Текст книги "Святослав"

Автор книги: Александр Королев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Если считать, что разгром Итиля и Самандара – дело рук Святослава (без сомнения, воевавшего с хазарами), и признать, что в 968/69 году князь совершить этот поход не мог, остается один выход – отнести поход в Поволжье и на Кавказ ко времени, когда Святослав еще не увлекся перспективой закрепления на Дунае, то есть признать, что и русская летопись, и арабский географ говорят об одном и том же походе – походе 965 года на хазар. Но как тогда быть с датировкой похода, имеющейся у Ибн Хаукаля? Нам известно, что в летописных датах часто встречаются неточности. Напомню, что даты были проставлены в уже готовый текст составителем «Повести временных лет». Было известно, что княгиня Ольга умерла 11 июля 969 года, поэтому осаду печенегами Киева и возвращение Святослава домой отнесли к предыдущему, 968 году. Исходя из этого, поход на болгар по летописи начался в 967 году, хотя на самом деле, как видно из византийских источников, в этом году Святослав только встретился с Калокиром, а напал на Болгарию в следующем, 968 году. Так как же можно не доверять современнику событий Ибн Хаукалю и доверять русской летописи?

Ответ на этот вопрос попытался найти еще один крупный востоковед, В. В. Бартольд. Он пришел к выводу, что Ибн Хаукаль вовсе не относил поход русов на хазар к 358 году хиджры, а указание на этот год – результат плохого перевода, выполненного А. Я. Гаркави: «В действительности более тщательное рассмотрение текста Ибн Хаукаля показывает, что его дата (358 г. х.) относится не ко времени разгрома, а к тому времени, когда Ибн Хаукаль, находившийся в Джурджане (Гиркане), узнал о разгроме, и только по небрежности в других местах отнесено им к самому событию» ^{417} . Подтверждение летописной датировки и одновременно «небрежности» Ибн Хаукаля можно, как кажется, отыскать в упоминавшихся выше сообщениях арабских авторов Ибн Мискавейха (начало XI века) и Ибн ал-Асира (начало XIII века) о том, что в 354 году хиджры (965 год н. э.) какие-то «турки» напали на Хазарию, что побудило хазар обратиться в Хорезм и в обмен на помощь принять ислам. Может быть, и эти арабские авторы тоже что-то перепутали и назвали «турками» русов или (что кажется более вероятным) их союзников в этом походе – огузов? Получается, Ибн Хаукаль как бы дополняет русскую летопись. Но почему сама «Повесть временных лет» ничего не говорит о разгроме Итиля и Самандара, зато описывает захват сравнительно небольшой Белой Вежи (Саркела)? Отвечая на этот вопрос, можно, конечно, допустить, что летописец не любил описывать дальние походы русов или считал необходимым сообщать о завоевании лишь тех земель, которые позднее вошли в состав Руси. Возможно, он просто не знал о разгроме Хазарии, но помнил об овладении Саркелом. Но почему же Ибн Хаукаль ничего не сообщает о действиях русов на Дону и в Тамани? Получается, это для него было несущественным? ^{418} Такие вот поверхностные и недалекие русские хронисты и арабские авторы…

Уж слишком много вероятного и предположительного в размышлениях исследователей по поводу поставленных здесь вопросов! Нельзя не обратить внимание на то, что писец, переписывавший текст Лаврентьевской летописи (в которую была внесена «Повесть временных лет»), в рассказе о походе Святослава на хазар в 965 году допустил описку, в результате чего получилось: «…город их и Белую Вежу взял» ^{419} . Ученые ухватились за это обстоятельство, решив, что речь идет о двух разных городах, а загадочный «город их» – это Итиль, столица Хазарского каганата. Выходило, что информация о походе Святослава на Нижнюю Волгу у составителей «Повести временных лет» все же была? ^{420} Однако в других летописях, содержащих текст «Повести временных лет», союз «и», соединяющий слова «город их» и «Белая Вежа», отсутствует. Речь, еще раз подчеркну, идет только об ошибке переписчика. Правильное чтение: «…город их Белую Вежу взял». Другое дело, что Саркел – Белую Вежу – летописцы приняли за столицу хазар, близ которой, вполне логично, не могла не произойти битва Святослава с «князем» хазар «Каганом». Зная о том, что Белая Вежа была когда-то городом хазар, летописец внес в свое сочинение только предания о захвате русами Подонья. В то же время, имея смутные сведения о том, что и на Волге жили хазары, он указал в качестве направления похода русов не только Оку, где жили вятичи, но и Волгу. Конечно, возможно, что приписка «…и на Волгу» – отзвук информации о походе на Итиль. Но только – «возможно». Почему, зная об этом походе, летописец не посвятил истории разгрома хазар в Поволжье и на Каспии хотя бы одной связной строчки?

