Текст книги "Болезнь Богов"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

           Серафима вышла к сыну на веранду. После короткого разговора  Пантелея с  Птусем, проморгавшие его охранники, позволили Птусю уйти. Так хотел Пантелей . Уехал и Птусь и сопровождавшие его лица.

           Проснувшийся Глеб беседовал с братом:

– Как – то мирно уехал этот уголовник?

– Я ему сделал предложение, от которого он не смог отказаться.

– А не наоборот? Мяч был на его стороне.

–Птусь упрекал меня в депутатстве, а я предложил самому ему стать депутатом где – нибудь в регионе.

– Где он хочет?

– В Чите. Там золото.

– Не только золото… С возможностью продвижения … до губернаторского кресла?

– Мечтать не вредно… А Фима?

– Фиму и сына они оставят в покое. Из дома Фимы Птусь съедет.

– Платить не заставил?

– Нет.

– Пока – нет.

                                                                                54

         Пантелей с Серафимой лежали на пляже. Грело солнце. Кричали чайки. Саша строил замок из песка.

– Отвергаю любые гадости, исходящие от Птуся… Про инцест. Про то, что, будто бы, в старшем классе Птусю  удалось совратить мою мать, Эллу Леонидовну, тогдашнюю его учительницу.                                                                                                                                     56

– Ему следовало бы сказать, что твой отец, Евстахий Николаевич, кастрировал его, поэтому у нас не было детей. Мы обратились к Елене Владимировне, теперешней жене Арнольда Оскаровича… Но твоя мать Элла Леонидовна ненавидит меня…

– Элла Леонидовна ревнует как мать. Ее властности любая невестка не угодит.

      Пошли купаться. Мягкая теплая вода обволакивала и, одновременно, освежала. Пантелей плавал хорошо.

– А я, вот, в день десятилетия нашего сына, – сказал Пантелей, хочу признаться в любви к тебе, Фима. Не устаю повторять: z  люблю тебя. И так никакую женщину никогда я не любил. Никого, кроме тебя, не хочу любить и дальше.

– Сердцу не прикажешь, Пантелеюшка. Я люблю тебя с тех пор, как ты снял квартиру в нашем доме на Вересаева.

– Я тебя тоже люблю. Не обижайся, но секс – это точно не то, что венчает наши отношения.

– Мы – взрослые люди, – отвечала Серафима, прижимаясь к Пантелею. – А сына нашего ты любишь?

      Пантелей посмотрел на берег. За копавшемся в песке сыном он видел напряженную спину Олега Смирнова, охранника, оберегавшего их покой. Подъехала машина с надписью “Следственный комитет”. Оттуда вышел Митрохин. Пантелей сделал знак Олегу не останавливать следователя.

       Звир  вышел из воды, схватил полотенце, принялся вытираться:

– Что случилось, Александр Николаевич?

– Неприятности. Ежедневные неприятности. На этот раз снова зацепило вас, Пантелей Евстахиевич.  Но не тема денег.

        Прошлись по пляжу, где люди жарили шашлыки, играли в волейбол, бадминтон, просто грелись на солнышке, мазались защитными или способствующими загару мазями. Некоторые узнавали Звира, поворачивали в его сторону головы. Какой – то мужчина встал, не решаясь подойти, спросить, как жить.

– Мать Смирновых убита.

– Где она была?

         Митрохин оглянулся на Олега.

– Смирновы, я имею в виду освободившегося уголовного авторитета – Птуся и вашего охранника, одновременно , мужа сестры,  Олега, поместили дементную мать в ПНИ.

– Так была плоха?

– Сыновей не узнавала. Нуждалась в уходе. Бывала агрессивна. Сиделки не выдерживали, сбегали. Юлия Викторовна била сиделок, царапала. Отказывалась от еды. С балкона записочки прохожим бросала, чтобы ее “освободили”. Смирновых понять можно.

– А муж ее?

– Вы имеете в виду бывшего мужа – Гундермана? Моего тестя?

– Почему Гунлерман сменил фамилию? Гундермаг со Смирнова”  Его прежняя фамилия – Смирнов.

