьего ранга, и не к лицу ей, обученному солдату, было играться с жертвой и рисковать успехом всего предприятия.

Злобно зарычав, отец бросился на неё и повалил с ног, навалившись сверху и прижав руки к полу.

– Больше никаких щитов, девочка!

Отец уже не заикался, азарт и похоть отрезвили его. Кажется, ему даже нравилось, когда дочь пыталась сопротивляться, а не лежала, словно покойник, пытаясь отстраниться от мерзостей, творимых с её телом.

Придвинув правую руку Кары, отец зафиксировал её коленом, после чего взялся за левую. Пришло время испытать новые трюки.

Руна силы.

Наруч засиял, направляя в тело потоки небывалой мощи, многократно превосходящей силу любого смертного человека. Кара приложила небольшое усилие, и её рука стала отрываться от пола, словно её не держала громадная отцовская лапища. Антеус покраснел от напряжения и вцепился в предплечье дочери обеими руками. Его собственный браслет засветился, приводя в действие ту же руну силы, но Кара не дала ему больше ни секунды, направив раскрытую ладонь на широкую грудь в сальной рубахе.

Руна толчка.

Мощная ударная волна отбросила грузное тело назад. Несмотря на то, что ещё не успела освоиться с новым оружием, Кара идеально рассчитала силу удара. Не слишком слабо, чтобы хватило сдвинуть отцовскую тушу, но и не слишком сильно, чтобы не прибить ненароком и не приложить слишком громко о стену.

Поднявшись на ноги, отец злобно осклабился и сжал кулаки.

– Завтра же утром я доложу об этом в Совет, и никуда ты, дорогая моя, не уедешь! Останешься здесь, в Самет'Хоране, навсегда, со мной! Понимаешь, да?

Антеус не смог сдержать улыбки, а Кара решила, что, пожалуй, этой улыбке следует стать последней.

Руна клинка.

Увидев в руке дочери прозрачное лазурное лезвие, грузчик не сразу поверил своим глазам. Прежде она ни разу не решалась на подобное. Кулаки и зубы часто шли в ход, за что столь же часто ломались и выбивались, но до поножовщины дело ещё ни разу не доходило.

– Что, девочка, хочешь потанцевать? Ну, давай потанцуем!

Вспыхнула руна на браслете, и из его руки выдвинулся увесистый молот, такой же прозрачный, как и всё оружие, созданное энергией кейсарина. Но танцевать с ним никто не собирался.

Новая ударная волна пригвоздила Антеуса к стене, не давая пошевелить руками, оставляя ему лишь с ужасом наблюдать, как дочь подходит всё ближе, отводя руку с кинжалом для удара.

Больше всего Кару беспокоило клеймо на лице. Руна контроля могла в любой момент напомнить, что разум и воля девушки более не принадлежат ей одной. Вот сейчас, ещё шаг, ещё секунда, и в последний момент клеймо остановит, обездвижит её, не позволив совершить убийство.

Но ничего не происходило. Работа рун, даже таких простых, как включение света, всякий раз отдавалась в браслете теплом и лёгкой вибрацией. Но клеймо оставалось спокойным, не подавая ни малейших признаков активности.

Ему нет до этого дела, поняла Кара. Совет Командующих озабочен лишь тем, чтобы ни один кукловод не отступил от своей миссии. Руна контроля проследит за выполнением возложенных на офицера задач, но никому и в голову не пришло занести в неё законы самого Теората. Зачем, если через каких-то пару дней группа кукловодов покинет свою родину и вернётся только годы спустя?

Законник взглянул дочери в лицо и не увидел на нём ни страха, ни колебаний. Молодую гладкую кожу не исказили ни гнев, ни злоба, ни ненависть. Лишь мрачная решимость поскорее исполнить свой грязный план, так долго и бережно хранимый на задворках разума.

Её рука не дрогнула, когда острое словно бритва лезвие вошло в податливую плоть. Глаза отца широко раскрылись от боли и ужаса, изо рта в густую щетину стекла струйка крови. И, наверное, в этот момент он окончательно протрезвел.

