Текст книги "Средняя степень небытия (СИ)"

Автор книги: Александр Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Первая Софья неожиданно выпрыгнула из-за плеч уверенно, но не быстро плывущего Валерия, обратила к нему разгоряченное дерзкое лицо:

– Папа, а почему милиционеров ментами называют?

– История вопроса долгая.

– Хорошо. Пойдём с другого бока. Что ты сейчас расследуешь?

– Понимаешь, дочь. Оперуполномоченным приходится вести несколько дел одновременно. С разным успехом.

– А убийство Царя Липецкого ты ведёшь?

– Откуда ты про него знаешь?

– Я первая спросила.

–Им занимаюсь не я один. Это дело сложное.

– Чем же оно сложное?

– Не совсем обычное преступление. И задействованы крупные интересы.

– Чьи? Япончика?

Валерию становилось всё более не по себе, будто кто-то забрался внутрь и копался там.

– Дочь, мы так давно не виделись! Неужели у нас нет другой темы, кроме моей не совсем приятной работы?

– Просто я изучаю тебя, папочка. Я же тебя два десятка лет не видела. Мне интересно.

Они поплыли рядом. Периодически приходилось прижиматься к боковым бортикам, чтобы пропустить других плывущих.

– Свою работу ты назвал неприятной?

– У меня ощущение будто я на допросе.

– Можешь не отвечать.

– Чем-то приходится зарабатывать на хлеб.

–Понятно, ты из тех, кто умрёт от голода когда не станет бандитов… Вообще мама мне говорила, что у тебя более романтическая профессия…

– Какая же?

 – Частный сыщик.

– Это  было давно и неправда. Моя деятельность на этом поприще оказалась мало успешной.

Одну дорожку от другой отделял трос с нанизанными пластиковыми кольцами. Вторая Софья повисла на тросе, поджидая отца с первой дочерью. Глаза её буравили Валерия.  Она слышала обрывки разговора и с вызовом приготовилась вмешаться.

– Папа, ты лучше расскажи, что может ваша милиция!

– Что-то она всё-таки может.

– Может та служба, что засев в кустах, полосатыми палками выбивает деньги из водителей? Я поступала на юридический. Я знаю. Вся ваша служба только и ждёт признательных показаний. Без них никуда.

– Отчего же? Показания – лишь часть доказательств.

– А вот если я, папа, приду в милицию и скажу, что это я убила Царя, что тогда все решат?

– Не дури, Софа, – сделала замечание Софье подплывшая Соня.

– Я лично решу, что это самооговор и направлю тебя к психиатру, – сказал Валерий.

– Зато твоё начальство жадно ухватится. Достаточно заявления, а доказательства найдутся. Через полгода я буду за колючкой!

– Смотрите, мамы дерутся! – закричала первая Софья.

Из мегафона дежурного донеслось:

– Женщины на шестой дорожке в белой и розовой шапочках немедленно покиньте бассейн!

– Мама, ну что ты! Перестань! – кричали Софьи и Валерий, растягивая дерущихся, колошматящих друг друга по головам. Через пару минут жены стали  успокаиваться; отвернувшись, поплыли на выход.

– О твоём поведении, Степанов, я буду разговаривать с Данилой Евгеньевичем. Я так это не оставлю. То, что случилось, ты спровоцировал, зазвав нас в бассейн, – объявила Нынешняя.

Все молчали. Совместный поход в бассейн явно не удался.

В раздевалке ящик с одеждой открылся сразу. Валерий уже забывал трудности связанные с его закрытием. Посушив волосы. Он вышел в вестибюль подождать женщин. Когда они уехали, теперешняя жена и вторая Софья – в одну сторону, бывшая жена, первая Софья и Соня – в другую, Валерий сделал вид, что забыл часы. Он вернулся в здание бассейна. Прошёл в женскую раздевалку и, показав удостоверение сотрудника милиции, описав служительнице своих женщин, попросил показать ящики для одежды, которыми они пользовались. Служительница не была уверена, что точно помнит не так давно ушедших посетительниц и их ящики.  Хорошо она запомнила только Соню, у которой ящик был сломан и ей пришлось переносить вещи, и ещё бывшую Софью, которой объясняла, как закрывать дверь. Валерий с запасом переписал коды на внутренних сторонах дверей тех ящиков, куда могли складывать свои принадлежности многочисленные Софьи.