– Ну, одно время все были Петровыми и Сидоровыми… Гундерман не возражал против помещения жены в ПНИ. Интернат хороший. Мать Смирновых находилась в хорошей двухместной палате. Другая, хорошая, спокойная старая женщина, присматривала в палате за пациенткой, когда медсестра отсутствовала. Могла помощь позвать. Так вот, Юлия Викторовна простыла. Ей назначили капельницы. Ну, не знаю. Это врачи. Кто – то в капельницу добавил что – то типа снотворного. Или съела она что – то не то. В общем, нарушилось сознание, еще больше стала дезориентированной. Как я понимаю, она была как в тумане. Возможно, ее хотели убить транквилизатором. Не получилось. Тогда она упала, я предполагали, что ее столкнули в пролет лестницы. Юлия Викторовна – мертва.

– Примите мои соболезнования как зять Гундермана.

– Следствие ведет мой товарищ – следователь Степанов. Я ему помогаю.

– От меня – то, что требуется?

– Убивают Смирновых.                                                                                                                     57

          Пантелей рассмеялся:

– Вот оно что! Воскрешаете старую легенду, будто по молодости я застрелил старшего Смирнова. Сидел я за другое. Правда, тоже угрозы, шантаж должникам вешали. Угрозы здоровью некоторым непорядочным людям, никак не угрозы убийством.

– Кстати, некоторые люди, Пантелей  Евстахиевич, здоровью которых вы, как подозревают, угрожали, за невозврат долгов или оскорбление личности, в период вашего становления, юности, так сказать, что, впрочем, не доказано, и извините, если чем – то задеваю вас,  позже умерли.

         Звир выразительно посмотрел на Митрохина. Тот не решился продолжать.

– Следствие опасается за жизнь людей, так или иначе связанных со Смирновыми. Я имею в виду, помимо Смирновых, их жен и детей. Ваша сестра – жена младшего Смирнова.

      Звир фыркнул:

– Скажите честно, Александр Николаевич, Олег доносит на меня папе? Гундерман выдернул бы, как – нибудь, сына из охранного бизнеса. Не солидно как –то! Я один Олегу помогаю.

– Как вы Олегу помогаете, Пантелей  Евстахиевич?

– Работает вот он у меня.

– Пантелей Евстахиевич, у вас всегда есть возможность избавиться от Олега. Если вы позволяете ходить ему за вами по пятам, значит, это вам зачем – то нужно… Следствие опасается за жизнь и вдовы старшего Смирнова. У нас есть информация, что вы с ней встречались?

– С Мирой Утешиной? Мира живет в Жмеринке, в Украине. Прячется  “позора“, как она выражается, повторного замужества. На мой взгляд, ничего необычного с Мирой  не произошло. Могла бы оставаться и в Волгограде, где, приезжая к родственникам отдыхать на лето, Гундерман ее соблазнил и бросил. А потом цинично выдал замуж за сына – старшего Смирнова.  Давыд Семенович всеядный. Не исключаю, что свекор со снохой поступил и в другой последовательности. Об этом лучше расспросить свояченицу Смирновых – родную сестру Миры Утешиной – Елену Владимировну, жену психиатра Арнольда Оскаровича… Мира мне близка. Я ее по – детству любил. Мать хотела выдать ее за меня замуж. Сговор с Мириными  “родителяит “ тоже был. Там отдельная история… Хотят убить Смирновых? Бред какой – то! На пляже, вдоль которого идем, половина Смирновых. Попробуйте вычислите!

– В системе ЕМИАС максимум запросов, к какому специалисту Смирновы обращались за медицинской помощью.

– Ищите тогда медика!.. Если я помог вам, Александр Николаевич, информацией о Мире Утешиной, ее нахождении в Жмеринке, я рад. Я прямо воображаю, как неизвестный серийный убийца пробирается в интернат, чтобы  убить мать Смирновых. Он, наверное, в маске. Пробирается ночью. Тряпкой с хлороформом усыпляет охранника. С предосторожностями входит в палату. Товарка Смирновой спит. Из лотка на сестринском посту убийца украл шприц. Он вводит содержимое в трубку капельницы. Бабка просыпается. Ничего не понимает. Вне себя. Начинает вопить нечто неопределенное. Убийца выволакивает ее в коридор и выбрасывает в пролет лестницы. Я прямо вижу здесь замаскированного клинического ординатора или аспиранта Дениса Арнольдовича, решившего уничтожить Смирновых, чтобы отмыться их крови, генов. Идите… к Арнольду Оскаровичу.