Трудности встречает и стремление исследователей объединить в одну большую историю рассказы о походах русов, имеющиеся в «Повести временных лет» и книге Ибн Хаукаля, и отнести весь колоссальный по охваченной территории поход к одному 965 году. Некоторые авторы давали русам Святослава на поход даже не год-полтора, а всего семь-восемь месяцев. В результате получался какой-то бесцельный марафон по территории Восточной Европы и Северного Кавказа. В ходе «реконструкции» похода Святослав отправлялся из Киева, преодолевал землю вятичей, попадал с Оки на Волгу и, после многотрудного и многомесячного похода, обрушивался на Булгар – столицу волжских болгар ^{421} . Сам по себе этот поход – уже достижение, но русов, и без того измученных боями и тяжкими переходами, ученые только ставили на стартовые позиции. Но вот забег начинался. Разрушив Булгар, Святослав спускался по Волге к Итилю (по протяженности путь примерно равный расстоянию от нынешней Казани до Астрахани). Он очень спешил, но все равно успевал по дороге разбить буртасов. Где-то близ Итиля русы разгромили войско хазарского кагана, захватили Итиль, опустошили его и вступили в Каспийское море. Некоторое время они плыли на юг, вдоль каспийского побережья нынешнего Дагестана, пока не достигли еще одного богатейшего города Хазарии, Самандара, и громили и его. Штурм и разграбление Итиля и Самандара занимали немного времени: ведь русы не могли здесь задерживаться надолго. Они словно знали, что ограничены во времени, – в 965 году нужно покончить с хазарами, в 966-м – подчинить вятичей, а на 967 год византийские хронисты уже назначили Святославу встречу с Калокиром. Надо было спешить, чтобы хватило времени на подготовку к болгарскому походу. На разгроме Самандара заканчивается описание пути, которое можно было позаимствовать у Ибн Хаукаля. Дальше начинаются летописные материалы. Святослава следовало как-то «затащить» на Дон, поэтому, подчинившись воле ученых, он прекратил столь успешно начатый поход на Каспий, вероятно, сознательно отказавшись от идеи пограбить города, не уступающие Самандару богатством, а вместо этого отправился вдоль Кавказа на запад. Наверное, для того, чтобы еще раз продемонстрировать живучесть и выносливость доверившихся ему участников похода. Здесь, где-то между Кумой и Тереком, а может быть уже и на Кубани, ослабленные предыдущими боями, тяжело нагруженные добычей русы с легкостью победили ясов и касогов. Я говорю – «с легкостью», так как на «тяжелые продолжительные бои» исследователи им времени не оставили – надо спешить. Ну, вот впереди и Таманский полуостров. Захвачены Таматарха-Тмутаракань и Боспор; далее Святослав отправился через Азовское море на север, по Дону, и наконец достиг Саркела. Непонятно, почему князь выбрал к Саркелу такой сложный путь – через Тамань и Азовское море, но иначе не объяснить появление русов на берегу Керченского пролива. В общем, получился еще один рекорд. После взятия Саркела князь степями вернулся в Киев. Наверное, уже была зима, но путь через заснеженные степи не смутил Святослава. Ему в этом походе вообще не мешали погодные условия. Кроме того, зимовать в степи было нельзя (Саркел ведь сгорел), а оставаться в Крыму – тем более. Иначе зачем он тогда ушел оттуда на Саркел? И все это русы проделали в компании с «турками», которые отчего-то согласились участвовать в этом «пробеге» ^{422} . Их присутствие даже подгоняло русов – из союзников кочевники легко могли превратиться во врагов и попытаться отобрать у измученных людей Святослава всю добычу. Наверное, добычу небольшую – на приобретение большего исследователи князю не дали времени, да с ней и тяжело было бы поспевать за установленными сроками. К тому же в конце этого похода у русов должны были еще остаться силы на итоговую войну с вятичами ^{423} .