    Данила Евгеньевич смотрел на Валерия строго и неприветливо:

– Ну что, человек, запутавшийся в Софьях, твоя благоверная уехала. Жалуется, что ведёшь ты себя одиозно, издеваешься именами над людьми…

– Женя, перестань. Не лезь в бред, в котором я живу, – вздохнул Валерий.

Данила Евгеньевич ударил ладонью по столу:

– Ну, знаешь! Это не совсем твоё частное дело. Ты тень на плетень бросаешь… Ты сотрудник внутренних органов, или как?!

Валерий счёл за лучшее потупиться.

 – А если она дальше пойдёт! Э-э-э -!! – Данила Евгеньевич махнул рукой. – Мне час как из Смольного звонили. В администрации дело Царя Липецкого тоже на контроль взяли.

– С чего бы?

– Шумно очень. Средь бела дня, в центре города. У тебя сдвиги есть?

– Будут.

– То-то и оно, будут. Как твой практикант, американец круженный?

– Не круженный, тихий он.

– Имя ещё у него собачье. Гир?

– Дик.

– Вот-вот. Не позорь меня перед иностранцами. Завтра же что-нибудь по делу Липецкого на стол мне клади… Иди, специалист по именам!

Валерий вышел. Ему и самому всё больше казалось, что дело в именах.

   Выйдя на проспект, Аристарх нацепил на нос пенсне.

– Вот уж не думала, что ты очки носить станешь, Аристарх! – заметила Софья.

– Слеп, становлюсь, как крот, лишь подле себя вижу, – беззаботно отвечал Аристарх. – Ты баронессе, Софьюшка, про внучка её, сироту, намекала?

– Нет, не решилась, хоть и знала.

– А зря, может она б с тобой по-другому разговаривала… Я ещё у дел был, когда Центральный Комитет его в Германию отправил. Съезд там прошёл, так что скоро с деньгами или бомбой вернуться должен.

Аристарх и Софья спрыгнули с конки в квартале до весёлого дома баронессы. Софья осталась ждать, а Аристарх, подняв воротник пальто, быстро пересёк улицу.

Накрапывал редкий дождик. Софья устала ждать, зашла в булочную, посидеть, попить чаю. Аристарх разыскал её там. Выглядел он довольным. Заказав и себе чаю, Аристарх, ежась, вытянул руки над плитой шумевшей печи.

– Баронесса сначала ни в какую. Но потом, когда  я намекнул. Что кое о чём про её Серёжу осведомлен, смягчилась. Но злоблива старуха! Чуть не с кулаками на меня набросилась. Как я имя организации, которой ты, Софьюшка служишь, произнёс.… Вытащите оттуда Серёженьку, вытащите, зелёный он! Я пообещал бабульке Серёженьку от криминала удалить, за то она должна тебе крепко помощь оказать. Находиться у неё ты больше не сможешь. Сильно засвечена ты там. Обещала бабуля спрятать тебя в другом тёмном месте, как понял я, в опиатном притоне. Встреча сегодня в девять вечера у памятника Барклаю – де – Толли, у Казанского Собора.  Кстати, можешь порадоваться. Резаный офицер жив. Наврали газеты. Голову на бок будет носить, а так ничего. Дело твоё он ведёт.

–  Аристарх, я всё одно думаю. Чего ей от меня нужно?

– Двойнице твоей?... А что если ничего.

– Она что, сумасшедшая?

– Напротив, очень умна. Понимаешь, чтобы страх ты животный испытала, преследованию следует быть безмотивным. – Ты её раньше у Андрея не видела? – неожиданно спросил Аристарх.

– О чём ты?

– Прости, но, о том, не могла ли она быть любовницей Андрея?

– Сейчас получишь по щекам!

– Я же попросил прощения.

– Если б она была любовницей Андрея, я бы об этом обязательно узнала. Что бы завязать отношения требуется время. Я от Андрея не отходила и никого похожую на неё никогда не видела.

– Последние два-три года… А до этого? Не могла ли она прийти из прошлой жизни. Возможно, она была у Андрея раньше. Узнала о твоём существовании и из ревности взялась мстить.