– Мы знаем, куда нам идти, Пантелей  Евстахиевич. Спасибо за информацию об Утешиной. Откуда вы знаете, что Арнольд Оскарович тоже сын Гундермана?

– Отчество – Оскарович – в заблуждение меня не ввело. Разведка и у меня есть.

– Испытываете вы меня что ли, Пантелей Евстахиевич? Арнольд Оскарович – племянник Гундермана, не сын. Вам это должно быть известно… Хорошо, я тоже вам скажу. На камерах видеонаблюдения фигура убийцы матери Смирновых была женской. Женщина в халате медицинской сестры.

        К Пантелею  Звиру подбежал отдыхающий с вопросом о росте цен.

–  Денис – не Арнольдович, а Антонович! – от машины следственного комитета крикнул Звиру Митрохин.

                                                                                  55

         Родственники к дому Оксаны.  Хозяйка показывала на занавешенные окна:

– Там Глеб Евстахиевич со своей кралей и прячется.

– Долго они не выходят? – спросил Пантелей.

– Почти три месяца.

– Кто продукты доставляет?

– Доставка.

– И вы с Олегом не можете в собственный дом зайти?

– Выходит, что так… Глеб – брат. Родного брата не выгонишь.

– А меня, другого родного брата, ты отважилась попросить помочь через квартал. Я тут, как дурак,  регионы объезжаю, рейтинг поддерживаю, а мне нож в спину родня воткнула! – Пантелей  звонил, потом стучал в дверь особняка. Родственники и охранники стояли двумя группами. Олег “мигрировал от одной группы к другой.”. Он поглядывал на Пантелея с Серафимой и Оксаной, желая подойти, но  его не звали.

– Брат, открывай! – крикнул Пантелей.

            Дверь открыл поправивший, с отекшим лицом Глеб. Он был в домашнем пестром халате и тапочках на босу ногу.  Почти оттолкнув брата, Пантелей  вошел в дом. В зале стояла с округлившейся талией Станислава Ходченко.

– Работу в Кредитном банке завалили. Уединились: персональный менеджер и банковский VIP – клиент. Пьешь?!. Забыл, что я тебя, вместо себя, Глебушка, продавил в председатели правления?

– Это мой выбор, Пантелей.  Если мы закрылись от мира, значит, нам так лучше!

– Пантелей Евстахьевич, Гаятама Сакъямуни… – начала Станислава.

– Пошла вон! – отрезал Пантелей.

– Я вижу, брат, у тебя одна библиотека: читать санскрит на заднице своей пассии. Она перевела тебе, что у нее на пояснице выколото?

– Пантелей, позволь переговорить с сестрой. Надеюсь, Оксана нас из своего дома не выгонит. А, сестра?

            Оксана задохнулась от гнева:

– Я не на всю жизнь пускала тебя сюда, Глеб. Ты не в критической ситуации, чтобы здесь безобразничать, пить мое вино…

– Я тебе заплачу.

– Мне платить не надо, Глеб. Просто уйди.

         Глеб огляделся:

– Хорошо. Мы со Стасиком уйдем, если вы так настаиваете. Но учтите, ваше поведение, Пантелей и Оксана, поведение… не по родственному!

– Мозг включи, Глеб! – сказал Пантелей. – Приведи себя в порядок. Поезжай в банк. У нас новые неприятности. Насел Митрохин. Следствие роет предполагаемое убийство Юлии Викторовны –  матери Смирновых.

– Про эту байку я по телеку слышал. Мой бывший тесть – Гундерман охвачен сенильным бредом преследования. Проецирует на себя чужие опасности. Гундерман  заказал неоправданное  следствие по ожидаемой смерти его бывшей жены. Сколько ей жить? Уже неприлично жить в том возрасте, что он и его бывшая.

– Юлия Викторовна – чересчур въедливая персона. Она и сама в вечном стрессе жила, и других накачивала. Поссорилась с кем – то в интернате, вот ей аппарат жизнеобеспечения и отключили. Я сама бы ей отключила, будь по – прежнему ее невесткой, – сказала Серафима.