Но Кара думала о другом. Долгие годы учёбы и тренировок взяли верх, заставив её отбросить чувства в сторону и сосредоточиться на задаче. Смерть отца должна выглядеть естественно, так, словно это шайка грабителей или собутыльников прирезала его, позарившись на скудные денежные запасы.

Девушка представила себя тем самым грабителем, вломившимся в незапертую дверь и столкнувшимся внутри со здоровым двухметровым грузчиком. Грабитель оказался достаточно шустрым, чтобы пырнуть жертву раньше, чем та успеет обратиться к своему рунному арсеналу, но что он сделает дальше? Пожалуй, захочет удостовериться, что жертва не задержится слишком долго на этом свете и не сможет описать преступника прибывшим законникам. А одной раны для такого громилы явно не хватит.

Кинжал вышел из живота и вошёл вновь; перед этим Кара не забыла облачить свой торс и ноги в магический доспех, принявший на свои прозрачные пластины брызги отцовской крови. Затем она уколола ещё раз, и ещё. Воображаемый грабитель в панике колол ножом свою жертву, и при каждом движении руки отец чуть заметно вздрагивал, уже ни о чём не думая, покорно и беспомощно принимая свою смерть.

Шести ударов будет достаточно, решила девушка, вынимая нож из распоротого живота. Отец медленно сполз на пол, призрачный клинок в руке девушки стал угасать. Второе испытание убийством было завершено. Испытание убийством… Вспомнив убитого в Зале Войны фарренца, девушка в последний момент задержала растворяющийся кинжал и одним резким движением вонзила его Антеусу в шею. Вздрогнув в последний раз, мужчина так и остался сидеть, привалившись к стене и глядя перед собой ничего не выражающим взглядом.

Кара отошла назад, ещё раз убедилась, что тело не подаёт признаков жизни, и, чуть запрокинув голову, облегчённо выдохнула; волшебный доспех погас, позволив прилипшим каплям осыпаться на каменный пол. Дело было сделано, пришло время убрать за собой.

Девушка не надеялась, что ей удастся надёжно скрыть все до единой улики, так чтобы ни один законник не догадался о личности убийцы. В конце концов, она не была матёрым преступником и не имела опыта в подобных делах. Кукловодов учили воевать, сражаться, и командовать войсками этродов, а не заметать следы преступлений. Она могла наследить, оставив для дознавателя надёжные улики, о которых и сама не подозревала; соседи могли увидеть, как она входит в дом, и услышать звуки борьбы. В конце концов, в арсенале дознавателей вполне могли обнаружиться способы различать раны, нанесённые металлом и кейсарином.

Но всё это не имело значения. Ей не придётся скрываться от законников месяцы и годы, в страхе просыпаясь по утрам и вздрагивая при каждом стуке в дверь. Уже завтра группа кукловодов покинет Самет'Хоран, а ещё через день и вовсе окажется за границами империи. Кара представляла, как рассмеются члены Совета, когда законники потребуют у них немедленно отозвать и вернуть в столицу защитника границы, подозреваемого в убийстве какого-то пьянчуги.

Всё, что было нужно Каре – это скрыть наиболее явные следы и запутать дознавателей на первое время, чтобы те, ступив на порог дома, не смогли сходу заявить: Каранея Нинкер убила своего отца.

Девушка снова уступила место в сознании воображаемому грабителю и позволила ему определять дальнейший порядок действий. Итак, хозяин дома убит. Нужно поскорее уносить ноги, но сначала – прихватить с собой всё мало-мальски ценное. Ведь именно за этим он, грабитель, сюда и заявился.

Кара знала, где лежат ценные вещи, да и свою заначку отец прятал не слишком умело. Но грабитель этого знать не мог, поэтому первым делом он перешерстил все тумбы, шкафы и полки, и только потом догадался заглянуть под смердящий от пота и, кажется, мочи матрац кровати, где был запрятан мешочек с позвякивающими внутри монетами.

