Текст книги "Архимаг. Колдовская война [трилогия]"

Автор книги: Александр Рудазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 89 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]

Глава 21

Они могут сколько угодно называть себя повстанцами, но мы-то знаем, что это обычные террористы!

Хорд

– Хе-ле-ли-ла! Хе-ле-ли-ла! Хе-ле-ли-ла!

Уже несколько часов из обветшавшего холомо [40]доносились заклинания. Старый Вером-Паньге, лучший знахарь всего Ингара, изгонял злого духа из бесноватого. На стенах висели кусочки древесной коры с изображениями изгоняемого существа, в жаркой печи пылал огонь, мерцающий зеленоватым светом, а под потолком раскачивалась трещотка, сделанная из моржового клыка. Вером-Паньге высасывал больное место, чтобы извлечь духа, напевал заклинания, а в самый ответственный момент, когда злое существо наконец покинуло тело человека, метнулся к заржавленному мушкету, стоящему в углу, и выстрелил в распахнутую дверь. После этого старик выбежал наружу с мушкетом наперевес, с силой дунул и закричал:

– Уходи за горы, за море! Уходи, не возвращайся! Не рады здесь тебе!

Он еще раз погрозил мушкетом, а затем швырнул вслед улепетывающему духу тяжелый булыжник.

Когда Вером-Паньге вошел обратно в холомо, бесноватый уже приподнялся на локтях и смотрел на него совершенно спокойным незамутненным взглядом. Исцеление прошло удачно. Знахарь удовлетворенно кивнул, положил на лоб больного мокрую тряпицу и дал ему выпить «кла-кла» из глиняной бутыли. На щеки охотника набежал румянец, и он задышал ровно – лекарство подействовало, окончательно завершив сеанс излечения.

Старик снова кивнул и начал пересчитывать беличьи шкурки – за изгнание духа он брал девять штук, и ни единой меньше. Но здесь оказалось только восемь. Знахарь недовольно нахмурился, повернулся к пациенту и сурово заметил:

– Одной не хватает.

– Не держи гнева на меня, Любящий Рыбу, – слабым голосом сказал бесноватый. – У меня не хватило шкурки, я не смог добыть. Подожди всего пять закатов, и я принесу тебе не одну, но две шкурки.

– Я подожду только четыре заката, и ты принесешь мне не две, но три шкурки, – строго приказал знахарь. – Иначе я сделаю так, что дух, которого я изгнал из твоего грешного тела, вернется, да еще прихватит с собой трех братьев. И изгнать их будет уже нельзя.

Больной охотник закрыл ладонями лицо – знак согласия. Добыть трех белок всего за четыре дня – небольшая проблема для здорового, но сложная задача – для только что поправившегося и еще слабого. По счастью, у Гоньке есть родственники – может, не оставят в беде, помогут вернуть долг знахарю.

– Теперь же спи, – задернул полог Вером-Паньге. – Сегодняшний закат ты должен провести под моей крышей – дух еще сердится, он ищет тебя, хочет вернуться к тебе в тело. Будь сильным. Заалеет заря – он уйдет за далекие горы и больше тебя не потревожит.

Старый знахарь приоткрыл дверь, глядя на заходящее солнце. В холомо знахаря всегда должно быть две двери – одна на закат, другая на восход. Утром и днем можно пользоваться только восточной дверью, вечером и ночью – западной. За другой в это время притаились злые духи, таятся от солнца в тени холомо.

Здесь, на полуострове Ингар, в холодной тундре, зима долгая – больше полугода земля покрыта снегом. А лето совсем короткое, прохладное, заморозки бывают даже в июле. Деревьев нет совсем – до самого горизонта расстилается бескрайняя равнина, покрытая зеленовато-серым лишайником. Недавно начали раскрываться первоцветы и полярные маки – их чудесные цветы выдерживают даже местные морозы.

Вером-Паньге прислушался – с противоположной стороны холомо доносились тяжелые шаги. Сюда шло что-то очень большое, да не одно, не два – целых три огромных существа. Старый знахарь недовольно скривился и резко захлопнул дверь. Он знал, кто к нему идет, но не желал видеть здесь этих людей.