– Страшные слова! – усмехнулся Пантелей. – Интересно, какую смерть ты Гундерману желаешь в ответ на его известное снохачество? Как бы ни было, Гундерман – влиятельный человек. И, если он бредит, другим выгодно делать вид, что он логичен, и в вправе заинтересовывать следствие выяснить обстоятельства смерти матери его детей, сыновей и дочери.

       Пантелей повернулся к Оксане:

– Сестра вызови уборку. Клиниг в студию! Я коммуну бездельников на твоей жилплощади прикрываю. Не будем дожидаться, когда деньги у них на кредитных картах закончатся.

      Глеб пошел за Станиславой. Бросил негодующий взгляд на Серафиму и ее сына Сашу:

– Беременеть и рожать в нашем анклаве дозволено лишь избранницам альфа – самца.

      Станислава Ходченко отстранила Глеба, вышла к остальным:

– Ваше дело подозревать меня в меркантильности, когда на свет смотрите через призму банковских билетов. Но то, что в вашей семье происходит, перешло в паранойю, фарс. Моя девичья фамилия – тоже Смирнова. Для вас это имеет сакральное значение. Вы, Звиры, сошлись со Смирновыми в смертельной, взаимно спровоцированной склоке, где любые средства хороши. Прямо тотальная война Монтеки и Капулети. Звиры, вы проигрываете. Ваша фамилия редкая, а Смирновыми разве что собак не называют.

– Станислава Давыдовна, не надо так горячиться, – язвительно сказала Оксана. – Вы – беременны.

– Беременна, и горжусь перед чужим бесплодием! На моем заду под трусами на санскрите написано, эта надпись интригует вас: “Только любимому”.

– Не спускай трусы низко, чтобы зазывалки пляжу не бросать! – продолжала Оксана.

– Хотите вы того или нет, я люблю Глеба. Я – Смирнова в девичестве. Зовут меня Станислава, но отчество – не Давыдовна.Вячеславна.

– Мы давно поняли, что ты без отчества, а в банк пошла работать и просочилась в VIP отдел по зову сердца. Призвание и случай тебя вели.

– Какие вы злые! Купаетесь в злости и ненависти. Боитесь и ненавидите Гундермана, потому что он умнее и удачливее. Не погряз в криминале, как вы!

– Повторяю: иди отсюда! Забудь дорогу в дом, куда тебя не звали, куда ты бессовестно проникла. Или я обращусь в полицию на незаконное проникновение. Видит Бог, как я долго терпела твое присутствие в моем доме ради брата!

– Вызывайте полицию. Чего же вы? По приглашению вашего брата в ваш дом я пришла. Как гражданская жена его, беременаая его ребенком.

–  И я скажу…  – задыхалась от неголования Оксана – ..что ты убила жену Гундермана!

– Обратитесь к Арнольду Оскаровичу. Серафима Ангелантьевна покажет вам дорогу в Алексеева или Ганнушкина.

        У ворот особняка Пантелей развернул таджика в униформе с коробом доставки. Сунул курьеру в нагрудный карман денег, оглядел велосипед, похлопал по плечу:

– Здесь пиццу больше не едят.

         Поехали в машине.

– Зря вы придираетесь к Станиславе Вячеславовне. Она действительно пришла со мной. Ко мне, – сказал Глеб. – Станислава живет с родителями.

– Станислава Вячеславовна следовало быть более щепетильной. Онане могла не знать, что находится не в принадлежащем не тебе доме, а в доме нашей сестры, – посмотрел Пантелей на Станиславу, угрюмо сидевшую рядом с водителем.

– Бывшая моя жена, Анна Саакова ,забрала мой дом по суду.

– Лапшу не вешай!  Дом бывшей жене ты по дарственной сам отдал накануне ареста…Сечас твой дом переоформлен на твою растущую дочь от Сааковой – Машу… Чего ты ко мне не попросился жить, если у тебя, брат, любовь?

– Ты был в отъезде.

– Не в пустыне живем. По телефону мог изложить, а не сестру напрягать. В молчанку все играете. Спросить, что ли, стесняетесь? Меня боитесь? Не съем!.. Сняли бы квартиру. Какие – то пьяные решения! – Пантелею не нравилось выражение лица Станиславы. Она порывалась что – то сказать. – Пусть Станислава Вячеславовна пересядет в другую машину.

