Текст книги "Шумерские ночи. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Александр Рудазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Император не скупился на своих наложниц. Тут пахло маслами и притираниями, повсюду были золотая утварь и цянские шелка. Кровати – не просто каменные возвышения или ниши в стенах, но искусные изделия на сохах и с кровлей. То тут, то там на парчовых подушках покоились хорошенькие головки, и к каждой Креол приглядывался, рассматривал в истинном зрении.

Его не интересовали прелести императорских жен. Он искал следы проклятий. Затаившуюся нечисть. Скверную магию. Что угодно, чему здесь не место…

– … Например, тебе! – шикнул Креол, хватая на лету существо с парой крылышек, рогом во лбу и полным похоти глазом.

– Хозяин, но нам же разрешили!.. – взмолился шепотом Хубаксис.

– Кто тебе разрешил⁈ Кто тебе разрешил, собачье дерьмо⁈ Как ты вообще выбрался из жбана⁈

– Я был очень мотивирован, хозяин, – сказал Хубаксис и укусил ладонь Креола.

Никогда в жизни Хубаксис ибн Касаритес не был настолько близок к смерти. Лицо Креола почернело от ярости, и он не принялся крушить все вокруг лишь потому, что рядом по-прежнему спали одалиски.

Так что он просто схватил Хубаксиса за шею и стиснул так, что у того едва не вывалился глаз. О, маг умел сделать так, чтобы джинн не развоплотился, не скользнул прямо сквозь его руку!

Но тут до него донеслось… присутствие. Не звук, не запах, но что-то неуловимое, колебание эфира, которое заметил бы только опытный маг.

Креол повернулся, не выпуская Хубаксиса. Его ноздри раздулись, маг пытался ощутить присутствие четче. Кто, что, где?..

В ароматы масел и притираний вкралась чужеродная нотка. Тоже сладко-приторная, но с привкусом… гнильцы. Тлена. Разложения.

Креол не так искусно различал нечистых тварей, как старуха Галивия или его собственный дед, но этих уж распознал. Лилу! Скверные создания ночи, что соблазняют и подчиняют себе женщин! Под покровом тьмы они прокрадываются в гаремы и там украдкой ласкают чужих жен, сосут их энергию, а иногда оставляют с полными животами и так порождают новых лилу.

Не будь гарем запретным для него местом, Креол давно бы обнаружил этих тварей. Встречай он хоть иногда императорских жен, давно бы обнаружил в них изменения. Сейчас он всматривался и замечал то в одной, то в другой следы злых чар, будто дымные клубы над головами, общую чахлость и увядание.

Сколько здесь этих тварей? Как давно они сюда проникли?

Креол быстро отметил одного, второго, третьего… минимум пять, но скорее еще больше. Одни прячутся в сундуках и чуланах, под кроватями и за занавесями. Другие… другие маскируются под одалисок и сейчас украдкой следят за Креолом. Надеются, что он их не распознает, что уйдет несолоно хлебавши.

Маг взял себя в руки. Пока они не знают, что разоблачены, будут сидеть смирно. Лилу – твари никчемные, дохляки, но если резко спугнуть – могут суметь сбежать, а то и навредить наложницам. Этого допустить нельзя, император придет в страшный гнев, если его жены пострадают.

Так что Креол нащупал в суме благовоние Зкауба и одними губами произнес Замешательство. Он мог запереть лилу в гареме Удержанием или даже взять под контроль Подчинением… хотя на всех благовония может не хватить… неважно, это все равно не годится.

Все осложняют наложницы. Креолу всегда плохо давались избирательные чары.

Пожалуй, разумнее всего – просто изгнать.

Креол щепотью рассеял благовоние и мерным шагом двинулся вдоль стены. Для вида браня Хубаксиса, суля ему все кары земные и небесные, другой рукой он осенял пространство знаками, оставлял незримые печати, которые по его воле вспыхнут все разом.

Вот маг сделал еще шаг. Еще. Замер на пороге. Почувствовал кожей, как замерли и лилу в своих укрытиях. Сейчас… если Креол сейчас выйдет за порог, они не сдвинутся с места. Если повернется к ним лицом – разом бросятся.

Креол не вышел и не повернулся. Он резко сжал кулаки и выкрикнул:

– Тхе-борра-пхен!

