Текст книги "Уильям Шекспир — слова символы, как язык иносказания"

Автор книги: Александр Комаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Но, давайте вернёмся к семантическому анализу сонета 49, где автор в втором четверостишии продолжил тему» отчуждения на фоне, надвигающего «публичного скандала». Впрочем, поэтические строки сонета принизывает чувство внутреннее сожаления барда в предчувствии полного разрыва с беспечным и самовлюблённым юношей, инициирующим своими действиями возникновение очередного «публичного скандала» у драматурга, как автора.

«Against that time when thou shalt strangely pass,

And scarcely greet me with that sunne thine eye,

When love converted from the thing it was

Shall reasons find of settled gravity» (49, 8-11).

«Вопреки тому времени, когда ты мимо по-странному – пройдёшь,

И едва ли, поприветствуешь меня тем солнечным (взором) твоих глаз,

Когда любовь преображалась, судя по тому, чем была (и что ж),

Должны были найтись поводы устоявшейся гравитации (днесь)» (49, 8-11).

В строках 8-9, повествующий обращаясь к юноше в сослагательном наклонении далее развил тему: «Вопреки тому времени, когда ты мимо по-странному – пройдёшь, и едва ли, поприветствуешь меня тем солнечным (взором) твоих глаз». Для верного построения предложения при переводе, согласно правилам, грамматики и стилистики на русском мной была заполнена медиальная цезура строки 9, соответствующим словом в скобках «взором», которое прибавило поэтическую стопу строке. Таким образом, заполнение медиальной цезуры упорядочило пятистопный ямб строки, зафиксировав рифму.

Литературный образ «солнечного (взора) глаз» строки 9 не случайный, так как устанавливает связь сонета 49 со всеми сонетами, в которых присутствовал образ «Апреля» и «солнечного Апреля», играя роль ключевого сонета, фиксирующего кульминационную точку в переоценке взгляда автора сонета на окружение, что указывает на один из переломных моментов в жизни поэта и драматурга.

Вне всякого сомнения, образ «солнечного (взора) глаз» юноши, поддерживает ключевую «аллюзию» истории о сезонах года, «howers» – «хорах», молодых девушек в хороводе первой строки сонета 5, взятой Шекспиром из сюжета древнегреческого мифа в интерпретациях Гесиода и Гомера. (Hesiod, «Works and Days» pp. 74—75). (Homeric «Hymn to Aphrodite» 6.5—13).

Помимо этого сонет 49, благодаря образу «солнечного (взора) глаз» строки 9 имеет чересчур очевидную связь с сонетами 3, 21, 33 и 98, в которых также нашёл своё место образ «Апреля» являющимся идентификационным маркером обозначающим юного Саутгемптона в поэтическом «шекспировском» языке аллегорического иносказания.

Впрочем, ключевой образ «солнечного (взора) глаз» строки 9 нашёл своё отражение в образе «солнечного Апреля» из пьесы Шекспир «Король Эдуард III» акт 1, сцена 2, 141—142 (William Shakespeare King Edward III, I, II, line 141—142): «Let not thy presence, like the April sun, flatter our earth and suddenly be done», «Пусть не будет твоё присутствие, подобное Апрельскому солнцу, польстившему нашей земле и будучи внезапно завершившимся».

Поэтому, любезно прилагаю для ознакомительных целей и сравнения читателем фрагмент пьесы Шекспира «Король Эдуард III»:

– Confer!

________________

© Swami Runinanda

© Свами Ранинанда

________________

Original text by William Shakespeare «King Edward III» Act I, Scene II, line 141—144

This text is distributed for nonprofit and educational use only.

«Let not thy presence, like the April sun,

Flatter our earth and suddenly be done.

More happy do not make our outward wall

Than thou wilt grace our inner house withal» (141-144).

William Shakespeare «King Edward III» Act I, Scene II, line 141—144

Пусть твоё присутствие не будет, подобно солнцу Апреля,

Польстившему нашей земле и будучи внезапно завершившимся.