– Я и сама хотела выйти!

        Машина остановилась. Пантелей вышел и открыл Станиславе дверь. Та выскочила. Хлопнула дверь. Глеб нагнал Станиславу у джипа охраны:

– Они все придурки! Я позвоню тебе.

         Станислава вывернулась от Глеба. Подняв руку, выбежала на обочину, чтобы ехать на такси или автостопом. Глеб печально пожал плечами. Виновато пошел к лимузину.

                                                                                 56

       Пантелей и Глеб сидели у Гундерманов. Маша с Сашей играли в “Монополию”. Саша проигрывал. Он еще “покупал дома”, а Маша уже “строила отели”.

– Мы будем рекомендовать нашим менеджерам ваши компании, – обещал Пантелей .

– У меня паи в компаниях, не нуждающихся в рекомендациях. Они на слуху, – вяло, почти безразлично отвечал Гундерман, отхлебывая зеленый чай без сахара.

– Инвестиционное страхование жизни?

– У меня 20% рынка.

– Что вас интересует, Давыд Семенович?

– Братья Евстахиевичи, – насмешливо сказал Гундерман, – невозможно убить всех людей, которые нам мешают. Тем более, сделать это незаметно. Я прошу вас остановиться.

– Но чтобы остановиться, мы должны быть виновны.

– Не знаю… Вы могли бы дать джентльменское обещание, что с головы моих родственников более не упадет волоса.

– Если за вашими родственниками охотятся, это не мы.

– Вы меня не любите, этого достаточно. Остановите тех, кто идет за мной.

– Я не понимаю, – вспыхнул Глеб, заметивший, как Анна Саакова прошла к детям с тарелкой пирожных, – как можно трактовать смерть вашей бывшей супруги, чему мы весьма соболезнуем, как начало серии по устранению вас и ваших родственников… Вас не шантажировали?

– Нет. Убийство должно быть внешне немотивированным, чтобы его труднее или невозможно было раскрыть.

           Анна поманила отца. Гундерман вышел в соседнюю комнату. О чем – то зашептался с дочерью.

– Гундерман хочет нас сделать виновными. Держать в подвешенном состоянии. Жить и бояться, чтобы со здоровьем и жизнью его самого и родственников ничего не случилось. Виноват будет кто – то другой, стрелки переведут на нас, – сказал Пантелей.

– Тише, – приложил палец к губам Глеб. – Здесь, скорей всего, видеокамера.

– Прикрой пот рукой, чтобы артикуляция не читалась…  А вообще, ну, его к черту! Пусть видео пишет.

– Гнусно, что он нас, уважаемых, состоятельных, влиятельных людей, опускает до какого – то криминального базиса.

– Да, он просто смеется над нами! Чего мы к нему пришли?!

           Вернулся Гундерман.

– Давид Семенович, вы вернулись с таким таинственным видом вернулись, будто династический брат для примирения наших семейств предлагаете, – Пантелей  насмешливо поглядел на Машу и Сашу, игравших в “Монополию “.

– Мы живем в таком зыбком мире, – сказал Гундерман, – что можно отказаться от договора дарения, пересмотреть завещание… Надо создать общее гарантированное хранилище относительно долговечных вещей.

– Долговечных вещей? Совести что ли? Истины? – глаза Пантелея смеялись.

– Выиграла! Выиграла! – закричала Маша.

            В зал вошли Анна, Маша, Саша, Митрохин.

– Нашей совместной собственностью станут произведения искусства. Выкупленные из-за рубежа шедевры.

            Анна, знавшая твердое слово Звиров, захлопала в ладоши:                                            61

– Отдельный зал в Третьяковке или (и) в Эрмитаже.

– Библейские сюжеты.

– Старо!.. Современные цифровые мастера. Если на “Кристис “ заплатить биткоинами, осветят мировые СМИ.

– Одна из картин упадет тебе на голову! – погрозил Анне пальцем Гундерман.

– Чего вы так обрадовались? – спросила Маша. Дети заразились непонятным восторгом взрослых.

– Наконец подписан акт Молотова – Риббентропа, – подытожила Анна Саакова.