Однако выбора у него не было. Через несколько минут дверь отворилась, и на пороге появились трое, одетые в долгополые медвежьи шубы. За их спинами виднелся темно-бурый шерстяной холм, длинные желтоватые бивни и нечто вроде толстой извивающейся змеи.

Хобот мамонта.

Три незваных гостя смотрели на знахаря недружелюбно. Их взору предстал беззубый морщинистый старик с изуродованной нижней губой – из нее словно бы вырезали кусок в форме равностороннего треугольника. Вером-Паньге грыз окостеневшими деснами копченую рыбину и сурово взирал на ингарцев, без спросу явившихся в его холомо.

Вождь вождей Айюки кашлянул, закрыл за собой дверь и молча уселся на циновку, скрестив ноги. Тоньголе и Лщаледа, младшие вожди, последовали его примеру. Несколько минут вожди племен и знахарь молча смотрели друг на друга.

– Мы пришли к тебе, Человек с Двумя Именами, – хрипло сказал Айюки. – Помощь твоя нужна Ингару.

– Помощь, кха? – оставил в покое рыбу знахарь. – Разве я и без того мало помогаю Людям Мамонтов? Чего еще вы хотите от меня?

– Ты лечишь наших воинов, да.

– Но берешь за это шкуры и еду! – дополнил Тоньголе.

– И этого мало нам теперь, – завершил Айюки. – Союз племен хочет прогнать насовсем людей с Бесснежных Земель.

– Вижу, у тебя есть их оружие! – обвиняюще ткнул пальцем в мушкет Тоньголе. – Откуда ты взял его?

– Обменял на шесть больших рыб, кунью шкуру и амулет из моржового клыка, – невозмутимо ответил знахарь. – Что-то имеете против вы? Так говорите, слушаю вас я.

Вожди смущенно отвели глаза. Вером-Паньге – лучший знахарь всего Ингара, все остальные знахари с почтением слушают его слова. Обидь старика – и добрая треть полуострова плюнет тебе в бороду.

Вером-Паньге удовлетворенно усмехнулся, догадавшись о их мыслях. Он внимательно переводил взгляд с вождя на вождя. Айюки – невысокий, коренастый, на первый взгляд кажется туповатым, но на самом деле отнюдь не дурак. Тоньголе – еще ниже, тощий, с выпученными глазами, очень злобный и вспыльчивый. Лщаледа – огромного роста, толстопузый и безмозглый, но зато лучший воин всего Ингара.

– Помощь твоя нужна Ингару, – повторил Айюки. – Договорились мы с серокожими знахарями из-за моря вместе воевать с южанцами, но не доверяю я этим чужакам – чувствую, обмануть хотят племена, злобу таят в карманах. Нужна нам мудрость Вером-Паньге, чтоб вовремя раскусить все хитрости, не поддаться на уловки серокожих.

– Кха. Так, да? – усмехнулся старик. – А что, мало знахарей других в ваших холомо? Что с Пасть-Арьха?

– Убили его, – мрачно отозвался Айюки.

– Жаль, жаль. А Темьба-Ворен?

– И его тоже убили.

– Но это уже не мы! – торопливо добавил Лщаледа.

– Жаль, жаль, совсем нехорошо… – мрачно покачал головой Вером-Паньге.

Старик недовольно закачал седой головой, отвернул угол циновки, открыл люк, свесился в погреб и достал несколько кусков квашеного мяса. Моржатина. Ингарцы режут добытого моржа на огромные куски в половину человеческого веса, крупные кости удаляют, сворачивают кусок так, чтобы со всех сторон на поверхности была только шкура, и зашивают. Полученный «мясной тюк» помещают осенью в глубокий погреб, выложенный камнем и очищенный от земли. За зиму мясо заквашивается, как капуста, и в начале весны его уже можно есть. Хранится в таком виде оно очень долго – Вером-Паньге уже целых два месяца питался только копченой рыбой и квашеной моржатиной.

Впрочем, еще раньше в его рационе вообще была одна только рыба.

– Нехорошее мясо, не сварено, – проворчал Тоньголе.

– Я больше люблю сырое, – холодно улыбнулся Вером-Паньге. – Как твоя жена, Айюки, здорова?

– Да, хорошо все, да овеют добрые ветры твои ноги, – смущенно пробормотал вождь вождей.