Куда более крепче не сделавшим наши внешние крепостные стены,

Чем твоя увядающая светлость наш внутренний дом, помимо того» (141-144).

Уильям Шекспир «Король Эдуард III» акт 1, сцена 2, 141—144.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 02.02.2024).

Однако, давайте возвратимся к семантическому анализу сонета 49. Пара строк 7-8 заслуживает особого внимания читателя, ибо знаменует ряд эпохальных событий в истории не только Британии, но и всего научного мира.

«When love converted from the thing it was

Shall reasons find of settled gravity» (49, 7-8).

«Когда любовь преображалась, судя по тому, чем была (и что ж),

Должны были найтись поводы устоявшейся гравитации (днесь)» (49, 7-8).

В строках 7-8, повествующий бард в «антитезе» второго четверостишия описывал аспекты любви юноши: «Вопреки тому времени …когда любовь преображалась, судя по тому, чем была (и что ж), должны были найтись поводы устоявшейся гравитации (днесь)».

Вполне возможно, что когда Саутгемптон в отроческом возрасте был привезён в Сесил-хаус на Стрэнде поместье опекуна, его отношение было значительно лучше к поэту, по сравнению более поздним временем, когда достигнул совершеннолетия, став всеобщим любимцем и фаворитом королевы Елизаветы.

Конечная цезура строки 7 мной была заполнена оборотом речи в скобках «и что ж», который разрешил проблему рифмы строки. Конечная цезура строки 8 мной была заполнена наречием в скобках «днесь», который обозначает «ныне» или «сейчас», установившим рифму строки.

Если внимательно вчитаться в строки 7-8, то можно обнаружить смысловую «антитезу», построенную на контрасте содержания строки 7 с содержанием строки 8. Независимо от этого, строка 8, согласно замыслу автора, предназначена служить контраргументом, для того чтобы убедить юношу не идти на дальнейшую конфронтацию, чтобы не разрывать многолетнюю дружбу и творческое сотрудничество с драматургом.

Дело в том, что поэт в строке 8 сонета 49 сравнил свои отношения с юношей, сравнив их с силой магнетизма, к примеру притяжения двух небесных тел, как нечто высшее, данное свыше. Сама по себе строка 8 служит основным контраргументом в том объяснении, что их отношения не случайны, а объединены «волей высших сил в соединении их судеб» непосредственно, судя по риторике изложения: «Должны были найтись поводы устоявшейся гравитации (днесь)», где фраза «reasons of settled gravity», «причины устоявшейся гравитации», на самом деле, является литературным приёмом «аллюзия» с конкретной ссылкой на уже опубликованный трактат Уильяма Гилберта на латыни «О Магните и магнитных телах, а также о Великом Магните – Земле», «On the Magnet and Magnetic Bodies, and on That Great Magnet the Earth», и опубликованном в 1600 году. («De Magnete, magnetecisque corporibus, et de magno magnete Tellure Physiologia Nova». London, 1600, folio).

По этому поводу, хочу сослаться на известное произведение Джона Драйдена «Моему почитаемому другу доктору Чарльстону», которое он посвятил великим соотечественникам, внёсшим свой неоценимый вклад в науку, литературу и дипломатию, именно, там есть упоминание об Уильяме Гилберте. В связи с чем, любезно прилагаю перевод фрагмента «Моему почитаемому другу доктору Чарльстону» Джона Драйдена для ознакомительных целей и сравнения читателем:

– Confer!

________________

© Swami Runinanda

© Свами Ранинанда

________________

Original text by John Dryden «To my Honor'd Friend, Dr. Charleton» Epistle the Third, line 17—22

The Project Gutenberg eBook of The Works of John Dryden, now first

collected in Eighteen Volumes, Volume 11, by John Dryden

This text is distributed for nonprofit and educational use only.

«The world to Bacon does not only owe

Its present knowledge, but its future too.

Gilbert shall live, till loadstones cease to draw,

Or British fleets the boundless ocean awe.

And noble Boyle, not less in nature seen,

Than his great brother, read in states and men» (17-22).

