Текст книги "Открытие Вселенной - прошлое, настоящее, будущее"

Автор книги: Александр Потупа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Информационный критерий предполагает выделение необычных свойств самого сигнала. Здесь есть несколько уровней сложности. Эволюционная космогония, включающая объекты третьего поколения, способные к автономному движению и аномальные в смысле химического состава и формы, должна допускать и развитие у них сигнальных систем. Искусственные спутники должны иметь связь с запустившими их центрами, и с точки зрения дальнего наблюдателя эта связь выглядит как избыточное излучение на одной или нескольких частотах, причем излучение переменное во времени и определенным образом ориентированное. Переменность во времени, связанная с определенной модуляцией, необходима, чтобы излучение несло какую-то информацию о внутреннем состоянии объекта. Понять характер сообщений, вообще говоря, трудно – они могут быть хорошо закодированы вплоть до практически чистого шума, который в принципе расшифровывается только владельцем кода. В целом ориентироваться на перехват таких внутренних переговоров в проблеме Контакта нелегко. Мощность передатчиков рассчитана на выполнение задач локальной связи, и на достаточном расстоянии шепот искусственного объекта можно просто не уловить.

Все это обсуждение было ограничено моделью космогонии третьего поколения, когда цивилизация-творец создает объекты "для себя", то есть не обращая внимания на потенциальных партнеров. Практически все, что пока совершила земная космонавтика, лежит в рамках этой модели. Следы такой деятельности внутри планетных систем, конечно, можно обнаружить, но сами планетные системы – труднейший предмет астрономических исследований. Объекты третьего поколения гораздо легче найти, если среди них есть нечто равномощное звездам. Но, как мы уже видели в предыдущих главах, гигантизм не обязательное и не лучшее направление эволюции, а, кроме того, самые крупные объекты такого сорта (сферы Дайсона) скорее всего очень трудно отличить от естественных. Поэтому, как ни парадоксально, космогонию третьего поколения нам придется строить неизбежно, зная, что пока надежда проверить ее экспериментально вне Солнечной системы не так уж велика.

Иная ситуация возникает, когда космогоническая деятельность цивилизации выходит за рамки своей планетной системы. Начинается создание объектов, способных к перемещениям на большие расстояния в межзвездном пространстве. Эти объекты специально ориентированы на Контакт, хотя это может быть и не единственная их функция. Разумеется, к их числу относятся межзвездные транспортные средства и сигналы. Именно проблема сигналов представляет наибольший интерес. Поток энергии, специально предназначенный для обнаружения разумными существами,– как он должен характеризоваться?

Не стану вдаваться здесь в подробности этой глубокой темы. Совсем кратко дело сводится к тому, что искусственный опорный сигнал типа достаточно мощного лазерного луча мы, скорее всего, сумели бы выделить и интерпретировать. Выглядело бы это так, что у одной из звезд какая-то частота оптического спектра в 100 или 1000 раз усилена. Астрофизически это явление настолько выходило бы за рамки всего известного о звездах, что сигнал пришлось бы считать искусственным*. Но это пока проблема того же класса, что и установление искусственной природы спутника.

*Фактически следует строить модель эволюции звездного спектра, когда за счет лазерного маяка на околозвездной орбите определенным образом меняется наблюдаемый с больших расстояний суммарный спектр данной области.

Главные трудности начинаются с попытки расшифровать сообщение. Теперь дело не может ограничиться "эффективной физикой", включающей в космогоническую картину тела с двигателями и деформированными спектрами. Надо включать и тела, генерирующие содержательные сообщения. Это уже тот класс явлений, когда требуется общий анализ эволюции языковых структур в связи с практикой цивилизаций. Реально пока нельзя сказать слишком многое сверх очевидной истины, что очень близкую по условиям развития цивилизацию мы, вероятно, поймем.

Пока мы попросту не имеем экспериментальных доказательств того, что системы, общающиеся только при помощи электромагнитных сигналов, в принципе коммуникативны, то есть способны к взаимопониманию более глубокому, чем простая регистрация гипотезы о существовании друг друга. Главные трудности связаны с процессом обучения, а для него требуется непустое пересечение множеств практической деятельности. Иными словами, мы должны иметь в каком-то смысле общие понятия и общее функционирование с цивилизацией-партнером, чтобы понять друг друга. Пока же неясно, например, достаточно ли для обучения одного электромагнитного канала.