– Выходит Андрей, будучи представленным Софье, а потом, подыскав ей двойника в лице меня, знал уже женщину очень похожую на нас обоих?

 -В этом нет ничего удивительного. Мужчина или женщина всегда ищут один тип партнёра. Одна знакомая рассказывала. Когда родной брат познакомил её с новой женой, она была так похожа на предыдущую, что та подумала, что он не вновь женился, а сошёлся, и еле удержалась, чтобы не поздравить с примирением… Признайся, ты любила Андрея?

На глаза Софьи навернулись слёзы:

–… Любила… и завидовала той… Софье. Но я ничем не выдавала своих чувств. Я знала, у нас великая борьба. И я лишь двойник, моя задача погибнуть вместо руководителей.

Аристарх погрозил Софье пальцем:

– Смотри, так ли Софьюшка?! Хоть и сам я первый сказал, что в тюрьме настоящая Софья и признаться тебя в двойниках потребовал, сомнения у меня остались… Как же получилось, что не сработала ваша  революционная система, арестовали всё-таки настоящую Софью, а не тебя?

– Так получилось, ничего не поделаешь… Хотя настоящая Софья и не была на канале, из-за предательства сумели арестовать именно её…

– И тогда появилась Третья.

– всё-таки она появилась раньше… Теперь мне кажется, ещё до канала я пару раз  видела её. Она будто мелькала в толпе.

– Как она выглядела?

– Она одевалась, как я. Держалась всегда далеко, чтобы сходство казалось полным. Близко я могла бы найти отличия, двойники никогда полностью не идентичны. Чтобы сбить её с толку, я старалась каждый день менять туалеты, но она будто читает мои мысли. Впрочем, в какой-нибудь мелочи она не поспевала за мной.

– Ты кому-нибудь говорила о её появлении?

–Никому. Я хотела сама всё узнать. Мне неловко было спросить у товарищей, вдруг они это специально устроили.

– Зачем?

Софья пожала плечами:

– Теперь я понимаю, что поступила глупо. Надо было спросить.

– Она не пыталась вступить с тобой в контакт?

 – Наоборот. Если я шла к ней, она ретировалась. Как я поняла, задачей её было запугать меня. После покушения на полицейского офицера, открылось, что она пытается скомпрометировать, подставить меня, уничтожить чужими руками.

– Крепко чем-то досаждаешь ты ей, Софьюшка, одним своим существованием, – пробормотал Аристарх.

– Совсем недавно ещё одна мысль поразила меня. Я так страстно не хотела, чтобы офицер, преследовавший меня, оказался мёртв, что слух о его смерти оказался ложным…

– Не обращай внимания. Страх преследования делает тебя мнительной.

Подошёл, гнусно улыбаясь, долговязый целовальник с полотенцем через плечо:

– Есть важное, что сказать господам…

Аристарх выразительно посмотрел на Софью. Софья раскрыла портмоне, дала целовальнику пятьдесят рублей. Тот взял, оглядываясь по сторонам, и  продолжал молчать. Софья достала ещё две бумажки по сто. Целовальник быстро сгрёб деньги в карман штанов.

– Люди в штатском на входе вами интересуются.

Целовальник дал понять, что нужно следовать за ним. Через пекарню он вывел Софью и Аристарха на улицу. Минутой позже в булочную вошли два шпика.