Но если даже признать возможность осуществления столь грандиозного похода русов, то он, повторюсь, представляется совершенно бесцельным. Определяя задачи Святослава, поставленные в ходе войны с хазарами, ученые обычно невнятно пишут о стремлении князя «сокрушить Хазарский каганат». Мотивы, которыми руководствовались русы, «сокрушая» хазар, приводятся самые разные. Одним авторам казалось, что Святослава обуяла жажда мщения – дело в том, что за 60 лет до этого, в 912/13 году, 500 русских кораблей, получив разрешение на проход от хазар, разграбили западное и южное побережья Каспийского моря, но на обратной дороге, при попустительстве правительства Хазарии, подверглись нападению хазарских мусульман и христиан, а затем остатки русов были перебиты буртасами и волжскими болгарами ^{424} . Но не чересчур ли злопамятным (если не сказать больше!) представляется в этом случае русский князь, особенно если принять в расчет истекшее со времени истребления русов время?! Предполагались и менее благородные цели для Святослава – в частности, обыкновенный грабеж ^{425} . Правда, мы уже говорили, что на методичный грабеж русам времени бы все равно не хватило. Надо сказать, что столь примитивную мотивацию навязывали Святославу немногие, но меркантильные соображения разглядели в его действиях большинство ученых. Они писали о стремлении князя «пробиться к торговым путям», «сломить торговую блокаду хазар» и т. д. ^{426} Однако, учитывая скорость, которую историки задали русам, вряд ли Святославу удалось бы закрепиться на торговых путях. Немало исследователей, в соответствии с «Повестью временных лет», выдвигали на первый план желание присоединить к Руси землю вятичей ^{427} . Впрочем, меркантильные соображения здесь также не исключались – вятичи теперь платили дань Киеву. Непонятно только, зачем для покорения вятичей надо было опустошать Поволжье и побережье Каспия. Наконец, некоторые авторы писали о стремлении Святослава присоединить к Руси земли в Поволжье и даже, создав здесь базу, начать движение дальше – на Каспий, к Багдаду и т. д. ^{428} Однако как этого можно было достигнуть при такой стремительности продвижения русских отрядов, неясно. Неясно и почему Святослав отказался от своих глобальных планов и в конце концов устремился в Болгарию ^{429} .

Составленное на основании данных Ибн Хаукаля и «Повести временных лет» описание похода показывает, что совершить подобное за тот промежуток времени, который на него отвели историки, невозможно. Русы неминуемо должны были или погибнуть, или задержаться на Востоке на несколько лет. Отмечу, что, согласно описанию самого Ибн Хаукаля, русы никуда не спешили: местные жители даже стали искать с ними примирения, думая, что они останутся здесь навсегда. Да русы и не могли двигаться быстро, ведь во время похода они всё же грабили и разоряли поволжские города, а это уменьшает скорость передвижения армии. Думать, что богатства Итиля и Самандара могли оставить русских завоевателей равнодушными, вряд ли правильно. Обычно, овладевая тем или иным городом, русы «осваивали» его, что называется, «без суеты». Например, в 332 году хиджры (943/44 году н. э.), овладев расположенным на реке Куре городом Бердаа и прилегающей к нему местностью, русы совершенно разорили город за шесть месяцев или даже год. Для того чтобы разорить такой крупный центр, как Самандар (бывшую столицу хазар, по размерам превосходившую их новую столицу – Итиль), также требовался значительный промежуток времени. Никуда русы не спешили и во время похода на Каспий в 300 году хиджры (912/13 году н. э.). Они оставались здесь «многие месяцы» и направились восвояси, лишь когда «им надоела эта жизнь» ^{430} . Наконец, известно, что сам Святослав, высадившись летом 968 года в Дунайской Болгарии, полтора года не покидал пределов Добруджи и не продвигался далее вглубь владений болгар.