Затем грабитель поднялся на второй этаж и, порывшись в вещах дочери хозяина дома, выгреб из комода несколько побрякушек, подаренных поклонниками и ещё не успевших улететь в мусорное ведро. Денег он не нашёл – любые монеты, оставшиеся без присмотра в этих стенах, автоматически переходили в собственность Антеуса, иногда пополняя приснопамятный мешочек под матрасом. Зато в шкафу обнаружилась запасная кадетская форма, имевшая спрос и неплохую цену на чёрном рынке.

Больше оставаться здесь было нельзя. Собрав всё «награбленное» в заплечную котомку, Кара вышла на улицу и, подумав, провела рукой над запором, приводя в действие запирающую руну. Щёлкнул замок; загорелся крошечный индикатор, показывающий, что дверь заперта. Вообще-то, Антеус имел привычку оставлять дом незапертым, и постоянное свечение индикатора могло вызвать ненужные подозрения; но всё же это было надёжнее, чем оставить возможность любому желающему просунуть лицо внутрь и увидеть сидящего у стены мертвеца. Если повезёт, то пройдёт не одна неделя, прежде чем соседи заподозрят неладное и вызовут законников, а к тому времени Кара будет уже очень далеко отсюда.

Отцовская заначка пришлась как нельзя кстати: теперь у Кары с лихвой хватало монет на комнату в гостинице, где она и провела ночь, а утром, не встретив ни в вестибюле, ни на улице ожидающих её законников, отправилась на вокзал.

***

Гилберт уже дожидался на входе, подпирая одну из колонн сбоку от широкой лестницы. Руки на его груди были сложены так, чтобы закрыть новый браслет – слишком уж много он привлекал внимания. Тиден появился чуть позже.

Все трое были одеты в новую полевую форму. По цвету и покрою она мало чем отличалась от парадной, разве что была выполнена из прочной кожи подземных ящеров и имела больше карманов, а за плечами свисал просторный капюшон.

Осматривая новое одеяние подруги, Гилберт задержал взгляд на воротнике – верхние три пуговицы были расстёгнуты. Офицеру третьего ранга не грозило получить выговор за столь мелкое нарушение устава, но и от жары здесь никто не страдал, так что этот жест показался офицеру по меньшей мере странным. Впоследствии он ещё много недель гадал, почему Кара всегда ходит в таком виде, а на прямые вопросы получал размытые и уклончивые ответы.

Стоило помахать перед лицом служащего вокзала новыми браслетами, как тот, не говоря ни слова, понимающе кивнул и попросил троих кукловодов последовать за ним. Вокзал Самет'Хорана представлял собой огромную пятиугольную площадку, от углов которой в пять крупнейших городов государства расходились пять железных дорог.

Поезда в Теорате работали так же, как и всё остальное – на энергии кейсарина. И конструкцию имели такую же, как любые устройства, предназначенные для автономной работы за пределами городов. То есть, их проектировщики не стали заморачиваться с местом расположения кейсариновых хранилищ энергии и просто выполнили из волшебного минерала сами корпуса поездов. В результате стройные ряды вагонов выглядели, как увеличенные во много раз наручи кукловодов: синие, слегка прозрачные корпуса, перерезаемые кривыми линиями металлического остова.

Сегодня их интересовала восточная дорога, что вела к Кина'Терону. Проведя офицеров к последнему вагону, служащий взмахом руки заставил дверь отъехать в сторону и учтиво пояснил:

– Здесь находится офицерский вагон повышенной комфортности. Поезд отбывает через час двадцать. Среднее время пути до Кина'Терона составляет шесть часов. Прошу, входите и располагайтесь.

***

– Так вот она какая, повышенная комфортность, – протянул Тиден, обводя взглядом помещение.

– Не знаю, как выглядит пониженная, но это место куда уютнее моего дома, – заметила Кара, не став упоминать, что львиной долей своей неуютности её дом обязан мертвецу, разлагающемуся на первом этаже. – И куда просторнее.

Офицерский вагон не разделялся на купе, а представлял собой единый просторный зал. По сигналу Гилберта, первым вошедшего внутрь, загорелись лампы, осветив помещение. Точнее говоря, это были даже не лампы, а руны света, вырезанные прямо в потолке вагона и заставлявшие светиться отдельные участки сплошной кейсариновой поверхности.