Слово Изгнания зажгло все печати! Они замерцали так, что стало больно глазам, и лилу завыли в голос!..

В сундуках и чуланах, под кроватями и за занавесями раздавались хлопки. Нечистые твари исчезали, с воплями удирали обратно в Кур. Несколько прекрасных женщин обернулись мохнатыми карликами с остроконечными ушами… и тоже исчезли, тоже удрали в Кур.

Или не в Кур. Креол понятия не имел, где обретаются лилу, за пределами обычных пространств таится бездна тонких миров, и то, что из них просачивается, обычно человеку враждебно.

Но эти больше не вернутся. По крайней мере в ближайшие годы. Чары изгнания ведь не просто выбрасывают нечисть туда, где ей предначертано быть, но и закрывают обратный путь. Налагают запрет на возвращение.

Сделать все бесшумно не вышло. От огней и воя одалиски стали просыпаться. Креол мог сказать Усыпление, но оно не подействует на многих разом, а Великое Усыпление он пока что не освоил.

Потому он просто снова сказал Невидимость и замер, удерживая за пазухой Хубаксиса. Одалиски беспокойно озирались, верещали, болтали на нескольких языках, но постепенно стали затихать. Они, кажется, даже не заметили, что несколько из них пропали, а значит, с изгнанием лилу морок спал, и женщины перестали помнить тех, кого считали сестрами по гарему.

Креол уже собирался незаметно уйти, когда вдруг заметил, что одна наложница не возвращается в постель. Более того – она смотрит прямо на него, и на карминовых губах змеится улыбка.

Она не была из лилу. Лилу – мужчины, инкубы, эта же… Креол вгляделся в ауру, и на одно мгновение в груди замерло сердце. Показалось, что он снова увидел ту, что являлась когда-то под видом харимту.

Но нет… нет. Не она. Аура иная, совсем. В ней тоже прячется та невозможная красота, что заставляет переставать дышать, но другого сорта.

Это существо – не богиня, а наоборот.

У нее были смоляные волосы и бледная кожа. Она шагнула к Креолу, и иллюзорный лик начал сползать, таять под жестким взглядом мага. Появились клыки, появились длинные когти.

Потусторонняя хищница. Вальяжная и грациозная. Она улыбнулась тому, кто увидел ее такой, какова она есть, и Креол с сомнением спросил:

– Ты лилиту?

– А тебе бы хотелось? – вкрадчиво спросила демоница.

– Ты не лилиту, – решил Креол. – У тебя волосы черные.

Демоница аж рассмеялась. Смех у нее был как пение соловьев. Плеск играющей в сумерках рыбы. Шелест деревьев под ночным бризом.

– Профессионал!.. – прикрыла она губы веером. – Но ты что же, впрямь считаешь, что мы все златоволосы?

– Так в книгах написано, – сказал Креол.

– Должно быть, этим книгам много лет. Мода меняется… Креол.

Маг мрачно уставился на нее, размышляя. Раз у нее черные волосы, она либо не лилиту, либо какая-то ущербная лилиту, и плевать, что она там говорит. Нет, волосы у нее красивые, водопадом ниспадающие на шею и грудь… так, не думать об этом. Черноволосая лилиту должна быть слабой, ей хватит одного заклятия. Надо убить ее прямо сейчас… мысли путаются.

Нет уж!.. его даже Прекраснейшая не… он был в Башне Похоти и не… какой-то суккуб – ничто!..

Тем временем лилиту изящно перетекла в кресло и уселась, закинув ногу на ногу.

– Нравлюсь? – ласково спросила она. – Иди ко мне.

За пазухой забилось. Хубаксис пытался вырваться. Он вонзил когти в грудь хозяина и мерзко, похотливо заверещал:

– Иду, иду, любимая!.. пусти, хозяин, я ей служить буду!..

Креол моргнул. Эти вопли его отрезвили. Он вдруг понял, что уже сделал два шага вперед, словно обычный смертный. Понял, что в его разум забрались властные руки и шарят там, как в своем чулане.

Необыкновенное могущество. Это не просто лилиту. Воистину се владычица человеческих желаний и помышлений.

– Это ты, – произнес он. – Ты заколдовала того мальчишку.