Картина грандиозного похода во главе со Святославом, составленная из информации русской летописи и арабского географа, не складывается. И это несмотря на массу допущений, натяжек и предположений. Рассыплем же эту картину окончательно. Убежденность в том, что речь в источниках идет об одном и том же походе, основывалась на тезисе В. В. Бартольда, что в 358 году хиджры Ибн Хаукаль только узнал о походе русов, а сам поход состоялся раньше. И хотя не все ученые были согласны с этим положением, их аргументы можно было легко опровергнуть тем соображением, что они обращались за подтверждением своих выводов к устаревшему переводу А. Я. Гаркави или, в лучшем случае, к тому же списку труда Ибн Хаукаля, которым пользовался издатель «Сказаний мусульманских писателей» ^{431} . Для окончательного решения вопроса необходимо было осуществить новый перевод интересующих нас отрывков с привлечением всех известных списков «Книги путей и государств». Этот труд был проделан в 1970-х годах Т. М. Калининой, которая использовала списки более совершенные в сравнении с тем, которым пользовался А. Я. Гаркави. В ходе работы Т. М. Калинина решительно опровергла выводы В. В. Бартольда и установила, что 358 год хиджры был датой именно нападения русов, а не получения Ибн Хаукалем информации о нем ^{432} .

Следует отметить, что в самом тексте Ибн Хаукаля содержатся дополнительные детали, подтверждающие построения Т. М. Калининой. Так, Ибн Хаукаль сообщает, что русы шли по Волге к Каспийскому морю и еще до своего появления у хазар разгромили Булгар. Тот же В. В. Бартольд усомнился в этом известии арабского географа, так как Хазария после разгрома ее русами уже не смогла оправиться, в то время как Волжская Болгария начала играть ведущую роль на волжском торговом пути. По мнению В. В. Бартольда, Булгар вовсе не был разгромлен русами, а Ибн Хаукаль просто слышал «о разгроме русами дунайских болгар, смешал этих болгар с волжскими и свою догадку о том, как русы могли дойти по Волге до хазар, выдал за действительный факт» ^{433} . Восточные авторы и в самом деле частенько путали обе Болгарии. Предположение В. В. Бартольда встретило поддержку среди ученых. Наиболее аргументированно эту версию поддержала Т. М. Калинина. Сравнив списки Ибн Хаукаля с книгой другого араба ал-Истахри (первая половина X века), положенной в основу «Книги путей и государств», Т. М. Калинина доказала, что Ибн Хаукаль перенес известия о дунайских болгарах, имеющиеся в труде ал-Истахри, на волжских булгар. Он, видимо, слышал о войне русов на Дунае, «но поскольку он знал лишь Волжскую Булгарию, как соседку русов и хазар, то приписал Балканскую войну Святослава тому разгрому хазарских городов, с которым он непосредственно столкнулся» ^{434} . Таким образом, Ибн Хаукаль считал, что разгром Хазарии русами произошел уже после нападения Святослава на Болгарию в 968 году.