            Маша уступила. Глеб под взглядом Митрохина посадил дочь на колено.

– На выставку возвращенных шедевров придет народ, –  сказал Митрохин.

            Анна смотрела на детей:

– Дети, любите друг друга.

                                                                               57

       В филиале Третьяковки на Крымском валу открывалась выставка возвращенных шедевров прошлого века. Почти пятьдесят картин выкупили холдинг Гундермана и Кредитный банк. Перед бомондом и съемочными группами телеканалов  порывался выступить Глеб Звир, но его стащила с помоста Анна Саакова, не успел он обратиться к собравшимся: “Дорогие коллеги! Разрешите представить выкупленные деловым миром утраченные ценности нашей страны…”

– Ты что?! Тебе нельзя! Ты же сидел! – Анна мило улыбалась журналистам.

        На место Глеба вышел Пантелей, встреченный аплодисментами. Анна искала глазами скромно стоящего седенького худенького старичка – своего отца.

– А брату можно?.. Ну и гадость я устроил твоему отцу – Давыду Абрамовичу.

– Семеновичу.

– И мужу твоему – Митрохину.

– Что ты натворил?!

– Митрохин попался, когда кейсы с деньгами по думовским кабинетам разносил за лоббирование интересов твоего папы  холдинга. Жди отстранения и посадки мужа. При обыске у тебя на квартире еще и воровской общак найдут.

– Ты с братом отца сдал?! Это же был общий проект: слияние и поглощение производства сельскохозяйственных удобрений…

– У нас Фемида без повязки. На самом верху, – Глеб указал пальцем вверх, – твоего отца хотят свалить. Конец империи, включая твой телеканал. Присматривай новую работу.

– Не полагаешь ли ты, Глеб, что посадка Митрохина вернет тебя на мое ложе? – насмешливо спросила Анна, краем глаза следя за съемкой.– Ты со своей операционисткой живи! Станиславой! Ты мальчика или девочку ей рожать заказал.

– Мальчик скоро будет.

– Красивый, как ты, и умный, как финансовый колледж – образование твоей жены. У нее высшее образование хотя бы есть?

– Я проситься к тебе назад, Аня, не собираюсь. Ты через меня к брату хотела подобраться. Чего он вам всем, бабам, дался? Мы с Пантелеем, как близнецы, из итальянской комедии.

– Дамы чувствуют нюансы, – Анна похлопала по наросшему за период самоизоляции животику Глеба. Анна отодвинула Глеба, потому что на помост вышел ее отец. Он скромно раскланивался. Анна, видимо, верила в его “непотопляемость”. За спиной Гундермана на стенде виднелись логотипы известных рекламодателей, включая Кредитный банк и его холдинг “S” – “Система”. При съемке в профиль открывался ряд полотен. Первая, довольно известная – “Девочка на трубе у танка”. Анна интенсивно захлопала.

          Глеб заметил, что одну из видеокамер телеканала Сааковой оператор поставил на подзарядку. Подошел и незаметно выдернул шнур.

                                                                                                                                                         6 2

                                                                              58

                    Оксана и Олег приехали к Константину в психбольницу.

– Не убивал я бабушку и дедушку, – клялся Константин. – Мама, забери меня из психбольницы. Я все осознал. Больше не буду!

– Еще побудешь в больнице, сынок! – сказал Олег. – Для твоего здоровья. стараемся

         Константин удивленно посмотрел на Олега, впервые назвавшего отцом. Константин не знал о свежей договоренности Пантелея Звира и Олега Смирнова.. Главное, что беспокоило, его, Константина, в психбольнице “ держат“, где он “только спит”, где “плохо”, “по ночам кричат”.

           Оксана увидела идущего по телефону в белом врачебном халате Дениса и махнула ему. Денис нехотя подошел.

– Что здесь делает пациент? – с нарочитой строгостью спросил он про Дениса в больничных полосатых штанах и сорочке.

– Ты не знаешь! – с обидой отвечал Константин бывшему другу.

– Денис…

– Арнольдович.

– Паспорта я твоего не видел, – сказал Олег. – Ничего, что на “ты”?

         Денис промолчал. Он держался “доктором“.

– Наше посещение и по вашу душу. Что случилось с моей мамой в ПНИ?