– Он меня увидел, – сразу догадалась лилиту. – Ничего не понял, но мешал мне. Но он был так юн и хорош собой, что я не тронула его, а наоборот. Вознаградила лишними годами жизни, пусть и… немного монотонными. Кстати, что с ним сталось?

– Он убил шестерых и едва не сошел с ума.

– Ах, какая жалость… а ведь он мог исцелиться иначе. Решить все свои проблемы. Вынести ценный урок. Если бы он каждый день проживал достойно, то среди них оказался бы и единственный настоящий…

– Он упоминал, что однажды соблазнил царевну, – зачем-то сказал Креол.

– Каким бы прекрасным это стало завершением! Но что ж, ему не повезло. Посмотрим, повезет ли тебе.

Креола словно ударили в лицо. Вокруг все завертелось, он мгновенно погрузился в сон, в навеянный нечистой тварью морок… сон, способный длиться годами и десятилетиями, вместить в себя целую жизнь и выпустить мгновение спустя, но обезумевшим и не помнящим себя.

Но Креол отличался от мальчишки Уруку. Всякий маг умеет контролировать свои сны, для этого даже магия не требуется. Если бы еще Креол не знал, что спит, у лилиту могло что-то получиться… но он знал.

Знал – и развеял кошмар усилием воли.

– Я архимаг, нечистая тварь, – растянул губы в улыбке Креол.

А потом взметнулась цепь.

– … Ты говоришь, что часть моих одалисок были замаскированными… лилу? – медленно, не в силах поверить, повторил император Шумера. – Сколько всего их было⁈

– Не стоит тебе это знать, государь, – произнес Креол, глядя на Энмеркара с искренним сочувствием.

На императоре не было лица. Битва с лилиту не прошла незаметно – жены и наложницы снова пробудились, поднялся шум и гвалт, растолкали рабов и усыпленных Креолом стражников. Придворного мага при других обстоятельствах судили бы, и сейчас Энмеркар с тяжелым сердцем размышлял бы, помиловать ли бесчестного ублюдка или приговорить к оскоплению одного из своих архимагов.

Но разоблаченные ночные твари сделали его проступок ничтожным.

– Ты направлялся в гарем… скажи мне, Креол, ты направлялся в гарем исключительно с целью разоблачить лилу? – въедливо спросил Менгске, которого тоже призвали во дворец. – Или случайно обнаружил лилу, пока занимался… иным? Смотри в глаза и помни, что я отличу ложь от правды.

– Главное, чтоб ты эту правду за мной повторил, – ответил Креол, скрестив руки на груди. – Клянешься, что не сделаешь подлость, о Верховный маг?

Менгске гневно стиснул челюсти. Да как он смеет⁈

– Да я тебя!.. – процедил он.

Энмеркар поморщился. Он взмахнул рукой, желая молчания, и попросил своего придворного мага изложить все с самого начала. И Креол охотно поведал, как слушал голоса духов, как заподозрил неладное и в конце концов пришел к выводу, что зло поселилось в святая святых, куда ему доступа не было.

– Если бы я сказал тебе об этом, ты бы не позволил мне войти, государь, – прямо заявил Креол. – Ты отправил бы кого-то из магесс, но даже великая Галивия не справилась бы там, где справился я. Если же мы протянули бы время, лилу бы все узнали, потому что лилу известны помышления людей. Подтверди!..

Он дернул цепь, и сидящая рядом лилиту зло зашипела. Взятая живой, она стала лучшим доказательством, и от нее аж плыли волны возмущения, ярости, гнева… а еще стыда и страха.

Вонючий смертный не должен был победить! Не должен был увидеть ее в истинном обличье!

И теперь ее наверняка убьют.

– Она… она изменилась, но это точно Кекет, – произнес император. – Дар владыки Нила…

– Это может ничего не значить, государь, – произнес лугаль Агарзанн. – Демон мог заморочить и его.

– Да-да… скажи, маг, а остальные лилу… они все такими были? – с надеждой спросил император.

– Это лилиту, государь, – нехотя сказал Креол. – А лилу – мужеского пола. Они малы ростом, мохнаты, уродливы и…

– Я думаю, государь понял! – прервал его Менгске, глядя на Креола с нешуточной злостью.