По бокам стояли мягкие диваны, между ними расположился длинный стол. Кровати находились в задней части вагона, и каждая из них закрывалась шторкой, позволяя укрыться от чужих глаз. При ярком свете мебель сильно контрастировала с корпусом вагона, выполненным из чистого кейсарина. Сквозь слегка прозрачные стены угадывались силуэты людских потоков, плывущих туда-сюда по станции.

Тиден, не горя желанием больше часа сидеть в стоящем поезде, скинул на диван сумку с вещами и предложил остальным погулять по станции. Гилберт переглянулся с Карой, и та ответила молчанием, что в её случае означало «нет». Офицер не стал спорить, недоумевая про себя, с чего подруга так невзлюбила их напарника, и не догадываясь, что в этот раз у её нежелания выходить наружу имелись совсем другие причины.

Пожав плечами, Фонтер в одиночестве отправился на прогулку по станции. Когда до отъезда оставалось всего десять минут, он вернулся в вагон и уселся на диван рядом с Гилбертом.

Перед тем, как поезд тронулся, стены вагона засияли лёгким голубым светом, из-за чего весь зал, включая белую до этого мебель, окрасился в схожий оттенок. Потолочные руны быстро затерялись на фоне сияющего корпуса вагона.

– Как-то слабо светится, – заметила Кара, озираясь по сторонам. – Я думала, для передвижения такой махины понадобится куда больше энергии.

Тиден незамедлительно дал ответ:

– Если бы запитка шла от одного вагона, мы бы с вами уже ослепли. Ты ведь помнишь ту вспышку, когда Гилберт вызвал клинок в Зале Совета.

– Тогда в чём секрет?

– Нет никаких секретов. Питание состава равномерно распределяется по всей длине поезда, и остальные вагоны сейчас светятся точно так же. Хотя… может быть, посильнее, чем наш. Всё же у нас места повышенной комфортности.

Тем временем поезд миновал огромный свод пещеры, под которым раскинулся Самет'Хоран, и въехал в тоннель. Темнее от этого не стало – стены ни на секунду не прекращали издавать голубое свечение, – но силуэты домов и людей снаружи полностью исчезли, оставив пассажиров наедине друг с другом.

Первым молчание нарушил Тиден, достав из кармана трубку:

– Никто не против, если я закурю? Дым не помешает?

– Если помешает, ты об этом быстро узнаешь, – заверила его Кара.

Набив трубку табаком, офицер зажёг её огненной руной, затянулся и выпустил первое кольцо дыма.

– Слушайте, раз уж нам ехать в этой кейсариновой банке столько часов, как насчёт того, чтобы поближе познакомиться друг с другом?

– Почему бы и нет, – согласилась Кара. – Начнём с тебя.

Девушка окинула напарника взглядом, в котором читались искорки любопытства, впервые не отмахнувшись от него, словно от назойливой мухи. Тиден втайне порадовался, что её презрительное отношение подошло к концу, хотя, быть может, Каранея просто желала убить время, и снова перестанет замечать его, едва их группа сойдёт с поезда в Кина'Тероне.

– Это правда? – спросила она, припомнив вчерашний визит в здание Совета. – Что ты – наследник офицерского рода?

– А что тебя смущает? – Фонтер изобразил удивление.

– То, что из тебя такой же военный, как из Гилберта фермер, – в лоб ответила девушка.

– Как и из тебя – элегантная леди, – с улыбкой парировал Тиден, решив заодно ещё раз проверить, насколько опасно для жизни подкалывать своютемпераментнуюнапарницу.

– Так как же тебя угораздило родиться в семье военных? К мамаше сосед забегал?

Тиден закашлялся, чуть не выронив трубку изо рта.

– Интересная версия, – сказал он, – и весьма популярная, должен заметить. Но если в моём появлении на свет и замешан кто-то, кроме моего официального отца, он не поспешил заявить свои права на младенца. Так что, нравится вам это или нет, но в свои девятнадцать я являюсь официальным наследником семьи Фонтер. Впрочем, какое это сейчас имеет значение?