Прошлым летом старый знахарь исцелил его молодую жену – ни один знахарь не брался, все говорили, что бедная Мальдах умрет. А Вером-Паньге взялся, изгнал злых духов и даже лица красавице не попортил – а ведь часто после такой хвори у больного выпадают зубы или отваливается нос.

Именно поэтому Айюки чувствовал себя сейчас так неловко.

– Все хорошо, в тягости она, нового хорошего воина носит, – сухо ответил Айюки.

– Воина? А откуда знаешь, что то будет мальчик?

– Чужеземный знахарь сказал.

– Серокожий? – насторожился Вером-Паньге.

– Да.

– И вы верите словам серокожего знахаря?

– Нет. Потому и просим тебя вернуться в племя, помочь людям Айюки своей мудростью.

– Помочь, кха? – ехидно прищурился Вером-Паньге. – Помощь тебе, Айюки?

– Рыбы и шкурок мы не пожалеем.

– Кха, думаешь, мне нужны только шкурки? Нет, Айюки, не прав ты.

– Так что же тебе нужно?

– Правда.

Вожди недоуменно нахмурились. Вером-Паньге ухмыльнулся беззубым ртом, продемонстрировав окостеневшие десны, уже много лет успешно заменяющие ему зубы, проглотил последний кусок рыбы и неторопливо поднялся на ноги. Три пары глаз уставились на старого знахаря, не понимая, что он собирается делать.

– Погадаю я вам сегодня, – объявил Вером-Паньге. – Бесплатно погадаю, просто так.

Он отдернул шкуру, прикрывающую костяной сундук, буквально веющий волшебством, и осторожно поднял тяжелую крышку. Вожди зачарованно следили за его действиями – о искусстве предсказания Вером-Паньге ходили настоящие легенды.

Старик разложил на циновке горсть разнообразных предметов и хитро усмехнулся, глядя на вытянувшиеся лица гостей.

– Устроим большое гадание, кха? – вопросительно кашлянул он, беря в руки горсть ровных гладких шариков, выточенных из мамонтовой кости.

Вером-Паньге работал довольно долго. Сначала он раскладывал по кучкам костяшки, проводя с ними какие-то непонятные манипуляции – то выстраивал их линиями, то вновь ссыпал в общую кучу. При этом он не произносил ни слова.

Результат его не удовлетворил. Более того – ужасно огорчил. С помрачневшим лицом знахарь вынул из сундука клетку с живым леммингом и проткнул зверька длинной костяной иглой. Грызун еле слышно пискнул и затих. Старик невозмутимо выпотрошил трупик костяным же ножом, буквально вывернув его наизнанку. Костлявые пальцы очень долго копались во внутренностях, но в слезящихся старческих глазах все сильнее отражалось разочарование. Окончив копошиться в трупике, он разорвал его на части и бросил в печь. Дым пошел густой и темный, без единого острого конца. Очень плохое предзнаменование. Гадание по жертвенному животному окончилось полной неудачей.

– Очень плохо. Очень все плохо, – цокнул языком Вером-Паньге.

– Погадай еще, Человек с Двумя Именами! – взмолился Айюки.

– Нет, больше не буду гадать вам. Даже не просите.

– Просим тебя!

– Хорошо, погадаю еще.

Знахарь поскреб изуродованную губу, подумал, а затем взял жбан с холодной водой и кусок воска. Воск он растопил и в жидком виде влил в жбан, где тот и застыл на поверхности воды. Вером-Паньге долго что-то бормотал себе под нос, внимательно следя за движениями восковых капель, но в конце концов расстроенно покачал головой. Он аккуратно вынул весь воск и опустил в тот же жбан две иглы, натертые салом и моржовым жиром. Иглы мгновенно пошли ко дну, и старик едва не закричал от ужаса.

Вожди нервничали все сильнее.

– Нет вам доброго гадания, – вынес суровый вердикт знахарь. – Ничто не предвещает доброго исхода. Все плохо у вас будет. Кха!

Вожди переглянулись. Суеверный ужас боролся с жаждой войн и крови. Их с детства приучили не пренебрегать предзнаменованиями и пророчествами, но им до жути хотелось отправиться на юг, в земли мягкотелых людей со светлыми волосами. К тому же предсказания старого знахаря в любом случае ничего не решали – слишком большие силы пришли в движение, их уже не остановить кишками лемминга и воском в холодной воде.