Эти сложные задачи со временем должны быть разрешены, многому поможет здесь наша собственная активная космическая политика. Ибо ближайшая цель все-таки освоение Солнечной системы. Кое-какие из рассмотренных выше путей наметятся уже здесь.

С таким освоением, видимо, должны справиться миллисветовые ракеты (vmax/c = 10-3), для которых вполне подойдет термоядерное горючее загрузка им не превысит 4 % полезной массы. При ускорениях порядка g их можно использовать для быстрых бросков на расстояния в несколько миллионов километров, а для выхода к границам Солнечной системы (r ~ 1 пс) достаточно мизерного ускорения a0 = = 3.10-6 м/с2. Движение будет уже совершенно нерелятивистским (r0 = 106 пс, r / r0 ~ 10-6), и полет к границе в режиме разгон-торможение займет примерно 6340 лет. Если удастся использовать сантисветовой корабль (vmax/c = 10-2), этот срок сократится в 10 раз, но порядка 50 % стартовой массы будет приходиться на термоядерное топливо.

Итак, даже в лучших вариантах мы стоим перед проблемой многовекового планирования – такова плата за выход в сколь-нибудь дальний космос. Предположим, нам удастся отправить экспедицию к границам Солнечной системы на сантисветовой ракете. Предположим, через тысячу с чем-то лет они возвратятся. Кто же это будет – экспедиция или родственная нам внеземная цивилизация?

Вероятно, именно здесь, в пространстве Солнечной системы, предстоит решить исходную задачу генерации цивилизаций – сначала в виде ближних, рассчитанных на десятки и сотни лет полетов. Здесь мы сумеем по-иному взглянуть на Контакт и почувствовать всю прелесть и всю тяжесть своей космической роли.

ПОЧЕМУ ИХ НЕ ВИДНО?

Можно было бы многое добавить к проведенному в двух последних главах рассмотрению. По мере углубления в интереснейшую проблему Контакта она начинает играть все новыми красками, бросает вызов самым дерзким фантазиям. Но фантазии фантазиями, а сухой фактический итог сводится к тому, что ничего похожего на деятельность внеземных цивилизаций мы не наблюдаем, и никто не стремится пока вступить с нами в Контакт. Всякая схема, претендующая на серьезное обсуждение этой интересной проблемы, должна содержать в себе достаточно убедительное и правдоподобное объяснение этого не совсем приятного итога.

О характере трудностей свидетельствует такой пример. Если отталкиваться от классификации Кардашева, то наличие в нашей Галактике хотя бы одной цивилизации III типа вроде бы неизбежно должно быть замечено. Они (неважно, кто Они) присутствовали бы везде и всюду, и не уловить Их присутствия мы могли бы лишь в одном грустном варианте – если сами представляем что-то типа эксперимента в гигантской пробирке. Казалось бы, даже существование цивилизаций II рода должно легко проявляться – Они летали бы во всех частях Галактики и регистрировали появление новых цивилизаций так же легко, как мы регистрируем Сверхновые. Раз ничего такого не наблюдается, то выходит, эволюционная цепочка I > II > III тип где-то разорвана крайне малыми вероятностями перехода, или – по-другому – средние сроки жизни цивилизаций малы, и последние просто не успевают выйти на достаточный для Контакта уровень. В таком случае надежды на Контакт практически нет, зато мерцает еще более грустный вариант – исключительная малость вероятности появления даже I типа цивилизаций, то есть мы можем оказаться вообще одинокими во Вселенной и жить, предчувствуя скорый конец.

Думаю, что наивность такого подхода самоочевидна. Классификация Кардашева в лучшем случае описывает лишь одну из проекций эволюции. Это действительно полезная гипотеза, но энергетический, а, следовательно, транспортно-сигнальный гигантизм – вовсе не обязательный признак высокоразвитых цивилизаций.