John Dryden «To my Honor'd Friend, Dr. Charleton». Epistle the Third, line 17—22.

Мир, будучи обязанным Бэкону, не только задолжал (как вы)

Своими нынешними знаниями, но и – к тому же будущими, (как знать).

Гилберт будет жить, до тех пор покуда перестанут притягивать магниты,

Либо Британский флот перед безграничным океаном станет трепетать.

И благородный Бойль, тем не менее в природе понимал (придя),

Чем его великий брат, сокрытое читавший по странам и людям» (17-22).

Джон Драйден «Моему почитаемому другу доктору Чарльстону». Эпистола Третья, 17—22.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 11.01.2024).

(Примечание от автора эссе: Уильям Гилберт (24 мая 1544? —30 ноября 1603), также известный как Гилберт, в «елизаветинскую» эпоху английский врач, физик и натурфилософ. Уильям Гилберт, будучи доктором медицины длительное время занимал должность главного врача при дворе королевы Елизаветы, а также короля Якова I.

Дело в том, что Уильям Гилберт фактически открыл земное притяжение задолго до Исака Ньютона. В связи чем, им был написан примечательный трактат на латыни «О Магните и магнитных телах, а также о Великом Магните – Земле», «On the Magnet and Magnetic Bodies, and on That Great Magnet the Earth», опубликованный в 1600 году.

(«De Magnete, magnetecisque corporibus, et de magno magnete Tellure Physiologia Nova». London, 1600, folio).

Френсис Бэкон назвал этот знаковый трактат о магнетизме «a painful and experimental work», «изнурительной и экспериментальной работой». Хотя, В IV веке до н.э. греческий философ Теофраст писал об «magnitis lithos» – «камнях из магнезии».

Известно, что Гилберт сконструировал и реализовал два прибора (прототипы современных гироскопов), при помощи которых моряки могли беспрепятственно проводить навигацию в облачную погоду без помощи секстанта, навигационного прибора для определения местонахождения судна по расположению небесных тел, с помощью которого определялась широта и долгота на морских просторах в безоблачную погоду. В своих многих изысканиях Гилберт предпочитал игнорировать и полностью отвергать, распространённые в средние века аристотелевские идеи в области философии, наряду со схоластическим методом университетского преподавания. Стоит отметить, что единица измерения силы или индукции магнитного поля, известная, как индукция магнитного потенциала в его честь была изначально названа «гильберт», но позднее стали использоваться «амперметр» и «тесла».

(«On the Magnet, Magnetick Bodies Also, and on the Great Magnet The Earth», the 1900 English edition printed by Chiswick Press at Project Gutenberg).

Краткая справка.

Роберт Бойль (Robert Boyle), прославивший своё имя научно-экспериментальными исследованиями, был сыном великого графа Корка. Примерно в это время, он активно участвовал в создании научного Королевского общества, одним из главных основателей которого его по праву можно считать с полным правом. Этим фактом, выделившим его заслуги в фокусе внимания поэта, литературного критика, драматурга, переводчика Джона Драйдена, который будучи действительным членом научного Королевского общества своими посвящениями увековечил на поэтическом Олимпе имена выдающихся учёных. Таким образом поэт ознаменовал свой вклад в сообщество учёных Англии, известное по всему миру.

Роберт Бойль (Robert Boyle) (25 января 1627 – 31 декабря 1691) – англо-ирландский натурфилософ, химик, физик, алхимик и изобретатель. Примечателен тот неоспоримый факт, что Бойль по множеству признакам можно считать пионером современной химии, именно такой, какой мы все её знаем. И как следствие, одним из основателей современной химии, то есть будучи первооткрывателем современного экспериментально-научного метода познания в современной науке.