     Притон оказался на Васильевском острове в помещении заброшенного арсенала. Многочисленные пустые огромные помещения переходили одно в другое глубоко под землёй. Сверху располагались склады купца Кошкина, фигуры подставной, за которой прятались истинные держатели заведения, люди известные, благородных фамилий. Из складов внизу вела крутая винтовая лестница, преграждаемая тяжелым персидским ковром, отодвинув оный вы попадали в каморку привратника, собиравшего плату. Юный Харон в мятой тройке с наглыми прыгающими глазами. Отказавшись от дурного обыкновения давать сдачи не имел разменной монеты.  Передав оболы, вы, собственно говоря, и переходили Стикс. На грубо сколоченных оттоманках возлежала санкт-петербургская аристократия, предававшаяся курению опиума. Пагубная привычка не делала различия между полами, не выбирала возрастов. Уникумом показывали тут старуху восьмидесяти восьми лет, прокурившую миллионное состояние, взбешённые наследники, внучатые племянники, чуть не придушили бабуленцию прямо в притоне, бросили однако, сообразив что уже нечего взять. Завсегдатаи рассказывали о сумасшедшей мамаше, совавшей мундштук в уста грудного младенца.  Задачей упакованных в жёлтые туники с алой застёжкой на груди служительниц, одной из них временно сделалась и Софья, было подсыпать опиум в дымящиеся плошки, подливать воду в кальяны, сообщать сновавшим харонам, аналогичным привратнику, о дополнительных заказах зелья. Впрочем, пользуясь беспамятством клиентов, здесь не редко обирали донага. Проворовавшийся персонал прогоняли, но те что воровали, да не попадались, могли работать вечно.

Преодолевая отвращение, Софья не только трудилась, но и ночевала в притоне. Она ждала не дождалась часа, кода преследование полиции поостынет, и она сможет покинуть злачное место.  Аристарх со дня на день обещал принести хорошо сделанный фальшивый паспорт.

Спокойствие придавало одно, никаких половых притязаний со стороны клиентов курильницы, Софья не испытывала. Молодой прыщавый харончик из шестого зала иногда посматривал на неё довольно двусмысленно, но не языка, ни рук не распускал. Софья надеялась, что старуха баронесса Гроденберг, с подачи которой она сюда была помещена, обладала определённым авторитетом, позволявшим ей предостеречь персонал притона в отношении молодой женщины. Софью удовлетворяло, что удовольствие, получаемое клиентом курильного подземелья не требовало партнёра. Путём дыма каждый извлекал веселье из собственного тела без посредников. Использовался физический закон насоса, а не трения, как в физической любви, наиболее Софью отталкивающий. Стыд Софья сознавала, причина стыдливости ей не открывалась. Она не могла выразить её красноречиво. При покушении на её честь мы услышали бы скорее возмущённые междометия, чем речь, достойную образованного человека.

Аристарх явился.

– Паспорт принёс? – торопливо спросила Софья, пробегая мимо с большим куском маковой мякины на фаянсовой тарелке.

– Принёс, – отвечал Аристарх. Софья не заметила, как глаза его как-то странно блеснули.

Когда Софья освободилась, она провела Аристарха в особую маленькую комнату для дорогих гостей, в тот день пустовавшую. На полу стоял низкий диван, на  побеленной стене висел ковёр, поверх скрещенные муляжи сабель. Усевшись на диван, Аристарх достал паспорт, показал Софье. Документ был составлен на имя курганской мещанки Куроедовой  Варвары Саввовны. Софья жадно разглядывала бумагу, способную извлечь её из полицейской погони.

Аристарх  вздохнул:

– Нелёгкое дело выпало с паспортом. Наши фальшивчики под арестом, и уголовных тоже прошерстили. Опять  же вопрос средств … Баронесса опять помогла.

– Не нравиться мне участие этой баронессы.

– Отчего же? Пока её внук в нашем движении, бабка у нас на крючке. Она боится, что мы можем дать информацию о внучке в полицию. Когда же он вернётся из Германии, я обещал уговорить его выйти из организации, де она всё равно разгромлена.

– Не может у старухи появиться мыслей нанять уголовников устранить нас как знающих внука.

– Вряд ли… Она на такую не похожа. Потом из одного шантажа она сразу попадёт в другой, со стороны тех, кто выполнит её заказ… Устал я очень, Софьюшка за эти дни с паспортом, так отдохнуть хочется.

– Отдохни здесь, я тебе чаю принесу.

– Покурить бы мне, Софьюшка…

– Ты куришь опиум?

– Отчего же нет?

– Хорошо. Сейчас кальян принесу, – недоброе предчувствие захолодило у Софьи под сердцем. Она вышла и скоро вернулась с кальяном, круглой коробкой и бледным, как полотно лицом.

–Что случилось, Софьюшка?

– Там опять этот офицер!!

– Что за офицер?

– Тот, что Гелю Гельфман арестовал, потом встретился мне в публичном доме. Теперь он здесь!!!