Однако эта наивность не так уж и безобидна, как не безобиден любой футурологический прогноз. Скепсис по отношению к поиску внеземных цивилизаций, доводящий вероятность их обнаружения до нуля, влияет на наше отношение к проблеме поиска, ибо любые самые хитроумные программы кажутся тогда пустой тратой средств и времени.

Поэтому стоит прямо указать на принципиальную ошибку, допускаемую в любых построениях такого рода, необязательно связанных с неправомерной эксплуатацией схемы Кардашева*. Экспериментальный факт, от которого следует отталкиваться, заключается в достоверном существовании земной цивилизации, точнее говоря, довольно разветвленного эволюционного куста цивилизаций, основанного на едином биологическом виде. Нет никаких соображений в пользу уникальности той цепочки реакторов, которая привела к зарождению жизни в условиях нашей планеты, не указано также ни одного принципиально непроходимого барьера для возникновения разума и цивилизации. Но дело не в соображениях, а в том, что факт нашего существования уже не позволяет выжить схемам, где вероятность появления цивилизаций строго равна нулю. Вероятность может быть очень мала – это другое дело, но раз она больше нуля, мы заведомо обречены на поиск. Согласившись с тем, что в данном случае Р ~ О и Р = 0 одно и то же, мы "совершаем самоубийство", отсекая себя как естественную космогоническую ветвь.

*Которая и по замыслу ее автора не предназначена для прямых выводов о наличии или отсутствии ВЦ.

Но как же тогда расценивать отсутствие наблюдательных проявлений внеземных цивилизаций? В чем причина молчания разумной Вселенной?

Причина, конечно, в ограниченности наблюдательных средств. С одной стороны, нужно еще много поработать над повышением уровня чувствительности аппаратуры. Регистрация очень слабых сигналов с высокой разрешаемостью колебаний – та область, которая всегда окупает затраты великолепными открытиями. Далеко не все диапазоны космического излучения исследованы с должной тщательностью. Но это, как говорится, известно астрономам с давних времен, и огромные усилия в улучшении аппаратуры предпринимаются и независимо от проблемы Контакта.

Гораздо существенней другое – едва ли не самоочевидным считается, что современная астрофизика вполне адекватна проблеме Контакта и в случае регистрации чего-то необычного уж как-нибудь походя справится с выделением искусственного источника. Мне кажется, что это далеко не соответствует истине.

На самом деле нужны модели, которые на основе астрономических наблюдений позволили бы заключить, что, скажем, определенное небесное тело имеет автономный двигатель или искусственно сформированный спектр и химический состав. Эти модели, построенные на основе земного опыта, четко характеризовали бы картину космогонии третьего поколения, какой она предстала бы перед астрономами Земли, созерцай они ее с большого расстояния. На основании этой вполне строгой и очень полезной на ближайшее будущее картины* можно было бы делать кое-какие обобщения и экстраполяции. Несомненно, на этой основе появилась бы довольно обширная классификация искусственных объектов, и сквозь новую теоретическую линзу космическое пространство могло бы выглядеть уже немного иначе.

* Совсем недалеко то время, когда результаты нашей космогонической активности придется наблюдать в большом количестве и на больших расстояниях. В процессе освоения Солнечной системы предстоит столкнуться с массовым выделением искусственных объектов, их классификацией и т. п.

Не уверен, что, посмотрев на небо сквозь линзу новой модели, мы сразу бы поняли, что такая-то звезда с сильным фиолетовым смещением – не что иное, как приближающийся к нам субсветовой звездолет, а резкий всплеск в спектре другой звезды – непременно мощный лазер с такими-то характеристиками. Все может быть сложней – выделится класс подозрительных объектов, к которым применимо описание на основе искусственных конструкций, и мы сумеем даже классифицировать какие-то уровни искусственности таких объектов. На них будет сконцентрировано внимание, и это со временем принесет свои плоды.

Трудности в предлагаемом расширении астрофизики и космогонии велики. Если не ограничиваться строгими моделями нашей космонавтики и межпланетной связи, придется вести обширную работу по теории эволюции технических систем, чтобы предельно корректно составить прогноз о поведении искусственных объектов, регистрируемых в межзвездных масштабах. Фактически же все это будет лишь частью работы по моделированию эволюции цивилизаций. Разумеется, речь идет о программе дальнего прицела, но кое-что в ней фактически известно и сейчас, ее фрагментами мы пользовались в предыдущих разделах.