Несомненно, Бойль наиболее известен в научной среде благодаря закону Бойля-Мариотта, который описывал обратно пропорциональную зависимость между абсолютным давлением и объёмом газа, если температура поддерживается постоянной в замкнутой системе. Среди его наиболее значимых работ, стоит отметить «Скептический химик», «The Sceptical Chymis». Впрочем, методологии Роберта Бойля, как учёного его принципы исследований в современной науке считаются краеугольным камнем в области научных методов для познания не только химии, но и других фундаментальных наук. Бойль, будучи набожным англиканцем в своё время был широко известен публикациями трактатов в области прикладной теологии.

Однако, давайте возвратимся к семантическому анализу сонета 49 в поиске новых, совершенно неведомых находок. При рассмотрении третьего четверостишия, включающего в себя строки 9-12 читатель обнаруживает, что, согласно «знакам препинания» текста оригинала Quarto 1609 года, оно входит в единое многосложное предложение, включающее в себя заключительное двустишие. Таким образом, следуя замыслу автора, каноническая структура построения чисто «английского» сонета в тексте сонета 49 была полностью нарушена, что вполне можно взять себе на заметку.

«Against that time do I insconce me here

Within the knowledge of mine own desert,

And this my hand, against myselfe uprear,

To guard the lawful reasons on thy part» (49, 9-12).

«Вопреки тому времени Я, укрываемый мной – здесь

В рамках познания моей собственной пустыни,

И эта моя рука позади против самого себя,

Защищает законные основания – твоей стороны» (49, 9-12).

В строках 9-10, повествующий бард переходит к изложению о себе, то есть своём статусе: «Вопреки тому времени Я, укрываемый мной – здесь в рамках познания моей собственной пустыни».

Фраза строки 9 современному читателю может показаться странной: «Вопреки тому времени Я, укрываемый мной – здесь» из-за оборота речи «Я, укрываемый мной здесь». Дело в том, поэт вначале повествует о себе от первого лица «Я, укрываемый», затем о себе от третьего лица «укрываемый мной здесь», но в «елизаветинскую» эпоху подобный стилистический оборот речи вполне мог быть нормой.

Широко распространённый оборот речи, входящий полностью в строку 10: «Within the knowledge of mine own desert», «В рамках познания моей собственной пустыни» в «елизаветинскую» эпоху вполне мог обозначать, – «в рамках познания самого себя в своей библиотеке, в полнейшем уединении».

В строках 11-12, повествующий ещё раз напоминает юноше, адресату сонета, что всегда остаётся на его стороне: «И эта моя рука позади против самого себя, защищает законные основания – твоей стороны».

Некоторые критики, в своё время приняли во внимание фразу строки 11 сонета 39: «against myselfe», «против самого себя» чисто прагматически, как содержащую парадокс, состоящий из «противоречий, не вписывающихся в логику любого здравомыслящего человека».

Впрочем, если обратить свой взгляд к изысканиям в предыдущих эссе, то моя точка зрения к указанному критиками парадоксу, содержащемуся во фразе: «against myselfe», «против самого себя», отличается от общепринятой позиции критиков, поэтому моя точка зрения на указанный критиками парадокс диаметрально противоположная, так как утверждаю об полном отсутствии его, как такового.

Рассматривая непонятый критиками парадокс фразы, «за тебя, как против самого себя» можно констатировать, он был описан критиком Джеральдом Хаммондом в сонетах 88-93 относительно противоречивых мотиваций поэта объединённые в одной фразе: «за тебя, как против самого себя», «for you as against yourself», характеризующие неординарность поведения автора сонета 89, как например, в строке 13: «из-за тебя, наперекор себе оспорить я клянусь – услышь». Это и есть, один из парадоксов Шекспира, – «наперекор себе, оспорить я клянусь (себя)». Словно, отрицание отрицания своего персонального Эго, как поэта и человека.

Строка 14 сонета 89 усиливает строку 13, подтверждая её: «для этого, не должен я любить того, кого ты ненавидишь». Но через парафразу подстрочник мне пишет: «для этого, не должен я любить (себя), (того) кого ты ненавидишь», которой подводит черту. (Gerald Hammond. «The Reader and Shakespeare's Young Man Sonnets». Totowa, N. J.: Barnes and Noble Books, 1981, pp. 243—247).