– Ничего не понимаю, – лихорадочный блеск, что с самого появления в Курильнице сверкал в глазах Аристарха, приобрел необычайную силу, он сцепил пальцы.

– Князь… я слышала, как привратник назвал его князем. Возможно ли, он молодой князь, служащий в полиции? Он затребовал уединенную курильницу, эту. Тебе нужно уйти в общую залу Аристарх.

– Другой нет?

– Нет.

– Послушай, что же делать? – вскочил Аристарх. – Я не могу. Я вхож в литературные салоны, я позавчера был у Стасова.  Меня могут узнать.

– Аристарх, сюда вхожи и более известные люди, которых не то что в литературных салонах знают, но и при дворе. Вот возьми… – Софья протянула Аристарху принесённую круглую коробку.

– Что это?

– Белила. С недавних пор, публике часто, как тебе, неприятно стало находить в курительнице знакомых, ввели обычай предлагать белить лица клиентам общей залы. Если кто друг друга узнал, можно всегда сослаться, что тот обознался.

– Да? Давай, скорей! – Аристарх схватил коробку, подбежал к зеркалу с потемневшим стеклом, висевшему между двумя  драпировками, и густо вымазал лицо.

Софья засмеялась:

– Не хочешь губы помадой накрасить?

– Губы? Зачем?

– Ты очень страшен, на мертвеца похож. С губами я стану веселее? – взяв у Софьи помаду, Аристарх действительно вымазал себе губы. Софья согнулась в беззвучном хохоте.

– Издеваешься, да?

Держа Аристарха за руку, Софья повела его в общую залу номер шесть. Мрачные сводчатые стены уходили к невидимому, терявшемуся в темноте потолку. Один зал  переходил в другой. Звук шагов скрадывали расстеленные ковры. В воздухе витал запах опиума и складской сырости. Пятна плавающих в воде светильников указывали фигуры петербургской аристократии, склонившейся над мундштуками. Кто-то лежал в сюртуке, кто-то во фраке, где-то блистал офицерский эполет, а где-то из-под небрежно откинутого плаща выглядывал церковный крест. Выбеленные физиономии клиентов напоминали жуткие маски средневековых итальянских мистерий. Всюду желтыми гигантскими бабочками мелькали однообразно одетые служительницы, несшие пустые или наполненные кальяны, вазы с шербетом и фруктами.

Мелодично прозвучал гонг. Монотонные жёлтые одежды начали меняться на костюмы маскарадного разноцветья. Софья ярко выкрасила губы и тушью удлинила, сделала раскосыми глаза.  В полумраке притона она мало походила на обычную бледную вымороченую активистку студенческих сходбищ. Софья нагнулась над Аристархом будто бы для того, чтобы поправить подушку:

– Я попросила офицера … князя обслужить другую девушку, – прошептала она.

Аристарх отвечал невразумительно. Под действием выкуренного опиума мысли уплывали в иные, фантастические миры.

– Я видел тут ходил какой-то молодой человек в серой цивильной тройке.

– Высокий, худой?

– Да… и с удивительно пропащими глазами. Ходил тут между оттоманками, будто что-то искал.

– Он меня искал!

Софья отошла от Аристарха и будто бы по делу постаралась проскользнуть мимо кабинета, где обосновался её преследователь. Украдкой отодвинув тяжелый ковер, служивший занавесью, ей удалось заглянуть внутрь. Офицер, это был действительно тот, переодевшийся в штатское, сидел глубоко в кресле спиной  к выходу. В мутном зеркале Софья видела его тонкое лицо с закрытыми глазами. Он посасывал мундштук, с равномерностью маятника выпуская из угла рта длинные струи дыма. Из-под отодвинутого воротника сорочки торчал бинт вокруг пораненной бритвой шеи. Софья опустила край ковра, твёрдо решив, что офицер её не заметил. Само его появление второй раз в тех местах, где она скрывалась, вселяло в неё ужас.

 Обойдя двух трёх клиентов, подсыпав в трубки опиум, вытерев подбородки от слюны, поправив подушки, Софья вернулась к Аристарху.

– Чего он там? – вялым голосом спросил Аристарх.

– Ничего, сидит курит.