– Отвечай, Человек с Двумя Именами, ты поможешь или нет? – угрюмо проворчал Тоньголе.

– Нет. Не будет вам моей помощи.

Вожди несколько минут сидели молча, медленно жевали квашеную моржатину и словно бы разговаривали друг с другом одними взглядами. В воздухе все усиливался отдаленный шум, пол под ногами еле заметно подрагивал.

– Ты слышишь эти звуки, Человек с Двумя Именами? – нарушил молчание Айюки.

– Слышу, – благожелательно кивнул старый знахарь.

– Ты знаешь, что они означают?

– Знаю.

Вожди снова замолчали. Их лица недовольно кривились. Вером-Паньге повернулся к ним, грустно улыбнулся беззубым ртом и тихо сказал:

– Не нужно так много думать. Что задумали сделать – делайте.

Айюки, Тоньголе и Лщаледа угрюмо кивнули и одновременно сунули руки за пазуху, извлекая на свет толстые костяные трубки. Вожди синхронно поднесли их ко рту и дунули.

Старый знахарь упал, как подкошенный. В его шею вонзились три одинаковых стрелки с костяными наконечниками, смазанными черной вязкой смолкой. Вожди кивнули друг другу – они выстрелили одновременно, никто не сможет сказать, чья именно стрела принесла смерть старику. Разгневанный дух не отыщет убийцу – грех разделен между троими, а карать трех человек за одно убийство нельзя.

И теперь они трое повязаны еще крепче – дороги назад им уже нет.

Тоньголе и Лщаледа молча вышли из холомо. Айюки двинулся за ними, но его остановил слабый стон:

– Айюки… Айюки… – прохрипел старик. В нем еще теплилась капля жизни, чародейские силы не давали так легко уйти на тот свет.

Вождь вождей заломил руки в суеверном ужасе – неужели знахарь перед смертью успеет наложить проклятье?! Он хотел было выскочить за дверь, но сообразил, что уже поздно. Айюки на негнущихся ногах подошел к умирающему.

– Айюки, будь осторожен, не верь серокожим… – еле слышно сказал Вером-Паньге, хватая вождя за полу шубы. – Лишь тьма и предательство в их сердцах, не вижу от них добра я племенам Ингара… Берегись их, Айюки, берегись…

– Я… – еле выдавил из себя Айюки.

– Не верь им… не верь… И… Айюки, береги дочь…

– Дочь?! У меня будет сын!

– Нет, серокожий ошибся… или солгал… У тебя будет дочь… Великая судьба ожидает ее… береги ее… Помни мои слова, Айюки… Когда пролетит над Ингаром пятнадцать весен, скажи ей… скажи… ска…

Вером-Паньге замер с раскрытым ртом. Сердце старого знахаря остановилось.

Айюки вышел из холомо, озабоченно потирая лоб. О чем хотел предупредить Человек с Двумя Именами? Что ему нужно сказать дочери, когда минет пятнадцать весен? В том, что у него будет именно дочь, он не усомнился ни на миг – прорицательным способностям лучшего знахаря Ингара он верил больше, чем какому-то серокожему из-за моря.

Одно утешило Айюки в этом предсмертном пророчестве – если Вером-Паньге хотел, чтобы он что-то кому-то сказал через пятнадцать весен… значит он, Айюки, проживет еще как минимум пятнадцать весен. Немало, если учесть, что ему уже больше полусотни.

– Почему задержался, Айюки? – покривился Тоньголе, взбираясь по канату с узлами.

– Так… – рассеянно ответил вождь вождей, хватаясь за другой канат.

Мамонты Ингара – крупные звери с могучими хоботами и крепкими бивнями. Сидеть на них верхом человек не может, так что на спинах у них стоят маленькие домики для лучников. Взбираются туда по специальным канатам.

– Берегись, Айюки! – крикнул Лщаледа.

– Ай-я-я-я-я!!! – раздался истошный визг.

Айюки едва успел отпрыгнуть в сторону – охотник Гоньке, исцеленный старым знахарем, вылетел из дверей с ножом в руке и едва не вонзил лезвие (железное!) в спину вождю вождей. Но тот совершил лихой скачок, увертываясь от бесноватого, и ему только слегка оцарапало лопатку. Он потянулся за плевательной трубкой, но это уже не понадобилось – тяжелая острога пробила грудь Гоньке насквозь. Лщаледа метнул свое страшное оружие, наклонившись со спины мамонта.