Однако, апеллируя вышеупомянутый парадокс в ходе исследований сонетов 3, 31 и 53, мной было обнаружено отсутствие данного парадокса, основной причиной недопонимания критиками этих противоречий являлось отрицание ими применение Уильямом Шекспиром философских воззрений Платона из его «Идеи Любви», в качестве идейно философской основы при создании последовательности сонетов «Прекрасная молодёжь», «Fair Youth».

Возвращаясь к семантическому анализу сонета 49, хочу ещё раз отметить, что заключительные две строки не представляют собой исключительно обособленное предложение, как должно было предусмотрено при каноническом построении чисто «английского» сонета.

«To leave poor me, thou hast the strength of laws,

Since why to love, I can allege no cause» (49, 13-14).

«Покинул убогого меня ты, силой законов обладая,

После чего зачем любить, коль Я не смогу заявить причины» (49, 13-14).

В заключительных строках 13-14, повествующий бард сетовал на юношу, покинувшего его используя силу законов: «Покинул убогого меня ты, силой законов обладая, после чего зачем любить, коль Я не смогу заявить причины». По-видимому, отношения между драматургом и «молодым человеком сами себя изжили по причине эгоцентричного характера Саутгемптона, поэтому поэт логически пришёл к выводу, «зачем любить (тебя), коль Я не смогу заявить причины».

Семантика изложения фразы: «не смогу (то есть не имею права или возможности) заявить причины» потому, что за это поплачусь своей жизнью. Примечательно, но эта фраза несёт в подстрочнике очевидную подсказку, что драматург, будучи на 23 года старше адресата сонета, вполне мог иметь прямую кровную связь с юношей, но при этом без юридических прав публичного заявления своего биологического отцовства.

Хочу напомнить читателю, что в число известных авторов, посвятивших свои произведения Эдуарду де Вер, 17-й графу Оксфорда (Edward de Vere, 17th Earl of Oxford) вошли: Эдмунд Спенсер (Edmund Spenser), Артур Голдинг (Arthur Golding), Роберт Грин (Robert Greene), Джон Эстер (John Hester), Джон Брук (John Brooke), Джон Лили (John Lyly), Энтони Манди (Anthony Munday) и Томас Черчьярд (Thomas Churchyard).

Причём, Джон Лили (John Lyly), Энтони Манди (Anthony Munday) и Томас Черчьярд (Thomas Churchyard) непосредственно работали личными секретарями у графа Эдуарда де Вер в течении различных периодов времени. Согласно очеркам архивариуса Энтони Вуда, английский учёный Николас Хилл (Nicholas Hill), также некоторое время работал секретарём у графа Оксфорда.

Краткая справка.

Николас Хилл (Nicholas Hill) (1570 – ок. 1610) – английский натурфилософ, считавшийся одним из учеников Джордано Бруно. Он, также был известен своей книгой «Философия эпикурейства» (Philosophia epicurea), написанной в 1601 году. Хилл получил образование в школе Мерчанта Тейлора и колледже Святого Иоанна в Оксфорде, куда поступил в 1587 году, получил степень бакалавра и стал стипендиатом в 1590 году. Николас Хилл в 1591 году был исключён из своей стипендии. После предполагаемой должности секретаря или дворецкого у Эдуарда де Вера, 17-го графа Оксфорда, при поддержке Генри Перси, 9-й граф Нортумберленд. Архивариус Джон Обри как-то раз проговорился, что Николас Хилл был новообращённым католиком, но Кристофер Хилл выразил сомнения в этом. В пересказах архивариуса Джона Обри также говорилось, что он близкий друг Роберта Хьюса, входящего в круг Нортумберленда. Николас Хилл покинул Англию и проживал в Роттердаме со своим сыном.

Хью Тревор-Ропер считал, что Хилл был католиком, и именно, по этой причине его исключили из Сент-Джонса. Он, также связывал Хилла с заговором сэра Роберта Бассета. Согласно отчёту «Hues», запротоколированному Обадией Уокером (Obadiah Walker), что сразу же после скоропостижной смерти сына, Хилла покончил с собой.