– А знаешь, мне лично уже не страшно, что меня здесь кто-нибудь увидит. Наплевать. Я сделался храбрым.

– Аристарх, может хватит тебе курить?

–  Я только начал… Ты сама не пробовала?

–  И не хочу.

– А вот я, если б работал здесь, попробовал бы. Ты же можешь делать это бесплатно. Наш народ любит бесплатно. На халяву и хрен сладок. Попробуй…

– Не хочу я …

– Попробуй.

Нервы Софьи были напряжены до предела. Она заколебалась, не станет ли ей лучше, если она  немного расслабиться. Она сделала одну затяжку, потом другую. Голова её закружилась.

– Затягивайся в себя,… а я тебе свои стихи почитаю, – пробормотал опьяненный Аристарх и начал:

Графиня мне приснились ваши уши,

И чуть полуоткрытый алый рот,

Я помню свечи таяли, но души

          Вверх устремляли резвый свой полёт…

Предупреждаю это элитарно.

Голова Софьи кружилась, она сникла, села рядом.

– Софьюшка, неведомо ли тебе некоей тайны, некоего секрета, что преследуют тебя так все?     – запинаясь, допрашивал её Аристарх.

Уснув, она не слышала. Когда Софья проснулась, она увидела рядом, помимо Аристарха, неясные очертания какого-то безобразного лица. Будто брошенного поверх сутулых плеч. Лицо медленно выявилось. Софья узнала баронессу. Сетку морщин венчал рыжий парик.

– Она знает, она знает, – говорила баронесса.

– Где партийная касса? – спрашивал Аристарх.

– Я не знаю, – монотонно, слабым голосом отвечала Софья.

– Ты должна знать.

– Я не знаю.

– Знает, знает, – твердила старуха.

– Конечно, знает, – согласился Аристарх. – Я тебе подскажу, – расстегнув сюртук, он достал пачку сложенных бумаг. – Земский банк, Дворянский банк…

– У тебя всё есть! – изумилась старуха.

– Тут бумаги на предъявителя. Ценности хранятся в сейфах, но не указаны коды. Она должна сказать нам коды.

– Если у тебя все бумаги, почему ты не знаешь кодов? – старуха  двойник Желябова, но не он сам.

– Желябов знает коды?

– Ещё бы! Он знает всё. Знает всё и Перовская. А между нами, двойниками, на случай провала они разделили тайну.

– Значит, она знает коды?

– Должна знать!.. Говори же!! – ожесточился Аристарх, и что было силы встряхнул Софью.– Желябов, Перовская говорили тебе что-либо?

Софья сначала не понимавшая чего от неё добиваются, наконец, вспомнила. Год назад, придя на сходку, она нашла там большинство товарищей. Курили, горячо спорили, она сидела в уголке, прислушиваясь, не участвуя в разговоре. Желябов предложил чай, после которого она почувствовала страшную сонливость, подобную той, что сейчас. Желябов и Перовская отвели Софью в уединённую комнату, там она уснула, что-то сквозь сон она чувствовала: пользуясь с её бесчувственностью, что-то делают с её телом.

Аристарх жёг ей предплечье свечой. Боль пронзила её, соединилась в сознании с той болью.

– Они выжгли мне что-то … там?

– Где там?

Аристарх с баронессой переглянулись. Они поняли где. Аристарх рванулся к Софье, схватил за подол. Плечом он неловко задел баронессу причинив боль. Баронесса взвизгнула. Рыжий парик слетел. Волосы рассыпались. С ужасом Софья узнала преследовавшую её третью.

Софья лежала не в общей зале, а в одном из маленьких кабинетов на оттоманке. Она не знала, что кабинет свободен, потому что его не обслуживала. Видимо, когда она стала не в себе, её перенесли сюда.

В проеме двери откинули ковер. Софья увидела бледное лицо молодого Харона. Она догадалась, что он тоже связан с происходящим.

– Скорее уходите! – прошептал Харон.– Сюда идет полицейский офицер.

Схватив пятернёй за манишку, Аристарх привлёк к себе Харона:

– Откуда он знает?

– Он выведал!

– Болван!!! – Аристарх развернулся к старухе. Она приобрела прежний вид, и Софья была почти уверена, что из-за опьянения  обозналась, что это баронесса, а не Третья. Опиум совместил их образы.