– Железный нож?… – удивленно взял клинок из руки мертвеца Айюки. – Доброе оружие! Возьми, Лщаледа, тебе положено за хороший удар!

– К чему мне эта бирюлька? – пожал плечами здоровяк. – Возьми ты, Айюки, за порванную шубу!

Вождь вождей сожалеюще пощупал спину – действительно, в великолепной медвежьей шубе образовалась неприятная прореха. Острое лезвие у ножа Гоньке. Ну ничего, жена заштопает, она для того и нужна.

Взобравшись на Черную Шкуру, своего лучшего мамонта, Айюки окинул взглядом горизонт. Шум и топот за последние минуты стали ужасно громкими – с востока шло войско Ингара. Войско, собранное союзом племен. Шестьдесят тысяч воинов и две тысячи боевых мамонтов! Еще никогда в истории Ингар не собирал такой орды, ни разу еще не бывало такого великого похода!

И он, Айюки, будет его возглавлять! Он станет самым славным вождем в памяти потомков! Он останется в песнях как вождь, покоривший южных людей и отвоевавший свободу народов Ингара!

До самого горизонта тундра стала бурой. Шерсть мамонтов и шубы воинов полностью скрыли снег и траву. Тысячи могучих хоботов непрестанно опускались, на бегу срывая клочья мха и лишайника, отправляя пищу в огромные рты. Мамонты шли развернутой линией, чтобы каждому хватило пищи.

Впереди их ждали богатые леса и луга Ларии, там они отобедают вволю!

Айюки потянул за крючья, пронзающие огромные уши Черной Шкуры. Гигант бешено затрубил и потопал вперед, на запад. Вождь вождей вскинул руку, давая сигнал махутам [41]. Две тысячи исполинских мамонтов устремились прямо на холомо, где все еще лежал мертвый знахарь. Десятки бивней-стволов одновременно врезались в стену, с легкостью снося непрочное строение. Ноги-колонны довершили разрушение, превратив холомо в раздавленное месиво из бревен и дерна.

Там, где проходят боевые мамонты Айюки, не остается ничего, кроме голой земли.

Глава 22

Люблю запах шашлыка по утрам…

Гай Муций Сцевола

На седьмое утро по уходу из корчмы разношерстная компания пересекла границу Ларии и Рокуша, покидая земли, завоеванные серыми, и вступая на свободную территорию.

Пока еще свободную.

Пересечь рокушскую границу оказалось не так уж легко – рокушцы усилили кордоны, не пропуская на свою сторону ларийских беженцев. Точнее, первое время они пропускали всех подряд, но когда приграничные области Рокуша затопили орды голодных иностранцев, человеколюбие быстро отступило на задний план, сменившись здравым смыслом. Тем более, что большинство ларийцев двигались прямо к столице, считая, что там безопаснее всего.

Как нетрудно догадаться, короля эта орава нежданных гостей совершенно не обрадовала. Владеющих оружием загнали в ополчение, мастеровых и ремесленников – на фабрики и в мастерские, всех прочих отправили батраками в села и на хутора. И все равно преступность резко повысилась, количество нищих и бродяг возросло многократно, участились беспорядки и городовым здорово прибавилось работы. А ее и раньше хватало.

История взаимоотношений Ларии и Рокуша уходит корнями в седую древность. Так уж сложилось, что эти королевства уже много веков развиваются бок о бок, и у них немало общего. Язык один и тот же, хотя произношение немного отличается – ларийцы говорят с легким гортанным прононсом, рокушцы же сильно нажимают на звук «р». Но в целом различий не больше, чем между классическим английским и американским диалектом. Что интересно, ларийцы называют этот язык «ларийским», а рокушцы – «рокушским».

Политическое устройство опять же почти одинаковое. Исполнительная и судебная власть в руках короля – абсолютного монарха, обладающего неограниченными полномочиями… но в рамках законов. А законодательная власть – это парламент, разделенный на множество партий. Правда, король может влиять на их решения – в его руках «право вето», позволяющее отвергнуть любой принятый закон. К тому же король и сам по себе небольшая «партия» – он обладает двенадцатью голосами, что весьма немало, если учесть, что всего в парламенте сто один человек.