Джон Донн открыто высмеивал научный вклад Николаса Хилла в своем «Catalogus Librorum Aulicum»; к тому же поэт Бен Джонсон, также подверг Хилла насмешкам в своей эпиграмме (Epigram 133/134).

Выводы: семантический анализ сонета 49 показал, что автор сонета находясь на грани очередного «публичного скандала» пришёл к решению об переоценке многолетней дружбы, значительно ограничив рамки творческого сотрудничества. Содержание сонета по стилистике необычайно выразительное, состоящее из нескольких риторически построенных «антитез», где автор обращается к адресату сонета от первого лица в подчёркнуто ультимативной форме на «ты», что указывало на апогей эмоционального накала страстей, это – во-первых.

Во-вторых, литературный образ «солнечного (взора) глаз» строки 9 сонета 49, мы можем обнаружить в сонетах 3, 21, 33 и 98, что указывает на прямую образную связь с литературным образом прекрасного «солнечного Апреля» этих сонетов, который, согласно первоначальному замыслу автора, являлся идентификационным маркером «шекспировского» языка аллегорического иносказания для обозначения юного Саутгемптона в текстах оригинала Quarto 1609 года. Что предоставило мне объяснение откуда и каким образом в литературных кругах Лондона возник псевдоним Саутгемптона – «Солнечный».

В-третьих, образ «settled gravity», «устоявшейся гравитации» в строке 8 сонета 49, являясь литературным приёмом «аллюзия», который давал прямую ссылку на трактат Уильяма Герберта «О Магните и магнитных телах, а также о Великом Магните – Земле», «On the Magnet and Magnetic Bodies, and on That Great Magnet the Earth», опубликованного в 1600 году. Из чего можно предположить, Шекспир, в лице графа Оксфорда вполне мог знать об многолетних изысканиях Уильяма Герберта от учёного Николаса Хилла, поскольку тот служил у графа Оксфорда личным секретарём.

Шекспир прекрасно знал изречение Гераклита, «Нельзя дважды войти в одну и ту же воду», но до конца свой жизни продолжал в глубине души искренне любить Саутгемптона, как сына в тщетной надежде на восстановление давней дружбы. Впрочем, фраза гения драматургии из строки 14 сонета 53 об юноше с «сердцем, лишённым чувства постоянства» оказалась профетической.

Краткая справка.

«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку» – античный фразеологизм, обозначающей «всё изменяется» по истечению некоторого времени. Изречение, позднее ставшее крылатой фразой древнегреческого философа Гераклита из Эфеса (ок. 554 – 483 гг. до н.э.). «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку» на латыни: «In idem flumen bis non descendimus». Иногда эту крылатую фразу переводят, как «Нельзя дважды войти в одну и ту же воду». Гераклит Эфесский.

(Примечание: для ознакомления читателем прилагаю критические дискуссии и заметки, имеющие прямое отношения к сонету 49, которые могут заинтересовать исследователей, занимающихся углублённым изучением наследия гения драматургии. По этическим соображениям, текст предоставленного материала в ходе перевода максимально сохранен, поэтому автор эссе не несёт ответственности за грамматические сокращения, стилистику и пунктуацию ниже предоставленного ознакомительного архивного материала).

Критические дискуссии и заметки к сонету 49.

В строке 3 об обороте речи «cast ...summe», «сбросить ...сумму» критик Эдвард Дауден (Edward Dowden) аргументировал свои доводы: «Закрыть его расчётный счёт и подвести итоговую сумму». (Cf.! S. 2, 11: «sum my count», «просуммируйте мой счёт». – Ed.).

В строке 4 относительно оборота «advis'd respects», «советующее соблюдение» критик Эдвард Дауден (Edward Dowden) предложил ссылку эквивалент образа во фрагменте пьесы: «Хорошо продуманные причины. Cf.! K. J., IV, II, 214: «It frowns more upon humour than advised respect», «Это более осуждает юмор, чем советует соблюденье».