Аристарх и баронесса быстро вышли из кабинета. Софья не в силах подняться, осталась лежать на оттоманке. Скоро полог отвернулся, вошёл полицейский офицер  в цивильном платье, с забинтованной шеей. В левой руке он сжимал револьвер.

Заглянув во все закоулки комнаты, даже за копию крупной греческой вазы в углу, убедившись, что кроме них двоих никого нет, он подошёл ближе. Софья попыталась подняться.

– Лежите. Лежите, – остановил офицер. Он присел на край оттоманки, сжал руку: – Надеюсь, негодяи далеко не уйдут, квартал оцеплен.

Софья недоверчиво смотрела на офицера.

– Я ваш друг, – сказал он.

– Мои друзья не служат в полиции.

– Не станете же вы утверждать, что ваши друзья – убийцы?

– Мои друзья не убивают, они ликвидируют кровопийц, продажных толстосумов, воровски обогащавшихся, пользующихся властью, платящих трудящимся, которые на них работают, гораздо меньше, чем те того заслуживают.

– А я думал, они убивают людей...Во время взрыва императорского поезда, в деле, где я верю , вы не участвовали, погибли десятки невинных людей, дети… Давайте оставим идеологию. Скажите, кто были и чего хотели, только что бежавшие отсюда эти двое. Согласитесь, они ваши смертельные враги. Ещё минуту, и кто знает, что бы с вами было.

– Ничего со мной не было бы!

– Как вы упрямы!!

Офицер и Софья замолчали, некоторые время молча изучающее разглядывали друг друга. Вдалеке на улице послышались крики и разрозненные выстрелы.

– Они знают, где ваша дочь? – спросил офицер.

У Софьи внутри будто всё опустилось. Конечно же, Аристарх знал!

– Хорошо, я вам расскажу, – покорно сказала Софья.

         После ночной вылазки капитан Борецкий явился на службу на час позже обычного. На Гороховой улице жизнь била ключом. Нося разнообразные бумаги, туда-сюда бегали сотрудники. После вступления на престол нового государя ожидали перемен в руководстве. За отставкой Лорис-Меликова последуют неминуемые чистки сверху донизу, сопровождаемые ревизиями.

Борецкий вошёл в кабинет и застал там другого капитана, Никанора Плюева, известного нам по посещению  публичного дома, где он подстёгивал смелость товарища. Плюев рылся в бумагах, но был остановлен жирной мухой, усевшийся на середину белого листа бумаги. Когда вошёл Борецкий, Плюев остановил его жестом, призывавшим не создавать движений, способных вспугнуть насекомое. Борецкий остановился, а Плюев поднятой мухобойкой нанёс смертельный удар. По листу растеклось кровавое пятно, муху пришлось выбросить вмести с бумагой.

– Опаздываешь, Борецкий, или задерживаешься? – спросил Плюев, опять берясь перебирать бумаги.

–Ни то, ни другое, Никанор Севастьянович. После ночных дел велено на час позже в отделение приходить, – отвечал Борецкий, бросая фуражку и усаживаясь за свой стол.

– Знаю я твои ночные дела! – погрозил пальцем Плюев. Он и Борецкий занимали равное положении на службе, но Плюев всегда держался несколько покровительственно. Он чувствовал себя старше.

– Как улов?

– Взяли девчонку.

– Ту самую, что горло тебе резала?

– Ту самую… – Борецкий сделал невольный жест, будто хотел потереть перебинтованную шею. – Дело очень путаное, не такое простое, как мне сразу показалось.

– Что такое?

– По показаниям задержанной девицы, по паспорту – курганской мещанки Куроедовой Варвары Саввовны, не лучшим образом проявил себя один из наших агентов.