Нет различий и в религии – в обеих странах верят в Единого. Впрочем, церковь никогда не имела в них большого влияния – жрецы Единого не лезут в политику. В отличие от Европы с ее тремя сословиями, духовенство никак особо не выделяется и не пользуется повышенными правами. Жрец – это просто одна из профессий. Почетная, уважаемая, обладающая парой-тройкой незначительных привилегий (вроде права не снимать головной убор в присутствии короля), но не более того.

Однако, несмотря на схожесть, история взаимоотношений Ларии и Рокуша пестрит кровавыми пятнами. Они воевали бесчисленное множество раз и столько же раз мирились. То Лария нападает на Рокуш, то Рокуш – на Ларию. То ларийцы в союзе с кентаврами прут грабить восточных соседей, а то рокушцы в союзе с теми же кентаврами обрушиваются на запад. А порой ларийцы и рокушцы объединяются и нападают на кентавров – а чего они, понимаешь, две лишних ноги заимели?! Сразу видно – сволочи!

Пожалуй, единственное, чем рокушцы отличаются от ларийцев – очень серьезным отношением к прическам. Для них это отнюдь не просто украшение. Это обозначение социального статуса. Так, все представители знати носят длинные волосы, небольшие усы и остроконечные бородки. Военные (происхождение неважно) стригутся коротко, но усы отращивают длинные, как у таракана, и тщательно за ними ухаживают. Крестьяне обрезают волосы «под горшок», носят густые усы и лопатообразные бороды. У мастеровых такие же волосы и усы, но бород нет совсем. Жрецы носят длинные волосы и крошечные бородки, но усы сбривают. Купцы – бреются наголо, на лице ни волосинки. Ростовщики и банкиры – тоже лысые и безусые, но бородки есть. И так далее. Крошечная разница в форме или длине усов – уже другой статус, другая профессия. Женщины, например, до замужества заплетают волосы в косу, а после – распускают. Каждый рожденный ребенок обозначается тоненькой косичкой, так что женщина со множеством косиц – это многодетная мать.

Конечно, рокушцы с большим почтением относятся к прическе. В Рокуше мальчики не дергают девочек за косички – даже просто прикоснуться к чужим волосам считается недопустимым. Облысение – кара Единого, болезнь страшнее чумы (кроме «бизнесменов», они и так плешивые). Дворяне вызывают друг друга на дуэль, дергая за волосы, – проигнорировать такое оскорбление не посмеет даже самый робкий.

Хотя есть и еще одно различие – фамилии. Почти все рокушские фамилии оканчиваются на «ан» или «ен». А если окончание другое – десять против одного, что это эмигрант или потомок эмигранта.

Час назад карета съехала с дороги, заехала в небольшую рощицу и остановилась близ глубокого лога. Здесь протекал ручей, не было ветра, и вообще – идеальное место для привала. Креол заявил, что коцебу уже близко, и ждать его будем здесь.

Сейчас маг сидел в позе лотоса, а перед ним висел обсидиановый посох. В черном шаре виднелось изображение чьего-то лица – злобного, оскаленного, искореженного, словно отражение в кривом зеркале. Но Креол беседовал с ним, и жуткий призрак ему отвечал. Судя по выражению лица архимага, он был ужасно доволен своими переговорами… хотя в чем заключалась их суть, никому не говорил. Они с этим призраком одновременно свершили некий жест… и из посоха начали просачиваться флюиды, спустя несколько минут собравшиеся в небольшую шкатулку. Креол приоткрыл ее, достал несколько листов бумаги, просмотрел их и удовлетворенно кивнул.

Принцесса Гвениола сидела у ручья, тщетно пытаясь навести красоту без горничных и модисток, пользуясь только косметичкой Ванессы. Конечно, у нее ничего не получалось, она злилась, пыхтела, фыркала и не переставала ломать голову над сложнейшей проблемой. А именно – где бы в срочном порядке раздобыть фаворита? Ведь она – принцесса Ларии. А по неписаному ларийскому этикету любой знатной незамужней зеньорите обязательно нужен фаворит. Причем вовсе не для того, чтобы использовать его по прямому назначению – заниматься ЭТИМ до свадьбы совершенно недопустимо (хотя этот запрет почти никогда не соблюдается). Вот ПОСЛЕ свадьбы любая ларийская зеньора непременно заводит совершенно официального любовника – женщина с одним только мужем считается ущербной.