Относительно содержания строк 7-8 критик Джордж Стивенс (George Steevens) предложил для сравнения ссылку на отрывок пьесы: Cf.! J. C., IV, II, 20—21: «When love begins to sicken and decay It useth an enforced ceremony», «Когда любовь начинается претить или распадаться, то к ней применяется церемония принужденья».

В строке 8 относительно оборота речи «reasons of setled gravitie», «поводы устоявшейся гравитации» критик Шмидт (Schmidt) пояснил: «(Поводы для) представительного резерва». (Итак, Делиус; и Бичинг, который отмечает, что это) констатировали использование слова «gravity», «гравитация» у Sh., с другой стороны, Дауден и Рольф подразумевали, а Тайлер, Уиндхэм и Портер явно воспринимали фразу, как эквивалент фразе «advis'd respects», «соответствующего соблюдения» в строке 4, или «lawful reasons», «законные причины» в строке 12, т.е. могло означать «weighty reasons», «весомые причины».

Критик мисс Портер (Porter) предположила: «Страх перед холодными и формальными аргументами звучит в конце каждого четверостишия, как «Against that time», «Вопреки того времени» находящегося парадокса раньше».

(Эта параллель, безусловно, наводит на предположение в пользу второго толкования; а что касается обычного значения слова «гравитация» у Sh., то оно относится скорее к правилам приличного поведения, чем к отстранённому высокомерию, и вряд ли оно может быть здесь. Можно также сравнить с Хукером (Hooker, Keel. Polity, I, X, § 9): «To punish the injury committed according to the gravity of the fact», «Наказать за причинённый вред в соответствии с тяжестью факта». (Цитируется в T.E.D.) – Ed.).

В строке 10 Quarto было написано слово «desart», после редакторской правки последующих переизданий «desert», «пустыня», не зависимо от этого критик Делиус (Delius) предложил следующий комментарий: «Маленькая пустыня или желать находиться в пустыне, то есть пожелание пребывать в уединённом месте». (Для сравнения с рифмой. Cf.! S. 11, 4 и S. 14, 12. – Ed.).

По поводу строк 11-12 он же предоставил своё предположение: «Это касается (странной) идеи о том, что поэт становится обвинителем против самого себя. Cf.! S. 88». (Этот сонет – один из тех, которые лучше всего отражают совокупный эффект структуры из трёх четверостиший. Cf.! S. 52 и 73. – Ed.).

Маккей считал, что этот сонет вводился в последовательность, написанную для предоставления доказательств любви Лестера к королеве Елизавете (предположительно), но та же тема развивается в S. 57—58; S. 62—69; S. 104—107; S. 113—114; S. 118—122; S. 128; S. 140—142. (Nineteenth Century, 16: 256). («Shakespeare, William. Sonnets, from the quarto of 1609, with variorum readings and commentary». Ed. Raymond MacDonald Alden. Boston: Houghton Mifflin, 1916).

Post Scriptum. В 1663 году королевский врач Уолтер Чарлтон (Dr. Charleton & Stonehenge) опубликовал книгу «Хорея гигантум», «Chorea gigantum», «Танец гигантов», или «Самая знаменитая древность Великобритании», в просторечии называемая Стоунхендж, который стоит на равнине Солсбери, возвращённый датчанам, которые утверждали, что этот артефакт был делом рук викингов. Эта уникальная книга является единственной в своём роде из всех редких в библиотеке Наследия. Презентационный экземпляр был подарен его покровителю, королю Карлу II.

Дед Чарльза, Яков I, узнал о камнях в 1620 году, когда останавливался в соседнем Уилтон-хаусе, и попросил своего королевского землемера Иниго Джонса исследовать памятник. В отчёте Джонса, опубликованном посмертно в 1655 году, утверждалось, что Стоунхендж имел римское происхождение и специфически тосканский стиль. Джонс, который побывал в Италии и сам видел римские руины, пришёл к удивительному (и, откровенно говоря, круговому) выводу, что как «великолепный памятник» Стоунхендж, должно быть, был построен римлянами, поскольку их культура была единственной способной создать такое великолепие из всех народов, населявших территорию современной Англии.