– Некий Аристарх Титыч Истомин, по кличке « Романист». Мы его завербовали пару лет назад после известного случая с взрывом боевиками императорского поезда.  Тогда он числился среди активистов, участвовал в рытье тоннеля под железнодорожное полотно, куда была положена бомба. На Истомина нас вывел ещё один наш прежний агент, позже разоблачённый и умерщвлённый революционерами. Удалось узнать слабую струнку господина Истомина склонность к сочинительству. Твой покорный слуга под видом мецената, поклонника весьма сомнительного творчества, как-то явился к  Истомину, предложил субсидировать издание его произведений. Аристарх Титыч клюнул. На деньги жандармского управления была издана пара истоминских романов, тираж которых вскоре само управление и выкупило, чтобы создать иллюзию успеха. Автор ликовал. Я встретился с Истоминым, показал ему счета на издание книг и их последующее приобретение, где кредитором значилось третье управление. Истомин понял, что если счета увидят товарищи, ему смерть. Жандармерия просто так издавать чьи-то книги, я потом скупать их не станет. Господин попался. Он принял единственно верное решение – работать на нас. Информацию Истомин поставлял ценную. Удалось предотвратить несколько терактов, задержать кое-кого из отъявленных смутьянов. Однако романист, был чересчур плодовит. Деньги на издание его произведений требовались немереные. Он не верил, что весь тираж скупает третье отделение, действительно ограниченное число экземпляров приобреталось частными лицами. В обмен на информацию Аристарх Истомин требовал увеличения тиражей.  Ему отказали, более того свернули и прежнее финансирование. Появились новые агенты. Романиста отодвинули на второй план. Его ценили всё меньше, считалось, что его информация не представляет особого интереса. Обиженный романист заявил товарищам об отходе от борьбы. На нет и суда нет. Как ни странно, выход из боевой организации оказался для него без последствий. Его оставили на покое. Причиной тому мне кажется позёрство, краснобайство, крикливость. Товарищи предпочитали действовать в тайне, а Истомин на общих собраниях имел обыкновение выставлять революционные планы напоказ…

– К чему ты так долго несёшь мне про какого-то писаку? – спросил  Плюев, уже пытавшийся не раз прервать Борецкого.

– К тому, что, во-первых, если бы Романист до сих пор работал на нас, было бы предотвращено последнее покушение на Государя. Во-вторых, Романист начал собственную игру, непосредственно связанную с тем делом, которым мы занимаемся.

– И всё-таки мне кажется Борецкий, ты слишком много внимания придаёшь персоне продажного Романиста.

– Отнюдь нет. В целях своей безопасности, революционеры для руководителей, членов так называемого Исполкома, подбирали двойников, людей убеждённых, пусть менее пламенных, чем оригиналы. В опасные моменты двойники должны были выступать вместо оригиналов, чтобы путать полицию. Так  вот, Романист – двойник Желябова, лидера боевиков, готовившего устранение Государя. Работай мы с ним до сих пор, мы могли многое заранее узнать и про самого Желябова.

– Но ведь полное сходство невозможно!

– Оно и не нужно. Расследование никогда не обладает полной информацией. У нас обычно есть словесный портрет, рисунок, не всегда хорошая фотография. Ни их основании легко перепутать похожих людей, а преступники легко могут создать себе алиби. Или мы                              задерживаем похожего человека, а он упрямо утверждает, что он и есть тот, кого мы ищем, давая тем самым возможность настоящему виновному уйти от ответственности.

– Не двойник ли и та девица, которую ты взял вчера?

– Двойник Перовской.

– Ух, ты! Тогда поздравляю, славный улов.

Глаза Борецкого погрустнели:

– И представляешь, скажу тебе как другу, я хоть и пьян в хлам был, обратил внимание ещё в публичном доме… Эта девица удивительно похожа на Дашу.

– Дарью Ильиничну Крутогорову, ту самую что ты… Как у тебя с ней?

– Никак.

– Я слышал она выходит замуж.

– Да, за Хлебникова Артёма Артёмыча. Что же , он богат, железнодорожный король… Так вот у задержанной девицы поразительное сходство с Дашей. Если б я не знал ту хорошо, я решил бы, что это одно лицо. Эта отличается лишь родинкой. Так вот, сейчас, когда Рысаков дал показания, а другие задержанные стали показывать ещё и ещё, оставшиеся на свободе, чувствуя крах организации, заняты изъятием партийных средств, весьма значительных. Тебе известно, что боевиков подпитывало и германское правительство, желавшее занять Россию внутренними проблемами вместо угрожаемой Франции.

– Велики ли средства боевиков?