В перспективе такой подход сулит революцию в астрономии не меньших масштабов, чем в период становления науки. Звезды, планеты и Луну наблюдали задолго до Николая Кузанского и Галилео Галилея, но только новая теоретическая линза позволила увидеть эти объекты как естественные тела. И мы убедились, что эта линза дала человечеству новый уровень мышления.

Астрономия поведенческих объектов – нечто качественно иное. Разумеется, мы полагаем, что абсолютное большинство небесных тел и потоков излучения имеет неискусственную природу, но было бы полезно включить их в качестве подсистемы в более общую систему искусственных объектов, доводя космогонию до уровня третьего поколения.

Преждевременно пытаться обрисовывать всю картину последствий такой революции. Главное, быть может, последствие – в понимании относительности искусственного и естественного, в том, что человечество, преодолев противоречия с окружающей средой, сумело бы ощутить себя нормальным фактором космической эволюции, в какой-то степени взглянуть на себя со стороны. Фактически это сулит новый более общий тип мировосприятия.

Вероятно, только такая программа позволит поставить проблему обнаружения внеземных цивилизаций на серьезную экспериментальную основу, и у нас появится какой-то общепринятый уровень достоверности для утверждения о наблюдаемости или ненаблюдаемости собратьев по разуму.

Неизбежность этой программы подчеркивается вполне обозримым будущим в исследовании Солнечной системы, ибо политика выхода к ее границам содержит в себе генерацию параллельных ветвей нашей цивилизации. Возможно, связь с ними станет первым вариантом Контакта, на котором мы сумеем обучиться и восприятию цивилизаций, не имеющих с нами общих корней. Может быть, и грустно сознавать, что путь к этому лежит через века и тысячелетия, но все-таки приятно, что есть надежда пройти этот путь. Многое зависит от того, сколько цивилизаций в Галактике его преодолели хотя бы частично и достигли уровня межзвездных связей. Кажется более эффективным вступить в первый Контакт с внеземной цивилизацией, а не с собственной побочной ветвью. Считая так, мы тем более должны сосредоточить усилия на создании новой астрофизики, сквозь линзу которой можно будет экспериментально и широким фронтом ставить проблему Контакта.

Итак, ответ на вопрос в заголовке этого раздела выглядит так: нужна колоссальная работа, чтобы корректно такой вопрос сформулировать. Пока же нередко он подменяется совсем иным вопросом: почему внеземные цивилизации сами не бросаются в глаза, не требуя для своего обнаружения не только особой науки, но и вообще особой активности землян? В ответ на это можно только пожать плечами – не умеющий видеть да не увидит!

ЧАСТЬ III: КОНТАКТ

Глава 12: МОСТ В БУДУЩЕЕ

У одних вид пропасти вызывает мысль о бездне, у других – о мосте. Я принадлежу ко вторым.

В. Э. Мейерхольд

ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ПРОГНОЗ

Путешествуя в глубины времени, мы пытались взглянуть на Вселенную из разных социокультурных систем отсчета. Каждая из них – будь то древнеегипетская или ренессансная – представляет собой сложнейший и во многом самостоятельный предмет разработки, и сколь-нибудь подробная ее реконструкция требует огромных усилий. Космологические представления связаны с разнообразными обстоятельствами формирования и существования цивилизаций, и, обсуждая их, мы наверняка допускали немало переупрощений. Это стоит подчеркнуть, вступая на неизбежную в такой теме, как Контакт, тропу прогнозов.

К сожалению, простым учетом подробностей – сколь угодно большими томами по поводу сколь угодно малых отрезков древности – абсолютно достоверной картины прошлого не создашь. В истории важно не только то, куда смотрят, но и откуда. Эволюция взглядов на Вселенную, показанная в предыдущих главах, казалась совсем иной сто, а тем более тысячу лет назад, и предстанет совершенно по-новому через сто или двести лет, если не спустя несколько десятилетий. Иными словами, пути развития цивилизаций и их космологических знаний выглядят так, как они изображены, только из современной социокультурной системы.

