Текст книги " Месть нерукотворная"

Автор книги: Александр Сапсай

Соавторы: Елена Зевелева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Если бы Сашок, конечно, помог, все было бы иначе. Но тот – сука – по-прежнему курил «Беломор», стоя невдалеке под фонарем, и даже не проявлял никаких намерений помочь товарищу. Корм взять в этой неразберихе Вогез, естественно, забыл. О сачке тоже не вспомнил, а принеся домой весь свой «улов», начал как раз с того, что сделал его сам из старого мамашиного капронового чулка. Потом возился до утра, налаживая быт для своей добычи: мыл, чистил, сажал растения, наливал заранее заготовленную в ведре воду. И лишь после всего этого, уже засветло, подумав, что, к счастью, не натолкнулся ни на одного прохожего, а тем более на ментов, как подкошенный, свалился спать.

Спал он долго, часов до двенадцати. Раскаяния никакого не испытывал, только жаль было, что все пошло не так, как задумал. Но больше всего было жаль рыбок, оставшихся без корма в результате его оплошности. Поэтому, наспех одевшись и позавтракав оставленным мамашей с утра стаканом купленного еще вчера у узбечки кислого молока с хлебом, пошел в парк Кирова, что был поблизости, ловить живой корм – дафний. Дома он оставил своих красавцев, поставив еще чуть свет аквариум на самое видное место – на столе в кухне. Но внимания на это никто в их доме не обратил, как он и предполагал. Несмотря ни на что, Вогез твердо решил исполнить свое давнишнее намерение: пойти в школу сразу после уроков – самое время, чтобы зарисоваться и удивить всех своим новым приобретением. А возможно, и показать пару вуалевых пацанам для пущей важности, а заодно и некоторым маловерам. Пусть знают, кто такой Вогез. Это тебе не ножи из исторических музеев таскать, как Сашок. Это совсем другое дело.

Погода была солнечная, хорошая. Народу в парке Кирова было совсем немного: редкие посетители пили пиво из кружек возле деревянного грязно-голубого цвета домика пивной при входе в традиционное место отдыха жителей близлежащих домов, и какие-то пионеры в галстуках, видно, сбежавшие с уроков, резвились на детской площадке на качелях. Вогез удачно пристроился со своим видавшим виды оцинкованным ведром на ступеньках у самой воды пруда, больше напоминавшего вонючую грязную лужу, в которой и жили только так необходимые аквариумным рыбкам водяные блохи, называемые в народе «мандавошками», да еще разная тварь типа тритонов, лягушек, головастиков, трубочников. Зачерпнув ведром прямо возле ступенек воды, убедился, что наловил дафний с избытком на пару дней, потом оглянулся через плечо в сторону центральной аллеи и с неподдельным ужасом для себя увидел приближающихся к нему двух совсем молодых милиционеров, по виду узбекской национальности, в форме сержантов, с портупеей и кобурой на ремне.

Они подошли быстро. Вогез, которого при виде их чуть ли не паралич сковал, даже дернуться не успел. Взяли его за тощие руки и вытащили прямо со ступенек, на которых он продолжал сидеть в нерешительности, держа за ручку свое оцинкованное ведро с дафниями. Даже не дали отнести домой корм, хоть он и очень просил, чтобы хоть раз накормить рыбок. Полное ведро с живым кормом так и осталось стоять на бетонных ступеньках пруда возле самой воды. Жаль было, конечно. Но больше всего жалел он рыбок.

«Как они там, без меня, – не раз, вспоминая финал этой истории, думал Вогез, уже отбывая срок в жарком и пыльном Учкудуке в лагере вместе с такими же неудачниками, как он. – Ведь дома их никто даже и покормить не догадается. А еще хуже, набросают хлебных крошек в аквариум, рыбки и сдохнут сразу. Такое дело сделал, но даже показать никому в школе не удалось. Наверное, и не узнал никто ничего об этом. Конечно, о том, что посадили, знают наверняка, и что отправили в Учкудук на урановые рудники – тоже, а вот что приобрел наконец-то рыбок, по всей вероятности – нет. Обидно до глубины души…»

ГЛАВА 7
Мать и дочь

Завершив в этот день, как обычно, свои занятия в МГУ, Ольга, привыкшая всегда выкладываться на лекциях, ехала домой вымученная до основания. Она прекрасно ощущала это даже по тому, что после двух часов общения со студентами не хотела ни есть, ни пить, ни даже спать. А только бухнуться на кожаный диван в своей столовой, закинув ноги на валик, включить ящик, что бы там ни показывали, и набрать номер телефона Людмилы, своей подруги, разговору с которой никогда не мешала никакая телепрограмма. Все это она очень хотела сделать, и побыстрей.