Какое-то время царило неловкое молчание. Потом император поднялся с трона, прошел к скованной лилиту, взял ее за подбородок и спросил:

– Что ты хотела от меня, Кекет?

– Ничего, о лучший из земных царей, – слабо улыбнулась ночная тварь. – Это неважно уже.

– Говори, – стиснул сильнее Энмеркар.

– Всего лишь быть с тобою рядом, – отвела взгляд Кекет. – Мне… мне возмечталось стать владычицей земного царства, и вначале я вошла в дом фараона Та-Кемет, но он оказался слаб и не мужествен, а вся власть в его царстве принадлежит жрецу Гор-Тутмосу. Я колдовством принудила его передарить меня тебе, и ты оказался совсем иным.

– А эти лилу? – потребовал ответа император.

– Моя свита, – равнодушно сказала Кекет. – Я ревнива, и не хотела делить тебя с другими, так что призвала малых инкубов, чтобы они постепенно уморили и состарили всех прочих твоих жен.

Взгляд императора стал жестким и холодным. Он отбросил от себя лилиту, и та опала с тоскливым стоном.

– Что ты повелишь с ней сделать, государь? – осведомился Креол. – Я могу ее прикончить, могу изгнать, могу запечатать…

– А ты можешь ее… усмирить? – с надеждой спросил Энмеркар.

– Государь, это не очень хорошая идея, – заволновался Менгске. – К твоим услугам все красавицы мира. Не стоит подпускать к себе демоницу.

– Могу, – пожал плечами Креол. – Я могу связать ее нерушимыми клятвами, наложить печати и сделать твоей покорной рабой.

– Тогда сделай это, – вскинул подбородок император. – Так мы накажем ее за все зло, что она совершила.

Менгске закатил глаза и издал невнятный звук. Но он не стал спорить с владыкой Шумера, и лишь отвесил ему короткий, почти презрительный поклон. Креол же осведомился:

– Могу ли я еще что-то для тебя сделать, государь?

– Да, – пробормотал Энмеркар, глядя на придворного мага со смесью благодарности и чего-то еще. – Когда закончишь с демоницей, убери вон ту гору.

Креол посмотрел в окно. Гора была не столько горой, сколько грядой каменистых холмов, но все равно…

– А что не так с этой горой, государь? – спросил он. – Красивая.

– Река красивее, – угрюмо ответил Энмеркар. – Она за горой. Ты можешь ее убрать или нет?

– Могу, – процедил Креол, идя к террасе.

Ему немного разонравилось быть придворным магом.

Подвиги царевича Лугальбанды

Это был воистину величественный караван. Запряженные в колесницы ламассу шествовали чинно и с достоинством. Но их было немного, и везли они лишь самого императора, придворного мага и других важных царедворцев. Большая часть свиты ехала на обычных онаграх, но это были лучшие онагры Шумера, ухоженные и украшенные, в золоченой упряжи и с погремушками.

Трубили рога и звенели цимбалы. Унылая в обычные дни пустыня стала местом праздника, торжественного выезда владыки Шумера.

Император Энмеркар отправлялся на охоту. Заканчивался месяц гуд-си-са и приближался месяц сиг-у-шуб-ба-гар, по всей империи чистили оросительные каналы и уже принимались заготавливать кирпичи, пустыня цвела весенними огнями, а сорок с лихвой колесниц несли вельмож и простых воинов на запад, в приграничные земли.

Охотиться владыка Шумера любил безумно. Не всегда удавалось сыскать для этого время, но уж когда время находилось – он отдыхал душой. В диких лесах и на просторах степи государь был как дома, с луком и копьем радовался жизни сильней, чем на троне со скипетром. А сегодня его еще и ожидала охота необычная, особо интересная… и опасная, но опасность только сильней горячит кровь мужчины.

Гули. Вечный бич Аморейской пустыни, что разделяет плодородный Шумер и обильные городами земли Ханаана. Люди живут и в этих бесплодных краях, но это суровая, бедная жизнь. Многие из аморейцев – разбойники, что не пашут и не жнут. Немудрено, что именно здесь в таком множестве обретаются гули – одичавшие и выродившиеся джинны.