– Имело вчера, когда ты подписывался на клеймо кукловода. Признай – ты ведь хотел отказаться?

– С чего ты это взяла?

Тиден не знал, воспользовалась ли Кара руной силы, но не успел среагировать, когда она резко подалась вперёд и махнула рукой. Трубка полетела на пол, рассыпав по полу горстки тлеющего табака.

– Не военный ты человек, вот с чего, – произнесла она, как ни в чём ни бывало возвращаясь на место. Тиден не спешил поднимать трубку и ошарашенно глядел на девушку. – Не поверю, чтобы ты вот так, на добровольных началах, вызвался воевать с Арсафиром.

Ещё раз бросив взгляд на трубку, офицероставил её лежать и откинулся на спинку дивана. На его вечно улыбчивом лице впервые отразилось что-то новое.

– Конечно, я бы мог поспорить с родителями, – ответил он, кажется, не обидевшись на выходку Кары. – И тогда ехал бы сейчас в этом же самом поезде, разве что с парой свежих синяков и переломов.

– Всё настолько плохо? – спросила Кара, скорее чтобы поддержать разговор. Ей было хорошо известно, что бывают родители и похуже.

– Фонтеры – военный род длиной во много поколений, – начал рассказывать Тиден, и оба напарника понимали, что в государстве Теорат такие слова никогда не были пустым звуком. – Мой отец, мой дед, прадед и вся дальнейшаяпра-пра-пра цепочка верно служили государству, отдавая свои жизни в сражениях с подземными тварями либо до глубокой старости командуя в Залах Войны. Наша родословная, представьте себе, застала ещё те времена, когда наши предки жили на поверхности, и уже тогда Фонтеры были известны как отважные воины, талантливые офицеры и гениальные военачальники. В стенах нашего дома никогда и речи не шло о том, чтобы отдать очередного юнца куда-либо, кроме Зала Войны. А уж когда во мне обнаружились зачатки кукловода… Я думал, лицо моего папаши разорвёт от гордости.

– А ты, как я понимаю, был не очень рад.

– Отчего же? Ещё неизвестно, что хуже – воевать на границах, управляя армией костяных монстров, или бродить по улицам Самет'Хорана, отлавливая убийц, воров, маньяков, насильников и прочую нечисть. Честно говоря, я до сих пор так и не решил, радоваться мне или нет. Задай этот вопрос через месяц, и тогда я постараюсь ответить.

– Насчёт твоего отца, – впервые подал голос Гилберт. – Я слышал, у него были проблемы со здоровьем. Как он сейчас?

– О, в полном порядке, можешь не беспокоиться! Лучше, чем когда-либо. Как только вылез из койки, тут же побежал служить нашей великой стране, да с ещё большим рвением, чем до болезни.

В голосе Тидена слышались странные нотки, но напарники не стали продолжать расспросы.

– Ну а что насчёт вас двоих? – попытался Фонтер сменить тему. – Что заставило вас поступить на обучение?

– А что тебя удивляет? – ответила Кара. – Мы с Гилом, в отличие от некоторых, мечами махать умеем. И всем остальным, что вылазит и вылетает из этого браслета.

– И это всё? – недоверчиво спросил Тиден. – Одного умения драться оказалось достаточно, чтобы избрать для себя военную стезю, а потом ещё и вызваться в кукловоды?

– Престижная служба, богатство, почётный статус в обществе, – перечислила Кара.

– Жизнь на чужой земле, одиночество, постоянные сражения, риск в любой день пасть от вражеской руки, – продолжил список Тиден.

– Да уж, ты и правда не годишься на эту работу, – протянула девушка, не став сообщать, что весь озвученный список прекрасно описывал её жизнь в Теорате. – Но если тебе так уж важно знать, то я просто хочу свалить как можно дальше из этого города и этой страны. И не спрашивай, почему. Есть вещи похуже, чем быть заделанным соседским членом.

Поняв, что больше ничего из неё вытянуть не удастся, Фонтер повернулся к последнему члену их группы.

– О, можешь даже не спрашивать, – Кара махнула рукой, заметив направление его взгляда. – Тут всё по стандарту. Поговаривают, что он вылез из утробы с уже готовымофицерским браслетом на руке.