Древние тоже активно интересовались своим прошлым и будущим, пытались описать не только такие простые вещи, как траектории планет, но и проследить сверхсложное развитие своих цивилизаций. Их построения, подчас удивительно тщательные и глубокие, были ничуть не хуже наших, но соответствовали иному уровню мышления и мировосприятия. И наше преимущество лишь в том, что достигнутый эволюционный уровень позволяет практически целиком смоделировать их подход и даже объяснить ограниченность этого подхода, тогда как обратное невозможно.

Мы понимаем, например, свойственное многим древним системам деление исторического прошлого на 4 эпохи: золотую, серебряную, бронзовую и железную. Оно и сейчас во многом вполне объективно, поскольку соответствует металлургической эволюции – получению все более полезного инструментального материала. Но связанные с этим делением выводы о деградации человечества сейчас не имеют силы. Ясно, что идеализация эпохи широкого технического использования благородных металлов основана на неправомерном "склеивании" их древнейшей технологической функции с той ролью, которую они начали играть в период формирования товарно-денежных отношений, то есть с функцией экономической.

Мы понимаем и очень распространенное в античные времена представление о некогда жившей расе гигантов, дерзнувших противоборствовать олимпийским богам. Здесь тоже нетрудно обнаружить то, что называют долей истины,– ведь и тогда периодически находили кости гигантских вымерших животных и по костям пытались восстановить их облик. В результате получались люди-гиганты, но это было обусловлено мировоззрением, античной познавательной линзой. Для творения мира и поддержания в нем порядка требовались сверхразумные и сверхсильные существа, и в огромных костях людям хотелось видеть хотя бы промежуточный вариант между собой и богами. Довольно естественные объяснения можно дать и всей космологии древних – от первотворческих операций (технологических в духе бога-гончара или организмических в духе рождения из яйца или бракосочетания Неба и Земли) до возникновения жизни и разума.

Но прошлое во многом интересовало их (как и нас) с точки зрения перспектив, прогноза на более или менее отдаленное будущее.

В этом плане различия с современностью выступают еще рельефней. Почти для всех религиозных систем характерна идея регрессивности, ухудшения человека и общества. Истоки ее в значительной мере кроются в соответствующей космологии – ведь вроде бы очевидно, что первые люди, непосредственные творения Божьи, просто не могли быть неидеальны в смысле силы и мудрости, и портило их в последующих поколениях удаление от первоначала, погружение в чуждую им земную среду*. Огромную роль в становлении такого подхода сыграл древнейший культ предков, на котором основывались самые ранние системы воспитания и образования.

*Отсюда берет начало глубоко укоренившийся предрассудок, согласно которому дети портятся по мере взросления, предрассудок, все еще приводящий к психологическим драмам, когда дети по вполне естественным причинам перестают быть детьми.

Идеализация прошлого в значительной мере определила религиозную футурологию. Лучшее, к чему в ее рамках следовало стремиться,– переход в изначальное состояние, слияние с Богом-творцом. Поэтому смерть человека и даже гибель Вселенной не выглядели чем-то, безусловно, катастрофическим, напротив, они связывались с надеждой на переход в какую-то высшую ипостась (рай, царствие Божье и т. п.). Стремление всех религиозно-философских систем как можно глубже разобраться в прошлом, особенно в акте творения, явно или неявно сводилось к попыткам разгадать замысел Творца, ибо разгадавшему наверняка и целиком открывалось будущее.

Активность в данном направлении привела первоначально к разработке весьма детальных картин строения мира, основанных на надежде отыскать абсолютный и умопостигаемый принцип организации Вселенной. Сотни теистически мыслящих философов пытались доказать, что в их трудах найдена истинная ее структура. Наступление деизма поставило новую задачу построения общего принципа развития Вселенной – в форме того закона, который раз и навсегда был установлен Творцом. На этих идеях постепенно сформировался естественнонаучный подход, со временем лишивший Творца не только исполнительных, но и законодательных функций.