Они во всем подобны живым мертвецам и пожирают людскую плоть. Давно утратили способности к превращениям, власть над материей, да и большую часть разума. И когда Креол в беседе с императором обмолвился, что может устроить охоту на такую дичь, которую тот еще ни разу не полевал… о, владыка Шумера загорелся сразу же!

Памятного Креолу оазиса достигли к вечеру девятого дня. В нем разбили лагерь – слуги поставили шатры, лугаль назначил стражу, придворный маг расспросил духов, много ли в округе гулей.

Ночь прошла спокойно. Дул нежный весенний ветер, звезды с небес шептали свои сказки, а Креол сидел у костра и дулся с Агарзанном в шек-трак. Они оба бодрствовали, ибо места дикие, опасные. И разбойничья шайка может налететь, и стая гулей прибрести на запах раньше времени.

Так что маг и лугаль до рассвета играли и пили. Потом Креол ушел в свой шатер и проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Императорская свита разбрелась по всему оазису, повсюду были люди. Одни готовили укрытия на деревьях, другие поили онагров и ламассу, третьи стряпали обед.

Император позировал для портрета. Одетый в широкую, вышитую фигурами накидку, он опирался на золотой посох-скипетр, а у ног его сидела лилиту Кекет с такой улыбкой, словно все ее думы были о том, как бы сожрать своего господина с костями.

Еще у ног императора стояло ведерко сырой глины, а на коленях лежал чертеж здания. Его рисовали в «позе строителя». Художник уже изобразил зиккурат и множество маленьких фигурок – подданных императора. Ему самому же он намалевал большие оттопыренные уши, потому что в ушах сосредоточена мудрость, и владыкам часто льстят, увеличивая их на портрете.

– Да будешь ты жив, цел, здрав, государь, – произнес ритуальную фразу Креол, совершив омовение. – Могу я чем-нибудь тебе услужить? Может, избавить наконец от этого существа?

Император пропустил его слова мимо ушей. Креол периодически предлагал все-таки уничтожить или хотя бы изгнать Кекет, но та и в истинном облике сумела приворожить Энмеркара. Без магии, без своей темной силы – это все Креол завязал ей на сто узлов. Но она и сама по себе была ураганно красивой женщиной, знавшей все мужские желания и умеющей их исполнять.

Сейчас она перевела на Креола взгляд из-под полуопущенных ресниц. Тот не предвещал ничего хорошего.

– Оставь это, маг, – отмахнулся император. – Лучше сделай что-нибудь с этой жарой. Омой нас дождем… хотя нет, лучше сделай для нас всех водоем побольше.

Креол огляделся. Озеро в оазисе совсем обмелело, его хватало только напоить скотину, да ополоснуть лицо, но уж никак не погрузиться целиком. А солнце палило нещадно, и зонтиконосец прикрывал императора от его лучей, а опахальщик овевал так усердно, что вспотел, но это все мало помогало.

Полистав книгу, Креол нашел заклятие Искусственного Водоема. Он омочил ладонь, подул на воду и сказал:

Энлиль, повелитель водных глубин,

Открой путь к священному источнику,

Соделай его божественными руками,

Преврати землю в водяные просторы,

Пусть волны твоей силы создадут благословение,

Где каждой капле будет вместо розы жемчуг.

Слушай мой зов, владыка всех потоков,

Исполни мою волю.

Воздух забурлил. Из него стали выделяться капли. От рук архимага хлынули волны силы. Прямо на траве вспух, вырос и разнесся во все стороны огромный водяной куб. Он оставался устойчив, и только стенки немного колебались.

От такой водяной массы воздух сразу же посвежел, а император довольно улыбнулся. Он царственно кивнул Креолу и сказал:

– Так, водоем я вижу, это ты молодец. Но где же в нем прекрасные одалиски? Они должны манить и обещать мне удовольствия.

Креол закатил глаза, побормотал и соткал соответствующую иллюзию. Вышло довольно убедительно, разве что лица у всех одинаковы, да пальцев не у каждой девы десять, но в воде такие мелочи незаметны.

Все обрадовались такому чуду от придворного мага, и оазис наполнился смехом, пением, веселыми шутками. Император, довольный, что выбрался из дворца, уехал подальше от опостылевшего Вавилона, пришел в доброе расположение духа… а ведь впереди еще и главное развлечение!