С другой стороны, из головы не выходили многочисленные вопросы, заданные сегодня студентами в аудитории. Ребята не просто автоматически слушали лектора, как в основном бывает, а хотели как можно больше узнать и понять. И даже по такой, казалось бы, очень сложной, как сегодня, и сухой теме, какой была и на ее взгляд «Историография становления сталинского тоталитаризма в СССР». Для ее понимания нужно было как минимум изучить источники – книги, архивы, имена, регалии, труды отдельных авторов и коллективов ученых разных лет и целых исторических периодов жизни страны, и владеть этим историческим материалом сполна.

«И тема сложная, и подход к ней у различных людей неоднозначен. Особенно в наши дни. Но ничего, молодцы, справились отлично, – решила про себя Ольга. – Нужно будет непременно рассказать маме. Ей-то уж наверняка это понравится. Ведь еще и вопросов задаст миллион, будет интересоваться, как все происходило, что спрашивали и какие выводы сделали».

Студент нынче совсем другой пошел, не то что раньше – послушное большинство. Интеллигентные, думающие, интересные ребята, как считала она. И уже совершенно иной подход не только к лекциям, но и к знаниям, за последнее время прочно утвердившийся в нашей стране. Хорошо, что наконец так стало. Хотя трудней намного преподавать, конечно, и не каждый педагог из прошлого сегодня потянет на должном уровне, но зато намного интересней, содержательней, что ли, стала современная преподавательская работа в столичных вузах. Так и должно, видимо, быть.

«А может, западный, чисто прагматичный подход к знаниям наконец-то пришел и моментально прочно утвердился в России? Преподаватель теперь дает на занятиях максимум того, что может дать по данной теме. А студент делает все для того, чтобы этот максимум получить. Особенно за свои деньги. Преподаватель уже не станет, как было широко распространено раньше, особенно на лекциях по истории КПСС, зачитывать „рукописи, найденные под кроватью“, в которых с большим трудом разбирался даже сам лектор. Нет, сегодня студентам нужно уже не это, – думала Ольга, – а свободная, непринужденная дискуссия, широкий обмен мнениями – вот что».

Нынешняя студенческая настырность ей импонировала. Она была видна особенно отчетливо в первую очередь в коммерческих группах. Да и другие преподаватели, обмениваясь между собой мнениями на кафедре, говорили именно об этом. Разделяли ее взгляд на современный преподавательский процесс.

Во время своих лекций Ольга Освоила такую тактику: она привыкла выбирать в аудитории пару-тройку наиболее активных студентов, которые были видны опытному педагогу сразу, на реакцию которых и ориентировалась по ходу проведения своих занятий. Слушают внимательно, глаза горят, что-то попутно записывают – значит, говоришь интересно, содержательно, сообщаешь дельные вещи, неизвестные или малоизвестные факты и подробности, которые они сами найти не смогут. А если нет, нужно немедленно менять тактику. Сегодня, например, ничего менять не пришлось совсем. И тема, на удивление, оказалась благодатной. Удивительно, казалось бы, какое дело нынешним молодым людям до канувших в Лету описанных в исторической литературе и не всегда понятных современному человеку сталинских приемов и методов устрашения и подчинения своего народа. Это пожилым, прошедшим войну и все ужасы и кошмары того времени людям, должно быть намного ближе и понятней. Ан нет. Хотят знать об этом, оказывается, и нынешние студенты. Причем поглубже тех, что учились раньше, с деталями. Чтобы не было возможно повторение прошлого. У них совершенно другой подход. Европейский, что ли. Переворачивающий представление отечественных знатоков о том, что история якобы свидетельствует о том, что она ничему не учит россиянина, болтающегося по кругу исторического развития общества.