Какими бы забавными подчас ни казались нам выводы древнего ретровидения и футуровидения, сами системы ни в коем случае нельзя рассматривать как заблуждения. Это, конечно, самый простой вариант считать абсолютно верным настоящее понимание прошлого и будущего, но такая точка зрения, по крайней мере, непродуктивна. В современных условиях очень высоких темпов получения новых научных фактов реконструкция прошлого и будущего тоже пошла крайне быстро. В этом смысле "заблуждения" рождаются и гибнут буквально на глазах. За несколько последних десятилетий космологический сценарий был переписан во всех ключевых эпизодах – мы по-новому оценили Первовзрыв, старт космогонической эпохи, проблему происхождения жизни и разума. И нет оснований полагать, что созданная картина продержится слишком долго и калейдоскоп эволюционных фактов не сложится уже к началу 21-го века в нечто заметно отличное.

Поэтому речь стоит вести не о каких-то заблуждениях, а о естественном развитии социокультурных систем, чье восприятие реальности на каждом этапе было ограничено конкретным объемом практической деятельности и уровнем теоретической организации этой деятельности. Нет ничего удивительного в том, что удалось намного глубже заглянуть во Вселенную с помощью новых органов чувств, которые недавно обрели земные социальные организмы в диапазоне радиоволн, инфракрасного и рентгеновского излучения, а также на основе новых моделей гравитации и биохимии, физики элементарных частиц и теории фазовых переходов. И вряд ли поколения 21 века будут слишком удивлены, если уверенное овладение нейтринной астрономией и принципами молекулярного конструирования, а тем более выход астрономии в диапазон гравитационных волн, новые модели ранней космогонии и необычных пространственно-временных структур, откроют принципиально иную Вселенную.

Мы стали ощущать собственную эволюцию. Кадры фундаментальных картин мира,– тех, которым некогда суждено было бы веками или тысячелетиями с очень небольшими изменениями стоять перед глазами, замелькали чуть ли не с кинематографической быстротой, втискивая существенные мировоззренческие сдвиги в жизнь одного-двух поколений. Проблемы, встающие перед нами на этом этапе, вовсе не сводятся к возрастанию темпа, из-за чего, например, реально работающий ученый должен за несколько лет почти полностью перестраивать свои методы. Меняется общий подход к познанию – необходимо е самого начала учитывать усложнение познающего субъекта (социокультурной системы отсчета), и это открывает иные горизонты.

Эволюционизирующая Вселенная, включая жизнь и разум, должна теперь рассматриваться относительно эволюционизирующей социокультурной системы отсчета, которая является подсистемой этой Вселенной. Теперь, конечно, утрачивается такая естественная для деистических религиозно-философских систем цель, как поиск абсолютного закона эволюции, установленного внешним законодателем, та цель, которая была в немалой степени унаследована наукой 18 и 19-го веков, и лапласовский детерминизм – один из ярких тому примеров*.

* Наука в период становления более двух столетий развивалась в рамках идеи о фиксированном наблюдателе (т. е. в библейской версии единократного творения человека в известном виде). Это явно и неявно укрепляло философски мыслящих естествоиспытателей в убеждении, что именно такому раз и навсегда данному (природой или богом) человеку должно быть доступно абсолютно точное знание законов Вселенной, хотя и добываемое постепенно. Дарвиновская эволюционная теория, разумеется, подложила мину под такие представления, но это была мина замедленного действия – слишком велик оказался разрыв между биосоциальными и физико-астрономическими исследованиями того времени. Возникновение квантовой теории и теории относительности в первые десятилетия 20 века вызвало целый перелом в мировоззрении именно потому, что многие ученые неспособны были понять, что состояние наблюдаемого мира зависит и от возможностей наблюдателя, вооруженности его системы отсчета. Вполне серьезно выдвигались соображения такого сорта, что, дескать, питекантроп или динозавр ничего не знали о микроскопических приемах измерения – так разве из-за этого не существовали электроны? Но факт именно таков – для указанных наблюдателей электроны не существовали, их класс активности (эволюционный уровень) не позволял организовать себя и окружающую среду так, чтобы получить информацию об электроне. На современном этапе мы пытаемся описать эволюцию Вселенной относительно эволюционизирующего наблюдателя, который в процессе собственного развития имеет возможность не только уточнять закон эволюции Вселенной (включая себя), но и проявлять активность в космогоническом и зоогоническом масштабе. Конечно, это отличается от еще сравнительно недавней картины, когда наблюдатель как бы со стороны мог просматривать фильм, поставленный по универсальному космологическому сценарию, годному на все времена. На смену доброму старому кино приходит что-то вроде фантамата, включаясь в который зритель совершенствуется и потихоньку начинает принимать участие в корректировке сценария.