– Со Смирновой?... В Паллиативном центре? Мы Паллиативный центр при больнице “ПНИ” называем. Центр по уходу… Я в тот день там не дежурил.

– Какие соображения, кто ее убил? – с подозрением спрашивал Олег.

– Кому выгодно, то и убил, – мрачно пошутил Денис. – Откуда я знаю, кто убил Смирнову. И убил ли ее кто – то вообще. Человек на восьмидесятом году жизни.

– Давыд Семенович бодрячком.

– Он ее моложе. И у каждого свой биологический возраст. Давыда Семеновича молодит цель, а бывшая супруга его сдалась. Она у нас оказалась не из-за соматической ослабленности, а в связи с деменцией, слабоумием.

– Так кто же мог убить ее в вашем отделении?

– Олег Давыдович, и я, и мой отец, Арнольд Оскарович, присутствовали на вскрытии. Заключение: смерть наступила от сердечно – сосудистой недостаточности. Я вам ничего не говорил, поскольку это врачебная тайна. Ни отравления, ни передозировки назначенных препаратов, ни падения с высоты, о чем судачили… Что же касается убийства, Олег Давыдович, то в наше время убивают не люди, а деньги. Если Юлию Викторовну заказали, то исполнитель не столь важен. Интересен, кто платил.

        Денис с деланной эффектностью повернулся и ушел. Его модный белый халат скрылся за пластиковой дверью.

– Денис – псих, – сказал про доктора его бывший друг, глядя в глаза Олегу. – Не удивлюсь, если убийца вашей матери он.

      Константин ушел, унося принесенные ему продукты.. Олег и Ольга еще некоторое время сидели в комнате для свиданий.

– Глеб нам не конкурент, – сказал Олег. – Я чуть от смеха не лопнул, когда его из нашего дома выковыривали. Зависал со своим банковским менеджером и “тенями предков”. Я уверен, что проектор с изо родителей он не раз запускал. Своей показывал.

– В случае смерти Пантелея, нам бы не промахнуться.

– Поэтому я у него и работаю. Унижался бы я без надежды.

– Гундерман тебя сыном признает? – спросила Оксана.

      Олег покривился. Не ответил.

– С Фимой Пантелей не расписался. Так что права ее и их сына на имущество Пантелея  вилами на воде писаны.    На генетической экспертизе Фиме настаивать гордость не позволит.

– Это нельзя исключать, – сказал Олег.

– Поехали у юриста проконсультируемся. В общем спросим, не называя имен, без конкретики.

– Уже не рез спрашивали.

– Поехали. Я хорошего юриста нашел. Рекомендовали!

                                                                                 59

       Глеб и Пантелей лежали рядом на высоких топчанах. Им делали массаж “до полного удовлетворения”. Глеб рассуждал:

– Тебе надо жениться, брат, или тебя убьют.

– А тебя операционистка не съест?.. Бежать надо брат. Отмыться от этой жизни. Порвать все связи и уйти, спрятаться.

– Я прятался. Вы, родня, меня из скорлупы вытащили.

– Не в Москве надо остров искать.

– Заграницей?

– В Украине, Белоруссии, в России. У своих, но не родных. И вне зоны действия сети. Чтобы не нашли. Я все больше склоняюсь бежать. Заколебала рутина. Каждый день одно и то же, и противно сердцу. Надоело приспосабливаться. Учитывать людей. К черту! Жить одному трудно – случись что. Жить с тобой, братом.

– А родители?

– За ними сиделка ухаживает. Мы – то что? Приехать – поулыбаться. Пообниматься. Надо сиделке вперед на полгода заплатить, чтобы родители не расстраивались.

– А любимые?

– Ты уверен в наших бабах? Будь мы в них уверены, женились бы.

– А дети?

– Детей, как и родителей жалко. Жалко и богатства, удобств. Надо осмелиться резать по – живому...Ты на Оксанкиной даче пробовал.

– И я про то.

– Я же тебя искал, а теперь мы вместе. Ты – уже тренированный. Я – нет.

– Не знал, Пантелей, что ты на эскапизм способен.

– На эскапизм всякий способен, не всех есть средства для осуществления побега. И я, и ты в другом тренированные. Оба убедились, что и в тюрьме есть жизнь. И там, заметь, мы жили с обрезанными привязанностями.