Любопытно и сообщение Ибн Хаукаля о том, что после разгрома Хазарии русы отправились в «Рум и Андалус». С «Румом» все относительно ясно: еще А. Я. Гаркави писал, что Ибн Хаукаль имел в виду войну русов с Византией около 970/71 года. Что же касается сообщения о походе русов в «Андалус», то тут исследователи или признавались, что не могут найти этому сообщению объяснение, или, чаще, считали, что в данном случае речь идет о набеге норманнов на Испанию. В 970 году норманны напали на берега Испании, а весной этого года ими был взят и разграблен город Сантьяго-де-Компостела. Летом 971 года в столице арабской мусульманской Испании Кордове было получено известие о появлении поблизости норманнов, и флоту, стоявшему в Альмерии, приказали отправиться в Севилью. Слухи об этих событиях дошли до Ибн Хаукаля, и он связал их с рассказом о разгроме русами Хазарии, перепутав норманнов с русами, подобно тому как еще один арабский географ, ал-Йа’куби (вторая половина IX века), назвал «русью» норвежских викингов, напавших на Севилью в 844 году ^{435} . В данном случае для нас имеет значение то, что поход русов в загадочный «Андалус» произошел одновременно с началом русско-византийского конфликта и появлением норманнов в Андалузии.

Итак, разгром русами владений хазар в Поволжье и на Кавказе произошел между нападением Святослава на Дунайскую Болгарию (968 год) и войной русов с Византией (971 год). Датировка Ибн Хаукаля не вызывает сомнений – это 358 год хиджры (ноябрь 968-го – ноябрь 969 года). Еще раз подчеркну: Святослав не мог быть участником этого похода ^{436} . Несомненно и то, что разгром русами во главе со Святославом Подонья, их появление на берегу Керченского пролива, встреча нашего князя с Калокиром произошли до похода на дунайских болгар. В этом смысле хронология «Повести временных лет» не вызывает сомнений. Понятно и то, что одного года недостаточно для того, чтобы опустошить Итиль, Самандар, земли ясов и касогов, Саркел и Таматарху. Зато его вполне хватит для того, чтобы или повоевать на Нижней Волге и Каспии, или совершить поход на нижний Дон и Приазовье. В связи с этим мне представляется необходимым вернуться к положению о том, что имели место два похода русов на Восток – в 965 году (описанный в русских летописях) и 968/69 году (описанный Ибн Хаукалем). Эти походы преследовали различные цели и проходили в разных регионах. Но кто были те русы, которые опустошили Нижнее Поволжье и побережье Каспийского моря? Исследователи зачастую видели в них неких норманнов, явившихся то ли из Скандинавии, то ли с какой-то своей базы в Восточной Европе (располагавшейся в Новгороде, Поволжье или Тмутаракани) ^{437} . Согласиться с таким предположением вряд ли возможно. Ведь только Киевская Русь располагала к 960-м годам силами для столь сокрушительного удара по городам Поволжья и Кавказа, какой рисует в своих сообщениях Ибн Хаукаль ^{438} . Предполагалось также, что русы эти представляли собой отряды, посланные на хазар Святославом, явившимся в Киев после набега печенегов ^{439} . Это как будто находит подтверждение в сообщении арабского путешественника второй половины X века ал-Мукадцаси о том, что «войско из Рума (Византии. – А. К.), которое называют русами, напало на них (хазар. – А. К) и овладело их страной» ^{440} . Однако картина беззащитного Киева и увлеченность Святослава балканским проектом делают это предположение маловероятным. Фраза о русах, явившихся из «Рума», скорее означает, что русы напали на хазар после нападения на балканские владения Византии, к которым в момент сбора материалов для книги ал-Мукаддаси (она написана в 980-х годах) относилась и Дунайская Болгария. Из всего вышесказанного следует, что поход 968/69 года совершила сила, независимая от Святослава и Ольги, но явившаяся с территории Киевской Руси. Это могли быть только князья, входившие в союз с центром в Киеве. Часть из них не пошла со Святославом на Дунай, но продолжила начатое им решительное наступление на хазар, ударив по Нижнему Поволжью.