– С кадетским, – поправил Гилберт, заставив подругу закатить глаза. – В конце концов, должен же в нашей команде быть хоть один солдат по призванию. Никто не принуждал меня поступать в училище, я не бегу ни от каких проблем, и у меня нет семьи, с которой я мог бы поссориться. Как уже сказала Кара, я вызвался на эту службу добровольно, и вам двоим тоже советую сосредоточиться на миссии. Скоро у нас появятся заботы поважнее, чем чьи-то семейные дрязги.

– Ну да, ведь уже сегодня вечером мы увидимподготовленных для нас этродов, – мечтательно произнёс Фонтер.

– Кстати, – задумалась Кара, – а откуда вообще взялось это название – этроды? Их наши рунные умельцы так назвали?

– А вот и не угадала. Не поверишь, но теоратские изобретатели здесь вообще ни при чём. В уме им, может, и не откажешь, но вот с фантазией у ребят проблемы. Первый прототип нарекли по схеме «что вижу, то и говорю», и прозвали костяным солдатом. Так они и назывались первое время.

– Так откуда взялись этроды?

– Это фарренское словечко. Не успели кукловоды разгромить там нескольких деревень, как наши южные соседи, недолго думая, нарекли неведомых монстров именем каких-то демонов из своих преданий. Совету слово пришлось по душе, и с тех пор «костяные солдаты» официально переименованы в этродов.

– Так название для этродов придумал сам Фаррен…Вот уж никогда бы не подумала, – усмехнулась Кара.

– А учитывая, что они находятся в союзных отношениях с Арсафиром, – продолжал Фонтер, – можно ожидать, что и на восточной границе мы услышим то же самое название.

Кукловоды узнали друг о друге всё, что готовы были рассказать. Наступило молчание, впрочем, продлившееся совсем недолго.

Слушайте, когда нам уже принесут еду? – Тиден полез в карман, но слух его уловил характерное тиканье у себя над головой – в вагоне имелись свои часы, висевшие под потолком.

– Проще сходить самим, чем ждать, пока разносчица доберётся до последнего вагона, – сказал Гилберт, хотя подозревал, что офицерский вагон как раз будет первым очереди на обслуживание.

Пока он раздумывал, под каким предлогом спровадить за едой именно Тидена, тот сам всё понял и проявил инициативу:

– Хорошая мысль, я сбегаю. Да и вам наверняка захочется посплетничать обо мне наедине.

Сплетничать Гилберт не собирался, а вот посидеть хоть минуту наедине с Карой действительно был не против. После недавней ссоры им было что обсудить, пока рядом нет посторонних ушей, а Гилберт не привык откладывать дела в дальний ящик.

– Слушай, насчёт вчерашнего… – начал он.

– Что, слишком больно втащила? – спросила Кара и повернулась к окну за спиной, закинув одну ногу на диван.

– Скорее наоборот, над твоим ударом ещё придётся поработать. Но я хотел поговорить о том, за что, собственно, его получил. Я не знал, что это обидит тебя.

– Забудь, на дураков не обижаются.

Девушка прикоснулась рукой к руне, отвечающей за окно, и полупрозрачная панель отъехала в сторону, открывая взгляду мелькание неровных стен тоннеля и запуская в вагон поток воздуха, разбросавший её волосы.

Казалось, она и правда не обижена; выяснение отношений прошло гораздо быстрее и проще, чем рассчитывал Гилберт. Офицер невольно залюбовался развевающимися на ветру серыми локонами, внимание девушки же было приковано к видам за окном.

– Смотри, тоннель закончился, – сообщила она, залезая коленями на диван и подаваясь ближе к окну.

Вдаль, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя просторная пещера с высоченным сводом и идеально ровным полом, пустота которой нарушалась редкими, но крупными кучками сталагмитов.

– Да тут можно целый город отгрохать, побольше нашего Самет'Хорана, – присвистнуладевушка. Руна ночного зрения подсвечивала её глаза, уставившиеся в окно, двумя синими огоньками, отчеготестали похожи на два неогранённых куска аквамарина.