         Через четыре дня поезд нес братьев Звир в сторону Владивостока.

– Бросил? – спросил Пантелей.

– Бросил, – отвечал Глеб.

          Речь шла о мобильных телефонах, брошенных в туалет поезда с отсоединенными батареями и симками. Братья радовались, как дети, кушая курицу в купе СВ. В окне проносилась Россия. Сначала хотели выйти сразу за Уралом, в Шадринске. Но и это показалось близко от обеих столиц.

                                                                            60

     Отъезд братьев Звиров подвиг расширенный семейный совет.

– По кино заказов нет. Я переключился на литературу, – говорил Денис своему названному отцу Арнольду Оскаровичу. – Пишу историческое эссе о сотрудничестве Александра Невского с Золотой Ордой.

– Ново!.. Такое обязательно напечатают.

– Это я Смирновых пригласила, – объяснила Оксана.

       За столом, кроме Оксаны, сидел ее  муж Олег, выпущенный из психбольницы Константин, Серафима Ангелантьевна с сыном Александром, Святослава Вячеславовна Ходченко, беременная на девятом месяце, Давыд Семенович Гунлерман, Анна Давыдовна Саакова с дочерью Машенькой и третьимпятым мужем Александром Николаевичем Митрохиным, Элла Леонидовна Звир, Евстахий Николаевич Звир. Кроме Дениса, Арнольда Оскаровича сопровождала его жена Елена Владимировна с совсем маленькой Яночкой.

      Оксана оглядела собравшихся:

– Ждем шесть месяцев. Если Пантелей и Глеб не сыщутся, будем решать вопросы собственности.

      В незакрытую дверь вошел Птусь.

                                                                                 61

      Глеб и Пантелей поднялись по заснеженным порожкам Читинского областного строительного управления    Антон очень обрадовался пришедшим, предположив, что братья приехали с проверкой. Пантелей , никогда не пивший вовсе, остановил руку Антона, наливавшую алкоголь. Братья переглянулись, и Пантелей сказал, чтобы Антону было понятно:

– Спрятаться нам надо.

        По дороге Антон показал мост, который строил. Антону помогал молодой человек. Женщин вокруг них видно не было.

       Антон отвез братьев на далекую заимку, используемую туристами в переходах. Там хранились запасы крупы, консервов, чая, сахара, соли, дров и воды.  Мыши почти ничего не тронули. А вот вода замерзла. Антон пояснил, что подобные избушки стоят по всему туристическому маршруту. В летнее время не используются. Поскольку братья хотели забраться совсем в таежные дебри, Антон свел братьев  с жителями соседней деревни, беззубым сухоньким старичком и его внуком, мальчишкой восьми лет.

      Огибая лес, ехали по снежной пустыне. Собаки с лаем, визгом, возней тащили сани. Глеб завернулся в доху, заснул на соломе. Пантелей  приглядывался к деду, передавшему вожжи и стрекало внуку.

– Дедушка, а ты меня не знаешь? – спросил Пантелей.

– Никогда не видел, отвечал дед, пытаясь курить на сильном ветру.

– Да не Косой ли ты, или Кривой, с которым мы лет двадцать здесь, в Читинской области, ПАЗик с зарплатой золотодобытчикам грабили.

– Ты чего путаешь, молодой человек! Никогда подобным не занимался. Всю жизнь живу честно. Столярничаю.

– Столярничаешь? Это хорошо… Насчет честности, так все мы относительно честные. А вот глаз у тебя один!

      Дед отвернулся.

– Как тебя  зовут тебя, дед?

– Это тоже не твое дело. Везу и ладно.

– Хорошо. Экий ты недружелюбный! А как малого твоего зовут?

– Вовка.

         Справа по лесу Пантелей увидел блуждающие огоньки.

– Что такое, дед?

– Верховой огонь идет. Пожар.

– У вас и зимой лес горит.

– Как придется.

– Огонь нас – то не сожжет.

– Верхами пройдет. Внизу – снег.

        Подъехали к заимке, располагавшейся у подножья утеса над обледеневшей речкой. Стали выгружать закупленные припасы. Пантелей наказывал деду никому не говорить, куда и кого отвез, два раза в неделю привозить из деревни продукты.