Гигантская хорея была ответом Чарлтона на римские притязания Джонса. В первой половине книги описание руин Джонсом сравнивается с находками Уильяма Кэмдена, выдающегося антиквара и топографа, который обследовал это место для своей книги «Британия». Чарлтон присоединяется к Кэмдену, отмечая, что не раз и не два я получал удовольствие от созерцания этой замечательной древности и со всей возможной внимательностью рассматривал её форму, порядок и отдельные части; я всегда замечал, что проект мистера Кэмдена гораздо ближе по сходству.

Затем Чарлтон систематически сравнивает памятник со «множеством нагромождённых огромных камней» в Дании, описанных датским королевским врачом Оле Вормом в «Danicorum monmentorum» (1643). Чарлтон приходит к выводу, что Стоунхендж, должно быть, был делом рук датчан, поскольку у них были технологии и навыки для транспортировки и подъёма монолитных камней, и что монумент был построен, как место встречи для выборов и коронации датских королей.

Уолтер Чарлтон (Walter Charleton) был в центре событий научной исторической революции 17-го века. Это сын ректора из Сомерсета, который получил образование в Оксфорде, где ему преподавал влиятельный натурфилософ Джон Уилкинс (John Wilkins). Именно в оксфордском доме Уилкинса в этот период регулярно собирался «Экспериментальный Философский Клуб» («Experimental Philosophical Clubbe»), предшественник Королевского научного общества, форум, на котором влиятельные фигуры, включая Кристофера Рена, члена клуба Томаса Уиллиса и Ральфа Батерста, встречались и обсуждали науку, идеи и эксперименты.

В 1643 году Чарлтон, которому тогда было чуть за двадцать, был назначен ординарным врачом Карла I, проживавшего тогда в Оксфорде во время гражданской войны. В этой роли он, предположительно, вступил в контакт с великим Уильямом Харви (William Harvey), который в качестве старше го королевского врача, также должен был присутствовать при дворе короля.

Покинув Оксфорд и после казни Карла I в 1649 году, Чарлтон переехал в Лондон, где открыл врачебную практику на Рассел-стрит в Ковент-Гардене. Он стал кандидатом Коллегии врачей в апреле 1650 года, став почётным членом в 1664 году, стипендиатом в 1676 году и президентом Коллегии врачей в 1689 году и, сохранив свою верность делу роялистов, был назначен ординарным врачом изгнанного Карла II. В 1663 году, после реставрации, он стал членом недавно созданного Королевского научного общества, где он активно участвовал в дискуссиях, проявив себя, как увлечённый экспериментатор, например: он был первым, кто показал, что головастики превращаются в лягушек и что скорость звука меняется в зависимости от различий во влажности и температуры в течение всего дня и ночи. В этот период он также написал ряд медицинских текстов, включая «Патологические упражнения» (1661) и первый учебник физиологии на английском языке «Естественная история питания, жизни и произвольных движений» (1659).

Несмотря, на эти связи Королевского научного общества с «новой наукой» и современными идеями, Чарлтон на самом деле был куда более неоднозначной фигурой в научных изысканиях. Как показала Эмили Бут (Emily Booth) в своем исследованиях научной деятельности доктора Чарлтона, он был эклектичен в своем подходе, используя смесь идей и философий, старых и новых. Помимо медицинских текстов, например, он написал и перевёл несколько религиозных и философских книг, включая некоторые из первых работ по эпикурейству на английском языке. Чарлтон происходил из скромной семьи, не имел независимого дохода и зарабатывал на жизнь, как работающий врач, полагаясь на привлечение и удержание пациентов. Его эклектизм, возможно, был основан на прагматизме, позволявшем ему поддерживать связи с традиционными основами, на которых была основана медицинская практика, а также демонстрировать осведомлённость о последних инновациях и дискурсах, защищая себя от критики «догматизма».