Рецидивы поиска абсолютного закона еще долгое время сказывались в науках о развитии сверхсложных систем, и это особо затрудняло восприятие истории и выработку футурологических прогнозов. Мы можем достаточно точно вычислить положение планеты в далеком прошлом или далеком будущем, прежде всего потому, что представляем собой значительно более сложную систему. Однако, пытаясь определить траекторию собственной цивилизации, мы попадаем в совершенно иное положение – моделируемая система лишь в самом начале, при анализе прошлого, существенно проще моделирующей, а потом, при попытке заглянуть в будущее, становится даже сложней. Строго говоря, настоящее является как бы барьером видения – тем рубежом, где сравниваются сложности моделируемой и моделирующей систем*.

* Имеется в виду линия прогрессирующей эволюции. Моделирование регресса, связанного со снижением уровня сложности цивилизации, разумеется, проще – здесь удается более непосредственно использовать исторические аналогии. Возможно, поэтому писателям-фантастам и футурологам всегда несколько лучше удавались мрачные прогнозы.

Это позволяет развить реалистический взгляд на прогноз – не изображение как бы актуально существующего будущего, а его проектирование. Можно претендовать на успешное моделирование довольно обширных подсистем будущей цивилизации. Естественная граница прогноза обусловлена сильным нарушением относительной изоляции выбранной подсистемы и нарастанием неопределенности целей ее преобразования.

Например, мы довольно уверенно говорим о тенденции в развитии телескопов на ближайшие 10– 15 лет. Фактически же имеются конкретные проекты, и они действительно могут быть реализованы в срок при должном обеспечении финансового и технического потенциала. В доступных диапазонах излучения все выглядит достаточно ясно, но в дело могут вмешаться и дополнительные факторы, связанные с развитием смежных областей науки и техники. Вполне вероятны изобретения, которые удастся использовать в процессе монтажа, заметно улучшая характеристики приборов. Менее вероятны, но отнюдь не исключены крупные открытия, из-за которых придется радикально переделывать целый проект. Это тот случай, когда "подсистема телескопов" как бы вступает в сильное взаимодействие с другими научно-техническими подсистемами, и достоверность прогноза заметно падает. Однако в основном допустимо считать, что в отмеченный срок спланированные телескопы известного типа будут созданы, и их работа на весьма высокий процент будет соответствовать нашим сегодняшним целям.

Но попытки учесть новые диапазоны (скажем, гравитационно-волновой) или рассмотреть большие отрезки времени (скажем, 50-100 лет) сразу приводят к резкому падению достоверности. Во-первых, мы фактически прогнозируем заметно более обширную подсистему (в данном примере – телескопы плюс большой раздел гравитационной физики), во-вторых, в широком интервале будущего другие подсистемы могут в процессе развития начисто разрушить относительную изоляцию того, что нас интересует (например, выяснится, что хороший детектор гравитационных волн должен иметь космический масштаб, и в решение проблемы определяющим образом вмешается создание особой космической техники). Вполне правдоподобно и сильнейшее продвижение в теории гравитации (и во всей фундаментальной физике), из-за чего проблема гравитационных волн изменит свою формулировку, и мы столкнемся с совершенно иным явлением, которое некогда принимали за волны...

В данном примере дело ограничивалось довольно узкой стартовой моделью. В отношении телескопов мы наверняка имели бы повод гордиться своими прогностическими способностями, особенно оставаясь в рамках небольших сроков и уже доступных спектральных диапазонов. Важно, однако, почувствовать, что со временем даже такая небольшая подсистема нашей цивилизации входит в сильную взаимосвязь с другими подсистемами, и прогнозы перестают соответствовать модели.