В ожидании заката Креол наконец совершил то, что готовил последние три месяца. Ритуал Ядовитой Крови. Он никогда не был умел в метаморфозах, превращения ему абсолютно не давались, но Креолу хотелось добиться и в этой области Искусства хоть чего-то, поставить, так сказать, клинышек в табличке. И трудясь в часы досуга, он содеял над собой постоянную метаморфозу.

Не слишком серьезную. Просто его кровь стала ядовитой, причем не все время, а только если взять ее насильно. Если Креол сам сцедит чарку и преподнесет той же Кекет, да отвернется от нее Мардук, ничего с демоницей плохого не случится.

Но вот если тварь подкрадется ночью и вопьется Креолу в горло, взятая кровь обернется для нее ядом, прольется в горло жидким огнем, отравит и обожжет.

Так ли уж Креол в этом нуждался? Да совсем нет. Но некоторые чары он творил просто потому, что хотел их сотворить. Потому что было интересно, возможно ли это, а еще интереснее – способен ли он?

Оказалось, что способен. Ну и слава богам.

Неплохо бы теперь проверить на практике.

…Хубаксис, джинн из джиннов, великий и могущественный, рассказывал о своих подвигах и деяниях сидящим у костра слугам. Те жадно ловили каждое его слово, и он только собирался поведать, как однажды спустился на дно Лэнга, мира Бездны, и встретил там ужасных дьяволиц, когда его прервал на полуслове хозяин.

– Раб, тебе ни в коем случае нельзя пить мою кровь, – произнес Креол, хватая Хубаксиса и почти тыкая лицом в свое запястье.

– Э-э-э… я и не собирался, хозяин!.. – оторопел джинн.

– Нет, ты не понял. Я ЗАПРЕЩАЮ тебе пить мою кровь.

– Слушаю и повинуюсь, хозяин!

Маг злобно уставился на своего раба. Тупица не понимает намеков, а если ему все разъяснить или прямо приказать, чары не подействуют.

– Слушай и не говори, что не слышал, – сказал Креол. – Я запретил тебе пить мою кровь, чтобы ты сообразил, что тебе нужно выпить мою кровь. Чтобы проверить заклятье.

Единственный глаз Хубаксиса наполнился непониманием. Хозяин… сошел с ума, видимо.

Хубаксис всегда боялся, что это случится. Потому что хозяин, конечно, и так не светоч здравомыслия, но вдруг однажды он совсем рехнется? Что тогда делать бедному маленькому джинну, чья жизнь зависит от воли спятившего колдуна?..

Мага. Хозяин – маг. Об этом надо помнить.

Креол испытал заклятие ночью. Когда началась императорская охота. Искусственный Водоем к тому времени совсем расплескался, пополнив собой обмелевшее озерцо, и Креол произнес заклинание Кровавой Стены.

По воле мага вода обратилась кровью, и тягучий запах поплыл над пустыней. Час, какой-то час еще было тихо, а потом во мраке зажглись огоньки.

Но это не звезды светились на горизонте. То мерцали глаза голодных гулей.

Люди сидели тихо. На каждом дереве прятался лучник, и в иное время гули сразу бы их почуяли. Но сейчас сладкий для них запах забивался куда более сильным. Целое озеро крови манило ночных тварей, дурманило, заставляло забыть обо всем на свете.

И когда они припали, когда принялись лакать – засвистели стрелы.

– Виа-а-а-а!.. вии-и-и-и!.. – раздались душераздирающие визги.

– В голову!.. – рявкнул Агарзанн. – В голову цельтесь!..

– Если наконечники серебряные – можно хоть в пятку, – хмуро сказал Креол. – А если не серебряные, то хоть в сердце, хоть в глаз – будет просто торчать.

– Но без глаз, думаю, найти нас будет трудней? – хмыкнул Энмеркар, натягивая лук.

О, император Шумера бил точно в глаз! Не родись он по колено в золоте и по локоть в серебре – уж верно бы стал охотником. В ночи пылали факелы, и жадно в их свете горели глаза Энмеркара Второго. У него никогда не было такой дичи, никогда не было такой охоты, и сейчас он радовался, как ребенок.