С такими мыслями Ольга дошла до остановки маршрутки в направлении улицы Миклухо-Маклая и плюхнулась на единственное свободное место в самом конце салона. Когда машина пересекла перекресток с Ленинским проспектом, в ее сумке раздался привычный музыкальный звонок мобильника «Самсунг», подаренного ей совсем недавно братом Геннадием. Посмотрев на высветившийся на экране номер, Ольга довольно тихо, не повышая голоса и чтобы не мешать своим разговором другим пассажирам (этого она просто терпеть не могла, внушая постоянно свое правило поведения и пренебрегавшим такими условностями студентам), ответила:

– Да, мама, слушаю! Внимательно слушаю тебя, говори!

– Олюня, это ты? – раздалось в трубке. – Что-то мне сегодня тревожно на душе уже с самого утра. У тебя все в порядке, все нормально? Как дела у Олега? Галину давно видела? – начала скороговоркой с бесчисленного количества вопросов, не требующих в общем-то ответов, мать, абсолютно не учитывая, что говорит по мобиле.

– Мама, понимаешь, я сейчас еду в маршрутке, здесь много народа и мне не особенно удобно с тобой говорить. Приеду домой, тогда поговорим. Я отвечу на все твои вопросы, не беспокойся, – попыталась остановить привычный набор вопросов и закончить разговор дочь. Но не тут-то было.

– Нет, подожди, ты послушай, что твоя мама говорит. Я договорю, я не просто так звоню, моя дорогая. Я очень за Галину волнуюсь, дочка, понимаешь? Ты же сама мать. Вот ведь парадокс, я волнуюсь за внучку не меньше, чем за Геннадия. Почему? Да потому, что так она устроена. За тебя бы так никогда не волновалась. Ты, кстати, давно с Геннадием разговаривала? – не унималась она. – Оля! Ты меня хорошо слышишь? Ты где сейчас находишься? Говорить можешь?

– Мамочка, я же тебе сказала. Успокойся. У всех все нормально. Я еду из МГУ к себе в институт… Скоро позвоню. Целую. Пока, – произнесла Ольга слегка раздраженно, нажав при этом кнопку отключения разговора.

«Вот ведь интуиция у матери, – подумала она, кладя мобильник в свою светлую французскую сумочку с блестящим позолоченным замком – также подарок родного брата. – Наверняка с Генкой только что поговорила, а теперь решила у меня перепроверить все то, что от него услышала. Хотя он многого и не скажет, скорей, с сестрой поделится, но все же молодец маман. И то, что с Галиной что-то неладное творится, тоже чувствует. В последнее время, к сожалению, за бесконечной суетой, валом проблем, обрушившихся на всех, за разными делами мы как-то все больше и больше отдаляемся от нее. Или, вернее, она от нас.

А мать, конечно, молодец. Благодаря своей интуиции, сильно развитому шестому чувству, постоянно держит руку на пульсе семейной жизни. Держит все семейные проблемы под своим неусыпным контролем. Всем бы так. Возможно, многое по-другому тогда и сложилось. А может, не пришло для этого еще время, нужно через многие испытания еще пройти?»

Ольга вспомнила, как, учась на последнем курсе МГИМО, дочка неожиданно объявила им, своим родителям, что выходит замуж. Они, в свою очередь, такому объявлению даже не удивились. Давно и напряженно думали о том, кого же все-таки выберет Галка из всех своих многочисленных поклонников… Все они были не только хорошими парнями, но и превосходными партиями, как говорила Алла, жена Геннадия. Удивительно, но иногда Ольге казалось, что ее любимая дочь доверяла свои сокровенные тайны не ей – матери, – а жене своего дяди, и гораздо охотнее. Да, в принципе, чего греха таить, так оно на самом деле и было. С некоторых пор их интересы стали все больше и больше совпадать – это очевидно.

«Почему?» – Ольга стала перебирать в памяти многочисленные ответы на этот вопрос, которые заранее знала. Мимо пронеслось здание гостиницы «Турист», потом череда обшарпанных еще в доперестроечные времена общежитий и учебных корпусов УДН – популярного в советское время Университета дружбы народов, отличавшегося от других количеством представителей африканских народов, заметным даже на улице. Студенты-африканцы были и у Ольги. Одного из них, из ЮАР, она запомнила особо, причем не по выдающимся способностям, а исключительно по его до предела оригинальному имени. Парня звали Виссарионовичсталин. Причем его имя писалось даже в русской транскрипции слитно, в одно слово. Фамилии этого студента, тоже довольно сложной, она не помнила. А такое слишком уж оригинальное для уха россиянина имя запомнила, конечно, навсегда, поведав об этом всем своим родным и знакомым.