Но фаворит – это совсем другое дело. Обычно его роль сводится к кавалеру, сопровождающему на общественных мероприятиях. Потанцевать с дамой на балу, поухаживать за ней на званом обеде, вовремя подать перчатки или веер, помочь сесть на лошадь во время конной прогулки, прочесть стихи собственного сочинения, если дама заскучала (многие поэты недурно зарабатывали, продавая «авторское право» на свои вирши), набить лицо фавориту другой дамы…

Конечно, прямо сейчас фаворит ей не то чтобы очень нужен. Но скоро они окажутся во Владеке, в столице Рокуша! Да, в плане светской жизни Владека порядком уступает Симбаларю… но нищим выбирать не приходится. К тому же на месте Симбаларя сейчас одни только развалины.

Значит, надо его срочно достать. Показаться в большом городе без фаворита… бр-р-р, даже думать не хочется о таком ужасе. Весь этикет летит к Демону! Остается решить один простой вопрос – кто?

В глазах принцессы заблестели оценивающие нотки. Здесь и сейчас присутствуют четыре существа мужского пола – вроде бы, выбор более чем достаточный. Но… ее губы невольно начали кривиться. Индрак отметается сразу – даже баронесса Варлурия, прославившаяся своей эксцентричностью, не доходила до фаворита-дэвкаци. Лод Гвэйдеон… лет тридцать назад был бы идеальным вариантом. Даже сейчас очень даже недурен. Но увы – разница в возрасте слишком уж велика, могут не так понять. Логмир… нет, еще бабушка-королева предостерегала внучек никогда не брать в фавориты людей с кожей неправильного цвета. Правда, кроме этого она предостерегала против духов в квадратных пузыречках и носовых платков желтого цвета… да и вообще под старость основательно впала в маразм. Но все же не годится пренебрегать бабушкиными наставлениями. К тому же Логмир – простолюдин, так что это шокинг.

Значит – Креол. Он удовлетворяет трем основным требованиям – молод (о его истинном возрасте принцесса не подозревала), знатен и хорошо смотрится. Итак, теперь остается только пойти и обрадовать этой новостью счастливого избранника.

– Зеньор маг! – окликнула его принцесса.

Маг даже не шевельнулся. Он продолжал беседовать со своим посохом – сейчас они с этой жуткой харей над чем-то в унисон хохотали.

– Зеньор маг, вы меня слышите?! – повысила голос Гвениола.

– Женщина, ты не видишь, что я разговариваю? – холодно ответил Креол.

– Я тоже желаю с вами поговорить! Смею полагать, мое дело несколько важнее, чем пустая беседа с… с кем-то там!

– Я разговариваю с другим АРХИМАГОМ!!! – зарычал Креол, поворачиваясь к ней и мгновенно чернея лицом. – Почти столь же великим, что я сам!!! Ничего важнее этого нет и быть не может, безмозглая женщина!!!

Седые волосы старика в посохе всколыхнулись, сморщенные губы беззвучно зашевелились – он о чем-то спрашивал. Креол так же беззвучно ответил.

– Ваше высочество, оставьте его в покое, – утащила остолбеневшую от возмущения Гвениолу Ванесса. – Он занят, он работает. Когда Креол работает, трогать его нельзя – сначала поджарит, а уж потом спросит, чего надо. А… а что вы хотели ему сказать?

– Я решила назначить его своим фаворитом, – рассеянно ответила принцесса, нетерпеливо постукивая ножкой. – Он скоро закончит… свою ерунду?

– Кем-кем назначить? – подчеркнуто ласковым тоном уточнила Вон.

– Фаворитом! Вы не знаете, что это значит, маркиза?

– Примерно представляю… А вы хорошо подумали? Он, знаете ли, далеко не подарок… и блондинок не любит…

– Искупление Единого, маркиза, ну что вы несете? – поморщилась Гвениола. – Кого волнует такая ерунда?

Ванесса смерила ее долгим взглядом, сухо поджав губы. Потом решительно ухватила под локоток и повела за карету – подальше от посторонних глаз.