Итак, история отношений русов и хазар в 960-х годах предстает в следующем виде. К середине X века от могущества Хазарского каганата остались одни воспоминания. В результате давления киевских русов было утрачено влияние на земли восточных славян. При поддержке арабов добились независимости волжские болгары. Хазарами были практически утрачены позиции в Восточном Крыму. То же самое произошло в горном Дагестане и в восточной части предгорий Кавказа. Сохранившиеся в Подонье, Приазовье, Нижнем Поволжье и на Каспии владения хазар теснили аланы, черные болгары, печенеги, огузы и, разумеется, русы. Наступил момент, когда в истории государства хазар можно было поставить точку. В середине 960-х годов русы, руководимые Святославом, подчинили вятичей, разгромили Саркел, Таматарху и Боспор. Как уже отмечалось, этот поход являлся продолжением прежней политики Киева в отношении восточнославянских племен, уплачивавших дань хазарам. В результате рейда русов по Дону и вдоль побережья Азовского моря каганат утратил все свои западные владения. После этого Святослав увлекся землями на Дунае. Однако Киев оказывал давление на владения хазар и на другом направлении. В знаменитой переписке хазарского царя Иосифа с испанским евреем Хасдаем ибн Шафрутом имеется сообщение о том, что хазары перекрывают устье Волги, не позволяя русам проходить в Каспийское море, чтобы «идти на исмаильтян, и (точно так же) всех врагов (их) на суше приходить к „Воротам“ (Дербенту)». Иосиф добавляет о русах: «Я веду с ними упорную войну. Если бы я их оставил (в покое), они уничтожили бы всю страну исмаильтян до Багдада» ^{441} . Русско-хазарский военный конфликт в начале 960-х годов, когда было написано письмо, налицо. И вот спустя всего несколько лет после того, как были написаны процитированные строки, русские отрады, направленные из Киева, явились на Нижнее Поволжье и нанесли удар по Итилю и Самандару ^{442} . В то время когда одни русы засели в Дунайской Болгарии, а другие – в городах хазар, на Киев и напали печенеги. Именно подхода русских сил с востока, со стороны Хазарии, и испугались кочевники.

Что ж, остается признать, что русские князья во главе с Ольгой во второй половине 960-х годов слишком увлеклись внешними походами. Направив из Среднего Поднепровья одновременно два значительных войска – одно на Дунай, а другое на Волгу, – они оставили Киев беззащитным, чем воспользовались печенеги. В этих условиях на первый план вышла сила, о которой до этого на страницах данной книги не шла речь. Этой силой было киевское вече.

* * *

История возвращения Святослава в Киев достаточно темная. Сюда его пригласили киевляне, то есть городская община Киева, а не союзные князья. Появление князя не было связано с обороной города от печенегов. Киев был спасен левобережным воеводой Претичем еще до прихода из Болгарии небольшой дружины, возглавляемой Святославом. Зачем же тогда киевляне отправили посольство к Святославу? Ситуация кажется еще более запутанной после знакомства с летописным рассказом о том, как, явившись в город, Святослав заявил матери и боярам: «Не любо мне в Киеве быть, хочу жить в Переяславце на Дунае – там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы». Ольга уговаривает сына: «Видишь – я больна; куда хочешь уйти от меня? („Ибо уже разболелась она“, – добавляет летописец.) Когда похоронишь меня – иди куда хочешь». Почему же, явившись на Русь, Святослав вскоре понимает, что ему «не любо» жить в Киеве? Почему он хочет вернуться в Болгарию, положение в которой очень неустойчиво, так как ее покорение далеко до завершения? Князь так торопится на Балканы, что хочет оставить мать, находящуюся при смерти. Ольга просит сына дождаться ее смерти и похоронить ее. «Повесть временных лет» указывает, что умерла княгиня всего через три дня после этого разговора (согласно Проложному житию Ольги, 11 июля 969 года) ^{443} . Но похоронив мать, Святослав сразу же перестает торопиться в Болгарию и весь 970 год проводит в Киеве, распределяя земли между сыновьями. На Балканах он появляется только в 971 году. Последнее противоречие легко разрешимо – летописное сообщение о пребывании Святослава в Киеве также первоначально не знало разбивки на годы. Князь покинул Киев сразу же после смерти матери, и лишь позднейший летописный сводчик разделил сообщение о его визите в Киев между тремя годами ^{444} . Однако разрешив одно противоречие, мы только усилили другие. Ведь если мы сокращаем срок пребывания Святослава в Киеве, то еще более непонятными становятся цель его появления там и причина быстрого отъезда.