Оборвав довольно резко отвлекавшие ее от главного мысли, Ольга принялась в очередной раз перебирать лихорадочно в уме проблемы с дочерью.

Да, ее Галку и Алку – жену Геннадия – объединяло сегодня в общем-то немало. Обе они, во-первых, больше всего на свете любили холить и лелеять себя, любимых. Потом, конечно, фитнес-клуб Алкин объединял и сближал их еще больше, это уж точно. А еще любовь к дорогим, а иногда и супердорогим фирменным шмоткам, бесконечная череда модных, крутых ресторанов, завсегдатаями которых они были изо дня в день – «Пушкин», «Обломов», «Ваниль», «Марио»… Уж Алла денег на них никогда не жалела, считая это непременным атрибутом своей жизни и своего имиджа, о котором пеклась больше всего на свете. Галке это также нравилось безумно. Ольга не раз и не два возмущалась, когда Алка уж слишком активно стала приучать к сладкой жизни ее дочь, со страшной силой вовлекая ее в свой оборот. Однако за этим следовал, как правило, напряженный и довольно неприятный разговор с дочерью.

– Галчонок! А тебе не стыдно разве каждый раз за Алкин счет по ресторанам болтаться, по бутикам с Алкой таскаться да по клубам с ней бегать, а еще и из ее фитнеса днями и ночами не вылезать, а? – спросила она как-то утром перед работой дочь в довольно резком и не совсем привычном для себя тоне.

– Мамусик! Ну кто же тебе сказал, что я куда-то, а тем более за чужой счет хожу? Посмотри на меня внимательно, мамочка, меня что, танк в голову ранил, что ли? Или я белыми нитками сшита? За какой такой чужой счет? У меня что, своих денег нет, что ли? У меня, между прочим, маман, и свои деньги на все есть. Ты разве этого не знаешь?

– Откуда, деточка? Где ты можешь взять такие деньги? Ну откуда у тебя они? Стипендию тебе вроде не повышали? Ты ведь пока только учишься, не работаешь. А мы тебе, соответственно, таких денег не даем, да и не можем, сама прекрасно знаешь, дать, даже если бы очень захотели. Хотя, как ты понимаешь, все мы работаем, и неплохо работаем. Бюджет у нашей семьи совсем не маленький. Но на все это, я думаю, никаких наших денег даже близко не хватит.

– Мама, ты пойми меня правильно, не обижайся только. Понимаешь, то, что вы зарабатываете все вместе, сегодня деньгами не называется. Потом, мы же не вдвоем с Аллой везде ходим. Нас, во-первых, ее деловые партнеры всегда сопровождают, и обычно они нас и угощают. И вообще, за что все вы ее так не любите? Терпеть просто не можете. Завидуете, что ли? Она современная, деловая женщина, к тому же хваткая, расчетливая, умная. Что еще нужно сегодня женщине, по-твоему, а?

– Чему завидовать, доченька? Было бы чему. Нашла, тоже мне, кого нам в пример приводить. Обыкновенная профурсетка, как раньше говорили. Тоже мне, деловая. Теперь это так называется. Одни мужики да «бабки», как вы все сейчас говорите, в голове. Ты с бабушкой поговори. Уж она-то деловых настоящих людей видела и знала немало.

– Как чему завидовать, мамуля? А что, нечему, что ли? А связям, а деньгам, а успехам… Этого что, разве мало? А сколько она сделала, сколького добилась за такое короткое время? Любой позавидует.

– Да успокойся ты, деточка, не горячись и не распаляйся по пустякам. Да будь у нее хоть миллионы, все равно завидовать здесь абсолютно нечему и некому. А тем более Алке. И потом, мы ведь сейчас не об Алле, тобой обожаемой, говорим. Просто мы с папой, пойми наконец, совсем не хотели бы, чтобы ты с ней так часто встречалась, вот и все. От таких встреч, мы знаем по опыту, добра не жди. Потом, у тебя в конце-то концов диплом на носу, забыла, что ли, об этом? Кстати, что-то давно я Владика твоего не видела. Куда он делся? Вы еще встречаетесь с ним?