Жаль, что сама по себе дичь бесполезна. Мясо несъедобно, и даже шкуры гулей не годны ни для чего. По просьбе Креола пару туш прибрали на ингредиенты, но и только-то.

Зато пустыня станет безопасней. Это давно следовало сделать, и домой император возвращался с гордо вскинутой головой. До утра оставаться в оазисе не стали, слишком уж все пропахло кровью и мертвечиной, так что снялись сразу же. Впереди ехали три огромные колесницы – придворного мага, лугаля и самого императора.

– Как знать, – задумчиво молвил Энмеркар. – Еще несколько таких охот, и наши потомки уже не увидят живых гулей. Будут считать их побасенками выживших из ума дедов.

– Было бы неплохо, – мрачно сказал Агарзанн.

– Пока в мире есть магия, будет и нечисть, – отмахнулся Креол. – А магия в мире будет всегда.

– Выходит, вы, маги, боретесь со злом, которое порождаете сами? – перевел на него взгляд Энмеркар.

– Нет, это не из-за нас, – поморщился Креол. – То есть часть из-за нас, но колдующие люди – не самая великая часть магического мира. Просто нечисть и магия исходят из одного источника. Это две стороны одной таблички.

– Выходит, Эр-Темметху все же был в чем-то прав, – заметил император. – Хоть и дурак.

– В воде, бывает, тонут люди, – произнес Креол. – И крокодилы там живут. И потопы иногда случаются. Это же не значит, что вода – зло, и нужно избавиться от всех водоносов и рыбаков.

– Да, конечно. К Хубуру это все, маг. Ты порадовал меня, и я тебя щедро вознагражу. Проси у меня, что пожелаешь.

Креол только хмыкнул. Ох уж эти земные владыки с их дутым величием. Император в самом деле считает, что способен дать своему магу что-то такое, чего тот не получит сам, коли захочет.

Но император и не ждал ответа. Он уже весело говорил лугалю, чтобы все казни, какие будут ждать их по возвращении, перенести на другой день. А еще… да, еще пришла пора помазать новых архимагов. Даже не одного в этот раз, а сразу двоих, Менгске дал им свои рекомендации.

– Что насчет них думаешь, кстати, ты, о маг? – снова повернулся к Креолу Энмеркар. – Тебе известны маги именами Хиоро и Мешен’Руж-ах? Заслуживают ли они священного елея на лбах?

– Хиоро заслуживает и этого, и многого другого, – кивнул Креол, не раздумывая. – Он лучший целитель в мире, государь, с ним в этом сравнятся разве что боги. Что же до этого, второго… это отродье змеи и крокодила я тоже давно знаю. Твоя воля, мазать ли его лоб елеем или дерьмом, но елей я бы на него не тратил.

– Твое мнение услышано, – кивнул император. – У тебя с ним личные счеты, я понял. А вот насчет целителя я сомневался, но больше нет, ибо если его хвалишь ты, он должен быть и впрямь незауряден. Кстати, я придумал, чем тебя вознаградить. Начинается весна, маг, лучшая пора в году. Ты живешь в Эанлугакуре уже год и тебе, верно, надоело сидеть в четырех стенах. Я дам тебе легкое и приятное поручение, оно станет тебе отдыхом и забавой.

– Слушаю, – только и сказал Креол, охваченный дурными подозрениями.

Они оправдались. Император, наклонившись так, чтобы больше их никто не слышал, попросил Креола о личном одолжении.

– Мой старший сын и наследник… – вполголоса произнес он. – Ты ведь знаком с царевичем Лугальбандой?

– Нет, – ответил Креол.

Он и впрямь ни разу с тем не встречался. Царевич редко бывал в Эанлугакуре, да и вообще в Вавилоне. Лугальбанда вырос неугомонным, как капелька ртути, и все время рвался что-нибудь делать. Отец поощрял его и с охотой поручал то одно занятие, то другое, но беда в том, что все они Лугальбанде быстро прискучивали.

Он то помогал на строительстве зиккурата, то получал под командование отряд копейщиков, то занимался сбором миксума, то пас коз, ровно простой пастух. Лугальбанде хотелось преуспеть во всем, но он слишком быстро все бросал, чтобы успеть чего-то достичь или хотя бы чему-то научиться. Из него не выходило ни зодчего, ни лугаля, ни мытаря, ни даже пастуха.