Учитывая, что Святослава пригласили именно киевляне, и проводя параллель с подобными историями, происходившими в XI-XII веках, мы можем предположить, что киевляне звали его на княжение. В X веке киевский князь зависел не только от воли других князей и дружины, но еще и от мнения «земли», городской общины, которой он управлял. Согласно летописи, во время легендарного похода Олега на Царьград дань с греков получали не только те, кто участвовал в походе, но и крупнейшие города Руси – главнейшие общины, которые, по всей видимости, санкционировали и организовали поход на Византию (Киев, Чернигов и др.). Известно о совещаниях Владимира, сына Святослава, со «старцами градскими» (городскими старейшинами). В городах, наряду с княжеской администрацией, долго сохранялась и десятичная система местного управления, зародившаяся в глубокой древности (в городах во главе десяти дворов стоял «десятский», сто дворов составляли «сотню», возглавляемую «сотским»). Следует вспомнить и о той роли, которую играло в древней Руси вече (народное собрание). Летописцев не удивляло, что народ (вече) пригласил Рюрика, спокойно отнесся к захвату Киева Олегом, вызвал Святослава из Болгарии. Все это кажется книжникам вполне естественным. И в X веке, и позднее, в XI-XII веках, вече было важным элементом политической жизни, с которым должны были считаться князья; само же вече часто не считалось с князьями и их мнением. Неоднократно симпатии городской общины в выборе князя не совпадали с расчетами князей-союзников. Без согласия и одобрения народа, городской общины князь не мог безопасно для себя совершить ни одного значительного шага.

Огромным влиянием пользовались самые знатные и богатые представители общины – бояре и купцы. По своей силе купец IX-X веков мало чем отличался от предводителя бродячей дружины – князя или воеводы. Не случайно, согласно рассказу «Повести временных лет», киевляне приняли за купеческий караван войско Вещего Олега. Купцы вместе с представителями князей участвовали в заключении договора с Византией в 944 году. Несомненно, в середине X века русские купцы зависели от князей. В договоре 944 года сообщается о необходимости предъявления купцами верительных грамот от князей, без которых купцы не только не могли торговать в Константинополе, но и не имели права даже проживать в столице Византии. Однако тут же указывается, что это условие было нововведением, а прежде купцы предъявляли серебряные печати. Неясно, что это были за верительные печати и как они выглядели. Возможно, речь идет о «перстнях-печатях», при помощи которых производился оттиск, своеобразном личном знаке купца. Известно, что, когда русы в Бердаа в 943/44 году грабили местное население, каждый из захватчиков, обобрав мусульманина, «оставлял его и давал ему кусок глины с печатью, которая была ему гарантией от других» ^{445} . Вряд ли следует считать, что эти оттиски на глине производились в какой-то княжеской канцелярии и обязательно являлись знаком великого князя Киевского. Скорее всего, это был личный знак руса-воина. Следовательно, подобные печати были распространены в русском обществе, и предъявляемые до середины X века русскими купцами, они могли быть их личным, особым знаком, своеобразной торговой маркой, которая была известна византийским партнерам.

К середине X века ужесточается контроль князей над русами вообще. Из договора 944 года следует, что найм русов на военную службу в империю был поставлен под контроль княжеской власти, и это также было нововведением. Однако положение купцов оставалось высоким. Прибывая с купеческим караваном и проживая вместе с купцами и другими русами в квартале Святого Маманда, послы оказывались под влиянием купцов. Кроме того, явно не весь товар принадлежал князьям. Примерно равное число послов и купцов, заключавших договор 944 года (25 и 26), может свидетельствовать о том, что и те и другие представляли примерно 20 русских поселений. С течением времени представительство купцов во взаимных отношениях Руси и Византии даже усиливается – в 957 году с Ольгой в Константинополь прибыли уже 22 посла и 44 купца.