– Маркиза, куда вы меня волочите?! – сверкала глазами принцесса.

– Просто не хочу, чтобы ты приняла необдуманное решение…

За спотыкающейся Гвениолой Янтарновласой цепко следили черные хитроватые глаза. Логмир, присев на корточки, чистил пучком травы Рарог. Время от времени он пробовал лезвие подушечкой пальца, но не переставал пялиться на ларийскую принцессу.

– Учти, одноглазый, я ее первый увидел! – напомнил он устроившемуся на плече джинну. – Так что зеницу свою захлопни и в ту сторону не гляди, понял?

– Хех! Тебе тоже ничего не достанется! – фыркнул Хубаксис. – Она на хозяина запала, не понял, что ли? Они всегда на хозяина западают, а мне всегда от крысы хвост! Почему такая несправедливость, а?! Ну вот что у него есть такого, чего нет у меня?!

– Перечислить? – Логмир с трудом удержался, чтобы не заржать. – Ну ты, карлик одноглазый, просто черешню съел!

– Где мое стеклышко, где мое стеклышко?!! – истерично завизжал Хубаксис. – Я маленький, но злобный, я покусать могу!

– К знахарке тебе надо, – сочувственно посмотрел на него Логмир. – Голову полечить. Нет давно твоего стеклышка, разбили его.

Хубаксис грохнулся у него с плеча и начал ожесточенно пожирать траву. Время от времени он подскакивал, словно мячик, бился в корчах, пытался выломать собственный рог и пускал зеленоватую дурно пахнущую слюну. У крохотного джинна наступила ломка.

Лод Гвэйдеон наблюдал за этим с вежливым любопытством, одновременно поворачивая шампур. Оленина на глазах покрывалась золотистой корочкой. Индрак жадно облизнулся, принюхиваясь к ароматам.

Дэвкаци честно заработал будущий обед – он, как обычно, ходил за дровами. Правда, паладин просил принести всего лишь охапку хвороста, но Индраку и на этот раз показалось лениво собирать такую мелочь, так что он попросту выдернул с корнями старый вяз. Ветки отправились в костер, а часть ствола гигант приспособил себе вместо силового тренажера, делая теперь упражнения со штангой. Трехтонное бревно то резким рывком поднималось на вытянутых руках, то с грохотом швырялось на землю.

К костру подошла Моав. Сегодня у нее было хорошее настроение – она украсила волосы цветочным венком и слегка морфировала лицо, сделавшись более привлекательной. После нападения волков ошейник с нее все-таки сняли. Однако Креол предупредил, что если почует хоть что-нибудь нехорошее (а он сразу же почует!), прикончит в тот же момент. После того, как архимаг продемонстрировал колдунье черный посох с плененными душами ее собратьев, та стала необыкновенно тихой и робкой.

В руках Моав держала сонного зайца. Зверек подергивал розовыми ушками и недовольно шевелил хвостиком-помпоном.

– Взгляните, зеньор паладин, я приманила его Искусством… – игриво улыбнулась Моав, протягивая зайца лоду Гвэйдеону.

– Благодарю вас, – кивнул Генерал, забирая зверька и одним быстрым движением ломая ему шею. – Зайчатина очень хороша в рагу, если правильно приготовить, но на худой конец можно и просто поджарить… Вы умеете свежевать зайцев, ле… сударыня Моав?

– Вообще-то, на Серой Земле колдуны приравниваются к аристократии, – заметила та, уже успевшая узнать о обращениях, принятых на Каабаре.

– А на Каабаре они приравниваются к дерьму, – любезно ответил лод Гвэйдеон.

Моав вздохнула. Она уселась рядом с костром, задумчиво поглядела на спокойное и просветленное лицо паладина, и спросила:

– Зеньор рыцарь, почему вы ненавидите колдунов?

– Я вовсе не ненавижу их, сударыня Моав, – спокойно ответил паладин. – Я просто их убиваю.

– Но за что?

Лод Гвэйдеон только пожал плечами.

– За что крестьяне убивают полевок? За что кухарки убивают тараканов? За что дворяне убивают вшей? Сказано же в Астаро: «Колдовство есть один из первейших грехов, ибо исходит от Близнеца, разрушает добро и приносит вред окружающим людям». Убить колдуна – доброе дело, сударыня Моав.