– Сейчас он трудится на каналах, – закончил император. – Мой мальчик желает помогать своему отцу. Но месяц гуд-си-са почти закончился, а он говорил, что когда тот закончится, то он отправится в странствие на восток, чтобы совершить подвиги и прославить свое имя. Я прошу, чтобы ты сопровождал его, о маг.

– Я?.. – изумился Креол.

– Кому еще я могу доверить судьбу своего наследника? – пожал плечами Энмеркар. – Лугальбанде только шестнадцать, но он уже мужчина, так что остановить я не смогу, да и не желаю. Но я не хочу, чтобы он даром сложил голову, а отправить с ним войско будет посрамлением. Другое дело – всего один верный спутник, что поможет добрым советом и выручит в трудный час. Ты сделаешь это для меня, маг?

Что мог Креол ответить на такой вопрос? Он уже год придворный маг, и между ним и императором давно установилась негласная договоренность – Креол выполняет любую просьбу Энмеркара, а Энмеркар не просит того, что Креол может не захотеть сделать. Мудрый государь чувствовал, где проходит грань, и ни разу еще ее не переступал.

Не переступил и сейчас. Попроси он побыть пестуном при любом другом юнце, Креол бы воспринял это как оскорбление, но царевич, наследник трона… это совсем иное.

– Твоя просьба велика, государь, – произнес он ровным тоном. – Но я выполню ее, как велит мой долг. Где те каналы, на которых трудится твой сын?

– На Евфрате, во впадине Хаббания.

Лил весенний дождь, когда Креол прибыл в места, где среди прочих трудился сам царевич Лугальбанда, наследник трона всего Шумера. На великое строительство, где маг, к радости своей, встретил Хе-Келя. Тот руководил великим начинанием – превращением обширной впадины в искусственное озеро. Воды Евфрата хлынут туда в изобилии, и даже в периоды великих засух каналы будут полны, и на полях будет вода.

Шумер неплохо живет и без этого водохранилища. Боги даровали ему две великих реки, благодатные Тигр и Евфрат. Каждый год, когда в горах тают снега, эти артерии державы разливаются, и богатая илом вода течет к полям и садам. Не только поливает, но и удобряет.

Но можно сделать больше. Плывя с Хе-Келем по Евфрату на тростниковой лодке-плоте, Креол благодушно слушал, какое наступит изобилие, когда тот закончит свой великий труд. Как расцветут степи и пустыни, как повсюду врежутся каналы, и Шумер перестанет зависеть от ежегодных разливов двух рек.

– … Эрре-Билал трудится на морском побережье, – говорил Хе-Кель. – Шамшуддина мы тоже запрягли в соху. Дела еще на годы, но когда закончим, Хаббания станет полна воды.

– Может, помочь чем? – предложил Креол. – Я могу совершить Длань Энлиля.

– Эрре-Билал ее уже совершал и совершит еще, когда придет час. Но одной Дланью тут не обойдешься. Спасибо, Креол, я знаю, что ты всегда поможешь, но здесь твои умения мало где пригодятся, а если я суну тебе в руки заступ, ты скинешь меня в Евфрат.

Креол осклабился, вспомнив работы на Вавилонской башне, где они с Хе-Келем впервые встретились. Тот был над ними с Шамшуддином десятником, и да, однажды они кинули его в пруд, когда тот слишком уж раскомандовался.

Но это было давно. Они все были еще только учениками, а теперь Креол – архимаг, Хе-Кель – магистр… и тоже наверняка станет архимагом через несколько лет. Он этого заслуживает. Он даже Верховным магом стать заслуживает, его сами боги предназначили, чтобы управлять и руководить.

Но в какой-нибудь другой стране, конечно. В Шумере Верховным магом станет Креол… впрочем, если Гильдия решит, что Шамшуддин или Хе-Кель заслуживают того больше, он не станет с ними сражаться. С кем-то другим – да, но не с этими двоими.

А за Хиоро Креол и сам бы проголосовал, потому что нет в Шумере человека лучше, чем Хиоро. Но Хиоро боги ударили по голове, так что он уж точно откажется. Богатство и власть настолько ему неинтересны, что он ходит в лохмотьях и не имеет крыши над головой.