Русские бояре, купцы и простые русы оказывали серьезное влияние на политическую жизнь в Киеве X века. Вероятно, здесь всегда имелась партия сторонников Святослава. Воспользовавшись осадой города печенегами, вскоре после счастливого спасения они обратились к Святославу с просьбой прибыть в Киев, чтобы управлять им. Но Святослав оставаться в Киеве не пожелал. Его планам и планам его киевских сторонников не суждено было сбыться. Возможно, не все киевляне были готовы принять его в качестве князя, а Ольга все еще контролировала ситуацию в Поднепровье.

Впрочем, это только предположение. Летопись объясняет произошедшее иначе: Святослав прибыл в Киев спасать город от печенегов, но не хотел задерживаться на Руси. И все-таки в обращении к нему матери чувствуется какой-то душевный надрыв. При чтении летописных строк остается ощущение возникшего между ними конфликта. Святославу не сидится в Киеве, он рвется в Переяславец на Дунае. Второй раз «Повесть временных лет» сообщает о пристрастиях князя, вкладывая в его уста прямую речь: «Не любо мне в Киеве быть…» Ранее Святослав уже высказывался о своем отношении к крещению. Теперь речь идет не о выборе веры, а о выборе места жительства. Что же это за пленительный Переяславец на Дунае, куда он рвется из Киева?

Летописец сообщает, что еще во время своего первого появления в Болгарии Святослав «сел княжить» в этом городе, «беря дань с греков». Речь идет о городке, известном в средневековых источниках под названием Малый Преслав. Он располагался в районе дельты Дуная на правом берегу самого южного его рукава, недалеко от впадения в Черное море. Это была весьма заболоченная местность, от Переяславца до Доростола (самого крупного города Добруджи) было четыре дня пути. Ныне это окрестности села Нуфэру в Румынии, в восьми-десяти километрах к юго-востоку от города Тулчи. Любопытно, что до начала XX века село носило название Прислава, а затем было переименовано. Когда-то на этом месте находилось античное поселение, но во времена болгар от него даже и воспоминания не осталось. А в первой половине X века здесь возник Переяславец – речной порт и торговый центр ^{446} . Как видим, ко времени появления в Дунайской Болгарии русов это был совсем молодой город, и если уж к концу 969 года владения Святослава в Болгарии и не простирались далее Добруджи, нам все равно неясно, почему князь рвался в Переяславец, а не в Доростол – центр этой области. Русским же летописцам XI-XII веков, напротив, все было понятно. В их время Малый Преслав часто посещали русские купцы, проплывавшие вдоль побережья Черного моря. От них летописцы и черпали информацию о географии далекой земли дунайских болгар, к тому времени уже давно находившейся под властью Византии. Именно с начала XI века (с момента окончательного установления ромеями своей власти в болгарских землях) началось активное участие Переяславца в русско-византийской торговле. «Теперь, – пишет историк В. Б. Перхавко, Киев и другие древнерусские центры могли получать отсюда разнообразные византийские товары (вино, южные фрукты и специи, изделия провинциального византийского ремесла). К XI-XII векам (но не к X столетию) относятся и археологические материалы, свидетельствующие о древнерусском торговом обмене с нижнедунайскими центрами (Доростолом – Силистрой, Диногецией, Исакчей, островом Пэкуйул-луи-Соаре, Капидавой, Мэчиной, Черна водой). При их раскопках открыты, в частности, древнерусские дверные замки трубчатой формы, кресты-энколпионы, пряслица для прядения из розового овручского шифера, служившие погремушками глиняные поливные яйца-писанки, стеклянные браслеты и другие украшения. В районе села Нуфэру, где предположительно локализируется Переяславец – Малый Преслав, преобладают археологические находки последней трети X-XIV века: византийские амфоры, стеклянные браслеты, поливная посуда, монеты и печати, восточные сфероконические сосуды для благовоний и ртути, привезенные из Руси ремесленные изделия (писанка, овручские пряслица)» ^{447} .