– Все нормально, мам. С ним у меня все нормально, успокойся. Главное – не волнуйся! Я уже в институт убегаю. На сегодняшний день, думаю, обсуждений вполне достаточно. Целую! Привет!

Вот такой разговор у них однажды вышел, который Ольге очень хотелось продолжить, но не получилось. И вот вдруг, успешно защитив диплом, дочка как-то вечером нежданно-негаданно объявила им с отцом, что выходит замуж. И за кого? За мужика старше ее родителей. Причем на добрый десяток лет. Важного и богатого функционера из Белого дома… Для них это был просто шок. По иному и не скажешь.

Олег тут же, можно сказать, не откладывая в долгий ящик, навел справки о наметившемся будущем родственнике и представил по данному поводу жене полный отчет. Ему за полтинник. Женат не был. По служебной лестнице прыгает с быстротой молнии, перешагивая иной раз через несколько ступенек. Патронирует его кто-то на самом верху. Живет он в своем особняке на Рублевке, в Жуковке.

Потом состоялось первое знакомство с будущим зятем. Увидев его, Ольга внутренне содрогнулась, просто ахнула оттого, что Иннокентий Викторович был ростом ниже ее дочери чуть ли не на целую голову. И это ничего, пережили бы как-нибудь. И не такое переживали. Но своими внешними данными и необычным вкрадчивым голосом он напоминал запечатлевшийся в памяти советских людей, особенно после широко известных когда-то кинофильмов «Дело Румянцева», «Дело пестрых» да и многих других, образ то ли проходимца-ворюги, то ли оборотня, то ли шпиона и предателя, то ли всех их вместе взятых. В общем, тип был преотвратный, не чета былым Галкиным ухажерам ни внешне, ни внутренне. Вдобавок ко всему Иннокентий был тщедушен, хил, даже с ними говорил тихо, еле слышно, но с особым выражением выделяя ключевые, с его точки зрения, слова.

Галка же была высока, стройна, длиннонога, плечиста и бедриста, с высокой пышной грудью. Современная модель, да и только, или нимфа из фитнеса. Рядом с ней этот кузнечик-мозгляк выглядел намного хуже жениха с известной картины «Неравный брак». Там хотя бы чувствовалась порода, несмотря на старость, проступавшая на физиономии у стоящего под венцом жениха. А здесь, как говорится, без слез не взглянешь.

Это уже потом, спустя некоторое время, они вместе с Олегом поняли и сполна ощутили и оценили выдающиеся актерские способности зятя и особенности его тихого и вкрадчивого голоса. Когда ему было надо, чтобы все собравшиеся внимали его пространным, проникновенным, многословным и многосложным речам, тональность выступлений Иннокентия Викторовича становилась совсем другой, резко усиливалась. Голос его начинал звенеть, каменеть, модулировал, можно сказать, на всю октаву. Иннокентий становился при этом гораздо значительней, прежде всего в своих собственных глазах. Номенклатурную школу он явно прошел с первого по десятый, наверняка даже с похвальной грамотой за отличную учебу у тех мастодонтов-геронтократов прошлого, которые довели всю страну до маразма и глубокого застоя. Не зря же, находясь все время на достаточно высоких государственных постах, он ухитрялся мигрировать постоянно из Белого дома в Администрацию Президента… Так поступал, конечно, не один он. Как птицы, перелетали с куста на куст на новом витке спирали развития общества и многие его бывшие сослуживцы. Но с годами такое удавалось им все труднее. Одних доставали палкой, других сачком во время этих перелетов, а третьим уже не хватало сил, и они падали на грешную землю, вдребезги разбиваясь. Он же стойко переносил все тяготы и лишения новой жизни, не только набирая аппаратный вес и авторитет, но и многократно увеличивая свой капитал. Приватизировал для начала, можно сказать, свое рабочее место, что приносило ему доход не меньший, чем новым владельцам предприятий или новоявленным лендлордам, многие из которых завидовали бы ему несказанно. Подпольный миллионер Корейко выглядел по сравнению с Иннокентием, можно сказать, просто ребенком-детсадовцем… Почти олигарх. По-иному и не скажешь. И все тихо, как мышь. Осторожно, но весьма ощутимо материально. Не только для окружающих, но и для себя самого в первую очередь.

«Боже мой! – хватаясь за голову, думала все время Ольга. – Как же Галка-то с ним в постель может лечь? Как ей не противно-то? Ужас просто. Я бы даже в мои годы не смогла этого сделать ни за какие деньги, ни за какие коврижки. Но, видно, шикарный особняк в тысячу квадратных метров на суперпрестижной Рублевке, машины с мигалками, личный шофер – и не один, обслуга в доме, постоянные поездки на лучшие курорты мира для нее важней всего. Стали адекватной заменой и мужских достоинств зятька, и многих моральных принципов, привитых ей, казалось бы, чуть ли не на генном уровне».

Потом совершенно новое качество жизни, конечно, абсолютно новый круг высокопоставленных знакомых заслонили и отделили ее дочь довольно быстро от всех старых друзей, – многих из которых она знала с детства – равно как и других жителей Рублевки с их непомерными деньгами – от всей остальной Москвы. И конечно же сильно отдалили дочь от родных, по-прежнему во многом исповедовавших еще старые советские принципы жизни. Общались в последнее время они в основном только по телефону, да и то нечасто.

А что на душе у нее, счастлива ли она от такой жизни и при таком муже, Ольга себе даже и не представляла. Мучилась, конечно, от этого, ежедневно обсуждала с Олегом все возможные и невозможные варианты такой жизни, домысливала черт знает что. Но в общем-то совсем не представляла себе в полной мере всего, что произошло и происходит с дочерью в последнее время.

– Оля! Да что ж ты за мать такая? Отдала Галчонка спокойно этому вурдалаку и успокоилась, что ли? Никаких действий с твоей стороны даже не видно. Я, например, их даже не наблюдаю. Плывешь себе по течению, а на самом деле к самому водопаду спускаешься. По наклонной плоскости в результате все мы катимся, а ты даже не хочешь это понять. Или, может быть, ты тоже довольна ее замужеством и ее нынешним положением? – частенько вопрошала Татьяна Алексеевна.

– Не преувеличивай особенно, мама, тяжесть доли своей внучки. Утрируешь ты. Не знаешь реальных вещей. Не представляешь сегодняшней жизни. Знай, что все Галкины подружки, например, а уж тем более их мамаши, просто завистью изошлись… Понимаешь ты это или нет? А уж у нас-то на работе… Ты бы послушала хоть раз. Говорить даже не хочется на эту тему. Нет слов…

– Да что ты такое говоришь, подумай хорошенько сама, – возмущалась всегда мать. – Уж от кого-от кого, а от тебя я таких пошлостей и глупостей никогда не ожидала. Пойми, я чувствую, что у девочки довольно скоро пройдет этот этап насыщения, и тогда наступит настоящее прозрение… Я не преувеличиваю, пойми!

– Наступит, мама. Конечно, наступит. Я верю в это не меньше, чем ты.

– Вот и очень хорошо, что веришь. Так и должно быть.

– Знаешь, я тут на днях Владика встретила. Ты не представляешь, что с ним сталось! Испереживался парень, похудел, согнулся как-то, весь серый какой-то. Болезненный даже. А какая любовь у них была! Просто завидовали многие, в том числе все наши знакомые. Жалко очень его, да и ее, конечно, тоже очень жаль.

– Будет, успокойся, будет еще настоящая любовь у нашей стрекозы. И даже не одна, поверь мне. Только нельзя так спокойно, как ты, наблюдать подобную картину. Она же, в конце концов, девочка внушаемая и очень даже понятливая… И к тому же сама прекрасно знаешь, умная, хорошая, добрая, родственная девочка…

Вот так достаточно часто беседуя между собой, они в разговоре успокаивали друг друга, всесторонне осмысливая при этом главную для всей семьи тему. Но тут вдруг случилось-то, что отодвинуло и все эти разговоры, и все мысли по этому поводу, можно сказать, на второй, а то и на задний план. Ольга совершенно неожиданно даже для самой себя вышла на след иконы.